Нехороший дом
Булгаков в свое время создал замечательный мем: «нехорошая квартира». Так как «Мастера и Маргариту» читали все, комментарии тут не нужны – каждый помнит, что в московской квартире по адресу Большая Садовая 302-бис завелась нечистая сила. И в книге все кончилось довольно скверно: квартира сгорела вместе с домом, да и Москве тоже досталось.
Ну так вот в Мюнхене был целый «нехороший дом». О нем, на самом деле, слышали все, но я пока называть его не буду, чтобы сохранить некую интригу. Как и у Булгакова, дом не виноват – просто в нем раз за разом селились очень странные жильцы.
«Нехороший дом» был построен в 1830 году французским архитектором Жаном Батистом Метивье. Если вы когда-нибудь интересовались мюнхенской архитектурой, то, без сомнения, слышали такие фамилии, как Кленце и Гертнер. Эти архитекторы создали облик современного Мюнхена. На фоне этих гигантов о Метивье, работавшем в то же время, обычно забывают.
А современный Мюнхен – это, в первую очередь, район Максфорштадт, созданный с нуля в начале XIX века по приказу первого короля Баварии Макса Йозефа, и доведенный до уровня «Афин на Изаре» его сыном Людвигом. Вот там, к востоку от площади Кёнигсплатц, Метивье и возвел будущий «нехороший дом».
XIX век – это период стремительного расширения Мюнхена. Возможно, это прозвучит для кого-то неожиданно, но Мюнхен долгое время был очень маленьким городом. Например, у него крохотный альтштадт (старый город). Расстояние от условного центра в виде Мариенплатц до трех бывших ворот – Карлстор, Изартор, Зендлигер Тор – примерно семьсот метров. Считается, что в этой коробочке Мюнхен существовал столетиями безо всякого роста. Расширение города началось лишь в XIX веке, когда новые районы строились ударными темпами, один за другим. Между 1801 и 1901 годами площадь города выросла раз так в десять. Почему в Мюнхене вокзал в центре города? А потому, что когда его строили, это была окраина. Тоже самое касается Терезиенвизе – огромного луга, где устраивают Октоберфест. Это сейчас он в центре, а в 1810 году он находился за городом, аж в километре от ворот Зендлигер Тор.
(Конспирологи и исторические ревизионисты уже могут начать задаваться вопросом, когда же на самом деле был основан Мюнхен, если даже в конце XVIII века там жило от силы сорок тысяч человек на трех квадратных километрах)
Первым жильцом «нехорошего дома» стал Карл Людвиг Лотцбек, проживший там до 1838 года.
О Лотцбеке на удивление мало данных, хотя он являлся заметным лицом в Баварии того времени. Например, Лотцбек был членом рейхсрата (верхней палаты баварского парламента) – т.е. сенатором, «пэром». Эта пожизненная должность, передававшаяся по наследству. Но известен Лотцбек был в первую очередь как состоятельный фабрикант – его семья разбогатела на табачном бизнесе; сам Лотцбек управлял одной из нескольких фамильных фабрик по производству нюхательного табака.
Ну и что тут «нехорошего»? А вот что: Лотцбек в тридцатые годы начал активно поддерживать политические силы, проложившие дорогу к революциям 1848 года. В немецкой литературе они известны под общим названием Vormärz-Bewegung; адекватного русского термина я не нашел, поэтому рискну придумать свой: «предмартисты». Они выступали за объединение Германии и упразднение немецких монархий, вдохновляясь идеалами французской революции.
Приведу характерный пример деятельности «предмартистов» в Германии вообще и в Баварии в частности. В мае 1832 года возле Гамбахского замка, расположенного в Баварском Пфальце – эксклаве на границе с Францией – прошел так называемый «Гамбахский фестиваль». На самом деле, это был полноценный политический митинг: с лозунгами, символикой и выступлением лидеров тогдашней оппозиции, но для минимальной маскировки мероприятие назвали «фестивалем». В общем, не «протест», а «прогулка» :-)
Накричавшись «Долой монархов!» и «Германия будет свободной!», люди разошлись по домам. Конечно, звучали предложения начать революцию прямо сейчас – особенно горячились студенты – но оппозиция не сумела договориться. :-) Трое из четырех организаторов «фестиваля» сочли за благо покинуть страну, четвертый (публицист Иоганн Вирт) – остался и получил «двушечку».
(Видите, как жестоко сатрапы-Виттельсбахи наказывали за призывы к госперевороту и за то, что сейчас в просвещенных странах называется domestic terrorism? Последнее, кстати, не фигура речи. Уже через год случилась первая попытка устроить общегерманскую революцию – вооруженное нападение на полицейский участок во Франкфурте, поэтому следующий Гамбахский фестиваль был пресечен войсками на корню)
Вот этим славным людям богатый фабрикант Лотцбек, известный своими либеральными взглядами, оказывал всяческую поддержку, в том числе и финансовую. В принципе, можно пожать плечами и спросить «А что тут такого?». Как говорится, «у каждого барона своя причуда».
(Лотцбек, кстати, был бароном – т.е. фрайхерром)
Проблема в том, что это не единичный случай, а, фактически, семейная традиция. Чтобы разобраться в мотивах Лотцбека, решившего бороться с баварской монархией, очень полезно подробнее задержаться на его семье – раз уже про самого Лотцбека информации кот наплакал.
Отцом Карла Людвига Лотцбека был Карл Людвиг Лотцбек-старший. Лотцбеки – это почтенное семейство из Бадена (т.е. с французского пограничья), занимавшееся торговлей льном и коноплей. Лоцбек-старший решил расширить сферу деятельности и переключился на табак, основав в родном баденском городе Ларе фабрику по производству нюхательного табака.
В этот момент маленький Дмитрий Евгеньевич внутри меня говорит:
- А ведь это автоматически означает, что Лотцбеки имели тесные связи с Англией. Торговля табаком во второй половине XVIII была де-факто монополизирована шотландскими (т.е. британскими, к чему эти ужимки?) купцами. Табачок для своей фабрики Лотцбек-старший мог покупать только у британцев.
И действительно, во время Наполеоновских войн и континентальной блокады поставки табака на фабрику Лотцбека-старшего прекратились. Катастрофа! Разорение! «Горе! Страх, петля и яма».
Но Лотцбек-старший не разорился. Объясняется это совершенно умопомрачительным образом. Оказывается, лишившись поставок, Лотцбек-старший начал… развивать выращивание табака в родном Бадене. Раздавал крестьянам семена и саженцы, публиковал брошюры о том, как правильно выращивать заморскую культуру; в общем – нес культуру табаководства в массы. И поэтому не обанкротился, а благополучно пережил Наполеоновские войны и даже расширил бизнес. Чудо!
А вот другой фрагмент семейной истории Лотцбеков. Идею заняться табачным бизнесом Лотцбеку-старшему подал некий Иоганн Мартин Ламей: скромный юноша из Гамбурга, женившийся на его сестре. Породнившись с Лотцбеками, Ламей развернул самую бурную деятельность по переориентированию их бизнеса с конопли и льна на более перспективный табак.
Ламей отличался крайней непоседливостью. Например, еще до свадьбы с сестрой Лотцбека-старшего, он совершил длинное путешествие по Европе, особое внимание уделив Пруссии, Прибалтике и Польше. Считается, что это была «деловая поездка» для обзаведения полезными торговыми контактами. Так-то оно так, только именно в этот момент шла Семилетняя война, а юный коммерсант разъезжал по районам, где велись самые активные боевые действия. В письмах домой Ламей со смехом рассказывал о зашитых в подкладку бриллиантах «для важного дела», а также встречах с «особыми персонами», одной из которых, например, был Фридрих Великий. Какой же это коммерсант? Это натурально Джеймс Бонд.
Предположу, что читателю про семейство Лотцбеков все уже понятно, но я позволю себе еще пару штрихов. У шустрого Ламея был сын Август, публицист и юрист. Его биография довольно показательна. В 1789 году он горячо поддержал французскую революцию, выдав целый сборник восторженных стихотворений в поддержку «равенства и братства». Ладно, ладно, ему было 17 лет, глупо осуждать молодость за романтизм и идеализм. Но потом Ламей-младший переехал в Париж и сделал карьеру при Наполеоне. Карьера заключалась в том, что он занимался сбором налогов на оккупированных Францией территориях Германии; то есть, в глазах немцев Ламей был натуральным коллаборационистом с белой повязкой. Сам Ламей это прекрасно понимал, потому что после поражения Наполеона тут же убежал из Германии в Париж (через проанглийский Гамбург ;-). До конца своей жизни Ламей-младший избегал появляться в Германии, однако жил и работал на самой границе с ней – в Страсбурге, то есть, в непосредственной близости от центра активности «предмартистов» в Бадене и баварском Пфальце. Ground zero «предмартистов», как вы понимаете, располагался именно в баденском Ларе; там, где у Лотцбеков была главная табачная фабрика и вообще семейное гнездо.
(Там же, в Ларе, родился и один из организаторов Гамбахского фестиваля Филипп Якоб Зибенпфайфер. Видимо, в Шварцвальдском лесу климат такой)
Вот из такой интересной семьи происходил первый квартирант «нехорошего дома» Карл Людвиг Лотцбек. Прежде чем перейти к следующим жильцам, немного расскажу, как шли дела у Лотцбеков во второй половине XIX века. Ведь своим успехам они были обязаны исключительно себе, а не какой-то гипотетической иностранной поддержке?
После того, как вымерло второе поколение табачных фабрикантов – то есть, Карл Людвиг и его брат Фердинанд, дела у успешного предприятия пошли на спад. Хотя, казалось бы: на дворе индустриализация, расширение производств, стремительный рост рынков. Однако к 1900 году в компании числилось лишь сто человек персонала. Окончательно наследие Лотцбеков раздавила Первая мировая война… правильно, отрезавшая производство от поставок сырья. Интересно, почему рецепт столетней давности с раздачей табачных саженцев не сработал в этот раз?
Более того, потомки того же Карла Людвига оказались как-то не заинтересованы в развитии дедушкиного проекта. Руководить табачным бизнесом взялся не сын Карла Людвига Ойген, а его кузен.
(Кстати, в биографии Ойгена есть момент, доказывающий, что Лотцбеки, конечно, не считали себя баварцами – или чем-то обязанными Баварии. Карл Людвиг отправил Ойгена учиться в Бонн, где тот в 1866 году стал членом студенческого корпуса «Боруссия Бонн». Это был стопроцентно прусский студенческий клуб; достаточно сказать, что в него через двенадцать лет войдет будущий кайзер Вильгельм II. Другими его членами были правители пропрусски настроенных немецких земель, включая великого герцога Баденского. О такой мелочи, как сын Бисмарка можно даже не упоминать. И показательно, что Ойген вступил в прусский студенческий клуб как раз в разгар конфронтации Баварии и Пруссии – в том же году началась Австро-прусская война)
Но, повторюсь, Ойген все же был заметной фигурой: как и отец, входил в Рейхсрат и участвовал в баварской политике. Правда, членом Рейхсрата он являлся лишь четырнадцать лет, с 1875 по 1889. Потом его оттуда выгнали (довольно редкая вещь), заявив, что герр Лотцбек страдает от психического расстройства. Чувствуется знакомый стиль принца-регента Луитпольда, который за три года до этого таким же образом сбросил с трона своего племянника Людвига II. «Психически больной» Ойген, кстати, прекрасно прожил аж до 1922 года.
А вот его сын, Ойген-младший, запомнился лишь как наездник. Служил преподавателем в кавалерийской школе, в 1928 году получил золотую медаль на Олимпийских играх в командном зачете по выездке. В индивидуальном состязании занял одиннадцатое место. Видимо, Лотцбеки показывают себя только как командные игроки. Есть рядом «Ламей» – будет успех и процветание. Нет «Ламея» – начинается сплошной Томас Манн. «История гибели одного семейства».
***
10.09.21
После Лотцбека в «нехорошем доме» поселился маркиз Фабио Паллавичини, сардинский посол в Баварии. Об этом достопочтенном сеньоре тоже до обидного мало данных. Но, как и в случае с Лотцбеком, можно обратиться к его семье – благо, она очень большая. Подобное не спрячешь. Ведь Паллавичини – это огромный и очень влиятельный род аристократов, владевших землями на севере Италии. Такое географическое положение привело к тому, что они стали аристократией не только итальянской, но и австрийской. Похожая ситуация, если вы помните, была у чуть менее благородного, но столь же занимательного рода Хоэнэмс; правда процесс диффузии шел в обратную сторону – из Тироля в Италию.
Самых разных Паллавичини вы можете встретить в самых неожиданные местах. Есть Паллавичини-кардиналы, Паллавичини-дипломаты, Паллавичини-альпинисты, Паллавичини-художники, Паллавичини-коммунисты-и-одновременно-герои-венгерского-восстания-1956-года…
Если последнее вам показалось странным, то вы просто не знаете Паллавичини. «А вы поезжайте в Италию и спросите». Ведь бывает еще и не такое :-)
Вот, помню, кто-то посмеивался над размышлениями Михаила Каина о «Еврохалифате». Дескать, ха-ха, что за конспирологическое теоретизирование, такого нет и быть не может. Знакомьтесь, Яхья Серджио Яхе Паллавичини, евроимам миланской евромечети и вице-президент Comunita Religiosa Islámica. Это не персонаж «Бюро легенд», а реальный человек.
Сеньор Паллавичини, как вы дошли до жизни такой? Дело в том, что батюшкой Серджио-эфенди был Абд аль-Вахид Паллавичини, урожденный Феличе. Родился в Милане в 1926 году, учил медицину. Ничто не предвещало. Как вдруг!
Как вдруг ему на глаза попались труды швейцарского философа Титуса Буркхардта (представителя другого почтенного семейства). Против Буркхардта защиты нет, так что в 1951 году «духовные поиски привели Феличе к принятию ислама». После этого он посетил Сингапур, где ему выдали разрешение на создание своего генонического кружка. СубханаЛлах!
(*голосом диктора из «Звездного десанта»* Would you like to know more? Погуглите, кто такие Рене Генон и Иван Агуэли)
Затем Феличе принялся активно развивать «несуществующий» евроислам. Темпы сеньор Абд аль-Вахид взял самые высокие: он основал Институт исламоведения (IHEI) в Лионе и Академию межрелигиозных исследований (Accademia ISA) в Милане. Кроме того, он же является создателем той самой организации Comunita Religiosa Islámica, которой сейчас руководит его сын Серджио. В общем, в Милане все спокойно, евроислам в надежных руках. МашаЛлах, сеньоры! Будет Eврохалифат, будет, se Dio vuole!
Конечно, «имамы» Паллавичини – это карнавализм, в XIX веке люди еще ходили застегнутыми на все пуговицы. Но, думаю, ход моих мыслей вы поняли. Речь идет о профессионалах, которым ставят задачи, и они эти задачи решают.
Какую же задачу поставили второму обитателю «нехорошего дома» Фабио Паллавичини? В принципе, догадаться можно: достопочтенный сеньор принял самое живое участие в мюнхенских событиях 1848 года, когда король Баварии Людвиг I был вынужден отречься в пользу своего сына Максимилиана.
События эти описываются так. В 1846 году шестидесятилетний Людвиг влюбился в «испанскую» танцовщицу Лолу Монтес. Он начал засыпать ее деньгами, подарил особняк в центре города и даже выписал титул графини. Министры недовольно качали головами, в народе пошли нехорошие толки, в королевской семье начался тихий скандал. Сама Монтес вела себя крайне вызывающе – например, демонстративно встречалась с председателем студенческого ферайна Элиасом Пейснером и рядом других студентов. В общем, сплошной Бони Эм.
He ruled the Russian land and never mind the Czar
But the kazachok he danced really wunderbar.
В феврале 1848 года в Мюнхене начались студенческие волнения – молодежь не поделила Лолу. Чтобы пресечь их, король был вынужден временно закрыть университет и исключить всех студентов, не проживавших в столице. Лола Монтес получила высочайшее повеление покинуть Мюнхен, что она и сделала. В целом конфликт удалось погасить.
(Монтес в итоге уехала в США. Показательно, что туда же сбегали преследуемые в Германии «предмартисты», а также многие деятели революции 1848 года. Конечно, это можно трактовать как естественное желание оказаться подальше. «С Оклахомщины выдачи нет». С другой стороны, англичане люди бережливые и при любой возможности используют агента второй раз. Ресурсы – в т.ч. и людские – нужно беречь. Ведь планета у нас одна)
Однако в начале марта в городе произошла попытка вооруженного восстания – толпа разграбила цейхгауз и пошла на штурм резиденции. Восставших удалось отвлечь бесплатным пивом, но под давлением министров Людвиг подписал так называемую Мартовскую прокламацию, обещавшую ряд либеральных реформ, а также трансформацию Баварии в полноценную конституционную монархию. Вроде бы, Людвигу опять удалось сманеврировать, общественное мнение в Баварии было полностью на его стороне.
Но уже 16 марта по Мюнхену проносится слух, что Лола Монтес вернулась в город. В городе снова начинаются беспорядки и бунты, уже на порядок сильнее предыдущих. «Не видя иного выхода», Людвиг отрекается от престола в пользу сына.
Самая бросающаяся в глаза деталь Мартовской революции в Мюнхене – ее абсолютная необоснованность. Чем были недовольны люди? «Танцовщицей Лолой Монтес». И пиво еще подорожало. Возмутительно. Как следствие, власть взяла курс на либерализацию. А как связаны либеральные реформы и Лола Монтес? ¯\_(ツ)_/¯
Впрочем, не будем сильно уклоняться от темы. Речь-то шла про сеньора Паллавичини. Хотя… Вам же, наверное, интересно, кто такая эта Лола Монтес, из-за которой в Баварии аж целый король отрекся?
Если вы немного интересовались темой, то, конечно, знаете, что «испанка Монтес» – никакая не Монтес и не испанка. На самом деле она Элиза Розанна Гилберт, ирландка. Но это тоже неправда. «Ирландкой» ее называют из островного кокетства, дескать, «это не наше». Ваше, ваше. Элиза родилась в семье английского военнослужащего и дочери крупного ирландского землевладельца и политика. С настоящим замком, местом в ирландском парламенте и генеалогией уровня герцогов Мальборо – то есть, речь идет не об ирландце, а потомке английских колонистов. Вскоре после рождения Элизы ее родители переехали в Англию. Так что если «Лола» – ирландка, то Илон Маск – зулус.
Но и это еще не все. Дело в том, что точная дата и место рождения Элизы неизвестны. Например, долгое время считалось, что она родилась в 1818 году в Лимерике. Но в конце девяностых вдруг появились «новые данные», так что теперь пишут, что Элиза появилась на свет в 1821 году в деревне Грейндж, то есть – сильно севернее, фактически на границе «английской» Ирландии и «ирландской» Ирландии.
Кроме того, малышка рано осталась без отца. В 1823 году его отправили в Индию, где тот скоропостижно скончался от холеры. Мать Элизы познакомилась там с лейтенантом Патриком Крейги, который, беспокоясь о будущем бедной девочки, посоветовал отправить ее назад в Великобританию. Так и сделали – Элизу отдали на попечение отцу Патрика, жившем в шотландском Монтрозе. Когда Элизе исполнилось десять лет, ее записали в интернат для девочек, которым владела сестра ее отчима.
Итак, Лола Монтес – это человек неизвестного происхождения, которая шла по рукам как Оливер Твист. Папа есть, но он умер. Мама есть, но она с ней не живет. Дата и место рождения плавают.
А главное – взгляните на портреты Лолы. Везде изображена жгучая брюнетка с неясным цветом глаз. Именно так и должна выглядеть типичная ирландка, не так ли? Кстати, отец ее отчима – тот, который жил в Монтрозе – ворчливо называл непоседливую Лолу «индийской девчонкой» и жаловался, что та бегает по улицам голой.
– Как хорошо! – сонно сказал Маугли. – А в человечьей стае в это время, помню, ложились на жесткое дерево внутри земляных ловушек и, закрывшись хорошенько со всех сторон от свежего ветра, укутывались с головой затхлыми тряпками и заводили носом скучные песни. В джунглях лучше!
Конечно, бедному Маугли после Индии в Шотландии было бы уныло. Много затхлых тряпок и сплошное «Боже, храни короля»
Ну и так далее. У Лолы Монтес весьма пестрая биография, но тут достаточно иметь представление о ее происхождении и детстве, чтобы понять, что «Скандал в Богемии Баварии» случился не от сырости. Монтес работала много и упорно. С Фридрихом Вильгельмом или Николаем I не получилось, а вот с Людвигом – очень даже. И, конечно, крайне сомнительно, что речь шла о частной инициативе миссис Гилберт.
В чем же заключалась роль обитателя «нехорошего дома» Фабио Паллавичини? А тот, как представитель консервативных католических сил (сеньор Паллавичини, кстати, был иезуитом) изображал трогательное беспокойство за будущее баварской монархии. Он активно и во всех подробностях описывал, какое ужасающее падение нравов происходит буквально на наших глаза. Бавария стоит у последней черты! Короля загипнотизировали!
Поэтому во всех работах, изучающих «Дело Монтес», Паллавичини называют ее «противником». Ведь он же был против. А если где-то и приврал, описывая взаимоотношения короля и танцовщицы – то это только ради блага Баварии, чтобы люди поскорее поняли, как серьезно сложившееся положение.
Как я упомянул, Людвига смыло третьей волной революции – абсолютно немотивированной, когда уже был улажен вопрос с Монтес, а также обещаны либеральные реформы. Просто по Мюнхену прошел слух, что Монтес тайно вернулась в город. «Тайно» означает, что реально ее никто не видел. Кто же, интересно, пустил этот слух?
Два года назад я рассказывал об австрийской принцессе Марии Леопольдине, которая не дала баварскому курфюрсту Карлу Теодору завести законного наследника. Престол пришлось передать дальнему родственнику из Дё-Пона Цвайбрюккена. Этим родственником, как вы помните, был Макс Йозеф – первый король Баварии и отец Людвига. Сам Людвиг к Марии Леопольдине относился с большим уважением, например, в 1845 году он публично поблагодарил ее за «спасение трона». Она к этому времени уже была замужем второй раз – за графом фон Арко.
Так вот, сеньор Паллавичини был весьма в близких отношениях с детьми Марии Леопольдины. Его сестра вышла замуж за старшего сына Марии, Алоиса, а сам Паллавичини тесно общался с ее младшим сыном Максимилианом, графом фон Арко-Циннебергом. Про него рассказывают такой курьезный случай: оказывается, у графа Максимилиана был точно такой же экипаж, как и у Лолы Монтес. Это приводило к разным досадным недоразумениям – например, мюнхенцы, возмущенные поведением королевской фаворитки, как-то раз закидали его навозом. Подробности произошедшего 16 марта известны плохо, но вполне может быть, что по улицам Мюнхена проехала некая приметная карета, а Паллавичини еще раз разъяснил ситуацию для самых непонятливых.
- Простите, Холмс, вы хотите сказать, что в марте Монтес в Мюнхене не было?
- Ну да. Это вполне возможно.
- Но ведь есть же неоспоримые свидетельства ее пребывания в баварской столице в тот момент!
- Это какие например?
- Окурок, Холмс! Окурок Лолы Монтес!
Да, действительно. Что-то я увлекся домыслами и конспирологией. Ведь осталась бесценная реликвия – окурок Лолы Монтес. Его сохранил для истории все тот же граф фон Арко-Циннеберг, страстный коллекционер. Пишут, что он взял его на память о Мартовской революции и отречении монарха – то есть, едва ли это произошло в феврале. Правда, дальше идет какая-то путаница: то он его забрал из дома Монтес, то подобрал прямо с мостовой, когда она садилась в карету, но не будем забивать себе голову. Люди вон его экипаж с каретой Монтес постоянно путали, так что граф Максимилиан тоже имел право на ошибку.
Вот так. В Баварии произошла революция, король был вынужден отречься. Почему это произошло? К задающему такие вопросы с одной стороны подходит Фабио Паллавичини и рассказывает про «Ра-ра-распутин». С другой – заходит граф фон Арко-Циннеберг и предлагает посмотреть на окурок.
(В 1850 году Арко-Циннеберг неожиданно продал свой замок Циннеберг – фактически, фамильное гнездо. Кому? Сеньору Паллавичини, конечно. Видимо, были какие-то непогашенные обязательства)
Следующий жилец «нехорошего дома» рушит мою стройную схему, потому что ничего предосудительного за ним не замечено. Он не помогал революционерам и не способствовал свержению монархов. Впрочем, я ловко выкручусь, напомнив, что в «нехорошей квартире» кроме нечистой силы жили – пусть и недолго – Берлиоз и Лиходеев.
Итак, в 1866 году особняк приобрел придворный фотограф Йозеф Альберт. Фотографировал он, понятное дело, Людвига II, который довольно кончил довольно скверно. Я уже немного касался этой истории и не хотел бы повторяться; более же подробный рассказ увел бы повествование слишком в сторону. Отмечу только две детали.
- Полив Людвига II грязью шел по той же схеме, что и его деда, Людвига I. «Ха-ха, король дурак, пишет стихи, строит дворцы». Допустим, что дворцы уродливые, а стихи ужасные. Но как это связано с управлением страной? Бавария процветала, что при одном Людвиге, что при другом. Но смотреть на экономические показатели неинтересно, куда приятнее обсуждать, что «Николашка убил кошку».
- В обоих случаях (отречение Людвига I и убийство Людвига II) заметную роль играл принц Луитпольд, сын Людвига I. В случае с Людвигом II все более-менее на поверхности – после того, как тот «утонул» в Штарнбергском озере, Луитпольд де-факто занял баварский трон. Деятельность Луитпольда в 1848 году видна не так четко. Тем не менее, точно известно, что Луитпольд тесно общался с переживающим за баварскую державу Паллавичини – дети сардинского дипломата сопровождали Луитпольда во время путешествия по Ближнему Востоку в 1846-1847 годах. Кроме того, именно Луитпольд организовал визит делегации трудящихся, «возмущенных Лолой Монтес», к Людвигу в 1848 году.
А что фотограф Альберт? А он умер в мае 1886 года. Как говорится, «умер и умер» – 61 год все-таки. Вполне может быть, что обошлось без посторонней помощи. Еще через месяц скончался его главный клиент – Людвиг II. Не думаю, что тут есть какая-то связь, но, учитывая «естественность» причин смерти Людвига, совсем исключать что-то нехорошее нельзя.
Довольно показательно, что из всех обитателей «нехорошего дома» в XIX веке, именно у «мимокрокодила» Альберта наиболее подробно изучена биография. Сразу видно, что человек случайный. Купил на свою голову домик на индейском кладбище.
В 1878 году Альберт продал «нехороший дом» английскому купцу и промышленнику Ричарду Барлоу. С этого момент особняк, который раньше называли по имени архитектора («Дворец Метивье»), становится известен как «Дворец Барлоу».
(А читатели, скорее всего, уже окончательно поняли, о каком здании идет речь)
Как вы, наверное, догадываетесь, информации о почтенном Ричарде Барлоу тоже нет. Мраком неизвестности покрыта и жизнь его сына Уильяма, который жил в «нехорошем доме» до 1919 года. Был какой-то промышленник, занимался текстильным производством. Англичанин. Наверное, в пять вечера чай пил. Гулял в Английском саду и думал об Англии.
Но совсем опускать руки мне как-то неловко – взялся рассказывать, значит рассказывай. Поэтому мы поступим так же, как и в случае с Лотцбеком и Паллавичини: посмотрим, как шли дела у родственников. Применим, так сказать, дедукцию, чтобы на основе общего сделать выводы о частном.
Насколько можно судить, Ричард Барлоу родился в городе Рочдейл к северу от Манчестера, то есть – в мировом центре текстильной промышленности. Похоже на правду. Так же известно, что в окрестностях Манчестера существовала богатая и влиятельная семья текстильных промышленников Барлоу. Конечно, есть вероятность, что речь идет о двух разных семьях, которые всего лишь были однофамильцами и – ну так совпало – занимались одним и тем же бизнесом, но это плохая, неинтересная догадка. Поэтому будем исходить из того, что мюнхенские Барлоу – это те самые манчестерские Барлоу.
Чтобы не растекаться простыней текста, дам кратенькие, конспективные данные на почтенное семейство. У кого требовать полную версию, вы знаете сами :-)
Патриархом манчестерского рода является промышленник Джеймс Барлоу, родившийся в 1821 году в деревне Эдгворт, тоже к северу от Манчестера. А вот его дети:
- Сэр Томас Барлоу, баронет. Личный врач королевы Виктории, Эдуарда VII и Георга V. Прожил 99 лет (1845 – 1945). Сверхчеловечище.
- Энни Барлоу (1863 – 1941). Египтолог. Городок Болтон, где ее батюшка два года был мэром, до сих пор гордится огромной коллекцией египетских редкостей, заботливо собранных для английского народа доброй тетушкой Энни.
Тут, как мне кажется, уже можно и остановиться. Но я сделаю еще пару штрихов. У сэра Томаса Барлоу ведь тоже были дети. Вот два самых интересных:
- Сэр Алан Барлоу, баронет. Был женат на внучке Чарльза Дарвина. Собрал внушительную коллекцию предметов китайского искусства (она так и называется: «Коллекция Барлоу»). Выставляется в музее Эшмола при Оксфордском университете.
- Сэр Томас Далмахой Барлоу, банкир, историк, и, конечно же, коллекционер. Чем он хуже брата?
Как говорится, льва узнают по когтям. И наоборот, когда перед нами лев, разумно предположить, что у него есть когти. То есть, если мюнхенский Ричард Барлоу был хотя бы вполовину тем самым Барлоу, то речь идет о весьма непростом человеке. И едва ли его деятельность в Германии ограничивалась текстильным бизнесом.
По некоторой информации, сын Ричарда Барлоу – Уильям – родился в Санкт-Петербурге. Если это правда, то получается, что Барлоу-старший предпринимал достаточно длительные поездки в Россию. Как вы помните, у Дмитрия Евгеньевича была некая теория о роли английских текстильных промышленников в российском обществе XIX века.
В 1919 году Уильям уезжает из Мюнхена (если мои сведения верны, то он перебрался на север, в Ансбах). В это время Дворец Барлоу становится проходным двором – его сдают как частным лицам, так и фирмам, отследить всех съемщиков невозможно. Спустя девять лет Уильям умирает. Его вдова, Элизабет Штефани переезжает назад в мюнхенскую резиденцию. Но уже в том же году выставляет «нехороший дом» на продажу.
Изначально купить Дворец Барлоу собирался сам Мюнхен, но из-за кризиса 1929 года сделка не состоялась. Однако покупатель на дом все равно нашелся. 26 мая 1930 года особняк на Бриннер-штрассе 45 (сейчас – 34) был куплен национал-социалистами за 800 тысяч золотых марок; в нем разместили штаб-квартиру НСДАП, а само здание после реконструкции архитектором Паулем Людвигом Троостом стали называть «Коричневый дом».
Последние годы существования «нехорошего дома» более-менее задокументированы, поэтому я обращу внимание лишь на несколько интересных фактов.
На вопрос, откуда у нацистов такие деньги, обычно отвечают, что их спонсировали немецкие промышленники. Кроме того, у национал-социалистов были едва ли не самые высокие членские взносы среди немецких партий того времени. Соответственно, на покупку нового здания для штаб-квартиры скинулись сами трудящиеся (с них собрали внеочередной взнос в две марки), ну и немного помогли промышленники Флик и Тиссен.
(Правда, тут арифметика все равно не бьется. В 1930 году членами НСДАП были примерно 130 тысяч человек. Допустим, особо сознательные генносен надонатили оппозиционсфюреру больше двух марок. Но даже в этом случае собрать хотя бы половину суммы – уже подвиг)
Источник финансирования НСДАП – довольно интересная тема, к которой я как-нибудь вернусь. Период 1928-1933 там еще более-менее правдоподобен, а вот о раннем этапе внятной информации минимум. Чтобы понять, с чем это связано, посмотрим, как именно национал-социалисты купили Дворец Барлоу.
«Нехороший дом» после покупки перешел не в собственность НСДАП – его приобрело Национал-социалистическое рабочее объединение (Nationalsozialistischer Deutscher Arbeiterverein e.V., т.е. – NSDAV. «НСДАФ», если сохранять традицию транслитерации). НСДАФ было создано еще в 1920 году как юридическое лицо, представляющее интересы НСДАП и распоряжающееся ее имуществом. Первой задачей НСДАФ стала покупка издательства «Франц-Эер-Ферлаг» (Franz-Eher-Verlag). Именно там выходила газета «Фёлькишер Беобахтер», а также была напечатана «Майн Кампф».
С 1925 года реальным руководителем НСДАФ был Франц Ксавьер Шварц, через которого проходили все финансовые потоки объединения, а, значит, и партии. Именно Шварц организовал покупку особняка у вдовы Барлоу. С 1931 года казначей Шварц ведет все финансовые дела партии, через него проходит каждый рейхспфенниг.
Так что подробно рассказать, откуда у нацистов деньги, мог только Шварц. И он, наверное, рассказал? Ведь в мае 1945-го его взяли в плен американцы и весьма интенсивно допрашивали на протяжении двух лет. Но информации из него вытащили мало – американцы жаловались, что Шварц ни черта не помнит и постоянно жалуется на возраст. Хотя буквально за несколько месяцев до ареста «дряхлый старичок» прекрасно вел нацистскую бухгалтерию, оперируя огромными суммами. «Конец немного предсказуем»: в 1947 году у Шварца, размещенного в лагере для военнопленных под Регенсбургом, вдруг заболел живот, после чего тот скоропостижно скончался.
Вот такая история. «В черно-желтом городе стоял коричневый дом…». В качестве эпилога немного затрону послевоенную историю «нехорошего особняка».
Во время бомбардировок Мюнхена Коричневый дом сильно пострадал. Тем не менее, восстанавливать его не стали – в 1947 году он был снесен. И это довольно странно.
Ну как же, воскликнете вы. Денацификация же. Германию освободили от коричневой чумы, и символы бесчеловечной диктатуры были закономерно пущены на слом.
Понимаете, какое дело… Я не буду указывать на фиктивность денацификации в послевоенной Германии (особенно в английской зоне оккупации :-), но даже при разборе одного-единственного случая Коричневого дома вылезет много вопросов.
Придя к власти, нацисты объявили Мюнхен «Столицей движения» (т.е. «Колыбелью революции») и начали активно его перестраивать. Обербургомистром города в 1933 году стал Карл Филер, у которого были поистине наполеоновские планы по изменению облика Мюнхена. Например, он всерьез хотел возвести на площади у вокзала огромный национал-социалистический монумент (учитывая почти полное отсутствие вкуса у нацистов, страшно даже представить, как это могло выглядеть). До вокзала руки Филера не дотянулись, зато нацисты успели «улучшить» площадь Кёнигсплатц. Там возвели Храмы почета в честь погибших участников путча 1923 года, а также Административное здание НСДАП и Фюрербау.
(Последние два, на мой взгляд, ужасно уродливы и сильно портят ансамбль Кёнигсплатц)
Кроме того, возле южной оконечности Английского сада был построен Дом германского искусства.
Как вы думаете, что из этого было денацифицировано? Ну, Храмы почета, понятное дело, снесли – все же нацистское капище в центре города это как-то перебор. А Административное здание НСДАП? А Фюрербау? Может Фюрербау хотя бы переименовали?
Не-а. Все стоит, ничего не тронули. С Фюрербау пылинки сдувают. Там сейчас Мюнхенская высшая школа музыки и театра, внутри – полный порядок. Только конференц-зал, где подписали Мюнхенское соглашение, переделали в концертный (с отличной акустикой, доложу я вам).
То есть, в рамках архитектурной денацификации были уничтожены Храмы почета (вопросов нет) и Коричневый дом, который виноват лишь в том, что в нем 15 лет находилась штаб-квартира НСДАП. Сам особняк, как вы помните, был построен еще при Людвиге I, когда и Гитлеров-то никаких не было – только Хидлеры и Хюттлеры. Т.е. наступил 1993 год, и в Москве взорвали Большой театр, потому что там проводились коммунистические съезды.
Но, может быть, Коричневый дом все-таки снесли заслуженно? Ну не было у людей сил терпеть здание, оскверненное нацистами.
А почему же тогда не тронули прежнюю штаб-квартиру НСДАП на Шеллингштрассе? Дом номер 50, где на протяжении пяти лет (1925-1930) заседали нацисты, стоит как новенький. Там даже имперский орел над входом остался, правда, без головы и свастики (идеальный символ «денацификации по-американски»).
Думаю, что особняк на Бриннер-штрассе снесли именно потому, что он был «нехорошим домом». Знаете, как в Варкрафте – чтобы победить демонов, нужно уничтожить портал, откуда они лезут. Сто с лишним лет вокруг Дворца Метивье царила какая-то чертовщина, вот американцы и решили не рисковать.
Очень показательно, что участок, где стоял Коричневый дом не застраивался почти 65 лет. В 2012 году наконец начали строительство Центра документации национал-социализма (хорошее название!). Получилась огромная бетонная коробка, которой портал в ад и придавили.
(Когда строительство только начали, просочились слухи о каких-то нехороших находках под разрушенным домом. Упор, разумеется, делался на нацистское прошлое особняка – дескать, «многого мы еще не знаем» о том, чем там Гитлер&Co занимались в подвале. Но вообще-то дом был «нехорошим» еще за сто лет до Гитлера. Что бы нацисты в подвале не вытворяли, едва ли бы это сильно удивило Барлоу, Паллавичини или Лотцбека)
***
23.09.21
Чуть не забыл: у «нехорошего дома» был брат-близнец, стоявший буквально через улицу. Назывался он… «Дворец Лотцбек». Помните спортсмена-наездника Ойгена, внука Карла Лотцбека-младшего? Вот он жил там.
А какова история этого особняка? Вы будете смеяться, но почти такая же:
- В начале XIX века его возводит архитектор Карл фон Фишер, столь же малозаметный на фоне Кленце и Гертнера, как и Метивье.
- Первым владельцем становится барон Франц Вильгельм фон Асбек, генеральный комиссар по делам округа Нижний Майн (северо-запад Баварии). Особняк долгое время носит его имя: «Дворец Асбек».
- В 1835-1849 годах там располагается резиденция французского посла – барона Поля Шарля Амабля де Бургуэна. Большого друга Тютчева, кстати.
- Потом собственником особняка становится Фердинанд фон Лотцбек: брат того Карла, что жил в «нехорошем доме» напротив.
- Особняк перестраивают. С этого момента он известен как «Дворец Лотцбек», что вносит некоторую путаницу – ведь многие еще помнят, что раньше так назывался «Дворец Барлоу».
- Как минимум до 1931 года недвижимость находится в собственности семьи Лотцбек. Но после прихода к власти нацистов, там с комфортом располагается уже знакомый нам казначей НСДАП Франц Ксавьер Шварц, а также ряд ведомств, связанных с телекоммуникациями и печатью.
- Особняк получает повреждения из-за бомбежек, но не восстанавливается, а сносится. Потом общественность будет чесать в затылке – как же так получилось, что из 36 зданий, возведенных Карлом фон Фишером, не сохранилось практически ничего? Между прочим, дом самого Фишера снесли нацисты, чтобы возвести один из Храмов почета.
- И, наконец, остатки «Дворца Лотцбек» тоже утаптывают бетонной коробкой – «Америка-хаусом», американским культурным центром. Изначально «Америка-хаус» располагался в Фюрербау, где заокеанские освободители организовали курсы перевоспитания для «нацистских немцев из нацистской Германии». В пятидесятые американцы согласились переехать, так что для них построили отдельное здание. Довольно забавно, что одного из архитекторов звали Карл Фишер.
We're all living in America
Amerika ist wunderbar
Как говорится, repetitio est mater studiorum. Один «нехороший дом», гм, хорошо, а два...
А мораль тут такая – не стоит недооценивать малоизвестных архитекторов. Они построят, а вам потом с этим жить :-)