Демократия и договоры
Чем ближе выборы в баварский ландтаг, тем экспрессивнее выражаются кандидаты. «Зеленые», например, решили зайти с козырей и предложили ни много ни мало раскулачить Виттельсбахов. А то пока одни в семи замках расселились, и штанов у них сорок пар, другим электронов старенькую БМВ зарядить не хватает.
Предложение «Зеленых» удивления, конечно, не вызывает – какие еще могут быть предложения у социалистической партии? Только отнять и «поделить». Просто забавно, что прозвучало оно именно в этом году, ровно через сто лет после создания «Компенсационного фонда Виттельсбахов», WAF.
Как вы помните, монархия в Германии перестала существовать в 1918 году; в феврале следующего года Рейх официально стал республикой. Но в силу неоднородности Германии (и вообще условности такого понятия, как «Германия»), процессы во входивших в нее государствах шли по-разному. Например, в Баварии новым властям пришлось договариваться с бывшим королевским домом Виттельсбахов, чтобы урегулировать имущественные вопросы. Сначала, разумеется, бородатые социалисты, десантированные из Берлина, с революционной прямотой просто конфисковали всю собственность коронованных извергов. Однако после того, как прытких революционеров наконец перестреляли, начался содержательный диалог между властями бывшими и властями новыми; диалог построенный на документах и договоренностях, а не цитатах из британского фентези.
Виттельсбахи напомнили, что в начале XIX века – когда было создано королевство Бавария – монархия заключила с молодым государством договор, согласно которому коронная собственность национализировалась в обмен на выплаты королевской семье, окончательно установленные цивильным листом от 1834 года. Таким образом, конфискация личного имущества Виттельсбахов никакой правовой основы иметь не могла. Но и оставлять в собственности бывшей династии всё, что та имела до революции, баварская республика не могла – это, среди прочего, означало потерю значительной части культурного достояния (произведения искусства, недвижимость).
В итоге, весной 1923 года был заключен компромисс. За Виттельсбахами сохранялся крупная доля их прежних владений, однако не в прямой собственности: она переходила в созданный тогда же компенсационный фонд, тот самый WAF. Задача фонда заключалась с одной стороны в управлении имуществом Виттельсбахов, чтобы обеспечить им доход, а с другой – в сохранении общественного доступа к принадлежащим им произведениям искусства. До сих пор значительная часть экспонатов мюнхенских художественных и исторических музеев принадлежат фонду, но, в соответствии с заключенным сто лет назад соглашением, доступны публике.
Из прежней собственности Виттельсбахов фонду достались более двенадцати тысяч гекторов леса, недвижимость в Мюнхене, произведения искусства, дворцы в Берхтесгадене и Хоэншвангау (как музеи – с условием сохранения публичного доступа), особняки Берг и Грюнау, доли в предприятиях и, конечно же, тайный семейный архив. Последнее, предположу, было одним из самых важных пунктов соглашения :-)
Список переданного фонду имущества был больше – но некоторые объекты со временем продавались, как, например дворцы в Нойбурге и Фюрстенриде или вилла Людвигсхоэ в пфальцском Эденкобене. Знаменитые дворцы Людвига II – Нойшванштайн, Линдерхоф и Херренкимзе – как и знаковые особняки Виттельсбахов в Мюнхене (резиденция, Шляйссхайм и Нимфенбург) были национализированы; однако главе бывшего королевского дома позволялось проживать в северной части Нимфенбургского дворца.
Подписание документа о создании фонда должно было закрыть вопрос дележа имущества между старой и новой власти. Виттельсбахи отказывались от денежного содержания со стороны государства и любых дальнейших претензий относительно утраченной собственности.
Дележ собственности старой аристократии был очень важным вопросом в Германии двадцатых годов. Бавария разобралась с ним первой, так как Мюнхен взял четкий курс на независимость и было очень важно не рассориться с уже неправящими, но еще очень важными Виттельсбахами в столь тонкий момент.
(Как вы помните, попытка Баварии выйти из состава Рейха была сорвана в ноябре 1923 года подозрительным лицом без документов и биографии)
В остальных немецких землях он решался медленнее. Веймарская конституция, как и нынешняя, гарантировала право частной собственности, но довольно формально. Потому что 153 статья с одной стороны сообщала, что «собственность гарантируется», а с другой выяснялось, что собственность вполне возможно и отнимать: «отчуждение собственности может осуществляться только в интересах общего блага и на законном основании», «собственность обязывает», «ее использование должно служить общему благу». То есть «да, но нет». Федеральное правительство самоустранилось от решения этого вопроса, предоставив разбираться с этим земельным властям. Большинство земель предлагали обменять имущество бывших правящих домов в обмен на справедливую компенсацию (что тоже предусматривалось 153 статьей), но в условиях гиперинфляции сделать это не получалось: все понимали, что обмен дворцов и земель на рулон обоев честным быть никак не может; кроме того, аристократы выдвигали встречные претензии, вроде возмещения за период, когда те не могли извлекать доход из своих активов. Изъятия же без компенсации проводить опасались, предполагая, что это разозлит державы-победительницы, которые позже могут потребовать дополнительных репараций за разграбление аристократии. Юридические споры как правило заканчивались в пользу бывших правящих домов, так как судейский корпус в значительной степени состоял из консерваторов и монархистов.
В общем, процесс застопорился, чем в 1925 году попытались воспользоваться коммунисты на федеральном уровне. Они внесли предложение законопроекта, по которому всё имущество всех бывших немецких правителей просто-напросто отбиралось: без компенсаций и проволочек. Законопроект вносился не через Рейхстаг, который никогда бы его не поддержал, а как народная инициатива – посредством референдума. Коммунисты предложили СДПГ поддержать их проект, чем вполне сознательно поставили социалистов в сложное положение: отказ мог привести к потере избирателей, которым столько лет ездили по мозгам «классовой борьбой» и «социальной справедливостью», а согласие означало проблемы с центристами и консерваторами. Сначала СДПГ отказалась, но когда стало ясно, что ее уже точно не возьмут в правящую коалицию, руководство партии решило согласиться с предложением коммунистов. К концу зимы 1926 года обе партии доработали проект закона об экспроприации и запросили проведения референдума. При этом, СДПГ отказывалась выступать единым фронтом с коммунистами – все агитационные мероприятия она проводила строго без участия КПГ и публично всегда подчеркивала, что никакого союза между двумя партиями не существует.
Референдум получился двухчастным. Сначала петиция о его проведении должна была набрать достаточное количество голосов – минимум 10% от числа зарегистрированных избирателей. Это у нее получилось: в марте 12,5 миллионов из почти сорока проголосовали за петицию. Таким образом, рейхстаг был обязан ее рассмотреть, и, разумеется, депутаты ее отклонили. Поэтому стать законом этот проект мог только в том случае, если бы за него проголосовали на референдуме; причем президент Гинденбург на всякий случай поднял уровень сложности: поскольку подобный закон противоречил конституции, он потребовал не просто большинства голосов, а не менее половины голосов всех избирателей. Иными словами, идея коммунистов могла быть принята только если за нее проголосуют минимум 20 миллионов человек.
На этом история, в общем-то, и закончилась. Было очевидно, что двадцать миллионов голосов авторы петиции никогда не соберут даже при самых благоприятных условиях. Противники референдума агитировали просто не ходить на него; во многих местах в день голосования организовывали фестивали с бесплатным пивом. В итоге проголосовали лишь 15 миллионов человек; почти все «за» – потому что противникам, как вы понимаете, достаточно было не приходить. Тем не менее, сам факт проведения такого референдума ускорил ход переговоров между бывшей знатью и земельными правительствами. К тридцатым годам почти все имущественные вопросы были урегулированы.
(Правда, еще через десять лет их в одностороннем порядке начали пересматривать уже другие социалисты: достигнув зенита власти, НСДАП, разумеется, не могла пройти мимо чужого и не сделать цап-царап)
Весь этот длинный экскурс я привел, чтобы глубокомысленно пошутить про точное повторение двадцатых годов сто лет спустя: смотрите, как забавно – социалисты (в этот раз не красные и не коричневые, а зеленые) снова рвутся раскулачивать аристократию! Но на самом деле никакого повторения, конечно, нет. Просто так совпало, что в этом году WAF исполнилось сто лет. О круглой дате написали в прессе. Собственно, еще в марте. И книга под круглую дату вышла. О существовании фонда вспомнил как электорат, так и партии, которым в этом году бороться за места в ландтаге. Ну и вот.
Главным сторонником ликвидации фонд является один из двух кандидатов от «Зеленых» Людвиг Хартманн. Его аргументация пряма, как рельса. «Сразу после Ноябрьской революции отобрать не получилось, но сейчас-то почему нет?».
- Такое решение было принято тогда лишь из-за опасения потерять только что обретенную молодую демократию. А сейчас у нас сильная демократия, которая не стесняется вести переговоры с бывшими королевскими домами.
(Это та самая немецкая честность, когда даже политик – то есть, человек, которому по должности полагается лукавить и недоговаривать – режет правду-матку. Почему нужно соблюдать договор? Потому что вы слишком слабы, чтобы его оспорить. А если вы сильный, то старый договор нужно отправить в мусор и заключить новый, более выгодный. Именно поэтому для Германии внедрение политкорректного новояза зачастую является необходимостью – заткнуть немецкую честность можно лишь физически убрав из языка отдельные слова. Немецкий политик не брякнет что-то не то, если этого «не того» в тезаурусе просто не будет. Не зря же из конституции уже четвертый год вымарывают термин «раса»:-)
Комментарии к новости скорее огорчают. Даже спустя сто лет многие приветствуют отъем чужой собственности просто на том основании, что кто-то богаче, чем они. Но я убежден, что никто Виттельсбахов не тронет: репутационные потери того просто не стоят. Бывшие короли и нынешние герцоги получают примерно пятнадцать миллионов евро в год на всю (довольно большую) семью; причем это, я напомню, не государственные средства – вся сумма берется из доходов их частного фонда. Таким образом, общий капитал WAF составляет примерно полмиллиарда евро. Вероятно, их можно умножить втрое или четверо – с учетом недвижимости, предметов искусства и всяких других форм капитала. Выйдет ну два миллиарда евро. Для Баварии это абсолютно не те деньги, чтобы идти на большой и шумный скандал. Так что это, конечно, чистый популизм.
(Не говоря уже о том, что легальный разрыв договоренности с Виттельсбахами крайне сложен. Один из пунктов соглашение гласит: роспуск фонда без согласия Виттельсбахов означает возвращение всего имущества фонда в частное владение семьи. Так что единственный способ легально национализировать фонд – ликвидировать всех Виттельсбахов до единого; если не останется законных наследников, то фонд перейдет государству. Естественным путем они не кончатся – там большая семья с дополнительными линиями. И их будет еще больше: там принц Людвиг недавно женился)
В то же время, ходят слухи о конфликте из-за фонда уже внутри семьи Виттельсбахов. Дело в том, что пресловутые пятнадцать миллионов делятся не поровну: более старые и влиятельные члены династии получают больше; следовательно, главным бенефициаром является девяностолетний герцог Франц. Женщина главой дома стать не может (осуждаем! осуждаем!), а титулы, соответственно, переходят к старшим сыновьям. Всё это, как говорят, привело к недовольству среди женской половины Виттельсбахов, которые получают от фонда существенно меньше, чем хотели бы. Так что если с WAF и произойдет что-то нехорошее, то точно не из-за желания «Зеленых» выиграть выборы в отдельно взятой земле: скорее уж произойдет мятеж баварских принцесс, дочерей герцога Макса, огорченных уходом титула сильно вбок по фамильному древу. Надеюсь, что по сравнению с XIX веком нравы смягчились и никого топить в Штарнбергском озере в этот раз не будут.