Дживс и страна чудес (3)
Проснувшись этим утром, я находился в отличнейшем расположении духа и тела. Погода стояла превосходная. О начале осени напоминали только начавшие желтеть листья кленов, но было еще достаточно тепло, хотя когда я ехал в Россию меня пугали вечными холодами и дикими медведями. За время своего прибывания в Москве я пока не встретил ни одного даже отдаленно похожего, хотя у меня есть сомнения по поводу того сурового типа на входе с черном пальто с меховым воротником. Когда этого свирепого вида детина только посмотрел на меня, я готов был отдать ему все содержимое моих карманов, вплоть до цепочки от часов.
Но в целом мое пребывание в русском метрополисе оставляло у меня весьма благоприятное впечатление. Благодаря Рутскому я познакомился с огромным числом талантливых русских — поэтов, художников, писателей, в общем чувствовал себя как рыба в воде в этом артистическом столичном оазисе.
— Дживс! — воскликнул я, сняв крышку с блюда, на котором благоухала яичница с ветчиной. — Я вот подумал… может быть мне тоже снова отрастить усы, чтобы не выделяться на общем фоне? Ты заметил, какие роскошные усы у Рутского?
Дживс продолжил молча раскладывать на кровати одежду и ничего не ответил, но в отражении висевшего напротив меня зеркала я увидел, что он закатил глаза.
— Яичница у них сегодня удалась на славу! На ветчине они тоже не экономят! Везде такие щедрые порции, видимо, от широты всей русской души. Надо основательно подкрепиться! Сегодня у нас с Рутским обширная культурная программа, после которой он обещал меня провести в редакцию, где сейчас работает.
— Чтобы навести там справки по мистеру Хвалицкому? — наконец подал голос Дживс, наконец покончив со своими обязанностями.
— Да, черт бы его побрал! — ответил я, допивая свой чай. — Вот уж задачку задала любимая тетушка! Такое ощущение, что этот тип какой-то неуловимый. У кого не спроси, никто о нем ничего не знает.
В ответ момент раздался телефонный звонок. Дживс подошел к аппарату.
— Миссис Треверс, сэр, — доложил он и предал мне трубку.
— Привет, дражайшая родственница! — ответил я, расплываясь в улыбке. — Ты легка на помине!
— И тебе привет, мой дорогой лентяй! — послышался на другом конце трубки ее могучий звонкий голос.
— Почему это я лентяй? — сразу возмутился я. — Я уже сбился с ног в поисках Хвалицкого, выполняя твое задание, но здесь, такое ощущение, его в глаза не видели. Из какой клоаки ты вообще выудила этого индивида?
— Ниоткуда я его не выуживала! — опять оглушил меня голос на том конце трубки. — У нас пару месяцев назад вышел перевод его романа «Две стороны одного лица», не знаю какое именно издательство, возможно самиздат, и все просто с ума сошли по этому русскому автору. Раскупили уже все экземпляры, за которыми началась настоящая охота, некоторые находчивые предприниматели вовремя сориентировались и перепродают их по баснословной цене.
— Под именем Богдан Хвалицкий? Это точно его имя?
— Ну ты даешь! Кто же издает книги под своим настоящим именем? Это конечно же псевдоним.
— Отлично! Это многое объясняет! — с долей сарказма в голосе произнес я, хотя, конечно, напрасно, тетка мою иронию все равно не уловила. — А ты не могла бы выбрать кого-нибудь попроще? Типчика, которого легко найти. Типчика, который всегда под рукой. Типчика, у которого хотя бы есть актуальный почтовый адрес. Между прочим, тут и без него полно талантливых субчиков…
— Много текста, Берти! — грубо перебила меня тетушка. — Отрывай свою ленивую пятую точку с дивана и направь ее наконец в нужном направлении!
Не успел я ей что-то ответить, как тетка уже бросила трубку. Я вздохнул и пошел одеваться. Но не успел я подойти к кровати, как обнаружил коварную подмену. Вместо моей клетчатой кепки лежала обычная шляпа и темно-кремовый костюм.
— Дживс! Куда подевалась моя новая кепка?
— Я подумал, что ваш старый головной убор больше подойдет в этому костюму, сэр, — ответил Дживс, как всегда, появившись как будто бы неоткуда, совершенно беззвучно оказавшись в моих покоях.
— А я думаю совершенно иначе! Принеси мне мою кепку!
Облачившись в свой новый с иголочки костюм и любимую кепку, внутри себя я гордился своей маленькой победой над Дживсом, а снаружи я светился, словно электрическая лампочка, излучая радостное предвкушение новых приключений, которые приготовил для меня этот день.
— А я и не думал, что Москва такая большая! — удивился я, когда мы с Рутским потратили полдня на осмотр достопримечательностей, и все равно обошли только малую часть города.
— Да, хоть у нас и шутят, что Москва не резиновая, но она очень быстро растягивается! — рассмеявшись ответил Рутский. — Я всегда думал, что Лондон вроде не меньше?
— По моим ощущениям, Лондон примерно в два раза меньше… — ответил я, буквально чувствуя, как на моих стоптанных ногах растут новые симпатичные красные мозоли. — А вы разве никогда не были в Англии?
— Нет… — со вздохом ответил Рутский. — Подобные путешествия стоят много денег, которых у меня нет. К тому же, я невыездной.
— В смысле невыездной? — удивился я.
— В том смысле, что я не слишком благонадежный, чтобы выпускать меня за границу. Поэтому мечты о Лондоне придется отложить до лучших времен.
— Разве такое возможно? В смысле не давать свободному человеку свободно передвигаться?
— У нас в стране все возможно, даже то, что невозможно… — вздохнув ответил Рутский.
— Какая большая, красивая улица! — ответил я, решив на всякий случай не задавать лишних вопросов.
— Это улица Тверская — самая главная улица Москвы. — ответил Рутский. — Здесь богачи самые богатые, а бедняки самые бедные... Витрины здесь самые роскошные, а цены самые высокие. Чего здесь только не происходило! Кстати, тут неподалеку в доме 3 по Газетному переулку не так давно находилась типография «Начало» под руководством Капридзе, пока Охранка не накрыла с обыском и не изъяла всю нелегальную литературу и оружие.
— Мы так называем ведомство, занимающееся политическим сыском.
— А что обычно входит в нелегальную литературу?
— В нелегальную литературу может входить абсолютно все что угодно.
Тут дорогу нам перегородило не весть откуда взявшееся странное сооружение.
— А что это такое? — удивился я, разглядывая этот удивительно неказистый предмет.
— Это телега! — ответил улыбнувшись Рутский. — Я не знаю, как вам объяснить… Это такое средство передвижения, в нее еще впрягается лошадь, которой руководит кто-то типа извозчика.
— А что она одна делает посреди улицы?
— Не знаю, возможно колесо сломалось, и ее просто оставили здесь. У нас, в России, две главные беды: дураки и дороги. К сожалению, первые постоянно ремонтируют второе.
— Еще я хотел спросить, а что это за тип у вас везде на портретах и плакатах в кепке и с бородой?
— Вождь... — нехотя ответил Рутский.
— Какой еще вождь? — удивился я.
Тут он как-то нервно оглянулся и резко свернул в боковой переулок. Оглянувшись, я увидел двух смутно знакомых субчиков, которых я вроде бы видел, когда Рутский забирал меня из «Метрополя». Они стояли возле машины и делали вид, что чинили переднее колесо.
— Странные эти два типа из ларца, одинаковые с лица, да? — спросил Рутский. — Вы не хотите прибавить шаг?
Я снова не стал задавать лишних вопросов, поскольку по виду Рутского понял, что он не хочет вдаваться в подробности. Так, в молчании, мы и дошли до редакции, где он работал.
В редакции мы появились в самый разгар какого-то собрания. В кабинете главного редактора в этот момент творилась настоящая вакханалия. Конечно, мне было сложно уловить все нюансы, хотя Рутский старался делать для меня синхронный перевод. Хотя то, что в среде этих пишущих товарищей идут какие-то оживленные споры я догадался и без перевода. Особенно оживленно между собой спорили два молодых человека. Первому на вид было примерно лет 27, все его высокое и худое тело было практически полностью облачено в черное, а такие же темные волосы скрывала высокая щегольская шляпа-цилиндр. Выглядел он весьма импозантно и даже слишком пижонисто по сравнению с остальными, гораздо более просто одетыми литературными собратьями по перу. Второй на вид был чуть моложе и немного ниже ростом. Одет он был в простой серый костюм, элегантность которого усиливал ярко алый галстук. Его мягкие черты лица еще больше подчеркивала светлая копна кудрявых непослушных волос, которые он имел манеру нервно поправлять, когда особенно сильно сердился. Непонятно, сколько бы еще продлились эти споры, если бы на них не прикрикнул суровый тип с густыми темными усами и седой шевелюрой, сидевший за большим столом посередине комнаты. Два молодых человека сразу притихли и сели на свои места, а оставшаяся часть собрания прошла тихо и мирно.
Дождавшись, когда официальная часть была закончена, и все с облегченным сердцем начали покидать собрание, Рутский представил меня в главному редактору, но к нему тут же подошел какой-то типчик со своими бумагами, которого сразу же стал за что-то распекать этот усач.
— В последний раз тебе говорю, Бузликин! — закончил он свою многословную тираду и захлопнул папку. — Пока не вычешешь из своего текста всех своих вшей, больше не подходи ко мне, а то я за себя не отвечаю!
— Григорий Яковлевич так называет причастные обороты. — пояснил мне Рутский.
Наконец, когда пристыженный Бузликин уполз вычесывать своих вшей, мы смогли продолжить наш разговор.
— Я рад бы вам помочь, мистер Вустер, — ответил могучий усач, не переставая курить свою сигарету, а просто прикуривая ее от предыдущей, так что в его огромной пепельнице уже образовалось некое подобие дымящейся Вавилонской башни из окурков. — Но, к сожалению, не могу. Среди моих людей автора с такой фамилией или псеводнимом нет.
Я поблагодарил его за потраченное на меня время, мы дружески распрощались и когда уже собирались выходить, в дверях мы столкнулись с тем самым неприятным типом в черном цилиндре.
— Мистер Вустер, позвольте вам представить солнце всей нашей современной поэзии, господина Осипа Темновского! — нарочито театральным жестом представил меня Рутский. — Мистер Вустер приехал к нам прямиком из самого Лондона, так сказать, с частным визитом.
Молодой человек проигнорировал протянутую мною руку, лишь только смерив меня своим колючим взглядом.
— Ешь ананасы, шампанское дуй! День твой последний приходит, буржуй! — бросил он и стремительно вышел из кабинета.
— Не обращайте внимания на Темновского, мистер Вустер! Он очень плохо воспитан.
Я обернулся. Голос принадлежал тому самому одетому в щеголеватый серый костюм изящному блондину, который в этот момент тоже выходил из кабинета.
— Что с него взять, с этого бездаря… — продолжил он. — Рожа краской питана, обокрал Уитмана!
— Бездарь! Какое потрясающее, хлесткое слово! Это надо в книжечку! — воскликнул восхищенно Рутский и сразу что-то начал записывать в свой блокнот. — Какое бьющее! Какое звучное! Слышится как затрещина и куда энергичнее вялой «бездарности»! Какое нужно вдохновение, чтобы создать подобное слово! Оно не склеенное, не мертворожденное, оно насыщено эмоцией, в нем бьется живая кровь! Почему я сам его не придумал? Именно так я всегда хотел назвать Темновского!
— Я тут случайно подслушал ваш разговор со Сладким. — чуть понизив голос на чистом английском языке продолжил элегантный блондин. — Вам нужно обратиться к Людочке, нашему младшему редактору. Уж если она не знает где найти вашего Хвалицкого, его просто не существует в природе!
— А кто такая Людочка и где ее можно найти? — сразу спросил я.
— О, это вы скоро узнаете! — ответил он, странно расхохотавшись, и растворился в прокуренном коридоре издательства, словно проплывшее на розовом коне странное видение.