Западня (продолжение)
II
«The whole bloody world at war with you; you at war with the whole bloody world». — «The Damned Utd» David Peace.
Только Безруков хотел было набрать номер, как на его смартфоне замелькал огонек, оповещавший о входящем вызове, и через секунду перед ним возникла 3D проекция широкой, по-хипстерски бородатой физиономии его младшего брата, Федора. В противоположность своему старшему брату, тот всегда был до омерзения жизнерадостен и оптимистичен, что в глубине души всегда раздражало флегматичного Петра.
— А ты сам как думаешь? Слушай, Федь, я тут немного занят…
— Представляешь, эти сифилитики дошли до такого маразма, что отключили даже Ebat Photoshop! Нам, бедным фотографам, буквально руки выкручивают! Видимо считают, что нам негде будет замазывать прыщи своим моделям и убирать целлюлит с их прелестных попок!
— Я представляю, какого масштаба проблема сейчас перед тобой стоит…
— Да ладно! Не знаешь нашего брата? Да у нас столько умельцев, кракнули программу и пользуются «таблеткой», ввели специальный код для обхода программы активации и никаких траблов.
— У народа, у которого и так ничего нет, что-то отобрать невозможно…
— Хотят превратить нас в диких зверей, чтобы мы все здесь начали перегрызать глотки друг другу.
— Да, чаще всего человеку хочется убивать за убеждения… Как вы-то там?
— По большому счету, без перемен. Денег нет, но вы держитесь!
— Я сам бы хотел это знать… Слушай, как будет ближе к выезду, я сообщу… Берегите себя.
Сообщение было от профессора Дринкуотера. Закончив разговор с братом, Безруков ему перезвонил. Профессор сразу же взял трубку и сказал ему, что ждет его у себя прямо сейчас. Питер Дринкуотер подружился с Безруковым, когда тот еще учился на его курсе. Дринкуотрер преподавал литературу, в совершенстве владел многими мертвыми языками, но особой его любовью была славянистика, он написал множество научных работ по этой теме, и во многом именно из-за общей любви к ней они так быстро сошлись с Безруковым, столько времени проведя в затяжных дискуссиях о различиях и сходствах в их языках. Помимо схожести в именах, даже внешне они были чем-то похожи — оба высокого роста и худощавого телосложения, у обоих вихрь темно-русых волос, только у профессора волосы уже совсем поседели. Он был на 15 лет старше Безрукова.
Квартира профессора Питера Дринкуотера, в отличие от кристально-белоснежного кабинета директора, не била по глазам и расстроенным нервам Безрукова. Все в ней было приятно глазу, мягко и тепло на ощупь. Большую часть помещения занимал просторный кабинет, гордостью которого была огромная библиотека с редкими и очень ценными книгами, которые предки Дринкуотера собирали из поколения в поколение. Книжные стеллажи из черного дерева, стремящиеся в высь до самого потолка, размещались практически по всем стенам кабинета, за исключением стены, где было большое окно, выходившее на внутренний дворик. Грязно-коричневого цвета шторы были почти задернуты, создавая приятный полумрак.
Напротив окна большой стоял старый потрескавшийся стол из эбенового дерева, весь заставленный высокими стопками книг. Непонятного грязно-серого цвета потолок, кое-где был покрыт трещинами, а где-то штукатурка и часть лепнины и вовсе отвалились. На полу — старый палисандровый паркет, уложенный француской «елочкой». Единственным ярким пятном был старый линялый персидский ковер, смотревшийся в этой сумеречной и спокойной атмосфере еще более экзотичным иностранцем. Все в этой обстановке как бы говорило само за себя: интеллигенция. Впрочем, в стране Безрукова, обязательно бы добавили определение «вшивая».
В воздухе пахло табаком, к терпкому запаху которого примешивался едва уловимый аромат ванили. Помимо книг, самым большим увлечением профессора было разведение диковинных видов орхидей, которых в своей квартире он скопил большое количество. Особую гордость он испытывал из-за того, что вывел собственный вид драконовой орхидеи «Кровь дракона» — по аналогии с некоторыми видами драцен и пальм. Формой цветка и околоцветника они имитировали голову дракона, а под воздействием прямых солнечных лучей они выделяли особое вязкое красное вещество, похожее на кровь, которая источала тонкий запах ванили.
— Эк тебя побросало, дружище! — воскликнул профессор и тепло его постучал по плечу при приветствии.
— А вот вы почти не изменились, учитель...
— Ты всегда был слишком вежлив. В ногах правды нет! Присаживайся, Питер. Чувствуй себя как дома.
Безруков подошел к креслу. Вдруг, неожиданно, кресло зашевелилось и стало издавать какие-то страшные звуки, а потом от него отделилось и спрыгнуло на пол что-то черное непонятной наружности. Безруков машинально испуганно отшатнулся.
— А, Бальтазар! Опять партизанил? — спросил профессор и с нежностью почесал кота за ушком. — Он любит днем вздремнуть на этом кресле.
— Получеловек, полудемон… — сказал Безруков, обратив внимание, что у этого кота только один глаз и нет хвоста.
Кот подошел к Безрукову и с любопытством стал обнюхивать его брюки и ботинки, а потом, когда результат устроенной проверки его устроил, начал ластиться к нему и тереться мордочкой о его ноги.
— А также бутылка шампанского на 12 литров! Эти затейники галлийцы назвали самые большие бутылки своего адского пойла библейскими именами — Иеровоам, Ровоам, Мафусаил, Салманазар, Мельхиор, Соломон, Мелхиседек. Есть даже Навуходоносор! Правда, этот объем сейчас не используется. Не будь суеверным, Питер. Бальтазар своей темной сущностью видит души людей, и такие же темные души ему не нравятся, он видит в них конкуренцию. Так что ты — хороший человек! — с веселым смехом воскликнул профессор.
— Многие люди сейчас так не считают…
— Мало ли что считают люди, которые тебя совершенно не знают! К хорошему человеку грязь, как бы кто ни старался, не прицепится.
— Кто-то очень хорошо старается… У меня очень большие проблемы, учитель.
— Я не знаю что делать, мир вокруг как будто сошел с ума…
— Вы просто подумайте, Питер! Ваша страна занимает шестую часть всей земной суши! Если взять наше Королевство со всеми его многострадальными островами, оно поместится в одном только вашем Заозерном крае! И еще свободное место останется. Все боятся, что вы хотите возродить Великую Империю. Как это может не пугать? Ваши бескрайние просторы уступают только широте вашей души. Вы привыкли думать широкими абстрактными категориями — любовь, честь, душа. Вы все там у себя почему-то очень любите говорить о душе, духе... Что вы говорите? «Мне это не по душе», «пасть духом». А как в нашем языке отразились те же концепты? Мы все сводим на более приземленные, житейские ситуации «Not my cup of tea», все эти d-уродцы «demoralized», «discouraged», или мое любимое — «to lose one’s nerve» — еще и отлично подходит для трусости.
— А как же выражение «to lose one’s spirit»?
— Не люблю его. Оно себя полностью дискредитировало, поскольку в нашем языке «spirit» может обозначать и душу, и дух, и ангела, и беса, и духа, заканчивая алкоголем и автомобильным бензином. Просто поразительная неразборчивость!
— А в чем душа отличается от духа по вашему мнению, учитель?
— Душа — это тот темный подвал, что спрятан у тебя внутри, дух — это тот фасад, который помогает тебе держаться, и который ты показываешь остальным.
— Мы — островитяне. Мы стеснены в пространстве, и это отразилось на нашем менталитете. Мы привыкли мыслить более практичными, конкретными категориями. Деньги, власть..
— Власть — конкретная категория, учитель?
— Хах, в вашей, да и в нашей стране, весьма странный узус слова «власть», этим словом принято называть одного конкретного субъекта. А вы ведь сами знаете, к чему иногда приводит неправильное употребление слов.
— Неправильное употребление слов ведет за собой ошибки в области мысли, а потом и в практике жизни. Да, я помню…
— Так точно. Вы даже сами не представляете, какой силой иногда может обладать обычное слово! Просто наш мир устроен так, что какое-то понятие или явление вроде бы не существует, пока ему не дали определение. Но ведь все зависит от того, КТО дает это определение. Очень часто понятие подменяется другим и вступает любимый прием всех манипуляторов — переопределение. Взять, хотя бы, те же слова «война» и «миротворческая операция». Почему при схожих ситуациях они часто называются разными именами? «Вспомните тот прецедент, когда игнорируя нормы международного права, в обход ОРН и Кабинета Ненавязчивых Рекомендаций, Отсоединенными Штатами была развернута кампания 78-дневных воздушных бомбардировок суверенного государства Южногравии, и тогда это называли миротворческой операцией, которая всех устраивала.
— Эту разницу всем хорошо объяснили в СМИ…
— Не говорите мне об этим источниках массовой дезинформации! Вот уж самое гнусное сословие — политические журналисты. Хуже них только те, в чью сторону они приметают факты. Правда для них у всех до единого давно превратилась в объект политических спекуляций, каждый ведет свою игру, каждый блюдет свои интересы…
— Правда сразу начинает восприниматься как ложь, если исходит от врага.
— Эта фраза так же верна в обратном направлении. Ложь в устах союзника сразу начинает восприниматься как правда. Но Оруэлл в свое время это хорошо подметил. А также, замечал ли ты, Питер, как легко разбить почти любое, даже твердое убеждение метафреймом? Нужно просто спросить «Ты действительно считаешь, что…?». И любой человек с низким уровнем критического мышления сразу же засомневается. Нет, положительно, опытному манипулятору убедить в том, что ему нужно миллионы людей не составит большого труда.
— Иметь свои мозги, для начала. Политическая пропаганда расчитана на простачков, которая ведется как стадо баранов на то, что для них предварительно разжевали, а им осталось только проглотить. Всегда просто найти виноватого, когда выбор за тебя так заботливо сделан.
— Проглотить что-нибудь было бы неплохо. Мне стыдно признаться, но я со вчерашнего дня толком ничего не ел… Единственный бутерброд пришлось отдать одному бедолаге…
— Простите мне мою рассеянность, Питер! Я совсем забыл о том, что гостя в вашей стране нужно сначала накормить. Пойдемте в столовую. Моя Мисс Фейрфакс наготовила сэндвичей с огурцом и свое коронное блюдо, рецепт которого она привезла со своей родины, — хаггис.
Безруков вспомнил, что он испытывал, когда в последний раз в своей жизни пробовал хаггис, и весь мысленно содрогнулся. В его стране было схожее по способу приготовления и степени омерзительности блюдо, которое называлось «няня». Никто уже не помнил, когда оно точно появилось, данное блюдо приписывалось еще к части ритуала языческих обрядов, и поэтому было запрещено церковью, поэтому быстро было придано забвению. Даже в литературных источниках сохранилось очень мало упоминаний о нем, одно из немногих — «Мертвые души». Собакевич потчевал Чичикова именно няней.
— Да ладно, дружище! Прекрасное и очень сытное блюдо! А как его любил Бернс! Даже оду ему посвятил! Помните…
В тебе я славлю командира
Всех пудингов горячих мира, —
Могучий Хаггис, полный жира
И требухи.
Строчу, пока мне служит лира,
Тебе стихи.
…
Молю я Промысел небесный:
И в будний день, и в день воскресный
Нам не давай похлёбки пресной,
Яви нам благость
И ниспошли родной, чудесный,
Горячий Хаггис!
Безруков был вынужден согласиться, что это действительно весомый аргумент. Все-таки он был очень голоден.
— Еще одной опасной, но популярной ошибкой мышления является перенос от частного к общему и наоборот — продолжил разговор профессор, когда они вернулись в кабинет. — По аналогии с синекдохой. В детстве тебя укусила соседская собака. Этот травмируюший опыт привел тебя к выводу, что теперь все собаки плохие.
— В детстве Павлова укусила собака. Собака выросла и забыла, а Павлов вырос и не забыл...
— Хороший пример! Но даже это не самое страшное, как мысль-вирус. Например, идея фашизма. Ты когда-нибудь читал программу АДлера?
— Все как-то не хватало времени…
—Так вот, АДлер вполне легитимно пришел к власти под очень даже благими лозунгами: нет безработице и иммигрантам, которые эту самую безработицу и усиливали, нет кабальным банковским процентам. Ну ведь разумные с виду вещи вещи! Однако, как оказалось, к этой политической программе была прикреплена деструктивная мысль-вирус всемирного масштаба. Первую версию вируса применил Гнусолини, обращаясь к своему электорату: он красноречиво убеждал, что романийцы — прямые потомки великой Римской империи, которую для дальнейшего блага мира необходимо возродить. АДлер позаимствовал данное убеждение, но слегка модернизировал эту мысль-вирус и создал свой национал-социализм. И ведь идея сработала: качество жизни начало расти, безработица исчезла, повысилась рождаемсть, но всю эту благость разрушил тот деструктивный «триггер», который в ней был заложен — что одни люди лучше других, что одна человеческая жизнь ценнее другой, и этот убийственный вирус в итоге поглотил весь мир. И для того, чтобы экономика теперь продолжала расти, а жизнь улучшаться, стало необходимым найти общего врага, развязать с ним войну, создать политическую пропаганду, которая будет зомбировать народу мозги, затем отсечь неугодных, загнать их в концентрационные лагеря… А сейчас они снова выходят на улицы с факелами и портретами своих кровавых вождей, превознося лозунги о национал-социализме...
В этот момент включился датчик, оповещавший о том, что кто-то стоит у крыльца и настойчиво звонит в дверь.
— Кого бы! Да и кто будет наносить визиты вежливости в такое позднее время? Тебе лучше выйти через черный ход... К сожалению, как видишь, я больше не располагаю такими средствами, чтобы выручить тебя деньгами. У меня есть небольшие накопления, которые я собирал на черный день… Думаю, он уже наступил. Они в твоем полном распоряжении. Я также могу посоветовать тебе человека, который может тебе помочь.
Безруков взял из рук профессора желтый конверт. После этого Дринкуотер взял с полки томик «Божественной комедии», и часть книжного стеллажа бесшумно превратилась в потайную дверь. Безруков нырнул внутрь.
— После прочтения инструкцию, адреса, явки, пароли…
— Сжечь! — окончил фразу профессора Безруков.
— Ты всегда был моим самым смышленым учеником!
— Да храни тебя Бог, где бы он ни был… — едва слышно закончил фразу профессор.
Потайная дверь за Безруковым почти так же бесшумно захлопнулась.