Явление Орфея в архаическом мире. Поэзия и Природа.

Глава 3. Поэзия и Природа

Связь между поэтом и природой можно рассматривать как универсальную
для древнегреческой поэзии тему, простирающуюся от гомеровских природных сравнений до торжества природы в лирике. Поэзия рассматривалась как подражательное искусство, включающее имитацию природы и человеческих действий. И Алкей, и Пиндар описывали поэзию как композиционный процесс, в котором божественно вдохновенные слова муз переводятся для людей, подобно тому, как и оракул необходимо передать понятными словами. Поэма воссоздает мир через сочетание музыки, голоса и, иногда, танца - это магический акт, выходящий за рамки повседневной реальности. Способность поэзии представить человеческий мир в более широком контексте космического порядка, представленного богами или природой, остается постоянной функцией поэзии от эпоса до трагиков. Создавая иллюзионистское заклинание, поэт сливается со зрителем в общих эмоциональных переживаниях, равным образом и аудитория
реагирует на иллюзию в реальной жизни, тем самым интегрируя индивидуальность в реальный социальный контекст. Спартанский поэт Алкман, писавший в седьмом веке до н.э., ещё до явления Орфея, утверждал, что изучил искусство поэзии, подражая пению куропаток. Алкман говорит: "Мне ведомы мелодии всех птиц" и, таким образом, претендует на глубокое понимание природы, а также и собственной универсальности. Это говорит не о том, что Алкман как бы намекает на "шаманизм" поэтов, знавших птичью речь, но скорее, о том что Алкман сознательно ссылается на миф о том, что первая музыка была создана из пения птиц. Алкман часто писал от первого лица и выражал свои личные мысли о любви и природе.

В этом отрывке Алкман выражает желание вырваться из оков старости и сравнивает себя со свободным зимородком. Источник вдохновения здесь божественный и внешний душе или разуму поэта.
Алкман дает описание природы, в которой горы, лес, животные, птицы, пчелы и рыбы - спят по ночам, создавая впечатление божественной гармонии, объемлющей всю природу. Древние гомеровские образы природы также предполагают божественный порядок, лежащий в основе хаотического человеческого мира:

Благодаря смене времён года, складывается образ мира, который подвластен регулярным упорядоченным циклам в отличие от быстротечно прямой человеческой жизни. Сравнение с природой в "Илиаде" обеспечивает постоянную константу, которой человеческое поведение может быть измерено. Природные явления наполнены теми же универсальными силами, что и их человеческие аналоги. "Одиссея" же показывает нам мир в состоянии постоянного изменения, где Одиссей, человек многих скорбей, должен пережить повторяющиеся циклы бедствий, часто выражаемых в образе океанического шторма, который в определенном смысле является выражением гнева Посейдона, но также и состоянием мира, находящегося в постоянном движении. Снелл утверждает, что это изменение мировоззрения симптоматично изменениям роли личности в архаическую эпоху, когда индивидуальное восприятие становится все более выраженным в поэзии.

Писавший в середине седьмого века, Архилох, один из первых лирических поэтов, прямо цитирует Гомера, ввергающего человечество во власть природного мира в постоянном движении: "Мысль у людей земнородных бывает такою, какую им в этот день посылает родитель бессмертных и смертных." (Од. 18,136) в совете другу:

Отождествление клеоса (человеческой славы) со славными деяниями было преобразовано в "Одиссее" в героическую стойкость против многих невзгод и скорбей, достигаемую не в сражениях, но благодаря силе разума главного героя. Как утверждает Сигал - Одиссей получает функцию барда, продвигающего свой собственный клеос, что переворачивает традиционные представления о герое и барде. Архилох уповает на упорство в преодолении испытаний, а не божественную милость. Он заимствует из "Одиссеи" идею о том, что стойкость в меняющемся мире - единственное средство выжить при созерцании разрушения собственного города:

Снелл утверждает, что закон вечных перемен создал фон для человеческого опыта, опирающегося на выражение индивидуальных чувств. Чувства
воспринимались как прилив и отлив между полярностями - индивидом и универсумом. Поэты-лирики воспевали чувства как окончательное выражение мирового движения. Как и другие лирические поэты, Симонид использовал природу как средство понимания человеческого поведения в более широком контексте естества. Он использовал визуальные образы, полученные из природы, например, когда сравнивал поэзию с пчелой или прославлял лучезарную силу солнца - Симонид, как и Гомер, воспринимает природу как откровение божественного порядка.

Однако Симонид также описывает природу и в терминах, подчеркивающих динамический, постоянно меняющийся поток, который отличается от сравнений из "Илиады", где естественные мотивы изображены неизменными архетипами, отражающими упорядоченный мир.
Симонид критикует неподвижность надгробной стеллы пред ликом «вечно текущей» природы, которую, по его мнению, можно было выразить только с помощью чтения стихов. Это демонстрирует более масштабный философский взгляд на природу как на метафору постоянно меняющегося мира, характерную для поздней архаики.

Влияние досократических мыслителей, таких как Пифагор и Эмпедокл, создало общий для поэтов того времени интеллектуальный климат. Пифагор понимал видимую природу как выражение космического динамизма. В шестом веке пифагорейцы развили концепцию божественного аспекта музыки в интеллектуальную теорию, в которой божественная гармония вселенной воспроизводится семиструнной лирой Аполлона.

Гераклит интерпретировал космос как постоянное диалектическое взаимодействие между взаимодополняющими противоположностями, в котором реальность представлялась потоком «вечного» Огня, примером чего и является его высказывание о том, что «никто не входит в одну и ту же реку дважды». Как утверждает Снелл, образ реки у Гераклита - это вечная универсальность, в отличие от гомеровских циклов смерти и возрождения. Слава может иметь смысл в таком мире-потоке не в застывшем надгробном постоянстве, но в динамических качествах песни, которая, как и поток Огня, "вечно течет".

Мировоззрение интеллектуалов, таких как Пифагор и Гераклит, в некоторой степени предвосхитили ранние лирические поэты, черпавшие вдохновение из "Одиссеи", изображающей человека обречённым на добычу ресурсов ради выживания в мире, управляемом непостижимыми богами и доминирующими силами природы.

Пиндар также с удовольствием использует динамические качества природных образов и, как в эпосе, использует сравнение, вносящее резонанс в героические действия, происходящие в реальном мире. Пиндар говорит о вдохновенном певце:

Он говорит о самой поэзии в аспекте возрождающей, динамической силы; как об «источнике бессмертной песни». Пиндар связывает вечно текущую силу родниковой воды с бессмертием, чистотой и обновление и, соответственно, приписывает эти качества поэзии. Как и Гомер, Пиндар предпочитает объективное восприятие природы и использует образы как иллюстрации идей, а не выражения своих чувств ради. Однако, природа здесь соответствует концепции Гераклита об универсальной модели взаимосвязей, в которую объединены все природные явления.

Представления Пиндара о поэте перекликаются с пониманием Гесиодом музыки как выражения космической гармонии, созданной музами, чьи голоса воспевают божественный порядок Зевса. Пиндар и Вакхилид также сравнивают песню с
пламенем, которое, как и вода, находится в постоянном потоке, но связано с чистотой и бессмертием. Использование ими образов природы предполагает динамизм мира, выраженный в кажущейся хаотичной, но божественной деятельности пчелы, как синонима поэта, который собирает нектар бессмертия муз.

Как мы можем видеть, не только Орфей считался мастером общения с природой. Исторический Арион Лесбосский, которому приписывают изобретение дифирамба, как говорили, сбежал от пиратов в безопасное место на спине дельфина, которого призвал. Мифический провидец Меламп получил от Аполлона дар разговаривать с животными, включая птиц и червей, а искусство пророчества - от змеи.

Орфей не был уникален в умении очаровывать неодушевленную природу. Фиванский арфист Амфион, вдохновлённый Гермесом изобретатель лиры, по мнению Павсания добавленил три струны к исходным четырем и песни Амфиона "привлекали даже камни и зверей", он выстроил стены Фив своими песнями, хотя мы не можем исключить межтекстовых влияний в этих, более поздних, записях.

Орфей как поэт, взаимодействующий со всеми сторонами природы, повелевающий горам и деревьям перемещаться своим пением, воплощает идею динамической природы реальности, в которой все аспекты творения находятся в постоянно меняющемся потоке.

Образ Орфея, играющего перед животными и деревьями, не обязательно рассматривать как свидетельство экзотической веры в метемпсихоз, разумнее интерпретировать его как выражение божественной гармонии песни, приписываемой вдохновению поэтов, дающему им возможность общаться с природой, лежащую в основе унаследованной традиции эпической поэзии.

На микенской фреске из тронного зала в Пилосе можно увидеть играющего на лире музыканта с экзотической птицей в полете (см. выше). Фреска, тематически связанная с изображениями процессии жертвоприношения быков и пира, предполагает связь между музыкой и светской и религиозной властью, представленной троном и атрибутами религиозного ритуала.

Микенская культура все больше попадала под влияние минойской культуры. На саркофаге XIV века до н. э. в Агия-Триада есть изображения погребальных ритуальных процессий. С одной стороны - жертвоприношение быка с флейтистом, а с другой - престол царицы или жрицы, которую приветствует игрок на лире (Marinatos 2020, 44-47). Судя по всему, музыка была важной частью погребального ритуала, возможно - средством связи между миром живых и мертвых через воздействие на чувства присутствующих. Следовательно, хтонический аспект мифа об Орфее, в котором сверхъестественная сила музыки
становится средством общения с мертвыми в древнегреческом мире, мог иметь аналоги в ближневосточной традиции.

Близость природы и музыки не была экзотикой, импортированной в архаическую греческую культуру, но уходит корнями в микенский бронзовый век. Чтобы понять тот контекст, в котором миф об Орфее получил развитие, необходимо дополнительно изучить социальный контекст в фокусе меняющегося общества архаической Греции и роли поэта в нем. Это, в свою очередь, поможет выяснить, как Орфей воплотил функции и статус архаического поэта и стал прославляться как герой.

Продолжение следует...

Явление Орфея в архаическом обществе:

Глава 1. Ключевые элементы орфических мифов.

Глава 2. Волшебная сила поэзии.

Автор: Kevin Lester 2013 / 2021

Перевод: Инвазия, 02. 01. 2022 г..

Если, при прочтении текста, Вы обнаружили ошибку, опечатку или неточность — просим сообщить нам об этом.

Выразить неоценимую поддержку проекту «Инвазия» можно символическим пожертвованием на QIWI: INVAZIONPOST