Норма архитектуры
На всем своем протяжении архитектура постоянно обращается к взаимосвязи этики и эстетики. Каждой эпохе был присущ свой характер этих отношений, причем, выражался он всегда явным смещением к одному из полюсов пары. Связано это, прежде всего, с формой занятости архитектора и его социальной роли. Текст ниже — попытка представить равновесный баланс этики и эстетики. Реальность, которого можно было бы в полной мере осязать благодаря идее нормальности — оптике, отличной от понятий стиля и ордера.
Метафора и перформатив
Общие качества архитектурной формы продиктованы метафорой, которая реагирует на контекст. Но ее инструмент — непосредственный перенос признаков контекста в архитектуру — обладает невербальным характером. Потому что, например, выразить месяц февраль (являющийся неотъемлемой частью нашего контекста) офисным зданием крайне трудно. Эта пропасть невыразимости не позволяет внятно сформулировать метафору, но остро провоцирует воображение, в том числе и архитектурное. Поэтому подлинный образ архитектуры возникает в голове за рамками языка. При этом, он легитимен в том случае, если механизм метафоры стремится выразить ответ на два вопроса: кто мы сейчас и кем бы мы хотели стать.
Буквальная связь этих вопросов с формой может трудно поддаваться понятному описанию, но точно может ощущаться благодаря тональности опыта, связанного с ней. А предпосылки опыта, в свою очередь, определяются перформативом — договором архитектора с внешним миром, в котором он декларирует статус контекста и намерения в отношении его. Термин «перформатив» в данном случае выступает в значении, схожим с его изначальным, сформулированным Джоном Остином, а именно как речевой акт, равноценный поступку. Иначе говоря, под договором-перформативом понимается формирование такой знаковой системы архитектуры, реализация которой ведет к конкретным изменениям социальной действительности. То есть, чтобы найти себя среди этических вызовов и соблазнов — войны, экологии, заказчика, государства, источников финансирования и проч. — архитектору нужен перформативный контракт.
Архитектура, таким образом, определяется эстетикой метафоры с одной стороны, и этикой перформатива — с другой. А их взаимная и осязаемая реальность, выражаемая, допустим, зданием, представляет большой интерес. Если раньше парадигматические сдвиги происходили в порождении нового языка и описания его правил, то теперь, когда достигнут предел новаторства формы (с точки зрения любых ее возможностей), мы будем смотреть на архитектуру через призму отношений метафоры и перформатива.
Чиновник и прекариат
Пара этика-эстетика, несмотря на ее пресловутость, по-прежнему остается в повестке. Явный дисбаланс, в рамках которого определялся вектор архитектуры, характеризовался значительным перевесом в сторону одного или другого полюса данной пары. Во времена, когда право на архитектуру принадлежало властвующим, чаша весов была смещена в сторону эстетики, потому как этический полюс был заведомо репрессивным по отношению к тем и к тому, что являлось условием реализации этого права. Сегодня же наоборот: если мы посмотрим на проблемы, которые подсвечивают кураторы биеннале (не только венецианского), то этика имеет значительный перевес. Настолько, что порой кажется, будто эстетика — это лишь побочный эффект. Хотя, такая радикальность понятна и является вполне благонамеренной. Демократизация общества и кризис глобализации естественным образом определяют движение маятника в сторону этики. Правда, данное смещение все также действует на руку тем, кто санкционирует архитектуру, поскольку их этика, как правило, является ширмой, за которой преследуются свои конъюнктурные цели.
Положение же архитектора позволяет быть тем, для кого человечество не средство, а цель, поскольку в его функции, в широком смысле, не входит добиваться и удержать власть. Правда условием такого положения является смена формы занятости, то есть переход из одной крайности в другую: от архитектора-(гос)служащего к архитектору-прекариату. Нынешнее время и ближайшее будущее характерны как раз тем, что возможность для такого перехода есть. В такой радикальной диспозиции, возможно, удобнее всего настроить этико-эстетический метроном так, чтобы он устойчиво работал, а не застревал у одного из полюсов.
Норма и деталь
С точки зрения формы мы прошли путь от ордера и стиля к норме, маркирующей отношения перформатива и метафоры. Норма архитектуры — это иного характера регламент. По сравнению с каноном нормальное здание выглядит странностью и ошибкой. Но эта ошибочность лишь кажущаяся, так как при смене ордера нормой оптика осталась прежней, с оценочными рассуждениями о структуре и знаке.
Достичь состояние нормальности в архитектуре — сложное мероприятие. Возможно даже, что эта задача невыполнима, потому что критерий ее нормальности трудно поддается внятному формулированию. Но ее недосягаемость — это позитивное явление, которое, благодаря устойчивой взаимности метафоры и перформатива, характеризуется постоянным стремлением приблизиться к безмолвному моменту естества, где архитектура, человек, место и история находят себя в гармоничном взаимоотношении.
Инструментом, помогающим реализовывать норму, является деталь — атрибут ремесла и рутины, выступающий гарантом жизне-/работоспособности того, что архитектор метафорически вообразил и указал в своем перформативном контракте. Деталь сводит все со всем в тонко устроенной экосистеме идеи и реализации архитектурной формы. Деталь понимается широко и узко. Регламенты прошлого — это всегда были дедуктивные правила. Норма же — это не иерархическая концепция, а равномерная и внемасштабная рассредоточенность равных друг другу архитектурных нюансов.
В этом ракурсе интересно наблюдать как пластика здания стремится к норме, то есть как на принятие конкретных решений влияет взаимоотношение метафоры и перформатива. Наконец, интрига состоит в том, чтобы понять условия этих отношений, как и в какой момент одна из чаш может перевесить, а также каковы перспективы достичь равновесия.