Только перед смертью я узнал, что двенадцатибалльный шторм звучит как церковный орган. Ни с чем не сравнимый звук. Самый последний звук, который ты слышишь.
Рассветало. Автобусы и троллейбусы еще не выползли из парков, так что я шла пешком по дворам пятиэтажек, по детским площадкам и немного по газонам.
Конечно, у меня были сомнения. Но разве я мог отказаться? Разве кто-то из нас мог отказаться? Кем бы мы стали тогда? Как бы потом жили сами с собой? У каждого была своя причина. Например, я не думал о войне. Меня больше волновала наука.