7 минут рая | Глава 7. Большие маленькие секреты (1 часть)
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
Крествью-драйв, змеившийся по холму с открыточным видом на побережье, был именно таким местом, каким его рисует воображение, когда речь заходит о жизни высшего света. Чонин уже бывал здесь однажды, сопровождая Стивена на благотворительный вечер, но при дневном свете все выглядело совершенно иным.
Вдоль дороги тянулись безупречно подстриженные сады и старинные ворота. А за ними — роскошные особняки, каждый из которых заслуживал глянцевой обложки в архитектурном журнале. Под яркими лучами калифорнийского солнца элитный отполированный до блеска уклад жизни представал во всей красе. Все вокруг было настолько чистым и сверкающим, что Чонину в голову пришла нелепая мысль: «Может, солнце в богатых районах светит как-то по-особенному ярко?»
Машина плавно сбавила скорость, и рев мотора затих, сменившись бархатным урчанием. Огромные ворота бесшумно разъехались в стороны, открывая вид на дом Чейза.
Сейчас особняк казался еще больше, чем в прошлый раз. Монументальное здание, покоящееся на мраморных колоннах, выглядело не жилым домом, а объектом культурного наследия, который следовало бы охранять. В центре круглой подъездной аллеи из многоярусного фонтана с искусной резьбой били сверкающие на солнце струи воды.
Чейз, объехав фонтан, остановил машину и вышел, даже не потрудившись заглушить двигатель.
«А кто будет парковать?» — успел подумать Чонин и, спохватившись, тоже выбрался из машины. Услышав знакомое урчание мотора, он обернулся и увидел, как из тени возник служащий в униформе, сел за руль и отогнал кабриолет в сторону гаража.
Чонину невольно подумалось, что все это похоже на резиденцию Тони Старка, но он тут же мысленно пообещал себе никогда не произносить это вслух. Выглядеть еще большим ботаном в глазах Чейза ему не хотелось.
Пройдя через массивные двустворчатые двери, он ощутил, что всё кажется ему знакомым, но при этом абсолютно чужим. Грозных охранников, перегораживавших коридор, как в прошлый раз, не было. Вместо них по дому сновали домработницы в голубой униформе и накрахмаленных белых фартуках, приветствуя их вежливыми, едва заметными кивками.
Они прошли по длинному коридору и вошли в гостиную. Огромное, залитое светом помещение было воплощением сдержанной роскоши. В центре располагался величественный мраморный камин с тончайшей резьбой. На полу лежал персидский ковер ручной работы. Расставленная повсюду антикварная мебель создавала ощущение, будто время здесь замерло.
Но все это великолепие затмевал огромный семейный портрет, занимавший почти всю стену. Словно завороженный, Чонин подошел ближе.
— А, это? — раздался за спиной голос Чейза. Он подошел и встал рядом, смерив портрет скучающим взглядом. — Мы фотографируемся так каждый День благодарения. Довольно глупая традиция.
На картине был изображен целый клан, заключенный в тяжелую позолоченную раму. Типичная картина династии «old money». Богатство и власть, передававшиеся из поколения в поколение, проявлялись не только в дорогих костюмах и шелковых платьях, но и в идеальных улыбках, в безупречных позах. Это было похоже на портрет королевской семьи из классического фильма.
В самом центре, на диване, с величавыми улыбками восседала пожилая пара. Их присутствие, казалось, доминировало над всем пространством картины.
— Это твои дедушка и бабушка? — спросил Чонин, не отрывая взгляда.
— Ага, — коротко кивнул Чейз. — Со стороны отца.
От этого ответа Чонин невольно посмотрел на него и заметил нечто неожиданное. В глазах всегда расслабленного и дружелюбного парня читалось что-то холодное и циничное.
— Дедушка Альберт Прескотт и бабушка Элеонора Прескотт. Дедушка проводит время на охоте в Джексон-Хоул, в Колорадо, а бабушка в основном во Франции. Приезжает только когда ей вздумается.
Хоть это и был его семейный портрет, в голосе Чейза не звучало ни капли родственной теплоты. Словно экскурсовод, рассказывающий о нелюбимом экспонате.
Рядом с бабушкой на картине стоял мальчик лет шести-семи, а поодаль от него — девочка постарше в строгом черно-белом платье.
— Мальчишка рядом с бабушкой — мой двоюродный брат Лукас. Тот самый, что выращивает маримо. А рядом его сестра, Оливия.
За детьми стоял высокий аккуратный блондин, а рядом с ним, обнимая под руку, с нежной улыбкой застыла красивая шатенка.
— Сзади стоит мой дядя, Кайл Прескотт. А рядом с ним — моя тетя.
«Я думал, светлые волосы — рецессивный признак», — подумал вдруг Чонин, глядя на светлые волосы и серые глаза дяди Чейза. — «Видимо, гены семьи Прескоттов были на удивление стойкие».
— А с другой стороны — мои родители. С отцом ты уже встречался. А женщина с бокалом вина — моя мама. Лилиан Прескотт.
Чонин вспомнил, как познакомился с Лилиан на вечеринке. От нее и тогда ощутимо пахло вином, а раз уж она и на семейном портрете не расставалась с бокалом, то, очевидно, питала к нему особую слабость.
— А твои родители? Их нет дома?
— Отец в нашем доме в Нью-Йорке, а мама… — он сделал неопределенный жест рукой, — кто знает, где она.
Судя по всему, одиночество в этом огромном доме было для Чейза привычным состоянием. Он, казалось, закончил с объяснениями, но Чонин заметил на фотографии еще одного человека, о котором тот не упомянул. Это была молодая шатенка, стоявшая рядом с Чейзом с самодовольной улыбкой. Даже на фото чувствовалась ее яркая индивидуальность и плохо скрываемая надменность.
— София Прескотт. Моя старшая сестра, — ответил Чейз, едва заметно скривившись. — Мы постоянно ссоримся. Сейчас она в колледже на Восточном побережье. Мне искренне жаль жителей Восточного побережья.
Было трудно представить, чтобы Чейз Прескотт, казавшийся таким взрослым и уравновешенным, ссорился со старшей сестрой, как обычный подросток.
Чейз на мгновение перевел взгляд на сестру, а затем, пожав плечами, ответил:
— Мы хуже, чем чужие. Взрослые в нашей семье — люди старой закалки, считают, что бизнес должны наследовать мужчины. А сестра думает, что я отнял у нее всё, что по праву должно было принадлежать ей.
Слова прозвучали небрежно, но Чонину показалось, что в них прозвучало что-то одинокое.
— И все же... вы выглядите дружной семьей.
— Дружной? — усмехнулся Чейз. — Слово «дружба» не подходит этой семье. И то, что ты видишь на этой фотографии, — это еще не всё.
Хотелось спросить больше, но выражение лица Чейза так помрачнело, что Чонин не решился. Внезапно тот повернулся к нему. Словно кто-то щелкнул выключателем, на мрачном лице снова появилась легкая улыбка.
— Пошли скорее, твой ученик ждет.
Не успел Чонин кивнуть, как Чейз уже развернулся и двинулся вглубь дома, провожая его в заднюю часть особняка, где тот еще ни разу не был.
За домом располагался огромный бассейн, какой можно увидеть разве что на элитном курорте. Дно было выложено сложной плиткой в марокканском стиле, а из фонтанов в виде рычащих львиных голов непрерывно лилась вода. Несколько ребят, которых Чонин мельком видел в школе, лениво плавали на надувных кругах, попивая что-то из ярких стаканчиков. У бассейна на шезлонгах, подставив тела солнцу, загорали девушки в бикини.
«У них что, вечеринка у бассейна?» — Чонин инстинктивно вздрогнул и отступил на шаг.
— Р-разве мы пришли не заниматься?
— Да. А что? — Чейз выглядел совершенно невозмутимым.
— ...Ничего. Просто не знал, что у вас тут вечеринка.
— Вечеринка? Да какая это вечеринка, — отмахнулся он. — Просто не люблю, когда слишком тихо. Сказал, кто хочет, пусть приходит.
— А, — только и смог вымолвить Чонин, — понятно.
Казалось, для Чейза это было в порядке вещей, но привычные рамки мира Чонина снова пошатнулись. Он был смущен и, не найдя, что сказать, промолчал.
«В конце концов, это его дом, и он вправе приглашать сюда кого угодно, хоть всю школу».
По обе стороны от бассейна стояли два одинаковых, как зеркальные отражения друг друга, флигеля. Хотя их и называли скромным словом «флигель», каждый из них был размером как минимум с два дома Чонина. Чейз небрежно махнул рукой в сторону одного из них.
— Вот там живу я. А тот, напротив — гостевой.
— ...А личного вертолета у тебя случайно нет? — не удержался от горькой усмешки Чонин.
— Он на заднем дворе, показать? — абсолютно серьезно ответил Чейз.
Чонин с глупым видом разинул рот, и только тогда тот рассмеялся, хлопнув его по плечу.
— Шучу. Откуда ему тут взяться.
Когда они проходили мимо бассейна, из флигеля, где жил Чейз, вышел Дериус. В мешковатых шортах и кричаще-пестрой гавайской рубашке он был похож на туриста. Увидев Чонина, Дериус широко улыбнулся и замахал рукой.
Поздоровавшись, они прошли на кухню во флигеле и устроились за большим столом.
— Всю домашку сделал? — спросил у него Чонин.
— Да, учитель, — отрапортовал Дериус. — Как вы и велели, у всех непонятных задач поставил звездочку.
— Ого... да тут целая галактика.
Издалека послышался приглушенный смешок. Это был Чейз. Он устроился на диване в гостиной, откуда было хорошо видно кухню, и тихо перелистывал страницы книги. Чонин искоса взглянул на обложку. Это была «Гордость и предубеждение», которую они выбрали для эссе.
«И зачем читать там, где так шумно?» — Чонин усмехнулся про себя, подумав, что Чейз ведет себя точь-в-точь как родитель, который, разрешив ребенку поиграть с другом, садится неподалеку и делает вид, что занят, а сам прислушивается.
Вечером, когда солнце начало клониться к закату, на лужайке у бассейна устроили барбекю. Шеф-повар, работавший в особняке, лично жарил стейки с сосисками для бургеров и хот-догов. Рядом был развернут такой обильный салат-бар, какой увидишь разве что в дорогом ресторане.
Перед ужином Чонин решил пойти в ванную, чтобы вымыть руки. Он небрежно толкнул дверь и в этот момент чуть не умер от испуга. В дальнем углу, съежившись на полу, рыдала девушка. Чонин отпрянул и, подтверждая свои корейские корни, инстинктивно вскрикнул
— «Омма-я!*».
Девушка тихо всхлипывала. Тушь темными подтеками размазалась по лицу, но узнать, кто это, было нетрудно. Мэдисон Уилкс. Чирлидерша, которая всегда была по правую руку от Вивиан Синклер.
Если Вивиан — это Хан Соло, то Мэдисон — ее Чубакка. Если Вивиан — капитан Кирк, то Мэдисон — Спок. Хотя в интеллектуальном плане до Спока ей, конечно, далеко.
— Прости. Я не знал, что здесь кто-то есть. Я сейчас выйду, — вежливо извинился Чонин и уже собрался уйти, но что-то его остановило. Было как-то не по себе оставлять плачущего человека в одиночестве. Поэтому он обернулся и осторожно спросил:
Мэдисон подняла на него заплаканные глаза и ответила сквозь рыдания:
— По-твоему, я выгляжу так, будто я в порядке?
Чонин молча смотрел на нее. Рядом с девушкой уже выросла небольшая гора из скомканных бумажных салфеток. Она вытащила из пачки новую, громко высморкалась и снова шмыгнула носом.
— Как… — ее голос сорвался на всхлип, — как она могла так со мной поступить... после всего, что я для нее сделала!
Казалось, ей не терпелось выплеснуть на кого-нибудь горькое чувство предательства. Чонин, не зная, как реагировать на такую бурю эмоций, глубоко вздохнул и осторожно заговорил, выбрав единственную формулу, которую его мозг мог предложить в этой ситуации:
— Говорят, что с точки зрения вероятности, худшая авантюра в жизни — это ставка на человека.
Словно его неуклюжие слова нажали на спусковой крючок, Мэдисон разрыдалась еще горше, ее плечи затряслись. Совершенно не зная, что делать в такой ситуации, Чонин помялся в дверях, а затем, решившись, плюхнулся на прохладный кафельный пол рядом. От этого движения ее короткая юбка задралась, обнажив бедро. На мгновение Чонин подумал, что должен снять свою рубашку, чтобы прикрыть ее, как вдруг заметил у ее колена тонкий белесый шрам от операции.
— Порвала мениск на колене, когда готовилась к соревнованиям, — прошептала она сквозь слезы. — Пришлось делать операцию.
— Тогда, может, стоит бросить?
Чонин знал, что флаер — самая заметная и рискованная роль в команде, спортсменка, которая выполняет акробатические трюки и стоит на самой вершине пирамиды. В подтверждение этого она продолжила:
— К тому же, в этом году мы просто обязаны выиграть чемпионат!
— Ты что, совсем тупой, ботан? — огрызнулась она. — Из-за колледжа, конечно!
Ее внезапная серьезность заставила Чонина задуматься. Вдруг стало стыдно за то, что он раньше думал, будто чирлидерши занимаются спортом только для того, чтобы быть поближе к футболистам.
— Если хочешь, можешь выговориться. Что случилось? — неловко предложил он.
Мэдисон, вытерев слезы тыльной стороной ладони и переведя дух, дрожащим, полным обиды голосом произнесла:
— Да, — кивнул он, приготовившись слушать.
— Она берет на гала-вечер «Teen Vogue» не меня... а эту выскочку, Лилу Харрингтон.
От его искреннего недоумения Мэдисон снова зарыдала, на этот раз с каким-то оскорбленным подвыванием. Он не знал, что это за вечер, но для нее это, видимо, было событие уровня коронации. Чонин лихорадочно зашарил в мыслях в поисках хоть каких-то слов утешения, которые не звучали бы глупо.
— Э-э... ну, на таком мероприятии каждый ведь хочет блистать? Особенно тот, кто в центре внимания, разве нет?
— Ты на что это намекаешь, очкарик?!
— На то, что Вивиан, возможно, выбрала того, кто... поможет ей самой выглядеть еще эффектнее на контрасте, — выпалил он первое, что пришло в голову.
Красные опухшие глаза Мэдисон недоверчиво уставились на него. Понимая, что логика зашла не туда, Чонин решил сменить тактику и собрал все комплименты, на которые был способен:
— Ты ведь красивая. И прическа тебе очень идет, и... лицо у тебя очень симметричное. Симметричные лица в природе встречаются не так уж часто.
— ...Ты первый, кто сказал, что у меня симметричное лицо, — пробормотала она, сбитая с толку.
Неуклюже, но, кажется, сработало. Ее печаль, казалось, на мгновение утихла, но тут же, словно трансформировавшись, сменилась гневом.
— Как она могла... — зашипела Мэдисон, сжимая кулаки. — Думаешь, мне легко было хранить ее секреты? Я же все знаю про Чейза и Вивиан, но я никому не говорила!
При внезапном упоминании имени Чейза бровь Чонина дернулась. Мэдисон, не заметив этого, со стиснутыми зубами продолжила свою гневную тираду:
— Если бы об этом узнали, их репутацию бы просто уничтожили в обществе. Их бы смешали с грязью! А я молчала о таком секрете!
Скрипнув зубами, она вдруг опомнилась и смущенно посмотрела на Чонина.
— Ты... никому не говори! Понял?
Чонин, с трудом выдавив из себя подобие улыбки, медленно кивнул. Мэдисон с подозрением посмотрела на него еще секунду, но потом снова отвернулась. Ее гнев угас так же быстро, как и вспыхнул, снова превратившись в печаль.
— Я тоже хочу на гала-вечер «Teen Vogue»... — всхлипнула она.
В голове у Чонина набатом билась лишь одна мысль, заглушая все остальные: «Что за секрет у Чейза Прескотта и Вивиан Синклер?» Ему почему-то было страшно даже пытаться это представить. Казалось, что бы он ни вообразил в своей голове, правда окажется еще хуже.
Желая поскорее сбежать от этой тяжелой тайны и неловкой ситуации, Чонин осторожно заговорил, пытаясь переключить ее внимание:
— Знаешь, там на улице сейчас барбекю. Есть стейки и хот-доги.
— Я флаер! Мне нужно следить за весом! Я уже несколько месяцев ничего подобного не ела! Уа-а-а... — от осознания этой новой несправедливости рыдания Мэдисон стали еще безутешнее.
Глядя на этот комок отчаяния, Чонин тяжело вздохнул и нехотя произнес, прибегая к последнему средству:
— ...Знаешь, что одна стена говорит другой?
Мэдисон резко вскинула заплаканное лицо и переспросила:
— Что одна стена сказала другой стене?
Девушка еще раз всхлипнула, но всё же спросила:
— Что за бред, книжный червь, — пробормотала она, — Ха…
Словно услышав несусветную глупость, Мэдисон фыркнула, а затем сдавленно усмехнулась. Глядя на нее, Чонин решил дожать:
— Там, где я вырос, говорят: если смеешься, когда плачешь, волосы на заднице вырастут.
— Что?! — она в ужасе уставилась на него. — Не говори таких гадостей! Я рассмеялась не потому, что было смешно!
— Как бы то ни было, — пожал он плечами.
Только тогда Чонин поднялся, отряхивая брюки, и спустя мгновение протянул Мэдисон руку.
— Пошли. Будешь долго плакать — лицо опухнет. И вся твоя идеальная симметрия нарушится.
Поколебавшись еще секунду, Мэдисон, наконец, взяла его за руку и позволила помочь себе встать. А потом, словно до нее только дошло, насколько вся эта сцена была странной и неловкой, отдернула руку и пробормотала, отводя взгляд:
— ...Ты иди первым. Мне нужно макияж поправить.
Чонин кивнул и, вспомнив, зачем вообще пришел в ванную, быстро подошел к раковине и вымыл руки. Перед тем как выйти, его остановил тихий голос Мэдисон:
— Очкарик, — она запнулась, — ...как тебя зовут?
Это звучало определенно лучше, чем «ботан», «очкарик» или «книжный червь». Чонин едва заметно кивнул и вышел из ванной.
Прим.: «Омма-я!» (кор. 엄마야) — дословно «Мама!».