7 минут рая | Глава 18. Ода возлюбленному (1 часть)
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
В последнее время Чонин полюбил уроки английского.
Он нарочно уронил ручку на пол и, делая вид, что поднимает ее, бросил быстрый взгляд через плечо на заднюю парту, где сидел Чейз. Тот, словно читая его мысли, смотрел прямо на него с легкой улыбкой. Когда их взгляды встретились, по телу Чонина, казалось, пронесся легкий электрический разряд. На коже выступили мурашки.
Урок был в самом разгаре, когда миссис Дэвис громко хлопнула в ладоши, привлекая всеобщее внимание.
— А следующее задание потребует от вас немного креативности.
С этими словами она размашисто написала на доске: «Задание: написать сонет».
— Мы с вами изучили виды и формы сонетов. А теперь вам предстоит мысленно вернуться в прошлое, в Средневековье. Представьте, что вы человек той эпохи, и напишите сонет в духе того времени.
По классу тут же пронесся недовольный гул.
— А на следующем уроке я вызову нескольких из вас для презентации, — не обращая внимания, продолжила она.
В ответ раздались откровенные стоны. И в этот момент с задней парты донесся ехидный смешок Джоша Тернера.
— Тогда Джей Лим, наверное, должен писать китайские стихи? — громко протянул он, а затем сымитировал несколько звуков, пародируя китайскую речь.
Кулаки Чонина сжались. Кровь ударила в виски. Не успела оскорбительная фраза утонуть в тишине, как класс оглушил грохот. Перевернулся стол. Со стуком отлетел в сторону стул. Чонин рефлекторно обернулся и замер.
Джош Тернер распластался на полу. Одна сторона его лица уже багровела и опухала, из носа тонкой струйкой текла кровь. А на нем, придавив его к полу, сидел Чейз, уже занося кулак для нового удара.
— Что вы себе позволяете! — крикнула мисс Дэвис.
Чонин вскочил с места и вцепился в поднятую руку Чейза. Его взгляд, обычно ясный, затянуло пеленой слепой ярости.
— Что за поведение на уроке! Мистер Прескотт, немедленно слезьте с него! — продолжала учительница, но Чейз, казалось, её не слышал.
Чонин изо всех сил тянул его, но тот оставался неподвижен.
Только тогда к ним подбежали другие ученики. Вчетвером или впятером им едва удалось оттащить разъяренного Чейза в сторону. Джош, всхлипывая, грубо вытер кровь тыльной стороной ладони и со злостью и страхом посмотрел на своего обидчика. А тот, даже не сбив дыхания, смотрел на него в ответ. Спокойно, холодно и с такой убийственной яростью во взгляде, что Тернер невольно попятился.
— Мистер Прескотт! Что всё это значит?! — требовательно спросила учительница.
Чейз молчал. Чтобы объяснить, ему пришлось бы повторить те злые расистские насмешки.
— Джош Тернер допустил расистские высказывания в мой адрес, — шагнув вперед, твердо произнес Чонин. — Он сказал, что раз я азиат, то должен писать китайские стихи. И передразнивал китайскую речь.
Он не знал, как отреагирует миссис Дэвис. Ему не раз казалось, что она относится к нему с некоторым предубеждением.
— Немедленно в кабинет директора, — стальным голосом произнесла она.
В классе воцарилась гробовая тишина. Джош, все еще сидевший на полу, злобно усмехнулся и бросил на Чейза победный взгляд. Но палец миссис Дэвис указывал прямо на него.
— В нашей школе нулевая терпимость ко всем видам дискриминации. Ваше высказывание было явным проявлением расизма, за такое могут и отстранить от занятий. Немедленно к директору.
Чонин удивленно моргнул. Он ждал чего угодно, но не такой решительной и справедливой реакции.
«А что, если...» — подумал он. — «Что, если она никогда не была предвзятой? Может, это я сам, из-за своих комплексов, видел то, чего не было?»
— Мистер Прескотт, — устало вздохнув, обратилась она к Чейзу. — Приберитесь и садитесь на место. И после урока тоже зайдите к директору. Насилие недопустимо ни по какой причине, какой бы справедливой ни была ваша ярость.
— ...Простите, — он молча поставил на место стол и стул и сел.
Чонин с тревогой посмотрел на него. Но Чейз лишь поймал его взгляд и едва заметно, озорно подмигнул, словно говорил: «Все в порядке. Оно того стоило».
Джоша Тернера отстранили от занятий на неделю с занесением инцидента в личное дело — наказание по школьным меркам было довольно суровым. Его родители, разъяренно примчавшиеся в школу при виде избитого лица сына, грозились подать в суд. Однако, услышав имя «Чейз Прескотт», быстро сбавили тон и смиренно удалились.
Чейз тоже не избежал последствий. За драку ему впаяли пять дней «детеншена» — обязательного оставления после уроков, когда провинившиеся ученики должны были сидеть в пустом классе под надзором учителя. К счастью, в его личное дело инцидент решили не заносить, но пять дней скуки после занятий были неизбежны.
Чонин тихонько приоткрыл дверь и заглянул в кабинет. Учитель, который должен был за ними следить, спал, накрыв лицо журналом. Судя по раскатистому храпу, спал он крепко. Чейз, лениво откинувшись на стуле, тут же заметил его и широко улыбнулся. Чонин приложил палец к губам и на цыпочках проскользнул внутрь.
Кроме Чейза в кабинете отбывали наказание еще трое. Один спал, уткнувшись лицом в парту, другой, увлеченный игрой в телефоне, тихо хихикал. Парень с бритой головой и пирсингом в брови, похожий на гота, сидел в наушниках и что-то сосредоточенно рисовал в своем блокноте. Чонин бесшумно сел за парту рядом с Чейзом и, словно он тоже был наказан, достал из рюкзака учебник.
Он оторвал уголок тетрадного листа и аккуратно вывел одно слово:
Сложенная вчетверо записка перекочевала к Чейзу. Тот развернул ее, на мгновение задумался, а затем взял красную ручку и что-то исправил. Записка вернулась обратно. Слово «Прости» было перечеркнуто. А под ним было выведено:
Чонин не смог сдержать улыбки и написал ниже:
Записка снова отправилась к Чейзу. Тот развернул ее, и его губы тронула усмешка. Он вновь взял красную ручку. «Спасибо» тоже было зачеркнуто, а внизу появилась новая, последняя правка:
[Если подумать, правильно будет «Люблю»]
У Чонина на миг перехватило дыхание. Сердце сделало кульбит, и по щекам расползся жаркий румянец. Чтобы скрыть рвущуюся наружу улыбку, он отвернулся к окну, делая вид, что увлекся пейзажем.
В этот момент на страницу его учебника приземлился аккуратно сложенный бумажный самолетик.
Ниже были нарисованы два квадратика: «Да» и «Нет». Чонин взял ручку, решительно поставил галочку в квадратике «Нет» и дописал ниже:
[У нас экзамены на носу. Возьмись за ум.]
В ответ прилетела еще одна записка. На ней была нарисована плачущая рожица с трагически опущенными бровями и огромными слезами, катящимися из глаз. Глядя на это, Чонин беззвучно рассмеялся.
Когда переписка стихла, Чейз вытянул руку, положил ее на парту и, оперевшись на нее щекой, просто смотрел на Чонина.
Тихий шорох карандаша, мерный храп учителя — залитый теплым предзакатным солнцем кабинет был пронизан умиротворением. В приоткрытое окно залетал легкий ветерок, лениво колыхая шторы. В этой уютной сонной тишине день медленно клонился к вечеру, и Чейз думал, что мог бы, не отрываясь, смотреть на профиль Чонина вечно.
— Итак, давайте послушаем ваши стихи.
От слов миссис Дэвис ученики, как по команде, отвели взгляды. Никто не хотел быть первым. Читать чужое произведение — одно, а свое собственное, выстраданное — гораздо более волнительно и стыдно. Но учительница была непреклонна.
— Первым будет... мистер Прескотт.
Чейз без малейшего колебания вышел к доске, держа в руках тетрадь.
— Я написал шекспировский сонет со схемой рифмовки ABAB CDCD EFEF GG. Последнее двустишие — это оммаж моему любимому поэту Пабло Неруде. Название — «Ода возлюбленному».
От такого откровенно приторного названия по классу тут и там пронеслись сдержанные смешки. Некоторые ученики даже многозначительно покосились на Чонина. Но тот замер, не обращая на них внимания.
Чейз произнес название по-английски — «Ode to the Beloved». Любимый, возлюбленный. Beloved. Перевод его собственного имени. В гуле класса, среди смешков, только они двое знали, что это не «Ода возлюбленному». Это была «Ода Чонину».
Чейз начал читать. Он воспевал приход весны и пробуждение природы. Но хоть в стихотворении и говорилось о весне, что дарит свою любовь цветущему дереву, Чонин без труда понял — речь идет о них. Ведь все началось именно прошлой весной, на весеннем балу. А когда Чейз дошел до финального двустишия, его голос стал ниже и глубже.
Я хочу быть ветром, что тебя колышет, волнением твоим.
Хочу поить твои корни и нести свет кончикам твоих ветвей.
Все, что весна делает с вишневым деревом, я хочу делать с тобой.
Никто не ожидал от Чейза такого. Лиричного, полного нежности, возможно, даже слишком сентиментального стихотворения. Чонин же уловил в нем еще и какой-то интимный подтекст.
— Я-то думала, вы напишете о подростковом бунте, мистер Прескотт, но ода подростковой любви — это тоже мощное заявление, — после недолгого молчания сказала миссис Дэвис. — Кто-нибудь хочет высказать свое мнение?
«И кто осмелится критиковать Прескотта?» — пронеслось в мыслях у многих.
Пока все молчали, одна рука уверенно взметнулась вверх.
— В целом, это очень хорошее стихотворение, — начал Чонин.
Услышав похвалу, Чейз мягко улыбнулся ему. Но Чонин еще не закончил.
— Однако, разве «ода» — это не длинное хвалебное стихотворение, написанное в свободной форме? А мы пишем сонеты, где есть строгие правила размера и рифмы. Стихотворение прекрасное, но название, мне кажется, немного не соответствует жанру.
От такой прямолинейной критики рот Чейза изумленно приоткрылся.
— Хорошее замечание, — кивнула миссис Дэвис. — Возможно, было бы уместнее заменить «Оду» на «Сонет».
«И как я смею тебе противостоять», — с этим ошарашенным, но влюбленным выражением Чейз посмотрел на раскритиковавшего его Чонина.
— Я хотел вложить в него больше смысла восхваления, — тут же возразил он. — Я знаю, что ода обычно пишется свободным стихом, но слово «сонет» не передает в полной мере тех чувств, которые я хотел выразить.
— Что ж, хозяин любого произведения — его автор, так что и название выбирать ему, — хлопнув в ладоши, мудро подытожила миссис Дэвис.
Чейз, не отрывая взгляда от как всегда невозмутимого Чонина, прикрыл рот рукой, пытаясь скрыть улыбку, которая сама рвалась наружу.
В столовой стоял гул. Сегодня был день пиццы. Один из немногих, когда школьное меню можно было назвать съедобным. Некоторые ученики приходили поесть, даже ворча, что пицца на вкус как картон. И все же это было лучше, чем вчерашняя запеканка.
За столиками сидели шумные компании, оживленно болтая. Началась привычная для этого времени года суета с выпускными альбомами. В отличие от корейских, в них были фотографии всех классов. Их раздавали каждый год перед экзаменами, и это был целый ритуал: найти всех друзей, одноклассников и даже учителей, чтобы они оставили на пустых страницах в конце книги свои автографы и пожелания. У столиков популярных ребят даже выстроились небольшие очереди.
Чонин тоже каждый год заказывал себе альбом. Но если у других последние страницы пестрели шутливыми прозвищами, признаниями в дружбе и планами на лето, то в его альбоме за последние два года стояли лишь сдержанные подписи членов «Общества матлетов» да пара дежурных фраз от учителей.
Сегодня он впервые за долгое время обедал за одним столом с Джастином и Раджешем. У Чейза была физкультура, которая заканчивалась позже, да и Чонину хотелось хотя бы пару раз в неделю посидеть со своими старыми друзьями в привычной обстановке. Разговор, разумеется, шел о внеклассной деятельности для поступления в колледж.
— Эх, я вообще не знаю, за что хвататься, — вздохнул Джастин, уныло подперев щеку рукой. Он метил на факультет компьютерных наук в MIT и подумывал создать какое-нибудь приложение, чтобы произвести впечатление на приемную комиссию, но идей для этого не было совершенно.
— Внимание! Вивиан Синклер и эскадрон чирлидерш, приближаются на одиннадцать часов! Включить режим невидимости! — от панического шепота Раджеша Джастин тут же замолчал и вжал голову в плечи.
К их столику действительно направлялись Вивиан, Мэдисон и Эйва Уинслоу, которая, по слухам, рассталась с Брайаном Коулом сразу после выпускного бала. Заметив Чонина, Мэдисон что-то с улыбкой шепнула Вивиан. Та на мгновение бросила на их стол колючий взгляд, а затем с легким фырканьем демонстративно отвернулась.
Мэдисон же, оставив свой поднос, уверенно направилась прямо к ним. При ее приближении все ботаны за столом затихли, словно кто-то нажал кнопку «без звука». Раджеш от нервного напряжения начал запихивать в рот соленые огурцы один за другим. Мэдисон без малейшего стеснения опустилась на свободное место рядом с Чонином и, достав из сумки альбом и маркер, с улыбкой протянула ему.
Чонин на мгновение посмотрел на ее открытое, улыбающееся лицо, а затем опустил взгляд. Он вспомнил, каким был раньше: колючим, замкнутым, полным предрассудков, которые он сам же и выстроил вокруг себя из-за комплекса неполноценности. Для него тогда все чирлидерши были на одно лицо — красивые пустышки. Если бы он не начал общаться с Чейзом, то, возможно, так бы и закончил школу, запертый в своей маленькой тесной правоте. Он почувствовал огромное облегчение от того, что этого не произошло.
Он спокойно кивнул и открыл ее альбом, уже густо исписанный пожеланиями. Едва снял колпачок с маркера, как Мэдисон погрозила ему пальцем.
— И только попробуй написать мне банальщину вроде «H.A.G.S»*. Придумай что-нибудь пооригинальнее. — Она хитро улыбнулась. — И, Джей, а где твой альбом? Можно и я твой подпишу?
Когда Чонин протянул ей свою девственно чистую книгу, она удивленно вскинула брови.
Он еще никого не просил его подписать. Мэдисон с радостным видом взяла ручку и, украсив свою размашистую подпись милыми цветочками, старательно что-то вывела. Глядя на нее, Чонин тоже медленно взял маркер. И в пустом углу ее альбома своим аккуратным почерком написал:
[Пусть законы физики всегда будут на твоей стороне во всех поддержках и сальто. — Джей Лим]
Прочитав, Мэдисон громко рассмеялась.
— Почему? Плохо? — нахмурился он.
— Нет, очень круто! Так в твоём стиле.
Получив назад свой альбом, Чонин смотрел, как довольная Мэдисон встряхнула уложенными в хвост волосами и вернулась к подругам. Она с гордостью показала его подпись Вивиан и Эйве. Вивиан, заметив это, бросила в его сторону еще один испепеляющий взгляд. Но прежний Чонин, который съежился бы под таким напором, давно исчез. Нынешний Чонин обрел достаточно уверенности, чтобы просто вежливо улыбнуться в ответ.
Он опустил взгляд и открыл свой альбом. Там, рядом с подписью Мэдисон, был нарисован цветок ромашки, а под ним — сообщение, выведенное ее округлым девичьим почерком:
[Рада, что мы познакомились. Сохраняй свою ботанскую силу. Ты крут именно такой. — Мэдисон У.]
Чонин долго смотрел на страницу. На его губах медленно расцвела улыбка.
*Прим.: H.A.G.S — Have a Great Summer (Хорошего лета) — дежурная фраза, которую пишут не особо близким людям.