7 минут рая. Спин-офф | Глава 3. Не одолжения, а любовь (Часть 1)
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
Будильник, настроенный на девятиминутные интервалы, успел прозвенеть ещё дважды, прежде чем Чонин с трудом заставил себя разлепить веки.
Соседняя подушка, как обычно, пустовала. Он машинально протянул руку — пальцы коснулись холодной простыни. Словно здесь и не спали вдвоем. Впрочем, Чонин привык. Привык и к этим одиноким подъёмам, и к вечному отсутствию Чейза.
Первым же движением, едва открыв глаза, он потянулся к телефону. Новое уведомление. Пришли данные эксперимента от зарубежных партнёров. Отправлено около четырёх утра — разница в часовых поясах давала о себе знать.
Чонин откинул одеяло и сел, тут же погружаясь в письмо. Он скользил пальцем по экрану, пробегая ключевые показатели и мысленно набрасывая план дальнейших действий.
Наконец он потянулся, разгоняя остатки сна, выбрался из постели и начал в одиночестве собираться на работу.
Квартира была пропитана недавним присутствием Чейза. Забытый свет в ванной. Бритва, брошенная не на своем месте. Влажное полотенце на раковине. Зубная паста без колпачка.
Чонин быстро умылся и принялся убирать эти мелкие следы чужой спешки. Такая небрежность, совершенно не свойственная Чейзу, вызывала не раздражение, а лишь острую жалость.
«Видимо, и сегодня у него не было ни секунды», — подумал Чонин. Утро наполнилось сочувствием.
Каждый год первого июля больницы по всей Америке принимали новую волну резидентов. Выпускники медицинских школ, чьи белоснежные халаты еще непривычно хрустели, получали свои первые назначения в качестве штатных сотрудников.
Впереди их ждала резидентура — марафон длиной от трёх до шести-семи лет. Формально это было обучение, но они с первого дня имели дело с настоящими пациентами, и груз ответственности ощущался всё сильнее.
Прошло уже полтора месяца с тех пор, как Чейз вступил в свою резидентуру по специализации торакальной хирургии*. Это была одна из самых изнурительных, самых требовательных областей, не дающая расслабиться ни на мгновение.
Каждый день он уходил из дома между пятью и шестью утра, потому что в шесть тридцать уже начинался обход. Смена обычно заканчивалась около семи вечера, но дни, когда ему удавалось уйти вовремя, можно было пересчитать по пальцам одной руки.
Официально максимальная рабочая неделя резидента не должна была превышать восьмидесяти часов. Но это было лишь на бумаге. В реальности эти нормы нарушались повсеместно. Ожидание операций, экстренные вызовы, бесконечные ночные дежурства. Двадцатичетырёхчасовые смены стали нормой — порой приходилось работать и по тридцать часов кряду без сна.
Поэтому Чонин уже привык к картине, как Чейз, вернувшись, буквально падал на кровать и проваливался в тяжелый глубокий сон.
Приведя ванную в порядок, Чонин прошёл на кухню. На острове темнела кружка, которую Чейз, видимо, оставил в утренней спешке.
Чонин рассеянно поднёс её к губам, отпил оставшееся на дне и тут же бросился к раковине, давясь кашлем.
— Кх… Сколько же шотов эспрессо он туда вбухал? — поморщился он.
Кофе, от которого мгновенно онемел язык, был таким чудовищно горьким, что казался непригодным для питья. Но Чонин понимал, что только на таком топливе Чейз и мог держаться на ногах. Эта горечь на языке вдруг показалась ему особенно долгой.
На завтрак Чонин схватил банан, на кожуре которого только-только проступили тёмные пятнышки. Быстро съев его, он подхватил ключи и вышел за дверь.
Внизу, на первом этаже кондоминиума, располагалась велосипедная парковка только для жильцов. Металлические рамы стояли плотными рядами в ожидании хозяев. Среди них был и велосипед Чонина — подарок от Чейза в честь начала его работы.
Их район представлял собой живой узел: учебные заведения и магазины здесь плотно примыкали друг к другу, а чуть поодаль, в Кендалл-сквер, теснились офисы фармацевтических компаний и биотех-стартапов. При наличии велосипеда можно было легко и быстро добраться куда угодно, поэтому в этом потоке Чонин был далеко не единственным.
Он выкатил велосипед на улицу и влился в утреннее движение.
Свежий, прохладный воздух приятно бодрил. Это было редкое бостонское утро, залитое чистым солнечным светом.
Привычное усилие, с которым он давил на педали, неизменно возвращало его мыслями в прошлое — на дорогу в школу в Беллакоув много лет назад. Калифорния сменилась Бостоном. Пейзажи и даже сам запах воздуха кардинально изменились, но те воспоминания оставались поразительно живыми, словно отпечатанными под веками.
Велосипедная дорожка вела его вдоль сверкающей ленты реки Чарльз, мимо пробуждающихся жилых кварталов и строгих деловых центров, и в итоге приводила прямо к комплексу, где располагалась его компания.
Чонин работал уже третий год в должности ведущего научного сотрудника в «Вериксе» — бостонской фармацевтической компании среднего звена, специализировавшейся на редких генетических заболеваниях.
Он предпочёл её многим гигантам фарминдустрии по совершенно определённым причинам.
Ему претили громоздкие организации, где исследования спускались строго «сверху», где ты был обязан следовать уже утверждённым, закостенелым схемам. Места, где решения принимались невыносимо медленно, а консервативная атмосфера душила любой риск на корню. Чонин точно знал, что он просто не сможет заниматься любимым делом в такой среде.
«Верикс», напротив, была компанией, выстроенной вокруг исследователей и ориентированной на клиническую практику. У неё были чёткие, сфокусированные на пациентах ценности и самая тесная связь с ними.
Это было место, дававшее ему возможность наиболее прямо ощутить то, ради чего всё затевалось: «То, что я создал, спасло человека». Это и стало решающей причиной, почему он отверг другие, более престижные варианты.
Как обычно, Чонин припарковал велосипед на своём месте и защёлкнул замок.
— Мистер Лим, — начальник службы безопасности, знавший в лицо почти всех ключевых сотрудников, поздоровался первым.
Пока Чейз проходил через медицинскую школу и резидентуру, Чонин тоже молча и упорно строил свою карьеру. Теперь он был не просто рядовым членом команды, а исследователем высокого ранга, который сам вёл проекты и отвечал за результат.
Он приложил ID-карту к считывателю у главного входа. Раздался короткий писк и автоматические двери плавно разъехались. Внутри его ждало ещё несколько пропускных пунктов. Как и положено серьёзному исследовательскому центру, система безопасности была строжайшей. Посторонний не мог проникнуть внутрь ни при каких обстоятельствах, а передвижения каждого сотрудника чётко отслеживались.
Чонин прошёл по коридору лабораторного корпуса в свой офис. Здесь уже кипела жизнь: принтеры выплёвывали свежие отчёты, пространство наполнял стук клавиатур и редкие, приглушённые телефонные звонки.
Не успел он дойти до своего стола, как его встретила главная научная сотрудница, Эбигейл Хартц.
— Лим, «Бьёркерн» прислали данные. Ты проверил почту?
— Да. Получил сегодня рано утром, — кивнул Чонин, сбрасывая сумку. — Сейчас всё систематизирую и сразу скорректирую план эксперимента.
— Ну и как? Много придётся переделывать?
— Значение отклика рецептора выше, чем мы ожидали. Возможно, придётся модифицировать несколько праймеров.
— Как только получишь результат — сразу ко мне.
Обмен репликами был коротким и по существу. Чонин сел на место и уже собирался включить ноутбук, но в этот момент его телефон в кармане завибрировал.
Чей:
Ты нормально добрался?
Чонин понял, что видимо у Чейза выдалась свободная минутка после обхода. Его пальцы забегали по экрану.
Я:
Да. А ты? Поел?
Чей:
Сейчас наскоро ем в столовой.
Чонин сочувственно вздохнул, глядя на экран. Он знал, что еда в больничной столовой для персонала лишь ненамного лучше школьной. По сути, такая же отвратительная.
Чей:
Я скучаю. Мы живём вместе, а я всё равно по тебе скучаю. Это вообще нормально?
Чейзу было тяжело адаптироваться к новому распорядку. Даже такому выносливому человеку, как он, было трудно проводить в больнице по двадцать часов в сутки.
Вечный недостаток сна, многочасовые операции… Он и сам говорил, что голова порой становится пустой, словно в ней не хватает кислорода.
Но старшие резиденты советовали ему радоваться, что это пока только физическая усталость. С годами ему придётся самому принимать решения, сталкиваться с моментами, когда от его вердикта зависит жизнь. И тогда, по их словам, ломается дух, а не тело.
Эта неделя тоже была под завязку забита дежурствами и ожиданиями ночных операций, но, к счастью, завтра у Чейза намечался редкий выходной.
Я:
Давай сегодня вечером вкусно поужинаем и не будем вылезать из постели.
Чей:
Ты должен ставить предупреждение NSFW, когда пишешь такое. Я в столовой, полной людей, у меня чуть не встал.
Чонин невольно усмехнулся, прочитав шутливый ответ. Даже в таком измотанном состоянии Чейз находил силы язвить, пытался разрядить обстановку. Чонин чувствовал за него благодарность и какую-то тихую, тёплую гордость.
«Наверное, в этом и есть настоящая сила», — подумал он. — «Улыбаться в самый тяжёлый момент. Находить в себе силы на лёгкость ради того, кого любишь. Вот что значит быть сильным».
Чей:
Скорей бы уже вечер. Скучаю.
В предвкушении завтрашнего выходного Чейза, Чонин решил сегодня уйти с работы пораньше и заехать в супермаркет.
В его заметках в телефоне был длинный список: томаты, сельдерей, лук, морковь, говядина, куриный бульон… А под ним — подробный рецепт от мамы.
Сегодня Чонин решил приготовить то самое рагу, которое мама варила, когда он болел в детстве. Густое, питательное, из спелых томатов и сладких овощей, с большими кусками мяса, разваренного до такой степени, что оно таяло во рту. Он съест его вместе с Чейзом, дополнив крекерами в форме сердечек.
План был прост. Дождаться его возвращения, вместе съесть горячий ужин, а потом рано лечь и спать сколько влезет, не ставя будильник.
«Может, тогда его усталость хоть немного уйдёт?» — с надеждой подумал Чонин.
В последнее время Чейз постоянно был на взводе. Дело было не только в усталости. Это напряжение было результатом ежедневного столкновения с реальными пациентами, с запредельным давлением. Торакальную хирургию, где он работал, не зря называли самой «удушающей» резидентурой в больнице. Большинство пациентов были либо тяжёлыми больными, ожидающими операции на сердце или лёгких, либо теми, кто только что вышел из операционной и находился в шатком периоде восстановления.
Кровотечение, остановка сердца, лёгочная недостаточность, сепсис — экстренная ситуация могла возникнуть в любую секунду. Нередки были случаи, когда пациенты умирали во время операции или уже в реанимации.
Когда Чонин думал о том, что Чейз целыми днями находится внутри этого, у него тяжело сжималось сердце.
У каждого ведь бывает такой момент? Момент, когда отчаянно хочется, чтобы о тебе позаботились. Когда хочется, совсем как в детстве, спрятаться в чьих-то теплых, уютных объятиях. Ощутить нежное прикосновение и понять, что ты в полной безопасности.
Именно такую заботу Чонин и хотел подарить сегодня Чейзу.
С этой мыслью он с головой ушел в работу, мысленно подгоняя себя, стараясь закончить всё быстрее обычного. Его внимание металось между двумя мониторами: он систематизировал данные, компилировал материалы к совещанию, прикреплял ссылки на нужные статьи, составлял краткие сводки.
С утра у него прошло три встречи подряд. После быстрого обеда в лаборатории начался марафон совещаний по корректировке последующих экспериментов.
Едва покончив со всем этим с почти молниеносной скоростью, Чонин буквально сорвался с места. Вскочил на велосипед — и помчался в супермаркет.
Он шел с корзинкой по торговым рядам, и в его движениях, несмотря на скорость, сквозило скорее приятное предвкушение, нежели спешка. Он целенаправленно перемещался по магазину: вот говядина с идеальными мраморными прожилками; вот в корзину летят свежие томаты, морковь, сельдерей и лук. Он прихватил бутылку недорогого красного вина для рагу и в отделе снеков отыскал те самые крекеры-сердечки, которые так нравились Чейзу.
Он как раз расплатился и укладывал увесистый пакет в велосипедную корзину, когда телефон в кармане коротко завибрировал.
Чей:
Прости. Меня внезапно поставили на дежурство. Смогу уйти из больницы только после полуночи.
Стало обидно, но он понимал, что ничего не поделаешь. Было лишь жаль Чейза, которому снова придётся торчать в больнице почти двадцать часов.
Я:
Всё нормально. У меня всё равно куча работы, думал, придётся задержаться.
Он отправил ответ, чтобы Чейз не чувствовал себя виноватым, и снова сел на велосипед.
«Может, оно и к лучшему, что не придётся торопиться», — подумал он, — «особенно учитывая мои сомнительные кулинарные навыки. К тому же мама, когда диктовала рецепт, говорила, что рагу от этого только выигрывает — чем дольше томится, тем мягче мясо, а на следующий день бульон становится ещё насыщеннее».
Эта мысль его приободрила. Он решил, что спокойно приготовит всё заранее, и с новой силой нажал на педали.
Впереди уже показалось высокое здание кондоминиума.
Внезапно спокойствие разорвал оглушительный, режущий уши скрежет. Со стороны перекрестка донесся визг тормозов, а следом — мощный, сотрясающий всё вокруг удар.
Минивэн, не успевший сбросить скорость, на полном ходу влетел в стоявший перед ним пикап. Серебристый седан, шедший вплотную за ним, резко вильнул, пытаясь уйти от столкновения, но было уже поздно. Машина не успела. Ее отбросило в сторону после удара о край минивэна.
Потерявший управление автомобиль заскользил по асфальту — и по какой-то нелепой случайности понесся прямо на Чонина. На долю секунды показалось, что он встретился взглядом с полными ужаса глазами водителя через боковое стекло.
Чонин рефлекторно рванул руль в сторону.
Он чудом избежал прямого столкновения, но маневр был слишком резким. Велосипед накренился. Не успев даже подумать о тормозах, Чонин вместе с ним рухнул на жесткий асфальт.
Между запястьем и локтем тут же вспыхнула острая жгучая боль.
Он опустил взгляд. Продукты, высыпавшиеся из корзины, расплывались в красной луже. На секунду у него похолодело сердце. Неужели это его кровь?
Но нет. Приглядевшись, он понял, что это просто разбилась бутылка вина.
Он сдавленно охнул, потому что следом за облегчением пришло новое резкое жжение. А потом он почувствовал, как что-то липкое и горячее потекло по руке. Опустив глаза, он увидел, как из глубокого пореза на предплечье хлещет кровь. Осколок винной бутылки, должно быть, глубоко распорол кожу.
Кое-как собравшись с силами, Чонин поднялся. Пошатываясь, он добрелся до края тротуара и тяжело опустился на бордюр. Уши заложило, но сквозь вату пробивался чей-то пронзительный крик.
Он видел, как к месту аварии сбегаются люди. Кто-то, прижав телефон к уху, выкрикивал что-то в трубку. Другие осторожно дёргали двери разбитых машин, пытаясь вытащить пострадавших. Это был сущий ад, развернувшийся на тихой улице средь бела дня.
— О боже, вы в порядке? У вас кровь!
Какая-то женщина средних лет подбежала к нему, протягивая чистый носовой платок. Чонин, с трудом сфокусировав на ней взгляд, молча кивнул и с силой зажал рану платком. Ткань мгновенно начала пропитываться темным.
В расплывающемся зрении движения людей казались кадрами из замедленной съёмки. Будто само время и пространство исказились. И сквозь этот туман пришла запоздалая леденящая мысль: «Опоздай я на секунду, и эта машина влетела бы прямо в меня». От одного этого осознания по телу пробежал озноб.
Вскоре завыли сирены. На место прибыли несколько машин скорой помощи и полиции. Пока парамедики были заняты тяжело ранеными водителями, один из полицейских, оцеплявших территорию, заметил сидящего на бордюре Чонина. Он подошел, буднично спросил его имя, дату рождения, обстоятельства травмы и тут же коротким жестом подозвал одного из медиков.
— Реакция зрачков в норме, — заключил тот, присев на корточки. Он посветил Чонину в глаза фонариком и задал несколько быстрых вопросов, проверяя, нет ли спутанности сознания. Чонин отвечал чётко. Убедившись, что с головой всё в порядке, медик переключился на кровоточащую рану.
— Похоже, придётся зашивать. И нужно проверить, нет ли внутри осколков. Едем в больницу.
Он осторожно помог Чонину подняться и отвёл его к одной из машин скорой.
Чонин впервые ехал на скорой. По дороге в больницу он смотрел вверх — люминесцентная лампа на потолке раздражающе плясала при каждом толчке машины.
Парамедик наложил на рану тугую давящую повязку, чтобы остановить кровь, надел ему на палец небольшой зажим для измерения сатурации кислорода и намотал манжету тонометра на здоровую руку. К счастью, все жизненные показатели были в норме. Кроме разорванного предплечья, других серьёзных травм, похоже, не было.
Только когда они подъехали к специальному въезду для экстренных случаев, и Чонин сам, на своих ногах, вышел из машины, он понял, куда его привезли.
Медицинский центр Брэнема. Больница, где работал Чейз.
Он вошёл в приёмное отделение, миновав зону для каталок, и вскоре оказался у стойки регистрации. После проверки основных данных регистратор попросила указать контактное лицо для экстренной связи.
Конечно, он должен был вписать Чейза. Это было бы логично. Но перед глазами тут же возникло его измученное, серое от усталости лицо. К тому же, всего несколько минут назад Чонин соврал ему про работу допоздна, только чтобы тот не волновался. И теперь звонить? Сообщать, что он тут, в его же больнице, из-за аварии?
Ему не хотелось беспокоить Чейза из-за пары швов. Поколебавшись, Чонин вписал другое имя.
Он передал заполненные бумаги, включая информацию о страховке.
— Скоро вас вызовут, — сказала регистратор и кивнула на стулья в зале ожидания.
Прим.: Торакальная хирургия занимается заболеваниями органов грудной клетки, включая легкие, пищевод, трахею, грудную стенку и органы средостения.