ПОЧЕМУ В РОССИИ ВОЗМОЖНА РЕВОЛЮЦИЯ (ЕБЯБН-6)

Продолжаю умозрительно рассуждать на тему либеральной революции «Если бы я был Навальным» (часть 1|часть 2|часть 3|часть 4|часть 5). Ранее мы остановились на следующей схеме:

«за границей обретается мозг революции, то бишь политический субъект; он опирается на социальную базу – революционный класс внутри России; тот в свою очередь является выразителем интересов всего общества и убеждает низы идти на баррикады ради светлого либерального будущего, потому что при новой власти будет лучше всем. Буржуазия получит правовое государство и гарантии прав собственности, интеллигенция – свободу самовыражения, низы – социальные лифты, а сам революционный класс, точнее, его представители, обретает политическое господство через механизм свободных конкурентных демократических выборов».

Описанное становится зримым исключительно в революционной ситуации. Есть ли она сейчас в РФ и каковы перспективы ее развития?

Понятие революционной ситуации впервые сформулировано Владимиром Лениным. Он же дал емкое определение ее, как кризисного состояния общества, в котором низы не хотят жить по-старому, а верхи не могут управлять по-старому. Впрочем, он понимал под революцией исключительно акт насильственного свержения государственного строя восставшими массами. Сегодня же понятие революции существенно расширено и детально классифицировано. Поэтому под революционной ситуацией давайте будем понимать острую фазу кризиса проекта развития.

Всякая социальная система имеет под собой проект развития. Он не всегда официально провозглашен и кодифицирован, и даже национальная элита порой не способна отрефлексировать его в случае, если он навязан извне. Например, страны капиталистической периферии развиваются как придаток к центру (постколониальным метрополиям). Эта зависимость, прежде всего, оформляется в экономической сфере и выражается в экспортозависимости национальных экономик. Какие-то страны ориентированы на добычу нефти, какие-то – на поставках кофе и бананов. Почему они не могут самостоятельно развивать, скажем, автомобильную промышленность?

Дело не только в дефиците квалифицированной рабсилы или недостатке инвестиционных ресурсов. Проблема, прежде всего, в мировом разделении труда. Крупные автоконцерны контролируют всю технологическую цепочку, в которую вписаны тысячи предприятий в десятках стран мира – где-то точат поршни, где-то формуют пластик, где-то производят приборы, где-то разрабатывают программное обеспечение. Делать все в одном месте просто бессмысленно, и новое предприятие можно лишь вписать в уже существующую производственную цепочку. В том случае, если администратор этой цепочки сочтет оное выгодным для себя. То есть производитель всегда будет зависеть от единственного потребителя своего компонента (чаще всего – нескольких потребителей). Те, естественно, будут пытаться максимально снижать маржу производителя до околонулевых отметок. А если он разорится – так это даже хорошо. Можно будет скупить его активы за бесценок.

Прибыль при такой производственной модели концентрируется у того субъекта, что выходит с конечным продуктом на потребительский рынок, а все нижестоящие сопроизводители довольствуются минимальной рентабельностью. Это все коротко называется зависимый тип развития. При таком подходе диверсификация экономики становится трудноосуществимой. Если в Гватемале производство кофе дает стабильную отдачу капитала в 7% годовых, то какой идиот станет инвестировать в производство автомобильных шин с возможной рентабельностью в 2% и риском все потерять? Но даже если такой энтузиаст найдется, то где тот банк, что даст ему кредит на подобную авантюры? Рыночек так порешал, ничего не попишешь.

Но, само собой, власти той же Гватемалы не будут провозглашать свою приверженность проекту построения зависимой экономики. Однако следовать они будут именно этому проекту – всячески стимулировать производителей кофе, потому что это дает гарантированный доход государству в виде налогов и проявлять равнодушие ко всему прочему.

Экономика страны при этом может расти и даже расти опережающими темпами – на 5% в год, в то время как передовые страны мира поднимают свой ВВП в среднем на 3% ежегодно. Нефтяные эмираты могут вообще богатеть на 10% год к году при удачной конъюнктуре на рынке. Но любая моноэкономика, пусть и растущая, является зависимой и крайне болезненно реагирует на рыночную турбулентность.

Если случится засуха или тля какая на плантации накинется, то урожайность упадет, экономика рухнет. Твою долю на рынке кофе тут же займут конкуренты из Коста-Рики или Колумбии. На следующий год, даже если урожай будет хороший, придется решать проблему сбыта. Падает экспорт, разоряются крупные агрохолдинги, обваливается курс национальной валюты, сыплются банки, растет безработица, население нищает, происходит разгул преступности…

Вот это и есть кризис проекта развития, от которого полшага до революционной ситуации. Массы, еще вчера получающие выгоды от роста экономики, строящие планы на покупку новой квартиры и машины, оказываются у разбитого корыта – не могут выплачивать ранее взятые кредиты, а кто-то даже голодает. Со скоростью лесного пожара распространяется убежденность, что ТАК ДАЛЬШЕ ЖИТЬ НЕЛЬЗЯ. Далее возникают два эпохальных вопроса – КТО ВИНОВАТ? и ЧТО ДЕЛАТЬ? Виновата, разумеется, власть, а что делать, подскажет оппозиция, еще вчера пребывавшая в маргинальном состоянии, а сегодня ставшая безумно популярной.

Если есть политический субъект, готовый удовлетворить запрос общества на перемены, революционная ситуация перетекает в политическую революцию – неконвенциональную смену власти. Перерастет ли политическая революция (госпереворот) в социальную революцию, то есть смену политического режима – вопрос открытый. Практика показывает, что чаще всего – не перерастает. Ведь для смены политической надстройки необходимо сменить экономический базис, то есть отказаться от парадигмы зависимого развития. Если же причины, генерирующие кризис развития, сохраняются и кризисы приобретают циклический характер.

Если национальная элита проявит дееспособность, она сможет избежать революционной катастрофы. Например, если правительство в «тучные годы» сделало заначку, оно станет использовать финансовые резервы для поддержания социальной стабильности во время кризиса. Если население связывает свое благополучие с деятельностью правительства, которое платит пособия безработным и раздает продуктовые наборы нуждающимся, то есть если оно находится в социально-зависимом положении, революционная ситуация не возникает до тех пор, пока правящий режим демонстрирует эффективность.

Эффективным может быть не только пряник, но и кнут. Решительное размазывание по асфальту недовольных очень сильно демотивирует протест. Если же репрессии направлены на революционный субъект – ту самую политическую оппозицию, что, подпитываемая народным недовольством, растет словно на дрожжах – это тоже эффективный способ избежать революции. Ведь само по себе население власть взять не может, власть захватывает только организованная структура. Потому народ революцию совершить не может. Народ способен лишь к бунту, бессмысленному и беспощадному. Оппозиция же на волне этого бунта имеет шанс прийти к власти. Нет революционного субъекта – бунт выгорает без каких-либо политических последствий.

Важную роль в подавлении революционных настроений играет и пропаганда. Если правящий режим способен удовлетворить духовные потребности масс, например, подпитывает чувство национальной исключительности и канализирует накопленное недовольство в адрес неких врагов (обычно абстрактных), это препятствует росту революционных настроений вплоть до полной их заморозки.

Последнему вопросу Ленин уделил недостаточно внимания в своей довольно глубоко проработанной революционной доктрине, но винить его в этом нельзя – надо брать в расчет исторический контекст – технологии тоталитарной пропаганды достигли своего расцвета уже после его смерти, в 30-40-е годы, а в начале века, да еще и в отсталой России, с наполовину безграмотным, преимущественно крестьянским населением возможности пропаганды с любой стороны носили довольно ограниченный характер.

Если кто-то читал мою книгу «Конец эпохи Путина», то там я так описывал механику революции. Она происходит при наложении друг на друга трех факторов:

- СИСТЕМНОГО (в обществе должны вызреть неразрешимые в рамках существующего политического режима противоречия);

- ФАКТОРА УСЛОВИЙ (обязателен кризис, выводящий социальную систему из равновесия);

- СУБЪЕКТНОГО ФАКТОРА (должна возникнуть политическая сила, революционный субъект, готовый рискнуть, сыграть на общественных противоречиях и трансформировать общество по своим лекалам).

Попробую описать их сейчас более развернуто. Для вызревания революционной ситуации в РФ должны сложиться следующие СИСТЕМНЫЕ УСЛОВИЯ:

1. ЗАВИСИМЫЙ ТИП РАЗВИТИЯ. Это базисное условие, и оно соблюдено. Разжевывать не стану, тут все предельно очевидно. Дискутировать можно только о степени зависимости экономики РФ от внешних рынков сбыта, и субъекте этой зависимости – то ли Раша является сырьевым придатком Запада, то ли уже Китая.

Будь РФ страной промышленно развитой, говорить о революции мы могли бы исключительно в научно-фантастическом контексте. Последний раз революция в промышленно развитой стране имела место в 1918 г. – в Германии и Австро-Венгрии, проигравших мировую войну. Абсолютно все революции в дальнейшем происходили в странах капиталистической периферии или колониях.

Несколько особняком стоят бархатные революции в странах восточной Европы, но тут есть очень важный аспект – все они носили верхушечный характер, осуществлялись постепенно и происходили ненасильственно. В Венгрии, например, вообще революцию власть предвосхитила реформами. С шумом и грохотом режим обрушился разве что в Румынии, но и там, по сути, имел место военный переворот, и после устранения диктатора Чаушеску к власти пришли его же соратники-коммунисты, только объявившие себя демократами. Нечто подобное происходило в РФ после распада СССР, где у власти осталась старая перекрасившаяся партхозноменклатура.

2. ДИКТАТОРСКИЙ ТИП ПРАВЛЕНИЯ. Это тоже базисное, системное условие для возникновения революционной ситуации. В демократических странах революции вообще никогда не случались. При возникновении политического кризиса там обычно проводятся внеочередные выборы или правительство подает в отставку. Таким образом противоречия и разрешаются. Военные перевороты изредка имеют место, причем обычно в странах с переходными, а не устойчивыми демократическими режимами. Случались и фашистские трансформации, но они имели конвенциональный характер, то есть происходили в строгом соответствии с законом, по крайней мере, формально.

В РФ мы наблюдаем ярко выраженную фашистскую диктатуру персоналистского толка, с чем, надеюсь, никто спорить не осмелится.

3. ВЫСОКИЙ УРОВЕНЬ НЕРАВЕНСТВА. Современная социология считает третьим системным условием, вызывающим революционную ситуацию, экономическое расслоение. Тут очень важно учитывать следующее: если неравенство доходов углубляется на волне экономического роста – это не опасно. Да, богатые богатеют быстрее, но бедные тоже набирают жирок, являясь бенефициарами роста экономики. Наибольшего расслоения Россия достигала в 2007 г. – и это же был год с рекордными показателями роста экономки.

Революционная ситуация возникает обычно в момент спада, пусть даже небольшого, после длительного роста доходов. Это еще в середине XIX века подметил французский политический мыслитель Алексис де Токвиль: «Революции вспыхивают не тогда, когда массы живут хуже в абсолютном смысле, а тогда, когда их положение несколько улучшилось, вызвав, однако, значительный рост ожиданий».

Спустя столетие эту мысль на уже богатом историческом материале подтвердил американский социолог Джеймс Дэвис: «Революции, скорее всего, произойдут, когда длительный период объективного экономического и социального развития будет сопровождаться коротким периодом противоположного состояния. Люди тогда субъективно боятся, что позиции, полученные с большим усилием, будут потеряны; это и делает их настроение революционным».

Сегодня для оценки степени неравномерности распределения доходов у населения используется коэффициент Джини. Практика показала, что пороговым значением, делающим экономическое неравенство фактором политической нестабильности, является показатель концентрации доходов, равный 0,40. Если это верно, то у меня плохие новости для кремлядей: в 2023 г. РФ как раз перешагнула этот рубеж. Индекс Джини составил 0,403 против 0,395 годом ранее. Опасно это потому, что рост доходов населения как бы «задумался»: то ли ему еще подрасти чутка, то ли начать падать. Огромное неравенство уже есть, ждем лишь роста бедности. Выше я привел цифры от Росстата, который не замечен в стремлении драматизировать ситуацию, а наоборот всегда тужится натянуть сову благополучия на глобус стабильности. Так что в действительности все может быть еще жестче.

Констатируем, что системные условия для революции сформировались. И если бы их было достаточно, путинский режим давно бы уже изучали историки (вместе с прокурорами, конечно). Но для этого акта социального генезиса необходимо, чтобы на системный фактор наложились фактор условий (проще говоря, необходим кризис-детонатор, что инициирует процесс трансформации общества) и субъектный фактор, то бишь на сцену должен выйти творец истории в виде революционного субъекта. Всякая революция – это проектный процесс. Стихийных революций не бывает. Именно в ходе революционных преобразований в обществе максимальным образом проявляет себя человеческая воля – как коллективная, так и в формате исторической личности.

Эти факторы рассмотрим в следующем посте. (Продолжение следует)