Палладиум Новой Плоти: эротическая магия (6)

ГЛАВА 6 НИЦШЕ, ЗАХЕР-МАЗОХ И УАЙЛД

В середине девятнадцатого века появились три писателя, чьи произведения, можно сказать, представляют саму суть Новой Плоти: Фридрих Ницше, Леопольд фон Захер-Мазох и Оскар Уайльд. Если ранние пророки неуклюже намекали на превосходство Человека и силу сексуальности, именно в работах этих авторов эти темы уточняются и развиваются.

В 1871 году в книге Ницше «Рождение трагедии» были изложены архетипы аполлонического и дионисийского принципов. Это явилось результатом одержимости Ницше филологией, изучением античных классиков, проблемы их подлинности и связи между произведениями. Аполлон и Дионис стали символами крайностей, сдерживающего и возбуждающего способов мышления и действия. Это, как мы показали - сама основа сексуальной магии. Приблизительно двенадцать лет спустя великий немецкий философ написал монументальную книгу «Так говорил Заратустра», своего рода метафорическую прозу, апокалиптический стиль которой призывает отменить концепции метафизического «высшего» мира, объясняя все его предполагаемые проявления результатом человеческого опыта.
Она учит преодолевать себя, чтобы превратить хаос жизни в радость бытия и самодостаточности. Она учит, что дело Человека - Человек. Заратустра восклицает: «Возможно ли это! Этот старый святой еще не слышал в своём лесу, что Бог умер!» На вопрос, почему он выбрал историческую персону Заратустры, основателя древнеперсидской религии сил света и тьмы, Ницше ответил:

Заратустра создал эту роковую ошибку - мораль: следовательно, он должен быть первым, кто ее признает. . . Самопреодоление морали через правдивость, самопреодоление моралиста его противоположностью - во мне - вот что означает имя Заратустры в моих устах.

"Заратустра" - это книга притч, обучающая внутренней морали, не зависящей от страха перед внешними силами.

Из всего написанного я люблю только то, что пишется собственной кровью. Пиши кровью: и ты узнаешь, что кровь есть дух. Кто пишет кровью и притчами, тот хочет, чтобы его не читали, а заучивали наизусть. В горах кратчайший путь — с вершины на вершину: но для этого нужны длинные ноги. Притчи — те же вершины, а те, к кому обращены они, должны быть высокими и могучими.

Современник Ницше, Леопольд фон Захер-Мазох, не имел литературной славы при жизни. Однако, благодаря Краффт-Эббингу и преобразованию Фрейдом его имени в термин садомазохизм, современные читатели знают о нем. Захер-Мазох родился через два десятилетия после смерти Сада. Если сочинения Сада брутальны и пронизаны дионисийским проявлением животной силы, то романы Захера-Мазоха изящны и тонки, они основаны на предвкушении аполлонического, подавлении силы сдержанностью и желанием.

Захер-Мазох - великий технолог Новой Плоти, и именно понимание им фетиша делает его сочинения столь бесценными для палладистов. Фетиш - это образ или эрзац-замена женского фаллоса, при помощи которого мы отрицаем отсутствие у женщины пениса. Выбор фетишистом своего фетиша задаётся последним объектом, который он увидел в детстве, прежде он узнал об отсутствующем пенисе (например, туфля, в случае взгляда, направленного от ступней вверх). Постоянное возвращение к этому объекту, этой отправной точке, позволяет ему подтверждать существование органа, который является предметом спора. По сути, это неявная интерпретация доктрины преадамитов об изначальной двойной сексуальности Элохим и их отпадении от благодати из-за «греха» проникновения друг в друга. Именно с помощью механизма фетиша обретается состояние божественной благодати, или Новая Плоть. Самый известный роман Захера-Мазоха - это «Венера в мехах», в нем он пересказывает историю рукописи, озаглавленной «Исповедь Сверхчувственного» с цитатами из Гете: «Ты, чувственный, сверхчувственный распутник, тебя девчонка за нос водит». «Ты должен быть либо молотом, либо наковальней». В первой главе он пишет:

В страсти мужчины заключена власть женщины, и она умеет ее применить, если мужчина окажется недостаточно осмотрительным. Перед ним только один выбор: быть или тираном, или же рабом женщины. Стоит ему хоть немного поддаться, — и голова его тотчас оказывается под ярмом, а сам он вскоре почувствует на себе хлыст. и добавляет: Меня на самом деле хлестали, я излечился, хочешь прочесть — как?

Мы считаем, что настоящий либертин не боится получать удовольствие от удовольствий другого. Боль, которую он испытывает - это высшее удовольствие, и не потому, что это искупление чувства вины, а потому, что это подтверждает его незыблемую власть. Это высшее подтверждение его воли к власти. Как говорит де Сад: «в глубине души он был рад, что зашел достаточно далеко, чтобы заслужить такое обращение». Переживание либертином боли.связано со стимуляцией его «нервного флюида»; поэтому вряд ли удивительно, что «он выбирает объект своего удовольствия тем способом который его возбуждает».

Здесь уместно спросить, открыт ли ПНП для женщин, поскольку и язык и цели данных перверсий на первый взгляд выглядят весьма сексистскими. Это, разумеется, иллюзия. Женщина является неотъемлемой частью Новой Плоти. Однако, как О. О. Спэйр пишет в "Earth Inferno", мы говорим о "падении Вселенской Женщины, бесчувственно лежащей на парапете подсознания человечества; и человечество погружается на дно условностей. Истинно так! условности эпохи приближаются к своему пределу, а вместе с ней грядёт и воскресение женщины".
В «Волшебной флейте» Моцарт пишет: Женщина, которая не боится ночи или смерти достойна быть инициированой.

Другими словами, The New Flesh Palladium открыт только для посвященных, мужчин и женщин, и существует как метод преодоления их мужественности или женственности.
Таким образом, шовинистическая сексуальная установка становится частью арсенала техник для преодоления, а не для опасений.

В трудах Мазоха можно выделить три архетипа женщин.
которые повторяются в его рассказах.

Первый тип - греческая женщина, языческая Гетера или Афродита, генератор беспорядка. Она Багряная Блудница, которая убеждена в независимости женщины и мимолетности любви. Для нее полы равны, она гермафродит.
Другой - женщина-садистка. Ей нравится причинять боль и мучить других, но ее действия продиктованы мужчиной и, следовательно, зависят от него. Она - Тёмная Мать, симбиотически связанная со своим мужчиной как «молот с наковальней».
Третья Женщина, о которой пишет Мазох, является его идеалом - сочетанием любящей удовольствия блудницы и матери-садистки, превосходящим два первых типа благодаря теплоте и заботе. Другими словами, она обладает потенциалом интимности.

В «Эстетике Безобразного» он описывает мать семейства как внушительную женщину сурового вида, с ярко выраженными чертами лица и холодными глазами, которая, тем не менее, заботится о своем маленьком выводке. Марша у него «подобна индийской женщине или татарке из монгольской пустыни», у нее «нежное сердце голубя вместе с жестокими инстинктами кошачьей расы». Лола любит мучить животных и мечтает стать свидетельницей казни или даже принять участие в ней, но «несмотря на свои особые вкусы, девушка не была ни жестокой, ни эксцентричной; напротив, она была разумной и доброй, проявляла всю нежность и нежность самого сентиментального характера». В «Богородице» Мардона кроткая и веселая, но при этом суровая, холодная и искусная мучительница: «Ее прекрасное лицо покраснело от гнева, но ее большие голубые глаза сияли языческим светом». В лунном свете мы наконец открываем секрет: сама Природа - суровая и холодная мать. Первобытная Женщина чувственна, но жестока, и именно ее инстинктивная материнская забота позволяет нам преодолевать себя в сверхчувственной любовной близости с Природой. Это опыт Новой Плоти, воссоединения Искры с Пламенем на более высокой октаве.

Если Ницше предоставляет нам Евангелие, а Захер-Мазох - методологию Новой Плоти, то Оскар Уайльд создаёт окончательный ритуал Новой Плоти. Скандалы вокруг его тюремного заключения за гомосексуализм и его письменная критика викторианского общества хорошо известны. Но наибольший интерес для палладистов представляет написанная им ритуальная драма «Саломея». Рихард Штраус положил её на музыку, Сара Бернар хотела сыграть главную роль, а Обри Бёрдсли шокировал Лондон своими иллюстрациями. В этой драме Уайльд использует свое непревзойденное мастерство владения английским языком для создания чувственной литургии.

О. Бердсли "Саломея"

Как секс-магам всех веков было известно, сочетание запланированного ритуала со спонтанностью, необходимой для полного сексуального освобождения, может быть очень трудной задачей - это смешение аполлонического и дионисийского. Ницше дает нам теорию, но Уайльд представляет её окончательную реализацию. Как и в рассказах Г.Ф. Лавкрафта сочинённых много лет спустя, Саломея это короткий сюжет без особого развития персонажа. Но две атмосферы, созданные литургическим повторением тем чувственности и смерти в экзотической, библейской обстановке дворца Ирода Антипы, тетрарха Иудеи, вызывают сверхчувственное очарование.

Иоканаан (Иоанн Креститель) предсказывает уничтожение как воздаяние за грех.
Саломея влюбляется / страстно любит Иоканаана, но он отвергает ее.
Капитан стражи Ирода, влюбленный в Саломею, убивает себя.
Саломея соблазняет Ирода своим танцем семи покровов в обмен на одну услугу.
Саломея просит голову Иоканаана и получает награду.
Ее извращенное поведение с отрубленной головой вызывает у Ирода такое отвращение, что он приказывает: «Убейте эту женщину!»
Солдаты нападают на Саломею.

В этом содержатся все элементы учения Новой Плоти. Можно было бы написать многотомные комментарии, но это отвлекло бы от трансцендентных слоев смысла, которые можно ощутить только в тексте Уайльда.

Нам вспоминается комментарий Анкх-ф-н-Хонсу к Liber AL (Книге Закона): Следует избегать всех, кто обсуждает содержание этой Книги, как очагов инвазии.

Другими словами, поскольку сама природа опыта Новой плоти заключается в соединении крайностей, было бы неприлично вмешиваться в чей-либо личный ритуальный опыт, окрашивая его собственными впечатлениями. Достаточно заметить, что драма «Саломея» не раз разыгрывалась в обстановке, где доминирование и подчинение являлись ключевыми факторами.

Оглавление