Беседы о русской эстетике | Беседа четвертая. Русский романс. Истоки
/ Комитет национального наследия, 2022.
/ Московский клуб русской эстетики, 2022.
БЕСЕДЫ О РУССКОЙ ЭСТЕТИКЕ
Беседа четвертая. Русский романс. Истоки
• Ирина Куликова, куратор,
Московский клуб русской эстетики
• Руслан Богатырев, ведущий эксперт,
Комитет национального наследия
—
• Беседа первая. Поэтика мышления: https://proza.ru/2021/07/18/632
• Беседа вторая. Серебряный век: https://proza.ru/2022/05/24/1522
• Беседа третья. Серебряный век. Сословия России: https://proza.ru/2022/05/31/146
• Беседа четвертая. Русский романс. Истоки: https://proza.ru/2022/06/27/1055
— Ирина Куликова: Сегодня мне хотелось бы обсудить тему русской музыки. Об этом шла речь в прошлой нашей беседе. Вы тогда выделили три группы, которые отражали сословное деление Российской Империи: культурная, церковная, народная. Мы же больше привыкли к тому, что есть русская классика (Глинка, Чайковский, Рахманинов и др.), а есть русская народная песня. Классику исполняют профессиональные музыканты. А песню поёт народ. Но ведь существует и наша особая гордость — русский романс. Знаю, что вы много лет занимаетесь исследованиями именно в этой области и несколько лет назад основали Русское общество классического романса.
— Руслан Богатырев: Вы правы. Это огромный пласт нашей культуры. Богатейший. Во многом неизвестный. Русский романс во всём его многообразии как национальное достояние сродни неаполитанской песне Италии, искусству фламенко Испании, танго криолло Аргентины, романсу фаду Португалии. Переняв в XIX веке традиции благородного сочетания высокой поэзии и выдающейся музыки, прежде всего, традиции немецкой классической песни (lied) Франца Шуберта и Роберта Шумана, русский классический романс стал без преувеличения вершиной мировой камерной вокальной музыки. Обогатившись в эпоху Серебряного века эмоциональными красками русской души и сохранив таинство камерности восприятия, он по сути превратился в русскую вокальную лаковую миниатюру, гордиться которой мы можем по праву. Ровно так, как гордимся шедеврами Палеха, Мстёры, Федоскино…
Да, русский романс неразрывно связан с обоими полюсами: с классикой и с народной песней. Быть может, это прозвучит неожиданно, но ключом к русскому романсу служит духовная (церковная) музыка. Впрочем, обо всём по порядку. К духовной музыке мы отдельно ещё вернёмся.
Как мы привыкли воспринимать наш романс? Это нечто более тонкое, изящное, пастельное, нежели песня. Не такое яркое и масштабное. Там, где душа плачет и даже исповедуется.
Вспомните русскую живопись: Суриков и Левитан. Масштабные исторические полотна и тихие внешне невзрачные пейзажи. Пейзажи настроения. Причём практически всегда без людей.
Как вспоминал Константин Коровин, однажды они бродили вместе в Сокольниках. Левитан плакал и вытирал набегающие слёзы:
— Я не могу, — как это хорошо! Не смотрите на меня, Костя. Я не могу, не могу. Как это хорошо! Это — как музыка. Но какая грусть в лучах, в последних лучах! В чём эта грусть и зачем она?
И позже в их беседах вновь не раз звучала та же пронзительная мысль Левитана: «Мы найдём настроение, это так хорошо, так грустно — душе так нужны слёзы… Как хорошо небо, и никто не смотрит. Какая тайна мира — земля и небо. Нет конца, никто никогда не поймёт этой тайны, как не поймут и смерть. А искусство — в нём есть что-то небесное — музыка…»
Корней Чуковский, которого мы привыкли считать исключительно детским писателем, в годы Российской Империи был известным критиком и публицистом. И он весьма точно подметил ещё в 1903 г. романсовую суть Левитана: «вдумчивое очарование грусти — нежная мелодия сумеречных переживаний, робкая жажда счастья, вечности и жизни — вот в чём обаяние левитановской поэзии».
— Ирина Куликова: Вот уж неожиданный ракурс. Действительно. Живопись, поэзия и музыка очень тесно переплетаются.
— Руслан Богатырев: Гораздо теснее, чем мы привыкли себе представлять. У Шаляпина ведь была голубая мечта — построить свой замок искусств в Крыму. Собрать в одном месте певцов, музыкантов, художников и вместе работать над созданием идеального театра.
В Крыму, в Суук-Су, есть скала у моря, носящая имя Пушкина. На ней и мечтал Шаляпин построить замок искусств. Летом 1917 г. заветная скала была уже его собственностью. Но затем лихие годы революции, гражданской войны и русской эмиграции полностью похоронили этот проект. Уже в Париже Шаляпин с горечью вспоминал: «Мечту мою я оставил в России разбитой… Иногда мне говорят: ещё найдётся какой-нибудь благородный любитель искусства, который создаст Вам Ваш театр. Я их в шутку спрашиваю: «А где он возьмёт Пушкинскую скалу?»
— Ирина Куликова: Радость и грусть. Песня и романс…
— Руслан Богатырев: Я бы даже сказал: Солнце и Луна. Именно Луна является важным ключом к познанию поэзии не только Федерико Гарсиа Лорки, но и Сергея Есенина. Кстати, у Есенина едва ли не высшей точки гармонии достигла песенность поэзии именно в лунном, романсовом свете. Где царят полутона, оттенки чувствования. То самое неуловимое, что нам сложно объяснить. Внешне вроде бы песня, яркая, звенящая. А внутри — настоящий романс. Где душа плачет. И нередко плачет от восторга.
Мне это напоминает Моцарта, который снаружи был более чем светский человек, создававший яркую, незабываемую, искрящуюся музыку. Музыку аристократического толка. Но при этом внутри он глубоко верующий католик, который к тому же благодаря своему отцу прошёл фундаментальную школу западно-европейской церковной музыки.
— Ирина Куликова: А с чего начинался русский романс? Есть же старинный романс. А сегодня мы чаще слышим романс городской. И даже его сближение с шансоном.
— Руслан Богатырев: Начиналось всё с подражания. Разные слои общества. Разные сословия. Народ отдельно. Знать отдельно. Высшее общество Российской Империи в эпоху императриц Анны Иоановны, Елизаветы Петровны и Екатерины II стремилось максимально приблизиться к европейским вкусам и образцам. Негоже было в великосветских петербургских салонах слушать протяжные и плясовые песни от дворовых девок. Дворянам, понимаешь, подавай нежные звуки клавесина и арфы. Не меньше.
Спрос возник. Появилось и предложение. Не сразу. Но появилось. Русскую песню стали конструировать. Искусственно, для салонов. Откуда брали материал? Нередко из опер. В России тогда господствовали итальянская и французская оперы. Арии и дуэты в операх XVIII века писались часто в куплетной форме, с запоминаемой мелодией. Так появились под видом русских напевов переработанные под русский текст мелодии итальянских маэстро при дворе Екатерины II: Джованни Паизиелло, Доменико Чимароза, Джузеппе Сарти. Это всё придворные капельмейстеры. Более того, Чимароза был и учителем пения для внуков Екатерины II.
Не только итальянские архитекторы формировали облик великосветского Петербурга. Подобное было и в русской музыке. Среди тех, кто приложил руку к «искусственным песням» (как их называл впоследствии Николай Финдейзен), стоит отметить и иностранцев рангом пониже: немецкий скрипач-виртуоз Фердинанд Дитц (учитель Александра I), а также польский композитор Иосиф Козловский, который поступил на службу в дирекцию Императорских театров.
Были среди первопроходцев русского романса также и наши соотечественники: Алексей Жилин, Данила Кашин, князь Петр Иванович Шаликов, князь Павел Иванович Долгоруков.
И всё это было лет за 30 до того, как «дедушка русского романса» Николай Алексеевич Титов в 1820 г. написал свой первый романс «Сосна». То была уже вторая волна композиторов-романсистов: Николай Титов, Алексей Верстовский, Александр Алябьев, Александр Варламов, Александр Гурилев. Они создавали вокальные камерные миниатюры, которые и принято причислять к старинному русскому романсу.
И они во многом подготовили почву для русского классического романса, который опирался на европейский музыкальный каркас (Италия, Германия, Франция) и где смогли раскрыться наши классики: Глинка, Даргомыжский, Чайковский, Римский-Корсаков, Рубинштейн, Мусоргский, Балакирев, Бородин, Кюи, Рахманинов, Танеев, Аренский, Гречанинов и др.
— Ирина Куликова: Так, значит, русский романс начал формироваться ближе к концу XVIII века, при Екатерине II?
— Руслан Богатырев: Во многом. Но он ведь возник не в безвоздушном пространстве и не мгновенно. Была основа и раньше. Стоит подчеркнуть, что истоки развития русского романса запечатлены и в первом печатном сборнике «Между делом безделье, или Собрание разных песен с приложенными тонами на три голоса» (1759). Его автор — действительный тайный советник, философ-энциклопедист, художник и композитор Григорий Николаевич Теплов. Сподвижник Екатерины II. Тот самый, который и создавал устав Московского университета.
Помимо европейских опер и народных песен на формирование русского романса оказывали влияние и танцы: менуэт, гавот, полонез, вальс и др. Именно на такую ритмическо-мелодическую основу и создавались старинные русские романсы.
Особая специфика нашего бытового романса: немалое влияние цыганских хоров. Которые были крайне популярны в России. Перед ними не могли устоять ни Лев Толстой, ни Александр Блок.
— Ирина Куликова: А само название «романс» пришло к нам из Испании?
— Руслан Богатырев: Не только и не столько. Скорее, из Парижа. Сначала оно у нас обозначало собственно вокальные миниатюры на французском языке. Который был основным языком русской аристократии, почти родным. А потом уже его значение перешло и на русские произведения. Если мы откроем авторитетный музыкальный словарь Гуго Римана (Riemann Musiklexikon) в издании Юргенсона (1901-1904), то обнаружим, что романс (франц., англ., испанск. romance, итал. romanzo, немецк. Romanze) происходит от слова «roman», которое в романских странах первоначально означало ничто иное как стихотворение на простонародном наречии, в отличие от латинских стихов. Родина романса — Испания. Современный французский «romance» — сентиментальная любовная песня, «chanson» — песня более пикантного, остроумного характера и часто обладает юмористическим оттенком.
Ровно так это сформулировано в том словаре. Далее немец Риман отмечает, что в русском языке под словом романс подразумевается художественно развитая песня, то, что немцы (а вслед за ними и французы) называют Lied. Именно это дало основание Николаю Финдейзену говорить о русской художественной песне и вытравлять из лексикона слово «романс». За рубежом до сих пор бытует термин «art song» — художественная песня.
— Ирина Куликова: А городской романс?
— Руслан Богатырев: Вновь придётся вспомнить о сословиях. Помимо дворянства и купечества, которые были основной целевой аудиторией русского романса, существовал и немалый средний класс: мещанство. Это городская мелкая буржуазия. В Петербурге и Москве к концу XIX века она составляла 20-25% жителей. Собственно городской романс развивался в угоду их интересам и предпочтениям. А также для той части крестьянства, которая оказалась в крупных городах. Их в обеих столицах Российской Империи было немало: свыше 60% от всего населения.
— Ирина Куликова: Великосветские салоны сильно влияли на русский романс?
— Руслан Богатырев: Безусловно. Причём во главе таких салонов (как литературных, так и музыкальных) мог стоять мужчина. Тогда их называли чаще вечерами, средами, пятницами. Но было немало и женских салонов (в основном в Петербурге): княгиня Евдокия Ивановна Голицына, княгиня Елизавета Михайловна Хитрово (дочь Кутузова), княгиня Зинаида Александровна Волконская… И вообще пение романсов в среде знати было долгое время уделом женщин. Как и салонное музицирование. Так что роль женщин в развитии и распространении русского романса необычайно высока.
Одна из наименее изученных сфер развития русского романса — русский театр. Как музыкальный, так и драматический. В последнее время этим направлением я стал заниматься глубже. Ведь выразительность интонации, тончайшие оттенки голоса — ключ к исполнению романса.
— Ирина Куликова: Понимаю, что сама тема необъятная. Но как бы вы охарактеризовали кратко базовые ориентиры в русском романсе: книги, исполнителей и т. д.?
— Руслан Богатырев: Я бы провёл две параллели: прошлого и настоящего. Две ключевые книги начала XX века и два исполнителя наших дней.
Начну с певцов. Романсы у нас, к счастью, исполняют не так уж редко. Но верное служение русскому романсу на протяжении не одного десятилетия, пожалуй, особенно заметно у двух ярких исполнителей. Назову их имена: Олег Погудин и Евгения Смольянинова. Почти ровесники. У каждого из них свой путь, свои критерии, свой особый творческий мир.
Стоит вспомнить, кто их кумиры, и во многом станет понятно, какова направленность их творчества, какова основа их восприятия. У Погудина это, вне всякого сомнения, Александр Вертинский. И не только потому, что именно Вертинскому была посвящена его дипломная работа в Ленинградском государственном институте театра, музыки и кинематографии им. Н. К. Черкасова (1990). Александр Вертинский — его путеводная звезда. Каким был, например, Марио Ланца для Муслима Магомаева.
У Евгении Смольяниновой изначально был иной кумир: Анастасия Вяльцева. Своего восхищения и преклонения перед ней она никогда не скрывала. Жестокий романс, цыганский романс. Вяльцеву обожала русская аристократия. У её ног были Петербург и Москва. Да, у Вяльцевой весьма трагическая судьба. И это тоже наложило свой отпечаток на восприятие её личности и её творчества. После Вяльцевой более сильным ориентиром с середины 1980-х годов для Смольяниновой стала Ольга Федосеевна Сергеева, крестьянская певица, сохранившая чистоту народного восприятия мира. Та самая, которую отыскал для своего фильма «Ностальгия» Андрей Тарковский.
Что характерно: и Олег Погудин, и Евгения Смольянинова немало в своём творчестве уделяют внимания духовным песнопениям и духовным романсам. И это при том, что основой их концертной деятельности служит городской и бытовой романс.
— Ирина Куликова: Публике это легче воспринимать.
— Руслан Богатырев: Что интересно: такое нынешнее «двоевластие» имеет явные исторические корни.
За свою жизнь, которая насчитывает не одно столетие, русский романс переживал крутые подъёмы и головокружительные спады, веяния ветреной моды и влияние государственной политики. К концу XIX столетия, рубежу Золотого века русского романса, достиг своего расцвета классический романс: великие композиторы (П. И. Чайковский, Н. А. Римский-Корсаков, М. П. Мусоргский) и под стать им великие исполнители (Фёдор Шаляпин, Леонид Собинов, Антонина Нежданова).
Затем история делает внезапный резкий крен в сторону салонного и бытового романса: на русском романсовом небосклоне восходит звезда несравненной и легендарной Анастасии Вяльцевой. А вслед за ней публику завораживает и ностальгически-романтический театр Александра Вертинского. То было недолгое время Серебряного века русского романса. И его отблески мы наблюдаем уже в наши дни. После крушения Советского Союза.
С конца 1930-х годов наступает Рубиновый век, в котором вновь доминирует русский классический романс. И вновь благодаря глубоким классическим традициям и выдающимся исполнителям, среди которых Надежда Обухова, Иван Козловский, Сергей Лемешев. Термин «Рубиновый век», как и сама подобная периодизация русской музыки, был введён мной. Для удобства исторического анализа. Почему такое название? Первая рубиновая звезда Московского Кремля была установлена в 1937 г. на Спасской башне. А до этого почти два десятилетия Советской власти на кремлёвских башнях сохранялось наследие Российской Империи — геральдические двуглавые орлы.
В 1990-е годы с падением Советского Союза на первый план в общественном сознании опять выходит бытовой и городской романс. К сожалению, этот перекос мы сегодня и наблюдаем. Русский классический романс практически полностью исключён из эфиров радио и телевидения. Его аудитория просто мизерная. Да и сами отечественные исполнители не очень-то жалуют русскую камерную вокальную классику. Оно и понятно: публика во многом от неё искусственно изолирована. Классическому романсу желательна естественная акустика и камерность. То, что сегодня не в моде.
Если романс — это шоу, ему нужны яркие эфиры, плакатные эмоции и большие площадки. Почтенную публику надо развлекать и ублажать. Если же романс — источник духовной глубины, ему нужна исключительно камерная атмосфера. Романтический нуар. Чёрно-белое кино. Сегодня мы наблюдаем всё больше сиюминутного шоу, попсовизацию и вульгаризацию романсового искусства. Посмотрите, во что теперь превратилась передача «Романтика романса». И что там собственно от культуры романса вообще осталось.
Русский романс — это ведь не эстрада и не шансон. Не то, во что его усиленно пытаются превратить. Самое печальное — публика ослеплена ярким светом эстрадных площадок, оглушена запредельной громкостью голосов и инструментов. Ансамбли и оркестры нещадно глушат певцов. Ну а те кричат, надрывают глотку уже буквально все, через одного. Какие тут полутона, какие оттенки.
Что касается книг, стоит упомянуть самое первое издание Цезаря Антоновича Кюи «Русский романс» (1896). Он был в то время уже председателем С.-Петербургского отделения Императорского Русского музыкального общества. И весьма критически отзывался в своей работе о Чайковском в русском романсе. Отдавая предпочтение Римскому-Корсакову и Даргомыжскому.
Вторая книга: Николая Фёдоровича Финдейзена «Русская художественная песня (романс)» (1905). Финдейзен был музыкальным критиком и издателем (кстати, книга Кюи вышла именно в его издательстве). Рангом будет существенно пониже Кюи и с сильными пробелами в музыкальном образовании. Но его полемический ответ Кюи стоит изучить всем, кому интересна история русского романса. Без этого вряд ли можно приступать к многотомному наследию советского музыковедения в лице Бориса Владимировича Асафьева, Веры Андреевны Васиной-Гроссман и Юлия Анатольевича Кремлёва. Где уже были выстроены свои акценты и приоритеты.
Впрочем, к упомянутым книгам стоит добавить и сборник «Русский романс», который вышел в 1930 г. в Государственном Институте истории искусств под редакцией академика Б. В. Асафьева.
И если кратко подводить итоги нашей беседы: русский романс вырос именно из западноевропейской музыки. Впрочем, как и наши классики. Но он сумел сохранить и приумножить в себе ту особую душевную проникновенность, искренность, которой так не хватает в наши смутные дни. И в этом его огромная культурная ценность.