Феномен Республики Тавриды

Содержание:

Различные политические течения используют память о тех или иных исторических деятелях ради достижения тех или иных целей: мобилизация своих сторонников, расширение агитации, наконец, формирование собственного представления об истории того или иного периода в рамках какого-либо государства или региона. И база, на которой осуществляется формирование этого представления, может быть самой различной.

Человека, которого та или иная политическая сила стремится вовлечь и / или удержать в арбитре своего дискурса, необходимо убедить, по какой причине ваше видение истории самое правдивое. Это можно сделать на научной основе – оперируя доказанными историческими фактами и корпусом многочисленных и разнородных исторических источников (документы, мемуары и т.д.). А можно пойти другой дорогой – дорогой умолчаний, манипуляций и фальсификаций, работая не на “мозг”, а на “сердце” своего читателя. К сожалению, сегодня именно такой случай.

На связи “Красно-белый Крым”, и сегодня мы рассмотрим ряд сюжетов из истории Крыма 1917-1918 годов, и по ходу разберём статью «Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики», опубликованная в сообществе «Летописи Великой Борьбы» (далее по тексту – ЛВБ). В её написании, помимо руководства ЛВБ, также принимали участие руководитель сообщества “Молоко и краски” (далее по тексту – МиК) Алексей Красников, его помощник Дмитрий Ладыгин (оба сыграли ведущую роль в подготовке материала), а также некто "тов[арищ[ Н.П.". Данная статья в значительной степени будет не столько “ответкой”, сколько собственным описанием предыстории и истории первого периода советской власти в Крыму (январь-апрель 1918 г.), опирающееся на целый комплекс материалов – как известных, так и почти забытых.

Погнали!

Предисловие

Первое, что бросается в глаза – это название статьи ЛВБ. Что за “преданные комиссары”? Для читателей поясним кто это такие. Речь идёт о так называемых “таврических комиссарах” – группе большевистских и левоэсеровских работников, расстрелянных 24 апреля 1918 года в Алуште восставшими крымскотатарскими националистами. Любезно позаимствуем список погибших деятелей у ЛВБ (благо выполнен он неплохо) и дополним его находками редакции “Красно-белого Крыма”:

Антон Слуцкий (большевик) – председатель СНК ССР Тавриды

Ян Тарвацкий (большевик) – Председатель Таврического Губкома РКП(б)

Алексей Коляденко (большевик) – нарком финансов ССР Тавриды

Станислав Новосельский (большевик) – нарком внутренних дел ССР Тавриды

Тимофей Багликов – Член Алуштинского ревкома

Иван Жилинский, Семён Кулешов – красногвардейцы

Абрам Бейм, Баранов – Члены Севастопольского Совета

Однако были и выжившие. Это:

Сергей Акимочкин (левый эсер) – комиссар земледелия ССР Тавриды (умер спустя несколько месяцев от ран в Крыму, уже при немецкой оккупации);

Иван Семёнов (левый эсер) – товарищ председателя ЦИК ССР Тавриды, впоследствии автор воспоминаний о расстреле.

Неизвестный алуштинский рабочий (1.0).

И. Финогенов (большевик) – один из основателей Севастопольской большевистской организации; на момент расстрела – член ЦИК ССР Тавриды (2.0).

Примерно в это же время через восставшие районы Крыма смогли пробраться живыми:

Павел Васильевич Егоров – командующий 1-й (украинской) революционной армией (мы про неё ещё расскажем).

Маношкин вместе со своим секретарём (адъютантом) – должность неизвестна (3.0).

Отлично, с таврическими комиссарами определились. Теперь перейдём к тексту “Преданных комиссаров”. В начале статьи (а также в тексте поста) имеются такие слова:

После прочтения воспоминаний случайно выжившего левого эсера Ивана Семёнова о трагической, мученической и такой обыденной гибели комиссаров правительства Таврической Советской Республики, нас захватила боль противоречивых чувств. Она очень сильная и не отпускает нас до сих пор. Да и не отпустит, наверное, никогда. Очень горько осознавать, сколько прекрасных, преданных делу солдат революции погибло. К большому сожалению, таких людей никогда не бывает много, их всегда и везде не хватает. Это понимание смешивается с чувством преклонения перед погибшими — ведь именно такие герои приблизили победу пролетариата, сделали возможным существование Первого в мире государства рабочих — Российской Советской Федеративной Республики.

Такие противоречивые чувства послужили точкой старта для написания данной статьи. Мы хотим распространить наши знания среди наших читателей. Ведь пока жива наша общая память о подвиге, герои живут среди нас, вдохновляют нас, влияют на наши мысли и поступки (выделено нами – КБК) (4.0).

Как мы видим, авторы заметки сразу презентуют себя как апологеты “таврических комиссаров”. Читателя сразу ставят перед фактом: таврические комиссары – «герои» и «прекрасные, преданные делу солдаты революции», никакие аргументы в пользу этой точки зрения изначально не приводятся.

Стоит отметить, что подобной апологетикой ЛВБ страдают далеко не всегда. Взглянем, например, на их пост про Антонио Грамши. В нём, помимо прочего, имеются такие слова:

Сделаем оговорку: зачастую факт мученичества того или иного человека притупляет критический взгляд, отсюда просим понять нас правильно. Мы намеренно абстрагируемся от жизнеописания последних лет жизни синьора Антонио. Нас волнует только его "теоретическое" наследство.

Действительно, умение абстрагироваться от мученической смерти того или иного исторического деятеля при анализе его деятельности – качество важное и полезное. Но крайне любопытно, что в отношении таврических комиссаров “лягушки” так не делают, а сразу объявляют их “героями-мучениками”. Почему они так делают?

Пару слов про историографию культа таврических комиссаров

Всё дело в историографии, на которую (в значительной мере) опираются авторы “Преданных комиссаров” – это историко-биографический очерк «Антон Слуцкий» 1939 года издания под авторством Романа Михайловича Вуля и научная статья Бориса Михайловича (до 1950-х годов – Бенциона Менделевича) Вольфсона «Советская республика Тавриды», увидевшая свет в 1959 году на страницах журнала «Учёные записки Кустанайского педагогического института» (в котором автор статьи преподавал). Редакция “Красно-белого Крыма” ознакомилась с этими работами и считает нужным прокомментировать их содержание.

Для начала рассмотрим работу Вольфсона. Это весьма объёмная статья, занимающая большие 50-ти страниц в сборнике (в котором она была издана). В общем и целом эту статью можно охарактеризовать как сжатую историю Крыма в 1917-1918 годах.

Недостатками статьи является (для своего объёма) малое количество ссылок на документы и прочие материалы, использовавшиеся при написании статьи. Также нужно отметить, что Борис Михайлович в прошлом являлся автором сталинской эпохи. Ещё в 1939 году, в работе «Изгнание германских оккупантов из Крыма». В ней утверждалось о якобы существовании “немецких шпионов и диверсантов” на Севере Крыма, которые передавали разведывательные данных немецкой армии о красноармейских силах на Перекопе и даже якобы подняли восстание в советском тылу (5.0). Это идеологизированное утверждение, связанное с нарастанием ксенофобских и антинемецких настроений в СССР в конце 1930-х годов, не нашли своего подтверждения в работах других исследователей. Тем не менее, это совершенно не помешало Борису Михайловичу перенести националистическую байку про немецких колонистов-”шпионов” и в рассматриваемую нами статью (6.0).

Всю статью вредной и антинаучной мы назвать не можем. Однако с апологетикой в адрес СНК ССР Тавриды, выражаемой Вольфсоном, мы не согласны (и далее мы наглядно покажем почему). Однако досадно, что одной из опорных работ в “Преданных комиссарах” стала именно статья Бориса Михайловича – она и близко не раскрывает всю противоречивость историю создания и существования Таврической республики и различных центров власти внутри неё.

Гораздо больше вопросов вызывают ссылки на работу Романа Вуля. Она уже попадала в объектив внимания редакции КБК (тут и тут), и заслужила, мягко говоря, не очень хороший отклик у нас.

Для начала отметим год её издания – 1939-й. Это не могло не отразиться на содержании книги: то тут, то там бравому главному герою очерка, Антону Слуцкому, и его “команде мечты” в лице таврических комиссаров мешают “фашисто-троцкисты-зиновьевцы-бухаринцы” которыми зайклеймили, в первую очередь, севастопольских большевиков. Также нужно отметить, что в работе Романа Михайловича отсутствует ссылочный аппарат (то бишь нет ссылок на обработанные им архивы, монографии и т.д.). Соответственно, мы не можем проверить, откуда он взял те или иные утверждения. Это характерно для многих работ 1930-х работ, однако, к примеру, в работе Василия Жукова (на которую мы также будем ссылаться) целый ряд авторских тезисов подтверждается документами, и в целом по содержанию видно, что автор работал с историческими источниками (потому его труд цитируют до сих пор).

Позволим себе немного забежать вперёд и сказать, что немалую часть утверждений Вуль просто выдумал, что мы убедительно докажем на примере целого ряда научных работ. Во многом эта работа была выпущена с целью дискредитации и оклеветания крымских большевиков, арестованных или уничтоженных в ходе репрессий в 1936-1938 годах – таких как Юрий Гавен, Владимир Елагин, Жан Миллер (правда про него упоминаний в очерках вообще нет, ибо на момент его написания Жан Августович был ещё жив и находился в лагере) и других подобных деятелей. Так что очерк “Антон Слуцкий” вполне можно назвать крымским вариантом «Истории Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс» (на него, кстати, Вуль неоднократно ссылался в своей работе, равно как и на сочинения Сталина). Как метко заметил историк Виталий Сарабеев, в “Кратком курсе” «искажение исторической реальности не знало уже никаких пределов» (7.0). Фальсификация истории крымской большевистской организации произошла и в “Антоне Слуцком”.

О сомнительности труда Вуля догадывались и сами “молочные лягушки”. В “Преданных комиссарах” присутствует абзац: «Вышедший в 1939 году биографический очерк о Антоне Слуцком за авторством Романа Вуля обладал серьёзными недостатками, присущими советской историографии тех лет, и был скомпрометирован отголосками внутрипартийной борьбы. Например, Роман Вуль свалил нерешительную политику большевиков в земельном вопросе (мы о ней писали в первой части) на «фашистского шпиона Гавена» (!), а репрессированный и сосланный в лагеря Жан Миллер в работе Вуля вообще не упоминается» (8.0). Однако уже в посте от 2 мая 2025 года с обзором историографии и источников по истории Республики Тавриды творение Романа Михайловича оценивается менее категорично: «Книга со сложным содержанием. Неизбежные критические недостатки, вроде удаления из повестования Жана Миллера, очевидны. С другой стороны, ценность книги в том, что в ней использовались документы, которые, вероятно, утрачены навсегда. Читать только с пониманием контекста (Не рекомендуем читать даже с пониманием контекста! – комментарий редакции КБК)».

Не “взрыв”, а “хлопок”; не выдумки Вуля, а “использование ныне утраченных документов” (хотя опора Романа Михайловича в некоторых местах на документы, безусловно, наблюдается в работе)... Впрочем, оставим обширные комментарии на потом. Пока же заметим два момента.

Первое. ЛВБ сами ругали “Цифровую историю” за то, что их лекторы в одном из роликов якобы перессказывали “Краткий курс”:

Отметим здесь, что академические светила, “ловко” пересказавшие “Краткий курс истории ВКП(б)”, даже не задумываются над ИСТИННЫМИ причинами раскола РСДРП на беков и меков.

<...>

Кому после этого интересны истинные причины раскола? Кому интересно читать скучные книжки истпарта, типа толстенного сборника “Как зарождалась партия большевиков”? Ведь потом придётся читать ленинские "Шаги", воспоминания видных революционеров и протоколы съезда. Что с того, что в них можно найти много интересного, что идёт вразрез официозу кратких курсов и пересказам уважаемых спикеров в перерывах между чашечкой кофе и сбором донатов?

Но при этом одной из главных опор “Преданных комиссаров” является “Краткий курс: крымское издание”. Последовательно ведут себя наши оппоненты, ничего не скажешь.

Второе. Опора в ключевых моментах “Преданных комиссаров” на эти две столь “научные” работы, очевидно, добра труду МиК-ЛВБ не сделали, и во многом отсюда и вытекает пропаганда культа таврических комиссаров. Если начитаться подобных трудов и искренне поверить в большинство вещей, что в них пишутся (при этом отвергая другие работы, как, например, наследие крымского истпарта 1921-1935 годов), то, очевидно, вы не придёте ни к чему, кроме как к идолопоклонничеству по отношению к Слуцкому и павшим вместе с ним деятелям. Заслуживают ли они того? Поговорим об этом ближе к концу работы.

Список источников и литературы к предисловию:

(1.0) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 5.

(2.0) Там же. С. 56; Государственный архив Республики Крым (далее – ГАРК), Ф. П-150, Оп. 1, Д. №312.

(3.0) ГАРК, там же.

(4.0) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 6.

(5.0) Вольфсон, Б. М. Изгнание германских оккупантов из Крыма. Симферополь: издательство "Красный Крым", 1939. С. 12-13.

(6.0) Вольфсон Б. М. Советская республика Тавриды // Учёные записки Кустанайского педагогического института. Вып. исторический. Т. 3. С. 139.

(7.0) Сарабеев В.Ю. Троцкий, Сталин, коммунизм. СПб.: Питер, 2021. С. 234.

(8.0) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 62.

Часть 1. Крымские большевики от Февраля до Января

Небольшая подсказка: Друзья! В “Феномене” содержится много личностей, которые появляются в тексте спустя длительные промежутки. Если вы увидели чьё-то “ранее упоминавшееся” ФИО, но забыли, чем оно занималось до этого – зажмите на клавиатуре CTRL+F и вбейте в поиск нужную фамилию : )

Авторы “Преданных комиссаров” в разделе “Внутренняя политическая обстановка” непростительно мало уделили внимания описанию положения РСДРП(б) (меньше страницы) и и ПЛСР (левые эсеры) (чуть больше страницы). Позволим себе исправить эту ошибку.

Крымские большевики в апреле-октябре 1917 года

Карта Таврической губернии на момент 1917 года.

После Февральской революции в Крыму начали возникать первые большевистские организации. В апреле (1917 года) формируется Севастопольская большевистская организация, в июне – Феодосийская, в Ялте и Евпатории – в сентябре, в Симферополе (столице Таврической губернии, в состав которой входил и Крым) (1.1) – в октябре. Как мы видим рост большевистского влияния в Крыму происходил весьма медленно (в сравнении с остальной Россией). С чем это связано?

Как справедливо отмечал Юрий Гавен, будущая легенда крымского большевизма («Красно-белый Крым» не раз писали про него), «это объяснялось социально-экономической структурой Крыма. Промышленность Крыма была слабо развита, Крым был преимущественно сельскохозяйственным районом». Свою роль играла также и «национальная пестрота, разнородность быта различных национальностей, населяющих Крым» (2.1). Приведём статистику национального состава Крыма на момент 1917 года:

Русские (включая и украинцев) – 399 785 (49,4%).

Крымские татары – 216 968 (26,8%)

Евреи – 68 159 (8,4%)

Немцы – 41 374 (5,1%)

Греки – 20 124 (2,5%)

Армяне – 16 907 (2,1%)

Болгары – 13 220 (1,6%)

Поляки – 11760 (1,5%)

Караимы – 9078 (1,1%)

Прочие национальности – 11528 (1,5%) (3.1)

Особенно остро стояла проблема социально-экономического неравенства крымских татар, как по отношению к богатейшим представителям собственного народа, так и по отношению к нетатарским кулакам, крупным землевладельцам и предпринимателям (4.1). Впоследствии эти обстоятельства привели подавляющее большинство крымскотатарского народа к поддержке “Милли-Фирки” (с крымскотатарского – Народная партия), сочетавшая в себе эсеровскую социально-экономическую программу с нараставшим (с весны 1917 года) этническим национализмом и устремлениями в сторону организации крымскотатарской этнократии в Крыму.

Городское население Крыма быстро росло, опережая прирост численности сельских жителей, и к 1914 году оно достигло 45% населения (5.1). Вновь дадим слово Гавену: «крымские города, кроме Севастополя, отчасти Керчи и Феодосии, выросли не на промышленности, а на остатках средневековья—мелких ремеслах и мелкой торговле (Бахчисарай, Карасубазар, Старый Крымом и др.) и на аристократических: курортах. Естественно, что такие города, пропитанные мещанским духом, не могли явиться базой для пролетарской революции. Исключением был Севастополь, который имел довольно значительную прослойку промышленного пролетариата (около 15% общего числа населения) и который являлся базой Черноморского флота» (6.1).

Именно Севастополю суждено было стать главным центром большевистского влияния в Крыму. По-началу (после Февраля) Черноморский флот, благодаря действиям его командующего, небезызвестного Александра Колчака (установление определённой доли контроля над демократическим движением в городе и среди матросов) удавалось держать в боевой готовности и не допускать открытых столкновений между матросами и офицерами (7.1). Однако 6 июня 1917 года, в результате разразившихся противоречий между матросами и вышестоящим командованием (связанные как с внутренними процессами в крепости и на кораблях, так и с приездом двух пробольшевистских делегаций Балтийского флота в апреле и в конце мая) решением севастопольских матросов, солдат и рабочих Александр Васильевич был отстранён от командования, после чего к концу октября боеспособность Черноморского флота резко снизилась (8.1). Пассивность новых военных руководителей открыла дорогу к усилению большевистского влияния.

К 15 июня Севастопольская большевистская организация насчитывала 50 членов и больше сотни сочувствующих. Последствия провального июльского вооружения выступления большевиков в Петрограде и последовавшие за этим репрессии против РСДРП(б) коснулись и главной базы Черноморского флота – силами эсеров начались гонения на севастопольских большевиков, в результате которых последние оказались вынуждены уйти в подполье. Однако провалы июля оказались относительно быстро компенсированы отправкой целого ряда сильных большевистских работников в Севастополь. 8-9 августа в город прибыла Надежда Островская, с именем которой связывают организационный подъём севастопольской организации (9.1).

Надежда Ильинична Островская, 1881-1937

Впоследствии Юрий Гавен отмечал хорошие ораторские навыки Надежды Ильиничны, которые находились на одном уровне с Ильёй Бунаковым-Фондаминским, членом ЦК партии социалистов-революционеров (ПСР) и Главным Комиссаром Черноморского флота (с 27 августа), в конце лета ставший одним из главных проводников “оборонческой” политики Временного правительства. Умения выступать на публике делали Илью Исидоровича одним из серьёзнейших политических оппонентов большевиков на флоте (10.1).

Илья Исидорович Фондаминский (литературный псевдоним Бунаков), 1880-1942

10 октября, по поручению члена ЦК РСДРП(б) Якова Свердлова, в Севастополь прибыл матрос Балтийского флота, большевик Николай Пожаров.

Николай Арсеньевич Пожаров, 1895-1925

Спустя 5 дней в город прибыл и Юрий Гавен, также по поручению Свердлова (11.1). Вот как впоследствии описывал Юрий Петрович описывал свою беседу с Яковым Михайловичем:

Когда я уезжал из ЦК, покойный <...> Свердлов говорил мне: «Вопрос о взятии власти пролетариатом – вопрос нескольких дней. Во всех крупных центрах пролетарские силы уже достаточно созрели. На юге же, особенно в Крыму, дела обстоят плохо. Там наблюдается полное засилие социал- соглашателей. А это особенно печально, если принять во внимание значение Севастополя, как военного порта. Ваша задача, – заявил Яков Михайлович, — превратить Севастополь в революционный базис Черноморского побережья. Севастополь должен стать Кронштадтом Юга». (12.1).

Юрий Петрович Гавен (Яннис Эрнест Дауман), 1884-1936

Гавен (настоящее ФИО – Яннис Эрнест Дауман) обладал богатым дореволюционным опытом: член (а в 1906-1907 годах – и член ЦК) Латышской СДРП с 1902 года, участник и организатор революционный партизанских отрядов в Прибалтике в годы Первой русской революции (1905-1907 гг.). Арестован царской охранкой в 1907 году, спустя два года отправлен на каторгу в Вологодскую губернию, а в 1914-м – на поселение в Енисейском уезде. После Февральской революции Гавен, попав под амнистию, активно принимал участие в политической жизни Средней Сибири, в марте 1917 года был избран председателем Минусинской большевистской организации РСДРП(б) и Минусинского совета. Юрий Петрович обладал серьёзным партийным стажем, и, главное, навыками ведения организационной и агитационной работы. Недаром ЦК РСДРП(б) писал Бердянскому комитету партии в октябре 1917 года про Юрия Петровича: «он несомненно может провести любую кампанию и быть ответственным работником на любом посту» (13.1).

Впоследствии именно крымский период станет самой яркой страницей биографией Гавена. После окончания Гражданской войны в Европейской части России в 1920 году Юрий Петрович активно включится в борьбу за сохранение памяти о революционном Крыме 1917-1920 годов, став одним из редакторов и авторов журнала «Революция в Крыму» – сборника крымского истпарта (Отдела Крымского областного комитета РКП(б) по изучению истории Октябрьской революции и РКП(б)).

Но вернёмся в летне-осенний Севастополь 1917 года. В августе формируется демократический орган – Центральный комитет Черноморского флота (далее – ЦК ЧФ, или Центрофлот). По своему уставу Центрофлот являлся высшим демократическим органом, работавшим по хозяйственным, административным и техническим вопросам совместно с командующим флотом и генеральным комиссаром Черноморского флота. В его состав вошли 48 представителей частей и кораблей, находившихся в портах Севастополе, Одессе, Измаиле, Николаеве, Сулине, Керчи, Очакове, Новороссийске и Батуме. 30 августа Председателем Центрофлота был избран анархист Шелестун (14.1). 11 сентября 1917 г. ЦК ЧФ принял следующую резолюцию, в которой, помимо прочего, писалось: «...выходом из создавшегося гибельного для России и революции положения является немедленная передача власти в руки Всероссийского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов». Принятие этой просоветской резолюции сделало процесс леворадикализации флота бесповоротным (15.1). Потому-то корпус крепких большевистских кадров появился в городе как нельзя вовремя.

К моменту 25 октября (день Октябрьского вооружённого восстания в Петрограде) Севастопольская организация РСДРП(б) насчитывала всего лишь порядка 250 человек, из них большинство – матросы Черноморского флота (16.1). Но что с севастопольскими рабочими? Вновь дадим слово Юрию Гавену:

Моряки Черноморского флота уже были кое-как подготовлены к восприятию социалистической Революции. Но дело обстояло хуже в профессиональных союзах, в которых насчитывалось до 17.000 человек. В портовом заводе и профсоюзах еще сильно преобладало влияние оборонцев. Особенно большим авторитетом пользовались правые меньшевики: шлиссельбуржец Канторович и рабочий портового завода Горячко.

Чем объяснялась такая ненормальная консервативность рабочих Севастопольского порта? По-моему, причин этому явлению было несколько. Во-первых, в Севастопольском порту работает значительный процент рабочих, имеющих свои собственные домики. Эти «домохозяева» хворают общей болезнью всех мещан, т. е. боязнью потерять свою собственность в пожаре социалистической Революции. <...>

Во-вторых, мастерские Севастопольского порта, казенного, специально военно-морского предприятия, имели необычно большое количество технического персонала и служащих всевозможных отделений конторы. «У нас инженер инженером погоняет», – шутили рабочие.

<...>

Наконец, третье обстоятельство – специфический подбор личного состава рабочих порта. Наверно, ни одно промышленное предприятие в России не имело в то время среди своих рабочих такой массы шкурников, как Севастопольский порт. Это объясняется тем систематическим подбором штрейкбрехеров, провокаторов, шпионов, бежавших полицейских для мастерских Севастопольского порта, который практиковался военно-портовой администрацией крепости после восстания 1906 года на предмет политического укрепления завода. Эта братия в период Керенщины под маской оборонческого меньшевизма и эсерства орудовала вовсю против большевиков и отравляла атмосферу в мастерских порта (17.1).

27 октября, после Октябрьского переворота, Севастопольский совет, где доминировали эсеры и меньшевики (232 мандата у эсеров, 50 – у украинских эсеров, 40 у меньшевиков; у большевиков всего 58), сделал два интересных шага: 1) под давлением матросской демонстрации в поддержку событий в Петрограде (проходившая одновременно с заседанием Исполкома СевСовета) объявил о взятии власти в свои руки (пусть и временном); 2) из-за неясности ситуации в российской столице совет принял решение послать приветственную телеграмму “петроградскому пролетариату” (18.1). Севастополь стал первым крымским городом, где власть в руки перешла в руки местного совета.

И прежде чем мы с головой окунёмся в ключевые события Крыма в ноябре-декабре 1917 года, вернёмся немного назад.

Евпаторийские большевики. Предпосылки противоречий между Симферополем и Севастополем

Существует искажённое представление (которое даже мелькало в комментариях «Красно-белого Крыма») о том, что евпаторийская организация РСДРП(б) была самой сильной. Отчасти этот тезис просочился и в “Преданных комиссаров”: «Она (Евпаторийская организация на момент 2 октября 1917 года – КБК) была самой многочисленной в Крыму, изгнала из своего состава меньшевиков» (19.1). Давайте разбираться. Заодно и обсудим истоки конфликта между севастопольскими и симферопольскими большевиками.

Жан Августович Миллер (Янис Шепте) (1880-1942)

В июне 1917 года в Евпаторию прибыл Жан Миллер. «Мне напутствие сюда в Крым дал секретарь Центрального комитета партии Яков Михайлович Свердлов. “Ты – говорит – поезжай в Крым, полечись, станешь на ноги как следует, в Петроград не возвращайся, завоевывай Крым”» – вспоминал в 1934 году Жан Августович (20.1). Миллер также был весьма серьёзным работником: за его плечами был опыт участия в вооружённых восстаниях в Латвии в 1905-1907 годах и деятельность в леворадикальных организациях Соединённых Штатах (21.1), поэтому неудивительно, что его отправили в Таврическую губернию.

По приезду в Евпаторию Миллер вступает в ряды местной меньшевистской организации РСДРП для формирования внутри неё большевистской фракции и завоевания ею власти в рамках городского партийного комитета. К концу июля Миллер и прочие евпаторийские большевики берут под контроль организацию, однако лишь 17 сентября произошло размежевание внутри городского комитета и изгнание меньшевиков из оного (22.1). С сентября 1917 года Жан Августович также начинает заниматься активной работой в Симферополе (хотя и с явной неохотой в силу его опасений оставить евпаторийскую организацию без его присмотра (23.1)). 2 октября 1917 г. проходит первая Таврическая губернская конференция РСДРП(б). На ней был сформирован состав Таврического губернского комитета партии, куда вошли: Жан Миллер, Моисей Шустер (один из первых симферопольских большевиков, действовавший ещё до приезда Жана Августовича), Серов, Павлов, Слюсарева, Дукачев и Экельский. Комитет было решено дислоцировать в Симферополе как в губернском центре (24.1).

Работа Миллера между Симферополем и Евпаторией хотя и помогало первому в деле формирования собственного городского партийного комитета, однако к октябрю симферопольские большевики так и не смогли организационно оформиться.

4 октября в Симферополь прибывает Юрий Гавен. В губернской столице он проведёт 11 дней в ожидании пропуска в Севастопольскую крепость. Вот как вспоминал Юрий Петрович своё пребывание в Симферополе позднее, в 1922 году:

В Симферополе я застал нескольких большевиков, в частности, Шустера и Жана Миллера, но я не нашел большевистской организации, ибо Симферопольские большевики только на днях решили принципиально образовать большевистскую организацию, но они еще не успели прокламировать ее существование, отмежевавшись от «объединенной социал-демократической», т. е. меньшевистской и положить основы истинно марксистской революционной организации пролетариата.

В Симферопольском Совдепе имелось 4-5 большевиков от завода «Анатра», но они не выступали от имени большевистской организации. Там царствовало неограниченное «оборонческое засилие».

На мой вопрос: в каком положении находятся большевистские организации в других городах. Крыма, мне товарищи ответили, что в Севастополе и в Евпатории дела обстоят лучше: там существуют небольшие организации большевиков, но в других городах Крыма положение такое же, как и в Симферополе.

Хотя мне было уже известно, что на юге России, в частности в Крыму, большевизм еще далеко не завоевал себе позиции, даже в пролетарской массе, но все же то, что я встретил в Симферополе, было для меня неожиданностью, особенно после средней Сибири, откуда я приехал недавно, где я оставил довольно густую сеть большевистских организаций и почти исключительно большевистские Советы Рабочих и Солдатских Депутатов.

Но уже на другой день в казарме на солдатском митинге я вынес более «оптимистическое» впечатление о Симферополе. Солдаты не только слушали с большим вниманием мою речь на тему: «Чего хотят большевики?», но после дискуссии с оборонцами, в связи с моей речью, симпатии огромной массы солдат явно склонились на сторону большевиков. На аэропланном заводе «Анатра» меня с тов. Донской приняли еще теплее. Чувствовалось, что в сознании трудящихся масс происходит большой перелом. Организация социалистов-революционеров и меньшевиков, которые еще летом насчитывали десятки тысяч членов, заметно сократились.

<...>

Через 3-4 дня после моего приезда, т. е. 8-9 октября, в Симферополе образовалась самостоятельная большевистская организация; от объединенной социал-демократической организации откололась и присоединилась к большевикам часть - человек 15, так что вся наша организация насчитывала около 30 товарищей. Сейчас же Симферопольской организацией было выпущено первое воззвание, написанное тов. Шустером. По моему предложению, был сорганизован партийный клуб в незавидном помещеньице по Троицкой улице <...>. За неимением средств, клуб вынужден был открыться в помещении меннонитов, где большевистские собрания чередовались с богослужениями при пении псалмов. Организация начала быстро завоевывать заметное влияние на трудящиеся массы (25.1).

Как мы можем увидеть, Юрий Петрович оказался недоволен положением большевиков в Симферополе и, в ожидании пропуска, он оказал помощь в агитации и организации городского комитета местным работникам. Теперь обратимся к письму Жана Миллера в ЦК РСДРП(б) от 20 октября 1917 г., в котором он осветил положение большевистских организаций Таврической губернии. Помимо прочего, он в нём пишет «тов[арищ] Гавен сила слабенькая, нужно посолидней» (26.1).

Если мы сопоставим эти два исторических источника (воспоминания Гавена и письмо Миллера), то выходит, что с высокой долей вероятности между Жаном Августовичем и Юрием Петровичем в первой половине октября 1917 года произошёл конфликт межличностного характера. Стоит отметить, что более поздние воспоминания Миллера (1934-1935 годов) показывают, что он обладал несколько эгоцентричным мышлением и имел весьма высокую самооценку (27.1). Поэтому он вполне мог встретить замечания Гавена и его вмешательство в дела симферопольских большевиков весьма болезненно.

Впрочем, весьма глупо было бы сводить будущее противостояние симферопольской и севастопольской организаций РСДРП(б) в вопросе лидерства в рамках Таврической губернии исключительно как личный конфликт ~~двух латышей~~ Миллера и Гавена – этот вопрос получит должное раскрытие далее в очерке.

Вернёмся к вопросу “а какая организация была самая сильная”? Если говорить про самые первые числа октября 1917 года (момент проведения первой Таврической губернской партийной конференции РСДРП(б)), то евпаторийская и севастопольская организации будут примерно равны как по численности (200 (28.1) и 250 человек (29.1) соответственно), так и по кадровому потенциалу – среди евпаторийских большевиков был Жан Миллер, а среди севастопольских – Надежда Островская. Однако к 25 октября ситуация сильно поменялась: Севастопольский комитет РСДРП(б) сосредоточил в себе целую плеяду сильных кадров – помимо упомянутой Островской в городе и на флоте развернули активную деятельность Юрий Гавен и Николай Пожаров, тоже очень серьёзные агитаторы. Таким образом, именно за счёт кадрового потенциала севастопольская организация превосходила евпаторийскую. Так что прав был Юрий Петрович, когда писал о том, что Севастопольский комитет РСДРП(б) на этот момент являлась «самой сильной и передовой» (30.1).

Так что миф про “самую многочисленную и сильную” Евпаторийскую организацию на момент Октябрьской революции это именно что миф – должный анализ истории большевистской партии в Таврической губернии показывает иную картину. Очень жалко, что этого самого анализа не было со стороны наших оппонентов, так как они прошлись по истории РСДРП(б) в Крыму в февральский период на уровне “тяп-ляп”, лишь бы было.

А между тем мы продолжаем наш рассказ. Курс – на Ростов-на-Дону и Белгород!

Предпосылки “Крымского октября” (ноябрь-декабрь 1917 года)

Как любая, уважающая себя база флота, Севастополь имел огромные запасы вооружения (31.1). Это обстоятельство прекрасно осознавалось как в ЦК РСДРП(б), так и местными большевиками (включая и “новоприбывших”). Недаром Свердлов дал наказ Гавену «превратить Севастополь в революционный базис Черноморского побережья (выделено нами – КБК)». Военный потенциал Черноморского флота и Севастопольской крепости был серьёзный, поэтому Севастопольская партийная организация в первые дни после Октябрьского переворота взялась за организацию матросских отрядов с целью поддержки своих идейных товарищей по всему Черноморью.

29 октября в городе был организован первый революционный отряд. B тот день в Севастопольский Совет обратилась делегация мелитопольских рабочих с просьбой оказать помощь в борьбе против “контрреволюционного офицерства” и городской думы. Севастопольский совет отказался посылать отряд в Мелитополь, и тогда большевики обратились в судовые комитеты кораблей с просьбой выделить в отряд матросов-добровольцев. По итогу был сформирован сводный отряд в 600 человек, под командованием Пожарова, который немедленно отправился в Мелитополь. За 4 дня матросы помогли установить советскую власть и возвратились, оставив своих представителей для организации перевыборов Совета (32.1).

Серьёзную роль в леворадикализации флота и города сыграл I Общечерноморский флотский съезд, проходивший в Севастополе с 6 по 19 ноября 1917 г. Всего на съезд прибыло 88 делегатов (67 с решающим и 21 с совещательным голосом). 22 большевика и 17 шедших за ними украинских эсеров составили первый блок. Второй блок составили 27 левых эсеров, 6 меньшевиков и 5 беспартийных (38 человек); 11 беспартийных не примкнули ни к одному из блоков. Словом, первый блок имел перевес лишь на один голос. Но именно здесь впервые ярко проявил себя кадровый резерв севастопольских большевиков. Участие в съезде Гавена и Пожарова (33.1) сыграло свою роль – несмотря на не самое благоприятное соотношение сил, по всем основным вопросам съезд принял большевистские резолюции.

На съезде также состоялась дискуссия о посылке вооруженных отрядов на Украину и Дон. Эсеро-меньшевики из СевСовета и командующий флотом Александр Немитц решительно высказались против посылки отряда на Дон, мотивируя тем, что это приведет к разжиганию гражданской войны и ослабит боеспособность флота. Однако по итогу съезд решил оказать Вооруженную помощь Ростову-на-Дону. Организатором флотилии на Дон был назначена “комиссия пяти” во главе с радистом Владимиром Драчуком (34.1).

Решением съезда 18 ноября Главным комиссаром Черноморского флота (вместо Ильи Бунакова-Фондаминского) был избран Василий Роменец – большевик (в своё время в постах “Цифровой истории” главред КБК Р.А. Изетов ошибочно утверждал, что он был анархистом), что также явилось важным шагом на пути большевизации флота (35.1) (несмотря на дальнейшие, крайне спорные шаги Василия Власьевича, о которых вы также можете почитать на ЦИ).

12 ноября флотилия (вопреки протестам Севастопольского Совета) вышла из Севастополя в Ростов-на-Дону. В ее составе были 2 эсминца, 2 плоскодонных тральщика, крупный транспорт и два сторожевых катера. На борту мелких судов было по одному 75-ти, а на эсминцах – по два 120-ти миллиметровых орудия. Походом руководила "комиссия пяти" В отряде насчитывалось 1000 добровольцев.

Движению “Донской флотилии” было оказано военно-административное сопротивление со стороны антибольшевистских сил. Так, в Керчи начальник Керченского гарнизона Трегубов заявил, что он не пропустит флотилию обратно в Севастополь, если моряки сделают по Ростову хотя бы один выстрел. Однако моряков поддержали солдаты-артиллеристы Керченской крепости, и им удалось пройти через Керченский пролив. Затем начальник Ростовского гарнизона Потоцкий приказал потушить Таганрогский маяк (дабы дезориентировать “Донскую флотилию”), однако по решению Таганрогского Совета он вновь был зажжен. Командующий войсками Таганрога и округа, угрожая артиллерийским огнем, расставленных в районе порта пушек, потребовал, чтобы моряки покинули город.

Несмотря на все препятствия, 22 ноября корабли прибыли в Таганрог, часть из которых двинулась в сторону Ростова, где они оказались спустя два дня. Уже 26 ноября матросские отряды перешли в наступление на калединцев, и спустя 3 дня Ростов-на-Дону перешёл под контроль большевистских сил. Но успехи красных войск продлились недолго: в результате контрнаступления белых сил 2 декабря вошли в город, а уже 8-го числа “Донская флотилия” (вместе с выжившими ростовскими красногвардейцами) вернулась в Севастополь (36.1).

Алексей Васильевич Мокроусов, 1887-1959

По решению Севастопольского комитета РСДРП(б) одновременно с “Донской флотилией” был сформирован “первый Черноморский отряд” в составе 2500 человек под командованием будущей легенды таврических войск – матроса Алексея Васильевича Мокроусова. Артиллерийскую часть отряда возглавил капитан II ранга Михаил Михайлович Богданов (в будущем – левый эсер (37.1)) . Начальником штаба отряда был утвержден А.И. Толстов (он появится и в более поздних событиях). В отряде было 24 пулемета. Отряд двинулся в путь двумя эшелонами (22 и 25 ноября) но на Дон он не попал: на полустанке Раздоры, около Синельникова, была получена телеграмма: Командующий Советскими войсками на Юге России Владимир Александрович Антонов-Овсеенко через Севастополь сообщал, что на Дон идут корниловцы и «товарищ Ленин призывает всех оказать препятствие этому движению» (38.1). Впоследствии между Севастополем и Антоном-Овсеенко установится тесная связь, о чём мы обязательно подробнее расскажем далее по тексту.

Михаил Михайлович Богданов, 1883-1928

Белогвардейский отряд (6 тысяч человек, 200 пулеметов на момент описываемых боёв) организовался ещё в мае 1917 года как отряд ударников. После Октябрьского переворота отряд отказался признавать советскую власть, и он двинулись на Дон через Могилев-Минск-Хлобин-Калинковичи. 25 ноября под Белгородом балтийские матросы, солдаты Финляндского полка и местные красногвардейцы оказали им первый бой, что заставило белогвардейцев изменить путь – В последующие дни, стремясь сохранить силы, отряд начал уклоняться от боевых действий.

Черноморцы высадились на ст. Сажное, в 48 км от Белгорода и двинулись на выручку, соединились с отрядом балтийцев (300 человек). Руководитель черноморцев Мокроусов остался в Александровске (ныне Запорожье) с целью получения броневиков. 29 ноября под деревней Приливная моряки выдержали ожесточенный бой и взяли населенный пункт. У черноморского отряда было 18 человек убитых и много раненых – сказалось неумение вести сухопутный бой. Корниловцы отступили на северо-запад. Бои длились около 20 дней. 11 декабря шестичасовой бой у деревни Драгунское закончился победой революционных сил. Отдельные части первого черноморского отряда принимали участие в борьбе за советскую власть в Харькове, Екатеринославе, Изюме, Александровске, Бахумте.

Чуть более подробно остановимся на событиях в Александровске – именно здесь произошли первые столкновения между черноморцами и крымскотатарскими эскадронными (конными) частями, которые возвращались в Крым под “крыло” Крымского штаба. Вместе с гайдамаками (войска, лояльные Центральной Раде Украинской Народной республики) и казачьими отрядами они разоружили местных пробольшевистских рабочих и солдат. В ответ Александровский комитет РСДРП(б) обратился за помощью к матросам во главе с Мокроусовым (который, напомним, в это время как раз находился в городе). Алексей Васильевич согласился помочь, и в ночь на 13 декабря началось восстание в городе. Черноморцы обстреляли Екатерининский вокзал, где дислоцировались казачьи части, после чего последние предложили разъехаться без боя. Матросы приняли предложение, и через 2 дня группа Мокроусова вышла из Александровска и направилась обратно в Крым, где она ещё скажет своё веское слово в ходе январских боёв (39.1).

Перенёмся обратно в Севастополь. 8 декабря “Донская флотилия” вернулась обратно в город. «Флотилия привезла несколько Ростовских работников и отряда красногвардйцев, прорвавшихся через кольцо казаков и еще горевших боевой страстью и ненавистью к палачам. Ростовцы еще больше подняли боевой пыл черноморцев. Естественно, что участники флотилии, вернувшись в Севастополь, сразу подняли боевое настроение во всем флоте. Во флоте развернулась в широком масштабе агитация против социал-предательского совета (имеется в виду СевСовет – КБК), который, ставя флотилии препятствия, задерживая присылку снарядов и др. вида огнеприпасов, сорвал победу над Калединым» – впоследствии вспоминал Юрий Гавен про последующие события (40.1). Всего за несколько дней вернувшиеся матросы и ростовчане смогли окончательно большевизировать флот, превратив его в главную вооруженную опору севастопольской организации РСДРП(б). Для того, чтобы понять масштаб изменении настроений среди матросов обратимся к результатам выборов в Учредительное собрание в Черноморском флоте, прошедшие 12-14 ноября. Флот дал эсерам 22 200 голосов, большевикам — 10 800, украинским эсерам и другим — 19 500 (41.1).

Эти обстоятельства создали перевес сил в сторону большевиков и левого крыла севастопольских эсеров (которые, хотя и не без колебаний, но поддерживали севастопольских большевиков) и выбило почву из-под власти эсеро-меньшевистского состава совета. 11 декабря севастопольские большевики демонстративно вышли из состава Исполкома СевСовета, огласив следующую резолюцию:

В момент Октябрьской революции Совет объявил, что берет власть в свои руки. Однако, Совет вел политику выжидательную, совершенно не проводя в жизнь принятого решения, не проводя ни одной меры, ведущей к закреплению этой власти и осуществлению декретов Советского правительства.

При таком положении вещей участие социал-демократов большевиков в Исполнительном Комитете является совершенно бесплодным для дела революции.

5-го декабря Севастополь совет на объединенном заседании Совета, Центрофлота, делегатов судовых частей, социалистических партий, городского самоуправления и национальных организаций принял резолюцию без участи фракции с[оциал-] д[демократов] большевиков, сделавших мотивированное заявление о неучастии в голосовании подобной резолюции (трактующей Октябрьскую революцию, как насильственный захват власти против воли революционной демократии).

На заседании Исполнительного Комитета от 10-го декабря из докладов, сделанных приехавшими с Кавказа товарищами выяснилось (как это выяснилось из доклада «комиссии пяти»), что юго-восточный союз, представляющий собой объединение Донской, Терской, Кубанской, Астраханской и Оренбургской казачьей буржуазии, опирающейся на силы организованного русского капитала, начал решительный натиск на революцию и разогнал Советы в Ростове, Таганроге, Грозном, разоружил ряд полков, сжег станицы Сунженскую, Фельдмаршласкую, захватив линию железной дороги, разрушил ряд полустанков, лишил кавказскую армию продовольствия (с 15 ноября армия не получила ни фунта муки, ни зерна фуража).

В ответ на эти сообщения ни одна практическая мера для борьбы с контрреволюцией и для обеспечения хлебом армии и тыла революции Исполнительный Комитетом не была принята, несмотря на неоднократные энергичные требования армии большевиков.

Не считая возможным ни в какой мере нести ответственность за такую гибельную для дела Революции тактику Исполнительного Комитета, фракция видит себя вынужденной отозвать из Исполнительного Комитета своих представителей. (42.1).

В ответ СевСовет отказался переизбирать себя и вместо этого предложил вынести вопрос о перевыборах Совета на референдум. По итогу этот референдум, как вспоминал Юрий Петрович, «ничего не дал, ибо широкие массы не принимали участия в референдуме. А страшно напряженная обстановка на всем юге, в частности в Крыму, быстрая консолидация контр-революционных сил, настоятельно требовала срочно замены контр-революционного совета совета революционно-большевистским. Вот почему Севастопольские большевики пошли на штурм социал-соглашательского совета» (43.1).

И прежде, чем мы перейдём к описанию севастопольских событий, произошедших 15-16 декабря, вновь перенёмся чуть назад.

27 октября Жану Миллеру (в ответ на его сообщение от 20 октября) ответил лично секретарь ЦК РСДРП(б) Елена Стасова. Помимо прочего, Жан Августович также получил от неё отповедь за “наезды” на Юрия Петровича: «Вы напрасно думаете также, что тов[аврищ] Гавен слабая сила, он, несомненно, может провести любую кампанию и быть ответственным работником на любом посту» (44.1). То обстоятельство, что за Гавена заступилась лично Елена Дмитриевна для нас важно – ЛВБ очень хорошо относятся к Стасовой и даже прямо пишут об этом («почитаемой Летописями Еленой Дмитриевной Стасовой»; см. также посты лягушек тут и тут), но при этом Гавена кваки называют исключительно «изетовским любимцем» (45.1). Однако ЛВБ совершенно позабыли, что именно ЦК большевистской партии командировали Юрия Петровича в Крым (и, впоследствии, командируют его туда не единожды), потому его можно назвать также и «любимцем» кадровиков РСДРП(б). Как же так вышло, что “хорошая” Стасова защищала “плохого” Гавена?

Впрочем, вопрос того, как деятели партии большевиков попадают в пантеоны "героев" и "анти-героев” лягушек мы обязательно рассмотрим ближе к концу статьи. А пока – обратно в Крым.

После Октябрьской революции Жан Миллер продолжил мотаться между Евпаторией и Симферополем. Отсутствие в Евпатории такого сильного работника, как Жан Августович, сыграло свою роль в постановлении местной (городской) организации РСДРП(б), принятое по инициативе Владимира Елагина 28 октября и оглашённого 30 и 31 октября: «Считать Октябрьский переворот в Петрограде несвоевременным, так как большевики, не имея большинства в рабочем классе, едва ли сумеют удержать власть в своих руках» (46.1). Такая оценка, вероятно, была вызвана расстановкой социальных сил в Крыму (которая была спроецирована на всю Россию) – впоследствии Юрий Гавен прямо констатировал: «В октябре 1917 года Крымский пролетариат еще не был достаточно подготовлен к захвату власти: ни организационно, ни идеологически, он еще не созрел для пролетарской революции». С идеологической точки зрения рабочий класс (со слов того же Гавена) всё ещё находился под преобладающим влиянием меньшевиков и эсеров (47.1).

12-14 ноября в Крыму прошли выборы в Учредительное собрание. Результаты выборов: из 555 851 человек (без Перекопского уезда и некоторых участков) большевики получили 31 154 голоса – 5,5% от всех прочих голосовавших. Тем самым РСДРП(б) заняла 4-е место среди всех избиравшихся партий и организаций (после эсеров, получивших 57,2% голосов, крымскотатарского списка (11,9%) украинских эсеров (10,7%) и кадетов (6,8%)). Большевики уверенно одолели меньшевиков, которые набрали всего 14 693 голоса (3,3%). Членами Учредительного собрания от крымских большевиков была избрана Островская (от флота) (48.1).

Октябрьская революция вызвала сильное “полевение” крымских масс в сторону большевиков. Местные партийные организации начали пополняться новыми кадрами и крепнуть. Эти обстоятельства требовали провести новый смотр сил большевистской партии, который произошёл 23-24 ноября на II съезде РСДРП(б) в Таврической губернии.

На собрании присутствовали представители различных партийных организаций. От крымских городов: Севастополь (350 членов горкома) – прислал 3 представителя (известно, что двумя из них были Гавен и Правдин); Симферополь (180 членов) – 1 представитель (Жан Миллер) и 1 с совещательным голосом (без права голоса при принятии решений, то был Ян Тарвацкий)); Евпатория (570 членов) – 5 представителей (Поплавский, Демышев, остальные неизвестны); Ялта (77 членов) – 1 представитель; Феодосия (100 членов) – 1 представитель; Керчь (60 членов) – 1 представитель; Алупка (60 членов) – 1 представитель с совещательным голосом. От городов Северной Таврии: Бердянск (108 членов) – 1 представитель; Большой Токмак (109 членов) – 1 представитель; Мелитополь (207 членов) – 2 представителя.

По итогу на собрании принимало участие 19 делегатов от 10 организаций (из них 2 с совещательным голосом). На съезде отсутствовали организации от Джанкоя, Алушты, Гурзуфа (Крым), а также Пришиба и Молочанск (Северная Таврия).

Съезд констатировал, что большевистские организации после первого собрания (которое, напомним, прошло 2 октября), значительно выросли и окрепли. Организации большевиков оформились во всех крымских городах, за исключением городов со значительным крымскотатарским населением (Бахчисарай, Карасубазар (нынешний Белогорск) и т.д.).

Более детально остановимся на отчёте руководителя большевиков Таврической губернии Жана Миллера. В период между 10 октября и 21 ноября Жан Августович два раза посещал Евпаторию, три – Симферополь (губернский центр как-никак), и по одному разу Севастополь, а также северотаврические города, такие как Бердянск, Большой Токмак и Мелитополь. В этих городах Миллер суммарно выступил на 31 (!) собраниях, которые отличились «многолюдностью и живым интересом стремяхищся к самодеятельности широких масс». Неудивительно, что по итогу делегаты съезда достойно оценили деятельность Миллера: «Заслушав доклад о деятельности губернского организатора, съезд находит его работу вполне удовлетворительной и выражает надежду, что и впредь его работа будет тем более плодотворной».

Ян Юльевич Тарвацкий, в будущем – один из таврических комиссаров

Впрочем, съезд признал работу самого Таврического губкома неудовлетворительной (49.1). Так что неудивительно, что по итогу собрания его состав оказался переизбран. Съезд избрал руководство губернского комитета в составе, с одной стороны, симферопольских (Жан Миллер, оставшийся председателем губернской организации, Ян Тарвацкий), и, с другой, севастопольских работников (Юрий Гавен, Николай Пожаров, Надежда Островская). Этот состав наглядно отражал баланс сил среди крымских большевиков – рост политической силы у руководителей Севастопольской организации РСДРП(б) вкупе с сохранением лидерства в организаторской деятельности в руках Симферопольского комитета (50.1).

Вернёмся в Севастополь. Выход большевиков из Исполкома СевСовета ставил вопрос о дальнейшем захвате власти большевиками в городе. В связи с этим среди местных большевиков возникло сразу три плана “решения вопроса” с Советом.

Первый план был предложен Островской. Она считала, что что в ближайшее время, через давление народных масс, вполне реально добиться переизбрания СевСовета. Для этого она считала нужной усилить пропагандистскую работу большевиков в городе, особенно в военных частях. Военные силы, путем выражения своей воли в протестах и резолюциях, смогут принудить Совет согласиться на перевыборы.

Второй план был предложен Рудольфом Вагулом и Карлом Зединым (51.1). Поскольку мы упоминаем этих людей впервые, то чуть подробнее остановимся на их биографиях.

Карл Янович Зедин, 1885-1919

Рудольф Екабаевич (Альфред Карлович) и и Карл Янович были большевиками с дореволюционным стажем (с 1903 и 1904 года соответственно). Вагул был ростовским работником и принял участие в боях с калединцами, проходившие в ноябре-декабре 1917 года, и в итоге он эвакуировался вместе с “Донской флотилией” в Севастополь. Зедин же в годы Первой Мировой служил прапорщиком на Балтийском и Черноморском флотах, участвовал во взятии Зимнего дворца 25 октября 1917 года и даже успел побывать в составе советской делегации на переговорах с Германией в Брест-Литовске. В декабре Карл Янович прибыл в Крым, стал членом Центрофлота (52.1).

Вагул и Зедин выражали точку зрения матросов и штаба первого Черноморского отряда (к 10-м числам часть этого соединения уже вернулась в Севастополя; другая часть отряда вместе с Мокроусовым вернётся в Крым уже после событий 15-16 декабря) – все они считали необходимым окружить и разогнать старый состав СевСовета для проведения перевыборов.

Однако накануне 14 декабря был принята идея Юрия Гавена. Вот как он поведал о своей задумке много лет спустя: «Так как нам удалось уже на большинстве боевых единиц и в частях крепостного гарнизона переизбрать судовые и войсковые Комитеты, большевизировать их, то я предложил созвать общее собрание представителей всех судовых комитетов, всех частей крепости и гарнизона, представителей цехов мор[ского] завода, и на этом собрании представить ультиматум Совету: Совет распускает себя и срочно избирается новый совет. Если совет не согласится, то направить на него орудия» (53.1).

О трагическом аспекте событий стихийных декабрьских событий уже имеется ранее упоминавшийся пост на “Цифровой истории”. Сейчас мы лишь немного дополним политическую сторону.

Вследствии начавшихся расправ, начавшихся в ночь с 14 на 15 декабря, Севастопольский Совет оказался парализован. Исполком Совета был вынужден обратиться к большевикам за помощью в деле обуздания стихии, и в итоге был образован совместный орган Исполкома и Севастопольской организации РСДРП(б) – временный военно-революционный комитет во главе с Иваном Сюсюкаловым (одним из “отцов” Севастопольской большевистской организации (54.1)) (55.1). Севастопольские большевики начали брать стихию в оборот – по приказу Гавена матросами были арестованы некоторые лидеры местных эсеров и меньшевиков (56.1).

16 декабря, в районе 13:00, на объединенном заседании 51 представителя судовых и береговых частей и цехов завода, президиумов Исполкома Совета и Центрофлота, представителей от социалистических партий и штаба Первого Черноморского отряда, был сформирован второй, постоянный Севастопольский военно-революционный комитет – орган управления вооружёнными отрядами, дислоцировавшимися в городе. Председателем СевВРК стал Юрий Гавен. В президиум ревкома, помимо председателя, вошли Зедин, Пожаров, Драчук (напоминаем, что это бывший организатор “Донской флотилии”) и Марченко (тоже один из первых севастопольских большевиков), секретарем назначили Сюсюкалова. Ревком состоял из 20 человек, по преимуществу большевиков и нескольких левых эсеров (57.1).

Перед новообразованным ВРК встали две главные задачи: обеспечение порядка и скорейшая организация перевыборов в СевСовет. Первая задача была решена благодаря оперативному и решительному роспуску Первого Черноморского отряда (той части, что к этому моменту уже вернулась в Севастополь) – главному очагу дестабилизации военно-политической ситуации в городе. Роспуск был произведён с опорой на остальных матросов флота, в чьих глазах ревком пользовался большим авторитетом (58.1).

Со второй задачей СевВРК также справился быстро – уже 18 декабря были проведены перевыборы СевСовета. Его новый состав выглядел таким образом: большевики – 87 человек, эсеры – 86 человек, беспартийных – 50 человек, меньшевики – 6 человек, польская социалистическая партия – 6 человек. Эти цифры показывают, что большевики имели в новом Совете небольшое относительное большинство, а эсеры отставали всего лишь на одного депутат. Однако внутри севастопольских социалистов-революционеров складывалась весьма интересная ситуация. Вновь дадим слово Юрию Петровичу: «среди эсеров, особенно среди их пролетарской части происходило сильное расслоение, дифференциация, в недрах эсеровской организации образовалось и быстро росло левое крыло, которое по многим вопросам голосовало вместе с большевиками». Также нужно отметить, что 50 беспартийных депутатов Совета в своем большинстве сочувствовали большевикам. Всё это позволило на одном из первых заседаний Совета образовать вполне большевистский президиум в составе: Пожарова, Гавена, Семёна Шмакова (в будущем – весьма печально известного), Марченко (все четверо – большевики) и Никонова (левый эсер). Председателем СевСовета стал Николай Пожаров (59.1).

Таким образом, к 20-м числам декабря Севастополь стал “Кронштадтом Юга”, сердцем революции в Черноморском регионе Поручение Якова Свердлова было выполнено.

Предпосылки январских боёв: расстановка сил и тактика Севастопольского ревкома

Между тем, за пределами Севастополя вовсю шла консолидация антибольшевистских сил в Крыму. В Симферополе (20 ноября) был сформирован Таврический Совет народных представителей (далее по тексту – ТСНП) – орган управления Таврической губернией, руководимый эсерами, меньшевиками и кадетами. Также 26 ноября под руководством миллифирковцев в Бахчисарае открылся Курултай (“учредительное собрание крымскотатарского народа”). 13 декабря он утвердил конституцию Крымской Демократической республики – проекта этнократического государства крымских татар, а также сформировал Директорию – крымскотатарское национальное правительство, которое возглавил Челеби Челебиев (Номан Челебиджихан). В конце ноября ТСНП формирует Крымский революционный штаб под командованием подполковника Владимира Макухина. Впрочем, уже 17 декабря части штаба дали присягу Директории.

В подчинении Макухина находились порядка 6 тысяч человек, большинство – эскадронные (конные) части, состоявшие из крымских татар, значительная часть которых совсем недавно вернулась на полуостров при поддержке властей УНР и штаба Одесского военного округа (60.1). Большинство этих сил было отправлено в приморские города Крыма (исключая Севастополь, который планировалось брать штурмом) с целью разоружения местных (нетатарских) гарнизонов, которые к тому моменту уже были в значительной степени большевизированы.

Это вызвало конфликт в Евпатории: 21 декабря эскадронцы разоружили солдат береговой батареи и личный состав базировавшейся там лётчиков школы-наблюдатель. В ответ евпаторийские большевики запросили помощи от Севастополя, и 26 декабря СевВРК направил ультиматум Директории с требованием прекратить разоружение, подкрепив требованием посылкой в город эсминца “Дерзкий”. В ответ военный министр крымскотатарского правительства Джафер Сейдамет заявил о законности действий штаба, но эскадронцы всё же отступили (61.1).

29 декабря Севастопольский Военно-революционный комитет передал на все корабли и в части Севастопольского гарнизона следующую телефонограмму: «Военно-революционный комитет получил сведения, что в окрестностях Севастополя появились конные татарские разъезды, идущие по направлению к Севастополю. Поэтому Военно-революционный комитет приказывает на всех судах приготовить вооруженные отряды и поочередно освещать прожекторами шоссе, идущее от Инкермана, и расположение Сухарной балки. Всем батареям быть на первом положении...». На следующий день СевВРК предложил всем матросам, участвовавшим в походах против антибольшевистских войск (то бишь участников межрегиональных военных походов на Дону, Украине и в Белогородской губернии), немедленно явиться в Черноморский флотский экипаж для записи во вновь формируемый отряд (62.1).

На первых порах после своего формирования СевВРК взял тактику обороны и выжидания, дабы не мешать Крымскому штабу разбрасывать свои части по всему полуострову. Как вспоминал Юрий Гавен, Севастопольский ревком

...сразу понял, что <...> руководители крымского штаба сделали грубую тактическую ошибку, разбросав свои силы по разным городам Крыма.

Теперь трудно сказать, чем кончилась бы борьба если бы контрреволюционный центр в Симферополе сразу всеми своими силами набросился на Севастополь. Смог бы революционный Севастополь отбить это нападение, ибо в начале января в распоряжении Севастопольского Военно-Революционного Комитета были ничтожные вооруженные силы. А если бы Севастополь в начале января этими небольшими силами ударил на Симферополь, я уверен, что он потерпел бы поражение.

Но когда крымский штаб бросил в Керчь, в Феодосию, Ялту и Евпаторию свои эскадронные и офицерские отряды, он разбил свои силы по всем тем городам, которые лежат на берегу моря и которые сравнительно легко оборонять с моря небольшими флотилиями; а наша сила была флот. Севастопольский Ревком, руководитель восстанием рассылал небольшие флотилии с десантными отрядами в Феодосию, Ялту, в Евпаторию и Керчь. Открывая огонь, они прикрепляли контрреволюционные татарские и офицерские полки к этим пунктам. Распылив свои силы, контрреволюционный штаб остался без необходимого крепкого кулака, поэтому революционный Севастополь со сравнительно небольшой силой его разгромил (63.1).

Вот так профессиональные революционеры переиграли профессиональных военных.

Перед тем, как мы с головой окунёмся в непосредственно в хронику “Крымского Октября” мы должны подвести небольшой итог. К первым числам января 1918 года севастопольские большевики оказались в авангарде борьбы за установление большевистской власти в Крыму. В их руках был Севастопольский Совет, функционировал полноценный военно-революционный комитет, которому подчинялся многочисленный Черноморский флот и матросы. Севастопольцы имели опыт вооружённой борьбы (на Дону, в Белгороде, Украине), который также дал им и межрегиональные связи (в первую очередь с портовыми городами Черноморья), в их руках был громадный арсенал стрелкового и иного вооружения.

Вместе с этим, усилиями Таврического губкома РСДРП(б) и, в первую очередь, его руководителя, Жана Миллера, в большинстве городов Крыма были сформированы большевистские ячейки, на которые можно было опереться и продержаться у власти за их счёт какое-то время. Также усилиями Жана Миллера в Симферополе – одним из центров антибольшевистских сил – возник леворадикальный “оазис” в лице рабочих авиационного завода Анатра, которые были настроены исключительно пробольшевистски и которые ещё скажут своё слово в январе.

Так что было было глупо считать январскую победу заслугой исключительно лишь Севастопольской организации РСДРП(б). Но не меньшей глупостью было бы утверждать о том, что руководящую роль в торжестве большевиков в Крыму сыграл Симферополь.

Январские бои в Крыму – установление большевистско-левоэсеровской власти

2 января 1918 года в Феодосии началось вооружённое восстание солдат 35-го запасного пехотного полка под руководством местных большевиков (среди которых также была ещё одна будущая легенда войск Тавриды – Иван Федько). Как рассказывал Гавен, незадолго до восстания «Феодосийцы обратились к Севастопольскому Ревкому с запросом будет ли помощь, если они выступят. [Был дан] ответ – помощь будет» (64.1). К вечеру того же дня они смогли занять большую часть города, однако их противники смогли закрепиться на окраинах и запросили помощи у Крымского штаба, подчинявшегося миллифирковскому Курултаю. Эта новость дошла до феодосийцев, что побудило их запросить помощи у Севастополя, и 4 января им были отправлены миноносцы «Керчь» и «Пронзительный» с представителями Центрофлота и Севастопольского военно-революционного комитета, которые уже вечером того же дня высадили в Феодосии небольшие матросские отряды, во главе которых был упоминавшийся Алексей Мокроусов (вместе с четырьмя представителями Центрофлота и СевВРК). Также в город высадился отряд (70 матросов) под командованием капитана Приклонского (о котором мы также в будущем упомянем).

После того, как к 5 января город был окончательно взят, местные большевистские силы (примерно 700 человек, из них 500 – солдаты 35-го полка) перешли в наступление. 7 января была взята станция Владиславовка, а уже 11 января феодосийские красногвардейцы под руководством Петра Грудачёва (местный большевик) и Мокроусова вошли в Джанкой. (65.1).

Драматические события разыгрались в Евпатории и Ялте, где бои сопровождались стихийным террором (о евпаторийской трагедии, увы, в этот раз мы писать не будем, а вот о резне на Южном берегу Крыма мы обязательно поговорим, но ближе к концу нашей статьи). В обоих городах советская власть была установлена при решающей роли отрядов, прибывших из Севастополя (в отличие от Феодосии). В Евпатории бои шли 14-15 января (66), в Ялте и её окрестностях – 9-16 января (67.1). Относительно мирно в первых числах января установилась большевистско-левоэсеровская власть в Керчи (68.1).

Поподробнее остановимся на событиях в Симферополе и возле Севастополя.

11 января в Севастополе стало известно, что два крупных эскадронных отряда наступают в направлении Камышловского моста с целью взорвать его и тем самым окончательно прервать связь с Севастополем по суше. Было созвано экстренное объединенное заседание Севастопольского ревкома, Исполкома СевСовета, Центрофлота и союза моряков торгового флота, на котором было принято решение срочно сформировать отряд из матросов кораблей, оставшихся в Севастополе, и придать отряду артиллерию из горных пушек (69.1).

С целью поднять боевое настроение матросов, по инициативе, вероятно, Николая Пожарова, было решено было сделать неожиданную тревогу в порту и во флоте. Вот как в начале 1930-х годов вспоминал Василий Жуков (на момент января 1918 года – беспартийный прапорщик, служил на Черноморском флоте) эту тревогу:

Среди ночной тишины с 11 нa 12 января вдруг заревел продолжительно и жалобно заводской гудок, завыли сирены и подняли бешеный, несмолкаемый вой на рейде свистки судов. Весь Севастополь вскочил на ноги, все бросились по местам своей службы, недоумевающе спрашивая, что случилось, где горит, откуда и какая опасность. Рабочие бросились в порт к заводу, а оттуда их направляли в полуэкипаж. Матросы и солдаты, получившие извещение о наступлении татар на Севастополь, также бросились к сборному пункту во двор Черноморского флотского экипажа. Не прошло и двух часов, как во дворе собралось свыше 10 000 народа. Здесь выступившие члены Революционного комитета и Исполкома разъяснили опасность, угрожающую Севастополю: татары стоят под Севастополем и ведут атаку на Камышловский мост, и с часу на час их можно ожидать в самом Севастополе. От собравшихся требуется помощь в организации вооруженных сил.

Конечно никто не заставил себя долго ждать: опасность угрожала у себя дома, ее нужно было отразить немедленно. Понуканий, особых объяснений и назначений не требовалось. Достали оружие, боевые припасы и даже артиллерию, нашлись начальники (как тов. Лященко, Толстов и другие) отрядов, рот, взводов, отделений и т. д. Успевшие вооружиться немедленно же направлялись за город и там, рассыпаясь цепью, двигались дальше в поисках врага, предварительно обстреливая все подозрительные места, овраги, горы и кустарники (70.1).

Для того, чтобы оценить значение “военной тревоги”, объявленной 11-12 января, в который раз дадим слово Гавену: «Если в начале этого наступления в распоряжении Севастопольского Военно-Революционного комитета находился небольшой отряд Матузенко около 150-170 чел[овек] конницы, отряд охраны Военно-Револ. Комитета около 30 чел[овек] и коммунистический отряд для охраны комитета – около 100 чел[овек], то уже на другой день мы выбросили на фронт первый отряд в 700 чел[овек], в течение ближайших трех дней было направлено против Симферополя до 6.000 чел[овек]» (71.1).

После небольшого боя у Камышловского моста эскадронные части начали стремительное отступление в сторону Бахчисарая и Симферополя, по пути вступая лишь в небольшие перестрелки. 12 января матросы без боя заняли станцию Сюрень (ныне – Сирень). Но уже возле Бахчисарая Крымский штаб решил дать генеральный бой, который состоялся на следующий день и продолжался полтора суток. Со стороны СевВРК в бою участвовало более 3 тысяч матросов, со стороны Крымского штаба – около 300 эскадронцев. Бой завершился победой большевистских сил, которые двинулись в сторону Симферополя (72.1).

В это время в крымской столице, сосредоточении антибольшевистских сил (ТСНП, Курултай с Директорией, штаб) также было неспокойно. 3 января Челебиев (председатель Директории) по непонятным причинам отдал приказ занять так называемый Народный (а ранее – губернский) дом в Симферополе (с целью превратить его в резиденцию крымскотатарского правительства), в котором ранее располагалось руководство некоторых профсоюзов и общественных рабочих организаций. В ответ меньшевистский Совет профсоюзов и исполком Симферопольского совета в ультимативной форме потребовали немедленно освободить здание, угрожая в противном случае всеобщей забастовкой (для подготовки последней даже был сформирован специальный Стачечный комитет) . По итогу в ночь на 4-е число под давлением правого крыла Милли-Фирки Челебиев подал в отставку.

В лагере антибольшевистских сил начался хаос и раздрай – в Курултае чётко обозначилось левое крыло (к которому примкнул и Челебиев), которое, в условиях уже разгоревшихся боёв на Юго-Востоке Крыма, предложило организовать власть из представителей Курултая, ТСНП и симферопольских большевиков. 10 января курултаевская комиссия явилась с этим предложением в губернский комитет РСДРП(б). В ответной декларации Таврического губкома большевиков, подписанной Жанном Миллером, Яном Тарвацким и секретарем Исмаилом Фирдевсом (Керинджановым), значилось, что «до созыва губернского съезда советов партия большевиков изъявляет согласие на организацию высшей власти на началах, предложенных татарским парламентом» при принятия последним принципиальных положений о признании российского Совнаркома, беспощадной борьбе с контрреволюцией и т. д.

Однако по итогу Татарский парламент большинством 43 голосов (против 12) принял резолюцию об организации высшей краевой власти по соглашению с парламентом и Советом Народных Представителей без большевиков.

Также 10 января Стачечный комитет решили разогнать Крымский штаб (под предлогом его контрреволюционности) и вместо этого создать комиссию, под наблюдением которой производилось бы формирование рабочих дружин из всех национальностей (73.1). Напомним читателям, что в это время уже вовсю шли бои в Ялте и возле Джанкоя, где большевики уверенно одерживали верх.

В это же время симферопольские большевики во главе с Миллером, осознав невозможность соглашения с ТСНП и Курултаем, начал спешную подготовку к вооружённому восстанию. В их распоряжении находилась пехотная рота (60 человек) и боевая дружина рабочих завода «Анатра» (360 человек), всего – порядка 420 бойцов. В ночь на 13 января эти силы начали восстание в Симферополе, ставшее неожиданностью для антибольшевистских сил. В это время самые боеспособные силы Крымского штаба вели бои возле Бахчисарая, что позволило относительно мирно разоружить немалую часть эскадронцев. Тем не менее, сразу взять контроль над всем городом восставшим не удалось. Так что весьма кстати к 10 часам утра к Симферополю подошли отряды Севастопольского ревкома, оказавшие помощь рабочим и пехотинцам. Интенсивные бои шли в городе до глубокой ночи; окончательный порядок в городе был установлен лишь через несколько дней (74.1).

14 января распоряжением СевВРК был распущен Таврический совет народных представителей, 16-17-го – Курултай и Директория. Так начинался новый этап в истории революционного Крыма.

Деятельность черноморских матросов за пределами Крыма в январе 1918 года

Авторы “Преданных комиссаров” пишут: «Начало дезорганизации отношений Симферополя и Севастополя положило решение о конструкции власти, принятое в январе 1918 года. Явочным порядком из севастопольского ревкома был образован областной военно-революционный комитет, а его председатель Юрий Гавен возглавил Советский Крым» (75.1). Для того, чтобы ясно понять, для чего было принято подобное решение, необходимо сделать то, чего МиК-ЛВБ и близко не сделали – проанализировать деятельность матросов Черноморского флота за пределами Крыма в январе 1918 года.

13 января Николаевская организация РСДРП(б) начала вооружённый захват власти в городе. Главной силой восставших были матросы Николаевского полуэкипажа и морского арсенала. Бои в городе продолжались до 23-го числа. После победы большевиков в городе был образован свой собственный Совнарком. Военным комиссаром Николаева был утверждён матрос подводной лодки “Орлан” В.Н. Фёдоров – в ходе восстания он возглавлял отряд моряков, сыгравший ключевую роль в боях. Рабочие завода "Руссуд" приняли резолюцию, в которой говорилось: «Мы приносим искреннюю благодарность товарищам черноморцам Николаевского полуфлотского экипажа, Николаевского гарнизона, Красной гвардии и рабочим, принимавшим участие в усмирении мятежников, за их преданную службу революции».

Советскую власть в Херсоне (17 января) помогли установить моряки минного заградителя "Ксения" (был прислан Севастопольским ревкомом с установкой поддержать установление нового режима) и тральщика "Абхазия". В Бердянске и Большом Токмаке (Таврическая губерния) в борьбе за большевистскую власть участвовал отряд черноморцев, пополненный красногвардейцами Симферополя. При содействии прибывших из Севастополя матросов новая власть установилась в Мариуполе, также в январе 1918 года. Местный ревком возглавил матрос эсминца “Зоркий” А.В. Птахов.

Андрей Васильевич Полупанов (1888-1956)

В боях под Киевом отличился отряд Андрея Полупанова. Соединение подчинялось Антонову-Овсеенко. В середине января он дал приказ матросам: «Киевские рабочие истекают кровью в неравной борьбе с петлюровскими бандами. Матросскому отряду Полупанова срочно взять направление на Киев на помощь киевским рабочим». 16 января моряки, переправившись через Днепр, начали наступление на Киев. Понеся тяжёлые потери (137 человек) и захватив вражеский бронепоезд “Слава Украины”, 26-го числа отряд, получив подкрепление, взяли город. Полупанов стал комендантом Киева.

Поддержал СевВРК и одесских большевиков – по его приказу на крейсере “Память Меркурия” в Одессу были доставлены 12 тысяч винтовок, которыми вооружились местные красногвардейцы. В Севастополе были кровно заинтересованы в большевизации этого города – ведь в нём дислоцировалось три броненосца, два крейсера, пять миноносцев, три канонерские лодки, а также большая часть транспортной флотилии Черноморского флота и несколько вспомогательных флотских отрядов. Также через Одессу обеспечивалось тыловое снабжение флота. В ночь с 13 на 14 января в городе началось восстание, в котором, помимо прочих сил, участвовал отряд моряков крейсера “Алмаз” во главе с унтер-офицером В. Бабанским. В ходе восстания также отличился отряд, состоявший из 50 большевиков-латышей и 30 моряков, которым командовал Карл Зедин (да, тот самый, который участник президиума СевВРК). Контраступление войск УНР (начавшееся 15 января) в городе вынудило включиться в борьбу на стороне большевиков большинство моряков (ранее они находились на кораблях). К утру 17 января Одесса окончательно перешла в руки большевиков.

Активно действовали матросы и Севастопольский ревком по ту сторону Керченского пролива. Так, из Севастополя в Темрюк (ориентировочно – также в январе 1918 года) с целью поддержки борьбы против антибольшевистских сил были отправлены артиллерийская батарея и 2 тысячи винтовок. 15 января из “Кронштадта Юга” в Новороссийск вышел миноносец с отрядом моряков, а также 10-ю тысячами винтовками и 10-ю пулемётами. Соединение успело поучаствовать в боях с местными белогвардейскими силами. В Туапсе местные моряки также поучаствовали в установлении советской власти, причём установилась она очень рано по южнороссийским меркам – уже в конце октября 1917 года. Матросы вели бои с антибольшевскими отрядами возле Сухум и 17 февраля 1918 года (по новому стилю) установили советскую власть в городе (впрочем, уже спустя 3 дня антибольшевистские силы организовали контрнаступление и отбили город обратно). Наконец, в ревком города Батум вошли, помимо прочих, представители черноморского Центрофлота – Владимиров, Майков и Фурман. Список городов неполный – ~~вы можете дополнить его~~ мы обозначили лишь самые важные из них. (76.1).

Реформа Севастопольского военно-революционного комитета

Пришло время поговорить о реформе Севастопольского ВРК.

Она проходила в два этапа. Сначала, 15 января, Севастопольский Совет принял резолюцию:

Ввиду того, что натиск контрреволюции на советскую власть все более и более усиливается, что на юге, в частности в Крыму, быстро растущие силы контрреволюции становятся серьезной опасностью для пролетарско крестьянской революции, что, с другой стороны, благодаря своему стратегическому м географическому положению Севастополь в случае мобилизации всех революционных сил и планомерного использования их может стать мощным оплотом против контрреволюции, Севастопольский совет <...> считает необходимым существование Военно-революционного комитета, причем его функции заключаются: 1) в объединении всех революционных сил как Севастополя, так и других городов Крыма и руководстве ими в борьбе с надвигающейся со всех сторон контрреволюцией; 2) в создании областного В[оенно]-Р[еволюционного] к[омите]та. Военно-революционный комитет отвечает за свою деятельность перед Советом. Для исполнения оперативных задач, поставленных перед Военно-революционным комитетом, организуется Революционный штаб, состоящий из 6 человек 2-х от Военно-революц[ионного] к[омите]та, 2-х от Испол[нительного] комитета [Севастопольского Совета], 2-х от Центрофлота.

Так появился севастопольский Революционный штаб, руководимый ранее упоминавшимся Михаилом Богдановым, левым эсером. Этот орган ещё сыграет свою роль в последующих событиях. А пока перейдём ко второму этапу реформы. 22 января, исполняя наказ СевСовета, СевРевком издал следующий декрет:

За последние дни севастопольским военно-революционным комитетом было принято несколько делегаций от разных мест Крыма, обратившихся за инструкциями, разъяснениями, помощью и т. д. – Является настоятельная необходимость расширения территории, на которую распространяется руководство и влияние севастопольского военно-революционного комитета.

В виду изложенного, севастопольский военно-революционный комитет постановил: в военно-революционный комитет г. Севастополя приглашаются члены от военно-революционных комитетов городов Черноморского района по такому расчету: Одесса делегирует 2 членов, Мелитополь – 1, Бердянск – 1, Ялта – 1, Феодосия – 1, Алупка – 1, Алушта – 1, Балаклава – 1, Евпатория – 1, Керчь – 1, Новороссийск – 1, Мариуполь – 1 и Бахчисарай – 1. Таким образом, севастопольский военно-революционный комитет пополняется 16-тью прибывшими с мест членами военно-революционных комитетов.

Севастопольский военно-революционный комитет переименовывается в севастопольский областной военно-революционный комитет (77.1).

Авторы “Преданных комиссаров” не совсем верно обозначили СевОблВРК как общекрымский орган. Как вспоминал председатель ревкома Юрий Гавен (а он остался таковым и после 22 января): «Он (Севастопольский ревком – КБК) объявил себя областным не в Крымском, а в более широком смысле, охватившем все области на Черноморье» (78.1).

По каким причинам севастопольские большевики пошли на этот шаг?

Необходимость формирования военного органа для координации деятельности матросских отрядов и кораблей по всему Черноморскому региону. Мы уже ранее показали очень обширную географию деятельности моряков. Формирование единого руководства над всеми отрядами (находящегося, однако, в подчинении наркома по борьбе с контрреволюцией Антонова-Овсеенко (79.1)) в перспективе могло положительно сказаться на результатах боевых действий, проводимых матросами;
Наличие у Севастополя соответствующего военно-экономического базиса. Город, крепость и флот обладали серьёзными запасами людских и материальных ресурсов (тех же винтовок, например). Также Севастополь обладал крайне удачной географией, и местные большевики, как мы уже видели, крайне активно ею пользовались для поддержки своих товарищей в Черноморском бассейне;
Крайняя слабость потенциального альтернативного центра военной власти в лице Симферополя. В столице Таврической губернии, как мы помним, находился губком партии, руководимый Жаном Миллером и Яном Тарвацким. Однако в его распоряжении находилось лишь 420 человек (а после 17 января и того меньше, так как часть симферопольских анатровцев и солдат отправилось помогать устанавливать советскую власть в Северной Таврии). Эти цифры просто несравнимы с тысячами матросов Черноморского флота. Также Симферополь с военной точки зрения обладал гораздо менее выгодными позициями, чем Севастополь;

Учитывая все эти обстоятельства, мы позволим себе согласиться с мнением Гавена – с точки зрения интересов большевистской партии «это была правильная политика при той ситуации, которая создалась на юге» (80.1).

Идея “Черноморского объединения” в Севастополе была настолько сильна, что 24 января на заседании Центрофлота был предложен проект Севастопольского военно-морского революционного трибунала, который «должен быть основан для правления правосудия на флоте <...> в части Черноморского побережья от Николаева до Керчи» (81.1).

Впрочем, как вспоминал Гавен (в 1922 году), «за все время существования областного военно-революционного комитета постоянных представителей от городов, находящихся вне территории Крыма (кроме Бердянска и Мариуполя), он не имел. Связь с черноморскими побережными городами поддерживалась через временных представителей и эмиссаров, делегированных этими городами в Севастополь для разрешения злободневных военно-стратегических вопросов, а также через представителей севастопольского ревкома» (82.1). Однако эти обстоятельства не особо мешали широте деятельности СевОблВРК и Центрофлота – как мы показали выше, большевики “Кронштадта Юга” оказывали поддержку всем причерноморским городам, вне зависимости от вопроса их представительства в ревкоме.

Чрезвычайный Съезд советов и ревкомов в Таврической губернии

Право дислоцировать военные органы управления в Севастополе местным большевикам предстояло отстоять на Чрезвычайном съезде Советов и представителей военно-революционных комитетов Таврической губернии, состоявшемся 28-30 января и проходившем в Севастополе. У наших дорогих оппонентов это событие описано крайне путано, вперемешку с III съездом Таврического губернского комитета РКП(б) (83.1). Мы их ошибок повторять не будем.

На мероприятии присутствовало 64 человека, из них с правом голоса – 47 делегатов (27 большевиков, 10 левых эсеров, 7 беспартийных, 2 меньшевика, 1 от “Поалей-Цион”). В течении всей конференции председательствовали Николай Пожаров, Юрий Гавен (севастопольцы) и Жан Миллер (симферополец).

Большевистская фракция съезда признала руководящую роль Севастополя в событиях “Крымского Октября” (84.1). Однако в вопросе определения столицы новой, советской Таврии единодушия среди представителей РСДРП(б) уже не было. Севастопольские большевики единодушно и твёрдо стояли на позиции сохранения базирования военных органов у себя. Также существовала идея переноса губернской столицы в Севастополь (на этой идеи особенно яро стоял Пожаров; для Гавена же было важнее отстоять военное руководство в руках севастопольских большевиков, хотя идею смены столицы он также поддерживал (85.1)).

Рассмотрим аргументы обеих сторон по вопросу столицы:

Аргументы севастопольцев: «нахождение в городе базы флота, крепости с большим гарнизоном и колоссальным количеством орудий, лучшей на Юге России техническая связь – мощная радиостанция, кабеля, крупных кадры пролетариата и уже приобретенный революционный авторитет».

Аргументы симферопольцев (во главе с Миллером): 1) «перевод из Симферополя в Севастополь губернских архивов, необходимых для губернских органов власти, поставит перед центром трудно преодолимые препятствия»; 2) «…положение Севастополя, как крепости, будет препятствовать нормальной работе губернского центра (пропуска на въезд и выезд и т. д.)»; 3) «перенос губернской продовольственной управы в Севастополь неизбежно должен был вызвать ломку и привести к весьма нежелательным последствиям в продовольственном деле».

Голосование внутри большевистской фракции съезда дало большинство севастопольцев. Однако в общей массе делегатов это большинство было меньшинством, и по итогу победила компромиссная точка зрения (23 голоса – за, 20 – против, 4, вероятно, воздержались): Симферополь остаётся административным центром, а Севастополь остаётся военно-революционной базой – СевОблРевком и штаб никуда не переносятся и остаются на своих местах.

Прочие же вопросы разногласий среди большевиков не вызвали. Кратко озвучим остальные резолюции съезда:

Конструкция власти – съезд избрал “Таврический центральный исполнительный комитет Советов рабочих и красноармейских депутатов”, (далее по тексту – ТавЦИК), состоящий из 9 человек: Жан Миллер (председатель), Юрий Гавен (заместитель председателя), Исмаил Фирдевс (секретарь) Ян Тарвацкий, Станислав Новосельский, Алексей Коляденко, Лазарев (большевики; все, кроме Гавена – представители симферопольских большевиков), Иван Семенов, Вано Гоголашвили (левые эсеры). ТавЦИК должен был образовать при себе рабочий аппарат, состоящий из губернских комиссаров (назначаются также ТавЦИКом).

Земельный вопрос – ТавЦИК и местные советы должны руководствоваться земельными законами и инструкциями, принятыми на III Всероссийском съезде Советов (применительно к местным условиям). Советы должны как можно скорее организовать земельные комитеты, которые должны будут провести учёт всей земли с находящимся на ней живым и неживым инвентарём.

Продовольственный вопрос – снабжение Москвы и Петрограда продовольствием признаны одной из основных задач “революционной власти Таврической губернии”; признана необходимость решительной борьбы ТавЦИКа и местных советов с продовольственной анархией.

Съезд поручил ТавЦИК в месячный срок: 1) организовать советский аппарат; 2) реконструировать и укрепить местные Советы; 3) в начале марта созвать учредительный съезд Советов всей Тавриды.

31 января или 14 февраля (после 1 (14) февраля 1918 года все даты в «Феномене» идут по новому стилю) ТавЦИК устроил в Симферополе первое заседание, на котором присутствовало всего 7 членов: Жан Миллер, Фирдевс, Лазарев, Новосельский и Тарвацкий от Симферополя, Коляденко и Гавен от Севастополя.

Станислав Петрович Новосельский, 1879-1918, в будущем – один из таврических комиссаров

На этом заседании был сконструирован президиум ТавЦИКа в следующем составе: председатель Миллер, заместитель председателя Гавен, (он же – комиссар по борьбе с контрреволюцией и военно-морским делам), и секретарь Фирдевс.

Алексей Коляденко, в будущем – один из таврических комиссаров

Новосельский был назначен комиссаром внутренних дел, Коляденко – комиссаром финансов. Тарвацкому не дали комиссариата, так как губком наметил его председателем Симферопольского совета (впоследствии он действительно был избран на этот пост) (86.1).

Необходимо отметить, что последующие (примерно) 10 дней (до 23-24 февраля) Гавен работал в Симферополе, помогая налаживать работу ТавЦИКа – в районе 15 февраля Миллеру стало нездоровиться от переутомления, и Юрию Петровичу (как его заму) на некоторое пришлось взять на себя его обязанности (87.1).

На протяжении февраля ТавЦИК и СевОблРевком работали, по большей части, без серьёзных трений – в этот период Симферополь открыто не претендовал на руководство военными силами в силу отсутствия нужды в этом. Севастопольцы, при необходимости, поддерживали симферопольцев военным путём (88.1), а большего Милеру, Тарвацкому и прочим представителям таврической столицы тогда не надо было. Впрочем, кое-какой конфликтный эпизод всё же был – о нём вы прочитаете в следующей части «Феномена».

Список источников и литературы к первой части:

(1.1) Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы. Симферополь: Крымиздат, 1957. Т. 1. С. 27.

(2.1) Гавен Ю. Из истории революционного движения в Крыму (Октябрь 1917 г. – апрель 1918 г.) // Известия Таврического Общества истории, археологии и этнографии. Т. 4, 1931. С. 1.

(3.1) Бененсон, М. Е. Экономические очерки Крыма Симферополь: Юж. кооп. изд-во, 1919. С. 6.

(4.1) Зарубин А.Г. Без победителей. Из истории Гражданской войны в Крыму / А.Г. Зарубин, В.Г. Зарубин. Симферополь: Антиква, 2008. С. 18.

(5.1) См, например: Бененсон, М. Е. Там же. С. 17, 43; Гавен Ю. Крымские татары и революция. 1919, 21 декабря и др.

(6.1) Гавен Ю. Из истории революционного движения в Крыму (Октябрь 1917 г. – апрель 1918 г.). С. 1.

(7.1) Войтиков С. С. Брестский мир и гибель Черноморского флота. М.: Вече, 2020. С. 20-40.

(8.1) Там же. С. 43-45, 56.

(9.1) Там же. С. 49.

(10.1) Там же. С. 52-53; Революция в Крыму, №1, С. 9.

(11.1) Войтиков С.С. Там же. С. 54; Революция в Крыму, №8, С. 96.

(12.1) Революция в Крыму, №1, С. 5.

(13.1) Зарубин А.Г. Там же. С. 185; Баранченко В.Е. Гавен. Москва: Молодая гвардия, 1967, С. 66; Революция в Крыму, №1, С. 6; Брошеван В. М. Коммунисты-организаторы вооруженной защиты завоеваний социалистической революции в Крыму: 1918-1920 гг.: диссертация кандидата исторических наук. Киев, 1985. С. 84.

(14.1) Войтиков, С.С. Там же. С. 50; Зарубин А.Г. Там же. С. 123; Сирченко И. Т. Выполняя приказ Владимира Ильича Ленина: (Потопление Черноморского флота в 1918 г.). М.: Мысль, 1979. С. 38.

(15.1) Войтиков С.С. Там же. С. 53.

(16.1) Революция в Крыму, №1, С. 7.

(17.1) Там же. С. 8.

(18.1) Там же. С. 9-11; Юрковский Н.К. Из истории Севастополя в 1917-1918 гг. // Клио: журнал для учёных. СПб: издательство «Нестор», 2000. С. 211.

(19.1) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 22.

(20.1) Стенограмма торжественного заседания в клубе ОГПУ, посвященного 14-ти летию советизации Крыма // ГАРК, Ф. П-150, Оп. 1, Д. №551.

(21.1) Зарубин А.Г. Без победителей. Из истории Гражданской войны в Крыму / А.Г. Зарубин, В.Г. Зарубин. Симферополь: Антиква, 2008., С. 171-172.

(22.1) Письмо председателя Евпаторийского комитета РСДРП(б) Ж.А. Миллера секретарю ЦК РСДРП(б) о работе большевистских организаций Крыма (29 сентября 1917 г.) // Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы. Симферополь: Крымиздат, 1957. Т. 1. С. 67.

(23.1) Там же. С. 68.

(24.1) Сообщение о Таврической губернской конференции РСДРП(б) 2 октября 1917 г. (15 октября 1917 г.); Сообщение Таврической губернской конференции РСДРП(б) в ЦК РСДРП(б) о создании 2 октября 1917 г. Таврического губернского комитета РСДРП(б) (4 октября 1917 г.) // Там же. С. 74-75.

(25.1) Революция в Крыму, №1, С. 5-7.

(26.1) Письмо Ж. А. Миллера Центральному Комитету РСДРП(б) о положении большевистских организаций в Таврической губернии (20 октября 1917 г.) // Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы. Симферополь: Крымиздат, 1957. Т. 1. С. 84.

(27.1) Более подробно см. ГАРК, Ф. П-150, Оп. 1, Д. №551 (Миллер Жан Августович).

(28.1) Письмо председателя Евпаторийского комитета РСДРП(б) Ж.А. Миллера секретарю ЦК РСДРП(б) о работе большевистских организаций Крыма (29 сентября 1917 г.) // Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы. Симферополь: Крымиздат, 1957. Т. 1. С. 67.

(29.1) Революция в Крыму, №1, С. 7.

(30.1) Гавен Ю. Из истории революционного движения в Крыму (Октябрь 1917 г. – апрель 1918 г.) // Известия Таврического Общества истории, археологии и этнографии. Т. 4, 1931. С. 6.

(31.1) Там же. С. 17.

(32.1) Широков В.А. Большевики Черноморского флота в борьбе за власть Советов, март 1917 - июнь 1918 гг.: диссертация кандидата исторических наук. Симферополь, 1977. С. 90.

(33.1) Там же. С. 92-93. Моряки в борьбе за власть Советов на Украине. (Ноябрь 1917-1920 гг.): Сборник документов / Ин-т истории Акад. наук УССР. Центр. гос. архив Воен.-Мор. Флота СССР. Киев: Изд-во Акад. наук УССР, 1963. С. 577.

(34.1) Широков В.А. Большевики Черноморского флота в борьбе за власть Советов, март 1917 - июнь 1918 гг.: диссертация кандидата исторических наук. Симферополь, 1977. С. 90-91.

(35.1) Там же. С. 93.

(36.1) Там же. С. 119-125.

(37.1) Руденко Н. С. Борьба за победу и упрочнение Советской власти в Крыму (ноябрь 1917 - апрель 1918 г.): диссертация кандидата исторических наук / Моск. гос. пед. ин-т им. В. И. Ленина. М:, 1968. С. 215.

(38.1) Широков В.А. Там же, С. 125.

(39.1) Там же. С. 125-129.

(40.1) Доклад Ю.П. Гавена на заседании Крымского землячества при Музее РККА от 23 мая 1934 года // ГАРК, Ф. П-150, Оп. 1, Д. №312.

(41.1) Зарубин А.Г. Без победителей. Из истории Гражданской войны в Крыму / А.Г. Зарубин, В.Г. Зарубин. Симферополь: Антиква, 2008., С. 222.

(42.1) Заявление большевистской фракции Севастопольского Совета военных и рабочих депутатов об отзыве своих представителей из Исполнительного комитета Совета (13 декабря 1917 г.) // Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы. Симферополь: Крымиздат, 1957. Т. 1. С. 130-131.

(43.1) Доклад Ю.П. Гавена на заседании Крымского землячества при Музее РККА от 23 мая 1934 года // ГАРК, Ф. П-150, Оп. 1, Д. №312.

(44.1) Письмо секретаря ЦК РСДРП(б) Ж.А. Миллеру (27 октября 1917 г.) // Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы. Симферополь: Крымиздат, 1957. Т. 1. С. 99.

(45.1) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 70.

(46.1) Зарубин А.Г. Без победителей. Из истории Гражданской войны в Крыму / А.Г. Зарубин, В.Г. Зарубин. Симферополь: Антиква, 2008., С. 217; Елагин Вл. Евпаторийский Октябрь и начало Соввласти // Революция в Крыму, №1. Симферополь: Крымиздат., 1922. С. 46.

(47.1) Доклад Ю.П. Гавена на заседании Крымского землячества при Музее РККА от 20 мая 1934 года // ГАРК, Ф. П-150, Оп. 1, Д. №312; Гавен Ю. Из истории революционного движения в Крыму (Октябрь 1917 г. – апрель 1918 г.) // Известия Таврического Общества истории, археологии и этнографии. Т. 4, 1931. С. 2.

(48.1) Зарубин А.Г. Без победителей. Из истории Гражданской войны в Крыму / А.Г. Зарубин, В.Г. Зарубин. Симферополь: Антиква, 2008., С. 221-222.

(49.1) Протокол II съезда РСДРП(б) Таврической губернии (23-24 ноября 1917 г.) // Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы. Симферополь: Крымиздат, 1957. Т. 1. С. 115-117; Доклад Ю.П. Гавена на заседании Крымского землячества при Музее РККА от 20 мая 1934 года // ГАРК, Ф. П-150, Оп. 1, Д. №312.

(50.1) Хесин С. С. Матросы революции : участие военных моряков в борьбе за упрочнение советской власти: (октябрь 1917 г. - март 1918 г.). Москва, 1958. С. 156.

(51.1) Доклад Ю.П. Гавена на заседании Крымского землячества при Музее РККА от 29 мая 1934 года // ГАРК, Ф. П-150, Оп. 1, Д. №312.

(52.1) Зарубин А.Г. Без победителей. Из истории Гражданской войны в Крыму / А.Г. Зарубин, В.Г. Зарубин. Симферополь: Антиква, 2008., С. 313, 356.

(53.1) Доклад Ю.П. Гавена на заседании Крымского землячества при Музее РККА от 29 мая 1934 года // ГАРК, Ф. П-150, Оп. 1, Д. №312.

(54.1) Жуков В. К. Черноморский флот в революции 1917-1918 г. ( 2-е изд., доп.) М.: Огиз — Мол. гвардия, 1932. С. 63.

(55.1) Доклад Ю.П. Гавена на заседании Крымского землячества при Музее РККА от 29 мая 1934 года // ГАРК, Ф. П-150, Оп. 1, Д. №312.

(56.1) Жуков В. К. Там же, С. 91; Доклад Ю.П. Гавена на заседании Крымского землячества при Музее РККА от 29 мая 1934 года.

(57.1) Жуков В. К. Там же, С. 94.

(58.1) Доклад Ю.П. Гавена на заседании Крымского землячества при Музее РККА от 29 мая 1934 года.

(59.1) Доклад Ю.П. Гавена на заседании Крымского землячества при Музее РККА от 29 мая 1934 года; Юрковский Н. К. Борьба Советского правительства за сохранение Брестского мира и вопрос о Черноморском флоте в марте-июне 1918 года: диссертация кандидата исторических наук. Ленинград, 1985. С. 33.

(60.1) Зарубин А.Г. Без победителей. Из истории Гражданской войны в Крыму / А.Г. Зарубин, В.Г. Зарубин. Симферополь: Антиква, 2008., С. 238-239.

(61.1) Зарубин А.Г. Без победителей. Из истории Гражданской войны в Крыму / А.Г. Зарубин, В.Г. Зарубин. Симферополь: Антиква, 2008., С. 258-259; Хесин С. С. Матросы революции : участие военных моряков в борьбе за упрочнение советской власти: (октябрь 1917 г. - март 1918 г.). Москва, 1958. С. 167-168.

(62.1) Хесин С. С. Там же, С. 168.

(63.1) Доклад Ю.П. Гавена на заседании Крымского землячества при Музее РККА от 29 мая 1934 года.

(64.1) Там же.

(65.1) Бобков А.А. Разворот солнца над Аквилоном вручную. Феодосия и Феодосийцы в Русской смуте. Год 1918. Феодосия-Симферополь: «Оригинал-М», 2008. С. 129-134, 137.

(66.1) Зарубин А.Г. Без победителей. Из истории Гражданской войны в Крыму / А.Г. Зарубин, В.Г. Зарубин. Симферополь: Антиква, 2008. С. 259-260; Елагин Вл. Евпаторийский Октябрь и начало Соввласти // Революция в Крыму, №1. Симферополь: Крымиздат., 1922. С. 49.

(67.1) Биркенгорф А. История большевистского переворота в Ялте // Революция в Крыму, №1. Симферополь: Крымиздат., 1922. С. 38-40.

(68.1) Зарубин А.Г. Там же, С. 272.

(69.1) Хесин С.С. Там же, С. 170.

(70.1) Жуков В.К. Там же, С. 111-112.

(71.1) Доклад Ю.П. Гавена на заседании Крымского землячества при Музее РККА от 29 мая 1934 года.

(72.1) Жуков В.К. Там же, С. 112; Широков В.А. Там же, С. 113.

(73.1) Зарубин А.Г. Там же, С. 256-257; Елагин Вл. Националистические иллюзии крымских татар в революционные годы // Революция в Крыму. Симферополь: Крымиздат, 1924. №1 (3). С. 81, 84-87.

(74.1) Стенограмма торжественного заседания в клубе ОГПУ, посвященного 14-ти летию советизации Крыма // ГАРК, Ф. П-150, Оп. 1, Д. №551; Жуков В.К. Там же, С. 113; Рахиль. Октябрьские дни в Симферополе. // Революция в Крыму, №1. Симферополь: Крымиздат., 1922. С. 30-31.

(75.1) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 43-44.

(76.1) Широков В.А. Там же, С. 128-135; Лазарев С.А. Вещевое снабжение военно-морского флота в 1917-1941 гг. диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук: 07.00.02. Отечественная история. СПб.: Северо-Западная академия государственной службы, 2010. С. 45; Сирченко И. Т. Борьба Советской республики за предотвращение захвата Черноморского флота Германией в 1918 году: диссертация кандидата исторических наук. Ростов-на-Дону, 1969. С. 117-119.

(77.1) Гавен Ю. Первые шаги Советской власти в Крыму // Революция в Крыму, №2. Симферополь: Крымиздат., 1923. С. 40; Гавен Ю. Из истории революционного движения в Крыму (Октябрь 1917 г. – апрель 1918 г.) // Известия Таврического Общества истории, археологии и этнографии. Т. 4, 1931. С. 17; Широков В.А. Там же, С. 142.

(78.1) Доклад Ю.П. Гавена на заседании Крымского землячества при Музее РККА от 29 мая 1934 года.

(79.1) Гавен Ю. Первые шаги Советской власти в Крыму // Революция в Крыму, №2. Симферополь: Крымиздат., 1923. С. 40-41.

(80.1) Гавен Ю. Из истории революционного движения в Крыму (Октябрь 1917 г. – апрель 1918 г.) // Известия Таврического Общества истории, археологии и этнографии. Т. 4, 1931. С. 17.

(81.1) Викторов А.М. Установление Советской власти и первые шаги советского государственного строительства в Крыму: февраль 1917 – апрель 1918 гг.: диссертация кандидата юридических наук. Харьков, 1974. С. 182, 209.

(82.1) Гавен Ю. Первые шаги Советской власти в Крыму // Революция в Крыму, №2. Симферополь: Крымиздат., 1923. С. 40.

(83.1) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 44-45.

(84.1) Резолюция фракции большевиков, принятая на Чрезвычайном съезде Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов Таврической губернии 68, о создании центрального органа Советской власти в Таврической губернии (29 января 1918 г.) // Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы. Симферополь: Крымиздат, 1957. Т. 1. С. 195.

(85.1) Доклад Ю.П. Гавена на заседании Крымского землячества при Музее РККА от 29 мая 1934 года.

(86.1) Гавен Ю. Первые шаги Советской власти в Крыму // Революция в Крыму, №2. Симферополь: Крымиздат., 1923. С. 43-47.

(87.1) Там же. С. 46-48.

(88.1) Там же. С. 48.

Часть 2. Короткий февраль.

Левые эсеры в Крыму в 1917-1918 годах

В своей работе МиК-ЛВБ пишут о том, что севастопольские левые эсеры «на момент декабря 1917 г., не порвали с правыми («Здешние «левые» эсеры плетутся за Бунаковым и еще не раскололись, не ушли»), т. е. «левая» часть партии эсеров была вовлечена в события большевиками» (1.2). Однако само по себе данное утверждение опирается на субъективный источник (письмо Пожарова) и не отражает всей глубины событий, затрагивающих историю ПСР и ПЛСР в Таврической губернии. Позволим же себе исправить их ошибку.

После Февральской революции эсеры развернули в Крыму широкую деятельность. Организации ПСР появились в Севастополе, Симферополе, Керчи, Феодосии, Бахчисарае, Ялте и прочих городах губернии (2.2). При этом эсеры особое внимание стремились уделять Севастополю, желая превратить его в настоящую базу своей партии на Юге. В мае 1917 в городе было 13 тысяч эсеров, в августе – 20 тысяч. При этом большинство членов партии были моряками флота. Также в течение 1917 года здесь побывали с целью агитации такие члены ПСР А.Ф. Керенский, И.И. Бунаков-Фундаминский (напомним, что с 27 августа 1917 г. по 25 ноября 1917 г. он был Генеральным комиссаром Черноморского флота от Временного правительства), "бабушка русской революции" Екатерина Брешко-Брешковская и даже сам лидер партии Виктор Чернов (3.2).

Однако несмотря на всё вышеперечисленное сами севастопольские эсеры и массы, идущие за ними, начинали постепенно «леветь». Этому способствовала как политическая обстановка по всей стране, так и особые местные условия.

Одним из лидеров севастопольских эсеров был Илья Юрьевич Баккал, на момент 1917 года и до декабря месяца того же года он был председателем Севастопольского совета и его Исполкома, представлял эсеровскую городскую организацию на партийных съездах и конференциях. В будущем он станет одним из виднейших членов ПЛСР, будет председателем Севастопольской организации ПЛСР и фракции левых эсеров во ВЦИК III и IV созывов, а после левоэсеровского выступления 6 июля также войдёт в ЦК данной партии. Данный деятель проявлял свои взгляды ещё в мае 1917 года на III Всероссийском съезде ПСР, где вошёл в левую фракцию съезда (4.2). В июле у него был шанс стать председателем комитета ПСР на условиях подчинения СевСовета городской думе, но он отказался и вышел из состава комитета «в связи с расхождением мнения о текущем моменте (так в тексте – КБК)» (5.2).Таким образом одним из лидеров самой массовой эсеровской организации Крыма – севастопольской – с самого начала был активный и леворадикально-настроенный политик, что не могло не сказаться на деятельности местных эсеров во время Октябрьской революции и последующих за ней событий.

В данном ключе стоит также пару слов сказать об основной социальной базе эсеров Севастополя того времени – матросах Черноморского флота. Как уже было отмечено, они составляли значительную часть членов ПСР в Севастополе, что ставило её политическое положение в зависимость от настроения матросских масс. Если ещё в марте 1917 года делегация моряков-эсеров Чернофлота заявляла о поддержке Временного правительства (6.2), то уже осенью эсеры, не поддерживающие левое крыло Севастопольского совета, начали терять своё влияние на матросов. Во многих организациях, где формально большинство имели эсеры, голосовали и действовали «по-большевистски». Всё это неизбежно усиливало позиции левых эсеров на флоте (данный процесс происходил в масштабах всей России) (7.2). Главным же толчком к началу формального выделения левого крыла из ПСР в Севастополе стало Корниловское выступление (8.2). В аналогичном темпе складывались события и в Петрограде – после августа 1917 г. левые эсеры окончательно встают на путь отделения от общей с «правыми» партии (9.2).

Таким образом, севастопольские левые эсеры очень сильно полевели к октябрю-ноябрю 1917 года, что соответствовало общероссийской тенденции. В качестве кандидата в Учредительное собрание от ПСР по Черноморскому округа хотели даже выставить Баккала и А.Д. Страхова, но Совет «в категорической форме потребовал выставить от ПСР кандидатуру И.И. Бунакова, угрожая в противном случае выйти из блока с эсерами». Таким образом, сама возможность выставления на голосование от ПСР леворадикального Баккала настолько напугала правую часть СевСовета, что они были готовы пожертвовать коалицией с самой массовой партией города ради его недопуска на голосование (10.2). В данном случае ПСР пришлось уступить требованиям.

В конечном счёте это полевение привело к тому, что эсеровский по своему составу СевСовет принял случившуюся Октябрьскую революцию, что не могло бы произойти без наличия среди эсеров большого левого крыла. Совет отказался сразу признать СНК, но дождавшись возвращения своих представителей со II Съезда Советов, одним из которых был и Баккал, принял все декреты Советской власти (11.2). По свидетельствам Ивана Семенова (тоже левого эсера) абсолютное большинство севастопольских эсеров примкнуло к леворадикалам (12.2). Сила леворадикального крыла севастопольской организации ПСР подтверждается и тем, что, получив из Петрограда решение ЦК ПСР об исключении эсеров, оставшихся на II Всероссийском Съезде Советов, Севастопольский комитет партии воздержался от поддержки такого решения (13.2).

Однако совершенно по-другому действовали симферопольские эсеры. Они, узнав о событиях в Петрограде, наоборот, восприняли их «в штыки». 27 октября на Таврическом губернском съезде крестьянском съезде было заявлено, что «идя рука об руку с ПСР и всей массой крестьянства, съезд требует восстановления законной власти и своевременного созыва Учредительного собрания». Был также создан местный «Комитет спасения родины и революции», а 30 октября симферопольский гарнизон поддержал Временное правительство (14.2). В будущем правые эсеры Симферополя сотрудничали с миллифирковским Курултаем.

Фактически одновременно с этими событиями заканчивается и в целом выделение левого крыла крымских эсеров в самостоятельную силу – согласно В.И. Королёву, в Крыму это произошло осенью 1917 года, что также в целом соответствует тому, что произошло в центральных регионах России (15.2). Как мы видим, с эсеровской партией произошло тоже самое, что и в будущем с большевиками – Севастопольская организация партии, постоянно взаимодействующая с революционными массами чернофлотцев, была радикальной, в то время как Симферопольская старалась действовать более «умеренно».

На проходившем в ноябре I Общечерноморском съезде было принято решение отправить отряд и в поддержку Рады, и в поддержку Ростовского совета. Часть делегатов эсеровского блока, несогласная с этим решением покинула заседание. 8 ноября Баккал от имени Совета военных и рабочих депутатов решения съезда поддержал. 9 числа Бунаков обвинил большевиков в дезорганизации власти. В то же время 13 ноября часть лидеров ПСР, в составе Баккала, Е.Г. Князева, С.А. Никонова, Д.А. Страхова, осудила украинский сепаратизм (16.2). Таким образом Баккал поддержал помощь революционному Ростову, но не поддерживал буржуазную Раду.

17 ноября тайным голосованием были произведены перевыборы севастопольского комитета ПСР. Вместо постоянного председателя было избрано бюро из 5 человек. В его состав вошли: Андреев, Баккал, Бунаков, Дымнич, Страхов, а также Г.И.Гизер (секретарь) и Н.П. Чесноков (казначей) (17.2). Лидером комитета партии стал на момент ноября ни левый эсер, ни правый, а бюро. Это отображает процессы отмежевания правой и левой части партии друг от друга, вызванные в том числе и расхождением по глобальным политическим вопросам.

Декабрьские событи яокончательно привели к доминации севастопольских левых эсеров над правыми. Произошедший кризис власти в городе привёл, как мы помним, к созданию Севастопольского ревкома. В его состав вошли представители большевиков, левых эсеров и анархистов (18.2). 19 декабря произошло заседание Севастопольского совета под председательством Баккала. На нём в исполком прошли только большевики, которые окончательно признали власть Совнаркома. К концу месяца левое крыло достигло крупной победы: «30 декабря на собрании севастопольской организации ПСР было решено переизбрать комитет, отказаться от правой политики и перестроить организацию на основе платформы левого течения партии. На следующий день председателем комитета был избран левый эсер Шерстнев (рабочий) <…>. Председателем партии левых эсеров избрали солдата М.П.Семенова. После доклада Я.Г. Сосновского постановили старую организацию распустить. Вышел из состава редакционной коллегии Д.А. Страхов, оставила место заведующей конторой газеты Страхова, на ее место заступил председатель трапезундского военного комитета левый эсер Штегман. Севастопольская организация ПСР прежнего состава прекратила существование, перестала выходить ее газета, бывшие лидеры отошли от политической деятельности» (19.2). То есть, правые оказались фактически вытеснены с политической арены Севастополя к концу 1917 года. Как выяснилось позже – лишь до февраля 1918 г., однако на более чем месяц они фактически отошли от участия в политической жизни города – на заседание СевСовета они явились только 16 февраля, о чём подробнее будет ниже.

Важным событием в истории севастопольских эсеров и всего Крыма в 1918 году в целом, стало прибытие в Севастополь левого эсера Вильяма Бернгардовича Спиро. Поскольку данный деятель сыграл в последующих событиях одну из ключевых ролей, мы считаем необходимым рассказать о его биографии до описываемых событий.

Сразу отметим, что жизненный путь Спиро на текущий момент исследован не полностью, и он сам, по выражению историка и исследователя истории ПЛСР Ярослава Леонтьева, остаётся «одной из самых таинственных фигур левоэсеровского движения». Вильям Бернгардович был уроженцем Одессы из семьи евреев-«выкрестов», сословия личных почётных граждан, в анкете свою национальность указывал как «великоросс». С его же собственных слов он был членом ПСР с 1903 года, занимался революционной деятельностью на Черноморском побережье и намекал на своё участие в организации восстания на «Потёмкине» в 1905 году. В 1906 году он попал в тюремное заключение. История его жизни после 1906 года и до революции остаётся не до конца ясной, однако точно известно, что во время Первой Мировой он проживал в Копенгагене, где занимался операциями с ценными бумагами и накопил состояние (сам его отъезд за границу также, вероятно, связан с «финансовыми авантюрами»).

Вернулся в Петроград Спиро в июне 1917 года, где активно участвовал в жизни пока ещё цельной ПСР. После Петрограда он отправился в Одессу, где вошёл в состав Румчерода и местного Совета, а в дальнейшем стал делегатом II Всероссийского съезда Советов от Румынского фронта. Перед открытием съезда ему предложили войти в состав СНК, но он отказался. После Октября он совместно с И.С. Уншлихтом стал заведовать финансовым отделом ВЦИК. Владимир Ленин называл его «виднейшим членом» ПЛСР наравне с Карелиным и Камковым. Однако уже здесь произошёл эпизод, характерно раскрывающий «бунтарскую» натуру Спиро – во время дискуссии об ответственности СНК перед ЦИК, с его подачи был выражен вотум недоверия к СНК от имени ВЦИК, который, на голосовании всё же проиграл со счётом 20 голосов против 25. В конце 1917 года Спиро стал старшим комиссаром Румынского фронта и начинает играть всю большую роль в жизни Юга страны, а 16 января 1918 года назначается «комиссаром-организатором по русско-румынским делам на Юге России» и входит в «Верховную автономную коллегию по борьбе с контрреволюцией на Юге России и в Бессарабии» (позже реорганизована в«Верховную коллегию по румынским делам»). 26 января 1918 года данная коллегия прибыла в Севастополь (о её деятельности подробнее написано в следующей главе) и так Спиро оказался в Крыму. (20.2).

Как можно понять, такой одиозный деятель не мог не оказать влияния на дальнейший ход событий в Крыму, что и будет показано далее, однако пока мы остановимся только на том, как он изменил внутреннее положение в севастопольской организации эсеров.

30 января произошло собрание эсеров Севастополя, на котором по инициативе местных левых эсеров (в состав которых входил теперь и Спиро) было решено «совершенно отказаться от правой политики» и «переизбрать комитет, в который должны войти только левые товарищи». 13 февраля состоялось первое заседание комитета ПЛСР Севастополя, на котором обсудили текущий момент и решили организовать общее собрание партии 17 февраля. 14 февраля в газете эсеров Севастополя «Вольный Юг» было объявлено, что «отныне вся организация в Севастополе левая, комитет её левый, газета её тоже левая», а следующие номера газеты с 15 февраля 1918 г. начали выходили с названием «Путь Борьбы» и левоэсеровской редакцией. На объявленном собрании партии 17 числа Спиро выступил с лекцией на тему «Борьба за мир и интернациональное движение в Европейских государствах», где ратовал за «революционную войну» против Германии как способ «подтолкнуть» революцию в Европе – налицо желание Спиро активно участвовать в жизни «зародившейся» местной партийной ячейки левых эсеров (21.2).

Таким образом, левые эсеры Севастополя окончательно отмежевались от правых, преобразовав комитет ПСР в комитет ПЛСР. В целом, это меняло немногое – доминация левого крыла существовала ещё с декабря 1917 г., однако такое «пересоздание» позволяло откреститься от высказываний и действий отдельных правых членов партии в городе. До этого ситуация складывалась так, что раз комитет ПСР единый, значит левые лидеры отвечают и за поведение всех членов партии, даже откровенно правых, что приводило к ударам по репутации для левого крыла. Такая ситуация вредила, т.к. грозила потерей поддержки среди радикально настроенных масс (в первую очередь – матросов).

Вскоре как раз и последовала новая выходка со стороны правых эсеров. Как уже было сказано выше, 16 февраля правые эсеры вернулись в СевСовет и одновременно с этим развернули агитацию в городе против пробольшевистского курса в политике – ими «говорилось о предательстве большевистских вождей, о полном провале их политики, предсказывалась гибель революции под германским сапогом, если массы не сбросят господство большевиков» (22.2).

Левые, став во главе организации, отсекли от себя правых, не желая нести ответственность за их поведение. А правые потеряли по сути свою же собственную организацию и лишились газеты –от такого удара они смогли оправиться только ближе к апрелю 1918 года, получив поддержку части населения на фоне общего бедственного положения в губернии, о чём мы расскажем в четвёртой части очерка.

Заметим, что к этому моменту похожая с Севастополем тенденция проявилась и в Симферополе – там организация ПСР была распущена 21 (8) февраля. Причём местные левые эсеры имели здесь поддержку даже большую чем большевики – на Учредительный съезд Советов Таврической губернии (7-10 марта 1918 г.) от города в марте было выставлено 11 левых эсеров и 7 большевиков. В сумме левые эсеры имели больше три городских организации по Крыму (23.2).

Скажем также пару слов о контактах крымских левых эсеров с «материковыми». Ещё в октябре 1917 года в Северных уездах Таврии агитацию сама М.А. Спиридонова, выступив 29 октября на митинге в Бердянске. Также в общей сложности нам известно о посылке в Крым в первой половине 1918 года в Крым минимум 4 работников-левых эсеров (Н.С. Арефьев, Л.Б. Смолянский, А.С. Залужный, Кедрин) (24.2). Отдельно отметим, что в Севастополь в марте 1918 года были направлены известные члены Центральной Боевой Организации ПЛСР Ирина Каховская и Борис Донской (будущие убийцы немецкого фельдмаршала Германа фон Эйгхорна), т.к. им «представлялась возможность ознакомиться с техникой взрывчатых веществ и приобрести кое-какие сведения и связи, необходимые для нашей работы». Однако из-за продвижения немецких войск к Крыму доехать у них не вышло, и они оказались в Таганроге (25.2). При этом в организационном порядке Таврические комитеты ПЛСР подчинялись харьковскому Краевому Комитету своей партии – т.е. органу, объединяющему деятельность левых эсеров в большинстве Южных губерний России в то время. «Связь с материком» обеспечивал и В.Б. Спиро, который в начале 1918 года несколько раз виделся с членами ЦК ПЛСР. Принимая во внимание все вышеприведённые данные, становится ясным, что ЦК ПЛСР активно следил за политическим положением в Таврической губернии и надеялся повлиять на политическую обстановку в данном регионе.

Как мы видим, левые эсеры в Крыму планомерно брали в свои руки всё больше и больше власти у правых, пока серьёзно их не потеснили. Особенно это проявилось в Севастополе – там они не «плелись за Бунаковым», а наоборот, всегда выступали против более правых коллег по партии, следуя за настроением массы моряков, что в конечном счёте привело их к существенной победе. Правые оказались практически убраны с политической арены Севастополя к концу 1917 – началу 1918 годов. Причем победа левого крыла была тотальной – они мирным путём взяли власть в организации ПСР ещё в конце 1917 г. и «выставили на мороз» правых эсеров в феврале 1918 г., а также перехватили управление партийной газетой.

Так что утверждение молочных лягушек о том, что левые эсеры плелись за правыми – ложь. Это правые эсеры после Октября всё больше и больше сдавали позиции леворадикалам (из партии), пока окончательно не потеряли бразды управления в своей же сильнейшей организации ПСР на полуострове, которая трансформировалась в комитет ПЛСР (де факто в конце 1917 года и де юре в феврале 1918 года). Заявление же о том, что «правые эсеры стали формально числиться «левыми»» после февраля 1918 г. также является крайне сомнительным – все источники чётко разделяют членов двух партии как членов от разных организаций. Позицию же лягушек о якобы наличествующим в среде крымских левых эсеров «разложении» мы прокомментируем в главе об Учредительном съезде Советов и ревкомов Таврической губернии, но здесь отметим лишь то, что она взята ими с потолка и построена на одном лишь факте работы Акимочкина, Семёнова и Гоголашвили в СНК Республики Тавриды. Отметим также то, что во всей главе о левых эсерах у лягушек присутствует всего одна ссылка на письмо Пожарова в ЦК РСДРП(б). То есть, формально они подтверждают всё написанное ими в данной части своего текста ничем кроме единственного субъективного источника – красноречивый показатель качества их «статьи».

Правы они только в одном – у левых эсеров так и не появилось своего губернского комитета. Однако его отсутствие не сильно сказалось на жизнедеятельности ПЛСР в Крыму. Во-первых, сами левые эсеры вспомнили об этом только 21 марта в контексте политической борьбы с большевиками за места в СНК и с явным желанием манипулировать своим «условным вхождением в состав ЦИК» (26.2), во-вторых, деятельность ПЛСР Таврической губернии и так регулировалась Краевым Комитетом ПЛСР из Харькова и «посланником Спиридоновой» В.Б. Спиро (для относительно небольшого региона в виде Крыма такое руководство было более чем достаточным), а в-третьих, как мы увидим далее, данный факт никак не мешал левым эсерам активно влиять на политику на Полуострове. Таким образом, данный «недостаток» крымских левых эсеров тоже, как говорится, мимо.

Можно с уверенностью сказать, что вся крохотная глава молочных лягушек про левых эсеров является порождением их намерения «выдать желаемое за действительное», догматичным следованием канонам советской историографии в её худших проявлениях, неумением и нежеланием разбираться в теме лежащей за пределами их непосредственного интереса – героизации погибших членов СНК ССРТ.

Севастополь против Румынии

После того, как Севастопольский ревком стал областным, его руководство с новой силой взялось за организацию военных и военно-морских для борьбы за установление и укрепление советской власти на Юге России. Так, на рубеже января-февраля 1918 года по приказу СевОблВРК на Дон были отправлены два эсминца и каварелийский отряд для поддержки наступавших на Ростов частей Антонова-Овсеенко. В это же время ожестоённые бои вёл отряд Мокроусова (400 матросов и бронепоезд) на Донбассе и в районе Новочеркасска. Под Таганрогом воевал матросский отряд Касессимова. Отряды Севастопольского ВРК также продолжали вести бои в районе Мариуполя, Темрюка и Новороссийка. Весь январь и февраль в “Кронштадте Юга” непрерывно шло формирование новых войсковых соединений, которые (как мы видим) почти сразу же отправлялись на многочисленные фронты борьбы с антибольшевистскими силами.

Христиан Георгиевич Раковский (1873-1941), в будущем – руководитель «Верховной коллегии по русско-румынским делам»

Особое внимание Севастополь уделял своей “младшей сестричке” – Одессе, являвшаяся, как мы помним, тыловой базой Черноморского флота. В конце января 1918 года оформился союз белого генерала и командующего Румынским фронтом Дмитрия Щербачёва и Румынии, возжелавшей оккупировать Бессарабию. В конце января между войсками Дмитрия Григорьевича и румынской армии с одной стороны, и красногвардейскими отрядами недалеко от Белгорода-Днестровского разгорелись боевые действия. В связи с этим 25 января 1918 года на объединённом заседании СевСовета, СевОблВРК, Центрофлота и представителей корабельных и береговых частей выступили с докладом представители Верховной коллегии по русско-румынским делам (в которую входили: Анатолий Григорьевич Железняков – большевик, Фёдор Иванович Куль – большевик, Христиан Георгиевич Раковский – большевик, Вильям Спиро – левый эсер; коллегия была сформирована по указанию СНК РСФСР 15 января). Вместе с коллегией прибыли и представители Дунайской флотилии (состояла из 3-х канонерских лодок, 8 самоходных барж и нескольких мелких судов), которая оказалась в тяжёлом положении – две канонерки оказались окружены врагом в районе Килии (находится на территории современной Одесской области).

Анатолий Григорьевич Железняков, один из членов «Верховной коллегии по русско-румынским делам»

Заседание постановило оказать поддержку Дунайской флотилии. По призыву СевОблВРК из Керчи и Мариуполя прибыло 3,5 тысячи красногвардейцев, а в распоряжении члена русско-румынской коллегии Железнякова был передан отряд гидросамолётов. Наконец, была сформирована эскадра (состоявшая из крейсеров, миноносцев, транспортов и прочих судов, а также большого количества оружия и 80-ти мин). 26 января это соединение дало бой в районе устья Дуная, уничтожив батарею противника и на время завладев островом Ермак, облегчив эвакуацию канонерским лодкам.

Русско-румынская коллегия избрала своей базой Севастополь и (при поддержке местных органов) начала агитировать моряков и солдат за участие в борьбе с Румынией и Щербачёвым. Так, 29 января, на заседании СевСовета выступил Христиан Раковский. Вот как это выступление вспоминал Юрий Гавен:

Нарисовав яркую картину предательского поведения румынского дворянского правительства, тов. Раковский обратился к морякам и рабочим с призывом выступить на помощь румынскому народу в борьбе со своим дворянско-генеральским правительством. Выступление т. Раковского сильно подняло революционный дух экспансивных моряков. Когда он, кончая свою речь, сказал: „Позволите ли вы, храбрые моряки, чтобы эти гнусные генералы Румынии, пользуясь разрухой в России, выступили против русской революции?" – в зале раздались сотни возмущенных голосов: ,,Не позволим, не позволим!“

После доклада была принята единодушно резолюция, выражающая чувства братской солидарности румынскому пролетариату и его вождю т. Раковскому, и была заверена готовность севасто- польского пролетариата и моряков Чернофлота всеми силами поддержать Российское рабоче-крестьянское правительство в его борьбе с румынскими захватчиками, стремящимися удушить пролетарскую революцию штыками малосознательных румынских солдат.

Однако организация сухопутных отрядов для нужд Одессы (происходившая под руководством СевОблВРК) шла туго – немалая часть матросов уже воевала в отрядах по всему Черноморью, а те отряды, что были в Крыму (для охраны “революционного порядка”), в силу отсутствия серьёзных боевых стычек и стояния на одном месте быстро разложились и не представляли ценности как боевые единицы (27.2).

Однако Одессе и Севастополю помогли подкрепления с территории Украины, среди которых был также и бронепоезд “Свобода или смерть” под командованием Полупанова. В ходе боёв 28 февраля – 1 марта советские части разгромили румынские войска в районе станции Рыбница. Спустя 8 дней между РСФСР и Румынией был подписан мирный договор, приведший к остановке румынского наступления на Одессу (28.2). Впрочем, теперь над городом нависла другая, куда более серьёзная опасность…

Шмаков, деньги, два ствола

История вооружённых сил Севастопольского ревкома напрямую связана с одним эпизодом, о котором хотелось бы поговорить поподробнее – бесчинства отряда Шмакова.

Молочные лягушки пишут: «Отношение севастопольской организации к правительству Тавриды ярко показывает следующий эпизод. Когда встал вопрос об охране Таврических комиссаров, Юрий Гавен отправил отряд матросов под командованием большевика Шмакова (ранее члена севастопольского ревкома). Данный отряд был явно ненадёжен, потому что в феврале 1917 г. Шмаков был в «тройке» председателя Центрофлота анархиста Романовского, которая стала застрельщиком анархо-бандитского выступления. Если Гавен не знал про февральские «подвиги» Шмакова — возникает вопрос о его пригодности как руководителя вооружённых сил. Если же знал — данный факт опять же подтверждает местнические наклонности Юрия Гавена и его зловещую роль в гибели комиссаров (здесь и далее выделено нами – КБК).

Отряд Шмакова в Симферополе бесчинствовал, дошло до угроз свержения правительства Тавриды, на заседании Симферопольского совета Жану Миллеру угрожали оружием. Отряд по решению собрания матросов был отправлен из Симферополя на фронт с австро-германцами, чтобы он мог искупить вину. Как вспоминал Юрий Гавен (речь идёт про статью во втором номере “Революции в Крыму” 1923 года издания – КБК), вмешательство Севастополя в дела правительства Тавриды уронило авторитет последнего: «Тут ТавЦИК увидел, что в Симферополе нет в его распоряжении такой реальной силы, которая могла бы укротить “опасного друга”, и принужден был обратится за помощью в Севастополь. Таким образом, ТавЦИК ронял свой авторитет, и это создавало атмосферу некоторого недоверия к губернскому центру, особенно со стороны севастопольцев». Как мы видим, сам Юрий Гавен, на котором лежали обязанности военного комиссара Крыма, почему-то не считал себя виновным в создании «атмосферы некоторого недоверия», находился на позиции «мы» и «они», — на местнической позиции. Причём это видно даже из его собственноручных воспоминаний при владении минимальным контекстом».

Давайте поподробнее разберёмся с этим эпизодом. Во-первых, молочные лягушки не дают датировку бесчинств отряда Шмакова. Между тем, она относительно точно известна. После того, как в конце января был избран ТавЦИК, по приказу СевОблВРК в Симферополь действительно был откомандирован отряд под командованием Семёна Шмакова (для охраны этого самого ЦИКа). Отметим, что до этого Шмаков был не последним человеком в Севастополе – он был одним из членов СевРевкома (избранного 16 декабря) (29.2). Также отметим, что датировка присылки отряда, приводимая в “Преданных комиссарах” (после 23 февраля) является неверной и противоречит известной науке историографии.

В Симферополе “Черноморский отряд” (численностью порядка 200 человек), собственно, начал почти сразу “безобразничать”. Далее Шмаков успел съездить на II Общечерноморский съезд и поучаствовать в организации расправ в Севастополе, происходившие 21-24 февраля. 24-го числа он уезжает обратно в крымскую столицу, где сам (силами вверенного ему отряда) расстрелял 170 человек. За это время Юрий Гавен успел издать два приказа о выдвижении отряда на румынский фронт в сторону Одессы (дабы снять тяжкое бремя с Симферополя и “встряхнуть” данное войсковое соединение), которые Шмаков и ТавЦИК, впрочем, просто отменяли. Дело в том, что симферопольцы слишком доверяли Шмакову и его сподвижникам и не понимали того, о чём мы говорили ранее – без движения и боёв отряды разлагаются. Неудивительно, что впоследствии шмаковские войска начали угрожать уже Симферопольскому совету. По итогу отряд удалось “выкурить” из города только в марте, когда пришедший на смену СевОблРевкому “Южный комитет защиты революции” угрозой посылки карательного соединения в Симферополя смог вынудить Шмакова отправить на фронт под Одессой, правда не против румынских, а уже немецких войск. За несколько дней боёв отряд почти полностью полёг (выжили только порядка 15-35 человек), что вынудило Шмакова вернуться в Севастополь, где его сразу же арестовали по приказу Гавена (30.2).

Тем не менее, остаётся два важных вопроса: почему Гавену не удалось выкурить отряд раньше и почему угрожать отправкой карательного отряда стали только в начале марта?

Как мы уже ранее упоминали, в Севастополе был дефицит людских ресурсов для организации военных отрядов. И если их не хватало для нужд Одессы, то для “внутренних нужд Крыма” их не хватало тем более. Поэтому и был отправлен отряд Шмакова – некого было больше отправлять. В марте же, в связи с изменением геополитической обстановке на Юге России и внутриполитическим раскладом сил в Севастополе и на флоте у “Южного комитета защиты революции” появились резервные силы, которые (в теории) могли выбить “черноморцев” из Симферополя.

Однако вместо реального (а не мнимого, с неверными датировками) анализа контекста происходящего МиК-ЛВБ, в силу своей идеологической ангажированности, предпочитают искать “заговоры Гавена”. Не сказали своим читателям авторы “Преданных комиссаров” и про два приказа Юрия Петровича отряду Шмакова о выступлении на фронт (хотя они 100% о нём знали – у “Феномена” и “Преданных комиссаров” целый ряд ссылок на литературу по этой теме одинаковы вплоть до страниц!). Если же говорить о строках про “падение авторитета ТавЦИК”, то тут нужно указать на то, что писал Гавен в той же статье абзацем выше (который почему-то наши оппоненты не удосужились процитировать):

…надо признать, что одной из крупнейших ошибок в политике Тав. ЦИКа в лице, главным образом, его председателя было то, что он разрешал отрядам производить самостоятельно (по усмотрению штабов) и помимо контроля судебных органов обыски, массовые изъятия ценностей, что влекло за собой разложение в этих слабо дисциплинированных отрядах и озлобление среди населения.

Не будем говорить о том, правдивы ли данные Юрия Петровича, учитывая, что Миллер отрицал приводимые здесь обвинения (31.2); нам важно лишь понять логику мысли Гавена в цитируемой статье. По итогу выходит, что в глазах севастопольских большевиков авторитет ТавЦИК падал не просто потому что в симферопольские дела приходилось вмешиваться Севастополю, но и потому что (с точки зрения севастопольцев) ЦИК Таврической губернии были “сами себе злодеи”, так как своей политикой способствовали разложению отрядов.

Идём дальше.

Избрание Вильяма Спиро Генеральным комиссаром Черноморского флота

С конца января один из участников русско-румынской коллегии, Вильям Спиро, начал активно “пускать корни” на Черноморском флоте, завоёвывая доверие к себе со стороны матросов благодаря недюжим ораторским навыкам. Недоверия у пробольшевистских матросов к нему не было – благодаря своей должности он воспринимался ими как представитель центральной власти (32.2).

Большим подарком для Вильяма Бернградовича и реорганизованных крымских левых эсеров в целом стал II Общечерноморский съезд, проходивший с 17 февраля по 7 марта 1918 года (33.2). На съезде присутствовало 108 делегатов. В период проведения съезда, 21-24 февраля, произошла вторая севастопольская резня (о ней Р.А. Изетов также писал на “Цифровой истории”), к организации которой “приложил лапу” и Главный комиссар Черноморского флота анархиствующий большевик Василий Роменец. После восстановления порядка в городе была принята резолюция, предложенная Спиро, в которой произошедшие расправы подверглись глубокому осуждению (Вильям Бернгародович посвятил их критике долгую и зажигательную речь, в которой, например, про участников убийств говорилось: «это не революционеры, а это каторжники, подлые мародёры, негодяи и контрреволюционеры»). Таким образом, репутация Василия Власьевича была испорчена, и занимать должность Главного комиссара он более не мог, зато репутация Спиро наоборот, сильно взлетела.

Необходимо также отметить, что после февральской резни позиции большевиков в Севастополе в целом поколебались – как мы ранее упоминали, на политическую арену вернулись меньшевики и правые эсеры, которые, заручившись поддержкой части рабочих, начали формировать вооружённые дружины, формально – с целью самозащиты от возможных вспышек насилия в дальнейшем (34.2). Это обстоятельство даст о себе знать уже в апреле. Но обо всём по порядку.

Стоит отметить, что Спиро получил должность Главкомиссара не только лишь из-за событий второй “Варфоломеевской ночи”. Было ещё одно обстоятельство, благодаря которым матросы отдали свои голоса за Вильяма Бернгардовича.

С марта-мая 1917 года на Черноморском флоте началась демобилизация, значительно ускорившаяся в ноябре-декабре. 29 января 1918 года был принят декрет СНК РСФСР, по которому флот перестал набираться из призывников и отныне состоял из добровольцев. 23 февраля, по решению II Общечерноморского съезда, была сформирована “Комиссия девяти” по демобилизации флота и его переукомплектации на добровольных началах. Также съезд постановил запретить самовольный уход моряков с флота до получения уведомления о демобилизации. По итогу, из 42 тысяч человек (на январь 1917 года) к концу марта на флоте осталось порядка 5 тысяч человек (к середине апреля это число увеличилось до 7 тысяч) (35.2). Это обстоятельство для нас очень важно – в момент проведения съезда (особенно на его завершающих этапах в начале марта) в политическую жизнь Черноморского флота были вовлечены именно матросы-добровольцы, идейно заряженные на дальнейшую службу уже в Красном Черноморском флоте. На момент февраля-марта 1918 года эти 5 тысяч человек в большинстве своём были готовы и хотели воевать.

ЛВБ, очевидно, гордятся “Преданными комиссарами”, при случае пытаясь их подсунуть своим читателям. Например, в заметке с разбором одной из статей Карла Радека они пишут: «Интересен приведённый Радеком отрывок о спорах с Ильичем вокруг Брестского мира. Сам Карл Бернгардович честно сообщил нам, что выступал за войну до победного конца. А ведь здравый смысл подсказывал, что если мужик-дезертир в 1917-1918 гг. проголосовал ногами с фронта за выход воюющего государства из войны, то противостоять этому не помогут никакие жаркие речи про мировую революцию и про помощь пролетариату Украины. Стране была нужна передышка и она её получила, заключив “похабный” Брестский мир.

[На Летописях выходила статья о героических Таврических комиссарах - в ней Брестскому миру посвящено немало страниц]».

Налицо абсолютное непонимание военной структуры и политической обстановки на Черноморском флоте на момент зимы-весны 1918 года. Лягушки натянули на ЧФ идеологический настрой сухопутных частей на фронте с Центральными Державами в 1917-1918 годах, а это неверно.

Но вернёмся к событиям Общечерноморского съезда.

19 февраля 1918 года был принят декрет ЦК ЧФ, по которому корабли румынского флота объявлялись частью красного Черноморского флота, находящаяся в подчинении русско-румынской коллегии:

Центральный комитет Черноморского флота, обсудив факт состояния войны между Российской Республикой Советов с буржуазным контрреволюционным правительством Румынии, постановил: ввиду того, что Российская Республика Советов находится в состоянии войны исключительно с буржуазным румынским правительством, а не с румынским народом, все румынские корабли как военные, так и коммерческие, находящиеся во всех русских портах Черного моря, считать конфискованными.

Центральный комитет Черноморского флота со дня издания настоящего декрета передает все вышеуказанные суда в распоряжение автономной Верховной румынской коллегии для оказания помощи румынскому революционному движению и для передачи их румынскому Временному революционному правительству, как только таковое будет составлено.

18 февраля стартовала операция “Фаустшлаг” – войска Германии и Австро-Венгрии перешли в наступление по всей линии фронта против Советской России, предварительно заключив союз с Украинской народной республикой. На следующий день съезд принял постановление по поводу действия немецких войск. В нём, помимо прочего, сказано:

Решение Совета Народных Комиссаров принять условия мира, предложенные Германией, есть вынужденное решение, принятое под предательским давлением германо-австрийских империалистов и единственно дающее выход, дабы избежать кровавую бойню между трудящимися разных стран. <...>

Съезд считает, что договоры даже с германо-австрийцами есть слова, написанные на бумаге, а социальная революция, зажженная Россией на Западе, есть неопровержимый факт, который сожжет и все бумажки с вынужденными условиями мира. Да здравствует дальнейшая работа для поднятия самосознания и восстания трудящихся всего мира! И на этом пути первым и лучшим оружием считает принятие на себя Всероссийским Центральным Исполнительным Комитетом Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов и Советом Народных Комиссаров инициативы в деле международной социалистической конференции (36.2).

Как мы видим – документ весьма двоякий. Вроде съезд и поддержал решение Москвы пойти на немецкие условия мира, но при этом призывал к “социальной революции на Западе”, которая этот договор “сожжёт”. Осторожно поддержал уступку с Германией и Спиро, также выступавший 19 февраля на съезде (37.2).

Более радикальную позицию заняла большевистская фракция СевСовета (т.е. включая и председателя Совета, Николая Пожарова) 21 февраля:

Обсудив создавшееся положение в связи с наступлением германского империализма против революционной России, а также телеграмму Совета Народных Комиссаров о его вынужденном согласии подписать требуемый германским правительством мир, фракция и комитет социал-демократов большевиков заявляет: 1. Что первоначальный отказ Советского правительства от подписания германского мира был вызван необходимостью протестовать против аннексионистских притязаний германского империализма пред лицом всего мира; 2. Что этот отказ оказал революционизирующее действие на пролетариат и трудящиеся массы Европы, но вызвал также ярость германской контрреволюции; 3. Что продолжение прежней тактики отказа от подписания мира со стороны Советского правительства, в условиях момента было бы желательно именно германскому правительству; 4. Что вынужденное согласие на мир отнимает у германского правительства всякие предлоги для наступления; 5. Что поражение русской революционной армии было бы поражением русской революции и, следовательно, революции мировой; 6. Что наступление германской контрреволюции против России, изъявившей согласие на подписание мира, вызовет революционное движение всемирного пролетариата.

Принимая во внимание все изложенное, комитет и фракция социал-демократов большевиков считает тактику Совета Народных Комиссаров совершенно правильной и отвечающей интересам революции и выражает народному правительству полное и безусловное доверие и поддержку (38.2).

Севастопольские большевики заявили, дескать, Москва ловко водила за нос германских империалистов, и теперь (благодаря её правильным действиям) в ближайшее время стоит ждать восстания пролетариата в Европе. То есть они как бы поддержали действия российского руководства, но саму идею какого-либо мирного соглашения не признавали (а поддерживали только “согласие на подписание мира”), рассчитывая на революционный взрыв у противника. Впрочем, уже спустя 4 дня весь СевСовет принял резолюцию с крайне осторожной, но всё же поддержкой идеи подписания мира на германских условиях (39.2).

Однако по ходу съезда условия мира, которые Германия диктовала Советской России, стали окончательно ясны. Матросы, заряженные на борьбу и ведение боевых действий, условия Брестского мира не приняли. Не принял их и Вильям Спиро, высказавшись 2 марта против готовившегося к подписанию Брестского мира. Пассионарный настрой моряков и взгляды Вильяма Бернгардовича сошлись – и 6 марта воля моряков одарила его должность Главного комиссара Черноморского флота (41.2).

Мартовская конференция Таврического губернского комитета РСДРП(б)

Прежде чем детально рассказать про реакцию крымских большевиков и левых эсеров на подписание Брестского мира, поговорим о III конференции Таврического губернского комитета большевистской партии, состоявшемся 2-3 марта 1918 года в Симферополе. Мы не будем рассматривать все пункты съезда, а поговорим лишь о дискуссии о месте издании “Таврической правды” (газеты губкома РСДРП(б)) и о докладе Юрия Гавена о деятельности вверенного ему комиссариата по борьбе с контрреволюцией и военно-морских делам.

Наладить издание газеты губкома партии планировалось ещё осенью-зимой 1917 года, причём эта задача была поставлена Яковым Свердловым перед Гавеном, когда последнего готовили к отправке в Крым:

Когда я оставил Петроград, т. Свердлов указал, что первая основная задача – это создать большевистскую газету в Крыму. Я имел очень небольшой опыт в газетном деле. Я перед тем несколько месяцев маленькую газету, которая выходила два раза в неделю в Минусинске. Кроме того, я тогда владел русским языком далеко не в совершенстве. Поэтому я отмахивался от этого неподходящего для меня поручения.

Но т. Свердлов настаивал, указывая, что Ц.К. другого более опытного не может послать, что поэтому я должен создать при помощи крымских товарищей газеты. Он подчеркнул, что только с того момента, как появится в Крыму своя газета, крымские товарищи смогут более или менее широко поставить большевистскую агитацию и создать авторитетный руководящий центр.

Эта директива была чрезвычайно важна. Это мы хорошо понимали. Однако условия в Крыму были настолько неблагоприятны для большевиков, что издания своей партийной газеты нам удалось осуществить только через три месяца (42.2).

Выпуск “Таврической правды” удалось наладить в Севастополе в 20-х числах января (43.2). Однако, будучи формально печатным органом всего губкома партии, на деле газета являлась скорее местной, севастопольской. Как отмечала работница Севастопольского горкома РСДРП(б) и секретарь ЦК губкома партии Новосельская (жена Станислава Новосельского, губернского комиссара внутренних дел), «С мест никаких корреспонденций не дают и газеты для распространения не требуют» (44.2).

Стоит также отметить, что на II съезде Таврического губкома партии было решено наладить издание газеты планировалось в Симферополе. Однако в силу организационных трудностей в крымской столице организовать её выпуск не удалось, и в декабре было решено временным местом издания “Таврической правды” избрать Севастополь, в котором имелась типография (45.2). Тем не менее, симферопольские работники не отказывались от идеи перенести издание ТавПравды в крымскую столицу, а потому они подняли этот вопрос на съезде. Выслушаем же их аргументацию:

Тарвацкий: Газета – центр руководящий и связывающий. Отсталость объясняется тем, что Севастополь не центр Таврической губ[ернии] Орган ЦК должен быть там, где находится ЦК [губкома] партии.

<...>

Нельзя из Севастополя создавать искусственный центр. Экономические условия создают центр. Таким центром является Симферополь. Центр, губерн[ского] комит[тета] партии. [Информацию с] радио можно передавать по прямому проводу, известия запаздывают на 10—15 мин.

Миллер: У Севастополя предвзятые представления о положении вещей. Он думает, что только в Севастополе революция. Пусть все перенесут в Севастополь, пусть переедут туда все работники, все же жизнь Симферополя не Симферополь остается, как и был, центром. Центр там, где находится центральная власть.

Аргументы симферопольцев не особо поменялись со времён Чрезвычайного съезда ревкомов и Советов Таврической губернии (28-30 января). Всё сводилось к “Симферополь – губернский центр, а поэтому газета должна быть там”. На конференции симферопольские большевики (в первую очередь Ян Тарвацкий) также показали некоторое непонимание работы средств связи – в силу обстановки в Крыму тех месяцев постояннное радио- и телеграфное сообщение между двумя главными городами полуострова было, мягко говоря, несколько затруднено.

Неудивительно, что севастопольцы за словом в карман не полезли и аргументированно ответили в пользу сохранения газеты у себя:

Новосельская: Центральным «глазом» Таврической губернии является Севастополь. Есть радио, все сведения и известия передаются Севастополю, как военному центру. Ни один город не удовлетворит газету в смысле широкой информации, как Севастополь. Если не будут там, все известия пойдут в другие газеты, а «Таврическая правда» не может плестись в хвосте.

Гавен (Севастополь.): «Таврическая правда» — местный орган. В этом нельзя обвинять никого. Все работники на местах заняты текущей работой, а потому не могут давать материалов. В Таврической губернии два центра — Севастополь и Симферополь. Симферополь — отчасти в политическом отношении, больше в земельном и продовольственном. Севастополь — базис революции, сила не только против контрреволюции в Таврической губернии, но и против калединской, австро-германской. На Севастополь обращены все взоры. Даже по земельному вопросу часто обращаются туда, инстинктивно чувствуя, где центр губернии. Пока газета должна выходить в Севастополе, матросы и рабочие слишком много приложили усилий для ее создания, они срослись с нею. Все резолюции с корабля, с завода направляются в газету. Отдел корреспонденции будет пополняться вместе с ростом организации на местах. Пусть все местные силы вольются в «Таврические известия», в которых необходимо открыть отдел по аграрному вопросу, так как крестьянской газеты нет, а деревня растет. Пусть существуют две газеты в двух центрах.

Вполне резонную идею “двоегазетия” попытался опрокинуть Новосельский, на что получил ответ от своей жены:

Новосельский: «Таврическую правду» не следует смешивать с «Известиями», которые являются официальным органом. «Таврическая правда» —большевистский орган, партийный. Партия — фундамент, на котором строится все остальное. «Правда» — контроль над выдвигаемыми партией единицами, которые ответственны перед партией же.

Новосельская: Две столицы: Севастополь и Симферополь, Петроград и Москва, совершенно не исключающие друг друга. Жизнь Севастополя создала газету, которая есть духовной пищей Севастополя. [Нужно] расширить «Известия», пусть аграрный и продовольственный вопросы, как отголоски жизни Симферополя, освещаются в «Известиях». Севастополь – отголосок жизни флота и радио. Две газеты могут дополнить друг друга, освещая различные стороны жизни Таврической губернии.

Орион Христофорович Алексакис (1899-1920)

В пользу идеи сохранения газеты в Севастополе высказались делегаты из Евпатории и Феодосии. От “Кронштадта Юга”, помимо вышеназванных деятелей, также взял слово и молодой Орион Алексакис с весьма дерзким выступлением:

Симферополь не есть экономический центр. Назначение губернатора, постройки всех правительственных учреждений – ошибка самодержавия. Севастополь будет базой торговли на Юге. На съезде Советов большинство в 3 голоса определило Симферополь центром. Севастополь сила, его нельзя игнорировать. В революционном периоде этого не делают. Это – очаг революции.

К Севастополю обращаются с мест за средствами. Информация шире. Газеты отрывать нельзя, не следует и разбрасывать газетные силы.

Неудивительно, что по итогу 2 марта участники съезда постановили: ««Таврическая правда» должна издаваться в Севастополе». Однако уже на следующий день вопрос о газете был поднят, и по итогу «Постановили, руководствуясь резолюцией съезда Советов, оставить губернский орган партии там, где находится Центральный комитет. РЕШЕНИЕ [–] Перевести «Таврическую правду» в Симферополь» (46.2). Вполне резонно будет предположить, что тут не обошлось без вмешательства Жана Миллера, как самого влиятельного симферопольского большевика.

Но встаёт вопрос – зачем же симферопольцы так вцепились в идею переноса “Таврической правды”? Дело в том, что съезд губкома партии проходил накануне заключения Брестского мира, и к этому моменту позиции двух городских парторганизаций разделились – Севастополь был против Бреста, в то время как Симферополь – за. И работники таврической столицы были кровно заинтересованы в переносе печатного органа к себе, ведь тогда он будет транслировать их позицию по партийным вопросам, в том числе и по вопросам военных действий и соблюдения мирного договора.

Казалось, здесь Миллер и его коллеги одержали победу. Однако реальность внесла свои коррективы. Вот что говорил Юрий Гавен многие годы спустя: «Несмотря на решение партсъезда «Таврическая Правда» не была перенесена в Симферополь. Обострение положения в связи с германским наступлением отодвинул вопрос о переносе «Таврической Правды» в Симферополь. Тем временем «Таврические известия» окрепли, превратясь в орган Тавр[ического] ЦИК-а и Тавр[ического] Совнаркома, «Таврическая правда» выходила до последних дней существования первой советской власти в Крыму, т. е. до конца апреля 1918 года» (47.2). Сохранение газеты губкома партии в Севастополе ещё аукнется в будущем.

Далее перейдём к докладам губернских комиссаров. Из всех нас больше всего интересует выступление Юрия Петровича:

Гавен (комиссар по борьбе с контрреволюцией): Существование армии признается постольку желательным, поскольку она является необходимой для борьбы с контрреволюцией. Опорным, технически-оперативным пунктом был Севастополь, как первый боровшийся с татарским курултаем. На съезде Советов в Севастополе опорный пункт переводится вместе с военным ведомством в Симферополь. Все силы казаков, продолжает он, и Каледина окончательно разбиты на севере, на западе все портовые города, вся прибрежная полоса находятся в наших руках.

На Румынский фронт были посланы IV, VI и IX армии: часть осталась в плену в Румынии, а часть, окруженная румынами, пыталась прорвать фронт и потеряла многих из состава.

Так же обстоят дела с нашей флотилией. Это подорвало настроение нашего войска, энтузиазм прошел и трудно было формировать новые отряды для посылки на Румынский фронт. В последнее время губернский комиссариат занялся организацией Красной Армии. Таврическая губерния, должно быть, даст одну дивизию. Оружие и обмундирование можно будет доставлять с Кавказа, в чем самое горячее участие примет транспортная комиссия, вошедшая теперь в контакт с Центрофлотом (48.2).

Здесь мы видим, во-первых, серьёзный масштаб вовлечённости Севастополя в дела Одесского фронта (который из фронта против Румынии вот-вот станет местом боёв уже против Германии), а, во-вторых, ещё одну причину пробуксовок с формированием подкреплений для Одессы, связанные с высокими потерями, которые, однако, были неудивительными при такой-то структуре организации вооружённых сил, когда существовало столь огромное количество “армий” (которые армиями в привычном смысле слова, понятное дело, не являлись в силу их крайне малой численности). Необходимо было реформировать крымские вооружённые силы, реорганизовать управление войсками в соответствии с реалиями войны против Германии. Войны, которую революционный Севастополь собирался продолжать вопреки заключённому договору в Брест-Литовске.

Список источников и литературы ко второй части:

(1.2) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 20.

(2.2) Королёв В.И. Крым революционный. Политические партии и власть / В.И. Королёв. Симферополь, 2020. С. 189.

(3.2) Крестьянников В.В. Севастопольская городская организация партии социалистов-революционеров в 1917 — начале 1918 гг. // Причерноморье. История, политика, культура. 2017. Вып. XX (IX). С. 54; Потёмкин Е.Л.. Социалисты-революционеры Таврической губернии в 1917-1918 годах: диссертация кандидата исторических наук. М., 2005. С. 51.

(4.2) Партия левых социалистов-революционеров. Документы и материалы. 1917–1925 гг. в 3 т. Т. 2. Ч. 1. Апрель – июль 1918 г. С. 448. С. 228-229.

(5.2) Потёмкин Е.Л. Там же. С. 69.

(6.2) Крестьянников В.В. Там же. С. 52.

(7.2) Хесин С.С. Октябрьская революция и флот (февраль 1917 г. – февраль 1918 г.): диссертация доктора исторических наук. М., 1968. Ч.II. С. 897-898.

(8.2) Там же. С. 855.

(9.2) Леонтьев Я.В. Левоэсеровское движение: организационные формы и механизмы функционирования: диссертация доктора исторических наук. М., 2009.С. 174-175.

(10.2) Потёмкин Е.Л. Там же. С. 91.

(11.2) Хесин С.С. Там же. С. 1244-1245; Партия левых социалистов-революционеров. Документы и материалы. 1917-1925 гг. в 3 т. / Т. 2. Ч. 1. Апрель – июль 1918 г. М., 2010. С. 546.

(12.2) Королёв В.И. Там же. С. 190.

(13.2) Потёмкин Е.Л. Там же. С. 130.

(14.2) Там же. С. 88-89.

(15.2) История России: в 20 т. Т. 12: Гражданская война в России. 1917-1922 годы. Кн. 2: Власть. Экономика. Общество. Культура. М., 2024. С. 254.

(16.2) Потёмкин Е.Л. Там же. С. 110-111.

(17.2) Там же. С. 112.

(18.2) Жуков В.К. Черноморский флот в революции 1917-1918 г. (2-е изд., доп.) М.: Огиз — Мол. гвардия, 1932. С. 94.

(19.2) Потёмкин Е.Л. Там же. С. 118.

(20.2) Леонтьев Я.В. Там же. С. 194-196; Елизаров М.А. Левый экстремизм на флоте в период революции 1917 года и гражданской войны (февраль 1917- март 1921 гг.): диссертация доктора исторических наук. СПб., 2007. С. 108; Ленин В.И. Полное собрание сочинений. М., 1974. Т. 35. С. 72.

(21.2) «Вольный Юг». 14 (1) февраля 1918 г.; «Путь борьбы». 15 (2) февраля 1918 г., 17 (4) февраля 1918 г.; Сирченко И.Т. Выполняя приказ Владимира Ильича Ленина: (Потопление Черноморского флота в 1918 г.). М., 1979. С. 73.

(22.2) Крестьянников В.В. Там же. С. 57.

(23.2) Потёмкин Е.Л. Там же. С. 123; Королёв В.И. Крым революционный. Политические партии и власть / В.И. Королёв. Симферополь, 2020. С. 390.

(24.2) Леонтьев Я.В. Там же. С. 255, 275, 551; Юрковский Н.К. Борьба Советского правительства за сохранение Брестского мира и вопрос о Черноморском флоте в марте-июне 1918 года: диссертация кандидата исторических наук. Ленинград, 1985. С. 90.

(25.2) Леонтьев Я.В. Там же. С. 281.

(26.2) Протокол заседания Таврического губернского Центрального Исполнительного Комитета Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов (21 марта 1918 г.) // Большевистские организации Украины в период установления и укрепления Советской власти (Ноябрь 1917 – апрель 1918 гг.): Сборник документов и материалов / Сост.: П.В. Замковой, Т.Н. Колишер, В.С. Коновалова и др. Киев: Госполитиздат УССР, 1962. С. 688).

(27.2) Широков В.А. Большевики Черноморского флота в борьбе за власть Советов, март 1917 - июнь 1918 гг.: диссертация кандидата исторических наук. Симферополь, 1977. С. 143-147; Поликарпов, В. Д. Бурям навстречу. Симферополь: Крымиздат, 1961. С. 67-70; Гавен Ю. Первые шаги Советской власти в Крыму // Революция в Крыму, №2. Симферополь: Крымиздат., 1923. С. 51-52; Юрковский Н. К. Там же. С. 65.

(28.2) Широков В.А. Там же, С. 147.

(29.2) Жуков В. К. Там же. С. 94.

(30.2) Там же, С. 119-120; Зарубин А.Г. Без победителей. Из истории Гражданской войны в Крыму / А.Г. Зарубин, В.Г. Зарубин. Симферополь: Антиква, 2008. С. 284; Фирдевс И. К. Первый период соввласти в Крыму // Революция в Крыму. 1923. Вып. 2. С. 58; Бобков А.А. Разворот солнца над Аквилоном вручную. Феодосия и Феодосийцы в Русской смуте. Год 1918. Феодосия-Симферополь: «Оригинал-М», 2008. С. 193; Чуднов М. Н. Под черным знаменем: (Записки анархиста). М.: Молодая гвардия, 1930. С. 157-159; Ремпель Л. И. Красная гвардия в Крыму. 1917-1918. Симферополь: Крымгосиздат, 1931. С. 78-80, 100.

(31.2) Гавен Ю. Первые шаги Советской власти в Крыму // Революция в Крыму, №2. Симферополь: Крымиздат., 1923. С. 48; ГАРК, Ф. П-150, Оп. 1, Д. №551.

(32.2) Юрковский Н. К. Там же. С. 35; Показания А.К. Шерстнёва (22 мая 1918 г.) // Партия левых социалистов-революционеров. Документы и материалы. 1917–1925 гг. в 3 т. Т. 2. Ч. 1. Апрель – июль 1918 г. С. 448.

(33.2) Широков В.А. Там же. С. 141; Сирченко И. Т. Борьба Советской республики за предотвращение захвата Черноморского флота Германией в 1918 году: диссертация кандидата исторических наук. Ростов-на-Дону, 1969. С. 132. Редакция КБК в силу целого ряда причин решила не останавливаться детально на истории II Общечерноморского съезда и “Варфоломеевской ночи” в Севастополе 21-24 февраля 1918 года и упоминает лишь самое важное для проблемы статьи.

(34.2) Широков В.А. Там же. С. 141; Юрковский Н. К. Там же. С. 35-38; Варфоломеевские ночи в Севастополе. Декабрь 1917-февраль 1918 гг.: Документы и материалы / Сост. В. В. Крестьянников, Н.М. Терещук. Севастополь: ЧП Арефьев, 2009. С. 159-164.

(35.2) Юрковский Н. К. Там же. С. 21-22 ,231; Сирченко И.Т. Там же, С. 132-133.

(36.2) 19 февраля 1918 г. – Резолюция II Общечерноморского съезда о поддержке решения Совета Народных Комиссаров о заключении мирного договора с Германией; 19 февраля 1918 г. – Из протокола заседания II Общечерноморского съезда о передаче бывших румынских кораблей Верховной русско-румынской коллегии по румынским и бессарабским делам и их переименовании // Моряки в борьбе за власть Советов на Украине. (Ноябрь 1917-1920 гг.): Сборник документов / Ин-т истории Акад. наук УССР. Центр. гос. архив Воен.-Мор. Флота СССР. Киев: Изд-во Акад. наук УССР, 1963. С. 93? 96.

(37.2) Юрковский Н. К. Там же. С. 66.

(38.2) Резолюция заседания комитета и фракции большевиков Севастопольского Совета рабочих, военных и крестьянских депутатов о доверии и поддержке политики Совета Народных Комиссаров в отношении подписания Брестского мира (21 февраля 1918 г.) // Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы. Симферополь: Крымиздат, 1957. Т. 1. С. 207-208.

(39.2) Резолюция Севастопольского Совета военных, рабочих и крестьянских депутатов о поддержке политики Совета Народных Комиссаров РСФСР в отношении заключения Брестского мира (25 февраля 1918 г.) // Там же. С. 211-212:

Обсудив условия, предложенные германским правительством в ответ на согласие Совета Народных Комиссаров подписать мир, предложенный нам в Бресте, и принимая во внимание, что условия, вновь предложенные, налагают на Россию более тяж кие цепи в военном, политическом и экономическом отношении, что из условий вытекает желание лишить нас всех завоеваний свободы, лишить нас права называться революционерами, лишить нас права гласной борьбы за достижение социализма, что при расстройстве наших армий и их демобилизации ожидать планомерного и серьезного сопротивления с нашей стороны не приходится, наконец, что Совет Народных Комиссаров, не имея возможности точно учесть в данное время настроение и желание масс в этом вопросе, yо, желая указать, что им делаются шаги к миру, дает согласие на подписание и новых условий мира, Севастопольский Совет военных, рабочих и крестьянских депутатов постановил: 1) условия мира, предложенные Германией, с точки зрения нашей социальной революции безусловно неприемлемы, 2) шаг Совета Народных Комиссаров, согласившегося подписать эти условия, признаем безусловно тактически правильным, вызванным обстоятельствами момента, 3) призвать всех истин ных защитников социальной революции стать под знамена этой революции и повести борьбу за идеалы социализма, попираемые насильниками Германии, России и других стран, 4) не решая принципе способов ведения войны (партизанской или регулярной), предоставить это решению высших революционных орга нов российской демократии и в частности Совету Народных Комиссаров, в зависимости от желаний всей революционной Росспи, 5) призвать всех к полной и всемерной поддержке Советской власти, к сплочению вокруг этой власти и, сдерживая себя строгой революционной дисциплиной, явить перед лицом грозной опасности единый фронт.

Председатель Совета военных и рабочих депутатов Н. Пожаров. Секретарь Марченко.

(40.2) Показания А.К. Шерстнёва (22 мая 1918 г.) // Партия левых социалистов-революционеров. Документы и материалы. 1917–1925 гг. в 3 т. Т. 2. Ч. 1. Апрель – июль 1918 г. С. 449.

(41.2) Государственный архив Российской Федерации (далее – ГАРФ) Ф. Р-1005 Оп. 1а. Д. 39

(42.2) Доклад Ю.П. Гавена на заседании Крымского землячества при Музее РККА от 29 мая 1934 года // ГАРК, Ф. П-150, Оп. 1, Д. №312.

(43.2) Жуков В. К. Там же. С. 98.

(44.2) Из протокола Таврического губернского съезда РСДРП(б), 2 марта 1918 г. // Большевистские организации Украины в период установления и укрепления Советской власти (Ноябрь 1917 – апрель 1918 гг.): Сборник документов и материалов / Сост.: П.В. Замковой, Т.Н. Колишер, В.С. Коновалова и др. Киев: Госполитиздат УССР, 1962. С. 671.

(45.2) Письмо секретаря Таврического губернского комитета РСДРП(б) Е. Новосельской в ЦК РСДРП(б) (19 декабря 1917 г.) // Большевистские организации Украины в период установления и укрепления Советской власти (Ноябрь 1917 – апрель 1918 гг.): Сборник документов и материалов / Сост.: П.В. Замковой, Т.Н. Колишер, В.С. Коновалова и др. Киев: Госполитиздат УССР, 1962. С. 646; Доклад Ю.П. Гавена на заседании Крымского землячества при Музее РККА от 29 мая 1934 года // ГАРК, Ф. П-150, Оп. 1, Д. №312.

(46.2) Из протокола Таврического губернского съезда РСДРП(б), 2 марта 1918 г. // Большевистские организации Украины в период установления и укрепления Советской власти (Ноябрь 1917 – апрель 1918 гг.): Сборник документов и материалов / Сост.: П.В. Замковой, Т.Н. Колишер, В.С. Коновалова и др. Киев: Госполитиздат УССР, 1962. С. 671-673.

(47.2) Доклад Ю.П. Гавена на заседании Крымского землячества при Музее РККА от 29 мая 1934 года // ГАРК, Ф. П-150, Оп. 1, Д. №312.

(48.2) Из протокола Таврического губернского съезда РСДРП(б), 2 марта 1918 г. // Большевистские организации Украины в период установления и укрепления Советской власти (ноябрь 1917 – апрель 1918 гг.): Сборник документов и материалов / Сост.: П.В. Замковой, Т.Н. Колишер, В.С. Коновалова и др. Киев: Госполитиздат УССР, 1962. С. 676.

Часть 3. Долгий март.

Формирование «Южного комитета защиты социалистической революции»

Помимо избрания Вильяма Спиро Главным комиссаром Черноморского флота, в первые мартовские дни 1918 года произошло ещё одно, не менее важное событие в истории Крыма, да и всего Юга России в целом. Но для начала рассмотрим его предысторию.

16 февраля 1918 года СевОблВРК и севастопольский РевШтаб объединились и сформировались Областной штаб, которым совместно руководили его председатель Юрий Гавен и “оперативный руководитель-специалист начальник штаба” Михаил Богданов. Однако Гавен также был членом ТавЦИК и занимал должность губернского комиссара по военно-морским делам и борьбе с контрреволюцией. Поэтому 2 марта на заседании ОблШтаба было принято решение, что Юрию Петровичу трудно совмещать руководство учреждениями в разных городах – вместо него председателем штаба стал Спиро (1.3).

В это же время секретариат комиссариата Гавена 4 марта (т.е. на следующий день после подписания Бреста) выпустил воззвание под названием «Ко всем, кому дорога революция!». Позволим себе привести её текст в полном объёме:

Товарищи рабочие, крестьяне и все трудящиеся! Спасайте революцию, спасайте ее завоевания, спасайте свободу, за которую пролита такая масса крови честных борцов!

Революция в опасности!

Полчища врагов трудящегося народа, банды австро-германских, польских и украинских помещиков и капиталистов идут на выручку нашим отечественным капиталистам. Киев и Псков уже взяты, враги подходят уже к самому сердцу революции – красному Петрограду. Он, голодный, истекающий кровью, борется, как легендарный герой, черпая силы в неиссякаемом источнике революционного энтузиазма.

Получая только по одной восьмой фунта хлеба в сутки, рабочие Петрограда, без различия партий и национальностей, бросают станки, бросают свои семьи и устремляются на фронт.

В два-три дня они дали более 100 000 человек Красной Армии Но враг силен. Петрограду необходима помощь. Москва, Тула, Кронштадт и другие города уже спешат на помощь, они дали кто 50 000, кто 30 000, кто 20 000 человек. В Севастополе, в сильнейшем базисе революции на юге России, и рабочие, и моряки горят чувством негодования и возмущения против алчности и подлости врага и решимостью бороться до последнего издыхания.

Команда трех миноносцев, сдав свои суда, сошла на берег и заявила: «Идем на борьбу и назад не возвратимся».

Громко раздается по городам и весям революционной России клич: «Лучше погибнуть, чем быть рабами капитала!»

Товарищи, настал момент, когда мы все должны быть готовы к величайшим и тягчайшим жертвам. Наша великая мать – Социалистическая революция требует их от нас, она требует, чтобы Мы не только честно жили, но и честно умирали.

Сыны революции, носители солнца свободы жителям хижин и лачуг, сплотитесь вокруг знамени социализма, записывайтесь в ряды Красной Армии, сформируйте боевые роты и отправляйте в Севастополь, откуда они немедленно будут отправлены на фронт. Пусть не задержит никого недостаток оружия, обмундирования и довольствия. В Севастополе отряды Красной Армии перед отправкой на фронт получат все необходимое. Итак, к оружию все способные носить оружие, все, кто за землю, за волю, за освобождение трудящихся из-под ига капитала, за всемирную социалистическую революцию! На бой, на последний решительный бой! (2.3).

Эта резолюция показывает нам несколько вещей. Во-первых, в ней чётко отражен настрой, царивший в дни подписания Бреста – настрой на продолжение сопротивления («рабочие, и моряки горят чувством негодования и возмущения против алчности и подлости врага и решимостью бороться до последнего издыхания»), и, следовательно, неприятие мира, поддержанное комиссариатом. И на этом основании секретариат комиссариата предлагал всем желающим воевать прибыть в Севастополь (который в воззвании был красноречиво окрещён «сильнейшим базисом революции на юге России»). В каком-то смысле эта декларация, вероятно, явилась самоликвидацией комиссариата, ибо в ней чётко было указано на перенос всей тяжести организации вооруженных сил на Севастополь. Также стоит отметить, что после принятия этой декларации не фиксируется какая-либо деятельность от данного органа власти, что было неудивительно, учитывая пробрестскую позицию симферопольских большевиков. Вопрос – зачем же Гавен пошёл на этот шаг? С учётом имеющихся исторических источников, вполне вероятно, что он это сделал с целью дезавуировать решение о смене руководителя ОблШтаба от 2 марта – обстановка в Симферополе итак не позволял ему, как противнику мира, развернуться “на полную катушку”, а сдавать всю полноту военной власти левоэсеровскому дуумвирату Спиро-Богданов он всё же не был намерен.

И этот шаг возымел свои плоды – вместо “двоевластия” комиссариата по военно-морским делам и борьбе с контрреволюцией и ОблШтаба в Севастополе сформировалась новый военно-политический орган.

5 марта делегаты II Общечерноморского съезда, Центрофлота, Севастопольского Совета, Главного заводского комитета порта и политических партий (в первую очередь РКП(б) и ПЛСР) на объединённом заседании постановили, что «согласие на мир с германским правительством есть соглашение с немецкой буржуазией», Делегаты предложили создать чрезвычайный орган по военным делам. Так, в этот же день, был создан Южный комитет защиты социалистической революции, или «Совет пяти», или же Комзарев (последняя аббревиатура наиболее симпатична редакции КБК, поэтому далее мы будем именовать этот орган именно так, а также с помощью аббривеатуры ЮКЗСР). 5-6 марта состав Комзарева был определён таким образом. Из большевиков: Гавен, Пожаров; из левых эсеров – Спиро и Алексей Шерстнёв, из меньшевиков-интернационалистов– Ермолин (тогда симпатизировал левым эсерам) (3.3).

Почему севастопольские большевики не приняли Брестский мир?

Как мы видим, совместная работа (хотя и не без соперничества и трений) севастопольских и большевиков и левых эсеров налицо. Этот факт подтверждается и воспоминаниями члена Комзарева Шерстнёва от 22 мая 1918 года): «В это самое время, в связи с начавшимся наступлением немцев и после в связи с подписанием мира в Бресте в городе (имеется в виду Севастополь – КБК) начались всяческие митинги и собрания для обсуждения создавшегося положения и дальнейших действиях. Выступления партий большевиков и левых С.-Р.-ов были вполне определенны, если обе эти партии были еще согласны на условия мира в первой их редакции, то они абсолютно были не согласны на условия мира 3-го марта. Таково же было настроение флота и рабочих Севастополя» (4.3).

Значительное место в “Преданных комиссарах” уделено “изучению” и осуждению подобной деятельности севастопольских левых коммунистов и левых эсеров (как “антиленинской”, а в случае с членами ПЛСР и Спиро – как “контрреволюционной”). Однако его авторы объяснили читателям причины неприятия Бреста Севастопольской организацией РКП(б) и сильного влияния антибрестских настроений на Черноморском флоте таким образом: «Севастопольскую организацию в мелкобуржуазной атмосфере (вспоминаем особенности состава матросов-черноморцев), в условиях немецкого наступления, захватила сверхреволюционная фраза. Конечно, можно понять источник этих настроений — германские войска рвутся к Перекопу, — но, во-первых, по решению IV съезда Советов мир был ратифицирован, и нужно было для исполнения этого решения готовится к самообороне и не допускать провокаций, во-вторых, протест против мирного договора неизбежно вёл к конфликту с правительством Тавриды, вносил дезорганизационный хаос в такое время, когда крымские большевики должны были стойко, по-ленински, стоять и не допускать провокаций».

А после слов «Позиция Севастопольского Совета не возникла сама по себе на ровном месте» (абзацем ниже) МиК-ЛВБ пишут… кратко про левых коммунистов в Москве. ~~Естественно с цитатой Ильича, куда ж без неё~~ (5.3).

Сразу скажем, что «готовиться к самообороне и не допускать провокаций» без отправки войск за пределы Крыма и Перекопа в частности было, мягко говоря, крайне проблематично – как мы ранее отмечали, без участия в боях отряды очень быстро разлагались и теряли боеспособность.

Однако редакция КБК не была бы собой, если бы она ограничилась только лишь ответом лягушкам, а не полезла бы глубже и не взглянула на ситуацию с другой, севастопольской стороны. Так почему же Гавен, Пожаров и Севбольшевики в целом не приняли Брестский мир?

Первая причина крылась в настроениях матросской и некоторой части пролетарской среды. Она являлась социальной базой местных большевиков и левых эсеров. А потому деятели этих партий выражали мнение матросов и просоветских рабочих, и не могли его не выражать (иначе бы они растеряли их поддержку).

Но севастопольские большевики не просто шли за “мнением толпы”. Они искренне не признавали Брестский мир и считали необходимым продолжать борьбу Севастополя с немецкими войсками.

Прежде всего напомним читателям, что Севастополь – это огромные запасы вооружения, неплохой резерв людских ресурсов и крайне удачное географическое положение. “Кронштадт Юга” уже пятый месяц оказывал поддержку революции по всему Черноморью и прилежащих регионах. Недаром говорил Гавен на III съезде Тавгубкома РКП(б): «на западе все портовые города, вся прибрежная полоса находятся в наших руках». Заметьте – не просто в руках “товарищей”, “братьев из Украины, Одессы и т.д.”, а в наших. Эта формулировка показывает военную и психологическую связь Юрия Петровича и его коллег по городской организации с Северным Причерноморьем. Севастопольские большевики были теснейшим образом вовлечены в борьбу с немцами в районе побережья (чуть позже мы поговорим об этом подробнее). И если бы они подчинились букве Бреста и прекратили бы борьбу, то это бы сказалось самым негативным образом на борьбе с Германией на Юге России.

Наконец, у Севбольшевиков имелись основания полагать, что Брестский мир не спасёт Крым от немецкой оккупации.

С октября 1917 года украинская Центральная Рада начинает постоянно и методично выдвигать претензии на Черноморский флот, которые находят некоторую поддержку у матросов (в первую очередь у тех, кто имеет украинское происхождение) (6.3). Эти притязания встречали отпор со стороны севастопольских большевиков. в конечном итоге, Севастопольский Совет и Центрофлот 20 января 1918 года приняли резолюцию о непризнании Центральной Рады: «Находя Киевскую раду опаснейшим органом контрреволюции и врагом всего трудового народа Украины и России, Севастопольский Совет и Центрофлот, с негодованием отвергая великодержавные стремления и притязания Киевской рады, заявляет, что все ее приказы и предписания не признают и признавать не будут» (7.3).

По условиям Брестского мира Крым, как часть РСФСР, на которую УНР не претендовала по III и IV Универсалам, формально не попадал в зону влияния Центральных держав. Однако антибольшевистская Украина буквально с момента начала становления своей независимости стала выдвигать претензии на владение Черноморским флотом. Отметим, что контроль флота без контроля Севастополя невозможен, а контроль Севастополя, в свою очередь, был невозможен без контроля над всем остальным Крымом. Севбольшевики это прекрасно понимали. Понимали они также, что УНР с февраля 1918 года находилась в сфере влияния Германии, и по этому принципу украинские претензии становились поводом для оккупации региона немецкими войсками.

Оснований полагать о снятии претензий антисоветской Украины на флот не имелось, а потому Гавен и руководимый городской комитет вполне чётко поняли, что на этом основании Брестский мир в отношении Крыма работать не будет.

Уточним, что намерения у севастопольских левоэсеровских и большевистских работников всё же несколько отличались. Если члены ПЛСР (и в первую очередь Вильям Спиро) воплощали в жизнь установку Центрального комитета своей партии на неприятие Брестского мира, то для Севбольшевиков была важна именно помощь Одессе и Советской Украине против немецких оккупантов, вне зависимости от того, сохранится ли Брестский мир, или нет; им было достаточно не признать Брест для Севастополя. А поэтому попытки напрямую увязать деятельность севастопольских левых коммунистов с их московскими единомышленниками на данный момент не имеют под собой каких-либо серьёзных оснований. Их связь прослеживается только в одном месте – будучи на VIII съезде РКП(б), заместитель председателя СевСовета Орион Алексакис под заявлением левых коммунистов в Президиум IV Всероссийского съезда Советов с просьбой дать слово для оглашения декларации против заключения мира (8.3). Впрочем, и отрицать какую-либо связь между этими двумя группами большевистских деятелей мы не станем, ибо в будущем могут быть введены в научный оборот исторические источники, которые подтвердят эти самые контакты. На данный момент их нет ни у редакции КБК, ни у МиК-ЛВБ.

Так что неприятие мира севастопольскими большевистскими работниками было предопределено не субъективным причинами (политическими взглядами отдельно взятых людей), а объективными (окружающей обстановкой). А уже эти причины, в свою очередь, определили точку зрения местных большевиков. Бытие определяет сознание, а не наоборот.

«Одесская эпопея» Комзарева. Появление предпосылок к провозглашению Республики Тавриды

Итак, каковы цели и задачи были поставлены перед Комзаревом после его создания?

Стратегической целью создания этого органа являлось создание на Юге России единого общего центра для организации борьбы против немецкого наступления (9.3), тактической – всемерная поддержка обороны Одессы. Однако прежде чем мы коснёмся эпопеи вокруг тыловой базы флота и организации того самого общего центра борьбы, немного поговорим о том, правда ли, что «протест против мирного договора неизбежно вёл к конфликту с правительством Тавриды, вносил дезорганизационный хаос в такое время, когда крымские большевики должны были стойко, по-ленински, стоять и не допускать провокаций». Кто на самом деле организовывал и дезогранизовывал вооружённые Крыма?

3 марта 1918 года, в день подписания мира, Областной штаб объявил добровольный набор артиллеристов в войска на условиях вольного найма. Спустя 4 дня, 7-го числа, ОблШтаб 7 марта обратился ко всем гражданам Таврической губернии и призвал их вступать в ряды Красной Армии в связи с неудовлетворительной организацией оной. В этот же день Комзарев постановил: «Областной революционный штаб объявляется штабом Южного комитета защиты социалистической революции». Таким образом, ЮКЗСР подчинил себе военно-революционные штабы, формировавшиеся на местах и подчинявшиеся ОблШтабу (10.3). Это, в свою очередь, было положительной тенденцией для крымских вооружённых сил – централизация военной власти в одних руках помогало пресечь тенденции к разложению и многовластию. В будущем реформаторская деятельность Комзарева ещё даст свои плоды; пока же он принимал своё боевое крещение в Одессе.

Заключение Брестского мира застало “младшую сестричку Севастополя” в весьма противоречивом положении. Начиная с 3 марта, после взятия города Жмеринки (ныне находится в Винницкой области) комиссар Одесского порта Павел Кондренко обратился в Центрофлот с радиограммой, в которой сообщал об угрозе, нависшей над Одессой: с севера — со стороны австро-германцев, и с юга — со стороны Румынии. Он просил выслать для защиты «хотя бы» два линкора – «Ростислав» и линейный корабль старого типа, вроде «Иоанн Златоуста» или «Евстафия». В свою очередь, оперативный отдел Центрофлота 6 марта постановил «теперь же приступить к выводу из Одессы излишних судов и транспортов и из Николаева тех судов и транспортов, готовность которых, хотя бы не вполне законченная, дает возможность им оттуда выйти».

9 марта Спиро отдал приказ члену Комзарева Пожарову отправиться в Одессу и принять там командование над всеми военно-морскими силами в порту. По-видимому, ЮКЗСР рассчитывал опереться на матросский актив, не признававший Брест и желавший дать бой немецким войскам, так как время на рейде Одессы скопилось, как минимум, 2 линкора, 1 посыльное судно, 5 миноносцев, 1 гидрокатер, корабли торгово-десантной флотилии и силы гидроавиации вместе с Черноморским партизанским отрядом. 8-го числа всей этой ватагой была принята резолюция:

Ввиду угрожающего положения г. Одессы, мы, собравшиеся на линейном корабле „Ростислав“, решили защищать город от занятия его приближающимися бандами и требуем немедленного принятия рабочими и всем населением мер к защите:

1) Всем до одного стать на защиту революции и ее завоеваний. 2) Не откладывать ни одной минуты и приступить к рытью окопов на подступах к Одессе.

Мы, нижеподписавшиеся команды, клянемся защищать город до последней капли крови и мы скорее разрушим его и не оставим камня на камне, чем отдадим в руки врагу; и пусть тот, кто не захочет стать на его защиту и бросит нас, борцов за свободу, пусть будет виной его разрушения.

Вероятно, этой группой матросских сил и планировал руководить Комзарев.

Столь радикальные настроения матросов (встретившие поддержку у ЮКЗСР), стали головной болью как для одесских советских властей (которые были против участия флота в боях с немцами), так и для Центрофлота, который был явно настроен на эвакуацию города без боестолкновений. В Одессу выехал почти всё руководство ЦК ЧФ во главе с его новоизбранным председателем Кнорусом, которое вместе с одесскими большевиками принялись переубеждать матросов. Вкупе с этими усилиями, а из-за серьёзного влияния одесских эсеро-меньшевиков и их идеи сдачи города без боя, Пожарову не удалось взять руководство всеми матросскими войскам в городе в свои руки.

Однако Комзарев не только занимался “антибрестской” деятельностью в Одессе. ЮКЗСР, будучи единственной реальной военной властью в Крыму, также оказывал активную военную помощь одесситам – им был послан батарейный отряд под командованием мичмана Лященко и комиссара Карла Зедина. Под Одессой также воевал отряд того самого Шмакова, который проявил себя намного лучше, чем в Крыму, но при этом почти полностью полёг в бою (из примерно 200 человек выжило 36). Впрочем, после эвакуации Одессы боевые подвиги Шмакова не спасли его от отправки в тюрьму по личному приказу Гавена (из которой Шмаков сбежит в апреле-мае 1918 года, уже при немецкой оккупации). Наконец, вёл бои и отправленный из Севастополя отряд отряд «Смерть за Революцию» под командованием Кассесимова. Всего под руководством Спиро в Одессу было направлено около 1200 бойцов.

По итогу победила точка зрения одесских большевиков и Центрофлота – 12-13 марта была произведена эвакуация войск из Одессы, и 14-го числа немецкие войска вошли в город. Обстрела со стороны кораблей не последовало, и те начали возвращаться в Севастополь (11.3).

С военной точки зрения Комзарев, безусловно, помог задержать немецкие войска на подступах к Одессе, однако чего-то прорывного не добился. Гораздо более серьёзные последствия у участия ЮКЗСР в одесских боях были с политической точки зрения.

Нужно отметить, что в первые дни после своего создания Комзарев е планировал 10 марта созвать «съезд Советов Тавриды, Кавказа и Черноморского побережья» с целью дальнейшей координации обороны (12.3). Однако по кое-какой важной причине он состоялся. Что же это была за причина?

Перенесёмся в ставку Главнокомандующего войсками Советской Украины Владимира Антонова-Овсеенко (про которого, кстати, ЛВБ писали как про «верного лениница»). К этому моменту Владимир Александрович имел тесные связи с Севастополем и Черноморским флотом, длящиеся ещё с осени 1917 года. Мы уже ранее показали роль матросов в установлении советской власти на Юге России в 1917-1918 годах. Потому неудивительно, что Главковерх Юга рассматривал этот город как один из военно-политических центров региона, с которым нужно работать.

Владимир Александрович Антонов-Овсеенко, 1883-1938

7 марта 1918 года состоялось заседание Народного Секретариата Советской Украины с участием Антонова. Дадим словом самому Главковерху: «На нем ясно сказался раздор, подрывавший работу. Я не вдумывался тогда в эти групповые расхождения. Но, поскольку группа Е. Бош, Ю. Пятакова, Ауссема, Бакинского бралась как будто более активно за организацию сопротивления немцам, мои симпатии были на ее стороне». Сделаем акцент на том, что указанные Овсеенко товарищи были местными левыми коммунистами, и, таким образом, он фактически встал на их сторону.

8 марта Овсеенко пишет Ленину:

Постараюсь до 17-го (ориентировочная дата ратификации Брестского мира, которую планировалось протащить через IV Всероссийский съезд Советов – КБК) сорганизовать и нанести вторгающимся немецким бандам такие удары, чтобы им неповадно было соваться к Питеру — Москве. Вчера в первой беседе с Нарсекретарем Украины поставил, до моего согласия на их предложение, вопрос: не находят ли целесообразным создание временного для борьбы с империалистическим нашествием Союза советских республик Юга, указав им, что Нарсекретариат не признается Доном, Кубанью, Крымом, Одессой, Донбассом за всеюжную власть. Предоставив будущему (свободному) соглашению народов Юга распределение границ автономных областей, сейчас создать боевой объединенный центр для защиты революции. Украинская центральная рада, под прикрытием немецких штыков, претендует на весь Юг России.

Спорили недолго. Скрыпник особенно отстаивал прерогативы Нарсекретариата. В результате мое предложение приняли, но потом в Цикуке его здорово исказили (не знаю точно текста длиннющей декларации). Как бы то ни было, а важный политический шаг совершен. <...> Муравьева сумею держать в руках, но напишите Русско-румынской коллегии о предоставлении всех их сил в мое распоряжение.

Таким образом, под предлогом претензий Центральной Рады на весь российский Юг (под которым автор письма, помимо Украины, подразумевал и Одессу, Донбасс, Крым, Дон и Кубань) Антонов решает организовать объединение южнороссийских регионов. Не будем судить о реальности претензий на все прочие регионы, но, как мы уже ранее показали, претензии УНР на Черноморский флот действительно имели место быть.

Каким образом Народный секретариат Украины исказил содержание предложения Овсеенко? Взглянем на декларацию ЦИК Советской Украины, которая была выпущена в тот же день, когда было написано письмо Антонова Ленину (т. е. 7 марта). В нём, помимо прочего, значилось:

В настоящий момент, когда объединенная буржуазия, частью открыто, как Центральная украинская рада и ее новейшие союзники — австро-германские империалисты, частью скрыто, как буржуазия российская, Дона, Крыма и др., грозят раздавить Рабоче-селянскую власть Украины, притом Украины в границах III и IV универсалов, т. е. в том числе и те части Украины, которые составляют Донскую, Донецкую, Крымскую и Одесскую советские республики (выделено нами – КБК), именно теперь особенно необходимо тесное объединение всех советских организаций.

Если Владимир Александрович говорил про “народы” и некие “автономные области”, то Народный Секретариат УНРС написал про “республики” и опустив упоминание про свободное распределение границ между регионами на равноправных основаниях. В этой же декларации предлагалось созвать съезд республик в Екатеринославе: «В целях создания всех необходимых военных организаций на 15 марта 1918 г. в Екатеринославе созывается конференция представителей переименованных республик по два представителя от правительств каждой республики» (13.3).

Таким образом, деятельность Народного секретариата Украинской народной республики Советов и штаба Овсеенко сделали окончательно планы Севастополя неактуальными, и по итогу местные работники (и большевики, и левые эсеры), вместо того, чтобы разводить местничество (в коим “молочные лягушки” обвиняют севастопольских большевиков (14.3)), приняли решение подчиниться украинскому Главковерху (15.3).

В этот же день (т.е. 7 марта) председатель Народного Секретариата Советской Украины (далее по тексту – НС УНРС) Николай Скрыпник отправил радиограмму о положении на фронте, в котором содержался призыв о помощи. Чем интересна эта радиограмма? Во-первых, она была отправлена в том числе и в «Верховную русско-румынскую коллегию», одним из руководителей которой, напомним, был Вильям Спиро. Во-вторых, это послание было принято (в том числе и) радиостанцией линкора «Георгий Победоносец», на котором располагалась радиоточка штаба Черноморского флота (16.3).

9 марта НС УНРС назначает Антонова-Овсеенко «Верховным Главнокомандующим на Украине» и в очередной раз призвала организовывать силы для отпора немецким оккупантам. Среди мест, куда была отправлена телеграмма, также значится и «Севастополь — Совету комиссаров» (17.3). Таким образом, Советская Украина дважды дала знать Севастополю, что считает Крым республикой под руководством именно севастопольских работников.

Картину восприятия сигналов из Советской Украины помогают дополнить показания Вильяма Спиро, данные им в Москве (13-14 апреля) после его ареста: «При условии вхождения Севастополя в состав Рады согласно разъяснению Сталина <...>, разъяснению Скрыпника <...> Севастополь должен был подвергнуться судьбе Киева и др. городов Рады» (18.3). Не будем судить о том, говорил ли Вильям Бернгардович по поводу Сталина, но про Скрыпника он не врал, что доказывается документами (напомним про декларацию НС УНРС от 7 марта о союзе республик: («Центральная украинская рада и ее новейшие союзники — австро-германские империалисты, <...> грозят раздавить Рабоче-селянскую власть Украины, притом Украины в границах III и IV универсалов, т. е. в том числе и те части Украины, которые составляют Донскую, Донецкую, Крымскую и Одесскую советские республики»). Схожие вещи, как мы помним, говорил и Антонов-Овсеенко («Украинская центральная рада, под прикрытием немецких штыков, претендует на весь Юг России»).

Таким образом, благодаря участию Комзарева в боях под Одессой, руководители Советской Украины и штаба Антонова-Овсеенко пришли к пониманию того, что реальная военная власть в Крыму была в руках ЮКЗСР, который напрямую оказывал поддержку советским войскам в районе Черноморского побережья, а потому Таврическая губерния по положению начала восприниматься как государственное образование, которое де-факто ведёт войну с Германией (как Советская Украина). С учётом доминировавших в “Кронштадте Юга” антибрестских настроений, декларации НС УРНС и украинского штаба не могли не сподвигнуть севастопольских левых коммунистов и левых эсеров на более решительные действия в деле оформления этой самой республики.

Учредительный съезд Советов и ревкомов Таврической губернии (7-10 марта 1918 года)

Немного поговорим про Учредительный съезд Советов и ревкомов Таврической губернии 7-10 марта, проходившем в Симферополе. Немного, потому что в силу акцентов работы он нас сильно не интересует, однако несколько моментов из его истории, безусловно, надо обсудить.

Степан Свиридович Акимочкин, 1890-1918, член ПЛСР; в будущем – один из таврических комиссаров

Молоколягушки пишут: «Если часть левых эсеров продолжила работать с большевиками, — Семёнов, Акимочкин, Гоголашвили и т. д., то другая часть, во главе с эмиссаром ЦК левых эсеров и комиссаром Черноморского флота Вильямом Спиро, выступала против правительства Тавриды, пыталась вырвать у него армию, провести переворот, организовать провокацию и сорвать Брестский мир. <...> События в Крыму показали процесс разложения левоэсеровской партии: одно течение выступало против большевиков и шло к банкротству (Спиро), другое колебалось, но сближалась с большевиками (Семёнов, Акимочкин). Впоследствии Семёнов вступил в ВКП(б) (ага, аж в 1920 году – КБК)» (19.3).

Давайте взглянем на поведение левых эсеров на съезде.

7 марта, в первый день проведения съезда, был избран его президиум, в состав трёх большевиков и двух левых эсеров. Первым на повестке дня был вопрос о принятии Брестского мира. С докладом по этой теме выступил Жан Миллер. Он назвал вопрос о мире основным из всех вопросов текущего момента. Характеризуя международное рабочее движение, Миллер указал на то, что в Европе назрели условия революции, но её пока нет. Советское государство является единственной страной, в которой власть принадлежит рабочим и беднейшему крестьянству. Это государство не имеет материальных и людских ресурсов для ведения войны с мировым империализмом. Поэтому мир, заключенный Советским правительством в Брест-Литовске, как бы он унизителен ни был, полезен. Он предоставляет возможность молодой Советской республике укрепиться. В связи с этим Жан Августович призвал делегатов съезда бороться за создание и укрепление отрядов красной Армии, чтобы в будущем превратить Советскую Россию в единый укрепленный лагерь.

После доклада Миллера начались прения по данному вопросу. Левый эсер Вано Гоголашвили (тот самый, что по словам МиК-ЛВБ якобы был в рядах “сближавшихся с большевиками”) выразил позицию партии левых эсеров в вопросе о мире, признававшую Брестский мир позорным, недействительным, и призвал делегатов съезда дать последний бой империализму.

Затем левый эсер Коробцов, зачитав некоторые статьи Брестского договора, призвал всех делегатов съезда не подписывать “грабительский мир”, а поднять весь советский народ на “революционную войну” против германского империализма, хотя эта война может даже (как заявил оратор) привести к поражению и гибели Рабоче-Крестьянской власти. Закончив прения, фракции ушли на совещание для выработки резолюций. По итогу, при поддержке левых коммунистов и левых эсеров, была принята антибрестская резолюция со следующим содержанием:

Принимая во внимание, что в настоящий момент, когда Октябрьская российская рабоче-крестьянская революция впервые в истории всемирного революционного пролетарского движения подняла высоко святое знамя борьбы за освобождение пролетариата и беднейшего крестьянства от ига капиталистов и помещиков и в настоящий грозный момент, когда всемирная контрреволюционная буржуазия в лице германских хищников стремится низвергнуть социалистическое правительство и поработить свободный российский народ, Съезд советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов считает, что позорный мир навязан молодой советской республике германскими хищниками и империалистами, которые под напором штыка заставили его подписать. Съезд призывает весь угнетенный и порабощенный народ, всех, кому дороги интересы родины и революции, забыть в настоящий грозный момент партийную рознь и стать на страже Советской республики и на защиту великой российской социальной революции и советской власти, и мы, делегаты революционного съезда по всем деревням, селам и хуторам и во всех беднейших хижинах возвестим и призовем весь революционный народ под красные знамена борьбы за великое освобождение труда. Все к оружию и а решительный момент при посягательстве в дальнейшем на российскую революцию мы ударим в набат. Вперед в те сырые ямы и там с оружием в руках мы гордо и смело заявим всему миру:

„Восстань проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов“, в стремленьи к интернациональному пролетарскому миру уничтожая все цепи рабства. Мы должны победить и победим. Да здравствует революционно-пролетарская война против всемирного капитализма и империализма.

Впрочем, уже через день, 9 марта, когда количество делегатов съезда возросло с 300 до 500 человек, симферопольские большевики перешли в контратаку. С докладом в пользу мира выступил председатель ТавЦИК Жан Миллер (с его текстом можно ознакомиться в главе «Линия Слуцкого»), а также член «Верховной Коллегии по Русско-Румынским делам» Фёдор Куль. Вот что говорил Фёдор Иванович:

Товарищи, мы все знаем, в каком положении наша страна, мы знаем, что натиска наша армия не может выдержать, а вывести новые войска им на замену мы не сумеем, так как истощены до крайности, да и, кроме того, железнодорожное сообщение у нас плохо. Идущим в бой мы даем столько, сколько они могут взять с собой; наша армия приходит и бьется день, два геройски, а затем, кто не попал под пули, должны отходить или умирать, так как сообщения нет. Посмотрите, как ходят наши поезда, север голодает, получает хлеба по четверть фунта в день, а между тем хлеб у нас есть, только далеко, мы его не сможем вывозить, потому что нет поездов. Сообщение с германским фронтом совсем прервано. Вы на войне были и верно знаете, как приходилось выдерживать путешествие с винтовками, но это было тогда, когда у нас было кое-какое сообщение, а что стало теперь, после того, что мы потеряли. Нужно вам сказать, что у нас ничего нет. Есть только винтовки и человеческие руки. Взять мы ничего не смо жем, всякая борьба совершенно бесполезна, она ни к чему не приведет. Вести войну, которая будет против воли большинства и которая приведет к гибели, мы не можем. Я был на фронте и смотрел, как сражаются наши социалистические части, но геройство это бесполезно, потому что против пулеметов у нас нет ничего. Такие условия заставили подписать мир.

В итоге симферопольцы смогли протащить поправку в прежнюю резолюцию, в которой говорилось, что съезд выражает доверие Совнаркому РСФСР в вопросе о мире.

Вторым на съезде рассматривался вопрос об отношении к Советской Украине, по итогу чего была вынесена следующая резолюция: «На всей территории Украины должна быть Советская власть, как выразительница воли трудового народа, и такую власть мы вместе с товарищами-украинцами будем поддерживать всеми имеющимися у нас средствами и никакой другой власти не признаем».

Возвращаясь к вопросу о “расслоении” среди местных левых эсеров отметим, что по земельному вопросу фракция ПЛСР также выступала единым фронтом. Наконец, уже после создания Республики Тарвиды (далее по тексту также будет именоваться как ССРТ), Совнарком ССРТ произвел реорганизацию управления наркоматом земледелия. Вместо наркома Степана Акимочкина (ещё один из рядов якобы “сближавшихся с большевиками”), настойчиво проводившего левоэсеровскую политику, комиссариатом стала руководить коллегия. Схожая история была с наркоматом продовольствия, которым сначала руководил левый эсер Столяр, впоследствии сменённый меньшевиком-интернационалистом И.Ф. Федосеевым (20.3). Из всего этого можно сделать вывод, что никакого “разложения” в крымских левоэсеровских рядах не наблюдалось – наоборот, подавляющее большинство из них старались совместными усилиями воплотить в жизнь программу ПЛСР.

Наконец, обсудим резолюцию съезда о Красной армии: «Штабы Красной Армии и гвардии подчиняются Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов на местах и, следова- тельно, все директивы получают от исполнительных комитетов Советов. Причем съезд поручает Центральному Исполнительному Комитету при появлении всякого рода преступлении со стороны красноармейцев и красногвардейцев, позорящих Советскую власть, пресекать такое явление в корне всеми имеющимися у него средствами, откуда бы эти явления ни исходили» (21.3).

Очевидно, эта резолюция была нацелена на две задачи: 1) выбивание почвы из-под власти Комзарева над крымскими войсками (а местные штабы являлись крайне важным связующим звеном в организации отрядов); 2) удержание военных сил в пределах Крыма, дабы они оставались военной опорой для ТавЦИК и местных Советов и не нарушали Брестский мир. Однако проблема в том, что она несла в себе серьёзный дезорганизующий потенциал. В очередной раз отметим, что оставление войск на месте очень быстро их разлагало. Негативным образом влияли и попытки уничтожить единоначалие в армии, столь ревностно насаждаемое Комзаревом – “советизация” войск приводила к усилению влияния местных командиров, что также резко снижало боеспособность войск.

Отметим, что в будущем разложившиеся части, остававшиеся в пределах Крыма, принесут очень много хлопот и Симферополю, и Севастополю – их солдаты убьют начальника симферопольского штаба Красной гвардии Хацко, попытаются разогнать Советы в Сарабузе (ныне Гвардейское Симферопольского района), Джанкое и Евпатории, грабили и терроризировали население. Дошло до того, что, следуя в эшелонах к Перекопу, они стреляли из вагонов по работающим в поле крестьянам; некоторые из них отказывались идти на фронт. В будущем, во время начала боёв за Перекоп, это обстоятельство создаст у некоторых крымских большевиков ложное представление о боеспособности местных красноармейских и красногвардейских частей, о чём мы поговорим с вами позже. А пока же скажем, что эти бесчинства, помимо объективных причин, также связаны и с этой резолюцией.

Так что одна из групп большевиков действительно вносила дезорганизационный хаос в общую борьбу. Однако это были не севастопольцы, а симферопольцы, пытавшиеся оказать сопротивление закономерной тяге крымских военных сил к оказанию прямой военной поддержке Советской Украине и участию в боях с немецкими оккупантами. Проблемы с разложившимися отрядами впоследствии привели к одному неприятному эпизоду, о котором известно со слов Жана Миллера:

На заседании Сов[ета] Нар[одных] Ком[иссаров] Тавриды 2-го апреля с[его] г[ода], на котором присутствовали члены В[оенно-]Морск[ого] Комиссариата Пожаров, Шерстнев и Ермолин и члены обл[астного] Штаба Богданов и др. Когда члены Сов[ета] Нар[одных] Ком[иссаров] обрисовали невозможность продолжения войны благодаря полному развалу Красной армии, во время речи председателя Ц.И.К. Спиро заявил: "вас просто придется арестовать" (22.3).

Знакомство с документами той эпохи позволяет нам понять, за что же Вильям Бернгардович в сгоряча “хотел” арестовать Жана Августовича – в первую очередь за решение Учредительного съезда советов Тавриды от 10 марта.

По итогу съезда был избран новый состав ТавЦИКа, состоявший из 20 человек, 12 большевиков (Миллер, Финогенов, Кац, Д. Скрыпник, Белоцерковец, Новосельский, Тарвацкий, Гавен, Коляденко, Констанцев, Пахомов (очень скоро отказался работать в ТавЦИКе и по итогу был заменён на Антона Слуцкого, прибывшего в крым в первой половине марта), Фирдевс) и 8 левых эсеров (Быков, Маринов, Семенов, Коробцов, Корсунь, Бурлак, Гоголашвили, Акимочкин) (23.3). Очень скоро столь большое количество левых эсеров в составе этого органа сыграет очень важную роль в дальнейшей истории Крыма…

Зарождение Республики Тарвиды

Наконец, мы вплотную подобрались к созданию Таврической ССР. Какие причины её породили?

Для начала рассмотрим точку зрения наших оппонентов. ЛВБ придерживаются теории «дипломатического барьера». В рамках этой теории ССРТ была создана по решению не то ЦК РКП(б), не то по личному указанию Владимира Ленина (лягушки, естественно, придерживаются второй гипотезы – без “ленинского благословения на создание ССР Тавриды” культ таврических комиссаров даёт серьёзную трещину). По их теории, первое указание на создание “дип. барьера” было дано Ильичем через устное указание Вильяму Спиро вместе с письмом для крымских большевиков («к сожалению, письмо не найдено» – пишут МиК-ЛВБ). 18 марта Спиро пребывает в Крым и, будучи проездом через Джанкой, ставит вопрос о создании «штаба обороны Республики Тавриды». После этого на следующий день (т. е. 19 марта) провозглашается ССРТ. Но она ошибочно провозглашается в границах всей Таврической губернии. Впрочем, сие досадное недоразумение было исправлено 21-22 марта, когда из Москвы вернулись нарком внутренних дел Республики Тавриды Станислав Новосельский и нарком финансов (тоже Республики Тавриды) Алексей Коляденко, которые «получили указания от Владимира Ленина». После этого 22 марта СНК ССРТ заявляет о признании Брестского мира (24.3). Вот такая гипотеза у “молочных лягушек”.

Прежде чем к перейти разговору по поводу изъянов этой теории, рассмотрим её истоки. Теория “дипломатического барьера” своими корнями уходит в 1921 год, в Крым, где вовсю разгоралась борьба между сторонниками создания Крымской автономной республики (крымские большевики, действовавшие на полуострове с 1917-1919 годов) и её противниками (партработники, прибывшие на полуостров уже после военного краха врангелевских сил в ноябре 1920 года). На 4-й Крымской областной партийной конференции РКП(б) в мае 1921 года первый секретарь Крымского обкома Иван Акулов сказал: «Я считаю, что т[оварищ] Гавен сам себя побил, когда он сказал, что в 1918 году мы объявили республику, чтобы спасти себя от немцев <...> …здесь, во всяком случае, историческая ссылка на то, что в 1918 году мы объявили республику, спасаясь от немцев, является в высшей степени несостоятельной» (про это выступление на КБК даже выходил пост) (25.3). Теория же о том, что ССРТ была создана с санкции ЦК РКП(б), впервые была высказана в тексте постановления областного совещания крымскотатарских коммунистов от 13 мая 1921 года (который также публиковался в нашем сообществе): «При наличии указанных выше условий, а также принимая во внимание, что Крым в течение первых двух периодов Советской власти был провозглашен автономной интернациональной республикой с санкции ЦК как федеративной части РСФСР совещание считает вполне революционно целесообразным государственной формой для Крыма — провозглашение его интернациональной республикой, входящей в Российскую Федерацию» (26.3).

Как мы видим из документов, теория “дип. барьера” в 1921 году была необходима для обоснования того, что Крым уже ранее объявлялся республикой (в 1918 и 1919 годах), и (в том числе и) поэтому необходимо её вновь провозгласить. Юрий Гавен первый высказал теорию о том, что Крым провозгласил нейтралитет через создание ССРТ, крымскотатарские коммунисты первыми сказали о “санкции ЦК” на создание этой республики. Таким образом, теория о причинах создания Республики Тавриды как исключительно о дипломатическом барьере имеет политизированные корни, сформирована она была для ведения политической борьбы. Иронично, что лягушки свято придерживаются этой гипотезы, при том, что одну из важнейших ролей в её формировании принял так нелюбимый ими Юрий Петрович.

В дальнейшем эта гипотеза получила своё закрепление в работах крымского истпарта, в первую очередь в работе Максима Бунегина (27.3). Кстати – об этом труде очень хорошо отзывался Гавен: «Я считаю его книгу самым солидным трудом, среди книг и статей, вышедших до сих пор о революционном движении в Крыму» (28.3). Сам Юрий Петрович также поддерживал эту теорию в своих работах и выступлениях (29.3). Затем эта теория была подхвачена сталинской историографией (30.3) и по итогу продержалась в качестве основополагающей гипотезы создания ССРТ до рубежа 1970-1980-х годов, когда на её место пришла гипотеза о том, что Республика Тавриды создавалась руководством Советской России не для поддержания нейтралитета Крыма, а наоборот, для его вовлечения в боевые действия против Германии. На этой теории мы подробно останавливаться не будем – основные положения этой гипотезы (в части якобы имевшейся взаимосвязи идеи Ленина о формировании единого фронта обороны на Юге России и провозглашением ССРТ) были неплохо разобраны в научной статье главного редактора КБК, Руслана Изетова «К вопросу о причинах создания Советской Социалистической Республики Тавриды в 1918 году» (31.3).

Насколько же состоятельна теория “дипломатического барьера”? Для ответа на этот вопрос взглянем на государствообразующие процессы в Крыму (и Таврической губернии в целом) с другого угла.

11 марта ТавЦИК получил телеграмму-декларацию НС УНРС от 7-го числа (с призывом об объединении против немецких оккупантов, о которой мы подробно говорили ранее). Сигналы украинских товарищей о статусе Крыма и всей Таврической губернии вызвали вопросы у ряда крымских работников, а потому, вероятно, в тот же день состоялся разговор Жана Миллера и Антона Слуцкого с наркомом по делам национальностей Иосифом Сталиным по телеграфу по вопросу провозглашения в Крыму республики. Иосиф Виссарионович дал ответ: «действуйте, как находите целесообразным, вам на местах видней». После этого ТавЦИК дал согласие на отправку делегатов в Екатеринослав (32.3).

14 марта 1918 года открылся IV Всероссийский съезд Советов. От Таврической губернии на него был делегирован, помимо прочих, и Вильям Спиро, от Севастопольского Совета. СевСовет дал ему такой наказ на съезд: «Мир признан недействительным. На юге мы ведем революционную войну против украинцев и немецкой буржуазии. [Севастопольский] Совет <...> считает подписание мира клочком бумаги и продолжает революционную войну» (33.3).

В этот же день (14 марта) состоялась беседа Спиро с Владимиром Лениным и Сталиным (который, будучи наркомом по делам национальностей, также нёс ответственность и за южнороссийские окраины, включая и Украину с Крымом). По итогам этой беседы Ильич передал Вильяму Бернгардовичу письмо (текст письма написан Сталиным; Ленин дописал приписку про деньги, дату и свою подпись). Скорее всего, это было послание, предназначенное для Серго Орджоникидзе, в котором шла речь, помимо прочего, и про крымских большевиков (мы на нём остановимся поподробнее, когда будем разговаривать про политическую линию Антона Слуцкого). Это письмо содержало в себе важные указания, поэтому Ленин настаивал на скорейшем возвращении Спиро на Юг, не дожидаясь окончания съезда Вильям Бернгардович принял к сведению это ленинское поручение и 15 марта выехал из Москвы (34.3).

Григорий (Серго) Константинович Орджоникидзе, 1886-1937

Однако перед своим отъездом Спиро всё же успел “дать огонька” на съезде. 14 марта прошло заседание левоэсеровской фракции съезда под председателем севастопольского левого эсера Ильи Баккала, на котором также выступил и Вильям Бернгардович, как “представитель Черноморского флота”. Спиро, сославшись на поручения, данные ему СевСоветом, заявил: «Черноморцы против заключения мира. Если мир будет заключен, черноморцы объявляют самостоятельную республику и продолжают вести войну (выделено нами – КБК). Спиро приводит ряд доказательств, что Россия в состоянии вести войну». Не менее важным видится заявление члена ЦК левоэсеровской партии, Исаака Штейнберга, в котором он, помимо прочего, сказал: «но и мы не зовём к войне; мы возвращаемся к брестской формуле, но окажем сопротивление там, где оно нужно будет (выделено нами – КБК)» Исааку Захаровичу никто (включая Спиро) не возражал (35.3). Спустя несколько дней, 19-го числа, Штейнберг выедет в составе «Южной делегации ЦК ПЛСР» и начнёт реализовывать сказанные им слова на практике (впрочем, это уже совсем другая, хотя и очень интересная история!).

Исаак Захарович Штейнберг (1888-1957)

15 марта, в день отъезда Спиро из Москвы, IV Всероссийский съезд Советов ратифицировал Брестский мир. На следующий день, решением съезда, Советская Украина была отделена от Советской России, что дополнительно создавало соблазнительный прецедент для севастопольцев. Впрочем, попытка центра пресечь формирования республики в Крыму была предпринята 15 марта на заседании ЦК РКП(б), на котором присутствовали и два представителя Советской Украине. Вполне вероятно, что руководство большевистской партии было в курсе про выступление Спиро на съезде. В свою очередь, украинские работники могли поведать о том, что с точки зрения УНРС в Крыму уже существует республика (с чем ЦК, очевидно, согласно не было). Поэтому на заседании Центрального комитета было принято решение: «О Крымской республике решено отложить объявить ее независимой» (36.3). Однако противников Брестского мира в Севастополе это постановление остановить не могло. Таймер рождения Республики Тавриды был запущен.

Окончательный закат идеи пан-черноморского объединения, с одной стороны, и неоднократные заявления НС УНРС о существовании в Крыму республики под руководством севастопольского “Совета комиссаров” привели к формированию в умах севастопольских коммунистов и левых эсеров идеи создания республики в границах Таврической губернии – независимого от РСФСР государственного образования, которое будет принимать самое активное участие в борьбе с немецкими оккупантами.

16 марта Вильям Спиро приезжает на съезд южнороссийских республик в Екатеринославе. Прежде чем рассказать о том, чем он на нём занимался, сделаем небольшой экскурс в состав участников конференции. Известно, что на съезде присутствовали представители лишь от трёх республик (вместо заявленных пяти) (37.3). Вероятно, на съезде присутствовали следующие лица: Серго Орджоникидзе (неизвестно какую республику он представлял, но редакция КБК, основываясь на его должности «временного Чрезвычайного комиссара района Украины» предполагает, что он был представителем (или одним из представителей) Советской Украины), Христиан Раковский (так как он был одним из руководителей «Верховной Коллегии по Русско-Румынским делам» вполне резонно будет предположить, что он представлял уже несуществующую Одесскую советскую республику), Антон Слуцкий, Вано Гоголашвили (представители Таврической губернии) (38.3). Остальных участников мероприятия мы, к великому сожалению, пока не знаем.

Антон Иосифович (Нафтали Григорьевич) Слуцкий, 1884-1918

Среди делегатов конференции выделилось две точки зрения. Одни считали, что все южнороссийские советские республики должны открыто включиться в борьбу с немецким империализмом. Другие же полагали, что открыто должны воевать только те республики, которые входят в границы УНР в пределах III и IV универсалов (т. е. Советская Украина и Донецко-Криворожская республика), а остальные должны были оказывать помощь воюющим гос. образованиям скрытно. Учитывая присутствие на съезде весьма весомых “пробрестских” фигур южнороссийской политики (Ордоникидзе и Раковский), а также Слуцкого (который был против включения Крыма в открытую борьбу с немцами) по итогу была принята вторая точка зрения (39.3).

После того, как Спиро прибыл на съезд (будучи ещё одним членом «Верховной Коллегии по Русско-Румынским делам», он также, как и Раковский, мог представлять Одессу), у него случилось «резкое столкновение» со Слуцким. Как рассказывал 17 мая 1918 года Раковский, «Спиро жаловался, что исполнительный Комитет, забирая власть в [свои] руки, расстраивает налаженную уже работу в Севастополе Советом пяти (т.е. Комзаревом – КБК) по обороне полуострова» (40.3). Учитывая обстоятельства, вполне вероятно, что спор состоялся уже после принятия вышеназванного решения по действию республик – Вильяма Бернгардовича вполне могло разозлить, что Слуцкий, выступая от лица всей Таврической губернии, но при этом де-факто представляя лишь симферопольских большевиков, мог поддержать решение о неучастии региона в войне. Решение Екатеринославского съезда могло стать ещё одним толчком для Севастополя (и Спиро, как участника съезда, в первую очередь) провозгласить Республику Тавриды – это обстоятельство могло сделать решение конференции (для Крыма) формально недействительным.

Говоря о позиции Таврии в вопросе обороны, молочные лягушки ссылаются именно на съезд в Екатеринославе: «В вопросах обороны Таврическая республика придерживалась взвешенной позиции, учитывающей сложность её внешнеполитического положения. Данная позиция отражала одну из двух точек зрения (см. скан протокола), выработанных в Екатеринославе на Съезде пяти республик». С опорой на итоги этой конференции МиК-ЛВБ совершают наскок и на научную деятельность на руководителя КБК, Руслана Изетова: «Р. А. Изетов не считает нужным обратить внимание, что Таврическая республика создана в соответствии с установкой, выработанной на большевистском Съезде пяти республик (“большевистский” съезд на котором участвовали два левых эсера, Спиро и Гоголашвили… – КБК). КОНФЕРЕНЦИЯ В ЕКАТЕРИНОСЛАВЕ ПОДДЕРЖАЛА ЛЕНИНСКУЮ ПОЗИЦИЮ В ОТНОШЕНИИ БРЕСТСКОГО МИРА И ПОДТВЕРДИЛА СВОЮ ПРИВЕРЖЕННОСТЬ ПОЛИТИКЕ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАТИВНОЙ СОВЕТСКОЙ РЕСПУБЛИКИ» (41.3). Однако, на наш взгляд, лягушки откровенно преувеличивают значение этой конференции. Во-первых, про факт её проведения нам известно лишь из выступления Слуцкого на заседании ТавЦИК от 21 марта 1918 года (42.3), а также из материалов “дела Спиро” (в первую очередь из показаний Христиана Раковского) (43.3). Во-вторых, про факт её проведения не знал главком Советской Украины Антонов-Овсеенко. В 1928 году он писал: «Представители Кривдонбаса, Крыма, Одессы и Донреснублики не явились на конференцию, созванную Нарсекретариатом Украины в Екатеринославе 14 – 15 марта» (44.3). Всё это говорит о малом значении этой конференции в истории антинемецкой борьбы на Юге России. Последующие события покажут, что её положения в отношении Крыма не соблюдались. А молочные лягушки ударяются в формализм, не замечая (или не желая видеть) за решениями на бумаге реальную историческую картину.

В 10-х числах марта из Крыма уехали Алексей Коляденко и Станислав Новосельский. В это же время Слуцкий был всё ещё за пределами Крыма. Все трое – члены ТавЦИК и сторонники соблюдения Таврической губернией Брестского мира. Также в Крыму отсутствует большевик Белоцерковец – тоже член ТавЦИК (поехал в Москву как делегат IV Всероссийского съезда Советов (45.3)). Зато 18 марта в Крым приезжает Вильям Спиро. Проезжая через Джанкой, он отправил телеграмму, в которой он известил членов ТавЦИК, что следует в Севастополь и предложил срочно прибыть туда на заседание, предварительно известив по прямому проводу военно-революционный штаб обороны Таврической республики (т. е. Комзарев) (46.3). Упоминание Таврической республики показывает настрой Вильяма Бернгардовича на окончательное оформление оной. Также крайне характерны ещё две вещи: 1) заседание ТавЦИК планировалось провести именно в Севастополе – “сердце” антибрестских настроений в Крыму, где политической жизнью руководили левые эсеры и левые коммунисты; 2) ещё до этой телеграммы он связался с Областным Штабом (именующийся в документе «военно-революционным штабом Таврической республики»), также поставив их в известность о своём возвращении.

По пути из Екатеринослава в неустановленный момент Спиро отправил телеграмму и в Симферополь, на имя Жана Миллера, где его вызвали на ~~стрелку раз на раз~~ совещание в крымской столице. В свою очередь, вместе со Спиро был и Раковский. Точная дата совещания неизвестна, но вероятно, оно состоялось 18 марта. Миллер явился на него вместе с секретарём ТавЦИК Исмаилом Фирдевсом. Спиро предъявил им ту же самую претензию, что предъявлял и Слуцкому несколькими днями ранее – ТавЦИК мешает Комзареву налаживать оборону полуострова. Также Спиро заявил о непризнании левоэсеровской фракцией Всероссийского съезда Советов подписания и ратификации Брестского мира. Со слов Миллера и Раковского, Спиро прямо заявлял о своём намерении провоцировать войну с Германией (в соответствии с намерениями его партии).

После разговора с Миллером и Фирдевсом Спиро приезжает в Севастополь, где 18 марта выступил с докладом на митинге (по другим данным – на делегатском собрании), организованном Исполкомом СевСовета (с участием представителей политических партий, Главного заводского комитета Центрофлота и судовых команд) в присутствии порядка 4 тысяч человек, где обсуждался вопрос обороны Крыма. На митинге была избрана комиссия для организации «объединённого заседания всех трудящихся Севастополя». В своем выступлении Вильям Бернгардович коснулся темы ратификации мирного договора и заявил, что «принятие мирных условий является предательством». В конце своего доклада он «призывал собравшихся отказаться от "гнилого севера" и продолжать борьбу с Германией» (47.3).

На следующий день, поздней ночью-утром 19 марта, в Севастополе состоялось экстренное собрание Комзарева, на котором, помимо Спиро и Раковского, присутствовали Богданов и местные большевики (скорее всего это были Гавен и Пожаров). На этом заседании Вильям Бернгардович выступил с докладом, в котором он рассказывал о Всероссийском съезде Советов и о своих попыток получить от центра 100 миллионов для нужд обороны Крыма. Этот рассказ также сочетался с антибрестскими высказываниями и намерениями не подчиняться решениям Москвы по вопросу мира (из-за чего Спиро и в Симферополе, и в Севастополе пытался одёрнуть Раковский, его коллега по “Верховной русско-румынской коллегии”) (48.3).

Далее события, на наш взгляд развивались следующим образом (тут мы солидарны с мнением Николаем Степановича Руденко, впервые высказанном ещё 1967 году) (49.3)). Так как четыре “пробрестских” представителя ТавЦИК отсутствовали в Крыму (но при этом главные противники Бреста в лице комиссара Черноморского флота Вильяма Спиро и руководителя севастопольских большевиков и члена ТавЦИК Юрия Гавена были в Крыму), в ТавЦИКе (на этот момент в Крыму находилось примерно 17 его членов) сложился перевес в пользу противников Бреста (8 левых эсеров + один-два левых коммуниста (в лице Гавена и, вероятно, кого-то ещё) (50.3). На этом фоне левые коммунисты и левые эсеры, входившие в состав ТавЦИКа в ходе экстренного собрания Центрального исполнительного комитета (созванного, напомним, по инициативе Спиро), ставят его председателя, Жана Миллера, перед фактом доминирования противников Брестского мира в ТавЦИКе, и инициируют отделение Таврической губернии от РСФСР посредством принятия декрета о создании Республики Тавриды.

Впрочем, учитывая, что перевес у “отцов” ССРТ был лишь относительный (а не абсолютный), то им пришлось пойти на компромисс. В частности, на пост наркома по военным делам был поставлен Фёдор Куль, фигура, устраивавшая и Севастополь (новоявленный нарком был членом «Верховной коллегии по русско-румынским делам»), а потому ранее контактировал гораздо больше с севастопольцими, чем с симферопольцами, и Симферополь (как мы помним, Куль был сторонником соблюдения Брестского мира). Состав СНК ССРТ от 19 марта был таков: 5 большевика (наркомы: иностранных дел Слуцкий внутренних дел Новосельский, по военным делам Куль, финансов Миллер и труда Шиханович) и 2 левых эсера (наркомы земледелия Гоголашвили и путей сообщения Коробцов). Любопытен пост, определённый Миллером и прочими представителями ТавЦИК для Антона Слуцкого – нарком иностранных дел. Учитывая антибрестскую сущность ССРТ, этот пост был де-факто бесполезен (51.3). Таким образом, слова, опубликованные главным редактором КБК Русланом Изетовым в его научной статье про Республику Тавриды, подтверждаются – Жан Миллер подчинился большинству в ТавЦИК и оказался соучастником реализации антибрестской идеи Республики Тавриды.

Для того чтобы более ясно понять мотивы севастопольских большевиков (именно большевиков – про левых эсеров поговорим чуть позже) отделить Крым от РСФСР через провозглашение Республики Тавриды, взглянем на публикацию в «Таврической правде» (органе всего Таврического губкома РКП(б), который, однако, дислоцировался в Севастополе, о чём мы рассказывали ранее), посвящённая (первому) провозглашению республики:

Формально этот акт имеет большое значение: образовалась новая автономная государственная единица, новая республика, которая имеет такое же право на самостоятельное существование, как все другие советские объединения или республики, образовавшиеся на громадном теле бывшей Российской империи раньше Таврической.

Но сам факт объявления всей Таврической губернии единой самостоятельной государственной единицей выражает непризнание революционной демократией Тавриды империалистических притязаний буржуазной Украинской Центральной рады (выделено нами – КБК). Своей Центральная рада считает и часть Таврической губернии. По четвертому ее универсалу в состав Украинской республики должны войти северные уезды Таврической губернии… вдобавок гор. Севастополь. Конечно, алчные украинские капиталисты, помещики и оборонческая рада не считают нужным спросить население гор. Севастополя: желает ли оно присоединиться к Украинской республике и признает ли оно господство над собой Киевской рады? Рада имеет свои захватные планы. Ее цель – подчинить себе Черноморский торговый и военный флот (52.3).

С точки зрения левых коммунистов, на Крым (а про равнозначность претензий на Севастополь и весь полуостров мы уже поясняли выше) претендует Рада, а потому, в знак протеста против намерений Центральной Рады, Севастополь (а акцент идёт именно на Севастополе, что показывает, чьи именно работники были инициаторами создания ССРТ) и образовал Республику Тавриды. А на чьи территории ещё претендует Рада? Правильно, Советская Украина. В ответ на претензии Рады и для продолжения борьбы УНРС пришлось отделиться от Советской России. И так как на часть Крыма также претендует Центральная Рада, то для оказания ей сопротивления, воплощения «непризнания революционной демократией Тавриды империалистических притязаний буржуазной Украинской Центральной рады» на практике, Таврической губернии требуется проделать те же действия – оформить выход региона из состава Советской России и сделать независимую республику по образцу Советской Украины.

В пользу того, что севастопольские работники мыслили именно таким образом, говорят и воспоминания Гавена 1930 года написания, в которых он отрицал обвинения севастопольской организации в поддержки левых коммунистов. Помимо прочего, Юрий Петрович написал следующее: «политика Ц. К. партии в отношении Брестского мира не исключала необходимости обороны Крыма в случае вторжения на Крымский полуостров германо-гайдамацких войск, так же, как она не исключала необходимости обороны Украины от германо-гайдамацкого наступления» (53.3). Тем самым Гавен невольно раскрыл ту логику мышления, в рамках которой действовали антибрестские силы в Крыму: “мы на положении Советской Украины, а потому будем поступать также как она”.

А что же делал Спиро после заседания Комзарева? 19 марта состоялось то самое «объединённое заседание всех трудящихся Севастополя», на котором обсуждалось: “1) признаем ли мы власть Совета Народных Комиссаров и если да, то подчиняемся ли договору, ратифицированному ІV Съездом Советов; 2) если не подчиняемся договору, то решаем ли автономно (выделено нами – КБК) выступить на борьбу с врагом”. Речь Спиро содержала обвинения в адрес СНК РСФСР, решения IV Съезда о ратификации Брестского мира и призывы к войне с Германией. Как писал в дневнике некий Матюшенко, «все выступления были за смертельный бой с немецко-гайдамацкими бандами. Тов. Спиро нарисовал благоприятные условия для нас, севастопольцев, и воевать с немцами будет пустяковым делом». Одновременно команда линкора «Воли» потребовала “приступить к операции по восстановлению Советской власти” в Одессе и других городах побережья (54.3).

20 марта обсуждение продолжалось на делегатском собрании.

Вильям Спиро, оптимистично расписав состояние обороны Крыма, заявил: “Мы решили не подчиняться заключенному миру и бороться с германским империализмом, решили перенести всю свою деятельность сюда к вам, на Юг”. По свидетельству очевидца, он говорил, что "принятие мирных условий – предательство", призывал отказаться от “гнилого Севера” и воевать.

Особый интерес для нас представляют слова Ермолина, меньшевика-интернационалиста (55.3) и (как мы уже ранее писали) члена Комзарева, сказанные на том же собрании: “Не спасайте свою шкуру, а создавайте спасение революции, Ведь вы являетесь ненавистниками мира, заключенного в Брест-Литовске. <...> Вы видите, что у вас большой кусок территории. Вы должны сделать так, чтобы в этом укрепленном лагере пролетариат мог двинуться на борьбу с империализмом и милитаризмом Германии (выделено нами – КБК)”. Поразительное сходство с формулой Штейнберга, не так ли? Неудивительно, что, ознакомившись с материалами выступлений Спиро и Ермолина, ленинградский историк Никита Юрковский ещё 1985 году, в своей кандидатской диссертации, высказал следующие мысли: «В работе впервые рассмотрена попытка создания в Крыму в марте-апреле 1918 автономной левоэсеровской «республики» путём захвата левыми эсерами ключевых постов в руководстве Советской республики Тавриды в порядке осуществления левоэсеровской установки об «опоре на здоровый Юг» для проведения антибрестской политики»; «Судя по выступлению 20 марта, Спиро поддерживал идею автономии Крыма, в которой видел возможность постепенного превращения полуострова в своеобразную левоэсеровскую республику, ведущую свою сепаратную политику и лишь номинально связанную с РСФСР» (56.3). Спустя 39 лет к схожим выводам, независимо от исследования Юрковского, пришёл Руслан Изетов: «На основе документальных источников автор приходит к выводу о том, что Республика Тавриды являлась задумкой левых эсеров и была создана для проведения Таврической губернией собственной внешней и внутренней политики, в отрыве от Советской России» (57.3).

По итогу, мы имеем веские основания утверждать, что Республика Тавриды была провозглашена по инициативе крымских левых эсеров и левых коммунистов с целью ведения антибрестской политики, сепаратно от РСФСР.

Провозглашение ССРТ застало Новосельского и Коляденко в Москве. Поэтому 19-20 марта, во время разговора с одним из российских наркомов, им было предложено перепровозгласить Республику Тавриды в границах Крыма в качестве автономии в составе РСФСР.

Любопытно, что молочные лягушки в своей работе чётко пишут, что «Республика Тавриды была провозглашена 19 марта, но, по первоначальному декрету, она ошибочно включала днепровские уезды Таврической губернии. Ошибка была исправлена повторным декретированием Республики 21 марта 1918 г. — из границ были исключены днепровские уезды. Это произошло после возвращения в Крым членов правительства Тавриды — наркомвнудела Станислава Новосельского и наркомфина Алексея Коляденко, которые получили указания от Владимира Ленина» (58.3). В вопросы якобы имевшего место разговора Ленина с крымскими работниками наши оппоненты ссылаются на статью Г.И. Хазанова 1957 года.

Вновь дадим слово Юрковскому:

Здесь мы должны решительно возразить Хазанову и Гарчеву, бездоказательно утверждающим, что автономия Крыма родилась чуть ли не по инициативе Ленина. Основой для этих утверждений служит выступление члена Таврического ЦИК С.П. Новосельского на заседании ЦИК 21 марта по возвращении из Москвы. Новосельский заявил, что «СНК предлагает нам обнародовать свою республику в пределах нейтральной зоны" (т.е. полуострова). О беседе с Лениным у него ни слова (вряд ли он умолчал, если она действительно была). По-видимому, Новосельский и Коляденко были в Наркомнаце и беседовали со Сталиным, может быть, в Наркомвнуделе... <...> Если учесть протокол ЦК РКП(б) от 15 марта с участием Ленина, содержание и пафос ленинского письма Орджоникидзе 14 марта, то следует констатировать скорее осторожное отношение Владимира Ильича к опытам создания разных региональных автономий тогда, когда самым насущным была организация единого фронта борьбы с германским империализмом (59.3).

Никаких доказательств разговора Новосельского и Коляденко не привела в своей кандидатской диссертации и исследователь К.Я. Зенченко, которая буквально посвящена связи Ленина с революционным движением в Крыму (60.3). Нет на это указания и в биографической хронике Ильича. Это обстоятельство очень и очень важное в контексте дискуссии с ЛВБ – они выстраивают культ таврических комиссаров в том числе и на основе того, что им дал поручение о перепровозглашении ССРТ лично Ильич. Взгляните, например, на эти строки: «Напоминаем читателю, что обвинённые в сепаратизме Изетовым крымские наркомы Новосельский и Коляденко были у Ленина на приёме» (61.3). Редакция КБК, на основе вышеизложенного, с уверенностью отвечает: не-а. Не были.

С этим планом Новосельский и Коляденко 21 марта вернулись на полуостров. К 21-му числу Слуцкий также вернулся в Крым. Теперь перевес был на стороне сторонников Бреста, и вечером 21 марта открылось заседание ТавЦИК, на котором был принят новый декрет о создании ССРТ в рамках исключительно крымских губерний. Состав СНК Тавриды был переформирован – Куль теперь значился как “временный” нарком по военным делам, и появилась должность председателя Совнаркома, которым стал Антон Слуцкий. Также был принят отдельный декрет ТавЦИК о признании Тавридой Брестского мира. Оба декрета были опубликованы на следующий день, т.е. 22 марта (62.3).

Севастопольские большевики встретили перепровозглашение ССРТ умеренно-критически, назвав её на страницах “Таврической Правды” «Таврической республикой во втором издании» (63.3). Однако с гораздо большим протестом выступили левые эсеры – на страницах газеты Севастопольского горкома ПЛСР “Путь Борьбы” (№27 за 22 марта 1918 г.) они изложили свою позицию в вопросе о характере переучрежденной республики и требовали предоставить Крыму полную политическую и экономическую независимость от Российской Федерации (64.3), видимо, опасаясь того, что в ближайшее время СНК ССРТ объявит Крым частью РСФСР.

Вооружённые силы Южного комитета защиты социалистической революции в боях на Юге Украины (19 марта – 15 апреля 1918 г.)

Провозглашение Республики Тавриды от 19 марта стало очень серьёзным импульсом для войск Комзарева. Помимо того, что ЮКЗСР теперь мог действовать с гораздо меньшей оглядкой на Москву и получил возможность гораздо крепче втянуться в общую борьбу за Советскую Украину, усиление активности крымских войск также было связано с общей укреплением их структуры – к концу марта они были образованы во всех городах Крыма и Северной Таврии.

Чуть ранее, 16 марта, Антонов-Овсеенко отправил радиограмму в Севастополь с приказом отправить эскадру кораблей в район Очаков-Николаев для взаимодействия с советскими войсками и задержки наступления врага вдоль побережья. Одновременно к Черноморскому флоту обратилось с воззванием о помощи и командование первой революционной армии, защищавшей юг Украины. В этот же день объединенное заседание ЦК ЧФ, ОблШтаба (который, напомним, входил в Комзарев) и Севастопольского Совета, обсудив полученные документы, предложило всем судовым и береговым комитетам, всем матросам и рабочим быть готовыми к борьбе с австро-германскими войсками (65.3).

19 марта (в день провозглашения ССРТ) пленарное заседание Центрофлота постановило:

Собрание находит нужным постановить, имея в виду единственную цель объединить Черноморский флот в одно демократическое целое, следующее: 1) укомплектовать возможно большее число боевых судов хотя бы минимальным количеством людей, к чему приступить сегодня же, остальные суда разоружить; 2) привести артиллерию крепости в положение, при котором она не могла бы [быть] использована неприятелем; 3) на случай борьбы с неприятелем избрать пользующегося доверием командующего флотом с большими полномочиями; 4) ввести на судах товарищескую диктатуру в форме беспрекословного подчинения приказаниям судовых комитетов; за нарушение подлежат суду Комитета. Приведение постановления об укомплектовании в исполнение возложить на отдел по укомплектованию совместно с комиссией 9-ти (66.3).

Из документа чётко следует, что ЦК ЧФ начал готовить флот к боевым действиям.

В этот же день матросы линкора “Воля” приняли следующую резолюцию, о которой мы уже ранее говорили:

Мы, военные моряки линейного корабля «Воля», обсудив вопрос о создавшемся положении в связи с событиями у побережья Черного моря, постановили: немедленно укомплектовать линейные корабли «Воля» и «Свободная Россия» и минную бригаду способными людьми и приступить к операциям по восстановлению Советской власти как в Одессе, так и в других городах, где ей грозит опасность со стороны контрреволюционеров в лице австро-германцев и гайдамаков, Ультимативным образом потребовать в Одессе под угрозой пушек восстановления Советской власти и полного подчинения ей всей Одессы. В свою очередь заявляем, что защищать Советскую власть мы будем как на Украине, так и в России до последней капли крови. Приветствуем Совет Народных Комиссаров и выражаем ему полную поддержку в борьбе за социализм (67.3).

Резкий рост военного радикализма среди матросов налицо.

Вернёмся к делегатскому собранию от 20 марта, упоминавшееся в прошлой главе. На нём, помимо прочего, было сообщено, что крымские отряды вступили в бой с германскими интервентами, что «рубикон уже перейден, войска там, а здесь одна лишь говорильня». После бурных дебатов, длившихся до утра, 21 марта, в 6 часов утра, собрание, по инициативе севастопольского большевика Владимира Афанасьевича Басенко, единодушно постановило «перейти от слов к оружию». Именно севастопольские собрания, проходившие 19-21 марта и первое провозглашение Республики Тавриды (поставившее Таврическую губернию в один ряд с Советской Украиной по статусу) явились политическим обоснованием расширения деятельности войск ЮКЗСР и Черноморского флота на Юге Украины. Но что же это были за крымские отряды, упомянутые на делегатском собрании? Давайте разбираться.

Владимир Афанасьевич Басенко, 1894-1918

Для начала отметим, что к 19-20 марта ситуация на Юге Украины сильно ухудшилась: 17 марта немецкие войска взяли Николаев, 19-го – Херсон и Алёшки Днепровского уезда Таврической губернии. Нога оккупанта вступила на земли Таврической республики; возникла угроза оккупации Александровска и Мелитополя.

Ещё 10 марта Комзарев назначил Алексея Мокроусова главкомом крымских военных частей. В выданном ему удостоверении значилось:

Предъявитель сего действительно есть начальник областного штаба Красной Армии — товарищ Мокроусов, которому поручено формирование всей как пешей, так и конной Красной Армии, а также штабов Красной Армии в городах: Симферополе, Евпатории, Феодосии, Мелитополе и Джанкое. Все распоряжения, касающиеся формирования, снабжения, вооружения и передвижения Красной Армии, исходят местным штабам этой Армии от его имени.

Все демократические организации приглашаются оказывать тов[арищу] Мокроусову в порученном ему деле всяческое содействие.

На следующий день командующий Южным фронтом Михаил Муравьёв отправил телеграмму (среди адресатов также значился и Спиро), в которой он описывал трудное положение в районе Одессы:

10-е сутки советские войска дерутся, сдерживая австро-германские войска на широком фронте от Днепра до Днестра. На линии Знаменка, Немощная и Балта противник отброшен. В направлении Жмеринка – Одесса противнику после ряда боев удалось продвинуться почти до Раздельной. Не имею ни резервов, ни подкреплений (выделено нами – КБК). В одной из советских армий осталось около 2 000 бойцов. Положение спасал только оперативными комбинациями. В большинстве регулярные части отказываются драться, мотивируя свои отказы самыми наглыми заявлениями. Фельдмаршал Макензен, который командует войсками против Юга России, потребовал от одесских наркомов выполнения мирпых условий, заключенных в Бресте. Будем продолжать борьбу, которая осложняется явным восстанием в тылу оборонцев и черносотенцев.

С целью оказания поддержки Муравьёву, Мокроусов решил организовать новые отряды, для чего он поехал в Феодосию, где 12 марта ему удалось уговорить Феодосийский совет сформировать отряд для поддержки фронта в районе Николаева. В течение нескольких дней (с 12-го до 16-17 марта) Военной комиссией Феодосийского совета были сформированы три «Черноморских Феодосийских революционных отряда». Затем Мокроусов отправился на Перекоп, где и встретил провозглашение ССРТ.

В это же время 17 марта 1918 г. в Екатеринославе открылся II Всеукраинский съезд Советов. Он принял резолюцию «Об организации военной силы», обязав делегатов развернуть в каждом городе и селе работу по созданию вооруженных сил республики. Съезд объединил силы советских республик на территории Украины для борьбы против внешних и внутренних врагов. Красногвардейские и солдатские отряды сводились в пять армий численностью по 3-3,5 тысячи бойцов в каждой. На одесском направлении действовали 1-я армия (командующий Асеев, затем – Павел Васильевич Егоров), 2-я армия Венедиктова и 3-я армия Петра С. Лазарева. Войска Комзарева организационно входили в 1-ю армию, в то время как части 3-й армии в течении 7-21 марта были эвакуированы из Одессы в Феодосию, где те находились в крайне разложенном состоянии, доставляя огромные хлопоты местным властям. В немалой степени это связано с обилием анархистов, эвакуировавшихся вместе с лазаревскими войсками. Эти граждане доставляли хлопоты ещё до эвакуации Одессы. Севастопольская левоэсеровская газета «Путь Борьбы» комментировала действия одесских анархистов следующим образом: «…На жителей появление отрядов анархистов и террористов с черными знаменами и вооруженных с головы до ног произвело впечатление, граничащее с паникой». Фактически войска Лазарева также подчинялись ЮКЗСР, однако про них мы поговорим позже.

Павел Васильевич Егоров, 1889 или 1895 – 1969

19 марта на Перекоп на гидроплане прилетел представитель херсонского Союза Фронтовиков (который отказался разоружаться после прихода в город немецких войск и оказывал вооружённое сопротивление оккупантам) и передал Мокроусову просьбу херсонцев о помощи в отражении германских оккупантов. На том же гидроплане Мокроусов вылетел в Херсон, предварительно отдав приказ Перекопской группе войск перейти в наступление против немцев в херсонском направлении.

Карта расположения советский армий на Юге России (зима-весна 1918 года)

Одновременно возле Николаева сконцентрировались феодосийские отряды под командованием Ивана Федько и Ивана Михалько и блиндированный поезд (организованный также в Феодосии, на станции Сарыголь, ныне Айвазовская) под командованием Михаила Барсова. Михалько вышел через своих знакомых на заводе «Наваль» на руководство профсоюзов и местного комитета РКП(б). По итогу городское подполье и Николаевская группировка войск ЮКЗСР решили поднять восстание и освободить город до подхода австро-венгерских подкреплений. Подготовку возглавила группа николаевских большевиков. Призывы к изгнанию оккупантов нашли поддержку на митинге Союза фронтовиков (до 2 тысяч человек), на объединенном заседании заводских комитетов заводов «Наваль», «Руссуд» и «Техвод», на рабочих митингах. Восставшие и комзаревцы договорились, что сигналом к восстанию будет первый выстрел с феодосийского поезда, который прогремел в ночь с 20 на 21 марта.

Иван Фёдорович Федько, 1897-1939

Так началось наступление Перекопской и Николаевской групп войск, итогом которого стало возвращение Алёшек и центра Херсона к исходу 20 марта; 22 марта под контроль 1-й и 2-й армии РККА перешла большая часть Николаева. Между двумя городами (Херсоном и Николаевым) продолжали оказывать сопротивление немецкие войска (вероятно, оказавшиеся в окружении), контролировавшие их окраины. Для борьбы с ними из Севастополя на заградительном корабле “Ксения” был прислан матросский отряд (перешедший под командование Мокроусова) и отряд одесских красногвардейцев (последний прибыл из Феодосии); из красногвардейских частей Днепровского уезда был сформирован отдельный Днепровский полк.

Учитывая, что Очаков и острова Березань ранее так и не были взяты немцами и находились под контролем матросов (вместе с местными батареями), то после начала контрнаступления советских войск немецкие коммуникации между Одессой и группой войск возле Николаева и Херсона оказались прерваны.

Неизбежным следствием начала антинемецкого наступления в Херсонской губернии явилось втягивание в него кораблей Черноморского флота. 22 марта херсонские фронтовики обратились к Центрофлоту:

Штаб фронтовиков г. Херсона просит штаб Центрофлота дать боевую помощь. В Херсоне немцы разбиты наголову. Некоторые бежали. Жители все довольны. Настроение хорошее. Цель Союза фронтовиков — двинуть силы на Николаев, там засели немцы и не дают держать связи с Херсоном. Просим товарищей Центрофлота дать два или три боевых судна в полном боевом составе и направить через Одессу на Херсон. Мы ждем ответа. Отвечайте как можно скорее»

На следующий день Антонов-Овсеенко на имя ЦК ЧФ и Главного комиссара Черноморского флота Спиро отдал приказ: «Немцы выбиты из Николаева. Немедленно пошлите на поддержку нашим несколько гидроавионов и миноносцев. О получении предписания донести». Имеются данные, что по итогу эти корабли вступили в бой, оказав поддержку сухопутным частям.

К слову – участие Черноморского флота в боях против немецко-австрийских войск являлось нарушением Брестского мира. И если к просьбе херсонских фронтовиков едва ли могут быть какие-то претензии (в условиях боёв им было не до формальностей, о которых они, вероятно, и не знали), то к украинскому Главковерху могут возникнуть вопросы – а зачем Владимир Александрович отдавал приказы, шедшие против буквы Бреста? Всё дело в том, что он, во-первых, не докладывал в Москву о своих указаниях для флота (во всяком случае редакция КБК не обнаружило каких-либо исторических источников, которые говорили бы об обратном), а, во-вторых, как военный, он был зависим, в первую очередь, от военной обстановки (и только во вторую – от буквы Бреста). Впрочем, просил он не каких-то крупных кораблей (вроде тех же линкоров), а лишь миноносцы, и единственный раз, когда он давал приказ всему флоту, был 16 марта – дни, когда немецкие войска крайне быстро двигались в сторону Николаева и Херсона, и Главковерх пытался любыми способами затормозить наступление, пусть и ценой отхода от условий договора.

Но с докладами про сухопутные войска у Главковерха Юга России проблем не было. 24 марта, в 7:40 утра, он сообщал СНК РСФСР:

Армия Егорова (то есть первая армия, в которую входили и войска Комзарева – КБК). В Николаеве бой, мосты по Днестру разведены, железнодорожный мост занят нами. Николаев окружен нами со всех сторон, идет чистка города от немецких банд, которые тщетно пытаются уйти на автомобилях. Неприятель пытался послать поддержку но нами перерезана дорога. Этим удалось отрезать наступление на Николаев. В Херсоне восставшие рабочие очищают город от немцев и гайдамаков. Нами высланы подкрепления для окончательного укрепления отвоеванных городов. Немцы уничтожают все, что только возможно, на своем пути. В Херсоне немцами вооружена белая гвардия, которая дерется на баррикадах. В этом пункте фронта со стороны Знаменки немцы наступают на Долинскую. Ст[анция] Мадерово переходила из рук в руки. Настроение в войсках бодрое. На остальном фронте без перемен.

Всего в районе Очаков-Николаев-Херсон действовали советские войска численностью порядка 5,5-6 тысяч человек, из которых (как минимум) 3100-3300 штыков составляли силы Комзарева.

Новости о наступлении украинских советских войск встревожило немецкое командование – оно ответило отправкой в Одессу двух подводных лодок, перед которыми была поставлена задача блокировать сообщение между Севастополем, Херсоном и Николаевым, а также атаковать корабли с красным флагом. Угроза советского контрнаступления была настолько серьёзной, что в Берлине рассматривался вопрос о переброске в Одессу германского линейного крейсера "Гёбен", но 25 марта германский Морской генеральный штаб принял решение: «единственный в этот момент боеспособный корабль турецкого флота может быть использован только при самой критической обстановке».

Вернёмся к 3-й армии Лазарева, которая “тусила” в Феодосии. С середины марта Пётр Станиславович взялся за реорганизацию руководимых им войск, доселе пребывавших в разложившемся состоянии. 19 марта 1918 г. ОблШтаб и ЦК ЧФ отдал приказ третьей армии о переформировании оной для обороны подступов к Крыму. Воинским частям в Керчи, Севастополе и других городах Крымского полуострова предлагалось сосредоточиться в Феодосии (где находился штаб лазаревских войск). В этот же день феодосийскими властями (в лице ФеоСовета и ФеоВРК) был отдан приказ о переформировании отрядов, находившихся под влиянием анархистов, с целью разбавить их более дисциплинированными солдатами. В ответ одесские анархисты (при благожелательном нейтралитете Лазарева) подняли восстание. Трения со штабом одесских войск вынудил местный ревком обратиться в ОблШтаб. В ответ севастопольцы отправили… лично Вильяма Спиро, в сопровождении кавалерийского эшелона.

Пётр Станиславович Лазарев (1887-1920)

23 марта в городском цирке состоялось совместное заседание, на котором был: один из руководителей Комзарева и ГлавКомиссар ЧФ Спиро, глава русско-румынской коллегии Христиан Раковский, представители третьей армии и члены ФеоСовета. Собрание проходило крайне бурно, пока в помещении цирка не взорвалось несколько бомб. В Вильяма Бернгардовича также была брошена граната, однако он остался цел (но при этом погиб и был ранен два матроса, сопровождавшие его). В ответ по приказу Спиро и Феодосийского ревкома местные красногвардейцы и кавалеристы из Севастополя начали арестовывать представителей 3-й армии и федерации анархистов. Их поддержал отряд матросов, прибывший со Спиро, и высаженные на берег отряды с «Императора Траяна», «Румынии» и других судов. 30 марта и 1 апреля, по распоряжению Спиро, из Феодосии вывезли две партии пленных анархистов вывезли в Джанкой и расстреляли.

После подавления мятежа анархистов 3-я армия была окончательно реорганизована. 26 марта при штабе армии был создан Военный Совет из выборных представителей всех подразделений. Разрозненные подразделения были сведены в 8-10 батальонов, 2-3 эскадрона кавалерии и несколько артиллерийских батарей. Реорганизованные войска по приказу Овсеенко были выведены из Феодосии в течение 25-27 марта и были переброшены в район станции Лозовой (ныне входит в Харьковскую область). На фронте армия Лазарева проявила себя достойно, развернув в первых числах апреля контрнаступление в сторону Полтавы, в чём, безусловно, была заслуга и Комзарева, а также Спиро как одного из его руководителей.

С утра 23 марта германские и австро-венгерские войска развернули контрнаступление в сторону Николаева. Однако из-за упорного сопротивления 1-й и 2-й армий оккупанты смогли овладеть городом только к вечеру 25-го числа. Тогда же (начиная с 25 марта) австро-германские войска начали контрнаступление на Херсон.

В это же время затрещал фронт в районе линии Екатеринослав-Констаниноград (совр. Днепропетровск и Красноград соответственно). Возможность прорыва немцев в этом районе угрожала взятию Лозовой (крайне важного узла ж/д дорог). Как мы знаем, в Лозовую с 25-го числа начали стекаться войска 3-й армии. Однако Антонов не рассчитывал на эти силы: «Главштаб не возлагал определенных надежд, не было известно состояние его (Лазарева – КБК) частей, не было уверенности, что он выполнит приказ, вызвавший его из Феодосии». А потому Главковерх решает перебросить в этот район часть крымских войск, включая и силы Мокроусова (в боеспособности которых штаб Овсеенко был убеждён), благо он имел полномочия на это – ведь, как мы помним, отряды ЮКЗСР входили в состав 1-й армии. Но ещё 20 марта руководитель севастопольского ОблШтаба Богданов на предложение командарма Егорова прикрыть часть ж/д ветки между Харьковом и Крымом ответил:

Ориентируйтесь в обстановке. Посылать силы для прикрытия линии Александровск – Джанкой вслепую, без связи, нам не представляется возможным, наши средства весьма ограничены. Узловые станции— Новоалексеевка, Мелитополь – подготовляются местными средствами к обороне. Настоятельно прошу прислать вашего уполномоченного для связи.

Такой ответ был вполне закономерным, учитывая, что в эти дни силы Комзарева (кои, как отметил Михаил Михайлович, были «весьма ограничены») только начали организовывать Херсоно-Николаевскую операцию.

И Спиро, и Богданов, очевидно, не желали снимать войска с Херсонского направления, так как: 1) войска Комзарева (вместе с 1-й и 2-й армиями) удерживали Херсон и не собирались (на тот момент) отступать; 2) переброска войск в сторону Лозовой потенциально угрожало утерей возможности ими руководить в том случае, если немцы смогут прорвать фронт и отсекут сухопутную связь между Донбассом и Северной Таврией. Неудивительно, что они оба возражали Овсеенко.

26 марта Главковерх телеграфировал:

1) Севастополь штаб, комитету пяти (т.е. Комзареву – КБК). Угроза определилась на Полтаву – Лозовую – Харьков. Захват Лозовой грозит Ек[атерино]славу и всему югу, необходимо поэтому направить силы: конницу с орудиями, броневые площадки, стойкую пехотную часть к Лозовой в мое распоряжение. Известите об отправке непременно в спешно, чтобы не ввести в заблуждение и не повредить делу.

2) Тов. Слуцкому, председателю Совнаркома Тавриды: «Посодействуйте нашей защите — удар идет на Лозовую — надо бросить силы туда и резерв в Синельниково — Александрова Торопитесь, все погибнет от несогласованности и эгоизма, Достаточен для вас слабый заслон у перешейка, отход сил всегда возможен и на Перекоп». 3) Тов. Спиро: «Ваши стратегические рассуждения не выдерживают критики. Удар идет от Кременчуга — Константине- града. Захват Харькова, Лозовой заставит очистить от войск берег Днепра и создает для вас страшную угрозу. Необходимо перебросить лучшие части ваших сил к Александровску – Синельниково – Лозово».

Очевидно, Слуцкий никоим образом не откликнулся на послание Овсеенко, так как последний в своих «Записках о Гражданской войне» писал: «Совнарком Тавриды обнаружил определенную склонность отмежеваться от общей борьбы».

Отметим, что в этой же работе Владимир Александрович рассказывал: «Глава Крымского штаба (т.е. Комзарева – КБК) левый эсер Спиро развивал эгоистическую стратегию, — замкнуться на полуострове, прикрывшись Перекопскими и Сивашскими позициями, поддержанными с моря флотом». Однако редакция КБК убеждена в том, что Вильям Бернгардович и прочие руководители структур ЮКЗСР на момент 24-26 марта не планировали бросать Херсонский плацдарам и отступать к Перекопу. По всей видимости, Антонов написал это из-за того, что он либо неверно понял мотивировку протестов Спиро, либо намеренно исказил её в книге (редакция КБК склоняется к первому варианту).

В любом случае, Комзарев приказ выполнил, и в конце марта – начале апреля часть крымских войск (отряд Мокроусова, отряд Федько, 1-ый симферопольский, ялтинский, севастопольский, и др. отряды) были переброшены на восток, что не могло положительно сказаться на обороне Николаева-Херсона. Впоследствии часть этих сил оказались отрезаны от полуострова – они так и не вернулись в Крым и вели бои за его пределами. Опасения Комзарева и лично Спиро оправдались (в отличие от прогнозов Овсеенко о “всегда возможном отходе за Перекоп”) Но это мы забежали вперёд.

Помимо вопроса о переброске крымских войск, иных противоречий между командными структурами войск Советской Украины и ЮКЗСР (на момент написания «Феномена») выявлено не было. И Овсеенко с Егоровым, и Комзарев стремились держать связь друг с другом. Ещё 20 марта Богданов в ранее процитированной телеграмме просил командарма 1-й армии прислать уполномоченного для связи. Просьба была выполнена – спустя 5 дней Егоров отправил “своего человека” в распоряжение ОблШтаба. Также 26 марта, приказом Антонова, на место главнокомандующего крымскими войсками вместо Мокроусова был назначен Толстов (ранее бывший комендантом Севастопольской крепости).

Битва за Херсон продлилась 11 дней (впрочем, если считать с момента начала наступления Комзарева на город – выходит 16 суток), по итогам которой, после крайне тяжёлых боёв, 5 апреля силы Первой и Второй армии, под прикрытием артиллерии заградителя “Ксения”, отступили из города и закрепились на левом берегу Днепра в районе Алёшек. Советские отряды ещё несколько дней сдерживали оккупантов. Однако в результате наступления австро-германских сил (а также отряда Дроздовского) на Северную Таврию, приведшее к окончательному разрыву сухопутной связи между Крымом и материком, 15 апреля оккупанты вышли к Перекопу (68.3).

По итогу скажем, что решительные действия Комзарева сыграли огромную роль в задержке немецкого наступления на Юге России и на Крым в частности. Обладая силами численностью порядка 3,2 тысяч человек (составлявшие ~55-60% от всей численности войск в районе Херсона и Николаева), ЮКЗСР и назначенные им командующие (в первую очередь главком Мокроусов и руководители 1-го феодосийского Черноморского отряда Федько и Михалько) смогли воспользоваться шатким положением оккупационных сил в Херсоне и Николаеве и оттеснить их из обоих населённых пунктов; после начала австро-германского контрнаступления они, вместе с прочими силами 1-й и 2-й армий, дали тяжёлый бой. По подсчётам редакции КБК, если бы не удар крымских сил, немецкие силы вышли бы к Перекопу 21-22 марта, что было бы катастрофой для Крыма и Черноморского флота – в эти дни полуостров был просто не готов к боевым действиям. Но вместо этого немцев задержали на 25 дней (!) на Юге Украины.

Кто ответственен за оживление и поддержку Херсоно-Николаевского фронта?

В прошлой главе мы постоянно писали про ЮКЗСР. Однако за этой аббревиатурой вообще-то скрываются люди, и при этом люди далеко не последние в рядах крымских левых эсеров и севастопольских большевиков. Кто из работников Комзарева чем занимался в те роковые дни боёв в Херсоне и Николаеве?

Прежде всего нужно обозначить ответственных за планирование и реализацию контрнаступления, начавшегося после 19 марта. Судя по вышеприведённым источникам, таковыми являлись Михаил Богданов (левый эсер, начальник ОблШтаба), Алексей Мокроусов (главнокомандующими войсками Комзарева) и Иван Федько (командующий первым феодосийским Черноморским отрядом). Однако сразу стоит заметить, что вся операция едва ли могла быть задумана заранее. Скорее всего, это была импровизация на месте – Мокроусов и Федько по прибытии на позиции увидели возможность организовать восстание в городах и оперативно ей воспользовались. Роль Богданова заключалась в координации боевых действий из Севастополя.

Богданову оказывал поддержку и один из руководителей Комзарева, Вильям Спиро, который также принимал некоторое участие в планировании боевых действий (это видно из его дискуссии с Антоновым-Овсеенко). Допросы Вильяма Бернгардовича, имевшие место после его ареста в Москве 6 апреля, показывают, что он был вовлечён в организационные дела Комзарева по обеспечению фронта. Также отметим высокую роль Спиро как агитатора в “пробуждении” Севастополя 19-20 марта, благодаря которому к боевым действиям удалось привлечь матросов и прочих добровольцев. Вместе с этим отметим, что Спиро также занимал должность Главного комиссара Черноморского флота, а потому он не мог отдавать абсолютно все силы для ЮКЗСР.

А чем же занимались члены Комзарева из рядов севастопольских большевиков – в первую очередь Юрий Гавен и Николай Пожаров? Они играли ведущую роль в организации отрядов, что совершенно неудивительно, учитывая уже имевшийся у них богатый опыт в этом деле. Так, 20 марта на общем партийном собрании Севастопольский горком РКП(б) принял решение создать добровольческий отряд из коммунистов под названием "конно-пулеметная батарея РКП(б)" (впоследствии получил название “Севастопольский отряд большевиков имени Ленина”), открыть запись добровольцев и пригласить опытных инструкторов военного дела. Командиром отряда был назначен генант подводного флота А.С. Силичев, комиссаром член ВЦИК Владимир Басенко (тот самый, по чьей инициативе делегатское собрание 21 марта перешло “от слов к оружию”). 23 марта общее собрание Севастопольской большевистской организации обязало всех коммунистов в течение 5 дней вступить в этот отряд. Эта боевая единица и её комиссар, Владимир Афанасьевич, ещё скажут своё слово в апреле. В Севастополе также был сформированы два отряда численностью по 450 человек каждый (69.3).

Этими людьми ковались победы в Херсоне и Николаеве. И то, что про Херсоно-Николаевская операцию (и роль Спиро, Гавен и всего Комзарева в целом в поддержке фронта за Перекопом) нигде не упоминается в “Преданных комиссарах” (исключая крайне глупую главу “Братская помощь Крыма”, о которой мы поговорим позже) говорит о крайне некачественной работе, проделанной молочными лягушками, их нежелании по-настоящему погружаться в контекст эпохи.

Истоки и последствия принятия “Резолюции №34” Центрофлота. Политическое положение Черноморского флота (19 марта – 17 апреля 1918 г.)

А как же себя вёл ТавЦИК (во главе с Жаном Миллером) и СНК Республики Тавриды (во главе с Антоном Слуцким) во время решающих боёв на Юге Украины? Мы уже отметили, что Таврический Совнарком проигнорировал просьбу Антонова-Овсеенко о помощи; тем не менее, мы должны более детально и глубоко рассмотреть сей вопрос.

Как мы помним, симферопольские большевики были сторонниками соблюдения Таврической губернией Брестского мира. Однако большинство крымских войск и Черноморский флот наоборот, были настроены на поддержку Советской Украины. Поэтому после перепровозглашения Республики Тавриды (произошедшее 22 марта) Симферополь начал пытаться подчинить себе крымские войска.

Ещё на вечернем заседании ТавЦИК 21 марта приехавший из Москвы Новосельский заявил, что «Совет Народных Комиссаров Российской Социалистической Республики предлагает <...> чтобы флот был объявлен принадлежащим Советской республике Тавриды». Комментируя эти слова одного из таврический комиссаров, историк Н.К. Юрковский писал в своей кандидатской диссертации: «Косвенным подтверждением того, что Новосельский у Ленина не был, является его заявление о необходимости передать Тавриде Черноморский флот со ссылкой на «мнение Совнаркома". Мы убеждены, что Ленин не мог сказать такую нелепость» (70.3). Также сомнительно, что такое Коляденко и Новосельскому мог сказать Сталин (с которым, по всей видимости, и беседовали представители ТавЦИК). В Москве флот предельно чётко считали подчинённым именно РСФСР, о чём имеется целый ряд документальных свидетельств (71.3). Пока что наиболее вероятной гипотезой видится импровизация симферопольских большевиков – они сами выдумали этот “наказ” Москвы, дабы “приструнить” Севастополь. Потенциальный переход Черноморского флота под контроль ТавЦИК и СНК ССРТ в теории позволил бы пресечь участие кораблей в боевых действиях.

На этом же заседании ТавЦИК было решено: «Затем делается доклад о верховном штабе и штаб этот утверждается в составе 7 человек. Затем было предложение отменить телеграмму, изданную Богдановым об аресте военнопленных, и предложение это принимается. <...> По вопросу приказа о мобилизации решено отменить этот приказ, изданный Советом пяти (т.е. Комзаревом – КБК)» (72.3). Прокомментируем эти строки протокола.

Действительно – незадолго до этого, на фоне реорганизации крымских войск и стремительного приближения немцев к Перекопскому перешейку (10-е числа марта), ОблШтаб отдал потребовал от всех местных Советов и штабов Красной Армии немедленно произвести мобилизацию артиллеристов, минеров, саперов, шоферов и телеграфистов, а также буржуазии для производства работ по подготовке Крымского полуострова к обороне. Отряды требовалось отправлять на Перекоп в срочном порядке (73.3). Это были, безусловно, экстренные меры, однако они потенциально были полезны для организации отпора войскам Центральных держав, причём как в случае необходимости ведения оборонительных боёв (если бы Германия подошла к Перекопу 22 марта), так и в случае проведения наступления (начавшееся в районе Херсона-Николаева 19-20 марта).

Арест и роспуск военнопленных и интернационалистов (а последние зачастую набирались из рядов первых) напрямую был связан с вышеупомянутыми событиями в Феодосии – местные интернациональные части, прибывшие из Одессы, в 10-е числа марта постоянно требовали денег. По рекомендации Раковского через Спиро (как комиссара) было решено эти деньги дать (но потратить на ликвидацию этих отрядов). Однако, для пресечения подобных прецедентов в будущем, Комзарев издал указ об аресте австро-германских пленных в Севастополе (74.3). Отметим, что не все интернациональные части распускали – вспомним, например, про китайские роты на Перекопе.

Перейдём к упомянутому в протоколе ТавЦИК (за 21 марта) «верховном штабе». 22 марта 1918 года был издан декрет ТавЦИК и СНК ССРТ со следующим содержанием:

Постановлением Центрального Исполнительного Советов Республики Тавриды «Южный комитет защиты социалистической революции», или «Совет пяти», преобразуется в подотчетный и подчиненный Центральному Исполнительному Комитету Советов Верховный военно-революционный штаб Республики Тавриды.

Верховному военно-революционному штабу предоставляется право распоряжаться всеми вооруженными силами Республики и местными военно-революционными штабами, находящимися в полном подчинении у Верховного штаба.

Верховный военно-революционный штаб составляется из 7 членов:

Особо уполномоченный от Совета Народных Комиссаров Республики Тавриды тов[арищ] Пожаров.

От Центрального Исполнительного Комитета Советов тов. Гавен. От всенного комиссариата тов[арищ] Финогенов.

От Центрального Комитета Российской коммунистической партии (большевиков) тов[арищ] Рымша.

Кроме того, предоставляется по одному месту партии левых социалистов-революционеров, Черноморскому флоту и рабочим порта гор[ода] Севастополя (75.3).

Это была попытка административными мерами реорганизовать Комзарев в подотчётную Симферополю структуру. О мотивах реформаторской деятельности ТавЦИК и СНК ССРТ мы уже ранее упоминали – симферопольцев сильно нервировала деятельность отрядов и кораблей за пределами Крыма. Однако это указание по времени пришлось как нельзя некстати – Комзарев вместе с прочими силами Южного фронта вёл бои за Херсон и Николаев. Вопрос – а зачем издавать такие приказы в столь сложные для крымской армии времена?

Проблема в том, что симферопольцы не особо вникали в военные заботы ЮКЗСР, так как они действовали не в соответствии с тем, куда нога немецкого солдата “ляжет” (и насколько близко она “ляжет” к Перекопу), а как буква Бреста “скажет”. Словом, ТавЦИК и СНК Тавриды ставили мирный договор выше местных условий. Вот так таврические комиссары срывали подготовку Крыма к обороне и реализацию Херсоно-Николаевской операции.

Необходимо указать, что указания Симферополя стали последней каплей для Спиро (как Главного комиссара Черноморского флота) и Центрофлота (во главе с Кнорусом). Намерения СНК Республики Тавриды подчинить себе корабли не снискали у матросов поддержку, что весьма ярко продемонстрировали последующие события. Отметим также, что помимо ССРТ, а также антибольшевистской Украинской НР, на владение флотом (или его части) выдвигали претензии Советская Украина и меньшевистский Закавказский комиссариат (76.3).

23 марта прошло заседание Центрофлота со следующей повесткой дня: «Об организации доставки нефти и связанный с этим вопрос об отношении Черноморского флота к Кавказскому правительству и назревающим между ним и Турцией военным действиям, а в связи с этим общий вопрос о положении ЦКЧФ и его роли в области Черного моря и власти». На собрании присутствовал Вильям Спиро.

Почти сразу после начала заседания Вильям Бернгардович предложил объявить его закрытым, «так как он будет излагать дипломатические взгляды на оборону и целый ряд секретных сведений. Заседание объявляется закрытым».

Однако сразу после этого случился конфликт. Продолжаем цитировать протокол заседания:

Во время заседания вдруг появляется тов[арищ] Пожаров и Финогенов. Т[оварищ] Спиро просить председателя сделать так, чтобы Пожаров и Финогенов не присутствовали на заседании. Председатель ставить на голосование вопрос о праве названных лиц присутствовать на заседании. Т[оварищ] Пожаров заявляет, что если он не может присутствовать на заседании, то в таком случае он рассматривает это заседание как заговор. Председатель Кнорус протестует против этих слов, указывая на то, что Центрофлот, как орган технический, имеет право не пускать на своё закрытое заседание даже представителей политической власти. После прений поступает предложение тов[арища] Спиро о том, чтобы считать заседание закрытым и второе предложение о разрешении присутствовать на заседании тов[арищу] Пожарову, как председателю местного (т.е. Севастопольского – КБК) совета. Большинством голосов принимается второе предложение. Но тов[арищ] Пожаров отказывается от присутствования на заседании, ввиду того, что тов[арищу] Финогенову присутствовать на заседаний пленарное заседание отказало (77.3).

Вопрос – откуда у Спиро такая агрессия по отношению к Финогенову и Николаю Пожарову (особенно учитывая, что последний является его коллегой по Комзареву)? Всё дело в том, что Николай Арсентьевич вошёл в контакт с симферопольцами. Ещё в ночь на 20 марта он выехал в Симферополь. В протоколе заседания ТавЦИК за 21-е число говорится о неком представителе из Севастополя, который смог убедить свою организацию в необходимости перепровозглашения Республики Тавриды (вполне вероятно, 21 марта Пожаров успел съездить в Севастополь, благо расстояние между двумя городами позволяло). Скорее всего, и создание «Верховного военно-революционного штаба» также явилось итогом переговоров между Пожаровым и симферопольскими большевиками (78.3). И Финогенов, и Николай Арсентьевич вошли в вышеназванный штаб. Поэтому Спиро их и не пустил – он им не доверял как людям, “прогнувшимся” под ТавЦИК и СНК Тавриды, и своим жестом он выразил непризнание декрета от 22 марта (о создании ВВ-Р штаба).

По конечном итоге заседание выработало следующую резолюцию Центрофлота, получившая номер 34:

1/ Неясность многих пунктов мирного договора, двусмысленная политика Правительства народных Комиссаров, неизвестность целей и размеров наступления Австро-Германских войск, отсутствие твердой и общепризнанной власти в Республиках Черноморского побережья – все это вынуждает Центрофлот заново определить свое отношение как к самому флоту, так и в организациям, с коими приходится ему соприкасаться в повседневной работе.

2/ Поэтому Центрофлот, обсудив создавшееся положение, постановил принять следующие положения за основу своей деятельности.

а/ Центрофлоть есть высший Демократическій орган Управления всем Черноморским флотом.

б/ Черноморский флот есть достояние всей Российской Республики Федеративной Советов в составе Великороссии, Украины, Тавриды, Кавказа и всех остальных частей.

в/ Действуя совершенно самостоятельно, Центрофлот в вопросах политических, выступает в контакт с севастопольским Советом.

г/ В своих отношениях к Правительствам Республик, расположенных на берегах Черного моря, руководствоваться исключительно соображениями пользы для Российской Федерации Советов и вреда для Германской империалистической коалиций.

д/ Окончательную судьбу Черноморского флота может решить только свободный конгресс Республик Федерации Советов.

е/ в организациях, руководящих защитой революции, против Австро-германской коалиции иметь своих представителей и определят свое отношение к названным организациям по докладам в этих представителей (79.3).

Эту резолюцию, как одно из доказательств “преступлений” Спиро, привёз в Москву 6 апреля Жан Миллер; впоследствии сей документ ляжет в основу доклада следователя по “делу Спиро” Александра Галкина, который он истолкует исключительно как “сепаратистскую”. С этим мнением согласился и главред КБК Руслан Изетов в своей статье про причины создания Республики Тавриды. Дальше всех пошли молочные лягушки – они пришили Спиро за “Резолюцию №34” вот такое обвинение: «К числу «подвигов» Спиро можно отнести <...> участие в резолюции Центрофлота, согласно которой Черноморский флот объявлялся собственностью всех республик, включая буржуазные Украину и Закавказье» (80.3). Но в чём они не правы?

Для начала сразу отметим, что лягушачий бред про то, что “Резолюция №34” якобы давала флот в совладение УНР порождён неверным прочтением докладной записки Галкина за 19 апреля 1918 года, в которой (пусть и расплывчато) имеется в виду именно Советская Украина. (81.3). Забегая наперёд и комментируя пиетет наших оппонентов к этой записке, отметим, что Александр Владимирович не был историком – он был следователем, перед которым стояла задача составить обвинительный акт против Вильяма Бернгардовича. Это его работа, в конце концов. Потому-то его заключение нужно рассматривать как исторический источник в рамках “ревтрибунальского” взгляда на историю Республики Тавриды (а Галкин в те месяцы работал в аппарате Верховного трибунала ВЦИК), а не взгляда беспристрастного исследователя (впрочем, о его записке мы ещё скажем в следующей главе).

То, что в “Резолюции №34” речь однозначно идёт про Советскую Украину, также доказывается разговором по прямому проводу между заместителем наркома по военным и морским делам РСФСР Фёдором Раскольниковым (кстати, крайне любимого “Летописями”) и членами Центрофлота Кнорусом (председатель), Роменцом и Нищенковым. Процитируем часть этой занимательной и важной для нас беседы:

Раскольников. – Прошу разъяснить, как следует понимать резолюцию Центрофлота от 23 марта — она формулирована не совсем ясно.

Мы. – В чем именно неясности и какие именно вопросы требуют разъяснения?

Р[аскольников]. – Что означают слова о том, что Черноморский флот действует самостоятельно? Не следует ли это понимать в смысле нежелания считаться с распоряжениями Совета народных комиссаров и Коллегии морского комиссариата? Далее мы считаем, что Черноморский флот есть достояние Российской республики советов, за исключением Украины, так как Украина представляет независимое государство (выделено нами – КБК). Согласно мирному договору, военные действия войск Совета народных комиссаров прекращены, а поэтому и Черноморскому флоту надлежит принять к сведению и исполнению ратифицированный Советом мирный договор. Не следует ли понимать резолюцию Центрофлота как непризнание мирного договора? Затем требую пояснения следующих фраз: «Центрофлот есть высший демократический орган управления всем Черноморским. флотом». Затем туманно сформулирована фраза: «окончательную судьбу Черноморского флота решит только конгресс Республики федерации советов. Что это за конгресс? Мы знаем лишь Всероссийский федеративный съезд советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, перед которым и несет ответственность Совет народных комиссаров, распоряжающийся судьбами всех флотов. Жду ответа.

Мы. – Вопрос первый. Черноморский флот впредь, как и никогда, не отказывался от выполнения распоряжений Совета народных комиссаров и Коллегии, но их не было, точного текста мирного договора не было, а поползновение завладеть флотом целиком и его частями со стороны отдельных республик, как Украины, Закавказской и Таврической, были, потому Центрофлот счел необходимым заявить, что Черноморский флот действует самостоятельно, независимо от правительств местных республик. Часть резолюции, говорящая о поддержке Кавказа в его борьбе с Турцией, явилась результатом полного отсутствия запасов нефти и бензина в Севастополе, результатом угрозы полной остановки всех боевых судов. Масса народившихся организаций, пытаясь распоряжаться флотом помимо Центрофлота, заставила нас заявить, что таковой является высшим органом управления. Об окончательной судьбе флота говорили в ответ на те же притязания отдельных республик. Под конгрессом не подразумевали ничего нового и им могли назвать и Съезд советов.

Р[аскольников]. – Благодарю, ваш ответ меня вполне удовлетворяет.

Мы. – Будете ли отвечать на запрос командующего флотом в отношении политической и военной обстановки и руководящих указаний?

Р[аскольников]. – Я уже ответил, что Черноморский флот составляет достояние всей Федеративной российской республики, за исключением Украины, которая составляет самостоятельное государство, и ни один корабль не может ходить под украинским флагом (82.3).

Из записи разговора чётко видно, что речь шла именно о Советской Украине – Раскольников упоминал именно УНРС, и центрофлотцы ему не возражали.

Далее отметим, что упоминание каждой советской республики (или региона) в резолюции имеет своё объяснение.

Советская Украина – на момент 23 марта (принятие “Резолюции №34”) корабли Черноморского флота в ограниченном количестве (и не крупнее миноносца) принимали участие в боях за Херсон и Николаев. А приказы им отдавал Антонов-Овсеенко, являвшийся, напомним, украинским наркомом. Упоминание УНРС позволяло легитимизировать использование Черноморского флота в боях на Юге Украины (против чего Спиро, как ярый противник Бреста, явно не возражал).

Республика Тавриды – вместо прямого отказа симферопольцев поставили в ряд “владельцев” флота. Формального повода у ТавЦИК и СНК ССРТ возмущаться не было – в резолюции ничего не сказано про отвержение власти новосформированного “Верховного военно-революционного штаба”. Однако первичность именно российского владения флотом (о чём мы поговорим чуть позже) перекрывало возможности Симферополя каким-либо образом помыкать ЧФ.

Кавказ – несмотря на то, что (судя по протоколу) превратное истолкование пункта «г» со стороны Начальника морских сил (т.е. главнокомандующего) Черноморским флотом Михаила Саблина (говорившем о Закавказском комиссариате) не нашло чьих-либо возражений, речь идёт именно о советской части Кавказа (Баку). В пользу этого имеется два веских аргумента: 1) вопросы взаимодействия с антибольшевистским Закавказским комиссариатом, обсуждавшиеся на заседании 23 марта, были вынесены отдельно от обсуждения “Резолюции №34” (если бы комиссариат рассматривался частью РСФСР, то обсуждение вопросов взаимодействия с оным рассматривалось бы вместе с обсуждением резолюции); 2) в пункте «б» (в котором перечислялись республики, чьим достоянием объявлялся ЧФ) указаны советские республики и регионы, входящие в состав «Российской Республики Федеративной Советов» – то есть тех, кто признавал советскую власть. Закавказский комиссариат в их число не входил (83.3).

Михаил Павлович Саблин, 1869-1920

Отметим наиболее важные для нас пункты резолюции, показывающие, в интересах какой советской республики она была принята:

«б/ Черноморский флот есть достояние всей Российской Республики Федеративной Советов (здесь и далее выделено нами – КБК) в составе Великороссии, Украины, Тавриды, Кавказа и всех остальных частей.

<...>

г/ В своих отношениях к Правительствам Республик, расположенных на берегах Черного моря, руководствоваться исключительно соображениями пользы для Российской Федерации Советов и вреда для Германской империалистической коалиций.

д/ Окончательную судьбу Черноморского флота может решить только свободный конгресс Республик Федерации Советов».

Хоть и формулировка в пункте «б» о вхождении “Великороссии” в состав “Российской Республики Федеративной Советов” смущает, однако вкупе с пунктом «г» мы чётко видим, что речь шла именно про РСФСР. Если бы ЦК ЧФ и Спиро действительно стремились бы раздробить флот, то пункт «г» звучал бы как-то так: «…руководствоваться исключительно соображениями пользы для советских республик Великороссии, Украины, Тавриды и т.д.». Но нет, акцент сделан именно на Советской России. К слову – так как этот пункт явно показывал пророссийскую суть резолюции, часть «г» и какие-либо прямые или косвенные её упоминания не вошли в текст заключения Галкина, так как она сильно била по его усилиям вынести Спиро сносное обвинение.

В пользу слов о том, что под «свободным конгрессом Республик Федерации Советов» имелся в виду Всероссийский съезд Советов, говорит прецедент, имевший место 16 марта – отделение УНРС от РСФСР, произошедшее по решению IV Всероссийского съезда Советов и в присутствии украинских делегатов (84.3). Поэтому у черноморцев были основания считать Съезд Советов “конгрессом советских республик” – органом, правомочным решать судьбы прочих советских государственных образований.

Отметим ещё пару интересных моментов из резолюции – а именно часть «е»: «в организациях, руководящих защитой революции против Австро-германской коалиции иметь своих представителей и определят свое отношение к названным организациям по докладам в этих представителей». С помощью этого пункта легитимизировалась итак имевшие место быть тесные связи Черноморского флота с Комзаревом (через Спиро), а через него – с штабом Антонова-Овсеенко. По этой причине выпады Начальника морских сил (т.е. главнокомандующего) Черноморским флотом Михаила Саблина против украинских советских войск не нашли какой-либо поддержки (85.3).

Не отрицая антибрестское содержание документа (которое, впрочем, совершенно неудивительно, учитывая обстановку в регионе), редакция КБК стоит на позициях, что “Резолюция №34” была принята в интересах: 1) РСФСР (причём это мнение высказывалось в историографии и до нас (86.3)); 2) советских войск, действовавших на Юге Украины.

Для понимания сложившегося в конце марта положения на флоте также необходимо описать один крайне любопытный сюжет, упоминавшийся в диалоге Раскольникова с ЦК ЧФ. А именно – дипломатические контакты Центрофлота и ССРТ с грузинскими меньшевиками.

Начнём с того, что в течение марта 1918 г. Чернофлот окончательно потерял все свои морские базы за пределами Крыма (Одесса, Николаев, частично Херсон) кроме одной – Батуми, который находился на территории Закавказского комиссариата. Важность этого порта нельзя недооценивать – там находились запасы жидкого топлива для всего флота и была удобная бухта для стоянки кораблей, тут же располагался «Восточный отряд судов», из-за политической ситуации на Черноморье, по сути, оказавшийся в изоляции от остальной России. При этом перебои с топливом на кораблях начались ещё в конце декабря 1917 года, а батумские запасы оказались не бесконечными – 15 марта 1918 г. они иссякли. Таким бедственным положением для флота решили воспользоваться меньшевики из Грузии –в ночь с 17 на 18 марта они силовым путём захватили несколько боевых судов, в том числе и бывший румынский крейсер «Король Карл», который был арендован закавказским правительством для перевозки их делегатов на Трапезундскую мирную конференцию с Османской империей (кстати – из этого следует, что заявление историка Р.Н. Мордвинова в его статье «Левоэсеровская провокация» о том, что захват «Карла» произошёл после принятии “Резолюции № 34”, т.е.после 23 марта, является неверным). На этой же конференции 14 марта кавказские дипломаты, не стесняясь, обсуждали с турками свои планы купить себе Черноморский флот. Как заявил один из лидеров будущего грузинского правительства Ной Жордания: «флот будет служить тому, кто даст деньги».

Реакция членов Центрофлота на грузинскую «наглость» не заставила себя ждать – В.Б. Спиро, узнав о произошедшем, предложил снарядить экспедицию, чтобы насильно вернуть «Карл» в Севастополь и тем самым наказать Закавказский Комиссариат за их выходку. Однако Центрофлот 23 марта с инициативы Начальника морских сил Саблина принял решение ввиду отсутствия жидкого топлива на флоте вынужденно вступить в переговоры с грузинами с целью возвращения «Карла» и получения нефти на условиях, что «наши взаимоотношения с Кавказским правительством носят исключительно военно-оперативный характер и постольку поскольку Закавказское правительство борется с Турками» (здесь Р.Н. Мордвинов и К.В. Гусев (автор фундаментальной работы «Крах партии левых эсеров») тоже сильно ошибаются, называя Спиро одним из инициаторов “помощи” грузинским меньшевикам).

В Тифлис был послана делегация в составе двух членов Центрофлота Розальева, Молчанского и одного члена СНК Тавриды. Причём неравенство сторон на данных переговорах в пользу грузин было ещё более сильным, чем может показаться по началу. Единственный источник нефтепродуктов в Закавказье – Баку – был изолирован антисоветским силами со всех сторон. В это же время в Баку действовали уполномоченные Центрофлота, которым удалось закупить там достаточное количество мазута, которое было возможно вывести только через Тифлис и Батуми, т.е. необходимость договариваться с меньшевиками стала неизбежностью (привезти нефть по ж/д дороге из Баку в Новороссийск, как это делали впоследствии в мае-июне, на момент конца марта 1918 года не предоставлялось возможным – с 24 марта по 20 апреля дагестанцами был занят Петровск и тем самым прекращена связь советского Баку с Югом России по единственной железной дороге).

Центрофлот оказался загнанным в угол – или соглашаться на вымогательства Комиссариата или остаться совсем без топлива. В конечном счёте договор был заключён 11 апреля на следующих условиях: «Соглашение с Закавказским правительством достигнуто. Благоволите экстренно выслать “Меркурий”, 2 нефтяных, 2 малых угольных миноносца, I подлодку. На судах прошу иметь шрапнели. Навостот Остелецкий». Т.е. нефть будет доставлена в обмен на военную помощь Батумскому порту.

На данный момент редакции КБК достоверно неизвестно, были ли в реальности соблюдены эти договорённости, однако присутствуют данные, ставящие под сомнение их выполнение. Упоминаемый выше «Меркурий» (он же «Память Меркурия») так и не был передан грузинам – он будет захвачен немцами в Севастополе 1 мая. При этом «Король Карл» также не был возвращён в распоряжение Центрофлота (грузины будут использовать его для нападения на Советскую Абхазию). Сведений об удовлетворении нужд Чернофлота в топливе также не имеется – на делегатском собрании 17 апреля Ермолин скажет, что «мы лишены возможности получать в достаточном количестве жидкое топливо», а председатель Центрофлота Кнорус заявил – «с жидким топливом не совсем благополучно». Вероятно, взаимное невыполнение условий заключенного договора можно объяснить тем, что обе стороны банально не успели привести его в исполнение – уже 15 апреля Батум был захвачен турецкими войсками, т.е. спустя всего 4 дня после завершения переговоров.

Отдельную игру на флоте старался вести и Вильям Бернгардович. 26 марта на заседании Центрофлота Саблин выразил мнение, что в настоящий момент флот небоеспособен, и нужно начать с комплектования, снабжения, ремонта, боевой подготовки и т.д. – «Тогда уже можно выступать с надеждой на успех». В ответ на это Спиро заявил: «Наступило время, когда честь требует взяться за оружие, а не рассуждать длительно и много. Я, конечно, не против материальной подготовки, но это не все и не главное. Я думаю, что не такое теперь время, чтобы сидеть пай-мальчиками по гаваням и бояться нарушить мирный договор... Нужно все готовые уже силы посылать немедленно. Главное же нужно перенести вопрос в ту плоскость, насколько силен наш дух. Нужно, чтобы мы могли как там на фронте выйти в малом числе против целой дивизии... Я думаю, что флот превалирует в Черном море над противником и потому не понимаю, почему мы должны ждать». После этого Центрофлот принял решение о подготовке к войне, против голосовал лишь один человек (87.3).

Как видно из всего вышеописанного Черноморский флот был вынужден лавировать между различными силами в регионе без надежды опереться на чью-либо поддержку. Все важные политические игроки так или иначе желали использовать флот в свою пользу, ставя перед ним полностью противоположные задачи – Овсеенко ограниченно использовал его против немцев, таврические комиссары – старались удерживали на месте любой ценой, Грузия - шантажировать им ради собственного блага, а левые эсеры - вывести его «в последний и решительный бой» в полном составе против интервенции Центральных держав. В таких условиях становится понятной та политическая аморфность, которую проявил флот в апреле 1918 года перед эвакуацией – собственных сил разрешить все накопившиеся противоречия у него не было, а единственный влиятельный и решительный просоветский деятель (но также ведший свою собственную игру), В.Б. Спиро, его покинул в самом начале месяца. Остался только «контрреволюционный» адмирал Саблин и менее решительный Кнорус, которые и не хотели, и не могли заменить Спиро. По сути, Чернофлот оказался обречён на «инерционное» состояние, при котором его судьба зависела уже от решительных действий каких угодно сил, кроме него самого.

Последствия “Резолюции №34” привели к пересмотру политики Симферополя по отношению к крымским войскам и флоту. События 23 марта чётко показали неработоспособность “Верховного штаба” из-за непризнания оного Севастополем. Это побудило ТавЦИК и СНК Тавриды пойти на уступки. 25 марта, на заседании Таврического Совнаркома, обсуждался вопрос о замене ВВ-РШ новой военной структурой. По итогу было принято два решения: 1) организовать Комиссариата по военно-морским делам; 2) предложить местным Советам в экстренном порядке провести добровольную мобилизацию инженерных войск и буржуазии (88.3).

26 марта декрет о создании Комиссариата был подписан. Звучал он таким образом:

По постановлению Совета Народных Комиссаров для более скорого объединения всех военных учреждений Тавриды, для сохранения нейтралитета и обороны Тавриды декрет об образовании Верховного военно-революционного штаба отменяется.

Образуется Комиссариат по военно-морским делам с местопребыванием в Севастополе, подотчетный и подчиненный Совету Народных Комиссаров и Центральному Исполнительному Комитету Советской Республики Тавриды.

В состав вновь образуемого комиссариата входят: предста- вители организаций, образовавших бывший «Совет пяти» (т. н. Южный комитет защиты социалистической революции), и один представитель рабочих Севастопольского порта. Должность военного комиссара по военным делам временно упраздняется, и он входит в Военно-морской комиссариат представителем от Совета Народных Комиссаров.

За исключением вопросов общегосударственной важности, как-то: 1) принудительная мобилизация, 2) прекращение железнодорожного движения, 3) массовые реквизиции, 4) продовольственные мероприятия общегосударственного характера, 5) контрибуция, 6) кредиты на оборону, подлежащие предварительному обсуждению и санкции Совета Народных Комиссаров и Центрального Исполнительного Комитета Советов Республики Тавриды, во всех остальных вопросах, касающихся обороны Тавриды, Комиссариат по военно-морским делам является верховным военным органом Советской Республики Тавриды, и ему предоставляется полное право распоряжаться всеми военными силами Республики и местными военно-революционными штабами, находящимися в полном подчинении комиссара по военно-морским делам» (89.3).

Фактически это было реставрацией ЮКЗСР (пусть с немного урезанными полномочиями), и, следовательно, серьёзной уступкой перед Севастополем.

Также 26 марта состоялось заседание СНК ССРТ. Ознакомимся с имеющейся частью протокола:

Третьим обсуждался вопрос о мерах, принятых Военно- морским комиссариатом в связи с обороной, а именно: о мобилизации саперных и артиллерийских войск и мобилизации буржуазии для работы на оборону, о деньгах, о составе Военно- морского комиссариата, о мобилизации лошадей и об интернациональной армии. После доклада по этим вопросам тов[арища] Спиро и после ряда ораторов решено было:

1) Совету Народных Комиссаров в срочном порядке предложить всем Советам на местах, созвать полный состав Совета и выяснить положение в связи с обороной Крыма и на этих заседаниях провести решение. Сделать революционный призыв саперов и артиллеристов пойти на оборону нашего нейтралитета и просить срочно все Советы о результатах этого призыва сообщить Совнаркому Тавриды, который, смотря по результатам, объявит мобилизацию и силы направит в Севастополь, в противном случае, срочно уведомить Военно-морской комиссариат.

2) Предложить всем Совдепам провести в своих заседаниях решение сделать разверстку лошадей в количестве 1000 штук со всей Тавриды для дела обороны и особенно провести эту разверстку в большом масштабе в городах, где лошади не заняты полевыми работами. [О] проведении этих решений срочно уведомить Совнарком для принятия соответствующих мер.

3) Объявить мобилизацию буржуазии в количестве 2% для работ на оборону.

4) Просимую Военно-морским комиссариатом сумму на оборону перевести в Севастопольский комиссариат финансов в фонд на оборону. Военно-морской комиссариат обязать немедленно представить смету Совнаркому» (90.3).

Соответствующие циркуляры о проведении мобилизационных мероприятий на следующий день был разослан на места (от имени ТавЦИК и СНК ССРТ). Совдепам предписывалось созвать общее собрание, на которых предписывалось решить следующие вопросы:

1) О срочном объявлении революционного призыва в ряды социалистической армии саперов, минеров и артиллеристов.

Призыв необходим для обороны и сохранения нейтралитета Республики.

2) О разверстке лошадей, с расчетом тысячи штук со всей Тавриды, с привлечением, главным образом, городских лошадей.

3) Объявить принудительную повинность для буржуазии в 2% количестве в возрасте от 18 до 30 лет. Буржуазию направить в Чонгар, а лошадей и инженерные части - в Севастополь (91.3).

Отныне Симферополь был согласен и на мобилизацию артиллеристов , сапёров и лошадей, хотя и проводилась она по итогу через структуры местных Советов, а не Комиссариата.

27 марта конференция большевиков Симферополя, заслушав доклады наркома внутренних дел Новосельского и представителей военно-морского Комиссариата , призвал всех «к превращению каждого города, местечка, села в крепость и драться до последней капли крови», указала на «необходимость объединения всех руководящих военных учреждений Республики Тавриды, ликвидации всех имеющихся между ними трений и разногласий, и рекомендовала ЦИК Советов дать указание всем Советам Тавриды об организации обороны Крыма».

С чем связано столь резкое потепление отношений между Симферополем и Севастополем? На это есть несколько причин.

1) Военно-геополитическая – как мы помним, 25 марта был вновь оккупирован Николаев. Также немецкие войска вновь начали наседать на Херсон. Тут уже хочешь-не хочешь, а оборону налаживать надо.

2) «Линия Миллера». Жан Августович, поняв, что административными методами не удастся обеспечить доминирование Симферополя над Севастополем, решил пойти иным путём. Через “реставрацию” Комзарева в форме Комиссариата ему удалось получить расположение севастопольских большевиков и наладить с ними контакт, тем самым почти расколов коалицию между левыми коммунистами и левыми эсерами в Севастополе. Однако со Спиро, как с наиболее радикальным (прямо угрожавшим арестом Миллеру) работником председатель ТавЦИКа мириться явно не желал. В итоге Миллеру удалось выехать Москву почти сразу после делегации Черноморского флота (в составе Вильяма Бернгардовича, а также Левговды и Шульги) и добиться ареста Главного комиссара ЧФ силами ВЧК. Однако отъезд Жана Августовича по итогу сыграл злую шутку в деле налаживания взаимоотношений между Симферополем и Севастополем, о чём речь пойдёт в следующей главе.

«Линия Слуцкого»

Говоря о таврических комиссарах, лягушки пишут: «Как ты считаешь, читатель, отправили бы на такую сложнейшую работу из центра абы кого? Или партия приняла непростое решение и пожертвовала лучшими своими работниками для укрепления советской власти в Крыму (кстати, одним из таких лучших работников был, кстати, Юрий Гавен, отправленный с подачи Свердлова и «вайфу» ЛВБ Стасовой – КБК)? <...> Мы напоминаем, что действия Таврических комиссаров шли в полном соответствии с Ленинской внешней политикой. <...> Тем самым, ВЫ (здесь речь идёт про главреда КБК Руслана Изетова – КБК) дискредитируете подвиг всей партии большевиков: ВЫ врёте, что большевики Слуцкий, Тарвацкий, Миллер, Новосельский и другие, направленные в Крым по поручению великой партии, были не способны принимать решения и действовать по-ленински на местах, не дожидаясь окриков из центра» (92.3). Лейтмотив наших оппонентов ясен – таврические комиссары (и, в первую очередь, председатель СНК ССРТ Антон Слуцкий), будучи в Крыму, проводили в жизнь в жизнь видение лично Ленина.

Всё бы ничего, да только МиК-ЛВБ намеренно скрыли от читателей кое-какой ваажный источник, дабы не рушить образ Антона Иосифовича в глазах “квакунов” (так ЛВБ называют своих читателей). Мы о нём уже упоминали – это письмо Ленина для Орджоникидзе от 14 марта 1918 года. Позволим же читателям узреть то, чего “постеснялись” показать “молоколягушки”:

Товарищ Серго!

Очень прошу Вас обратить серьезное внимание на Крым и Донецкий бассейн в смысле создания единого боевого фронта против нашествия с Запада. Убедите крымских товарищей, что ход вещей навязывает им оборону и они должны обороняться независимо от ратификации мирного договора. Дайте им понять, что положение Севера существенно отличается от положения Юга и ввиду войны, фактической войны немцев с Украиной, помощь Крыма (здесь и далее выделено нами – КБК), который (Крым) немцы могут мимоходом слопать, является не только актом соседского долга, но и требованием самообороны и самосохранения. Возможно, что Слуцкий, не поняв всей сложности создавшейся ситуации, гнет какую-либо другую упрощенную линию – тогда его нужно осадить решительно, сославшись на меня. Немедленная эвакуация хлеба и металлов на восток, организация подрывных групп, создание единого фронта обороны от Крыма до Великороссии с вовлечением в дело крестьян, решительная и безоговорочная перелицовка имеющихся на Украине наших частей на украинский лад – такова теперь задача <...>

Втолкуйте все это, тов. Серго, крымско-донецким товарищам и добейтесь создания единого фронта обороны (93.3).

Прежде чем комментировать “упрощённую линию” Слуцкого, нужно прояснить один момент. Молоколягушки нам могут возразить и указать на эти строки в своей работе (как на указание того, что Слуцкий гнул ленинскую линию): «о том, что посылка матросов на помощь была совместным решением Севастополя и Симферополя говорит письмо Антона Слуцкого в ЦК с сообщением об этом и просьбой дать дальнейшие директивы: «Мы посылаем и не можем не посылать броненосцы. И смешно думать о том, что мы заявляли о нейтралитете» (94.3). Наши оппоненты ссылаются на работу С.А. Усова. Но что же написано в этой работе? Читаем:

…ІІ Общечерноморский съезд выступил против подписания Брестского мира. Председатель правительства Республики Таврида А. Слуцкий в письме В.Ленину в марте 1918 года откровенно признавался в невыполнении Черноморским флотом условий Брестского мира: “Мы посылаем и не можем не посылать броненосцы. И смешно говорить о том, что мы заявили о нейтралитете”.

В этой работе эта телеграмма цитируется и далее, и по итогу становится вообще непонятным, о чём Слуцкий в этой телеграмме (на которую ещё отвечал Ленин!) в силу того, что С.А. Усов цитирует эти источники отрывочно, буквально по маленьким кусочкам. Но, во-первых, Сергей Андреевич прямо датирует телеграмму началом марта. Во-вторых, по контексту цитаты из его работы можно понять, что Слуцкий пишет: 1) про события эпохи боёв за Одессу (т.е. где-то 10-11 марта; на это указывает упоминание броненосцев – их отправляли только в период боёв возле Одессы (95.3)); 2) Слуцкий пишет про обстановку в Крыму, а не про своё участие (или поддержку) в отправке военно-морских сил за пределы полуострова. Следовательно, исходя из всего выше сказанного, она могла быть отправлена максимум до 15 марта, т.е. в первой половине месяца, когда войска Крыма ещё не участвовали в Херсоно-Николаевской операции. Таким образом, наши оппоненты вырвали цитату и переврали её на свой лад. ~~Никогда такого не было, и вот опять.~~

Возразим и лягушачьему тезису о том, что «…хотя это (поддержка Южного фронта в районе Херсона и Николаева – КБК) происходило уже после ратификации Брестского мира и можно подумать, что советские войска нарушили его, напомним, что наступление Германии не прекращалось, а Юг России представлял собой зону для политических игр империализма. Советский Крым оказывал помощь братьям-рабочим Херсона и Николаева «неофициально» — не делая громких провокационных заявлений».

Эти слова противоречат тексту телеграммы Севастопольского Совета (от имени его зампредседателя Ориона Алексакиса) за 31 марта, отправленная в Москву. В ней значилось следующее:

Херсон, Николаев, по сведениям главковерха, заняты нами (выделено нами – КБК), но, по последним сведениям начальника отряда Мокроусова, под давлением превосходных сил они вновь занимаются противником. Относительно Одессы ничего нового не известно, на фронте ІІІ и ІV армий советские войска имеют успех, занят Кременчуг и другие места. Крым и Севастопольский Совдеп мобилизуют массы и готовят отпор, ни о какой сдаче без боя речи быть не может.

Также отметим, что Севастополь открыто сообщал Петроградскому телеграфному агентству об участии Черноморского флота и матросских отрядов в боях за Херсон:

СЕВАСТОПОЛЬ, 25 марта. (ПТА). Центрофлотом опубликована следующая радиотелеграмма заградителя «Ксения»: «Отряды, находящиеся вблизи Херсона, должны идти к нам (здесь и далее выделено нами – КБК) на помощь. Советские войска и фронтовики отражают немцев. <...> Вторая радиограмма «Ксении»: «4-й день идет бой за обладание городом. Сейчас дружным натиском выбиваем противника из занятых окраин. К нам стекается со всех сторон помощь. Настроение повышенное. Наши дерутся, как львы. Победа обеспечена».

СЕВАСТОПОЛЬ, 25 марта. (ПТА). Под Херсоном разбит отряд немцев, насчитывающие свыше 500 человек, причем часть из них убита, часть взята нами в в плен. Захвачено два броневика. Крестьяне окружных деревень принимают участие в борьбе.

Употребление в обоих источниках слова “нами” (а не “наши” или “украинские советские войска” ясно говорит о том, что Севастополь открыто и официально признавал своё участие в боях за Перекопом (96.3).

Итак, что же это за зверь такой, “упрощённая линия” Слуцкого? В чём она заключалась? Она заключалась в формальной переоценке как условий Брестского мира (по которым Крым оставался вне зоны немецкой оккупации), так и декларации СНК и ЦИК ССРТ от 22 марта о признании этих самых условий Бреста. У Антона Иосифовича сформировалась иллюзия того, что если соблюдать условия мира, то Крым не будет оккупирован. Эта идея активно поддерживалась усилиями Германии (подчеркнём: именно Германии, а не УНР), которая через различные каналы посылала сигналы о том, что не будет вторгаться в пределы полуострова.

Эта иллюзия была настолько прочной, что даже информация о, например, нарушении немцами Бреста в районе Курской губернии не смогла её сломить. Так как Орджоникидзе так и не удалось встретиться со Слуцким, а последний действовал явно вопреки ленинским указаниям, можно сделать вывод, что содержание указаний от 14 марта так и не стали известны СНК Республики Тавриды.

После того, как немецкие войска в начале апреля с новой силой стали успешно “налегать” на Юг Украины, идея о том, что нейтралитет должен спасти Крым, распространился и некоторых среди флотских работников (ранее упоминавшийся М.Н. Ермолин, ещё в марте поддерживавший наступательные планы Спиро, а также председатель Центрофлота Кнорус) ((97.3)).

Злую шутку сыграл со Слуцким и ранее отъезд Миллера из Крыма, произошедший 2 апреля. После ареста Спиро Жана Августовича ещё порядка 10 дней не выпускали из Москвы, и по итогу прибыть обратно в Крым (до его оккупации) он не успел. Это обстоятельство для нас важно, так как, по воспоминаниям Гавена, разногласия между Симферополем и Севастополем «в тот период, когда в Крыму еще работал Миллер не носили обостренного характера, то после [его] отъезда <...> разногласия приняли характер трений» (98.3). Присутствие опытного в крымских делах Миллера было серьёзным подспорьем для “ещё смешарика” Антона Слуцкого, прибывшего в Крым в первой половине марта. У нас имеются документальные свидетельства того, что вопросы, связанные с армией, решались ТавЦИКом и СНК ССРТ совместно (99.3). Жан Августович уже имел опыт общения с севастопольскими большевиками. Однако у Антона Иосифовича такого опыта не имелось, и неприязнь к коллегам по партии из Севастополя у него была гораздо сильнее.

Просто сравните как обосновывал необходимость принятие Брестского мира Жан Августович (на Таврическом съезде Советов 7-10 марта): “Если у нас хватит силы, то этот мирный договор не будет иметь никакого значения, как клочок бумаги, точно так же на это смотрят и они. Когда у нас будет достаточно силы, чтобы раздавить гидру германского разбойника, то это мы сделаем. Настоящее время соотношение реальное есть таково, что они соглашаются подписать мирный договор и прекратить военные действия, цель у них состоит в том, чтобы уничтожить советскую власть, но в данный момент они не в состоянии этого сделать. Мы же условия такого мира также принять не можем (здесь и далее выделено нами – КБК), согласиться с ним тоже нельзя, но и убить его тоже не можем, потому что у нас нет силы; и вот, когда мы приняли резолюцию, что все умрем и все превратим в военный лагерь, то посмотрим, превращено что-нибудь в красный лагерь или нет. Наша Красная армия живет в гостинице, казармы стоят пустые. Я понимаю, что все мы имеем право жить одинаково, но воевать из гостиниц нельзя; для того чтобы воевать, нужно иметь хоть маленькую, товарищескую дисциплину, без нее у нас ничего не выйдет. Дисциплина нужна и в наших организациях для того, чтобы мы могли сговориться, соединиться в одно, и потом подчиниться решению. Мирный договор подписан, мы теперь должны подчиниться общему решению, хотя бы он даже был ошибочен, потому что тогда останется хотя дисциплина рабочего класса, раз он стоит у власти. Если мы уничтожаем эту дисциплину, то у нас ничего не останется. Мы воспользуемся маленькой передышкой для того, чтобы закрепить наши завоевания, чтобы закрепить захваченные банки и заводы, и тогда мы окрепнем и снова поднимаемся на борьбу” (100.3).

И как обосновывал необходимость мира Антон Иосифович: “Такого рода призывы усвоили себе и некоторые большевики Севастополя, которые вместо действительной работы по обороне Крыма, дали увлечь фразой о революционной войне, что было бы как раз на руку оккупантам… Остерегайтесь нарушить Брестский мирный договор, пока не ответит Германия, воюет она или нет. Нельзя начинать военные действия, надо сначала выяснить, а потом уже воевать” (101.3).

С одной стороны, логика мышления у обоих деятелей схожа (особенно если найти другие отрывки из речи Слуцкого 17 апреля (102.3) – «мы не готовы броситься в войну». Но если присмотреться, то разница в образе мышления весьма серьёзная.

Миллер говорит, что Брестский мир необходимо соблюдать, в первую очередь, ради сохранения партийной дисциплины. Он допускает, что он может быть неверным, быть не более чем “клочком бумаги” однако если его не соблюдать, то это будет удар по порядку в партии, и может привести к дальнейшей дезорганизации оной. Слуцкий же искренне верил в условия Бреста и нейтралитет Республики Тавриды, верил, что он может спасти Крым от оккупации. Здесь налицо прямое расхождение с мнением Ленина. Конечно, никаким “врагом” и “саботажником” Антон Иосифович не был – его вера была порождена непониманием местной обстановки и малым опытом работы в крымских условий. Но тем не менее.

Переоценка буквы Бреста привела Слуцкого, помимо прочего, привела его к тому, что он отказался выполнять распоряжение Высшего Военного Совета РСФСР от 25 марта (103.3) о подготовке Черноморского флота к переходу в Новороссийск. 28 марта он дал ответ Народному комиссариату по морским делам Советской России: «Эвакуировать флот [в] Новороссийск невозможно, ибо там нет ни доков, ни угольных складов, ни провианта, ни надлежащего порта. Еще неосуществимее эвакуация Севастопольской крепости. Сообщите срочно мотивы вашего требования. Если можете, будьте у аппарата завтра [в] 9 часов утра» (104.3). Неизвестно, состоялся ли разговор через телеграф у Слуцкого с Москвой, однако Высший Военный Совет не поменяли своё мнение на счёт необходимости эвакуации флота из Крыма, подтвердив его 4 апреля (105.3).

Не поменял своего мнения и председатель Таврического СНК. 17 апреля, на делегатском собрании в Севастополе, он говорил: «Мы определенно заявляем о том, что республика полуострова Крыма не входит в территорию Украины, и Черноморский флот остается в гавани до окончательного мира. Должен быть заключен мир Крымом и флотом, с одной стороны, и германским империализмом— с другой».

Воспользовавшись возникшей на Черноморском флоте апатией, Антон Иосифович смог добиться принятия своей, крайне наивной резолюции на вышеупомянутом собрании. Вот как она звучала: «Общее делегатское собрание матросов, рабочих и солдат г. Севастополя, собравшись 17 сего апреля по вопросу об обороне Крыма и заслушав доклад Совета народных комиссаров республики Тавриды и представителей Военно-морского комиссариата, находит обязательным для себя Брестлитовский мирный договор, хотя он и является невероятно тяжелым, насильственным и унизительным, заключение которого было вынуждено ввиду неимения за нами армии, крайнего истощения войной сил народа, продовольственной и промышленной разрухой, и приносящим только временный отдых и укрепление перед решительным сражением за всемирную революцию, постановило: 1) немедленно признать безусловным долгом всех трудящихся масс г. Севастополя напрячь силы для воссоздания военной мощи на началах социалистической милиции и всеобщего обучения трудящихся вла деть оружием в наискорейшем времени, 2) поручить Совету народных комиссаров Тавриды заявить еще раз по радио о соблюдении нейтралитета и выяснить путем запроса окончательное признание Австро-Германской коалицией нейтралитета Тавриды, Черноморского флота, и отношение этой коалиции к торговым сношениям и безопасности плавания» (106.3).

Наши оппоненты могут нам возразить указанием на то, что во многом оценки Слуцкого базировались на информации о плохом состоянии войск на Перекопе (107.3). Это правда – Антон Иосифович (и далеко не только он) был уверен, что перекопские силы разложены и не в состоянии дать бой, и в том числе поэтому надо соблюдать Брест, а пойдём воевать против империализма “где-то неизвестно когда” (108.3). В ответ мы скажем, что про бои на Перекопе в середине апреля обстоятельно написано в следующей главе нашей работы.

Пока же скажем, что образ Слуцкого и прочих таврических комиссаров, созданный МиК-ЛВБ, образ “блюстителей и претворителей ленинских указателей в жизнь” лжив и противоречит многочисленным историческим источникам. Как минимум, часть авторов “Преданных комиссаров” (со стороны “Молока и красок”) намеренно (в чём редакция КБК глубоко убеждена) утаила от читателей письмо Ленина к Орджоникидзе 14 марта. Между тем, одно его существование рушит образ Слуцкого как “верного ленинца”. Этот эпизод – одна из главных фальсификаций, совершённых в “Преданных комиссарах”, наряду с неверным образом Гавена или искажением военной истории Таврической губернии в марте-апреле 1918 года.

Конечно, можно сказать, что ленинские указания (скорее всего) не дошли до Антона Иосифовича, так как с Григорием “Серго” Константиновичем он не виделся (109.3). Однако это не служит для нас оправданием, так как в Крыму всё же была сила, которая была не сильно далека от позиций Владимира Ильича (и пришли они к этим позициям без “указки” сверху). Это – севастопольские большевики.

На первый взгляд это звучит как бред. Ну в самом деле, как на окололенинской позиции мог стоят горком партии, который прямо отверг Брестский мир и прилагал силы войне с немцами?

Этот вопрос вполне закономерно возникает, если вы, как МиК-ЛВБ, мыслите исключительно в парадигме советской историографии “те, кто за Брест – те за партию, а кто против Бреста – тот против партии”. Однако мы, редакция КБК, имеем возможность выйти за рамки концепций прошлого и мыслим вне устаревших идеологических догм, а потому уверенно заявляем, что решение севастопольских большевиков не поддерживать Брест, в конечном итоге, оказалось гораздо более отвечающим интересам Советской России, чем позиция симферопольцев и Слуцкого как наиболее догматичного сторонника Бреста. Ибо позиция севастопольцев была порождена чётким и ясным пониманием местных условий.

Как мы уже ранее писали, к марту 1918 года на флоте остались в массе своей те, кто реально хотел на нём служить и воевать. В свою очередь, эти самые матросы-добровольцы ещё с осени 1917 года получали с территории УНР послания в духе «заріжу більшовик», постоянно сталкивались с претензиями Центральной Рады на Севастополь. Им было ясно – антибольшевистская Украина пойдет за Черноморским флотом в Крым. А учитывая, что тогда за УНР стояла Германия, то, считай, что пойдут на полуостров, в первую очередь, немецкие войска. Перефразируя ранее процитированные слова ЛВБ из одной их недавней статьи: здравый смысл подсказывал, что если матрос-доброволец в марте 1918 года проголосовал ногами с корабля за непризнание Севастополем и флотом Брестского мира, то противостоять этому не помогут никакие жаркие речи про важной Брестской буквы. С точки зрения интересов советской власти на Юге России, интересов Черноморского флота, австро-германским войскам нужно было дать кровопускание на российском Юге, и севастопольские большевики и крымские левые эсеры дали его, провозгласив 19 марта Республику Тавриды и “разбудив” Николаев с Херсоном. Это понимал Гавен, Пожаров и прочие работники Севастопольской организации большевиков, выражавшие волю матросских масс. Схожих позиций придерживался и Ленин и руководство РКП(б) в целом. Впрочем, “подлинными ленинцами” севастопольцы также не были – они явно расходились с Москвой в вопросе вопрос боевого применения Черноморского флота (Центр был против).

Отсюда, к слову, вытекает и колоссальная разница психологического восприятия неприятия Бреста между крымскими и московскими левыми коммунистами. Если тот же Радек и прочие бывшие противники Бреста (из рядов РКП(б)) впоследствии признавал своё (и каялся) за свой протест против заключения договора, то Гавен, будучи одним из главных авторов и редакторов крымского истпарта, этого не делал. С одной стороны, это, безусловно, связано с нежеланием ворошить то, что может быть поставлено Юрию Петровичу в вину в условиях разгоравшейся (в 1920-х годах) внутрипартийной борьбы. С другой же, он вполне искренне воспринимал своё участие в отправке войск и флота на помощь Советской Украине как как поступки, не выходившие за рамки партийной дисциплины, ибо он это делал: 1) в соответствии с диктатом местных условий; 2) по поручениям украинского Главковерха, за которым стояла Москва (пусть Комзарев и был главным инициатором Херсоно-Николаевской операции, у Овсеенко её проведение встретило поддержку) (110.3). Поэтому у Гавена не сформировалось чувство вины перед коммунистической партией (в отличие от всё тех же материковых левых коммунистов).

Так или иначе, мысль о необходимости вести боевые действия несмотря на букву Бреста не была понята Слуцким и таврическими комиссарами в целом, и это доказанный многочисленными источниками факт.

Была ли Республика Тавриды частью РСФСР?

21-22 марта деятельность левых эсеров и левых коммунистов по формированию «укрепленного антигерманского лагеря» была частично откатана назад – ССРТ отсекла от себя Северную Таврию (на которую УНР претендовала по III и IV Универсалам) и признала Брестский мир. Но что любопытно – в отличие от, например, Донской советской республики, ССРТ долгое время не объявляла себя частью РСФСР. Конечно, ЛВБ-МиК пишут, что 17, 18 и 20 апреля СНК ССРТ и Центрофлот выпускали заявления, в которых, помимо прочего, значилось, что Республика Тавриды является частью РСФСР (111.3). Однако, как писал советский и российский историк права Олег Иванович Чистяков, в период образования первых советских автономных республик (среди коих была и Республика Тавриды), для подтверждения вхождения республики в состав Советской России, требовалась (и было достаточно) какая-либо декларация от имени республиканских руководящих органов, в которой было бы провозглашение единство с РСФСР (112.3).

17 апреля Слуцкий сказал о том, что ССРТ – часть РСФСР, лишь на делегатском собрании в Севастополе (“Крым[ский] полуостров... входит в Российскую Федерацию, и поэтому должен быть соблюден мир с Германией. Мы будем соблюдать нейтралитет... Мы подписываем мир, но это не значит, что мы не будем бороться скрытно, подпольно, как боролись при царском режиме” (113.3)); никакого официальной ноты куда-либо послано не было – она была отправлена лишь 18-го числа, от имени СНК ССРТ и Центрофлота по адресу министрам иностранных дел Германии, Австрии, Болгарии, Турции, главнокомандующим Германии и Турции Мекензену, Энверу, СНК РСФСР в Москву и в Киев Центральной раде. Вот что в ней писалось:

Цель народных комиссаров [Таврической республики] и Центрофлота была – выяснить политическое положение и Брестский договор, исходя из того положения, что если флот принадлежит Российской федеративной республике, то в Севастополе как в русском порту он должен оставаться спокойно. По мирному договору, Таврическая губерния отходит к Украине без Крымского полуострова. Крым считает себя Таврической республикой, входящей в Российскую федеративную республику. Правление в Крыму остается нейтральным и признает Брестский договор. Но на Черном Море начали появляться неприятельские подводные лодки, чем нарушается мирный договор, против чего мы и протестуем. Мы предполагаем создать комиссию для возобновления безопасного плавания на Черном море. При соблюдении республикой Тавриды полного нейтралитета Крыма, стоянка флота должна находиться в Севастополе. Крым, Севастополь и Черноморский флот должны быть свободны и независимы, а также гарантированы от всяких покушений со стороны Украины и Германии. Можно ли рассчитывать, что Украина и Германия не посягнут на советскую власть в Крыму?” (114.3).

Соответственно, мы можем юридически считать Республику Тавриды частью РСФСР только начиная с 18 апреля, когда этому государственному образованию оставалось существовать всего ничего. А подавляющую часть времени существования ССРТ де-юре являлась независимой советской республикой.

Отметим, что о независимости Республики Тавриды писал Юрий Гавен в 1930 году. Также о независимом статусе ССРТ писала Екатерина Николаевна Шамко в своей диссертации 1954 году (что было очень смелым шагом по тому времени, учитывая, что тот же Роман Вуль писал про то, что Таврическая республика входила в состав РСФСР) (116.3).

И из выступления Слуцкого, и из ноты Совнаркома Тавриды и ЦК ЧФ мы можем понять, что Таврида признала себя частью Советской России лишь под давлением внешних сил в лице Германии, чьи силы 15 апреля подошли к Перекопу (115.3). До этого же симферопольцы не могли объявить Крым частью РСФСР без серьёзных негативных последствий. Как мы уже ранее показали, начиная с 19-20 марта, крымские войска и малые корабли Черноморского флота были активными участниками боёв на Юге Украины против немецких и австро-венгерских войск. В условиях участия сухопутных и морских сил крымского происхождения (и в условиях фактической невозможности пресечь это самое участие) провозглашение Крыма частью Советской России не представлялось возможным. Симферопольские большевики это прекрасно понимали, а потому они (после 21 марта) первоначально начали предпринимать попытки подчинить себе войска и ЧФ. Однако после того, как крымские красные части были оттеснены к Перекопу, то и СНК Тавриды, и Центрофлота появилась, с одной стороны, возможность (войска Крыма больше не стояли за пределами полуострова), а, с другой, серьёзная потребность в позиционировании себя частью Советской России, в первую очередь перед лицом Германии.

Послесловие к третьей части: ещё раз о «заключении следователя Галкина»

Авторы “Преданных комиссаров” из рядов авторов МиК очень любили тыкать (как минимум здесь и здесь) главреду КБК Р.А. Изетову заключение следователя Александра Галкина по делу Спиро от 19 апреля 1918 года. Указали на него и в “Преданных комиссарах”:

Дальше Р. А. Изетов сказал, как Жан Миллер и Вильям Спиро вместе прибыли в Москву к Ленину, что не секрет, и на этом эфемерном основании поделился с нами шокирующим откровением: оказывается Жан Миллер был «соучастником реализации левоэсеровской идеи Республики Тавриды», и, якобы, «сдал» Спиро, чтобы «избегнуть какого-либо внимания со стороны партийных и государственных органов». Между тем, если бы Р. А. Изетов проявил хоть немного осмотрительности, то нашёл бы публикацию полного текста обвинительного заключения, где чёрным по белому написано: «…В чём именно заключалось провоцирование войны со стороны этого Комитета и Спиро как члена его и какова была линия его политического поведения в этой второй его должности, полностью выяснить в Москве не удалось, но нет сомнения, что линия эта расходилась с планами центральной власти, каковые Комитету и в частности Спиро были хорошо известны и каковые были защищаемы Совнаркомом Тавриды и Таврическим ЦИК против действий „Южного комитета [социалистической революции]” (выделено ЛВБ – КБК)». Таким образом, Изетов в своей «научной» статье совершил подлог исторического источника (117.3).

Идея Руслана Акимовича о “сдаче” Спиро Миллером ради «избегания внимания к себе» действительно не выдержала дополнительную проверку историческими источниками (что мы, редакция КБК, открыто признаём). Однако заключение Галкина не входит в перечень источников, которыми были опровергнуты его заключения. Почему? Из ранее названных причин (Галкина нельзя считать объективным исследователем) вытекает одна важная вещь – и здесь, в этой части документа, Александр Владимирович написал неправду. Впрочем, Галкин сделал это не злонамеренно. По всей видимости, ему просто не были известны ни письмо Ленина к Орджоникидзе от 14 марта, ни ответ Слуцкого Высшему Военному Совету от 28 марта, ни его речь в Севастополе 17 апреля. Также он не желал понимать, что “Резолюция №34” Центрофлота была порождена необоснованными претензиями (в том числе и) Республики Тавриды на Черноморский флот и её содержание являлось, в основе своей, промосковским. Наконец, Галкин не был в курсе, что 26 марта ТавЦИК и СНК ССРТ пошли на попятную и фактически восстановили Комзарев, переназвав его “Военно-морским комиссариатом” и формально связав его с Симферополем. И много-много чего ещё. Короче говоря, заявления Галкина были слишком категоричными, и в реальности всё было гораздо менее однозначно.

Неслучайно молоколягушки опустили и дату написания заключения – 19 апреля. Александр Владимирович получил мандат на ведение дела 9-го числа (118.3), а потому этот вывод был сформулирован… всего за 10 дней работы. А учитывая всю запутанность истории Республики Тавриды, невозможно за полторы недели полностью понять все те процессы и перипетии, происходившие в Крыму в марте-апреле 1918 года. Заключение Галкина – очень интересный исторический источник, но используется он нашими оппонентами неверно, глупо, без учёта природы его появления.

Список источников и литературы к третьей части:

(1.3) Юрковский Н. К. Борьба Советского правительства за сохранение Брестского мира и вопрос о Черноморском флоте в марте-июне 1918 года: диссертация кандидата исторических наук. Ленинград, 1985. С. 69-70.

(2.3) Воззвание Секретариата по борьбе с контрреволюцией при Таврическом центральном комитете Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов к трудящимся губернии (4 марта 1918 г.) // Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы. Симферополь: Крымиздат, 1957. Т. 1. С. 219-220.

(3.3) Юрковский Н.К. Там же, С. 67, 70-71; Крестьянников В.В. (ред.) Севастополь: Хроника революций и гражданской войны 1917 - 1920 гг. Симферополь: Государственный комитет архивов Украины, Государственный архив города Севастополя, 2005. С. 148; Ремпель Л.И. Красная гвардия в Крыму. 1917-1918. Симферополь: Крымгосиздат, 1931. С. 111.

(4.3) Показания А.К. Шерстнёва (22 мая 1918 г.) // Партия левых социалистов-революционеров. Документы и материалы. 1917–1925 гг. в 3 т. Т. 2. Ч. 1. Апрель – июль 1918 г. С. 449.

(5.3) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 48-49.

(6.3) Крестьянников В.В. (ред.) Севастополь: Хроника революций и гражданской войны 1917 - 1920 гг. Симферополь: Государственный комитет архивов Украины, Государственный архив города Севастополя, 2005. С. 89, 96-97, 104, 111, 115, 130.

(7.3) Резолюция объединенного заседания Исполнительного комитета Севастопольского Совета военных и рабочих депутатов и Центрофлота о непризнании Центральной Рады (20 января 1918 г.) // Севастополю 200 лет, 1783-1983: Сборник документов и материалов. Киев: Наукова думка, 1983. С. 145.

(8.3) ЗАЯВЛЕНИЕ ГРУППЫ «ЛЕВЫХ КОММУНИСТОВ» В ПРЕЗИДИУМ IV ЧРЕЗВЫЧАЙНОГО ВСЕРОССИЙСКОГО СЪЕЗДА СОВЕТОВ (15 марта 1918 г.) // РКП(б). Съезд (1918; 7; Петроград). Стенографические отчеты. М.: Госполитиздат, 1962. С. 295-296. Кому интересено, вот текст декларации (там же, С. 296-297):

На Российскую рабочую крестьянскую революцию, впервые поднявшую знамя социалистического преобразования общества, со всех сторон направлены силы международного капитала; с запада наступают германские ударники, с востока грозят японские армии, с севера готовится англофранцузское нападение. Если нет еще прямой сделки между империалистами разных стран, то общность их интересов в этом нападении уже вполне определилась. При таких условиях для русской социалистической революции нет никакой реальной возможности уклониться от боя с силами международных захватчиков. Это наглядно показывают и те мирные условия, которые диктуются нам генералами Вильгельма, зверски набросившимися на демобилизовавшуюся Советскую республику. Эти условия не только лишают рабочих хлеба и угля, не только раздробляют силы пролетариата, разрывая на части единый фронт борющегося рабочего класса России: они ставят Советскую власть в такое положение, в котором она будет вынуждена делать ряд уступок в своей внутренней политике, постепенно укорачивать те завоевания, которые принесла с собою Октябрьская революция; они чрезвычайно уменьшают и международное значение великой Советской республики. В то же время заключение мира сеет в усталых рабочих и крестьянских массах России иллюзию о возможности перерыва в борьбе с международным капиталом, угашает их стремление к организации отпора, облегчает империалистам дальнейшие захваты и поэтому подрывает условия успешной обороны социализма, крестьянской земли, рабочих фабрик, Советской власти. Оно дает возможность германским империалистам убеждать отсталые слои немецкого рабочего класса в том, что разбойничьей войной можно добиться мира и хлеба. Оно позволяет империалистам Франции и Англии натравливать отсталые слои рабочих на русскую революцию. Оно во всех странах мира ослабляет силы международной революции и укрепляет влияние буржуазии и соглашателей и их проповедь гражданского мира.

Мы с презрением отметаем нападки на Советскую власть со стороны социал-соглашателей (меньшевиков, правых с.-р., новожизненцов и т. д.), которые выкидывают сейчас лозунг не гражданской войны с империализмом, не войны для защиты пролетарской диктатуры, а войны для срыва этой диктатуры и для восстановления власти буржуазии и социал-предателей. Ведя беспощадную борьбу с этими контрреволюционерами, мы решительно отмежевываемся и от революционных фраз левого народничества, соединяющего точку зрения восстания против германского империализма с шаткой политикой внутри страны. Мы стоим за революционную войну против бандитов империализма, продолжающих наступать на нас даже после подписания мирного договора. Мы полагаем, что этот договор не должен быть утвержден. Наоборот – его нужно заменить призывом к священной обороне социалистической революции. Надежду на мир нужно заменить энергичной работой по самой широкой мобилизации всех сил трудящегося народа. Съезд Советов обязан дать директивы всем работникам на местах для организации поголовного вооружения рабочих и крестьян. Съезд должен принять решительные меры для постановки соответствующей государственно-организованной пропаганды и агитации как в России, так и во всем мире. Съезд должен призвать рабочих всех стран как волонтеров в ряды Красной социалистической Армии. В этой работе мы видим нашу основную задачу. Полагая, что наш долг международных коммунистов заставляет нас открыто заявиАть о своей позиции, считая, с другой стороны, что раскол пролетарской партии был бы сейчас вредным для дела революции, мы оглашаем эту декларацию, но при голосовании вопроса о ратификации договора против решения партии не голосуем, а воздерживаемся.

(9.3) ГАРФ Ф. Р-1005 Оп. 1а. Д. 39.

(10.3) Руденко Н. С. Борьба за победу и упрочнение Советской власти в Крыму (ноябрь 1917 - апрель 1918 г.): диссертация кандидата исторических наук / Моск. гос. пед. ин-т им. В. И. Ленина. М:, 1968. С. 217, 219, 222-223.

(11.3) Коновалов В. Г. Подвиг "Алмаза". Одесса: Кн. изд-во, 1963. С. 221-240; ГАРФ Ф. Р-1005 Оп. 1а. Д. 39; Постановление объединенного заседания моряков судов, стоящих на Одесском рейде. 21 марта 1918 г. 11 ч. ночи. // Освободительная война украинского народа против немецких оккупантов Документы и материалы / Под ред. Н.Н. Попова. М.: Партиздат ЦК КП(б)У, 1937. С. 63-64; Моряки в борьбе за власть Советов на Украине. (Ноябрь 1917-1920 гг.): Сборник документов / Ин-т истории Акад. наук УССР. Центр. гос. архив Воен.-Мор. Флота СССР. Киев: Изд-во Акад. наук УССР, 1963. С. 596. Сирченко И. Т. Выполняя приказ Владимира Ильича Ленина: (Потопление Черноморского флота в 1918 г.). М.: Мысль, 1979. С. 87-93; Бобков А.А. Разворот солнца над Аквилоном вручную. Феодосия и Феодосийцы в Русской смуте. Год 1918. Феодосия-Симферополь: «Оригинал-М», 2008. С. 189-194. Руденко Н.С. Там же, С. 222.

(12.3) ГАРФ Ф. Р-1005 Оп. 1а. Д. 39; Руденко Н. С. Борьба за победу и упрочнение Советской власти в Крыму (ноябрь 1917 - апрель 1918 г.): диссертация кандидата исторических наук / Моск. гос. пед. ин-т им. В. И. Ленина. М:, 1968. С. 221; Показания А.К. Шерстнёва (22 мая 1918 г.) // Партия левых социалистов-революционеров. Документы и материалы. 1917–1925 гг. в 3 т. Т. 2. Ч. 1. Апрель – июль 1918 г. С. 449.

(13.3) Антонов-Овсеенко В.А. Записки о гражданской войне. Т. II. Москва, Ленинград: Госиздат, 1928. С. 22-24.

(14.3) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 43, 49-50 и др.

(15.3) ГАРФ Ф. Р-1005 Оп. 1а. Д. 39.

(16.3) РАДИОГРАММА ПРЕДСЕДАТЕЛЯ НАРОДНОГО СЕКРЕТАРИАТА УКРАИНЫ Н. А. СКРЫПНИКА О ПОЛОЖЕНИИ НА ФРОНТАХ И ПРИЗЫВ МОБИЛИЗОВАТЬ СИЛЫ НА БОРЬБУ С НЕМЕЦКИМИ ОККУПАНТАМИ (7 марта 1918 г.) // Гражданская война на Украине. 1918–1920: Сборник документов и материалов. Т. 1, кн. 1. Киев: «Наукова думка», 1967. С. 25-26; Кооп Г. На линейном крейсере “Гёбен”. СПб: Корабли и сражения, 2002. С. 92.

(17.3) ЗАПИСКА ПРЕДСЕДАТЕЛЯ НАРОДНОГО СЕКРЕТАРИАТА УКРАИНЫ ОБ ИЗБРАНИИ В. А. АНТОНОВА-ОВСЕЕНКО НАРОДНЫМ СЕКРЕТАРЕМ И НАЗНАЧЕНИИ ЕГО ВЕРХОВНЫМ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИМ НА УКРАИНЕ И С ПРИЗЫВОМ ОРГАНИЗОВАТЬ СИЛЫ ДЛЯ ОТПОРА НЕМЕЦКИМ ОККУПАНТАМ И ЦЕНТРАЛЬНОЙ РАДЕ 9 марта 1918 г. // Там же. С. 29-31.

(18.3) ГАРФ Ф. Р-1005 Оп. 1а. Д. 39.

(19.3) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 20-21.

(20.3) Н.С. Руденко. Там же. С. 71, 75-79; Атлас М. Л. Борьба за советы: Очерк по истории Советов в Крыму 1917-18 гг. Симферополь: Крымгосиздат, 1933. С. 120, 127-144; Бунегин М. Ф. Революция и гражданская война в Крыму (1917-1920 гг.). Симферополь: Крымгосиздат, 1927. С. 136-137; Гарчева Л.П. Создание Советской Социалистической Республики Тавриды и деятельность ее ЦИК и Совнаркома: диссертация кандидата исторических наук. Днепропетровск, 1981. С. 29; Руденко, Н. С. Реализация ленинского декрета о земле в Тавриде в 1918 г. // Ученые записки: Очерки социально-экономической и политической истории СССР / под ред. д-ра ист. наук, проф. П. Г. Софинова. М.: Моск. гос. пед. ин-т им. В. И. Ленина. 1964. С. 30. Также позволим себе отметить бредовость абзаца из “Преданных комиссаров” (с. 42), посвящённого якобы имевшей место быть агитации левых эсеров среди частей на Перекопе идеи «похода на Симферополь» с целью свержения ТавЦИК и СНК ССРТ – эта байка напрямую взята из “крымского «краткого курса»” Вуля. Особенно забавляет вывод, сделанный нашими оппонентами на основе фальсификаторской работы Романа Михайлович: «кстати, в это правительство (Республики Тавриды – КБК) входили и левые эсеры, что свидетельствует о разложении внутри их партии». Да, с такой “шикарной” историографией далеко пойдёте…

(21.3) Резолюция Таврического губернского съезда Советов о подчинении штабов Красной Армии и гвардии Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов (10 марта 1918 г.) // Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы. Симферополь: Крымиздат, 1957. Т. 1. С. 222-223.

(22.3) Юрковский Н.К. Там же, С. 72-73; Ремпель Л. И. Красная гвардия в Крыму. 1917-1918. Симферополь: Крымгосиздат, 1931. С. 128-131; ГАРФ Ф. Р-1005 Оп. 1а. Д. 39.

(23.3) Руденко Н.С. Там же, С. 80.

(24.3) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 31-33.

(25.3) Крапивенцев М. Ю. Новые документы по истории создания Крымской АССР в 1921 г Причерноморье. История, политика, культура. 2010. № 2. С. 46.

(26.3) Крымская АССР (1921–1945) / Сост. Ю. И. Горбунов. Симферополь: Таврия, 1990. (Серия: «Вопросы-ответы»; вып. 3). С. 248.

(27.3) Бунегин М. Ф. Революция и гражданская война в Крыму (1917-1920 гг.). Симферополь: Крымгосиздат, 1927. С. 144-145.

(28.3) Доклад Ю.П. Гавена на заседании Крымского землячества при Музее РККА от 29 мая 1934 года // ГАРК, Ф. П-150, Оп. 1, Д. №312.

(29.3) Там же; Гавен Ю. Из истории революционного движения в Крыму (Октябрь 1917 г. – апрель 1918 г.) // Известия Таврического Общества истории, археологии и этнографии. Т. 4, 1931. С. 14-15.

(30.3) См. Вуль Р. М. Антон Слуцкий: историко-биографический очерк. Симферополь: Крымгиз, 1939. 202 с.

(31.3) Изетов Р. А. К вопросу о причинах создания Советской Социалистической Республики Тавриды в 1918 году // StudArctic Forum. 2024. T. 9, № 3. С. 62-63.

(32.3) Там же. С. 61; Гарчева Л.П. Создание Советской Социалистической Республики Тавриды и деятельность ее ЦИК и Совнаркома: диссертация кандидаат исторических наук. Днепропетровск, 1981. С. 31-32.

(33.3) Руденко Н. С. Там же, С. 81.

(34.3) Юрковский Н. К. Борьба Советского правительства за сохранение Брестского мира и вопрос о Черноморском флоте в марте-июне 1918 года: диссертация кандидата исторических наук. Ленинград, 1985. С. 50-54.

(35.3) Знамя Труда. 16 (3) марта 1918 г.

(36.3) ИЗ ПРОТОКОЛА ЗАСЕДАНИЯ ЦК РКП (б) ПО ОБСУЖДЕНИЮ СОСТОЯНИЯ ПАРТИЙНОЙ РАБОТЫ И СОВЕТСКИХ ОРГАНИЗАЦИЙ НА УКРАИНЕ (15 марта 1918 г.) // Гражданская война на Украине. 1918–1920: Сборник документов и материалов. Т. 1, кн. 1. Киев: «Наукова думка», 1967. С. 45.

(37.3) Протокол заседания Таврического губернского Центрального Исполнительного Комитета Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов (21 марта 1918 г.) // Большевистские организации Украины в период установления и укрепления Советской власти (Ноябрь 1917 – апрель 1918 гг.): Сборник документов и материалов / Сост.: П.В. Замковой, Т.Н. Колишер, В.С. Коновалова и др. Киев: Госполитиздат УССР, 1962. С. 687.

(38.3) Юрковский Н. К. Борьба Советского правительства за сохранение Брестского мира и вопрос о Черноморском флоте в марте-июне 1918 года: диссертация кандидата исторических наук. Ленинград, 1985. С. 54; ГАРФ Ф. Р-1005 Оп. 1а. Д. 39.

(39.3) Протокол заседания Таврического губернского Центрального Исполнительного Комитета Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов (21 марта 1918 г.) // Большевистские организации Украины в период установления и укрепления Советской власти (Ноябрь 1917 – апрель 1918 гг.): Сборник документов и материалов / Сост.: П.В. Замковой, Т.Н. Колишер, В.С. Коновалова и др. Киев: Госполитиздат УССР, 1962. С. 687.

(40.3) ГАРФ Ф. Р-1005 Оп. 1а. Д. 39.

(41.3) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 29, 72.

(42.3) Протокол заседания Таврического губернского Центрального Исполнительного Комитета Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов (21 марта 1918 г.) // Большевистские организации Украины в период установления и укрепления Советской 68 власти (Ноябрь 1917 – апрель 1918 гг.): Сборник документов и материалов / Сост.: П.В. Замковой, Т.Н. Колишер, В.С. Коновалова и др. Киев: Госполитиздат УССР, 1962. С. 687.

(43.3) ГАРФ Ф. Р-1005 Оп. 1а. Д. 39.

(44.3) Антонов-Овсеенко В.А. Записки о гражданской войне. Т. II. Москва, Ленинград: Госиздат, 1928. С. 78.

(45.3) Руденко Н. С. Борьба за победу и упрочнение Советской власти в Крыму (ноябрь 1917 - апрель 1918 г.): диссертация кандидата исторических наук / Моск. гос. пед. ин-т им. В. И. Ленина. М:, 1968. С. 77.

(46.3) Дубко Ю. В. Советская Республика Тавриды: авантюра большевистского государственного строительства. Симферополь, 1999. С. 50. Любопытно, что ЛВБ-МиК через одно место протрактовали телеграмму Спиро и описали её таким образом: «Левый эсер Вильям Спиро прибыл в Крым 18 марта и тут же поставил вопрос о создании «штаба обороны Республики Тавриды» в Джанкое» (Преданные комиссары, С. 32). И не стыдно им было такое публиковать?..

(47.3) ГАРФ Ф. Р-1005 Оп. 1а. Д. 39.

(48.3) ГАРФ Ф. Р-1005 Оп. 1а. Д. 39.

(49.3) Руденко Н. С. Советская республика Тавриды // Московский педагогический институт им. В. И. Ленина. Ученые записки. Т. 250: Некоторые проблемы истории строительства социализма в СССР. М., 1967. С. 77.

(50.3) Руденко Н. С. Борьба за победу и упрочнение Советской власти в Крыму (ноябрь 1917 - апрель 1918 г.): диссертация кандидата исторических наук / Моск. гос. пед. ин-т им. В. И. Ленина. М:, 1968. С. 82, 91.

(51.3) Декрет Центрального Исполнительного Комитета Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов Таврической Республики об объявлении Таврической губернии Советской республикой и организации Совета Народных Комиссаров, 19 марта 1918 г. // Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы. Симферополь: Крымиздат, 1957. Т. 1. С. 225; Зарубин А.Г. Без победителей. Из истории Гражданской войны в Крыму / А.Г. Зарубин, В.Г. Зарубин. Симферополь: Антиква, 2008. С. 352.

(52.3) Бунегин М. Ф. Революция и гражданская война в Крыму (1917-1920 гг.). Симферополь: Крымгосиздат, 1927. С. 145.

(53.3) Гавен Ю. Из истории революционного движения в Крыму (Октябрь 1917 г. – апрель 1918 г.) // Известия Таврического Общества истории, археологии и этнографии. Т. 4, 1931. С. 19.

(54.3) Юрковский Н. К. Там же, С. 68-69.

(55.3) Ремпель Л.И. Там же. С. 111.

(56.3) Юрковский Н. К. Там же, С. 69, 76; Юрковский Н.К. Борьба Советского правительства за сохранение Брестского мира и вопрос о Черноморском флоте в марте июне 1918 г.: автореферат дисертации кандидата исторический наук. Ленинград, 1985. С. 10.

(57.3) Изетов Р. А. Там же. С. 58.

(58.3) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 32-33.

(59.3) Юрковский Н. К. Борьба Советского правительства за сохранение Брестского мира и вопрос о Черноморском флоте в марте-июне 1918 года: диссертация кандидата исторических наук. Ленинград, 1985. С. 55-56.

(60.3) Зенченко К. Я. Владимир Ильич Ленин и революционное движение в Крыму: диссертация кандидата исторических наук. Киев, 1970. С. 274-275.

(61.3) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 77. Отдельно сделаем акцент на названии одной из главе ПД: «Дипломатический барьер. Республика Тавриды создана по указанию Ленина» (С. 31).

(62.3) См. Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы. Симферополь: Крымиздат, 1957. Т. 1. С. 227-228. Отметим, что уже 28 марта председатель СНК ССРТ А.И. Слуцкий (из-за не выясненных до конца обстоятельств) разослал во все советские органы Северной Таврии телеграмму: «Декрет о границах… считать отмененным». (Изетов Р.А. Там же. С. 67).

(63.3) Руденко Н. С. Там же, С. 98.

(64.3) Там же.

(65.3) Там же. С. 217; Гарчева Л.П. Там же. С. 139.

(66.3) ПОСТАНОВЛЕНИЕ ПЛЕНАРНОГО ЗАСЕДАНИЯ ЦЕНТРАЛЬНОГО КОМИТЕТА ЧЕРНОМОРСКОГО ФЛОТА ОБ ОРГАНИЗАЦИИ ЗАЩИТЫ ФЛОТА ОТ НЕМЕЦКИХ ОККУПАНТОВ (19 марта 1918 г.) // Гражданская война на Украине. 1918–1920: Сборник документов и материалов. Т. 1, кн. 1. Киев: «Наукова думка», 1967. С. 56-57.

(67.3) 19 марта 1918 г. – Резолюция моряков линейного корабля «Воля» о немедленном укомплектовании кораблей и проведении операций по восстановлению Советской власти в городах, оккупированных немецко-австрийскими войсками // Моряки в борьбе за власть Советов на Украине. (Ноябрь 1917-1920 гг.): Сборник документов / Ин-т истории Акад. наук УССР. Центр. гос. архив Воен.-Мор. Флота СССР. Киев: Изд-во Акад. наук УССР, 1963. С. 108.

(68.3) Гарчева Л.П. Там же. С. 139-146; Моряки в борьбе за власть Советов на Украине. (Ноябрь 1917-1920 гг.): Сборник документов / Ин-т истории Акад. наук УССР. Центр. гос. архив Воен.-Мор. Флота СССР. Киев: Изд-во Акад. наук УССР, 1963. С. 109; Гражданская война на Украине. 1918–1920: Сборник документов и материалов. Т. 1, кн. 1. Киев: «Наукова думка», 1967. С. 48, 69-70; Киевский Краснознаменный: Краткий очерк истории Краснознаменного Киевского военного округа. 1919-1969. Киев Полит. упр. КВО, 1969. С. 23; Юрковский Н.К. Там же, С. 77-78; Поликарпов, В. Д. Бурям навстречу. Симферополь: Крымиздат, 1961. С. 71-72; Бобков А.А. Там же, С. 194-200, 202, 209-213, 217; Родной край, 1918, № 1708, 20 марта; Антонов-Овсеенко В.А. Там же. С. 64-65, 85, 108, 123-124, 134, 149, 173-174; Жуков В. К. Черноморский флот в революции 1917-1918 г. ( 2-е изд., доп.) М.: Огиз — Мол. гвардия, 1932. С. 160-162, 183; Брошеван В. М. Коммунисты-организаторы вооруженной защиты завоеваний социалистической революции в Крыму: 1918-1920 гг.: диссертация кандидата исторических наук. Киев, 1985. С. 126; Широков В.А. Большевики Черноморского флота в борьбе за власть Советов, март 1917 - июнь 1918 гг.: диссертация кандидата исторических наук. Симферополь, 1977. С. 156-158; Российский государственный военный архив, Ф. 8, Оп.1, Д.12; уднов М. Н. Под черным знаменем: (Записки анархиста). М.: Молодая гвардия, 1930. С. 156. По данным Л.П. Гарчевой в отрядах Таврической губернии всего насчитывалось 22 тысячи штыков (!), в связи с этим подсчёты редакции КБК можно считать лишь предварительными.

(69.3) ГАРФ Ф. Р-1005 Оп. 1а. Д. 39; Широков В.А. Там же. С. 155-156.

(70.3) Протокол заседания Таврического губернского Центрального Исполнительного Комитета Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов (21 марта 1918 г.) // Большевистские организации Украины в период установления и укрепления Советской власти (Ноябрь 1917 – апрель 1918 гг.): Сборник документов и материалов / Сост.: П.В. Замковой, Т.Н. Колишер, В.С. Коновалова и др. Киев: Госполитиздат УССР, 1962. С. 687; Юрковский Н.К Там же, С. 56.

(71.3) См. например: Гражданская война на Украине. 1918–1920: Сборник документов и материалов. Т. 1, кн. 1. Киев: «Наукова думка», 1967. С. 94, 99.

(72.3) Протокол заседания Таврического губернского Центрального Исполнительного Комитета Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов (21 марта 1918 г.) // Большевистские организации Украины в период установления и укрепления Советской власти (Ноябрь 1917 – апрель 1918 гг.): Сборник документов и материалов / Сост.: П.В. Замковой, Т.Н. Колишер, В.С. Коновалова и др. Киев: Госполитиздат УССР, 1962. С. 690.

(73.3) Руденко Н.С. Там же. С. 226.

(74.3) Бобков А.А. Там же. С. 198; Севастополь: хроника революций и гражданской войны 1917-1920 годов: юбилейное издание. Сост., науч. ред. и коммент. В. В. Крестьянникова. Севастополь, 2007. С. 267.

(75.3) Декрет Центрального Исполнительного Комитета Советов Республики Тавриды о реорганизации «Южного комитета защиты социалистической революции» // Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы. Симферополь: Крымиздат, 1957. Т. 1. С. 229.

(76.3) ГАРФ Ф. Р-1005 Оп. 1а. Д. 39; Моряки в борьбе за власть Советов на Украине. (Ноябрь 1917-1920 гг.): Сборник документов / Ин-т истории Акад. наук УССР. Центр. гос. архив Воен.-Мор. Флота СССР. Киев: Изд-во Акад. наук УССР, 1963. С. 596.

(77.3) ГАРФ Ф. Р-1005 Оп. 1а. Д. 39.

(78.3) Юрковский Н.К. Там же. С. 74-75. Протокол заседания Таврического губернского Центрального Исполнительного Комитета Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов (21 марта 1918 г.) // Большевистские организации Украины в период установления и укрепления Советской власти (Ноябрь 1917 – апрель 1918 гг.): Сборник документов и материалов / Сост.: П.В. Замковой, Т.Н. Колишер, В.С. Коновалова и др. Киев: Госполитиздат УССР, 1962. С. 688.

(79.3) ГАРФ Ф. Р-1005 Оп. 1а. Д. 39.

(80.3) Доклад следователя А. Галкина Ф. Э. Дзержинскому по делу В. Б. Спиро (19 апреля 1918 г.) // Левоэсеровская провокация на Черноморском флоте в начале 1918 г. // Исторический архив. № 6. 1961. C. 181-185; Изетов Р. А. Там же. С. 45.

(81.3) Доклад следователя А. Галкина Ф. Э. Дзержинскому по делу В. Б. Спиро (19 апреля 1918 г.) // Левоэсеровская провокация на Черноморском флоте в начале 1918 г. // Исторический архив. № 6. 1961. C. 182.

(82.3) Жуков В.К. Там же. С. 178-179.

(83.3) ГАРФ Ф. Р-1005 Оп. 1а. Д. 39.

(84.3) ДЕКЛАРАЦИЯ ЦИК СОВЕТОВ УКРАИНЫ И ДЕЛЕГАЦИИ СОВЕТОВ УКРАИНЫ НА IV ВСЕРОССИЙСКОМ СЪЕЗДЕ СОВЕТОВ (16 марта 1918 г.) // Гражданская война на Украине. 1918–1920: Сборник документов и материалов. Т. 1, кн. 1. Киев: «Наукова думка», 1967. С. 48.

(85.3) ГАРФ Ф. Р-1005 Оп. 1а. Д. 39.

(86.3) Королев В.И. Черноморская трагедия (Черномор. флот в полит. водовороте 1917-1918 гг.). Симферополь: Таврия, 1994. С. 27.

(87.3) Борьба за победу советской власти в Аджарии. Документы и материалы (1917-1921 г.г.). Батуми, 1961. С. 112-116; Гусев К. Крах партии левых эсеров. М., 1963. С. 162-163; Кадищев А.Б. Интервенция и гражданская война в Закавказье. М., 1960 г. С. 49, 83; Клюкин Е.В. Юго-Западная Кавказская Республика (1918 – 1919 гг.) и возрождение государственности на Южном Кавказе: диссертация кандидата исторических наук. СПб, 2004. С. 30-32; Мордвинов Р.Н. Левоэсеровская провокация на Черноморском флоте в начале 1918 г. // Исторический журнал. 1961. № 6. С. 181; Фельштинский Ю.Г. Крушение мировой революции. Очерк первый. Брестский мир. Октябрь 1917 – ноябрь 1918. Лондон, 1991. С. 322; Юрковский Н.К. Там же. С. 84-88; «Известия Новороссийского Совета Рабочих и Солдатских Депутатов». 26 (13) марта 1918 г.; ГАРФ Ф. Р-1005 Оп. 1а. Д. 39.

(88.3) Юрковский Н.К. Там же. С.87-88; Руденко Н.С. Там же. С. 229.

(89.3) Декрет Совета Народных Комиссаров Республики Тавриды об организации Комиссариата по военно-морским делам (26 марта 1918 г.) // Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы. Симферополь: Крымиздат, 1957. Т. 1. С. 232.

(90.3) Из протокола заседания Совета Народных Комиссаров Республики Тавриды о мерах по обороне Крыма (26 марта 1918 г.) // Там же. С. 233.

(91.3) Телеграмма Совета Народных Комиссаров Республики Тавриды всем Советам об организации обороны Республики (27 марта 1918 г.) // Там же. С. 233-234.

(92.3) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 38, 78, 82.

(93.3) Письмо В.И. Ленина к Г.К. Орджоникидзе (14 марта 1918 г.) // Гражданская война на Украине. 1918–1920: Сборник документов и материалов. Т. 1, кн. 1. Киев: «Наукова думка», 1967. С. 42-43.

(94.3) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 31.

(95.3) Коновалов В. Г. Подвиг "Алмаза". Одесса: Кн. изд-во, 1963. С. 226.

(96.3) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 31; Усов С. А. Проблема Черноморского флота и Севастополя в условиях распада Российской империи и СССР (историко-политологический анализ). Севастополь, 2003. С. 70, 72; 31 марта 1918 г. – Телеграмма Севастопольского Совета военных и рабочих депутатов в Москву для опубликования в печати о подготовке к обороне Крыма и Севастополя // Моряки в борьбе за власть Советов на Украине. (Ноябрь 1917-1920 гг.): Сборник документов / Ин-т истории Акад. наук УССР. Центр. гос. архив Воен.-Мор. Флота СССР. Киев: Изд-во Акад. наук УССР, 1963. С. 115-116; Петроградская правда. 27 (14) марта 1918 г.

(97.3) Юрковский Н. К. Там же. С. 57-59.

(98.3) Государственный архив Республики Крым (далее – ГАРК), Ф. П-150, Оп. 1, Д. №312.

(99.3) Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы. Симферополь: Крымиздат, 1957. Т. 1. С. 229, 233-234, 236-237, 239.

(100.3) Бунегин М. Ф. Революция и гражданская война в Крыму (1917-1920 гг.). Симферополь: Крымгосиздат, 1927. С. 137.

(101.3) Вольфсон Б.М. Советская республика Тавриды // Учёные записки Кустанайского педагогического института. Вып. исторический. Т. 3. С. 137.

(102.3) Делегатское собрание 17 апреля // Расстрел советского правительства Крымской республики Тавриды. Симферополь: Гос. изд-во КрымАССР, 1933. С. 36-37.

(103.3) ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА НАРОДНОГО КОМИССАРА ПО МОРСКИМ ДЕЛАМ В ВЫСШИЙ ВОЕННЫЙ СОВЕТ О НЕОБХОДИМОСТИ ЭВАКУАЦИИ ЧЕРНОМОРСКОГО ФЛОТА ИЗ СЕВАСТОПОЛЯ В НОВОРОССИЙСК и РЕЗОЛЮЦИЯ НА НЕЙ ВЫСШЕГО ВОЕННОГО СОВЕТА (22 марта 1918 г.) // Гражданская война на Украине. 1918–1920: Сборник документов и материалов. Т. 1, кн. 1. Киев: «Наукова думка», 1967. С. 67.

(104.3) 29 марта 1918 г. - Телеграмма председателя Совета Народных Комиссаров Республики Тавриды А. Слуцкого члену коллегии Народного комиссариата по морским делам о невозможности эвакуации флота в Новороссийск // Моряки в борьбе за власть Советов на Украине. (Ноябрь 1917-1920 гг.): Сборник документов / Ин-т истории Акад. наук УССР. Центр. гос. архив Воен.-Мор. Флота СССР. Киев: Изд-во Акад. наук УССР, 1963. С. 113.

(105.3) ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА МОРСКОГО ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА В ВЫСШИЙ ВОЕННЫЙ СОВЕТ ОБ ЭВАКУАЦИИ ЧЕРНОМОРСКОГО ФЛОТА ИЗ СЕВАСТОПОЛЯ В НОВОРОССИЙСК И РЕЗОЛЮЦИЯ НА НЕЙ ВЫСШЕГО ВОЕННОГО СОВЕТА (2 апреля 1918 г.) // Гражданская война на Украине. 1918–1920: Сборник документов и материалов. Т. 1, кн. 1. Киев: «Наукова думка», 1967. С. 99.

(106.3) Делегатское собрание 17 апреля // Расстрел советского правительства Крымской республики Тавриды. Симферополь: Гос. изд-во КрымАССР, 1933. С. 37, 42

(107.3) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 51-52.

(108.3) Юрковский Н. К. Там же. С. 60-61.

(109.3) Там же. С. 54.

(110.3) Гавен Ю. Из истории революционного движения в Крыму (Октябрь 1917 г. – апрель 1918 г.) // Известия Таврического Общества истории, археологии и этнографии. Т. 4, 1931. С. 19, 21; Доклад Ю.П. Гавена на заседании Крымского землячества при Музее РККА от 29 мая 1934 года // ГАРК, Ф. П-150, Оп. 1, Д. №312. Наши оппоненты могут также указать и на попытку Комзарева запретить вывоз хлеба из Таврической губернии с целью формирования в Крыму 6-месячного запаса продовольствия. Однако все обнаруженные редакцией КБК указания ведут к в работе Павла Надинского (с. 72), а также к доносу Миллера на Спиро (где, помимо прочего, ЮКЗСР обвинялся в “запрете вывоза хлеба за пределы Крымского полуострова”). Павел Наумович пишет, что в ответ на решение Комзарева была направлена телеграмма из Центра с опротестованием этого решения. Однако в работе А.Г. и В.Г. Зарубиных (С. 335) указывается, что эта телеграмма принадлежит наркому продовольствия РСФСР Александру Цюрупы, и направлена она была не в адрес ЮКЗСР, а в адрес наркома продовольствия ССРТ левого эсера А.В. Столяра, который попытался приостановить отгрузку хлеба для отправки на материк с целью создания шестимесячного запаса еды на полуострове. Впрочем, редакция КБК вполне допускает, что Комзарев мог отдать подобный приказ, и определённая логика в подобных действиях имеется, учитывая “прожорливость” отрядов.

(111.3) Янчевский Н. Л. Гражданская борьба на Северном Кавказе. Северо-Кавказская краевая юбилейная комиссия по проведению празднования 10-й годовщины октябрьской революции и С-К. край-испарт. Ростов-на-Дону: Севкавказкнига, 1927. Т. 2. С. 16: «23 марта 1918 года. Ко всем трудящимся Донской Республики. Мир подписан и, несмотря на это, немецкие белогвардейцы продолжают наступать и встречают дружную поддержку среди украинских и русских контр-революционеров. Для защиты завоеванных Революцией свобод Областной В.-Р. К., как высшая власть на Дону, до полномоченного съезда Советов, объявляет самостоятельную Донскую Советскую Республику в кровной связи с Российской Советской Республикой и выделяет Совет Народных Комиссаров (выделено нами – КБК)»; Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 50, 66-67. В ПД также есть указание на то, что вхождение ССРТ в состав РСФСР было декларировано и 21 апреля, однако в монографии И.Т. Сирченко, на которую ссылаются ЛВБ-МиК, в телеграмме за это число ничего не сказано об этом. Врут, как всегда…

(112.3) Чистяков О. И. Становление Российской Федерации, 1917-1922 гг.: в 2-х томах: диссертация доктора юридических наук. Москва, 1964. С. 214.

(113.3) Мордвинов Р. Н. Курсом «Авроры». Формирование советского военно-морского флота и начало его боевой деятельности (ноябрь 1917 – март 1919 г.). М.: Воениздат, 1962. С. 112. Отметим, что, по мнению МиК-ЛВБ, схожие вещи Антон Иосифович говорил ещё 29 марта, во время своего отчёта перед ТавЦИК: «Таврида должна поступать так, как и вся остальная Советская Россия». Однако: 1) это всё ещё мнение отдельно взятого государственного деятеля Таврической республикой, не получившее юридического оформления; 2) здесь наши оппоненты ссылаются на «крымский ”Краткий курс”» Вуля, которому редакция КБК не доверяет в силу причин, описанных в самом начале нашего очерка.

Также отметим, что указания молоколягушек на решения Высшего военного совета (Преданные комиссары, С. 35), в которых говорилось про принадлежность Крыма РСФСР (имевшие место до 18 апреля), являются выражением мнения самой Москвы и без заявления самой ССР Тавриды и не может определять юридическое положение республики.

(114.3) Жуков В. К. Черноморский флот в революции 1917-1918 г. ( 2-е изд., доп.) М.: Огиз — Мол. гвардия, 1932. С. 200-201.

(115.3) Там же. С. 183.

(116.3) Гавен Ю. Из истории революционного движения в Крыму (Октябрь 1917 г. – апрель 1918 г.) // Известия Таврического Общества истории, археологии и этнографии. Т. 4, 1931. С. 19; Шамко Е. Н. Борьба трудящихся Севастополя против иностранных военных интервентов и буржуазно-помещичьей белогвардейщины (1918-1920 гг.): диссертация кандидата исторических наук. Киев, 1954. С. 43-44; См. Вуль Р. М. Антон Слуцкий: историко-биографический очерк. Симферополь: Крымгиз, 1939. С. 69-70, 74, 141, 145-146.

(117.3) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 76. К слову – после вышеприведённой цитаты из “Преданных комиссаров” их авторы пишут: «Таким образом, Изетов в своей «научной» статье совершил подлог исторического источника». Проблема в том, что Руслан Акимович не мог совершить этого самого “подлога”. Изетов в своей статье далее писал: «Однако 17 июня 1918 г. Ж.А. Миллер, по ходатайству В.А. Карелина (член ЦК ПЛСР и адвокат В.Б. Спиро) также был вызван в качестве свидетеля по делу В.Б. Спиро для дачи показаний. На данный момент неизвестно, что произошло между 17 и 22 июня (выделено нами – КБК) <...>, однако более его не считали представителем крымских большевиков – вместо этого он был отправлен в Тамбов и стал председателем местного губкома РКП(б)» (c. 64-65). То есть он просто предположил, что отправка Миллера в другой регион была связана с расследованием по «делу Спиро», а не утверждал это. Следовательно, никакого подлога исторического источника в статье нет.

(118.3) Доклад следователя А. Галкина Ф. Э. Дзержинскому по делу В. Б. Спиро (19 апреля 1918 г.) // Левоэсеровская провокация на Черноморском флоте в начале 1918 г. // Исторический архив. № 6. 1961. C. 181.

Часть 4. Закат Республики Тавриды

Наконец-то пришло время поговорить про то, каким образом была ликвидирована Таврическая ССР. Зачастую эту историю просто опускают словами в духе “в апреле 1918 года Крым был оккупирован Германией”. Таким же образом поступили и МиК-ЛВБ, вообще не рассказав о боях в Крыму, имевших место 18-30 апреля и лишь остановившись на боях на Перекопе. Однако это неверный подход, опускающий целый пласт интереснейшей и важных для истории Советского Крыма 1918 года фактов и событий.

Но для начала поговорим про предпосылки боёв.

Апрельские события в Севастополе

Последствия февральской расправы 21-24 февраля не могли не сказаться негативно на популярности большевистско-левоэсеровской власти в Севастополе. Рабочие начали вновь возвращаться под меньшевистское влияние; определённое влияние на флоте всё ещё имели проукраинские настроения (которые усиливались по мере приближения сил Германии к Крыму). 16 и 18 марта Главный заводской комитет Севастополя и собрание портовых рабочих ставят вопрос о перевыборах Севастопольского Совета (которым, напомним, руководил левый коммунист Николай Пожаров). По итогу в городе прошёл референдум по этому вопросу, на котором большинство представителей матросов, сухопутный частей и заводских цехов высказались за перевыборы. 30 марта за перевыборы проголосовал большой митинг на главной площади.

Состоявшиеся 3-4 апреля выборы в СевСовет дали перевес эсеро-меньшевикам; блок большевиков и левых эсеров получил менее 45% голосов. 10 апреля Севастопольская организация РКП(б) созвала объединенное заседание старого и нового Совета, предложив резолюцию о поддержке Совнаркома и обороне Крыма, которая была опрокинута меньшевистскими и правоэсеровскими депутатами. Большевики и левые эсеры заявили о создании «революционного Совета» с временным Исполкомом, эсеро-меньшевики образовали «свой» Совет. 9-11 апреля борьба выплеснулась на улицу – на фоне всеобщей забастовки меньшевистские «дружины самообороны» с оружием и броневиком выступили в поддержку нового Совета. Начались вооруженные столкновения, появились жертвы.

12 апреля Центрофлот «для предотвращения между усобицы между двумя частями демократии» объявил город на военном положении. На следующий день был сформирована коллегия с функциями городской исполнительной власти: 13 её членов представляли ЦК ЧФ, 6 – Главзавком, 3 – Севастопольскую крепость, 1 – железнодорожников; только 1 её участник являлся большевиком (Владимир Басенко, представлявший СНК Республики Тавриды). У вокзала, телеграфа, банка были выставлены смешанные караулы моряков и рабочих. Попытка большевистско-левоэсеровского «временного Исполкома» 14 апреля назначить делегатское собрание для создания чрезвычайного орган властиа провалилась – Центрофлот просто запретил его.

Оба Совета, старый и новый, были распущены. 16 апреля было решено вновь провести выборы в СевСовет; пока же власть в городе вручалась Центрофлоту. Выборы (прошедшие на следующий день) опять дали победу эсеро-меньшевистскому блоку. 20 апреля Центрофлот сдал власть новому Совету, который на первом же заседании отказался обсуждать вопрос об обороне Крыма. Большевистская фракция покинула Совет.

В чём причина апрельского кризиса власти в Севастополе? Во-первых, это связано с уже упоминавшимися расправами, имевшими место ранее (в декабре и феврале), приведшие к значительному ослаблению в городе революционной законности. Во-вторых, безусловно, это было связано с ошибками местной советской власти на самых разных уровнях и экономических трудностях (которые имели место быть не только в Севастополе, но и во всём Крыму). Также стоит отметить, что свою роль сыграл уход немалой части большевиков на фронт (1.4).

Вот в такой ситуации оказалась Севастопольская большевистская организация. Отметим, что после отъезда и ареста Вильяма Спиро влияние левых эсеров в городе ослабло (хотя в Севастополе продолжал действовать комитет ПЛСР во главе с Алексеем Шерстнёвым; кстати – эсеро-меньшевики подняли свою популярность и за счёт ареста Вильяма Бернгардовича, начав распространять слухи о раз о якобы имевших место невероятных хищениях местных большевиков и левых эсеров (2.4)), так что большевики вновь стали ведущей силой среди леворадикальных партий. Каким образом они справятся с этой непростой ситуацией в условиях немецкого наступления в Крыму? Справятся ли вообще?

Через несколько глав мы дадим ответы на эти вопросы.

Перекопские и Чонгарские позиции к 16 апреля 1918 года

Авторы “Преданных комиссаров” пишут: «Деятельность ВРК, затем военно-морского комиссариата (а где в этом ряду Комзарев??? Обидно за него как-то, право слово – комментарий редакции КБК), по укреплению обороны Крыма от наступающих украино-германцев была неудовлетворительна. Хотя нельзя вешать «всех собак» на одного только Гавена (напоминаем о сложном финансовом положении Правительства Тавриды и о моральном разложении Красной Гвардии), тем не менее, вина в провале обороны Крыма по большей части находится в «заслугах» Севастопольского ВРК и его председателя (какой СевВРК в апреле… – комментарий редакции КБК).

<...>

Сложилась странная ситуация. С одной стороны, эсеры и левые коммунисты Севастополя прилагали усилия к утере Крымом нейтрального статуса, с другой стороны — военное руководство Крыма к обороне полуострова готово не было. Впрочем, если сравнить севастопольских левых коммунистов с их единомышленниками в Центральной России, вопрос можно посчитать риторическим. Увлеклись «триумфальным шествием», поддались нажиму эсеров» (3.4). Правда ли это? Рассмотрим сей вопрос с опорой на имеющуюся у редакции КБК литературу и источники.

Немецкое контраступление на Юге Украины поставило вопрос о подготовке Крыма к обороне. Для более оперативного партийного руководства обороной Севастополя, по решению Севастопольского горкома РКП(б) были образованы райкомы партии (и это несмотря на кризис власти в городе!), а также специальная «комиссия по организации отрядов для борьбы с немецкими оккупантами». 12 апреля, в связи с приближением австро-германских частей к Крыму, по решению СНК ССРТ и Военно-морского Комиссариата, Севастополь, крепость и флот были объявлены на военном положении.

Получив известие, что германцы со стороны Александровска и Берислава (нынешняя Херсонская область) выдвигаются к Крыму, Областным Штабом (продолжившим функционировать несмотря на все метаморфозы с Комзаревом, происходившими 22-26 марта) была организована «Комиссия по обороне Крыма» в составе: Богданова (который всё ещё продолжал руководить ОблШтабом), Пожарова и Басенко, которым поставили задачу: обследовать положение работ по укреплению Перекопского и Сивашского (Чонгарского) участков и представить проект плана укреплений и плана обороны Крыма. Оперативных (т.е. командных) функций комиссия не имела (4.4).

“Молочные лягушки” обрисовывают состояние Перекопа на момент начала немецкого наступления следующим образом:

Отметим, что Центрофлот отказался перебрасывать на Перекоп тяжёлую артиллерию, снабжение боеприпасами было поставлено отвратительно. На Перекопе было только 16 орудий и броневиков. Не лучше были вооружены другие защитники перешейка: в основном винтовками и охотничьими ружьями, пулемётов почти не было. Боеприпасы у артиллерии на Перекопе выйдут в первый день, деморализованные артиллеристы бросят позиции. Перекоп был плохо укреплён, окопные работы не были завершены, но его командующий Приклонский и делегаты от частей на Перекопе занимались очковтирательством, давали успокоительные сообщения в Симферополь и Севастополь. По всей видимости, анархистски настроенные отряды начали оспаривать полномочия назначенных командиров, произошла дезорганизация управления войсками. К моменту германского удара, в штабе в Джанкое вместо назначенного из Севастополя моряка Кассесимова распоряжался некто Лопатин, командир «симферопольского партизанского отряда». Отсюда ясно, почему интервентам удалось прорвать оборону в первый день (5.4).

Рассмотрим вопрос состояния Перекопско-Чонгарских укреплений на основе более современных данных.

«Комиссия по обороне Крыма» произвела осмотр Перекопского перешейка и пришла к заключению в необходимости образования двух оборонительных фронтов. Один фронт на Перекопе-Чонгаре и другой, запасный, по долине реки Кача – для защиты Севастополя на случай спешной эвакуации. Комиссия начала вести в Севастополе разработку плана обороны совместно со ОблШтабом и пригласила для работы специалистов: полковника Сташевского, штабс-капитана Иванова-Дивова и капитана Приклонского (последний работал ранее с Мокроусовым, о чём мы писали в первой части). Кроме того, для «специальной военной работы» приглашен был и Иван Федько.

Перед самим городом Перекоп (ныне не существует) в марте-апреле были вырыты траншеи полного профиля и чуть впереди позиции на высотах 7,1 стрелковые ячейки (Стрелковая ячейка — фортификационный элемент хода сообщения, траншеи или окопа, предназначенный для размещения личного состава и ведения огня из стрелкового или гранатомётного вооружения). Общая картина укреплений представлялась в следующем виде: 1-я Перекопская линия обороны были протяженностью 8,5 километров. Вторая, Озерная-Карт-Казацкая – протяженностью 5,5 километров. Перекопская линия, включающая и город, и перешеек, была защищена окопами современного типа и проволочными заграждениями. Карт-Казацкая линия, упиравшаяся флангами в озера, имела лишь недостроенные инженерные окопы.

Руководящий аппарат Перекопского оборонительного района выглядел следующим образом. В Джанкое поместился полевой штаб или штаб обороны Крыма, которому был подчинен весь фронт, начиная от Херсона и кончая Геническом. Начальник штаба обороны – капитан Приклонский, комиссар штаба – моряк Братусь. Перекопским участком фронта командовал Кассесимов (коммунист); Сивашким участком – Федько; начальник штаба – Михалько (коммунист); Штаб обороны (полевой штаб), комендант Севастопольской крепости и все части крымского гарнизона были подчинены непосредственно Революционному штабу. За снабжение отрядов, обороняющих Перекоп, отвечал член ВРК Таракташской волости Джанкойского (ранее Перекопского) уезда Чигинов (6.4).

Серьёзное влияние на формирование Перекопской группы войск оказали тяжёлые бои, имевшие место в 10-х числах апреля в Северной Таврии. В результате начавшегося контрнаступление немцев под Александровском части Южного фронта (напомним, что в состав ЮжФронта входили 1-я, 2-я и 3-я армии) дрогнули и начали хаотичное отступление по железной дороге в сторону Мелитополя и Геническа. Свою лепту в борьбу за немецкую гегемонию на Юге России вносил и отряд Дроздовского, который в эти дни действовал Мелитополя, в районе Акимовки, через которую проходил ж/д путь на Джанкой через Чонгар. В результате всего этого хаоса вечером 15 апреля штаб Южного фронта (вместе с командующим фронтом Павлом Егоровым) вместе с несколькими десятками эшелонов поездов и тысячами солдат пересёк Чонгарский мост и ступил на крымскую землю. Южфронтовские части остановили своё отступление на ж/д станции города Джанкой.

Военно-морской Комиссариат и Областной штаб встретили егоровские войска с недоверием – сказывался прошлый опыт “безобразия” Лазарева и третьей армии в Феодосии (также прибывшей извне). Поэтому Комиссариат начал действовал схожим (как с лазаревцами) образом – в Джанкое Пожаров и Богданов предложили П.В. Егорову разоружиться и распустить свой штаб. Однако Павел Васильевич воспринял это предложение как наивную веру севастопольцев в то, что немцы за Перекоп не ступят. По итогу, из-за слухов, произошло вооружённое столкновение между феодосийской черноморской ротой и штабистами. Последние одержали верх и егоровский штаб всё-таки разоружили.

Отметим, что из-за неразберихи в Северной Таврии на территорию Крыма не смогли отступить силы Мокроусова и Полупанова. Это были не очень хорошие новости для Военно-морского Комиссариата – ведь по первоначальному плану ОблШтаба главные силы на Перекопе должен был составить именно отряд Мокроусова (в боеспособности которого в Севастополе были уверены). Не переставая отбиваться на Украине от наседавших немцев, отряд Мокроусова вел бой то под Никополем, то под Александровском, и когда наступавшими немцами вход в Крым был отрезан, отряд оказался в Бердянске вне связи как с советским командованием на Украине, так и с ОблШтабом. Однако по итогу Алексею Васильевичу всё же удалось прорваться к Антонову-Овсеенко на Донбассе. В те дни едва не застрял в Геническе и отряд Федько, но ему повезло, и он смог прорваться в Крым.

В результате произошедшего отступления вышеназванных украинских частей к 16 апреля на Перекопе оказалось порядка 12 тысяч бойцов (из них порядка 7,5 тысяч было на Перекопском участке, и примерно 4580 человек – на Чонгарском). Перекопский участок охранялся преимущественно отрядами севастопольского Комиссариата, Чонгарский – по большей части силами Южного фронта. Подобное распределение сложилось в результате военной обстановки в регионе – очевидно, Комиссариат, с одной стороны, скапливал свои войска на Перекопе заранее. Те же крымские силы, что вели бои в Северной Таврии в районе Алёшек, в силу географии отходили именно к Перекопскому участку. Возле Чонгара же скопились силы, формироваввшиеся вне юрисдикции Комзарева / Комиссариата (7.4).

Какие выводы следуют из всего вышенаписанного? 1) Состояние Перекопских укреплений не умещается в простую фразу «плохо укреплён». На разных участках различалась степень готовности и качество работ. 2) Дезорганизация в районе Перекопа и Чонгара действительно имела место быть, однако она возникла не по вине Гавена и Комиссариата, а из-за тяжёлой военной обстановки в Северной Таврии, в результате которой в Крыму беспорядочно прорвались несколько тысяч войск Егорова.

А что же насчёт слов о том, что Комиссариат “провалил оборону Крыма”? Тем более, по данным лягушек, «интервентам удалось прорвать оборону в первый день». Верны ли эти утверждения?

Взглянем на материалы, обнаруженные исследователями прошлых лет. 25 мая 1918 года Г.Е. Чичеров составил отчёт для НКВД РСФСР, получивший название “О Крымских событиях”. В нём, помимо прочего, значилось: «В это время на Перекопе завязался горячий бой с противником... По словам товарищей, которые дрались на фронте, под самые окопы подъехало много бронированных автомобилей, которые открыли ураганный огонь из пулеметов и орудий. Несмотря на это, наши войска продержались там целый день... Потери со стороны германцев были громадные, с нашей стороны тоже значительные». В сообщении далее отмечалось, что советские войска оставили Перекоп только после того, как израсходовали все боеприпасы. Участник обороны Перекопа С.И. Ракша в своих воспоминаниях указывал, что защитники Турецкого вала «держались тут около двух суток, пока немцы не выбили нас отсюда артиллерийским огнём».

Таким образом, первая попытка авангардных частей немецкой 15-й Ландверной дивизии, переправившихся через Днепр у Берислава, с ходу ворваться в Крым, не имела успеха. 16 апреля войска отбросили их от границ Перекопа, захватив трофеи и пленных. Попытка взять Перекоп 17-го числа также успеха не имела. Но уже 18 апреля с подходом основных сил 52-го корпуса (под командованием Роберта фон Коша), состоявший из трех дивизий (в эти дивизии, кроме частей пехоты, входили: 6 кавалерийских, 2 пулеметных, один саперный полки, части тяжелой артиллерии и механизированные части, авиаотряд, 5 велоотрядов; всего – около 30 тысяч человек), оккупанты, наступавшие двумя колоннами, прорвали оборону советских войск, в 2,5 раза уступавших противнику в живой силе и во много раз в боевой технике, слабо владеющих оружием, не приспособленных к позиционной войне, разрозненных и недостаточно дисциплинированных.

Роберт фон Кош, 1856-1942

В течение 19 апреля немецкие войска заняли Армянский базар (к 9 часа утра; ныне Армянск) и вышли к Джанкою. Однако в Джанкойском районе немцев ждал неприятный сюрприз – командующему Чонгарскими частями Федько удалось привести свои войска в относительный порядок. Утром 19 апреля они отступили к Джанкою (предварительно взорвав Чонгарский мост). В своих воспоминаниях Иван Фёдорович так описывал обстановку в городе: «Когда мы прибыли в Джанкой, там имелось колоссальное количество эшелонов, вся станция буквально была забита. Поэтому встала задача все эшелоны эвакуировать. Мы в течение двух дней (тут Иван Фёдорович явно ошибается – аж два дня они станцию не держали – КБК) занимались тем, чтобы со станции Джанкой эвакуировать все имущество, разрушить станцию, главным образом механизмы управления и средства связи, и отошли на станцию Колай». Таким образом, благодаря усилиям Федько, возможный логистический коллапс в прифронтовой полосе был избегнут (Джанкой являлся узловой ж/д станцией, откуда дорога расходилась в направлении Симферополя-Севастополя, а также в сторону Феодосии-Керчи) (8.4).

Какой же из всего этого вывод? А вывод таков – Действия Комзарева (с 26 марта – Комиссариата) привели к тому, что оборона Перекопа пошла по наиболее благоприятному сценарию из всех возможных в тех непростых условиях. Во-первых, благодаря уже имевшимся укреплениям и немалой численности солдат на узком участке суши, 16-18 апреля немецким войскам устроили серьёзное кровопускание на Перекопе. Во-вторых, благодаря правильному распределению военных кадров, Чонгарская группа войск дважды избежала логистического коллапса и распада отрядов, что сыграло крайне важную роль в боях на железнодорожной линии Джанкой-Феодосия (о которых расскажем чуть позже).

“А был ли подвиг?”

Каким образом повели себя таврические комиссары после прорыва Перекопа 18 апреля?

19-20 апреля состоялось совместное заседание Президиума Таврического губкома РКП(б), ТавЦИК, Симферопольского горкома РКП(б) и исполкома Симферопольского Совета. Был заслушан доклад председателя губкома Яна Тарвацкого «О положении на Перекопском фронте», после чего принято решение: «Имеющиеся в городе Симферополе отряд Красной Армии в 400 человек, коммунистический отряд в 40 человек, отряд рабочих завода "Анатра" в 500 человек присоединить к отступающим отрядам и направить вместе с ними на Севастополь». Как мы видим, никакой обороны возле Симферополя таврические комиссары даже не пытались организовать.

Примерно в это же время нарком внутренних дел Тавриды Станислав Новосельский связался с Юрием Гавеном (как с членом Военно-морского Комиссариата). Вот как об этом разговоре вспоминал Юрий Петрович в 1920-е годы:

…спрашивает каково положение. Я сообщаю что наши войска разбиты и отступают от Перекопа и от Сиваша. <...> …меня спрашивают как быть. Я отвечаю – положение Севастополя вам хорошо известно. С одной стороны настроение украинизации во флоте и с другой стороны сильное влияние меньшевиков и эсеров на беспартийные массы в совете. Конфликт у нас окончился созданием компромиссного совета в котором влияние меньшевиков было довольно большое. Все зависело от того в каком состоянии вернуться войска и от нашей, так сказать, решительной политики. Если нам удастся из этих разбитых частей создать ядро, то мы вырвемся из Севастополя. При этом было указано, что флот еще не подготовлен к эвакуации. <...> Нов[осельский] спрашивает: ну, а если вы не в состоянии будете эвакуироваться, что ее тогда. Я ответил шуткой: придется надеть заячи лапки и полететь в море.

Комиссары не видели возможности не только организовать оборону, но даже провести плановую эвакуацию, а потому они сразу наметили путь для быстрого бегства через Ялту или Керчь. Впрочем, на всякий случай в Севастополь были посланы члены ТавЦИК Иван Семёнов (товарищ председателя ЦИК ССРТ) и Семён Акимочкин (оба левые эсеры). Вот как вспоминал эти события Иван Никитович:

По прибытии в Севастополь мы попали на заседание Совета, где решался вопрос об обороне советской власти. Нахимовская улица была вся забита черноморскими матросами-украинцами и севастопольскими обывателями, шедшими записываться в Раду для спасения своей шкуры.

<...> В тот же день я сообщил в Симферополь Совнаркому, что на флот полагаться нельзя, потому что три четверти матросов перекрасились в желтый цвет, и вряд ли в случае неудачи можно будет эвакуироваться на военных судах.

Мы ещё покажем, насколько реальной была эта картина. А пока скажем, что на неё вполне могло повлиять недоверие к севастопольским работникам в том смысле, что они якобы не смогут решить кризис власти и побороть проукраинскую агитацию на флоте.

Пока же вернёмся к таврическим комиссарам. Вернувшиеся из Севастополя Семёнов и Акимочкин изложили вышеизложенную картину Слуцкому и Ко. Это вести окончательно убедили остальных таврических комиссаров, что эвакуация из Севастополя не представляется возможной, и того же 20 апреля они выехали в Ялту, не уведомив об этом Военно-морской Комиссариат. К моменту прибытия в город симферопольцев ялтинские организации получили распоряжение Комиссариата принять активное участие в борьбе с немцами и крымскотатарскими восставшими.

Поэтому прибывших членов правительства, желавших погрузиться на один из стоявших в Ялте пароходов (всего их было два), ялтинцы приняли как дезертиров, и в посадке на транспорты им отказали. Это было связано с тем, что Ялтинский штаб Красной гвардии был уведомлен о решении Севастополя дать бой немецким войскам. В связи с этим оба стоявших в городе пароходы были уже зарезервированы для возможной эвакуации красногвардейских частей и ялтинских учреждений. Известно, что ялтинцами предпринимались попытки ареста таврических комиссаров – вероятно, в порыве дискуссии по поводу пароходов. Формальный повод для такого радикального шага имелся– требования Слуцкого и Ко шли вразрез с декретом СНК ССРТ от 26 марта, по которому Военно-морскому Комиссариату предоставлялось «полное право распоряжаться всеми военными силами Республики и местными военно-революционными штабами». Ялтинские работники также настойчиво предлагали руководству ССРТ вернуться в Симферополь. Эта идея, с военной точки зрения, также не лишена была смысла – оставление крымской столицы (вместо организации кратковременной обороны её окраин) потенциально грозило транспортным коллапсом для красногвардейских частей, отступавших на Севастополь и Евпаторию, ибо через крымскую столицу также проходила ж/д дорога в сторону этих двух городов.

Таким образом, панический настрой руководства республики крайне неудачно наложился на стычки с ялтинцами, члены правительства решили изменить свой маршрут, направившись через Алушту, Феодосию на Керчь.

Однако в Алуште к этому моменту власть фактически находилась в руках крымскотатарских восставших. Семёнов по телефону связался с алуштинцами и спросил по поводу положения в городе. В ответ миллифирковцы ответили от имени арестованных ими членов исполкома местного Совета, что в Алуште все обстоит благополучно и что они, по примеру Ялты, организуют красные отряды для борьбы с немцами.

Это заявление успокоило членов ТавЦИКа и СНК ССРТ, и утром 21 апреля они выехали в направлении Алушты на двух автомобилях. Их дальнейшая трагическая судьба расписана в воспоминаниях выжившего Ивана Семёнова – они опубликованы в архиве КБК.

Столь хаотичное и нервозное поведение таврических комиссаров (а некоторые воспоминания фиксируют Слуцкого «в очень возбуждённом состоянии»), вероятно, порождено тем, что их восприятие крымской действительности рушилось на глазах (9.4). Тавкомиссары искренне верили в букву Брестского мира, верили, что Германия и УНР не осмелятся пойти против его условий. И в условиях начала немецкого наступления, когда прежнее видение места Советского Крыма как “нейтральной зоны” перестало быть актуальным, они просто растерялись. Свою роль сыграло и отсутствие рядом с Антоном Иосифовичем и его “командой мечты” опытного и более хладнокровного работника вроде Жана Миллера.

Каким образом МиК-ЛВБ воспринимают Слуцкого и Ко? Это видно из многочисленных цитат из их опуса:

…именно такие герои приблизили победу пролетариата, сделали возможным существование Первого в мире государства рабочих — Российской Советской Федеративной Республики. Такие противоречивые чувства послужили точкой старта для написания данной статьи. Мы хотим распространить наши знания (“знания”, ага – комментарий редакции КБК) среди наших читателей. Ведь пока жива наша общая память о подвиге, герои живут среди нас, вдохновляют нас, влияют на наши мысли и поступки», «героическая гибель таврических комиссаров»; «Читатель, помни о трагических событиях, произошедших более ста лет назад на территории Советского Крыма и о героях, положивших свои жизни на алтарь мировой революции. Благодаря их самоотверженности партия большевиков выстояла в неравной борьбе со смертельными врагами — мировым империализмом, контрреволюцией, голодом и разрухой. Никогда не забывай и не предавай их память»; «Таврические комиссары, спите спокойно, мы помним и вдохновляемся вашим подвигом!» (10.4).

А теперь давайте рассмотрим, действительно совершили ли таврические комиссары подвиг и являются ли они героями. Первым делом определимся с определениями. Подвиг – героический, самоотверженный поступок, важное по своему значению действие, совершаемое в трудных условиях. Герой – человек, совершивший (совершающей) подвиги мужества, доблести, самоотверженности.

Являлась ли эвакуация, имевшая место быть 20 апреля, героическим и самоотверженным поступком? Да нет – она была произведена заранее, оккупанты займут Симферополь только 22 апреля (11.4). Скоропалительным и губительными (в первую очередь для них самих) были выводы комиссаров и об обстановке в Севастополе. В Ялте никакого героизма Слуцкий и Ко также не проявили – наоборот, как мы ранее писали, они были в растерянности и не знали что делать. Единственное, что подходит под героический поступок – это поведение таврических комиссаров после их пленения крымскотатарскими националистами, описанное в воспоминаниях Семёнова (12.4). Но: 1) мы знаем об этом только лишь с воспоминаний Ивана Никитича; 2) если бы столь достойное и вразумительное поведение таврические комиссары проявили ранее, то они бы не погибли, а, преодолев предрассудки в отношении севастопольских коллег, остановили бы хаотичное отступление отрядов, а затем поехали в Севастополь. Наконец отметим, что под “важное по своему значению действие” арест и гибель Слуцкого и Ко также не подходит, ибо их жертва не оказала какое-либо решающее положительное воздействие на события на фронте. Скорее даже наоборот – после получения известий об аресте тавкомиссаров Военно-Морскому Комиссариату пришлось экстренно перебрасывать к алуште миноносец с матросским десантом и гидросамолёт для разведки, которые 24 апреля отбили Алушту (впрочем, спасти своих товарищей они не успели) (13.4).

Итоговый вердикт редакции КБК – таврические комиссары, безусловно, являются жертвой националистического восстания, однако их нельзя считать героями, а их поступки – подвигом. С учётом всего вышеописанного становится ясным, почему старые крымские большевики в 1919-1935 годах придерживались того же мнения.

В ответ кто-то может сказать: «А разве в Крыму на фоне наступления немцев не все руководители вели себя подобным хаотичным образом?». Однако мы решительно отвечаем – нет, далеко не все. Были и другие примеры.

Действия Военно-морского Комиссариата после прорыва Перекопа. Бои на Альминском фронте и Восточном районе Республики Тавриды. Спасение Черноморского флота

Как уже ранее отмечалось, Комиссариат не был достоверно осведомлён о состоянии частей в районе Перекопа и Джанкоя и происходивших там боях. Это также подтверждается материалами делегатского собрания 16-18 апреля и более поздними работами воспоминаниями – даже в 1930-е годы Юрий Гавен писал, что «наша Красная армия держалась под Перекопом только одни сутки (в течение 18 апреля – КБК)» (14.4).

Падение Перекопа Военно-Морской Комиссариат встретил в следующем составе: Гавен, Пожаров, Басенко, Шерстнев и Ермолин (15.5). Ситуация в городе продолжала оставаться шаткой. Обстановка осложнялась агитацией агентов УНР на Черноморском флоте, саботажем военным командованием флота (во главе с ранее упоминавшимся Саблиным) возможной эвакуации, а также хаотичным бегством перекопских частей с фронта после 18-19 апреля. Отступление отрядов в сторону Севастополя носило характер, способствовавший распространению паники: вразброд, по проселочным дорогам, загоняя лошадей и в обход Симферополя, вплоть до станции Альмы (ныне станция Почтовая Бахчисарайского районы). К 21-му числу отряды уже были уже были в Севастополе и настаивали на посадке на транспорты.

В таких условиях в ночь с 21 на 22 апреля прошло заседание Комиссариата с участием начальниками отрядов для обсуждения создавшегося положения. На нём выяснилось, что флот не подготовлен к эвакуации. Также в связи с проукраинской агитацией на кораблях появилось опасение того, что флот может отказаться от эвакуации, передавшись в распоряжение Центральной Рады. В речах выступавших докладчиков чувствовалась полная безнадежность восстановить положение фронта. Предлагалось принимать немедленные меры к эвакуации и спасению тех лиц, которым больше всего угрожает опасность в случае занятия Севастополя. Представители Центрофлота, завкомы постепенно покидали собрание из боязни ответственности за принятое решение. Представители частей предлагали немедленно захватить силой транспорты и уходить в Новороссийск, пока не поздно. Некоторые же, как комендант крепости, полковник Карпов, начальник оперативного отдела ОблШтаба подполковник Шестаковский, инспектор крепостной артиллерии Шеншин и другие военспецы даже предлагали пойти на капитуляцию.

В обстановке общей моральной подавленности и паники настроений огромную роль сыграл настрой Юрия Гавена и Николая Пожарова, которым удалось сохранить хладнокровие и не поддаться растерянности. Выслушав представителей воинских частей о положении на фронте, Юрий Петрович спокойно и уверенно заявил, что выход есть и поддаваться панике не следует. Его взгляд на обстановку заключался в следующем: положение безусловно тяжелое, но из этого нельзя заключить, что оно безнадежное. Нельзя складывать оружие, не испытав всех возможностей обороны. Но бежать при данной обстановке ответственным руководителям революционного движения – значит предавать массы, предавать революцию, наконец подрывать авторитет и веру массы к революционным вождям и к революции в целом (а теперь вспомните, читатели, как повели себя в эти дни таврические комиссары). А выход из положения может быть таков. Прежде всего необходимо привести в порядок все воинские части, находящиеся в Севастополе, и выдвинуть их на фронт, с тем чтобы задержать немцев на подступах к Севастополю, хотя бы на время подготовки флота к эвакуации (3-4 дня) а затем эвакуироваться в должном порядке. Если же случится так, что флот не пожелает эвакуироваться, как заявили некоторые из присутствующих, то остается последний выход: отступать с боем через горы по линии Ялта, Феодосия, Керчь и там попытаться переправиться через Керченский пролив на Кубань.

Хотя совещание разошлось, не приняв никакого решения, но это предложение Юрий Петровича начало осуществляться при решительной поддержке двух начальников отряда: Василевского и Басенко (последний, напомним, руководил конно-пулеметным отрядом, набранным из членов РКП(б)), а также работников ОблШтаба Богданова и Сапронова. Решено было немедленно восстановить фронт обороны Севастополя по линии реки Альмы, куда противник не успел еще проникнуть. Выбор этого рубежа обороны был неудивителен, если вспомнить, что примерно в этом же районе (правда по реке Каче, которая протекает южнее Бахчисарая) ОблШтаб намеревался вести оборонительные районы на случай стремительного прорыва перекопских позиций. Всем боеспособным частям приказано было выступить на позиции и войти в соприкосновение с неприятелем (15.4).

Примерно в это же время ОблШтаб взялся за реорганизацию Джанкойско-Феодосийского направления. Чтобы объединить, действовавшие в этом районе отряды, штаб отдал приказ о формировании Восточного фронта под командованием Федько. Первый приказ Ивана Фёдоровича на новом посту был таков:

Все вооруженные силы, находящиеся на территории Джанкой, Владиславовка, Керчь и Феодосия, входят в мое полное подчинение. Всем начальникам отрядов исполнять только мои приказания. Всякие самочинные действия буду пресекать в самом корне. Начальникам отрядов принять самые решительные меры к восстановлению порядка в отрядах. В отрядах должна быть полная революционная дисциплина, это залог нашего успеха.

При Главкоме ВостФронта был сформирован совещательный орган «Феодосийский Революционный штаб Восточного района Советской Республики Тавриды» из 15 человек, состоявший из представителей Советов Феодосии и близлежащих сёл, Феодосийского «Совета пяти» (чрезвычайный орган власти в городе, сформированный вечером 19 апреля), «Командующего всеми войсками Феодосийского уезда» Пелюхни, а также из представителя Центрофлота, феодосийских профсоюзных организаций и стоявших в Феодосийском заливе миноносцев «Фидосини», «Звонкий» и «Пронзительный». Феодосийский штаб принял под своё руководство все отряды, расположенные Восточнее Джанкоя, вплоть до Керчи и Феодосии.

В ночь на 20 апреля отряды Федько отошли к станции Колай (ныне Азовское Джанскойского района) и стали готовиться к наступлению на Джанкой. Как вспоминал сам Федько:

Мы решили дать немцам бой... Черноморский полк вновь прибывшими отрядами перешел в наступление на Джанкой. Было около 2000 человек, и наступление развивалось таким порядком: около двух-третей отряда наступало в лоб на Джанкой, одна треть сил под командованием Живодерова была оставлена в резерве. Но в тот момент, когда наши части подходили к Джанкою, куда двигались уступом за левым флангом, Живодеров из-за своей военной безграмотности решил, что резерв, находящийся в тылу наступающего фронта, представляет из себя сборище дезертиров, уклоняющихся от боя. Потому весь этот резерв он повернул с тыла на фронт и повел в наступление. В этот момент немцы начали обходить левый фланг. В связи с тем, что резерва не оказалось под рукой, все части, наступающие на Джанкой, вынуждены были загибать свой левый фланг и отходить на ст[анцию] Колай.

В бою у Колая, происходивший 24-25 апреля, немецкая пехота, при поддержке огня батарей, опрокинули контратакующие красные войска. Как вспоминал очевидец:

Когда мы отошли на станцию Колай, то здесь, приведя части в порядок, снова развернули наступление против немцев. Сначала мы немцев несколько потеснили. Но потом они значительно продвинулись в Феодосийском направлении, уже подходили к Старому Крыму и начали угрожать нашему левому флангу. Это вынудило нас отойти. Со сдерживающими боями полк стал отходить к Сейтлеру (ныне Нижнегорск). В это время из Феодосии прибыл отряд численностью до 300 человек. С прибытием пополнения Федько снова повел полк в наступление на только что оставленный Колай. Затем полк с боями отошел к Грамматиково ([ныне] Краснофлотское). Отсюда еще раз было предпринято контрнаступление уже на Сейтлер. Под Владиславовкой мы попытались вновь перейти в наступление и заняли Сейтлер, но под давлением немцев вынуждены были отойти.... Отойдя на Владиславовку и дальше на Керчь, мы поняли, что дальнейшее наше сопротивление в Крыму теряет свое значение.

В тылу Феодосийского фронта также было неспокойно: 19 апреля в Феодосии поднялось восстание под руководством «Союза металлистов и увечных воинов». К вечеру того же дня оно было подавлено силами городских красногвардейских отрядов и матросов, сошедших с миноносцев, стоявших на рейде города. Внутри же городского «Совета Пяти» происходила борьба за власть, которая не могла хорошо сказаться на укреплении тыла «Восточного района». Затронуло Феодосийский уезд и крымскотатарское восстание, начавшееся 19-20 апреля и затронувшее Судак, Старый Крым и Карасубазар (ныне Белогорск).

В этих условиях Федько вместе с частью отрядов отошёл в Керчь, откуда эвакуировался 28 апреля. Другая часть сил «Восточного района» начала отходить к Феодосии, где также проходила эвакуация. В основном она прошла успешно, однако из-за большого скопления войск в городе, а также бегства полуразложившихся отрядов с фронта, имели место грабежи и расправы, в результате которых моряки и красногвардейцы расстреляли сразу двух командующих Перекопским фронтом – Приклонского и Касессимова.

Вплоть до вступления немцев в город (произошедшее утром 30 апреля), многие суда болтались на рейде. 1 мая последний пароход покинул порт и под прикрытием миноносца «Фидониси» ушел в Новороссийск, дав несколько выстрелов в сторону немецких войск (16.4).

Вернёмся на другой конец полуострова.

Самая трудная задача, вставшая перед Комиссариатом в эти роковые дни – заставить деморализованные части вновь двинуться на фронт. От начальников отрядов и партийных работников требовались исключительное мужество и личный пример, чтобы ободрить и воодушевить панически настроенные части, оторвать их от транспортов и выдвинуть за город. Изначально даже коммунистический конно-пулеметный полк (казавшийся вполне надёжным) не соглашался выступить на фронт, однако тут в дело вступил Басенко (бывший комиссаром полка) Он вызвал желающих добровольно пойти с ним на фронт, предложив малодушным и трусливым оставаться в городе и ждать эвакуации. Поначалу набралось всего лишь 12 добровольцев (во главе с самим Владимиром Афанасьевичем), которые демонстративно покинули отряд. Этот пример произвел отрезвляющее впечатление на остальных – никому не хотелось остаться трусом. И с утра 22 апреля полк двинулся на позиции.

Матрос Василевский также привёл привел отряд в боевой порядок, воодушевил его и повел на фронт. Рубикон был пройден – за силами Басенко и Василевского потянулись остальные войска. Таким образом был восстановлен новый фронт обороны – Альминский, куда утром 22 апреля немедленно выехал Гавен вместе с другими севастопольскими большевиками (Пожаров, Алексакис, Сапронов и др.), чтобы организовать полевой штаб и личным примером способствовать подъему духа в войсках. К слову – в эти у Юрия Петровича началось обострение костного туберкулёза, из-за чего он едва мог передвигаться на костылях, однако это обстоятельство и риск гибели на фронте не остановили его.

Вслед за сухопутными частями начался подъем настроения на кораблях, требовавших от шатавшегося Центрофлота принятия мер к обороне Севастополя; на фронт потекли добровольные морские дружины. Комиссариатом приняты были меры к переформированию частей и созданию условий активной борьбы с наступающим противником Опорой Комиссариата в массах выступали городские организации РКП(б) и ПЛСР. Фактическое руководство военными операциями на Альминском фронте осуществлял Гавен.

Организацией отрядов занимались не только официальные органы, как СевСовет, ОблШтаб и Центрофлот, но и случайные организации и отдельные лица по собственной инициативе. Часто такие организации не шли дальше воззваний и пожеланий или присоединялись попросту группой в 10-20 человек к какому-либо уже сорганизованному отряду. Иногда организовывался только один штаб несуществующего отряда, вывешивавший объявление на территории своего расположения, (например в вагоне), и приглашал добровольцев. Собравшийся таким образом отряд в несколько десятков человек обращался к местным властям с требованием вооружения, снаряжения, обмундирования и пр. и, кое-как экипировавшись, наконец отправлялся на фронт.

Не все отряды, сорганизовавшиеся под каким-нибудь броским названием, достигали боевого фронта и соприкасались с противником. Порой они занимали занимались мародёрством в тылу, стараясь получить от населения путем реквизиции то, что было недополучено в Севастополе, и тем вызывая озлобление крестьян.

А что происходило с флотом в дни рождения Альминского фронта? 21 апреля Центрофлотом было созвано пленарное заседание с представителями от всех судовых и береговых частей. На повестку дня поставлены следующие вопросы: 1) Предложение Украинской народной республики о способах спасения флота и города, 2) вопрос об эвакуации флота. По итогу 61 голосами за (против 13 и при 11 воздержавшихся) принимается следующая резолюция: «Революционный Черноморский флот был авангардом революции, им и будет и знамя революции никогда не спустит, ибо это знамя всех угнетенных, и моряки его не продадут».

Затем секретарь собрания Зинченко оглашает следующую резолюцию пленарного заседания Центрофлота от 20 апреля 1918 г. «Не дожидаясь возвращения делегации, немедленно приступить к подготовке судов второстепенного значения к выходу их в Новороссийск, если будет к тому техническая возможность; в противном случае при уходе эскадры из Севастополя привести эти суда в негодность. Суда первой линии привести в полную боевую готовность. В случае образования сухопутных сил. способных к защите подступов к Севастополю, оказывать им всемерную поддержку с моря».

Это постановление Центрофлота собранием принимается со следующей Поправкой: «Дать знать всей Федеративной республике, что Черноморский флот, считая себя принадлежащим всей Федеративной республике, не отдается отдельной какой-нибудь ее части и будет находиться в ведении всей России» (17.4). Как мы видим, положительное политическое наследие “Резолюции №34” налицо.

На рубеже 22-23 апреля апреля в районе станции Альма стояли следующие части: Евпаторийский отряд под командой Петриченко и Находкина, часть Симферопольского гарнизона и подкрепления из Севастополя в лице отрядов Василевского, Матузенко, Шашкова и др., в сумме насчитывавшие до 7 тысяч человек. 22 апреля Басенко отправил телеграмму в Военно-морской Комиссариат со следующим содержанием:

Разъезд через час двинется под Симферополь, предполагается немедленно дать бой ввиду того, что сейчас отошел из Бахчисарая военный эшелон. Считаю сил достаточно. Настроение хорошее. Передайте коммунистическому отряду, что ждем подкрепления.

Так начинались бои за Симферополь. Благодаря малочисленности немецких войск 23-го числа большая часть города (как минимум до района авиационного завода «Анатра») был освобождён. 25 апреля руководитель ОблШтаба Богданов на объединённом заседании СевСовета с представителями судовых и береговых комитетов говорил следующее:

Наши отряды стойко сражаются под Симферополем при достаточном количестве людей, орудий, снарядов и пулеметов. Но следует отметить и неблагоприятную сторону. У нас нет специалистов, почему орудия после нескольких выстрелов становятся негодными, и то, что можно было бы поправить в несколько минут, делает орудия непригодными. Кроме того и снаряды летят не туда, куда нужно, а туда, куда хотят.

Тогда же, 25-го числа, организационный отдел при ОблШтабе обратился со следующим воззванием:

Товарищи, грозные дни переживает наш родной Севастополь! В страшной опасности находится революция! Враг сильный, опьяненный победами, вооруженный до зубов, стоит у ворот города, ломится в них! Теперь не время заниматься разговорами и партийным спорами. Нужно работать и работать! Работать дружно, не покладая рук. Великое преступление совершит тот, кто забудет об этом. Все, кому тяжело сознавать, что враг попирает родную землю и уничтожает завоевания революции, все, кто может держать в руках оружие, – все в ряды армии! Все на оборону города! Пусть говорят, что защищаться бессмысленно. Пусть! Неужели можно спокойно, сложа руки смотреть, как заклятый враг движется по нашей земле, губя по пути все, что дорого нам, революционерам? Нет, лучше погибнуть в неравной, безнадежной, но почетной борьбе, чем покорно, рабски покорно отдаться «на милость победителя».

Лучше грызть заплесневелую корку своего русского хлеба, чем есть сдобную, свежую немецкую булку. Лучше умереть с голоду в своей свободной стране, чем благоденствовать под игом обнаглевшего победителя. Стыд и позор навеки покроют трусливо, под благовидным предлогом уклонившихся от своего священного долга. Так помните же, товарищи, нельзя перед лицом врага заниматься праздными разговорами, когда дело неотложно, страшно ответственное, грозно стоит перед нами.

Одна мысль должна всецело захватить нас и, сплотив в мощном порыве энтузиазма, властно увлечь, бросить на врага. Предателем общего дела будет вносящий разлад в тесные, дружные ряды защитников революции. Довольно пустых, вносящих рознь разговоров. За дело! К оружию! В бой! За революцию! Забудьте вражду – враг на пороге!

Таким образом, к рубежу 24-25 апреля образовались два фронта (не считая Восточного) – Альминский (против кайзервоских и гайдамацких войск) и Ялтинский (против миллифирковского восстания, по рубежам деревни Шумхай (ныне Заречное Симферопольского района) и Алушты) (18.4).

Политическая обстановка на Черноморском флоте стала складываться следующим образом. 25 апреля во флоте созываются массовые митинги, на которых мнения в большинстве сходятся на необходимости немедленной эвакуации (транспорты начали грузиться имуществом эвакуируемых из Симферополя учреждений еще 23 апреля). По итогу мнения разбились на три категории: 1) за эвакуацию – команда линкора «Свободная Россия»; 2) поднять украинский флаг и передать себя в ведение УНР – линкор «Воля», крейсер «Память Меркурия» и подлодки; 3) против немедленной эвакуации и за предварительную борьбу на сухопутном фронте до последней возможности – команды большинства миноносцев.

Отметим любопытную деталь, крайне ярко проявившую себя во второй половине апреля. В 1917-1918 годах команды отличались большей активностью и революционностью, нежели команды линкоров, склонных к консервативности и миролюбивым решениям. Таким образом в Черноморском флоте боролись два главных течения в настроениях матросских масс: между линкорами и миноносцами. Команды вспомогательных судов (крейсера и т.д.) колебались между этими двумя течениями, примыкая то к одному, то к другому. Как-то в стороне стоял Черноморский флотский полуэкипаж береговых команд (отбывавшие службу по большей части на суше), которые держались крайне левых, анархических направлений.

В критический момент, переживаемый Черноморским флотом и Севастополем, командные верхи во главе с Саблиным и руководство ЦК ЧФ во главе с Кнорусом уже начали сомневаться в прочности власти и стали лавировать между советской властью и надвигавшимися оккупантами. Нужно было избежать ответственности перед грядущей новой властью и в то же время в переходный момент не выдать себя изменниками в глазах советской власти С этой целью, во избежание ответственности, Кнорус (на основании истечения срока полномочий нынешнего состава ЦК ЧФ) настаивал на перевыборах Центрофлота, в то время как обстановка во флоте меньше всего позволяла думать об этом.

Тем временем обстановка на фронте складывалась все хуже и хуже. Силы Альминского фронта, во главе с Черноморским отрядом Василевского, остановили немцев на северных окраинах Симферополя, но дали им закрепиться на полевых позициях и не в состоянии были отбросить их назад, несмотря на подход свежих сил из флота и других частей. Немцы, не сдавая своих позиций, с подходом резервов стали методично продвигаться вперед, оттесняя советские войска от Симферополя и разбивая их по частям. Бойцы, несмотря на энтузиазм и геройство отдельных частей и лиц, не могли противостоять регулярной немецкой армии, имевшей многолетний опыт позиционной войны, объединенной высоким моральным духом и крепкой дисциплиной. 24-26 апреля начались тяжёлые бои возле Симферополя. Как вспоминал С.И. Ракша писал в своих воспоминаниях, «Город несколько раз переходил из рук в руки». В результате немецкого контрудара, 25 апреля крымская столица вновь перешла в руки оккупантов. Примерно в это же время тяжёлое поражение понесли советские отряды в районе Ангарского перевала. Таким образом, к 26-му числу оккупанты окончательно разбили силы Альминского фронта, находившиеся под Симферополем, и двинулись по разным направлениям к важнейшим пунктам на побережье Крыма. Движению немцев немало способствовала деятельность миллифирковских повстанцев в горах со стороны Южного Берега.

На пленарном заседании Исполкома СевСовета от 27 апреля поставлен был вопрос о порядке немедленной эвакуации флота, армии и населения ввиду выясняющейся невозможности удержать Севастополь. Докладчик Центрофлота заявил, что флот готов к эвакуации и обеспечен всем необходимым для похода. Выход эвакуирующихся судов предполагался в два часа дня 27 апреля, но был задержан на пять с половиной часов, потраченных для протраления судоходного канала от возможного присутствия неприятельских мин. Пять транспортов стояли готовые к отплытию у пристаней и могли выйти в семь часов вечера. Из них: для эвакуации населения был предоставлен транспорт «Республиканец», для Красной армии – транспорты «Анатолий» и «Юпитер», а для больных и раненых – госпитальные суда «Петр Великий» и «Экватор». Эвакуация боевых судов будет зависеть от хода операций на фронте. Вместе с эскадрой эвакуируется последним Центрофлот. По докладу Центрофлота Исполком СевСовета вынес постановление, чтобы готовые к отплытию транспорты находились у пристаней и не снимались без его разрешения, так как выход судов должен быть приурочен к эвакуации отступающей армии, для которой могут потребоваться добавочные судовые помещения.

На заседании также выступил Богданов с докладом о положении на фронте и мероприятиях ОблШтаба в связи с неизбежной эвакуацией. Он сообщил, что положение на фронте не внушает никаких надежд на задержку неприятеля на путях к Севастополю. Областной штаб нашел дальнейшее сопротивление бесполезным и уже отдал приказ об отступлении Красной армии по всему фронту, с сохранением боевого порядка. В заключение Исполком утвердил постановление Областного военно-революционного штаба о выплате Красной гвардии жалованья в размере 200 000 рублей и месячного оклада вперед, в сумме 414 000 рублей. Находившиеся в распоряжении ОблШтаба ценности, на сумму около 2 миллионов рублей, было решено передать на хранение в Государственный банк и там опечатать как фонд обеспечения остающихся в Севастополе рабочих.

27 апреля немцы усиленно атаковали станции Булганак и Альму (ныне станции Чистенькая и Почтовая Симферопольского и Бахчисарайского районов соответственно), защищаемые крепкими частями матросов и евпаторийских рабочих-большевиков, численностью около 2,5 тысяч человек, под общим командованием Гавена и Василевского. К этому времени из Севастополя было получено донесение Богданова о готовности флота принять эвакуирующиеся войска, в связи с чем отдан был приказ постепенно сдавать позиции и отступать к Севастополю.

В эти же дни, 27-28 числа, коммунистический конно-пулемётный отряд под командованием Басенко на Альминской станции отряд дал бой немецкому бронепоезду стремившимся прорваться к Севастополю. Группе бойцов из 12 человек (вместе с Владимиром Афанасьевичем) ценой своей жизни удалось подорвать бронепоезд и на некоторое время задержать врага на подступах к городу. Ликвидация вражеского бронепоезда сыграла крайне важную роль в деле задержки оккупанта возле “Кронштадта Юга”.

28 апреля Альма и Булганак были заняты немецкими войсками, которые затем устремились левым флангом к станции Бельбек (ныне станция Верхнесадовая Нахимовского района Севастополя), стараясь обойти с тыла отступающие войска. Восстановить положение на фронте более не представлялось возможным. Большая часть красногвардейцев двинулась лавиной к Севастополю. Только морские отряды и небольшие группы из рабочих-большевиков продолжали упорно сопротивляться, отступая с боем к Севастополю, где они надеялись дать бой немцам при помощи огня судовой артиллерии. Из оставшихся на фронте частей ОблШтаб планировал дать бой под Бельбеком, где началось разворачивание частей и установка артиллерии. Из-за того, что снарядов оставалось мало, а в Севастополе основная погрузка была уже проведена, план обороны под Бельбеком был отменен.

На подступах к Севастополю немцы повели тактику периодического наступления и отступления в центре фронта, с целью вовлечь в бой как можно больше матросских масс и, заключив их в кольцо своих войск, отрезать путь к отступлению. Таким образом немецкое командование рассчитывало лишить Черноморский флот личного состава и помешать ему эвакуироваться. Описанный маневр немецких войск матросы приписывали своей устрашающей доблести и верили в возможность победы. Поэтому делегаты фронтовых частей агитировали в Севастополе за наступление, призывая весь личный состав кораблей спешиться и идти на фронт. Тогда, по их мнению, «немцев можно будет погнать за Перекоп».

Однако ОблШтаб вскрыл тактику противника и верно учитывал соотношение сил. А потому он стремился только к тому, чтобы удержать фронт на время подготовки судов к эвакуации и завершения погрузочных операций. На рассвете 29 апреля Гавеном был отдан приказ последним частям, прикрывавшим отступление, оторваться от неприятеля и отходить для погрузки на суда (19.4).

Когда волна отступавших моряков докатилась до Севастополя и на флоте стала известна крайне тяжёлая обстановка на фронте, кораблям оставалось два выхода: либо немедленно уходить из Севастополя, либо остаться. Для разрешения создавшегося положения 29 апреля на дредноуте «Воля» вновь было созвано общеделегатское собрание флота. Собрание было чрезвычайно бурным. Некоторые делегаты предлагали большинству личного состава флота драться до последнего снаряда на суше, при поддержке огня судовой артиллерии, чтобы заставить германское командование отступить от Севастополя, а то и вовсе уйти из Крыма. В противном же случае флоту необходимо немедленно сняться и уйти в Новороссийск, где держится советская власть. Большинство же собрания, сагитированное сторонниками УНР (коих становилось всё больше в 20-х числах апреля), решило принять предварительные условия немцев, поднять украинский флаг и передать управление флотом адмиралу Саблину, с которым немецкие войска будут разговаривать. Делегатское собрание решило послать к Саблину специальную делегацию, которая от имени флота должна была убедить его принять командование на приемлемых для него условиях.

Делегаты минной бригады не согласились с мнением большинства, ушли с собрания и устроили свое собрание на блокшиве № 9 (Блокшив – старое, несамоходное судно, оставленное у берега или в гавани и используемое в качестве плавучего склада, жилья или для размещения различных служб), где вынесли следующую резолюцию: «Делегатское собрание на блокшиве № 9 представителей частей и судов постановило прекратить военные действия и немедленно приступить к эвакуации».

Адмирал Саблин принял предложение делегации флота с условием, чтобы ему не мешали и выполняли все его распоряжения. Делегация согласилась и обещала воздействовать также на Центрофлот, который должен будет предоставить полноту власти командующему флотом и не вмешиваться в его распоряжения.

29 апреля, около трех часов дня, Саблин прибыл в Морской штаб и принял командование. Затем на штабном корабле «Георгий Победоносец» был поднят сигнал: «Вступил в командование Украинским Черноморским флотом – адмирал Саблин». Такого же содержания Саблин послал радио немецкому командованию и просьбу принять от него делегацию. Одновременно по судам было отдано распоряжение: «Поднять украинский флаг». В шесть часов вечера 29 апреля дредноуты и отдельные миноносцы подняли флаги УНР. Большинство же миноносцев остались под красными знамёнами, а миноносец «Керчь» в знак протеста поднял сигнал: «Позор и продажа флота». Около двенадцати часов вечера 29 апреля делегации командования Черноморским флотом народившейся (в преддверии оккупации города) из эсеро-меньшевиков Севастопольской городской думы отбыли в Симферополь для ведения переговоров с немецким командованием, которое согласилось ее принять. Таким образом для многих казалось, что стремительное наступление германских войск на Севастополь будет приостановлено до конца переговоров.

Однако переговоры и к чему не привели. Германские войска продолжали тем же ускоренным темпом двигаться к Севастополю с целью захватить флот и помешать эвакуации. Тем временем во флоте продолжалась борьба, главным образом между командами дредноутов (где были наиболее консервативные команды), сагитированными украинцами, и миноносцами, на которых разместились члены крымской парторганизации (в первую очередь севастопольские большевики). Первые возмущались поведением минной бригады, которая не подчинилась ни мнению большинства флота, ни распоряжению командующего, а подчинилась штабу эвакуирующей Красной армии, который настаивал на немедленном уходе в море.

Штаб РККА и команды миноносцев послали к Саблину делегацию во главе с Гавеном и Турецким (последний являлся евпаторийским работником) с требованием исполнения приказа об эвакуации армии и флота в Новороссийск и с сообщением, что минная бригада решила сегодня же уходить, если даже другие части флота откажутся от эвакуации. Саблин пытался уговорить делегатов подчиниться решению большинства флота и подождать возвращения делегации и выяснения результатов переговоров. Он также заявил, что выход в море будет крайне рискованным мероприятием по той причине, что было получено предостережение немецкого командования, что в случае выхода флота в море его якобы германские подводные лодки, которым приказано топить все суда, выходящие из советских портов. Указывая на эту опасность, Саблин заметил, что, в случае осуществления немецкой угрозы, он снимает он себя ответственность за погибшие суда, а потому предупреждает, чтобы все суда, которые намерены уходить сегодня, снимались немедленно, чтобы выйти из бухты до двенадцати часов ночи, так как после этого времени сетевые боны, закрывающие вход в бухту, будут заведены, с целью обезопасить суда, остающиеся на рейде, от возможного вторжения немецких подлодок.

Однако адмирал Саблин не настаивал на задержании миноносцев, предоставляя свободу действий минной бригаде, в надежде, что она сама изменит свое решение, либо не успеет выйти к назначенному времени. Присутствовавший тут же в качестве представителя украинской власти украинский комиссар заявил советской делегации, что «украинский» флот из Севастополя не уйдет и не даст возможности уйти на нем «врагам украинского народа». На это возмутительное заявление Турецкий ответил, что в таком случае Красная армия и Красный флот не положат оружия и будут бороться до конца с теми, кто будет препятствовать уходу их из Севастополя. Это заявление отрезвляюще подействовало на Саблина и украинского комиссара, после чего Саблин сбавил тон и заявил, что он согласен на выход части судов, но все же для безопасности он хотел бы, чтобы поход был организован должным образом и под руководством опытных командиров.

С этим результатом делегация вернулась на миноносец «Пронзительный», где было устроено предварительное совещание о техническом выполнении похода. Намеченные в командование флотилией офицеры с той же делегацией опять отправились к Саблину, во избежание недоразумений, за его письменным согласием и инструкциями. Здесь было решено, что флотилия выйдет в боевом порядке с потушенными огнями, под общим командованием командира миноносца «Пронзительный» и его заместителя, командира миноносца «Калиакрия», стараясь оградить от нападения подводных лодок конвоируемые миноносцами и сторожевыми судами транспорты.

Когда на линкорах стало известно, что миноносцы, вопреки постановлению большинства, готовятся к съемке для похода, то команды кораблей «Воля» и «Свободная Россия» послали делегатов па минную бригаду с ультимативным требованием отменить поход, в противном случае они огнем башенной артиллерии заставят их вернуться на место, либо утопят при выходе. На ультиматум линкоров миноносцы в свою очередь ответили угрозой, что при первом же выстреле с линкоров они выпустят по ним мины. К счастью, до боестолкновений дело не дошло, и обе стороны ограничились только взаимными угрозами.

С девяти часов утра 29 апреля в Южной бухте Севастополя стоят страшная суматоха и шум: скатываясь с возвышенности, бесконечной лентой двигались отряды потрёпанных матросов и красногвардейцев. Погрузка войск продолжалась с двенадцати часов дня до шести часов вечера. Транспорты догружали эвакуационные грузы. Миноносцы пополняют материалы и провизию. Некоторые команды митингуют на палубе и берегу, в горячих спорах стараясь перекричать друг друга и доказать свою правоту.

Только к десяти часам вечера берег начал постепенно пустеть от любопытных; на судах, идущих в поход, загоралась лихорадочная активность. Все внимание специалистов было сосредоточено на том, чтобы все механизмы, аппараты, приборы и инструменты были в порядке и на своем месте, чтобы в походе в любой момент можно было их пустить в ход. Раздаются отрывочные команды командиров и старшин. Нервная атмосфера митинговой борьбы улеглась и сменилась напряженной заботой и вниманием к предстоящему опасному походу.

Наконец, транспорты «Оксюс», «Херсон», «Николай», «Александр Михайлович» и др., количеством в восемь единиц, с перегруженными трюмами и доверху набитые людьми, начали медленно в темноте пробираться вдоль узкой бухты к выходу, поджидая у бонов миноносцев. Здесь пришлось искать охотников открыть боны, не имея на это распоряжения штаба командующего флотом. В 11 часов начали сниматься миноносцы: «Пронзительный» «Керчь», «Калиакрия», «Пылкий», «Поспешный», «Громкий», «Хаджи-Бей», «Живой», «Жаркий», «Лейтенант Шестаков», «Капитан-лейтенант Баранов», «Сметливый», «Строгий» и «Стремительный» с несколькими быстроходными катерами. К двум часам утра флотилия благополучно миновала боновые заграждения и, выстроившись в боевой походный порядок, скрылась за поворотом к Херсонесскому маяку. Южная бухта и рейд наполовину опустели. В северной бухте остались линкоры: «Воля», «свободная Россия», в минной базе миноносцы: «Дерзкий», «Беспокойный», «Гневный», «Звонкий» и «Зоркий», а также все подводные лодки, изменившие свое решение под влиянием агитации проукраинских агитаторов и не имевшие к тому же опытных командиров. Кроме того, в Южной бухте остались некоторые торговые суда, все старые броненосцы, команды с которых были расформированы и переведены на новые суда, а также крейсера и несколько старых миноносцев, стоявших в порту и в доках в ремонте.

С уходом миноносцев из Черноморского флота исчезла вся его живая, кипучая энергия. Боевая атмосфера сменилась напряженным затишьем. Бухта казалась осиротевшей, пустынной.

30 апреля, около шести часов вечера, когда немецкие разъезды и передовые части показались уже возле Севастополя, намечая на высотах свои позиции, вернулась делегация флота из Симферополя. Делегация обобщила требования немецкого командования. Генерал Роман фон Кош (командующий 52-м корпусом, штурмовавшем Крым) заявил, что он не может отказаться от оккупации Севастополя и предоставить автономию флоту. Он требует немедленного разоружения ЧФ я расформирования личного состава, после чего он будет переукомплектован по указанию штаба флота УНР, в распоряжение которого поступит. В Севастополе Чернофлот будет стоять в бездействии до конца войны на западном фронте под надзором германского гарнизона, а затем перейдет в полное распоряжение Украины. Только при соблюдении этих условий морякам будет гарантирована неприкосновенность личности и предоставлен свободный выезд на родину, в противном случае к флоту будет применена вооруженная сила и виновные в неподчинении германскому командованию понесут заслуженную кару по законам военного времени.

Предъявленные генералом Кошем условия полной капитуляции отняли у оставшихся в Севастополе матросов последнюю надежду сохранить флот от посягательства оккупантов. Оставалось либо принять ультиматум Коша, либо немедленно уходить из Севастополя, так как времени для размышления оставалось немного, а по приготовлениям немецких войск было видно, что они не замедлят осуществить свои угрозы. Доклад делегации вызвал сильное возбуждение на кораблях. На некоторых судах украинские флаги были немедленно спущены и вновь подняты красные. Большинство команд требовало немедленного выхода кораблей из бухты. Адмирал Саблин приказал спустить как украинские, так и красные флаги и заменить их, как «нейтральным», старым андреевским и затем поднял сигнал: «приготовиться к походу в 22 часа». К этому Михаил Павлович со штабом и членами Центрофлота переехал на дредноут «Воля», на котором был поднят флаг командующего флотом, и суда начали сниматься с якорей и бочек.

К этому времени немецкий отряд с полевой артиллерией успел занять командные высоты над Северной бухтой и братским кладбищем, откуда представлялась возможность расстреливать суда почти в упор. Возможность обстрела судов при выходе стала очевидной, но Саблин категорически запретил открывать огонь по немецким батареям и не отвечать даже в случае начала обстрела с их стороны, придерживаясь строго нейтралитета, согласно данному им обещанию. Предполагалось первыми пропустить миноносцы и мелкие суда, а затем выходить линкорам.

Около одиннадцати часов миноносцы «Дерзкий», «Беспокойный» и «Гневный» двинулись к выходу из бухты. Едва первые два миноносца прошли узкий проход между бонами, как немцы заметили движение судов в темноте и осветили фарватер ракетами, а затем дали залп из орудий и открыли пулеметный огонь с берега по выходящим миноносцам. Миноносцы «Дерзкий» и «Беспокойный» успели дать полный ход и вышли из-под обстрела в море, миноносец же «Гневный», шедший сзади, попал под непосредственный артиллерийский и пулеметный огонь. На миноносце произошло замешательство, и вследствие неудачного маневра, с целью избежать попадания снарядов, он наскочил на боновые заграждения и там задержался, находясь все время под обстрелом. Освободившись от бона с несколькими попаданиями снарядов, «Гневный» повернул в Северную бухту. Намеревавшиеся выходить подводные лодки, катера и торговые суда также принуждены были вернуться в Южную бухту под обстрелом артиллерии. При открывшейся течи от полученной пробоины, миноносец «Гневный» с хода выбросился на берег, носом в Ушаковой балке, кроме того в корме был открыт кингстон и машины подорваны. Миноносец оказался наполовину на суше, наполовину затопленным и в таком положении был покинут командой. Миноносец «Заветный» также был затоплен своей командой в порту. Команды подлодок, испортив важнейшие механизмы, ушли на берег. Линкоры «Воля» и «Свободная Россия», защищенные мощной броней, совершенно непроницаемой для мелких снарядов, двигались спокойно под градом сыпавшихся на них снарядов и пулеметным дождем, ничем не реагируя на дерзость немцев, хотя команда стояла наготове, в орудийных башнях и казематах, по боевой тревоге. Только один командир на «Свободной России» не выдержал и выпустил противолодочный снаряд по немцам. На «Свободной России» оказалось раненых пулями и осколками около пяти человек.

Напоследок Севастопольский Совет обратился со следующим, крайне пафосным (под стать моменту) воззванием:

Солдаты, матросы, рабочие и граждане. Пусть враг торжествует свою победу над истощенной, разбитой страной, пусть лобызаются вчерашние враги и нынешние союзники, но путь для трудящихся – один, одна заветная мечта у них – сомкнутыми рядами бороться за лучшую долю вместе с трудящимися всего мира.

1 Мая – праздник труда, 1 Мая никогда не умирало в сознании трудящихся, в этот день по всему миру развеваются красные знамена и трудящиеся вспоминают минувшие дни, свои успехи и неудачи, в этот день в них крепнет и вырастает воля к новым битвам. Пусть трудящиеся Запада в схватке, но скоро они нас, неразумных, неумелых, поймут и позовут к новым подвигам, а мы конечно уж не дадим ни одного солдата к задушению революции. Но враг стучится у ворот. За красными шапками гайдамаков вползут к нам жандармы Вильгельма.

Без ропота и страха все на улицу с красными знаменами, со священными песнями труда. Есть силы в нас, и если за дымом пламени не видно, то скоро быть пожару снова. Долой империализм! Долой милитаризм! Долой насильников! Долой войну! Да здравствует братство народов, да здравствует интернационал! Да здравствует Сов[ет] В[оенных] и Р[абочих] Д[епутатов]! Да здравствует федеративная республика, да здравствует социализм! (20.4).

По итогу севастопольским большевикам и левым эсерам удалось эвакуировать порядка 9,5-11 тысяч бойцов. Из кораблей Черноморского флота Комиссариату удалось увезти 2 линкора-дредноута, 10 эсминцев, 4 угольных эсминца, 2 миноносца, І посыльное судно, 10 быстроходных катеров и их база паровая яхта «Креста», І вспомогательный крейсер («Император Траян») – всего 31 военное судно. Кроме того, были эвакуированы 8 коммерческих пароходов. В Севастополе остались 10 подводных лодок (предварительно испорченные матросами перед эвакуацией), а также старые суда – 6 линейных и 3 обычных крейсера, 12 миноносцев, 4 учебных корабля и 5 плавучих баз (плавучая база – судно обеспечения, предназначенное для обеспечения базирования формирований кораблей и гидроавиации).

Таким образом, наиболее ценная и современная часть Черноморского флота и боеспособное ядро красногвардейских отрядов были спасены (21.4).

Эвакуация Севастополя явилась апофеозом истории Севастопольской организации РКП(б), руководимая Гавеном. Большевики “Кронштадта Юга” проявила себя самым достойным образом, дав бой немецким оккупантам, тем самым навсегда вписав себя в анналы истории. Ни фальсификаторские работы авторов вроде Вуля, “зверствовавших” в 1936-1955 годы, ни крепкие стены спецхранов, в конечном итоге, не смогли утаить выдающиеся поступки севастопольских большевиков.

Поистине эпичную историю боёв в Крыму и эвакуации ЧФ “молочные лягушки” стыдливо скомкали в этот маленький абзац: «Героические усилия приложила Севастопольская организация для задержки продвижения интервентов. В городе была паника; соглашатели и агенты Центральной Рады, командующий флотом Саблин — все вместе объединились, доказывали, что необходимо передать флот марионеточной Украине (якобы, тогда бы флот не захватили немцы). В течении десяти дней интервенты не могли прорваться к городу. Во время боя с германским бронепоездом героически погиб матрос-черноморец Владимир Басенко и его отряд. Эта вырванная кровью задержка позволила переагитировать большую часть матросов, несмотря на сопротивление Центрофлота и командующего флотом Саблина, эвакуировать большую часть флота в Новороссийск» (22.4). Зачем они это сделали?

Дело далеко не только в том, что это “не та тема, которую планировалось рассматривать”. На фоне мытарств таврических комиссаров и вырисованной вокруг них плаксивой истории от МиК-ЛВБ, подробное и детальное описание боёв на Альминском и Восточном фронтах Республики Тавриды и севастопольской эвакуации явно показало бы кто на самом деле был героем. Если смотреть с точки зрения истории большевистской партии (да и просто с точки зрения человека, который не считает кайзеровскую оккупацию Крыма положительным событием в российской истории, вне зависимости от его политических взглядов) героями тех роковых апрельских недель были матросы, солдаты и рабочие, а также патриотично настроенные офицеры сухопутных войск и Черноморского флота. Особый подвиг совершил большая часть руководителей состав Военно-морского комиссариата, Областного штаба и Севастопольского горкома РКП(б), которые возглавили антинемецкое сопротивление в Крыму, а также бойцы и руководители Восточного (феодосийского) фронта, кто честно дрался против войск Германии и УНР. Юрий Гавен, Михаил Богданов, Николай Пожаров, Иван Федько и многие прочие участники борьбы с Германией, кто был помянут в нашем очерке – все они, на наш взгляд, заслуживают того, чтобы зваться героями. Героями боёв за Одессу, Херсон и Николаев, за Перекоп и Джанкой, за Альму и Колай.

Напоследок заметим, что спасение Черноморского флота не было бы возможным, если бы крымские войска и корабли соблюдали Брестский мир. В таком случае немецкие войска стремительно и без особого сопротивления оккупировали бы Крым на рубеже марта-апреля 1918 года, и ЧФ просто не успел бы эвакуироваться. Однако участие сил Комзарева в боях на Юге Украины позволило избежать столь трагичного сценария (23.4).

Список источников и литературы к четвёртой части:

(1.4) Юрковский Н.К. Борьба Советского правительства за сохранение Брестского мира и вопрос о Черноморском флоте в марте-июне 1918 года: диссертация кандидата исторических наук. Ленинград, 1985. С. 38-41.

(2.4) Показания А.К. Шерстнёва (22 мая 1918 г.) // Партия левых социалистов-революционеров. Документы и материалы. 1917–1925 гг. в 3 т. Т. 2. Ч. 1. Апрель – июль 1918 г. С. 450.

(3.4) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 51-52.

(4.4) Брошеван В. М. Коммунисты-организаторы вооруженной защиты завоеваний социалистической революции в Крыму: 1918-1920 гг.: диссертация кандидата исторических наук. Киев, 1985. С. 126-127; Бобков А.А. Разворот солнца над Аквилоном вручную. Феодосия и Феодосийцы в Русской смуте. Год 1918. Феодосия-Симферополь: «Оригинал-М», 2008. С. 225.

(5.4) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 51-52. В этом абзаце перемешаны ссылки на литературу 1920-1960-х годов самого разного качества – от статьи весьма добротного историка Николая Степановича Руденко, статьи Фирдевса из “Революции в Крыму”, и фундаментальной (по меркам тех лет) монографии Василия Жукова 1932 года и труда Лазаря Ремпеля, посвящёного истории красной гвардии в Крыму в 1917-1918 годах (весьма богатый на материал) до спорной статьи Вольфсона (у которого нет каких-либо ссылок при описании войск на Перекопе) и фальсификаторской книжки Вуля (о последних двух работах мы говорили в предисловии). Данные А.А. Бобкова нам видятся более надёждными.

(6.4) Бобков А.А. Там же. С. 225-226.

(7.4) Антонов-Овсеенко В.А. Записки о гражданской войне. Т. II. Москва, Ленинград: Госиздат, 1928. С. 229; Бобков А.А. Там же, С. 226-228; Дроздовский М. Г. Дневник / ген. М. Г. Дроздовский. Нью-Йорк: Всеславянское изд-во, 1963. С. 110-112; Гарчева Л.П. Создание Советской Социалистической Республики Тавриды и деятельность ее ЦИК и Совнаркома: диссертация кандидата исторических наук. Днепропетровск, 1981. С. 148; Брошеван В.М. Там же. С. 128; Брошеван В.М. Там же. С. 128-129; Чуднов М. Н. Под черным знаменем: (Записки анархиста). М.: Молодая гвардия, 1930. С. 168-169, 174-176, 182-184. Отметим, что у наших оппонентов может иметься соблазн расценивать действия Пожарова и Богданова как выполнение приказ СНК РСФСР о разоружении украинских советских и германских войск, переходящих границу РСФСР (включая и границы Крыма). Однако в работе Чуднова чётко видно, что Егоров говорил о предложении крымчан 16 апреля, в то время как указание Москвы вышло только на следующий день ( ПРИКАЗ СОВНАРКОМА РСФСР О РАЗОРУЖЕНИИ УКРАИНСКИХ И ГЕРМАНСКИХ ВОЙСК, ПЕРЕХОДЯЩИХ ГРАНИЦУ (17 апреля 1918 г.) // Гражданская война на Украине. 1918–1920: Сборник документов и материалов. Т. 1, кн. 1. Киев: «Наукова думка», 1967. С. 121).

(8.4) Гарчева Л.П. Там же. С. 148-149; Брошеван В.М. Там же. С. 128; Бобков А.А. Там же. С. 228-229, 240.

(9.4) Брошеван В. М. Там же. С. 129; Семенов. И. Расстрел Совнаркома и Центрального Исполнительного Комитета Республики Тавриды в 1918 году. (Воспоминания расстрелянного) // Революция в Крыму, №2. Симферополь: Крымиздат., 1923. С. 115-116; Государственный архив Республики Крым (далее – ГАРК), Ф. П-150, Оп. 1, Д. №312; Жуков В. К. Черноморский флот в революции 1917-1918 г. (2-е изд., доп.) М.: Огиз — Мол. гвардия, 1932. С. 204-205; Памятник борцам пролетарской революции, погибшим в 1917-1921 гг. М; Л: Госиздат, 1925. С. 529-530; Игнатенко В. А. “Погибаю, но не сдаюсь!” // Революцией призванные: Сборник. Симферополь: Таврия, 1977. 158 с. С. 34-35; Пучков-Безродный. Ялта под пятой немецких интервентов и петлюровских банд // 15 лет Октября: Сборник статей из журн. "Каторга и ссылка" № 11-12 за 1932 год. Всесоюз. о-во политических каторжан и ссыльно-поселенцев. М: Издательство политкаторжан, 1932. С. 231-234; Ремпель Л. И. Красная гвардия в Крыму. 1917-1918. Симферополь: Крымгосиздат, 1931. С. 136, 141-142.

Слова авторов “Преданных комиссаров” (с. 54) о том, что во время разговора с Семёновым на другом конце провода якобы трубку взял «предатель — начальник милиции левый эсер Белов, который лживо заверил правительство, что в городе всё спокойно» являются ложью, взятой из работы из серии ЖЗЛ про Дмитрия Ульянова под авторством Бориса Яроцкого. Протоколы допросов участников крымскотатарского восстания курултаевской следственной комиссии (за 26 мая 1918 года) рисуют совершенно иную картину: «Меня поставили в качестве дежурного у телефона, чтобы не допустить начальника милиции к телефону. Только в присут ствии Селима Эфенди, Муфти Заде и Сеит Meмета Кадыева начальник был допущен к телефону для переговоров с Ялтой. Начальник милиции по предложению этих двух говорил следующее: „Совет сбежал, кроме меня здесь никого не, осталось, дадите ли мне помощь?". Ялта ответила: „Посылается два автомобиля с пулеметами". Получив эти сведения, наши вышли на Ялтинскую дорогу и спрята лись в ожидании автомобилей» (Расстрел советского правительства Крымской республики Тавриды. Симферополь: Гос. изд-во КрымАССР, 1933. С. 61).

(10.4) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 5-6, 59, 91.

(11.4) Бобков А.А. Там же. С. 229.

(12.4) Семёнов И. Там же. С. 118-121.

(13.4) Там же. С. 120, 123; Игнатенко В.А. Там же. С. 35.

(14.4) Делегатское собрание 17 апреля // Расстрел советского правительства Крымской республики Тавриды. Симферополь: Гос. изд-во КрымАССР, 1933. С. 38; Юрковский Н. К. Борьба Советского правительства за сохранение Брестского мира и вопрос о Черноморском флоте в марте-июне 1918 года: диссертация кандидата исторических наук. Ленинград, 1985. С. 73; Гавен Ю. Из истории революционного движения в Крыму (Октябрь 1917 г. – апрель 1918 г.) // Известия Таврического Общества истории, археологии и этнографии. Т. 4, 1931. С. 24.

(15.4) Жуков В.К. Там же. С. 184-187;

(16.4) Бобков А.А. Там же. С. 235, 240-246.

(17.4) Жуков В.К. Там же. С. 187-188, 197-198; Гавен Ю. Там же. С. 26. Отметим, что при написании «Феномена» редакция КБК поставила перед собой задачу описать бои только с немецкими (и украинскими) войсками.

(18.4) Сообщение члена Военно-революционного комитета Басенко Военно-революционному комитету в Севастополе о готовности дать бой немецким захватчикам (22 апреля 1918 г.) // Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы. Симферополь: Крымиздат, 1957. Т. 1. С. 116; Гарчева Л.П. Там же. С. 153-154; Жуков В.К. Там же. С. 209-210; Ремпель Л.И. Там же. С. 139, 142-143; Моряки в борьбе за власть Советов на Украине. (Ноябрь 1917-1920 гг.): Сборник документов / Ин-т истории Акад. наук УССР. Центр. гос. архив Воен.-Мор. Флота СССР. Киев: Изд-во Акад. наук УССР, 1963. С. 599. Наши оппоненты, со ссылкой на документы из “Борьбы за Советскую власть в Крыму” (с. 265, 267) могут нам возразить и сказать, что верховенство Комиссариата в борьбе с немецкими оккупантами это «миф крымского истпарта» и на деле войсками руководил некая коллегия, сфомированнная Севастопольским Советом. Однако каких-либо прочих документов, говорящих о том, что он действительно “рулил” отрядами, на данный момент редакцией КБК не обнаружено. О руководящей роли Комиссариата в боях также пишет и Лазарь Ремпель (С. 133-134).

(19.4) Жуков В.К. Там же. С. 212-214, 216; Гарчева Л.П. Там же. С. 155-156; Брошеван В.М. Там же. С. 130; Ремпель Л.И. Там же. С. 143-145.

(20.4) Жуков В.К. Там же. С. 218-225.

(21.4) Ремпель Л.И. Там же. С. 151. Юрковский Н.К. Там же. С. 109-110; Ремпель Л. И. Красная гвардия в Крыму. 1917-1918. Симферополь: Крымгосиздат, 1931. С. 151.

(22.4) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 46-47.

(23.4) Редакция «Красно-белого Крыма» выражает благодарность руководителям «Молока и Красок» за то, что те сделали качественную оцифровку труда Василия Константиновича Жукова, на который мы неоднократно ссылались в этой работе. Благодаря этой оцифровки мы потратили гораздо меньше времени, описывая героизм Гавена, Богданова, Василевского и прочих участников боёв на Альминском фронте и организаторов эвакуации Севастополя и Черноморского флота.

Часть 5. Национальный вопрос в Крыму в 1917-1918 годах

Теперь, когда вы, дорогие читатели, чуть больше понимаете эту безумную весьма сложную и запутанную крымскую (и, отчасти, южнороссийскую в целом) обстановку, пришло поговорить о теме, которую редакция КБК, в силу этносоциальной тематики нашего сообщества, никак не могла обойти стороной – про национальный вопрос.

Так как тема отнюдь не простая, то теперь шутки и мемы в сторону – с этого момента разговор пойдёт серьёзный.

Авторы “Преданных комиссаров” в свойственной им манере утверждают: «Первое советское правительство Крыма — ТавСНК и ТавЦИК — развернуло широкую деятельность в национальной политике» (1.5).

Исмаил Фирдевс (Керимджанов), 1888-1937

Какие же меры в рамках “широкой деятельности”, развёрнутые ТавЦИКом и СНК ССРТ, упоминаются в “Преданных комиссарах”? Перечислим:

Декрет о свободе совести и отделении церкви от государства от 6 марта 1918 г., который, со слов “молочных лягушек”, «защитил и мусульманские обряды». На деле же это был скорее формальный акт в рамках религиозной политики, а не осознанный политический шаг, реализованный в рамках нац. политики – декрет "Об отделении церкви от государства и школы от церкви" (где объявлялись свобода совести и отделение церкви от государства) был принят СНК РСФСР 20 января 1918 года, и таврический декрет лишь дублировал его на территории губернии.
Формирование комиссариата по иностранным и национальным делам национальностей, в составе которого были отделы по мусульманским, польским и армянским делам. Комиссариатом руководил Исмаил Фирдевс (большевик), вместе с ним работали левые миллифироквцы Сулейман Идрисов и Якуб Кемаль (последний являлся руководителем отдела по делам мусульман). Отделения комиссариатов организовывались на уровне уездов, волостей, городов.
Решение публиковать декреты руководящих органов (то бишь ТавЦИК и СНК ССРТ) на русском и крымскотатарском языках. Однако далее сами же авторы “Преданных комиссаров” вынуждены констатировать: «Отметим, что решение о публикации на татарском языке в широком объёме реализовано не было, так как в тот момент печатать газету на татарском могли только враждебно настроенные к Советской власти миллифирковцы». Впрочем, “молочные лягушки” указывают на то, что декрет о создании ССРТ (от 21 марта) был переведён на крымскотатарский, со ссылкой на письмо наркома по иностранным и национальным делам Фирдевса в бюро печати СНК ССРТ. Во-первых, в приведенном документе, в силу путанности формулировки, не совсем ясно о каком декрете идёт речь. Однако редакция КБК вполне допускает, что речь могла идти о декрете о создании Республики Тавриды. Но давайте обратим внимание на дату документа – 8 апреля 1918 года. С момента провозглашения республики прошло… 18 дней. “Очень оперативно”, ничего не скажешь.
Наконец, «Было выпущено обращение к татарам Бахчисарая (как на русском, так и на татарском языках); правительство Тавриды направило в Бахчисарай парторганизатора. И эти меры не остались пустыми заявлениями: большевики собрали митинг трудящихся татар Бахчисарая, с мест сообщали о деятельном участии мусульманских трудящихся в работе Советов, в частности алупкинский Совет, трудящиеся деревни Кучук-Узень отправили в адрес ТавСНК телеграмму с просьбой о защите от миллифирковцев, на сторону Советов перешли солдаты-татары из национального батальона старой армии».

А теперь более детально и подробно погрузимся в историю этой проблемы. В этом, помимо прочих источников и литературы, нам помогут материалы, обнаруженные Николаем Степановичем Руденко в ходе написания им кандидатской диссертации. Сразу обозначим, что здесь будет идти речь, в первую очередь, о работе с крымскотатарским населением.

Для начала вернёмся в ноябрь 1917 года, на II съезд РСДРП(б) Таврической губернии. Национальный вопрос на нём рассматривался – об этом говорит пункт №7 «образование национальных социал-демократических групп» в порядке дня конференции (2.5). По итогам обсуждения этого вопроса было принято решение, зафиксированное в итоговой резолюции съезда: «Съезд рекомендует: там, где есть пролетариат, говорящий на ином, не русском, языке, образовывать секции пролетариев, говорящих на своем родном языке, для чего выписывается литература на украинском, польском и татарском языках. Секции эти работают как районы местной организации, подчиняясь общепартийным центрам». Впрочем, какой-либо информации о деятельности этих партсекций исследователям найти до сих пор не удалось.

В этой же резолюции также сказано:

Выслушав доклады с мест, съезд констатирует: «…положение осложняется обостряющимися отношениями разных национальных групп, увлекающих под знамя буржуазного национализма менее сознательные массы татарской, украинской, великорусской и т. д. революционной демократии.

<...>

Констатируя, что население Крыма состоит из различных национальностей, из которых татары не являются численно преобладающим элементом (только 18% всего населения), съезд считает в силу местных особенностей единственно правильным решением вопроса об автономии Крыма референдум (народное голосование) среди всего населения Крыма; в то же время съезд находит, что все местные организации обязаны вести самую энергичную агитацию против разжигания национальных страстей в местном населения разными националистическими группами и партиями, противопоставляя их буржуазному национализму нашу интернационально-пролетарскую точку зрения (3.5).

Текст резолюции показывает, что она была направлена, в первую очередь, против Милли-Фирки, которая буквально спустя несколько дней после большевистской конференции открыла Курултай (26 ноября). Никаких конкретных мер кроме “национализм плохо, давайте агитировать за пролетарский интернационализм” крымские большевики тогда не предложили (исключая так и не созданные национальные секции); никакого референдума после января 1918 года они также не провели. На Чрезвычайном съезде Советов и ревкомов (28-30 января 1918 г.) национальный вопрос не поднимался вовсе (4.5).

Чуть интереснее обстоит ситуация с Учредительным съездом Советов и ревкомов (7-10 марта 1918 г.). Процитируем стенографический отчёт вечернего заседания от 9 марта 1918 г.:

Поступает заявление от партии мусульман, чтобы им была дано одно или два места, так как они составляют большой процент населения, и если их просьба не будет исполнена, то они будут обижены, кроме того, они говорят:” как мы можем поддерживать ту власть, где нет ни одного нашего представителя, что сочувствовать им можем тогда только, когда сами там будем”.

Тов[арищ] Новосельский (губернских комиссар внутренних дел – КБК): “Здесь в Центральном [Исполнительном] комитете работает татарин секретарем, он же является комиссаром по мусульманским делам. Я хочу вам сказать, что под его руководством этот комиссариат стоит лучше, чем все другие. Никто еще не сумел так сорганизоваться. Кроме того, здесь издается газета, которая раньше была черносотенной, а теперь является органом партии большевиков. Товарищ стоит в списке большевиков, и, таким образом, один представитель от татар есть”.

Тов[аврищ] Пахомов: „Если вы понимаете идею, то идите в партию, и тогда вас будут избирать, если итти туда не хотите, то мы вам места не дадим. Национальным вопросам места быть не может. Здесь все равны“ (5.5).

Стоит отметить примитивизм взглядов Николая Пахомова. Дадим слово Юрию Гавену:

Конечно, такая постановка вопроса была неправильна. Представителя трудящихся татар, а также представителей других мелких национальностей, искренне признавших власть советов, нужно было во что бы то ни стало ввести в состав высших органов власти, т. е. в Таврический центральный исполнительный комитет. Большевистская фракция тогда стояла на той точке зрения, что Тавр[ический] ЦИК должен состоять только из представителей двух партий, т. е из представителей партии большевиков и шедших тогда в союзе с большевиками левых эсеров. Так как среди представителей от татарского крестьянства на съезде не было партийных татар, то с этой точки зрения они не могли быть введены в ТаврЦИК.

С учётом того, что Пахомов был северотаврическим (а не крымским) работником, то истоки подобных воззрений ясны – исключительно крымские этносоциальные реалии ему были не очень хорошо знакомы.

Тем не менее, вопреки заявлениям Пахомова и Новосельского крымскотатарских делегатов (а их было аж 120 человек) удалось перетянуть на свою сторону (6.5).

Впрочем, на местном уровне ситуация выходит интереснее.

(Предположительно) январь 1918 года – Севастопольский ВРК дал задание нескольким молодым крымскотатарским солдатам заняться пропагандой в крымскотатарских деревнях. По итогу бойцов схватили и расстреляли недобитые эскадронцы в деревне Коуш (ныне несуществующее село Шелковичное Бахчисарайского района). (7.5).
10 января Феодосийский ревком обратился ко всем трудящимся крымским татарам о предложением принять участие в его работе на равных правах с трудящимися всех национальностей (8.5).
14 января 1918 года Симферопольский ВРК (руководимый симферопольскими большевиками) выпустил воззвание: «Товарищи! Не должно быть места национальной вражде. Татарский рабочий, крестьянин и солдат—такие же наши родные братья, как русский, еврей, немец и прочие. Мы боремся против господства помещиков и капиталистов всех национальностей в союзе с трудящимися всех национальностей» (9.5).
28 января – на городском митинге жители Бахчисарая резолюцию, в которой, помимо прочего, значилось: «Клеймим позором всех, кто поднимает национальный вопрос с целью посеять вражду между рядами демократии и, воспользовавшись этим, задушить русскую революцию. Не может быть между нами национальной вражды, наш лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» и беспощадная борьба с капиталистами и помещиками». Также (примерно в это же время) было опубликовано воззвание Бахчисарайского горкома РСДРП(б): «К вам, товарищи местные татары, обращаемся с призывом: приходите к нам и будем работать совместно, ибо до сего времени вас натравляли против нас и сеяли рознь между нами, но, товарищи, РСДРП (большевиков) и наш комитет партии как таковой первым выставил свой лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», т. е. без различия национальностей, будь он русский, татарин, еврей, армянин, грузин, грек, немец и т. д., нам нужно соединиться всем на борьбу с господствующим классом…». Также известно, что бахчисарайские большевики печатали ряд листовок и приказов печатались на двух языках – крымскотатарском и русском; крымских татар агитировали записываться в ряды красногвардейцев (10.5).
Март – по указанию ТавЦИК губернский комиссар земледелия издал приказ о передаче безземельным крымскотатарских крестьян вакуфных земель (впрочем, 11 апреля был принят декрет, который передавал в том числе и вакуфные земли в руки местных Советов (11.5)).
10 марта – в «Известиях Ялтинского совета» опубликовано сообщение о деятельности Алупкинского совдепа, где, помимо прочего, сообщалось: «Население спокойно и в большинстве охотно идет на- встречу начинаниям Советской власти, нет и тени саботажа. <...> Мусульманское население охотно идёт рука об руку с Советом».
11 марта – формируется ранее упомянутый Комиссариат по крымско-мусульманским делам (19-21 марта включен в состав в наркомата по иностранным и национальным делам). Впоследствии было принято решение о создании отделений комиссариата в городах и волостных центрах.
20-е числа марта – СНК ССРТ порекомендовали Фирдевсу ввести в состав комиссариата левых миллифирковцев Хуршида Крымтаева и Сулеймана Идрисова и поручили им троим разработать проект конструкции комиссариата.
Конец марта – СНК ССРТ принял постановление «О формировании интернациональных частей РККА»: «С 6 апреля начать формирование интернациональных отрядов Красной Армии, возложив мобилизацию всех национальностей на народный комиссариат по иностранным и национальным делам Тавриды, выдав 1000 рублей на ее проведение». Вскоре на заседаниях исполкомов Севастопольского, Евпаторийского, Ялтинского, Керченского и других Советов были рассмотрены вопросы «мобилизации граждан от 18 до 45 лет всех национальностей, населявших Крымский полуостров, для защиты Советской власти». Около 10 телеграмм и других предписывающих документов по этому вопросу было направлено в советские и военные органы городов и уездов Крыма.
Апрель – ТавЦИК удовлетворил просьбу наркома просвещения ССРТ Петренко об отпуске денег на содержание учрежденных в Симферополе двух национальных крымскотатарских детских садов.
1 апреля состоялось заседание комиссариата по крымско-мусульманским делам. При нем учреждались отделы: просвещения, призрения, ликвидационно-организационный, общественно-вакуфных имуществ и др.
17 апреля – открытие комиссариатом кредита в сумме 8925 рублей на содержание штата своих служащих. Примерно в это же время комиссариат запросил 56800 рублей ежемесячной оплаты на содержание Бахчисарайской татарской художественно-промышленной школы, Зынджирлы-медресе в Бахчисарае (старейшее медресе в Крыму), 5 высших начальных и 40 низших начальных училищ (12.5).

Из диссертации Н.С. Руденко нам также известно, что комиссариат по иностранным и национальным делам реквизировал типографию газеты «Миллет» (крупнейший печатный орган «Милли-Фирки») со всем имуществом и наладил издание газеты «Миллет-Иши» (именно про него, вероятно, говорил Новосельский на съезде 7-10 марта). По словам Николая Степановича, в рамках этого издания «на татарском языке печатались все постановления и декреты Советского правительства» (13.5). Но необходимо отметить, что в других научных работ каких-либо упоминаний об этой газете не имеется (её не нашли даже Александр и Вячеслав Герогиевич Зарубин, которые в 2000-х годах составили каталог крымских газет, издававшихся в 1917-1920 годах). В работах крымского истпарта 1922-1935 годов упоминаний об этой газете также не имеется. Поэтому вопрос степени размаха деятельности этого печатного органа (и того, существовал ли он вообще, или же оказался просто нереализованным проектом), на наш взгляд, остаётся открытым.

Всё вышеперечисленное показывает, что как ТавЦИК и СНК ССРТ, так и местные руководители, безусловно, прикладывали определённую долю усилий к обеспеченеию межнационального мира в Крыму, отрицать это нельзя. Однако по итогу эта деятельность не предотвратила второго, крайне крупного и кровавого (по меркам региона) межнационального конфликта, разгоревшегося в середине апреля 1918 года на Юге и Юго-Востоке Крыма.

Почему мы написали «второго»? По той причине, что до этого, в январе 1918 года, в Ялте и её окрестностях разыгрался первое крупное межнациональное столкновение между матросами (которые были по преимуществу русскими и украинцами) и греками с одной стороны, и крымскими татарами с другой. Об этом конфликте “молочные лягушки” даже словом не обмолвились, так что позволю себе обрисовать его детали.

Межнациональные столкновения на Юге Крыма в январе 1918 года

Севастопольские события 1917-1918 годов тесно связаны между собой. Ещё в советской исторической науке было отдельными исследователями признано, что декабрьский террор привёл к террору февральскому, а февральская резня, в свою очередь, привела к кризису власти, возникшему в городе в апреле (14.5). В этом плане природа межнациональных столкновений на Юге Крыма весьма схожа – именно январские события проложили дорогу к апрельской резне.

Как мы знаем, бои за Ялту и окрестности длились долго – с 9 по 16 января, в силу серьёзности сопротивления со стороны местных эскадронцев. Крымскотатарское население, спасаясь от артобстрелов матросов, бросает деревни Дерекой и Ай-Василь (ныне входящие в территорию г. Ялты), уходя в Биюк-Озенбаш (ныне село Счастливое Бахчисарайского района) и в горы. Их дома и имущество стали разграбляться аутскими греками (Аутка тогда была селом, сейчас является частью Ялты). Дело в том, что отряды СевВРК поддерживала часть греческого населения – молодёжь, в основном из района Балаклавы и Южного берега. Среди них было немало рыбаков, лодочников, ремесленников, чернорабочих – в общем, тех слоёв населения, коих в советское время назвали бы «мелкобуржуазной прослойкой». Околобольшевистская риторика удачно смешалась с местной этносоциальной и и социально-конфессиональной обстановкой (греки – православные; крымские татары – мусульмане), а также с геополитикой – за милли-фирковцами (и лояльными им эскадронцами) неизбежно вырисовывалась Османская империя, на территории которой шли массовые гонения на греков. Поэтому неудивительно, что в крымскотатарской этнократии греческое население Крыма видело угрозу своим положению, имуществу и жизни.

Один из свидетелей ялтинской трагедии, крымский татарин из Дерекоя, позже показывал на следствии (вероятно, организованном следственными органами Добровольческой армии): среди участников погромов, помимо прочих лиц, были «ялтинские, балаклавские «босяки», аутские, балаклавские греки, были и жители Дерекоя — русские». В рамках этого же следствия ялтинский грек П. К. Харламбо из Ялты, давая показания, объяснял беспорядки побуждениями, «проистекавшими из племенной вражды греков к татарам» (15.5).

О том, что бои между матросами и эскадронцами носили ожесточённый характер свидетельствуют крымские большевики, действовавшие в Крыму на момент января 1918 года – Юрий Гавен (декабрь 1919 г.) «После кровопролитных боёв войска "крымско-татарского правительства" были разгромлены революционными отрядами матросов черноморского флота», Исаак Хайкевич (октябрь 1921 г.) «Татары, находившиеся под влиянием своих националистов <...>, опираясь на Курултай <...>, организовали свои эскадроны и вступили в кровавый конфликт с черноморцами».

Упущенный шанс большевиков Крыма: о чём писал Елагин?

Как писали “молочные лягушки”, «решение о публикации на татарском языке в широком объёме реализовано не было, так как в тот момент печатать газету на татарском могли только враждебно настроенные к Советской власти миллифирковцы» (16.5). Учитывая, что мы уже показали, что была попытка наладить пробольшевистскую крымскотатарскую печать (газета “Миллет-Иши”) на основе типографии, реквизированной у миллифирковцев, напрашивается вопрос – так ли это?

А вот тут ситуация весьма и весьма интересная. У нас на руках имеются две группы интересных исторических источников по теме деятельности Милли-Фирки в январе-апреле 1918 года – выписки из протоколов следственной комиссии Курултая, расследовавшая апрельские события в мае того же года, а также рукопись представителя правого крыла Милли-Фирки Асана Сабри Айвазова под названием «История национального контрреволюционного движения в Крыму», написанной после его ареста НКВД (в период с осени 1937 по апрель 1938 годов (17.5)).

В январе 1918 года бывшие левые миллифирковцы формируют «Партию мусульманских социалистов» (далее по тексту – ПМС), в которую вошли: Селим Меметов (формальный руководитель партии), Якуб Кемаль, братья Боданинские, Сулейман Идрисов, Абдулла Лятиф-заде, Хуршид Крымтаев, Ибрагим Арабский (брат Вели Ибраимова). Исмаил Леманов и другие. В это же время представители правого крыла Милли-Фирки (включая и самого Айвазова (18.5)) находились в селах Кучук-Узень и Корбеклы (ныне – сёла Малореченское и Изобильное Алуштинского района), где ими (в особенности поручиком и бывшим эскадронцем Мухтаром Хайретдиновым) активно велась антибольшевистская и националистическая агитация (19.5).

ПМС взялась за выпуск газеты “Ал байракъ” (позже переименованная в “Ишчи халкъ” (“Рабочий народ”)). Вот мы с вами нашли ещё одну левотатарскую газету (помимо “Миллет-Иши”)! А теперь вопрос – уважаемые “молочные лягушки”, а вы точно уверены, что крымскотатарскую газету могли выпускать только враждебные большевикам силы, и что у них не было кадров для выпуска своих материалов?

Дальше – больше. В условиях отъезда большинства правых миллифирковцев на Юг Крыма или пределы полуострова ПМС, будучи единственной легальной крымскотатарской организацией, просили у Севастопольского и Симферопольского ревкомов и Таврического губкома РСДРП(б) получить разрешение похоронить по мусульманскому обряду погибших эскадронцев на мусульманском кладбище, стремилась защищать интересы крымскотатарского населения, охранять их жизнь и имущество и т. д.

Политика крымских большевиков и левых эсеров в отношении мусульманских социалистов была весьма двойственной. С одной стороны, они привлекали левотатарские кадры (можно вспомнить Якуб Кемаля, поставленного руководить крымско-мусульманским отделом в составе комиссариата по иностранным и национальным делам, а также руководителя ПМС Идрисова и Крымтаева, приглашённых работать в этом комиссариате). С другой стороны, из, как минимум, девяти (!) левых миллифирковцев, руководство ТавЦИКа и СНК ССРТ на по-настоящему серьёзные руководящие посты привлекли всего лишь от трёх до пяти человек (20.5). А между тем, это были люди, имевшие авторитет среди крымских татар. Откол ПМС от остальной Милли-Фирки выражала тенденцию к социальному расслоению среди крымских татар – после января 1918 года вертикальная солидарность, проповедуемая остальной партией, начала давать трещину. В руках у крымских большевиков была сила, которая была способна сильно расстроить усилия южнобережного подполья (через ведение административной, агитационной и иной деятельности). Но вместо этого руководящие органы Советского Крыма, по большей части, игнорировало ПМС, использовало лишь малую часть потенциала левотатарской организации – возможность закрепить раскол внутри крымскотатарского национального движения была упущена.

Неудивительно, что по итогу мусульманские социалисты организовали подпольную организацию под названием “Парламентское бюро” (далее по тексту – ПБ), в которую, кроме вышеперечисленных лиц, вошёл и Вели Ибраимов (при этом участники ПБ продолжали свою работу в советских учреждениях и комиссариате по крымско-мусульманских делам в частности). ПБ входит в контакт с с меньшевиками и правыми эсерами и нетатарскими национальными организациями с целью устроить в Крыму «переворот до прихода внешней силы», что являлось «по их соображению единственным исходом для спасения Крыма от оккупации другим государством». Вели Ибраимов отправился на Юг Крыма, где он вошёл в контакт с штабс-ротмистром эскадронцев Селимом Муфти-Заде. Вместе они были главными сторонниками наступления восставших частей на Симферополь (очевидно, с целью не допустить его занятие некрымской силой в лице Германии или УНР) (21.5).

В противовес ПБ правые миллифирковцы делали ставку на иностранную интервенцию, говоря о невозможности реализации сценария, на который рассчитывали левотатарские деятели. Потому-то стратегия южнобережного подполья была по большей части оборонительной: «…у нас был план действий. Он сводился к следующему: население вооружилось. Цель этого вооружения была прежде всего самозащита в случае нападения большевиков, <...> затем задерживать бегущих с деньгами и драгоценностями, награбленными у народа, наконец, ударить на бегущие мелкие отряды большевиков, не давать скрываться в горах и тем до некоторой степени мстить за пролитую дорогую кровь в январе и феврале месяцах (выделено нами – КБК)» (22.5).

Политической опорой сторонников ПБ среди участников крымскотатарского восстания являлось письмо-воззвание, выпущенное членами бюро в районе 18-20 апреля. В письме «было распределение должностей при завоевании Симферополя. Почему-то они (члены ПБ – КБК) нашли при этом необходимым назначать временного генерал-губернатора в Крыму, муфтия, военного министра и главнокомандующего». Письмо являлось попыткой левых миллифирковцев обеспечить себе власть в постсоветском Крыму, перехватив её, главным образом, у иностранных сил и у правого крыла партии (23.5).

В этой работе мы не будем вдаваться подробности кровавого крымскотатарского восстания (произошедшее после 18 апреля) – редакция КБК не ставила перед собой задачу останавливаться на этих событиях. Однако на вопрос того, кто же убил таврических комиссаров (левые или правые миллифирковцы) мы всё же ответ попытаемся дать. У нас имеются свидетельства о том, что в аресте группы руководителей Республики Тавриды принимал участие Вели Ибраимов (24.5) – кадр левотатарского “Парламентского бюро” и один из организаторов восстания. Но после того, как утром 24 апреля к Алуште подплыл миноносец Черноморского флота и начал обстрел города, арестованные комиссары были выведены к балке за городом, где по итогу и были расстреляны. Приказ о вывозе пленников в «другое более отдаленное место» был отдан раннеупомянутым Мухтаром Хайретдиновым – человеком, входившим в правое крыло миллифирковцев (25.5). Таким образом, убийство таврических комиссаров было организовано представителями обеих фракций Милли-Фирки. Оно стало первым шагом к воссоединению ранее расколотой партии, дало второе дыхание националистическим и надклассовым воззрениям в рядах её членов и руководителей.

Внимательное рассмотрение перипетий внутри “Народной партии” (дословный перевод словосочетания “Милли-Фирка” на русский) позволяет нам более глубоко понять слова, написанные крымским большевиком Владимиром Елагиным в журналах “Новый Восток” и “Революция в Крыму”:

В этом смысле гибель председателя Совнаркома Тавриды А. Слуцкого, расстрелянного под Алуштой восставшими татарскими националистами, являлась такой же жертвой, как и смерть председателя совета директоров Ч. Челебиева, вождя не смогших стать в начале 1918 г. в ряды большевизма левых слоев Курултая (26.5).

Если бы крымские большевики более решительно вовлекали бы левотатарских деятелей в партийную и советскую работу, то они бы не ушли в подполье, что, вполне вероятно, спасло бы им жизнь – правые миллифирковцы в одиночку едва ли бы смогли организовать столь масштабное и кровавое восстание, каковым оно стало в реальности; точно также была бы сохранена жизнь Челеби Челебиева, если бы он решительно встал на позицию компромисса с крымскими большевиками (вспомним про январские переговоры между левыми миллифирковцами и Симферопольским горкомом РСДРП(б)), то матросы его не схватили и не расстреляли бы, как это случилось в январе-феврале 1918 года. Вот что хотел сказать Владимир Андреевич в процитированных нами строках – обоих политиков сгубила нерешительность, неумение и нежелание договариваться и понимать этносоциальную обстановку в регионе, в котором они действовали.

Но вместо детального и глубоко анализа слов Елагина “Летописи” вывалили на голову читателю обвинения Владимира Андреевича в том, что его статья явилась «подлостью», что в ней «дезавуировал факт героической гибели таврических комиссаров» (о том, что в эвакуации и последующей ошибке комиссаров нет ничего геройского мы писали ранее), «назвал антисоветский мятеж «уродливой татаро-большевистской борьбой» (на наш взгляд, он написал об этом вполне обоснованно, см. лекцию Р.А. Изетова «Межнациональные отношения в Крыму в январе-апреле 1918 года» – КБК), поставил знак равенства между матросскими самосудами (<...> расстрелом контрреволюционера-миллифирковца Челеби Челебиева) и расстрелом правительства Тавриды» (27.5). Более внимательное и вдумчивое статьи Елагина вкупе с прочими источниками по истории эпохи показывают правоту его слов. Однако крайне нехорошо поступили молочные лягушки, зазря оклеветавшие Владимира Андреевича и исказившие реальную историю национальной политики крымских большевиков в 1918 году, выдав слабые, нерешительные шаги за “широкую деятельность”.

Кто виноват в недооценке национального вопроса в Крыму?

ЛВБ пишут: «После гражданской войны партийный и советский аппарат был засорён бывшими миллифирковцами. <...> Неудивительно, что в то время была распространена критика национальной политики Республики Тавриды. На кого ещё можно было свалить ответственность за националистические мятежи, кроме мёртвых комиссаров?» (28.5). Конкретные работы (кроме оклеветанной лягушками статьи Елагина), где имелась критика национальной политики Республики Тавриды авторы “Преданных комиссаров” не указывают, однако редакции КБК они известны. Процитируем их, дабы понять, правда ли их авторы сваливали всю вину за крымскотатарское восстание исключительно на таврических комиссаров.

Статья Юрия Гавена «Крымские татары и революция» (21 декабря 1919 г.): «Хотя ответственные советские работники прилагали немало усилий, чтобы привлечь татарскую бедноту к активному строительству советской власти и таким образом уничтожить эту стену <...>, им, к сожалению, это не удалось (если не считать единичные случаи). Пролитая кровь и репрессии, совершённые чаще всего революционными отрядами самочинно (помимо органов революционной власти) – в пылу разожжённых страстей, углубила в тёмных массах татарского крестьянства <...> ненависть к русским и советской власти».

Статья Исаака Хайкевича «Наша политика в Крыму» (10 октября 1921 г.): «Так, в силу непонимания нами необходимости разрешения национального вопроса, шовинизма и отсталости крымских татар была усилена рознь между двумя соседними народами в Крыму».

Уже упоминавшаяся статья Владимира Елагина «Националистические иллюзии крымских татар в революционные годы» (1924 год): «Крымские большевики в [19]18 г. не смогли разрешить национального вопроса» (29.5). Из монографии Максима Бунегина «Революция и Гражданская война в Крыму (1917-1920 гг.)» (1927 год):

В глазах мелкой националистической буржуазии это (имеются в виду события “Крымского Октября” – КБК) было простым возвращением русских к власти, насилием, произведенным русскими войсками над пробудившимся национальным движением. Такое положение содействовало развитию агитации в массах оставшимися буржуазно-националистическими группами. Этот отрыв (крымскотатарских масс от партийного и советского строительства в Крыму – КБК) и затем еще некоторые далеко неверные шаги привели к организации антисоветских татарских ячеек на местах, а затем и к вооруженному выступлению против Советов (30.5).

Наконец, позволим также себе процитировать ещё две статьи Юрия Гавена – «Из истории революционного движения в Крыму» и «Борьба большевистского подполья за Советский Крым». Они были написана и изданы в 1930-1931 годах, то есть уже после дел Вели Ибраимова и “Милли-Фирки” (прогремевшие в 1928 году в Крыму), а потому выходящая за рамки периода, озвученного “Летописями”; тем не менее, не процитировать мы её не можем, в силу особой нелюбви наших оппонентов к личности Юрия Петровича: «Вообще нужно сказать, что большевистская партия и руководимые ею органы советской власти в Крыму <...> слишком мало внимания обращали на национальный и особенно на татарский вопрос»; «Надо прямо сказать, что в период советской власти в Крыму в 1917 году мы не сумели правильно поставить и разрешить национальный вопрос. Наши организации до захвата власти в городах были очень слабы; революционная деятельность и их влияние ограничивалось почти исключительно узкой сферой городского пролетариата и, главным образом, флота. Горную, т. е. татарскую деревню мы тогда почти совсем не знали. Работников, более или менее видных большевиков, выросших в крымских условиях, у нас не было, за исключением Островской, выросшей В Крыму. Руководителями революционного движения были товарищи, приехавшие из других районов России, как, напр., латыши: Миллер, Гавен, Зедин, Озолин; поляки Булевский, Тарвацкий и др. Руководители крымской большевистской организации серьезно обратили внимание на национальный вопрос только тогда, когда татарский Курултай уже двинул против советов вооруженные эскадроны (речь идёт про период осени-зимы 1917 года – КБК)» (31.5).

Как мы видим, во всех работах нет и намёка на то, что в просчётах в нацполитике виноваты исключительно таврические комиссары (или иная, отдельно взятая группа крымских большевистских работников). Наоборот – в ряде статей подчёркивается ответственность всей крымской большевистской организации за недооценку национального вопроса. И эта оценка верна – вина за просчёты в нацполитике лежит на всех руководящих кадрах крымских партийных организаций самых различных уровней, в том числе и на Антоне Слуцком, Жане Миллере, Юрии Гавене, Владимире Елагине, Исааке Хайкевиче и т. д. Отсюда вывод – “молочные лягушки”, сокрыв исторические источники, в очередной раз соврали своим читателям.

Главные отличия советской национальной политики в Крыму в 1918 и 1919 годах

Редакции «Красно-белого Крыма» в кулуарном порядке и в комментариях неоднократно поступал вопрос от многоуважаемых оппонентов (в первую очередь от руководителей “Молока и красок”) – чем же отличается национальная политика большевиков в январе-апреле 1918 и апреле-июне 1919 годов? Отвечаем.

Во-первых, крымские большевики, ещё будучи в подполье, на рубеже 1918-1919 годов смогли воспользоваться вторым отколом левых миллифирковцев, произошедшем осенью 1918 года на фоне нараставших социальных противоречий в среде крымских татар (связанной с реставрационной социально-экономической политикой Первого Крымского краевого правительства Матвея Сулькевича). Ряды левотатарских деятелей не изменились – это были ровно те же самые деятели, которых в январе-апреле 1918 года большевики не решались окончательно перетянуть на свою сторону. Но в этот раз большевистское подполье поступило гораздо последовательнее – оно не просто приняло левых миллифирковцев с распростёртыми объятиями и включили в нелегальную борьбу, но и приняло их в члены РКП(б), тем самым оказав им, с одной стороны, огромное уважение и признание их авторитета, но с другой связав их партийной дисциплиной. Впоследствии четыре крымских татарина из рядов бывших левых миллифирковцев вошли в состав временного правительства Крымской ССР (Селим Меметов – нарком иностранных дел, член президиума правительства; Ибрагим Арабский – нарком юстиции; Сулейман Идрисов – нарком земледелия; Али Боданинский – управляющий делами правительства). На пост наркома по делам национальностей был вновь назначен Исмаил Фирдевс (также представитель крымскотатарских коммунистов) (32.5). В большинстве своём это были намного более серьёзные должности, чем те, которые получили левые миллифирковцы годом ранее.

На базе крымскотатарских работников впоследствии формируется крымскотатарская коммунистическая секция. Также 31 марта в Мелитополе (ещё до вступления частей РККА на территорию Крыма) в было сформировано Мусульманское бюро при Крымском областном комитете партии, состоявший из турецких коммунистов и секретаря обкома Ефима Шульмана (33.5). Впоследствии бюро пополнится другими турецко-коммунистическими кадрами, включая видного турецкого коммуниста Мустафа Субхи, который в апреле возглавит этот орган. Формирование КрымТатСекции и МусБюро (к июню 1919 года первый войдёт в состав последнего (34.5)) были крайне важными шагами в деле реализации последовательной национальной политики – у крымских большевиков на руках оказалось в десятки раз больше кадров, чем в первый период. Это позволило:

1) наладить выпуск сразу трёх газет на крымскотатарском и турецком языках (“Ени-Дунья” – “Новый мир”, “Доргу-Ёл” – “Прямой путь”, “Крым Хаберлери” – “Крымские известия” (35.5));

2) организовать процесс формирования новых коммунистических кадров (из среды крымских татар) посредством открытия политкурсов для крымскотатарской молодёжи. На этих курсах с апреля по июнь обучались 35-40 человек (36.5).

3) организовать сеть партийных мусульманских секций при городских комитетах коммунистической партии (на момент июня 1919 года эти ячейки существовали (помимо Симферополя), как минимум, в Феодосии (21 участника и 12 сочувствующих), Карасубазаре (ныне Белогорск), Евпаторийском уезде (в нём было аж три секции)). По данным Юрия Гавена, к июню имелось 17 мусульманских секций, насчитывавших вместе порядка 400 человек и еще больше сочувствующих (37.5).

Нужно отметить, что партийные секции были значительным шагом в сравнении с первым периодом. В январе-апреле 1918 года их функции выполнялись городскими и уездными комиссариатами по крымско-мусульманским делам. Эти комиссариаты избирались общими собраниями местного крымскотатарского населения, что, в свою очередь, приводило к засорению этих органов элементами, стоявших на позициях правого крыла Милли-Фирки (38.5). Формирование же мусульманских партсекций было компетенцией коммунистической партии (в первую очередь местных горкомов, которым секции подчинялись). Это обстоятельство значительно снижало вероятность проникновения националистических и ксенофобских элементов в ячейки.

Ещё одним коренным отличием первого и второго периодов советской власти в Крыму явилось позиционирование советских республик, возникших на территории полуострова в 1918 и 1919 годах. Крымская ССР, провозглашённая 6 мая 1919 года, была реализована в рамках большевистского «права наций на самоопределение» (39.5) (при этом являясь многонациональным государством). В декларации о создании республики значилось следующее:

Отвергая всякий национальный гнет, являющийся только маской классового господства, Временное Рабоче-Крестьянское правительство объявляет полное и безоговорочное равноправие всех национальностей, населяющих Крым (40.5).

Как отмечал Юрий Гавен, посредством создания республики в Крыму большевики «выбили из рук татарских националистов, пользовавшихся до того огромным влияния в отсталых массах татарского народа, центральный пункт их программы и этим обессилили их как наших идейных противников» (41.5).

Конечно, похожая декларация была выпущена и ТавЦИК 3 апреля 1918 года:

…Исполняя волю съезда, Центральный Исполнительный Комитет организовал 22 марта рабочее и крестьянское правительство которое на развалинах власти помещиков, капиталистов и генералов будет создавать свободную социалистическую Тавриду, объединяющую под своим знаменем всех трудящихся без различия пола, племени и веры [...] Центральный Исполнительный Комитет Советов призывает всех крестьян, рабочих, солдат, поселян, трудящихся евреев, татар, греков, малороссов и великорусов дружной семьей сплотиться вокруг нового Советского правительства — Совета народных Комиссаров Советской Социалистической Республики Тавриды (42.5).

Однако между этими двумя документами имеется колоссальная разница. Во-первых, декларация ТавЦИК вышла спустя 15 дней после первого провозглашения ССР Тавриды (и спустя 13 суток после второго), в то время как интернациональность Крымской ССР была подтверждена в день провозглашения республики – 6 мая 1919 года. Во-вторых, слова руководителей ССРТ расходились с делом – ведь почти за месяц до цитируемой декларации крымские большевики опрокинули требования крымскотатарских делегатов о включении левотатарской организации в состав руководящих органов Таврической губернии, и в целом системной национальной политики в тот период, как мы уже ранее показывали, не имелось. У руководства же Крымской республики 1919 года такого не наблюдалось – многонациональность Крымской ССР подтверждалось решительными действиями крымских большевиков через крымскотатарскую коммунистическую секцию и Мусульманского бюро, а также составом Совнаркома Крыма.

Наконец, во второй период крымские большевики гораздо мудрее и хитрее поступили с центристским крылом “Милли-Фирки”, чьи представители остались в Крыму, но при этом не соединились с компартией. Вместо того, чтобы вновь загонять их в подполье, руководство полуострова её легализовало, дав ей возможность формально на равных конкурировать с крымскотатарскими коммунистами (43.5). Но при этом СНК Крыма взялись за национализацию вакуфных земель (и прочего вакуфного имущества) – главной экономической опоры миллифирковцев (44.5). Тем самым, с одной стороны, крымскотатарские националисты лишились ресурсов, которые позволяли бы ей на должном уровне поддерживать деятельность своих партийных структур, а с другой крымскотатарская коммунистическая организация получила серьёзное преимущество перед своими оппонентами. И для этого даже не пришлось прибегать к запрету Милли-Фирки!

Крымская ССР де-факто просуществовала всего лишь полтора месяца – с 6 мая по 24 июня. Однако политическое значение её было велико – крымские большевики смогли добиться коренного перелома в сознании большинства крымских татар, перетянув их на свою сторону (45.5). Мы здесь перечислили далеко не все действия в рамках национальной политики, предпринятые крымскими большевиками весной-летом 1919 года – наша задача была обозначить лишь ключевые отличия между первым и вторым периодом в этой сфере.

По итогу отметим, что проблемы, стоявшие перед крымскими большевиками в первой половине 1918 года в рамках национального вопроса, в основе своей не были решены. В апреле-июне 1919 года ситуация была совершенно иной – руководство Крымской республики совершило целый ряд решительных шагов в сторону обеспечения подлинного равноправия народов полуострова, за что снискало поддержку у крымских татар.

Список источников и литературы к пятой части:

(1.5) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 27.

(2.5) Протокол II съезда РСДРП(б) Таврической губернии (23-24 ноября 1917 г.) // Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы. Симферополь: Крымиздат, 1957. Т. 1. С. 116.

(3.5) Резолюции II съезда РСДРП(б) Таврической губернии (24 ноября 1917 г.) // Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы. Симферополь: Крымиздат, 1957. Т. 1. С. 118-119; Резолюция II съезда РСДРП(б) Таврической губернии, 24 ноября 1917 г. // Большевистские организации Украины в период установления и укрепления Советской власти. (Ноябрь 1917 - апрель 1918 гг.): Сборник документов и материалов. Киев: Госполитиздат УССР, 1962. С. 631.

(4.5) Руденко Н. С. Борьба за победу и упрочнение Советской власти в Крыму (ноябрь 1917 - апрель 1918 г.): диссертация кандидата исторических наук / Моск. гос. пед. ин-т им. В. И. Ленина. М:, 1968. С. 47.

(5.5) Стенографический отчет заседания съезда к проток[олу] № 2-й 9 марта 1918 г. вечером // Атлас М. Л. Борьба за советы: Очерк по истории Советов в Крыму 1917-18 гг. Симферополь: Крымгосиздат, 1933. С. 143.

(6.5) Гавен Ю. Из истории революционного движения в Крыму (Октябрь 1917 г. – апрель 1918 г.) // Известия Таврического Общества истории, археологии и этнографии. Т. 4, 1931. С. 13; Фирдевс И. Первый период соввласти в Крыму // Революция в Крыму, №2. Симферополь: Крымиздат., 1923. С. 61.

(7.5) Бояджиев Т. Крымско-татарская молодежь в революции: Краткий очерк из истории националистическо-буржуазного и коммунистического движения среди татарской молодежи Крыма. Симферополь: Крым. гос. изд-во, 1930. С. 34.

(8.5) Руденко Н. С. Борьба за победу и упрочнение Советской власти в Крыму (ноябрь 1917 – апрель 1918 г.): диссертация кандидата исторических наук / Моск. гос. пед. ин-т им. В. И. Ленина. М:, 1968. С. 188.

(9.5) Елагин Вл. Националистические иллюзии крымских татар в революционные годы // Революция в Крыму. Симферополь: Крымиздат, 1924. №1 (3). С. 88.

(10.5) Руденко Н. С. Там же. С. 188-189; Воззвание бахчисарайского комитета РСДРП(б), призывающее трудящихся Бахчисарая и его окрестностей вступать в ряды партии большевиков (после 26 января 1918 г.) // Большевистские организации Украины в период установления и укрепления Советской власти. (Ноябрь 1917 - апрель 1918 гг.): Сборник документов и материалов. Киев: Госполитиздат УССР, 1962. С. 660-661; Атлас М. Л. Борьба за советы: Очерк по истории Советов в Крыму 1917-18 гг. Симферополь: Крымгосиздат, 1933. С. 86.

(11.5) Декрет Совета Народных Комиссаров Республики Тавриды о передаче Советам имущества церковных и религиозных обществ (11 апреля 1918 г.) // Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы. Симферополь: Крымиздат, 1957. Т. 1. С. 118-119.

(12.5) Руденко Н. С. Там же. С. 189-190; Сообщение о деятельности Алупкинского Совета по укреплению Советской власти (10 марта 1918 г.) // Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы. Симферополь: Крымиздат, 1957. Т. 1. С. 223-224; Брошеван, В. М. Крымская республика: Год 1921-й: (Краткий ист. очерк) Симферополь: Таврия, 1992. С. 85; Дубко Ю. В. Советская Республика Тавриды: авантюра большевистского государственного строительства. Симферополь, 1999. С. 162; Бунегин М. Ф. Революция и гражданская война в Крыму (1917-1920 гг.). Симферополь: Крымгосиздат, 1927. С. 123.

(13.5) Там же. С. 190-191.

(14.5) Юрковский Н. К. Борьба Советского правительства за сохранение Брестского мира и вопрос о Черноморском флоте в марте-июне 1918 года: диссертация кандидата исторических наук. Ленинград, 1985. С. 33; 38.

(15.5) Зарубин А.Г. Без победителей. Из истории Гражданской войны в Крыму / А.Г. Зарубин, В.Г. Зарубин. Симферополь: Антиква, 2008. С. 279-280.

(16.5) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 28.

(17.5) Последняя рукопись Сабри Айвазова. Дело партии «Милли Фирка». Документы свидетельствуют. Из серии «Рассекреченная память». Крымский выпуск. Том 1. Симферополь: издательство «ДОЛЯ», 2009. С. 13. Конечно, необходимо делать скидку на условиях, в которых эта статья была написана, однако свидетельства, обнаруженные редакцией КБК в ней, в любом случае представляются полезными и важными.

(18.5) Протокол допроса парламентской следственной комиссией поручика Мухтара Хайретдинова по делу алуштинских событий во время большевистской власти // Расстрел советского правительства Крымской республики Тавриды. Симферополь: Гос. изд-во КрымАССР, 1933. С. 89, 99.

(19.5) Последняя рукопись Сабри Айвазова. Дело партии «Милли Фирка». Документы свидетельствуют. Из серии «Рассекреченная память». Крымский выпуск. Том 1. Симферополь: издательство «ДОЛЯ», 2009. С. 57-58, 61; Протокол допроса парламентской следственной комиссией поручика Мухтара Хайретдинова по делу алуштинских событий во время большевистской власти // Расстрел советского правительства Крымской республики Тавриды. Симферополь: Гос. изд-во КрымАССР, 1933. С. 87-93.

(20.5) Последняя рукопись Сабри Айвазова. Дело партии «Милли Фирка». Документы свидетельствуют. Из серии «Рассекреченная память». Крымский выпуск. Том 1. Симферополь: издательство «ДОЛЯ», 2009. С. 60; Бунегин М. Ф. Революция и гражданская война в Крыму (1917-1920 гг.). Симферополь: Крымгосиздат, 1927. С. 123.

(21.5) Там же; Расстрел советского правительства Крымской республики Тавриды. Симферополь: Гос. изд-во КрымАССР, 1933. С. 71, 84, 95.

(22.5) Там же. С. 95-97.

(23.5) Там же. С. 95-96; Последняя рукопись Сабри Айвазова. Дело партии «Милли Фирка». Документы свидетельствуют. Из серии «Рассекреченная память». Крымский выпуск. Том 1. Симферополь: издательство «ДОЛЯ», 2009. С. 60.

(24.5) Расстрел советского правительства Крымской республики Тавриды. Симферополь: Гос. изд-во КрымАССР, 1933. С. 48, 76.

(25.5) Протокол допроса парламентской следственной комиссией поручика Мухтара Хайретдинова по делу алуштинских событий во время большевистской власти // Там же, С. 103.

(26.5) Елагин Вл. Националистические иллюзии крымских татар в революционные годы // Революция в Крыму. Симферополь: Крымиздат, 1924. №1 (3). С. 88-89.

(27.5) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 61-62.

(28.5) Там же. С. 61.

(29.5) Елагин Вл. Националистические иллюзии крымских татар в революционные годы // Революция в Крыму. Симферополь: Крымиздат, 1924. №1 (3). С. 88.

(30.5) Бунегин М. Ф. Революция и гражданская война в Крыму (1917-1920 гг.). Симферополь: Крымгосиздат, 1927. С. 123.

(31.5) Гавен Ю. Из истории революционного движения в Крыму (Октябрь 1917 г. – апрель 1918 г.) // Известия Таврического Общества истории, археологии и этнографии. Т. 4, 1931. С. 13; Гавен Ю. П. Борьба большевистского подполья за Советский Крым // Революция в Крыму. Симферополь: Крымиздат, 1930. №9. С. 9.

(32.5) Владимирский М.В. Красный Крым 1919 года. Москва: Издательство Олега Пахмутова, 2016. С. 174-179.

(33.5) Там же. С. 122, 198-199.

(34.5) Там же. С. 222.

(35.5) Бояджиев Т. Крымско-татарская молодежь в революции: Краткий очерк из истории националистическо-буржуазного и коммунистического движения среди татарской молодежи Крыма. Симферополь: Крым. гос. изд-во, 1930. С. 51-52.

(36.5) Там же.

(37.5) Владимирский М.В. Красный Крым 1919 года. Москва: Издательство Олега Пахмутова, 2016. С. 226-227; Гавен Ю. Крымские татары и революция // Жизнь национальностей. 1919. 28 декабря.

(38.5) Бунегин М. Ф. Революция и гражданская война в Крыму (1917-1920 гг.). Симферополь: Крымгосиздат, 1927. С. 123.

(39.5) Гавен Ю. Крымские татары и революция // Жизнь национальностей. 1919. 28 декабря.

(40.5) Декларация Временного Рабоче-Крестьянского правительства Крымской Советской Социалистической Республики (6 мая 1919 г.) // Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы / Отв. ред. М.М. Максименко. Симферополь: Крымиздат, 1961. Т. 2. С. 146.

(41.5) Гавен Ю. Крымские татары и революция // Жизнь национальностей. 1919. 28 декабря.

(42.5) Из обращения Центрального Исполнительного Комитета Республики Тавриды ко всем трудящимся Крыма с призывом к поддержке Совета Народных Комиссаров, 3 апреля 1918 г. // Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы. Симферополь: Крымиздат, 1957. Т. 1. С. 247-248.

(43.5) Гавен Ю. Крымские татары и революция // Жизнь национальностей. 1919. 28 декабря.

(44.5) Декларация Временного Рабоче-Крестьянского правительства Крымской Советской Социалистической Республики (6 мая 1919 г.) // Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы / Отв. ред. М.М. Максименко. Симферополь: Крымиздат, 1961. Т. 2. С. 145.

(45.5) Гавен Ю. Крымские татары и революция // Жизнь национальностей. 1919. 28 декабря; Гавен Ю. Задача советской власти в Крыму // Жизнь национальностей. Москва, 1920. 1 февраля; Вернер И. «Наша политика в Крыму» // Жизнь национальностей. 1921. 10 октября; Бояджиев Т. Крымско-татарская молодежь в революции: Краткий очерк из истории националистическо-буржуазного и коммунистического движения среди татарской молодежи Крыма. Симферополь: Крым. гос. изд-во, 1930. С. 47, 52; и др.

Небольшие итоги. Республика Тавриды и крымский большевизм

Прежде чем мы перейдём к заключительной части работы, хотелось бы подвести общий вывод.

1918 год стал судьбоносным в истории крымского большевизма. События января-апреля дали колоссальнейший опыт для многих партийных деятелей того периода, предопределив их шаги в последующие “пришествия” советской власти в Крым – в 1919 и 1920 годах. Как мы знаем, впоследствии именно Юрий Гавен, бывший левый коммунист, стал руководителем Крымской парторганизации. Вместе с ним и другими работниками первого периода она впитала в себя принципы бывшей севастопольской организации, главным из которых являлся приоритет местных условий. Если в интересах советской власти в Крыму придётся пойти против воли ЦК (как это было в 1920-1921 годах по вопросу будущего государственного устройства Крыма) – крымские большевики шли, пусть и гораздо осторожнее, чем в 1918 году. Впрочем, тот же Гавен предпочитал скорее переубеждать Центр в пользу своей позиции и шёл наперекор его мнению только в крайних случаях. Но всё же шёл.

Также 1918 год дал крымским большевикам огромный опыт межпартийного взаимодействия, в первую очередь с левыми эсерами. Впоследствии толерантность по отношению к представителям других небольшевистских партий, в первую очередь Милли-Фирки (о чём мы писали чуть выше).

1918 год сделал большевизм в Крыму из явления “пришлого” в явление местное, базировавшееся на тех условиях, которые были на полуострове. Республика Тавриды дала жесточайший урок большевикам, показав всю пагубность недооценки национального вопроса. Но она же показала, что действия с учётом окружающей тебя действительности, в конечном итоге, гораздо вероятнее приведут тебя к победе, чем слепое следование указаниям “сверху”. Бои 19 марта – 15 апреля на Юге Украины были импровизацией, однако они серьёзно задержали продвижение немецких оккупантов.

Во многом 1918 год предопределил дальнейшую политическую биографию Гавена в целом, заложив в нём предпосылки принятия троцкизма (и в первую очередь его идеи о “экспорте революции” – ведь у Юрия Петровича был перед глазами опыт Севастополя 1918 годов, “революционного центра”, который с помощью военных отрядов “приносил” и поддерживал революцию в других регионах Черноморья) и перехода во внутрипартийную оппозицию. Итог – арест в апреле и расстрел в ноябре 1936 года. Но путь к эшафоту Юрия Петровича начался ровно за 19 лет до его казни – тогда, когда он ждал в Симферополе пропуск в будущий “Кронштадт Юга” и спорил с Жаном Миллером по поводу состояния Симферопольского горкома РСДРП(б). Крым сделал Гавена (и ряд его соратников) тем коммунистом, который никак не мог принять ВКП(б) образца после 1927 года, не питавшей терпимости к каким-либо возражениям против “генеральной линии”.

Свой опыт крымские большевики извлекли и из эпизода расстрела таврических комиссаров. Этот событие не стало для них чем-то не геройским, и не могло им стать – но оно оставался для них символом. Символом догматизма и растерянности в решающий момент. В 1919-1935 годах Слуцкий и Ко, безусловно, считались жертвами националистического террора, но только лишь ими, а не героями. И на то были свои причины, которые мы, редакция “Красно-белого Крыма” постарались раскрыть в своей работе на основе многочисленных научных трудов и исторических источников.

Часть 6. Зачем рождаются фальсификации?

Как мы видим, "Летописи великой борьбы" и “Молоко и краски” умудрились очень многое исказить и сфальсифицировать в истории Крыма 1917-1918 годов и истории Республики Тавриды в частности. Процессы и события, которые оказались искажены, упрощены, а то и вовсе забыты нашими оппонентами, на деле были гораздо сложнее и интереснее. Однако наш рассказ не будет полным, если мы не отстоим честь мёртвых и живых исследователей этого периода.

На примере описания статьи Елагина мы уже показали фальсификаторский, “вуле-подобный” взгляд “молочных лягушек” на авторов 1921-1935 годов. Однако, помимо комментария к статье Владимира Андреевича, наши оппоненты прокомментировали деятельность истпарта Крыма в общем и целом: «Впервые освещением политики правительства Тавриды занялся уже известный нам Юрий Гавен — он возглавил крымский истпарт. Учитывая, что Гавен занимал должность председателя Севастопольского ВРК и отвечал за вооруженные силы Таврической ССР, не стоит удивляться, что события революционного Крыма представлены с точки зрения Севастопольского Совета: действительные недостатки организации работы правительства Тавриды раздувались, оправдывалось решение оставить штаб в Севастополе. Жан Миллер, при помощи которого был арестован опасный провокатор эсер Спиро, обвинялся в поддержке революционной войны (!). Вопрос обороны Перекопа обходился стороной. Наряду с этим, Гавен писал и о заслугах правительства Тавриды, например, про снабжение Центра хлебом» (1.6).

Прежде чем заступаться – раскритикуй. Одним из недостатков деятельности крымского истпарта и работ и выступлений Юрия Петровича в частности является сокрытие левокоммунистических взглядов Севастопольской организации РКП(б) (о них советская историческая наука узнала позднее), что невольно било и по степени освещеннности крымской истории в марте-апреле 1918 года в целом. Также нужно отметить, что в большинство наследия крымского истпарта (по истории Крыма в 1917-1920 годах) есть воспоминания участников событий, не подвергавшиеся научной обработке (что открыто признавалось истпартовскими авторами как серьёзный недостаток). Работы более профессиональных авторов (как, например, М. Атлас и В. Советов) из рядов сотрудников “Отдела Крымского областного комитета РКП(б) по изучению истории Октябрьской революции и РКП(б)” начали выходить значительной позднее – в первой половине 1930-х годов. Однако связь поколений “отцов” крымского истпарта (Гавен, Елагин, Яков Урановский и т.д.) и квалифицированных историков прервали репрессии 1936-1938 годов против старых крымских большевиков. Людей вроде Советова и Атласа отодвинули от описания истории крымской большевистской организации, и это дело было доверено людям вроде уже упоминаемого нами Романа Вуля или Павла Надинского. Наследие крымского истпарта оказалось недоступным для исследователей вплоть до XX-XXII съездов КПСС (1956-1961 годы).

Однако те “недостатки”, которые приписываются крымскому истпарту со стороны МиК-ЛВБ, никакими недостатками не являются. Решение оставить руководство войсками в Севастополе? Как мы убедительно показали, оно было оправдано (как, например, “молочные лягушки” предложили бы перетащить “Георгий Победоносец” в Симферополь? Вплавь по Салгиру? А как они предложили бы перевести десятки тысяч единиц оружия и патроны? Вопрос риторический). Жан Миллер не обвинялся Гавеном в «в поддержке революционной войны». Вот что написано в статье Юрия Петровича за 1931 год: «По вопросу о Брестском мире с Германией съезд на втором своем заседании (7-го марта) по докладу Миллера (большевика) о текущем моменте принял почти единодушно резолюцию, выражающую позицию, сходную с позицией левых коммунистов, т, е. о необходимости продолжения революционной войны с Германией» (2.6). Гавен нигде не пишет, что Миллер поддерживал несоблюдение Бреста, он просто констатировал факт, что по итогу доклада Жана Августовича делегаты приняли антибрестскую резолюцию. Какой уже раз наши оппоненты врут?..

“Тесак” критики МиК-ЛВБ, понятное дело, коснулся и деятельности “Красно-белого Крыма”. Первым делом разберём наезды оппонентов на научную деятельность главреда нашего сообщества – Руслана Изетова, а конкретнее – на его, уже ранее упоминавшуюся статью «К вопросу о причинах создания Советской Социалистической Республики Тавриды в 1918 году». Кое-какие нападки на него мы разобрали в прошлых главах, здесь же пройдёмся по тому, что не попало в объектив нашего внимания в первых пяти частях «Феномена».

Для начала отметим то, как читателя “Преданных комиссаров” подводят к прочтению критики в адрес Р.И.: «Предлагаем тебе, читатель, как уже овладевшему историческим контекстом Крыма 1917-1918 годов (выделено нами – КБК), самому ознакомиться с изетовской статьёй…» (3.6). Здесь ЛВБ совершили манипуляцию, убеждая читателя, что он уже “овладел историческим контекстом Крыма 1917-1918 годов”, хотя это ложь. Как мы уже убедились на многочисленных примерах, вместо реального исторического контекста “молочные лягушки” подсунули своим подписчикам лишь его суррогат. Их статья изобилует искажениями и фальсификациями и в ряде ключевых моментов базируется на «крымском “Кратком курсе”». Говорить такое – значит проявлять неуважение к своей аудитории. Да, уже 26 июня ЛВБ оценивали качество “Преданных комиссаров” следующим образом: «…в статье про подвиг Таврических комиссаров, опять же, можно увидеть желчное кваканье в отношении некоторых известных персоналий, а можно увидеть пусть несовершенную (выделено нами – КБК), но попытку реконструкции событий революционного Крыма с классовой позиции и мысли о партийности и важности отстаивания исторической справедливости от нападок современных буржуазных “учёных” (ужасная реконструкция вышла, однако – комментарий редакции КБК)». Однако в самой статье “молочных лягушек” про тавкомиссаров всё ещё содержится более положительная оценка, а для нас она первичнее.

В любом случае, даже мы, редакция КБК, не можем сказать, что вы, читатели “Феномена”, полностью овладели этим контекстом – ибо по всей России в архивах разбросаны материалы по истории Республики Тавриды, которые подвергались обработке лишь частично, либо не обрабатывались вовсе. Работа с этими документами может сильно всё поменять и сделать даже наш материал в каких-то местах неактуальным. Стоит также отметить, что и мы далеко не всё раскрыли в нашем материале. Так что про Тавриду можно ещё писать и писать, писать и писать…

Сразу обозначим один момент. Ещё до выхода “Преданных комиссаров” Р.А. Изетов прямо написал о том, что эта статья имеет целый ряд недостатков, и, как можно видеть, его (точнее в том числе и его) научные взгляды на историю Республики Тавриды совершили огромный шаг вперёд по сравнению с оными летом-осенью 2024 года. Однако с теми претензиями, которые против него выдвинули МиК-ЛВБ, согласиться просто невозможно. Пойдём по порядку.

В изетовской статье имеется перечень историографии, в которой перечислены работы украинских исследователей (исключая авторов монографии “Форпост Союза на юге...: очерки истории Крымской АССР”), появившихся в позднесоветский и постсоветский период (о чём в работе предельно чётко написано: «Проблема государственного строительства в Крыму в марте – апреле 1918 года привлекла значительное внимание украинских исследователей ещё в позднесоветский период», и далее по тексту (4.6)). Что же пишут лягушки? Читаем: «…в самом начале статьи Р. А. Изетов уже расписывается в своей необъективности по отношению к созданию ТавССР — он исключает теорию о «дипломатическом барьере» в составе Российской Федерации из своего «анализа», просто проигнорировав её (при этом им подразумевается, что список «концепций», якобы, исчерпывающий) (выделено нами – КБК)» (5.6).

Это неверно – Изетов нигде не писал о том, что список исчерпывающий. Наоборот, он написал, что список начинается с работ позднесоветской эпохи, написанных авторами с территории Украинской ССР, а как раз таки они в подавляющем большинстве – “буферники”. Цели же рассмотреть теорию “дипломатического барьера” и связанной с ней историографии автор статьи перед собой не ставил, автора интересовал только разбор буферной теории.

Вопросы вызывают и последующие рассуждения авторов: «Изетов опровергает «ленинский буфер», но не ставит под сомнение саму «буферную теорию». Отсюда вывод — статья Р. А. Изетова необъективна уже в первом абзаце о её «актуальности»» (6.6). Какое же определение даётся “буферной теории” со стороны “молочных лягушек”? Читаем раздел «Предпосылки для появления буферной теории»: «Республика Тавриды <...> была создана, чтобы вести боевые действия с Германией в обход Брестского мира, т.е. она была независимой, буфером» (7.6). Однако это неправильное определение. Формирование и (или) существование буферных государств всегда поддерживается со стороны более могущественных держав. Если государство возникает между двумя (и более) противоборствующими странами не по воле этих самых стран, оно буфером считаться не может.

Классическая “буферная теория” (сформированная на рубеже 1970-1980-х годов) под “лягушачье” определение подходит, ибо есть государство-инициатор создания буфера (Республики Тавриды) – РСФСР. Однако под концепцию, изложенную в статье Р.А. Изетова («Авторская гипотеза заключается в том, что основной причиной формирования ССР Тавриды в качестве суверенного от РСФСР государства являлось давление крымских левых эсеров на членов Таврического губкома РКП(б), которые смогли использовать политическую аморфность крымских большевиков и вовлечь их в свою деятельность, направленную против усилий руководства РСФСР по оформлению Крыма в качестве составной части Советской России» (8.6)) Таврическая республика не попадает, ибо в ней чётко показана ведущая роль местных (крымских) работников в её создании. Поэтому редакция КБК ответственно утверждает – Руслан Акимович ставил под сомнение именно теорию о “буферном характере создания ССРТ”, а не пытался её каким-то образом “реформировать”, видеоизменить.

Однако именно к выводам о якобы стремлении Изетова “обновить” буферную теорию приходят “квако-молочники”. Они даже придумали название для его теории – “левоэсеровский буфер” (9.6). Бред? Бред (см. абзацы выше). Авторы “Преданных комиссаров” совершенно не понимают природу буферных государств, лезут туда, в чём они не разбираются.

Далее наши оппоненты пишут: «…автор (т.е. Р.А. Изетов – КБК) формулирует «гипотезу»: «Авторская гипотеза заключается в том, что основной причиной формирования ССР Тавриды в качестве суверенного от РСФСР государства являлось давление крымских левых эсеров на членов Таврического губкома РКП(б), которые смогли использовать политическую аморфность крымских большевиков и вовлечь их в свою деятельность, направленную против усилий руководства РСФСР по оформлению Крыма в качестве составной части Советской России». Извините за резкость, но вы посмотрите только, какие слова: «Политическая аморфность крымских большевиков»!» (10.6).

Безусловно, Руслан Акимович подобрал не вполне удачное выражение (“аморфность”) и сделал излишний акцент именно на левых эсерах (большевики “Кронштадта Юга” также не принимали Брестский мир). Однако о том, что и севастопольские, и симферопольские большевики вместе с левыми эсерами 19 марта провозгласили Республику Тавриды, впервые писали ещё в 1960-х годах, и за 60 лет доказательств в пользу этой гипотезы скопилось немало, что мы убедительно показали в третьей части «Феномена».

Далее лягушки пишут: «Обвинения в «политической аморфности» Изетов предательски направил в адрес Таврических комиссаров. При этом в рассматриваемой «научной статье» вы не найдёте ни слова критики изетовского любимца Ю. П. Гавена (напомним, что это председатель ВРК Крыма, под боком которого надувался пузырь левоэсеровского заговора и вёл свою контрреволюционную деятельность комиссар Спиро). Нет-нет, про роль Ю. П. Гавена «начинающий исследователь» Изетов молчит» (11.6).

Первое. То, что Изетов сделал акцент именно на симферопольских большевиках в статье – безусловно минус. Второе. Как мы уже показали ранее, Юрий Петрович отнюдь не только «любимец» Руслана Акимовича – этот партийный деятель пользовался серьёзным уважением у ЦК большевистской партии. То, что Гавена записали исключительно в «любимца» «изетовского» в очередной раз говорит о том, что лягушки плохо знают историю РСДРП(б) в период после Октябрьской революции, а также историю крымской большевистской организации. Будут ли такого “нехорошего” работника три раза подряд посылать в Крым (в 1917, 1919 и 1920 годах)? Вопрос риторический.

Второе. То, что Гавена называют «председателем ВРК Крыма» показывает непонимание, незнание истории крымских большевистско-левоэсеровских военных структур. Никакого «Крымского ревкома» в 1917-1918 годах на полуострове и в помине не было, а были Севастопольский ВРК – Севастопольский Областной ВРК – ОблШтаб – Комзарев, подчинивший себе ОблШтаб – Верховный РевШтаб ССРТ – Военно-морской Комиссариат ССРТ.

Особый акцент квакушки сделали на заседании ТавЦИК от 21 марта с целью “разнести” следующий тезис Изетова «Думается, во время перерыва в заседании была вновь достигнута негласная договорённость: большевики согласились отойти от пункта требования В.И. Ленина об автономном статусе республики новой декларации (о создании ССР Тавриды) в обмен на сохранение коалиции с левыми эсерами и принятие ими декларации о признании Брестского мира». Отметим, что эта теория также не выдержала проверку временем, и объяснение независимого статуса Таврической ССР кроется в обстоятельствах деятельности войск Комзарева (о чём мы писали в главе «Была ли Республика Тавриды частью РСФСР?»), однако само стремление Руслана Акимовича объяснить данное обстоятельство порицать сложно, тем более что оно не подаётся как категорическое утверждение.

Комментируя протоколы заседания, ЛВБ пишут: «Итак, Р. А. Изетов делает вид, что не обращает внимание на самую первую страницу протокола, на которой декларируется нейтральный статус ТавССР в рамках Брестского мира, зато пытается доказать, что «аморфных» большевиков вовлекли в сепаратизм левые эсеры» (12.6). Принятие Брестского мира и переназначение большевика Фёдора Куля на пост времеенного наркома по военным делам лягушки считают «политической победой» таврических комиссаров. Всё бы ничего, но есть одна проблема – все эти действия не привели к отводу войск ЮКЗСР (действовавших на Юге Украины) обратно в Крым, а кораблей Черноморского флота (действовавшие в районе Николаева и Херсона) – в Севастополь. Вывод прост – никакой политической победы симферопольские большевики 21 марта не достигли.

Но что если бы СНК и ЦИК Тавриды всё-таки удалось бы вывести крымские войска обратно на полуостров? Тогда бы была катастрофа. Во-первых, германо-австрийские войска заняли бы подступы к Перекопу уже 22-23 марта. Во-вторых, войска Комзарева (насчитывавшие более чем две тысячи штыков) тут же начали бы разлагаться в тылу (из-за отсутствия постоянного движения и участия в боях), что поставило бы под угрозу существование советской власти на полуострове. Так что будь победа симферопольцев реальной – никакой победой это бы и близко не было.

Затем ЛВБ пишет: «Наряду с эсеровским влиянием на «аморфных» большевиков, ключевой причиной создания Таврической республики Изетов посчитал отсутствие связи с «большой землёй» — с Центром (здесь очень «кстати» автор использует воспоминания Ю.П. Гавена). <...> (опущена цитата из статьи Р.А. Изетова – КБК) И здесь сталкиваемся с фирменным изетовским «можно предположить»! Через ненайденный ответ на телеграмму о государственном строительстве Крыма, Изетов выстраивает доказательство «сепаратизма» Таврического правительства! Ему даже не пришло в голову подумать, что ответная телеграмма могла просто напросто сгореть в пожаре. Дескать — раз нет ответа на телеграмму, значит правительство не знало что делать, а значит начало поддаваться эсеровскому влиянию. Позвольте, зачем тогда мнимые «сепаратисты» стремились установить связь с Москвой? Где логика?» (13.6).

Указание на некий сепаратизм крымских большевиков в феврале 1918 года ныне нам кажется весьма сомнительным. Но здесь лягушки в очередной раз переврали слова Р.А. Изетова – он не писал, что ответа не было. Он прямо писал (и в процитированном лягушками отрывке статьи это есть!), что «Однако ответ на эту телеграмму на данный момент не обнаружен». А лягушки в очередной раз проявили свою научную безграмотность, произведя апелляцию к историческому источнику, который они 100% не видели и который, возможно, даже не существовал в природе.

На фоне нашего разбора итоговый вердикт ЛВБ по статье Изетова не иначе, как просто смешит: «Исходя из всего вышеперечисленного «Летописи» считают статью Р. А. Изетова демагогией, выстроенной на субъективизме, — оправданием псевдонаучной буржуазной теории «буфера». В статье отсутствует исторический подход, так как контекст событий искажается в угоду спекулятивной концепции. В попытках выстроить «буферную» теорию Изетов халтурит и скатывается до прямой клеветы в адрес правительства Таврических комиссаров. Недостатки статьи множатся от того, что автор, вопреки фактам, отрицает свою неправоту (он называет подлог, клевету — «новаторством»!)».

Недостатки у статьи есть, и мы их отметили. Но в чём природа их появления? Руслан Акимович повторил судьбу прошлых авторов, касавшихся истории Республики Тавриды – каждый из них заново, без опоры на старые работы коллег, пытался понять причины формирования этого государственного образования и его вклад в историю. Каждый из историков находил важные детали в исторической картине, однако их находки не соединялись во что-то единое и целое. Приведём пару примеров. Никита Юрковский нашёл крайне важные протоколы делегатских собраний 19-20 марта, но, не обработав документы, связанные с историей крымских войск, пришёл к выводу, что Вильям Спиро, будучи одним из руководителей Комзарева, не принимал участие в поддержке Советской Украины. Однако история крымских войска была обработана Людмилой Гарчевой. Но в силу того, что Гарчева не знала про находки Николая Руденко о том, что Областной Штаб подчинялся Комзареву (и в целом не изучала историю ЮКЗСР), она искренне полагала, что отряды из Крыма действовали по инициативе ТавЦИК и СНК ССРТ.

Это “проклятье” не миновало и Изетова. Каждую диссертацию по отдельности было находить очень сложно, а Руслан Акимович год назад не знал о подлинной широте историографии ССРТ (впрочем, как и его нынешние критики). Но сейчас ошибки, допущенные в его прошлогодней статье, исправлены. Мы, авторы «Феномена Республики Тавриды», собрали вместе ключевые историографические работы по теме. Во взаимодополнении они дали следующие и концепции и факты, которые мы изложили ранее.

Изетов пришёл к целому ряду верных выводов (о высокой роли Спиро в создании ССРТ, о соучастии Миллера в этом процессе и т.д.) через не совсем верные «вводные данные». Без его статьи не было бы и настоящего очерка – вот в чём значение прошлогодней публикации Руслана Акимовича.

В главе «Зачем Изетову понадобилась его интерпретация «буферной теории»?» квакуши пишут: «Ознакомившись с работами Изетова и с некоторыми публикациями в Телеграм-канале «Красно-белый Крым», смеем предположить, что «буферная теория» понадобилась Изетову для того, чтобы «развить» историческую науку и заслужить имя среди исторической кафедры (вышеприведённые слова звучат не иначе как бред – какое имя, что значит заслужить, какая именно кафедра? – комментарий редакции КБК). «Развивая» науку таким образом, Изетов «доразвивался» до клеветы, манипуляций и прочей демагогии в отношении героев-комиссаров («геройства» таврических комиссаров мы детально разобрали в главе «”А был ли подвиг?”» – комментарий редакции КБК), попутно выписав себя из леваков (нет худа без добра)» (14.6).

Проблема в том, что научная гипотеза не может “понадобиться” – она выводится из имеющихся у её автора исторических источников. Гипотезы, выведенные в статье Р.А. Изетова и в настоящем очерке, основаны именно на них, а также на, повторимся, изысканиях наших предшественников. ЛВБ совершенно не понимают как работает современная историческая наука.

Лягушки предприняли попытку опровергнуть слова Р.А. Изетова о том, что «я действую вне коммунистической парадигмы» со ссылкой на те сообщества, с которыми КБК вело / ведёт сотрудничество. Во-первых, отметим субъективность определения идеологической “окраски” моих коллег – далеко не все из них действительно “левые” или “центристы, мимикрирующие под левых”. Во-вторых, не отрицая факт сотрудничества с левыми, редакция КБК должна обозначить несколько моментов.

Первое. У нашего сообщества действительно имелись заскоки с “левизной” в период первых месяцев существования канала, из-за чего редакция провела чистки некоторых старых постов (на что указали лягушки). Подобные мероприятия являются обыденными в жизни историко-просветительских сообществ – содержание каких-то постов устаревает, какие-то приходится удалять из-за смены направления деятельности, ну и так далее.

Второе. С самого появления КБК одним из направлений его деятельности являлось изучение истории Крыма в 1917-1921 годы не с “белонационалистической” точки зрения. До сих пор в медийном пространстве “белый” взгляд на революционную историю полуострова имеет немалое влияние в интернет-пространстве. У ресурсов с подобной точки зрения КБК просто не мог набирать аудиторию, а потому вполне логичным шагом было наладить сотрудничество, помимо прочих сообществ, с другими противниками “белых” с левого фланга.

Третье. «Красно-белый Крым» никогда не называл себя левым сообществом. Редакция сообщества придерживалось той линии, что мы историко-просветительский канал (пусть и первые полгода его существования порой проявлял себя излишний левый уклон, от которого, однако, мы на рубеже осени-зимы 2024 года избавились). с 26 декабря 2024 года в общем доступе опубликованы «Цели и задачи КБК», в которых чётко обозначено: «Основная тематика сообщества – этносоциальная история Крыма в 1910 – 1920-х годах». Остальное вторично. Какое, например, имеют отношения ссылки на посты… с личной страницы Изетова (часть из которых, к тому же, уже несколько месяцев как удалены)? Мы об этом уже писали ранее, пишем ещё раз.

Ну а этот аргумент вообще звучит абсурдно: «Кто одел маскот канала под Ленина (но в кепке Гавена) и на ⅔ заполнил аватарку советскими символами?» (15.6). Сообщество посвящено истории, в первую очередь, Советского Крыма. Дабы привлечь аудиторию, которой эта тематика интересна, редакция соответствующим образом расставила символику на аватарке. Кстати, ЛВБ скромно умолчала, что остальные 30-40% аватарки занимает символика Таврической губернии (которую в 1919-1920 годах восстановили Вооружённые силы Юга России, когда они контролировали полуостров) и антибольшевистских Крымских краевых правительств. А Юля одевалась не под стать Ильичу, а в соответствии с собственным видением её образа редакцией канала.

«Интересно получается — канал «Красно-белый Крым» (и Изетов, который его ведёт) сотрудничает в основном с левыми, репостит левых, пишет о левой повестке… но не левый?» Да. Вот так бывает, представляете.

«От лица «Летописей» говорим вам в лицо, господин Изетов:

***

Вы с самого начала набирали подписчиков у левых групп, и никакие ваши настоящие заявления этого не изменят» – ну да, они не изменят того факта, что КБК себя не объявлял левым. Согласны.

<...>

«Решили повторить путь Егора Яковлева? Собрать подписчиков в левой части спектра, а потом переместиться в центр и спокойно стричь финансы на организации научпоперских фестивалей?». Когда редакция КБК впервые прочитала эти строки, мы сразу решили, что вы нам сильно льстите – до «Цифровой истории» нам очень далеко. А по поводу отношения к платному контенту мы в очередной раз отправляем смотреть «Цели и задачи»:

«В соответствии с целями сообщество ставит перед собой следующие задачи:

<...>

Публикация исторических источников (документы, статьи, отрывки из периодической печати, мемуары и т.д.), связанных с тематикой сообщества. Публикация исторических источников производится в форматах, которые делают знакомство с ними максимально доступным для подавляющего большинства пользователей социальных сетей и абсолютно бесплатным.

<...>

Принципы КБК:

<...>

Отсутствие каких-либо форм монетизации деятельности сообщества».

Ну и не можем не прокомментировать приговор, вынесенный ЛВБ против Руслана Акимовича и КБК в целом:

«ВЫ представили комиссаров как «аморфных», ведомых людей, не способных разобраться в сложной политической обстановке. Тем самым, ВЫ дискредитируете подвиг всей партии большевиков (даже Севастопольской организации РСДРП(б)-РКП(б)? – комментарий редакции КБК); ВЫ врёте, что большевики Слуцкий, Тарвацкий, Миллер, Новосельский и другие, направленные в Крым по поручению великой партии, были не способны принимать решения и действовать по-ленински на местах, не дожидаясь окриков из центра (Не считая Жана Миллера – да. Мы это убедительно показали на страницах сего очерка – комментарий редакции КБК); ВЫ приравниваете революционных моряков Акимочкина и Коляденко к анархо-бандитам (Где именно? Не припоминаем за Изетовым такого – комментарий редакции КБК); ВЫ изобразили польских интернационалистов как великодержавных шовинистов, тем самым ВЫ оправдали националистический антисоветский мятеж (если слова о провале национальной политики крымских большевиков в первый период советской власти на полуострове вы воспринимаете таким образом, то вы в полном праве так считать – комментарий редакции КБК)» (16.6).

Далее наши оппоненты перечислили сообщества, куда они отправляли «бета-версию» “Преданных комиссаров”. Сразу сделаем небольшое “признание” – к большинству попыток блокирования (или сноса) этих публикаций мы, редакция КБК (и в первую очередь главред канала Руслан Изетов) причастны. И, на фоне всей той работы, которую мы проделали в процессе сбора материалов и написания «Феномена», мы считаем свои действия абсолютно правильными с точки зрения борьбы с историческими фейками и продвижения научного знания в широкие слои общественности. Редакция «Красно-белого Крыма» выражает глубокую признательность всем сообществам, отказавшимся публиковать сочинения Ладыгина-Красникова. Вы, коллеги, поступили верно.

Лягушки пишут: «Прекраснодушный интеллигентик Изетов в своей голове видит прекрасный дивный мир, в котором «грант это, зачастую, не приговор “научности” статьи». Что «получение гранта вовсе не значит, что каждая статья будет проверяться теми, кто тебе выдал финансирование — в большинстве случаев финансируются не конкретные публикации, а идея в целом». В настоящем, а не вымышленном мире, деньги за «научные» статьи уходят тому, кому полагается, а не тому, кто за какую-то там «историческую истину». Это обусловлено рыночными законами, которые, конечно же, регулируют и т.н. сферу «науки». Кто встроился в буржуазную парадигму, тот прекрасно чувствует себя, получая трибуну и аудиторию, гранты, донаты и вознаграждение. Кто не встроился — тот не встроился». Редакция КБК требует доказательства своих слов от редакции ЛВБ. Где подтверждения того, что любые гранты «уходят тому, кому полагается»? Безусловно, далеко не всё финансирование уходит действительно достойным авторам. Однако сказанное Р.А. Изетовым ранее подтверждается его опытом взаимодействия с коллегами, которые в курсе по поводу “грантовой кухни”. Кухни крайне противоречивой, сочетающей в себе как положительные, так и отрицательные вещи. Историческая наука – штука гораздо более сложная, чем может показаться квакушам. Среди учёных есть и добросовестные авторы, и фальсификаторы. Однако их противостояние нельзя объяснить фразой «есть только два класса…». Можно быть исследователем правых взглядов, но при этом быть правдивым в своих монографиях. А можно быть левым историком, но при этом писать полную ерунду.

Особое внимание ЛВБ уделили «моральному падению» Руслана Акимовича вместе с его более старшими коллегами (вроде «Цифровой истории»). Вот как они комментируют деятельность КБК, ЦИ и подобных сообществ: «Деятельность таких вот исторических научпоперов не просто бесполезна. Она вредна. Вредна, потому что размывает классовый подход, подаёт пример для подрастающего племени будущих соглашателей, а значит воспроизводит себя. Помните изетовское «в истории всё не так однозначно», а ведь это — яковлевские слова! Такой пышной фразой яковлевы и изетовы подменяют «сократово начало» (оно же — сомнение исследователя, оно же — существо диалектики), забалтывают классовый подход. Да, в истории много что неоднозначно, кроме одного — истины. Истина есть конкретное единство понятия с его объективностью; как абсолютная идея она есть единство всех относительных истин в самой себе. Истина есть целое (И именно по историческое истине вы, лягушки и молокушки, в “Преданных комиссарах” прошлись сильнее всего, извратив и вывернув наизнанку историю Крыма в 1917-1918 годах – комментарий редакции КБК)» (17.7).

Чем же деятельность “Красно-белого Крыма” «вредна»? Давайте поглядим.

КБК – это сообщество, борющееся против различных националистических мифов, формируемых желающими нажиться и насладиться межнациональной рознью народов Крыма.

КБК – это десятки опубликованных исторических источников по этносоциальной истории Крыма в общий доступ.

КБК – это распространение научного знания и научных работ, написанных как редакторами канала (начинающими исследователями), так и их предшественниками в лице более старших коллег. Научное понимание крымской истории 1910-1920 годов есть огромный удар по националистическим байкам, базирующимся на «чувственном», эмоциональном понимании прошлого полуострова.

Пока же скажем, что ЛВБ и близко не внесла соразмерный (с КБК) вклад в борьбу с националистическими мифами вокруг истории Крыма. Наоборот – своими словами о «вредности» нашей деятельности они играют на руку русским, крымскотатарским и прочим националистам.

Наконец, прокомментируем эти строки из «Преданных комиссаров»: «Важное место в деле становления марксистов занимает история партии — она учит сознательности, самоорганизации и связи с массами. Она учит партийности в её политической форме» (18.6). Напомним нашим читателям, что с описанием истории крымской большевистской организации в 1917-1918 годах МиК-ЛВБ справились наихудшим образом, перевернув всё вверх дном, выставив растерявшихся таврических комиссаров «героями», а историю Севастопольской большевистской организации, внёсшей, вместе с левыми эсерами, огромный вклад в бои с немецко-австрийскими войсками под Одессой, Николаевым, Херсоном, Алёшками, давших кровопускание оккупантам на Перекопе, организовавших Альминский фронт и спасших боевое ядро Черноморского флота сфальсифицировали, “вулифицировали”.

Своё слово сказали и главные авторы «Преданных комиссаров» в лице руководителей «Молока и красок» Алексея Красникова и Дмитрия Ладыгина. Действительно, статья про Республику Тавриды привела к концу многолетней дружбы между ними и Изетовым – ранее они активно работали вместе над целым рядом оцифровок для КБК. Теперь этот период позади, и время раскидало этих людей по разные стороны “баррикад”.

Высказался Алексей и по поводу нашего отношения к Гавену: «Ответ на однобокую апологию роли Гавена. Пожалуй, такой «культ личности» только принижает его реальные заслуги в установлении Советской власти, эвакуации флота — вместо реальных подвигов превозносит выдуманные. Превращает человека со своими провалами в лубок». К великому сожалению Красников не привёл примеры, когда КБК превозносили “выдуманные подвиги”. На наш взгляд, «Феномен» чётко подвёл черту под этими необоснованными нападками по поводу нашего канала и отношения его главреда к Юрию Петровичу. Так что обвинение проходит мимо.

В своём посте Красников пишет: «Когда мы добрались до заключения следователя по «делу Спиро» (https://djvu.online/file/sIebSI4IbnxG7), единственный его весомый довод был опровергнут. Кроме этого: статья Н. С. Руденко, многочисленные заявления и совместные телеграммы, где все деятели того периода говорят, что Таврида была частью России». Иронично, что кандидатская работа Николая Степановича крайне помогла при работе с «Феноменом», так что ссылка на него более не аргумент, равно как заключение Александра Галкина от 19 апреля 1918 года, на который наши оппоненты в очередной раз сослались – этот документ мы обстоятельно обсудили в третьей части нашего очерка (равно как и телеграммы о принадлежности ССР Тавриды Российской СФСР).

Любопытны эти строки из поста “Молока”: «Так вышло, что кроме «Летописей» публиковаться негде». Будто Красникову стыдно за то, что он сотрудничал с ЛВБ и опубликовался там же. Учитывая “лягушачью” манеру написания текстов (ярко проявившую себя в финальной части «Преданных комиссаров») его можно понять. Однако он, вместо того, чтобы и отказаться от работы со столь сомнительными личностями, вместо этого всё же опубликовался на их платформе.

«Изетов продолжает тиражировать свою сотню раз опровергнутую выдумку, называя свою прямую ложь «слабым аргументом», но время расставит всё по местам» – Алексей оказался абсолютно прав, время действительно расставило всё по своим местам. Настал час, и очерк показал масштаб фальсификаций, которые были организованы “Молоком” и “Летописями”.

***

Каким образом можно квалифицировать «Преданных комиссаров»? На наш взляд, это типичный пример работы из разряда фолк-хистори – обобщённое название совокупности претендующих на научность (но не являющихся научными) литературно-публицистических трудов и идейно-теоретических концепций на исторические темы, созданных в основном непрофессионалами с позиций исторического ревизионизма. Какие признаки фолк-хисторического произведения имеются в опусе МиК-ЛВБ? Давайте сопоставлять:

1) сюжет строится по художественным законам беллетристики, что предполагает тенденциозный отбор лишь тех подробностей, которые укладываются в изначально заданные автором рамки концепции; часть фактов при этом откровенно додумывается, происходит фальсификация истории – есть;

2) при этом сохраняется «наукообразие» и декларируется цель именно научного опровержения устоявшихся традиционных представлений о предмете; произведение в жанре фолк-хистори мимикрирует под научное – есть;

3) настрой на сенсационность; отрицание и/или игнорирование твёрдо установленных наукой фактов – есть;

4) нарочитая скандальная грубость изложения, апломб, нападки и «разоблачения» предполагаемого заговора традиционных («официальных») историков – есть;

5) стремление поразить читателя масштабами предполагаемых «подтасовок» и «сокрытия правды», глобальность, призыв к коренной ломке представлений о модели всемирной истории или истории отдельных государств – есть (в нашем случаев – истории региона);

6) часто проводятся явные параллели с современностью; тексты носят публицистический характер «на злобу дня», порой гранича с памфлетом, пытаются «обосновать» те или иные предлагаемые авторами актуальные политические идеи, служат им пиаром – есть;

7) читательская аудитория делится на две части: «рабски» следующие «догмам официальной науки» и, напротив, не боящиеся смелого полёта фантазии, «самостоятельно» мыслящие – было в анонсе «Преданных комиссаров».

Как видите, выводы неутешительные. Именно здесь и пролегает пропасть между молочными лягушками и КБК – первые борются за торжество “исторической справедливости” (о чём они недавно прямо написали), а вторые – за торжество исторической истины над мифами, фейками и враньём.

***

У кого-то может возникнуть небезынтересный вопрос – а чего ЛВБ, будучи открыто левыми, столь сильно не любят Юрия Гавена? Фальсифицируют его политическую биографию, игнорируют его достижения как одного из ключевых работников крымской партийной организации в последующие годы (чем волей-неволей подражают самым дурным тенденциям сталинской исторической науке 1936-1955 годов), и так далее.

Для ответа на этот вопрос редакция КБК изучила целый ряд более старых записей лягушек. Во-первых, напомним читателям про упомянутый в начале «Феномена» критический пост про теоретическое наследие Грамши. Не будем утверждать о правдивости / лживости написанного в посте – история итальянских социалистов и коммунистов не наша сфера деятельности. Однако укажем на одно важное обстоятельство – лягушки раскритиковали Антонио из-за того, что последнего поддерживали те левые, с которыми ЛВБ не согласны.

Далее обратим внимание на неприятный (по стилистике) пост лягушек про Сергея Минина – одного из организаторов обороны Царицына от пронемецких казаков Краснова в 1918 году, написанный в ответ на положительные упоминания данного исторического персонажа в «Науке марксизме» (в контексте его философского наследия), которых ЛВБ также критикуют. Чуть подробнее остановимся на этом деятеле.

Сергей Константинович Минин, 1882-1962

Судьба Сергея Константиновича в целом ряде мест схожа с судьбой Юрия Петровича. Оба действовали в важных, но находившихся под угрозой оккупации регионах (Царицын и Крым). Обоих руководство РКП(б) ценило и в годы Гражданской бросало на важные участки партийной работы (Гавена традиционно отправляли в Крым, а вот география работы Минина оказалась пообширнее – из Царицына его перебрасывали на работу в Литву, Белоруссию и Украину. Затем оба были связаны с антисталинской оппозицией (хотя Минин был с ней связан гораздо сильнее).

Однако перед собой ЛВБ не ставила задачи объективного рассмотрения биографии Минина, вовсе нет. Вместо этого они, встав на открыто сталинистские позиции, в издевательской манере расписали оппозиционную деятельность Сергея Константиновича, при этом сведя его прошлые заслуги до краткой сводки. Одна заглавная цитата из их поста чего стоит: «А я просто карьерист Минин и я былинен, - влез в беседу дорогой товарищ С.К. Минин». Ну да, конечно, стало бы ЦК большевистской партии бросать “карьериста” в Литбел и Украину – крайне непростые регионы в те годы…

Кто-то может сказать: «Да просто они сталинисты, чего вы к ним пристали?». Да нет, всё гораздо хуже. Обратимся к уже помянутой статье лягушек про Фёдора Раскольникова. Она написана с явным сочувствием к Фёдору Фёдоровичу. В ней также имеются эти слова:

[Левое] Болото устраивает формальность. Болото раз за разом переживает партийную борьбу в момент её накала — всех хороших репрессии не касаются, всех плохих везут на Бутовский полигон или в Коммунарку. Левак продолжает смотреть на 37–38 годы глазами создателей кинокартины «Великий гражданин». Появление «Великого гражданина» в тридцатые годы понятно и оправдано — оно было обусловлено внешними и внутренними провокациями, подпольем, диверсиями и обострением классовой борьбы. В то суровое время Советская Страна отчаянно готовилась выжить в грядущей страшной войне.

А вот поведение современных левых нам не понятно. Почему их в массе своей не удивляет и не заставляет задуматься, за что был расстрелян в 1937 году рабочий А.В. Шотман? Тот самый, который долгое время работал с другим рабочим — М.И. Калининым. Как так получилось, что погибший при загадочных обстоятельствах «невозвращенец» Ф.Ф. Раскольников дружил с В.М. Молотовым? Почему вынесшие вместе на своих плечах царские тюрьмы, каторгу и виселицы, сотворившие Великий Октябрь, победившие в Гражданской войне и созидающие мирную новую жизнь твердокаменные большевики оказались не готовы к страшному партийному расколу?

Наши т.н. марксисты не спешат принять горькую, безрадостную правду. Им нет необходимости делать выводы. Они хотят продолжить жить в трансцендентальной парадигме «хорошие против плохих». Они закрывают глаза и не понимают, что не познанное, не осмысленное, не отринутое сознательно, опять вернётся.

Всё бы ничего, да только эти слова напрямую противоречат сталинистскому тону поста про Минина. Там – пренебрежительное отношение к внутрипартийной оппозиции 1920-х годов. Здесь – сочувственный плач по поводу последствий «страшного партийного раскола».

Ну и наконец укажем на ещё один пост ЛВБ, на сей раз посвящённый Розе Люксембург. Всё по старой схеме – исторического персонажа “шпыняют” в пику другим левым. Итоговый вердикт лягушек таков: «15 января 1919 года Роза Люксембург была зверски убита. <...>

Роза Люксембург заплатила за свои ошибки сполна, земля ей пухом (выделено нами – КБК)». Не будем лезть в перипетии истории ранней РСДРП(б), СДПГ, НСДПГ и КПГ (и ставить компетенции лягушек в этой сфере под сомнение – как и с Грамши, у нас нет на то достаточных знаний), однако укажем, что последнее предложение сочно характеризует взгляды лягушек на историю немецких и российских коммунистов. Гибель Люксембург для них – «расплата за свои ошибки», а гибель таврических комиссаров (чьи ошибки и заблуждения мы чётко отобразили в «Феномене») – это «героизм и подвиг». Посты про Грамши и Люксембург нам важны тем, что они ярко характеризуют двуличное отношение лягушек к гибели представителям мирового коммунистического движения – то они абстрагируются от их обстоятельств их смерти (а то и вовсе называют её «расплатой за ошибки»), то поступают как с таврическими комиссарами.

В общем, если присмотреться внимательнее к историческим постам на стене ЛВБ, то можно заметить одну интересную и крайне важную для нас тенденцию – про историю большевиков (и прочих деятелей мирового коммунистического движения) Лягушки вспоминают, в первую очередь, ради наездов своих оппонентов (помимо вышеуказанных примеров приведём ещё: тут, тут, тут, тут, тут, тут и тут, тут, тут, тут). Таким образом, они эксплуатируют их образы в своих собственных целях (разведение “интернет-срачей”).

Конечно, почти любые политические силы прибегают к использованию исторических деятелей для пропаганды своих идей. Однако это использование вполне может проходить с опорой на научные труды, связанные с биографиями этих людей. Данная тенденция также имелась и в публикациях ЛВБ – они, например, публиковали оцифровки книг (не самое плохое занятие). Но положительные тенденции соседствовали с негативными, порождёнными эксплуататорским взглядом на историю большевистской партии – избирательность в рассмотрении биографий, а также с откровенными манипуляциями и замалчиваниями. Ярким проявлением такого “абуза” является двурушничество в постах про Минина и Раскольникова (и Грамши, Люксембург и тавкомиссаров), а также выборочность в выборе страниц из жизни Сергея Константиновича и Юрия Петровича. Оборона Царицына и Крыма – крайне интересные эпизоды из истории Гражданской войны, и рядовому читателю было бы любопытно почитать про них. Однако на ЛВБ вы про эти события ничего не найдёте – так как подобные рассказы бесполезны для критики оппонентов.

Утилитарное отношение лягушек к истории большевистских деятелей неизбежно вело к усилению негативным тенденций в их “перелистываниях старой тетради”. Новый этап в лягушачьей эксплуатации истории РСДРП(б) настал 24 апреля 2025 года, с выходом «Преданных комиссаров». Совместный труд админов ЛВБ, доселе ничего не знавших в крымской истории 1917-1918 годов (во всяком случае признаков обратного редакция КБК не обнаружила), и руководителей “Молока”, падких на “вулеподобные” трактовки и концепции, в итоге привёл к тому, что на в списке публикаций лягушек появился очерк с откровенной фальсификацией истории крымской большевистской партийной организации и открытым переходом на фолк-хисторические позиции. Ошибки симферопольских большевиков замалчиваются, а история Севастопольской организации РСДРП(б) оказалось и вовсе вывернута наизнанку. Про крымских левых эсеров вообще вспоминать не хочется.

***

Фолк-хисторики начинают проявлять всё больше наглости, если их не осаждать. Они ощущают свою безнаказанность и их нечистоплотные руки дотягиваются до всё больших пластов истории. Но рано или поздно им дают отпор – они получают его тогда, когда лезут в тот период, в те сферы исторической науки, которые есть кому защищать. Именно так вышло с «Летописями великой борьбы» и историей революционного Крыма.

Список источников и литературы к шестой части:

(1.6) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 60. ЛВБ ссылаются на две статьи Ю. П. Гавена: «Первые шаги соввласти в Крыму» (1923 г.) и «Из истории революционного движения в Крыму» (1930-1931 гг.).

(2.6) Гавен Ю. Из истории революционного движения в Крыму (Октябрь 1917 г. – апрель 1918 г.) // Известия Таврического Общества истории, археологии и этнографии. Т. 4, 1931. С. 11.

(3.6) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 68.

(4.6) Изетов Р. А. К вопросу о причинах создания Советской Социалистической Республики Тавриды в 1918 году // StudArctic Forum. 2024. T. 9, № 3. С. 58-59.

(5.6) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 70.

(6.6) Там же.

(7.6) Там же. С. 64.

(8.6) Изетов Р. А. К вопросу о причинах создания Советской Социалистической Республики Тавриды в 1918 году // StudArctic Forum. 2024. T. 9, № 3. С. 59.

(9.6) Преданные комиссары. Памяти расстрелянного правительства Таврической республики. С. 70.

(10.6) Там же. С. 70.

(11.6) Там же. С. 70-71.

(12.6) Там же. С. 71-75.

(13.6) Там же. С. 76-77.

(14.6) Там же. С. 79.

(15.6) Там же. С. 81.

(16.6) Там же. С. 81-82.

(17.7) Там же. С. 88-89.

Спасибо всем, кто дочитал наш огромный труд до конца! Надеемся, что вы узнали и запомнили для себя что-то важное из истории Крыма 1917-1919 годов. Если это так – значит наши усилия не пропали зря.

Редакция КБК