– Ты с чем это там урчишь? Фома! Скотина, что жрёшь-то? Ни фига себе, так это ты, значит, колбасу упёр! Весь наш запас... Сволочь жирная, и как в тебя лезет...
Тоже мне рыбаки... Кто ж так ловит! Рыба любит тишину, а эти разгалделись, даже за поплавками не следят. И удочки поставили по-уродски – на свету, через десяток метров кусты начинаются, под ними было бы куда удобней, и леску в тени не видно. Сразу видно: городские, дурные, им и рыба-то не нужна, так только для понта.
Состарился папанька. Сколько же я его не видел… Да года два всего. Но сдал, сдал, ссутулился, белый совсем, дедуля в его возрасте был ещё ого-го. Хотя старая закваска наверняка бродит, и ночка мне предстоит весёлая.
Если бы не мальчик, Франсуа шел бы рядом с повозкой. Все равно лошадь еле тащится, пешком даже быстрее и не трясет. Но Анри уснул, и Франсуа прижимал к себе маленькое тельце, боясь пошевелиться. Руки затекли, но теперь уже недалеко. В прорезе полога виднелись на холме конюшни и башенка постоялого двора.
Так и знала, что не застану я Алку. По-другому и быть не могло: чтобы она в такое пекло сидела на своём одиннадцатом и жарилась, как в духовке... На даче сейчас Аллочка, или на море, или в другом приятном месте. Только адрес мне её неизвестен, и коротать время до ночи придётся в одиночестве.
Пока бежала от сарая, телефон надрывался, а схватила трубку – одни гудки. Вечно так. Соседка всё своей переносной трубой хвалится, спрашивает, чего ж такую не заведёшь. Надо бы, с этой штукой по всему огороду ходить можно, но вроде уже к своему привыкла. А сотовые вообще не хочу, не понимаю в них ничего.
Какой идиот так звонит! Нажал бы на кнопку, отпустил и всё. Нет, воткнул палец и стоит, ждёт. А тут от этого треска тапки никак не нашаришь...