Дело Тухачевского
Опыт критики антинаучной фактологии либерализма. Часть 13
[Первую часть статьи Н. Федотова «Антинаучная методология либерализма. Доклад «о культе личности и его последствиях»: ложь мирового масштаба» читайте в «Прорыве» №1 (47) 2016. Вторая, третья и четвертая части, представляющие собой исследование либеральной лжи по поводу проблем коллективизации, помещены в «Прорыве» №5 (51) 2016, №1 (52) 2017 и №2 (53) 2017. В пятой , шестой, седьмой, восьмой, девятой, десятой, одиннацатой и двенадцатой частях начато исследование мифа о «сталинских репрессиях» №4 (55) 2017, №1 (57), №2 (58) 2018, №3 (59), №4(60) 2018, №1 (61) 2019, №2 (62) 2019 и №3 (63) 2019 .]
От редакции «ПРОРЫВА»: Идеологические спекулянты любой ориентации никогда не утруждают себя т.н. сквозной логикой, которая пронизывала бы всё исследование проблемы и избавляла бы их выводы от двусмысленности. Сегодня нет ни одного фашиста, либерала, националиста или клерикала, который бы не воспользовался историей с осуждением Тухачевского, чтобы, как и Хрущев, попытаться дискредитировать весь сталинский период истории СССР. Сторонников бандеровщины и других образцов современного фашизма, откровенных врагов СССР не смущает, когда они утверждают, что расстрел Тухачевского травмирует их нежные душонки, поскольку это сильно облегчило гитлеровцам нападение на СССР. Дескать, если бы, таких как Тухачевский, Сталин не расстрелял, то Гитлер не имел бы успехов летом 1941 года и, на радость всем критикам Сталина, Красная Армия уже в конце 1941 года подняла бы Красное Знамя Победы над Рейхстагом. Получается, что и либералы, тоже, горько сожалеют, что при Сталине осудили Тухачевского, а это, по их мнению, не позволило Красной Армии освободить всю Европу от нацизма малой советской кровью. Прошли десятилетия антисталинской пропаганды в СССР, и 1991 год показал, что, практически, весь генералитет Советской Армии, подавляющее большинство маршалов, предали присягу, коммунистическую идею и стали прислуживать буржуазии, за исключением Варенникова, Макашова, Ахромеева и Пуго. А при Сталине, в качестве откровенного предателя во время войны, выступил только один генерал армейского уровня, Власов, что доказывает верность воспитательной политики в Красной Армии. Касаясь этой проблемы нельзя забывать, что, например, попав в положение Тухачевского, ни Рокоссовский, ни генерал Горбатов ни себя, ни других, не оклеветали.
Исследованию деталей и спекуляций вокруг «процесса Тухачевского», и посвящена очередная статья Н. Федотова.
Логические несуразности современного освещения «процесса Тухачевского»
В отличие от всех «Московских процессов», которые буржуазная историография безоговорочно признаёт фальсифицированными и «разыгранными Сталиным для укрепления власти», фальсификация дела Тухачевского признается не столь единогласно. То и дело появляются публикации в прессе, книги и даже сериал сняли про то, что данный заговор всё же имел место. Что дело Тухачевского было полностью фальсифицировано - этой версии придерживалась лишь советская историография хрущевского-горбачевского периода. Первые «доказательства» фабрикации «процесса Тухачевского» появились в пресловутом докладе комиссии Шверника. Рассмотрим данную версию подробнее.
Итак, согласно докладу, первые подозрения по поводу Тухачевского появились еще в 1930 году.
«В 1930 году от арестованных преподавателей Военной академии им. Фрунзе, бывших офицеров старой армии Какурина и Троицкого были получены показания о том, что Тухачевский, командовавший тогда войсками Ленинградского военного округа, якобы считает положение в стране тяжелым и выжидает благоприятной обстановки для захвата власти и установления военной диктатуры, что у Тухачевского имеется много сторонников в военных кругах».
Данные показания были доложены Сталину, который сообщил про данный факт Орджоникидзе в письме:
«Здравствуй Серго! Прочти-ка поскорее показания Какурина - Троицкого и подумай о мерах ликвидации этого неприятного дела... о нем знает Молотов, я, а теперь будешь знать и ты ... Стало быть Тухачевский оказался в плену у антисоветских элементов и был сугубо обработан тоже антисоветскими элементами из рядов правых. Так выходит по материалам. Возможно ли это? Конечно, возможно, раз оно не исключено. Видимо, правые готовы идти даже на военную диктатуру... Покончить с этим делом обычным порядком (немедленный арест и пр.) нельзя. Нужно хорошенько обдумать это дело... Поговори обо всем этом с Молотовым, когда будешь в Москве.
После проведения Сталиным и Ворошиловым очных ставок между Тухачевским и лицами, которые давали на него показания, и беседы Сталина и Ворошилова с Гамарником, Якиром и Дубовым, выразившими недоверие показаниям Какурина и Троицкого, вопрос о Тухачевском был снят».
В показаниях Тухачевского от 1 июня 1937 года по поводу данного эпизода читаем следующее:
«Енукидзе, подозвав меня во время перерыва, говорил о том, что правые хотя и побеждены, но не сложили оружия, перенося свою деятельность в подполье. Поэтому, говорил Енукидзе, надо и мне законспирированно перейти от прощупывания командно-политических кадров к их подпольной организации на платформе борьбы с генеральной линией партии за установки правых. Енукидзе сказал, что он связан с руководящей верхушкой правых и что я буду от него получать дальнейшие директивы.
Я принял эту установку, однако ничего конкретного предпринять не успел, т. к. осенью 1930 года Какурин выдвинул против меня обвинение в организации военного заговора, и это обстоятельство настолько меня встревожило, что я временно прекратил всякую работу и избегал поддерживать установившиеся связи». [Показания М.Н. Тухачевского от 1 июня 1937 года]
То есть обратим внимание: Тухачевский не отрицает, что те показания Какурина на него не были беспочвенными. Фактически, он признает связь с правыми.
Вернемся к докладу «комиссии Шверника».
«В начале 20-х годов органы ВЧК - ОГПУ, проводя агентурные мероприятия за границей по борьбе с враждебной деятельностью белой эмиграции, в оперативных целях по делам «Трест», «Синдикат-4» и другим создали и распространили по разведывательным каналам легенды о наличии в Советском Союзе контрреволюционных монархических организаций, в состав которых будто бы входили многие бывшие офицеры царской армии, в том числе видные военные руководители Тухачевский, Каменев С. С., Лебедев и другие.
Распространение этих легенд среди разведок других стран, давая ОГПУ некоторые оперативные выгоды, в то же время привело к тому, что в последующие годы из-за границы стали поступать уже по линии нашей разведки явно несостоятельные агентурные данные о существовании в Красной Армии контрреволюционной организации».
То есть, по версии хрущевцев, сотрудники ОГПУ сами в оперативных целях распространяли легенды о том, что в РККА имеется контрреволюционная организация, к которой причастен Тухачевский, а потом сами же принимали за чистую монету агентурные данные, источниками которых сами и являлись.
«Так, бывший сотрудник ИНО Кедров на допросе в 1939 году дал по этому вопросу следующие показания:
«Артузов (начальник ИНО ОГПУ) ...сказал... имя Тухачевского легендировалось по многим делам КРО ОГПУ, как заговорщика бонапартистского типа, и нет никакой уверенности в том, что наша же дезинформация, нами направленная в польскую или французскую разведку, не стала достоянием немецкой разведки, а теперь из немецких источников попадает обратно к нам. Существование нового заговора в СССР, в особенности в Красной Армии, едва ли возможно»»
Ну, начнем с того, что Артузов был арестован практически одновременно с Тухачевским. По всей видимости, в рамках одного и того же дела о заговоре. Поэтому в данном случае показания Артузова не имеют никакой ценности, он как раз был заинтересован в сокрытии заговора.
«Бывший начальник третьего отделения ИНО Штейнбрюк, непосредственно руководивший разработкой дела «военной партии», на допросе в 1937 году показал:
«Эти материалы были доложены Артузову, а последний Ягоде, причем Ягода, ознакомившись с ними, начал ругаться и заявил, что агент, давший их, является двойником и передал их нам по заданию германской разведки с целью дезинформации. Артузов также согласился с мнением Ягоды и приказал мне и Берману больше этим вопросом не заниматься» (Архив КГБ, арх[ивно]-след[ственное] д. № Р-8395, т. 1, л. 70).
Несмотря на все это, Артузов 25 января 1937 года, то есть незадолго до февральско-мартовского пленума, рапортом сообщил Ежову об этой не заслуживающей доверия информации о существовании в СССР «военной партии». На этом рапорте Ежов написал: «Надо учесть этот материал. Несомненно в армии существует троцкистская организация...»».
А это вообще попахивает фальсификацией. Чуть выше мы видели, что Артузов предполагал, что информация о заговоре - дело рук немецкой разведки, поэтому никакого заговора нет. А по показаниям Штейнбрюка получается, что Артузов всё же Ежову эту информацию доложил, причем, до этого согласившись с мнением Ягоды, что информация о заговоре - дезинформация. Здесь что-то явно не так...
«Обращает внимание и то обстоятельство, что в начале 1937 года компрометирующие Тухачевского и других советских военачальников сведения поступали в советские органы по линии разведывательных служб ряда государств - Германии, Франции, Японии, Эстонии, Польши.
Так, в январе 1937 года корреспондент газеты «Правда» в Берлине Климов прислал редактору газеты «Правда» Мехлису письмо, в котором со ссылкой на своего информатора, имевшего беседу с полковником Воздушного министерства Германии Линднером, сообщал о связях и работе германских фашистов в верхушке командного состава Красной Армии в Москве. Климов писал, что среди других лиц Линднером называлось и имя Тухачевского. Мехлис выдержку из этого письма, где сообщалось о Тухачевском, 16 января 1937 года направил Сталину».
И здесь странность. Зачем иностранным разведслужбам, коли у них была информация о подготовке заговора военных, сообщать все это «советским органам»? Наоборот, если даже такая информация поступила бы от иностранных разведок, проверять её нужно было бы многократно. А во втором абзаце мы и вовсе видим, что информация шла не по линии иностранных разведок, а по линии агентуры советской разведки. И вот это как раз больше похоже на правду.
«В марте 1937 года премьер министр Франции Даладье в официальной беседе с советским послом Потемкиным, ссылаясь, как он заявил, на заслуживающие доверия источники, сообщил Потемкину о «расчетах германских кругов подготовить в СССР государственный переворот при содействии враждебных нынешнему советскому строю элементов из командного состава Красной Армии». Даладье подчеркнул также, что после смены режима в СССР Германия заключит с Россией военный союз против Франции. Содержание этой информации Потемкиным было сообщено шифртелеграммой 17 марта 1937 года Сталину, Молотову, Ворошилову, Кагановичу».
А вот это как раз вполне могло быть. Только это как раз говорит в пользу того, что заговор имел место. Спрашивается, какой смысл Даладье сливать СССР откровенную дезинформацию, причем в интересах Германии? И, наоборот, если информация о заговоре военных была получена из достоверного источника, то смысл действий Даладье вполне понятен - не позволить придти к власти в СССР дружественному Германии военному блоку.
«В апреле 1937 года Ежов направил Ворошилову спецсообщение о том, что в НКВД СССР имеется фотокопия донесения японского военного атташе в Польше Сигеру от 12 апреля 1937 года об установлении ими связи с Тухачевским. На этом спецсообщении Ворошилов написал: «Доложено. Решения приняты, проследить. К. В. 21.IV.37». Судя по важности спецсообщения, надо полагать, что оно доложено было Сталину».
Здесь, как мы видим, снова идет речь о том, что советская разведка получила информацию о том, что японский военный атташе установил связь с Тухачевским. Можно, конечно, предположить, что советской разведке подбросили дезинформацию. Но тогда остается вопрос, зачем?
«Дошла до сведения Сталина и дезинформация эстонских разведывательных органов. 18 мая 1937 года советский военный атташе в Эстонии Тупиков сообщил в Разведуправление РККА содержание своих бесед, состоявшихся в марте и апреле 1937 года с начальником эстонской военной разведки Маазингом. По данным Разведуправления Маазинг был связан с английской и немецкой разведками. В этих беседах Маазинг заявил, что по его данным история с Ягодой должна коснуться и армии, что маршала Тухачевского скоро должны снять с поста. Попытки Туликова выяснить у Маазинга источники этой информации ни к чему не привели. Сообщение Туликова 26 мая 1937 года Ворошиловым было разослано Сталину, Молотову, Кагановичу, Ежову. По прочтении этого документа Сталин написал резолюцию, адресованную Молотову и Ворошилову: «Следует выяснить, почему наш военатташе счел нужным сообщить нам о Тухачевском «через 2 месяца», а не сразу».
Здесь мы снова видим, как авторы доклада «комиссии Шверника» используют подленькие манипулятивные приёмы. Они говорят о дезинформации эстонских разведорганов, при этом сам факт, что это была именно дезинформация, не доказывают. Если Маазинг был связан с немецкой и английской разведкой и при этом что-то рассказывал советскому военному атташе, то есть основания предполагать, что он был связан и с советской разведкой. Иначе не было никаких оснований ни доверять его словам, ни, тем более, докладывать в разведуправление.
Таким образом, авторы доклада пытаются доказать, что заговор Тухачевского - это выдумка иностранных спецслужб. Дескать, именно они подбросили Сталину информацию о том, что группа высших военачальников готовит переворот, Сталин всему этому поверил и Тухачевского с соратниками расстрелял, предварительно принудив дать признательные показания. Хотя, на самом деле, обвинение в подготовке переворота - это лишь одно из обвинений, выдвинутых против Тухачевского и компании.
Все признательные показания, данные обвиняемыми в ходе следствия, традиционно объясняются применением методов физического воздействия.
«Для ведения следствия по этому делу Ежовым были привлечены самые отъявленные фальсификаторы из Особого отдела НКВД СССР - Леплевский, Ушаков, Агас, Карелин и другие, которые, прибегая к обману, шантажу, избиению и другим садистским приемам, добились от Путна, Фельдмана, Корка, Примакова, а затем от Тухачевского, Эйдемана, Якира и Уборевича признаний в государственных преступлениях, которых никто из них не совершал, и оговора большой группы видных военных и политических работников армии».
Сразу возникает вопрос, зачем? Если, действительно, от разведки были получены доказательства существования заговора военных, то зачем выбивать показания? Если от разведки были получены не доказательства, а лишь сведения неполного характера, то, опять-таки, надо разбираться, искать доказательства, есть ли заговор или нет. Пытка - это плохой способ поиска объективной истины. Под пыткой человек может наговорить что угодно. Какой смысл хватать высших военных руководителей, подвергать их пыткам и требовать от них подтверждения данных, полученных от разведки? Если данные разведки имели характер доказательств, то зачем пытать? Человек и так во всём сознается. А если даже не сознается, то исчерпывающие доказательства вины будут соответствующим образом восприняты и судом. Если данные разведки имели неполный характер, то, опять же, зачем требовать от обвиняемых признания, когда эти данные могли оказаться неверными?
В общем, любимый тезис хрущевских фальсификаторов выглядит абсолютно абсурдно. Никакого смысла выбивать признательные показания не было. Никаких разумных оснований давать органам НКВД указание заставлять подсудимых врать у Сталина быть не могло в принципе. Если, конечно, не предполагать, что в Политбюро сидели сплошь идиоты, которым нравилось заниматься самообманом.
Не пытаясь опровергнуть материалы следствия, хрущевские фальсификаторы истории из «комиссии Шверника» огульно заявляют:
«11 июня 1937 года дело Тухачевского, Якира, Уборевича, Корка, Эйдемана, Примакова, Фельдмана и Путна рассмотрело Специальное Судебное Присутствие Верховного суда СССР в составе Ульриха, Алксниса, Блюхера, Буденного, Шапошникова, Белова, Дыбенко, Каширина и Горячева. При полном отсутствии объективных доказательств виновности подсудимых в совершении ими государственных преступлений, основываясь только на самооговорах, судебное присутствие признало их виновными и приговорило к расстрелу».
Теперь попробуем разобраться, что же было на самом деле. Опираться я буду на документ под названием «Стенограмма судебного заседания специального судебного присутствия Верховного суда Союза ССР от 11 июня 1937 года». Это один из немногих доступных для изучения документов, касающихся данного судебного процесса.
Первым делом, стоит отметить, что все подсудимые признали себя виновными в предъявленных им обвинениях. Никаких ходатайств о пытках или иных незаконных методах ведения следствия заявлено не было и суд приступил к допросу подсудимых.
Первым был допрошен Якир, занимавший должность командующего Киевским военным округом. Остановимся подробнее на том, в чем он обвинялся и какие показания дал.
Итак, во-первых, Якир показал, что колебания по поводу правильности политики советской власти в деревне появились у него в 1932 году. На этой почве он сблизился с Тухачевским, Уборевичем и другими. В 1934 году Тухачевский впервые рассказал ему о своей связи с Троцким и Германским генеральным штабом.
«В первом же разговоре с Тухачевским он, не рассказывая подробностей, сказал мне о том, что Троцкий ставит задачу обязательного усиления работы контрреволюционных и антисоветских элементов в армии и что он, Тухачевский, взял на себя задачу организовать и объединить эти антисоветские и контрреволюционные элементы».
Более того, Тухачевский ознакомил Якира с директивой Троцкого.
«Эта директива заключалась в следующем.(...) Правительственный переворот, подготавливаемый «москвичами», участниками контрреволюционной право-троцкистской организации, которым удалось нащупать и найти связь с рядом кремлевских чекистов и с непосредственной военной охраной Кремля в лице начальника кремлевской военной школы Егорова».
Другой пункт директивы касался подготовки поражения Красной армии, то есть организации вредительства.
Во-вторых, Якир дал показания о конкретных вредительских мероприятиях, проводившихся им лично.
«В соответствии с указаниями и планом Тухачевского, была проведена вредительская работа, в частности по Летичевскому укрепрайону (особенно, на правом фланге его), где я через Саблина, Жукова и военных инженеров-зиновьевцев задержал целый ряд элементов оборудования. Ряд точек были поставлены настолько низко и неправильно посажены, что обстрел их был ограничен».
На вопрос о том, почему именно Летичевский район был выбран для ослабления, Якир отвечает:
«Потому что он находится на путях наиболее открытых и доступных для действий крупных войск и потому, что город Новоград-Волынск, с другой стороны, явится тем коридором, по которому пойдут в первую очередь германо-польские войска, потому что они натыкаются с другой стороны на громадное количество рек в лесистом районе. Поэтому наиболее опасным, наиболее угрожаемым районом является Летичевское направление, потому что меньшее количество пар поездов подавалось бы в районе Львов-Ровно, потому что это самое напряженное направление. Львов выводит прямо на Проскуров, а Проскуров на Летичев».
Кроме того, по показаниям Якира, был разработан план организации пробок на узловых и больших станциях, в случае нападения германо-польских войск. И далее:
«Вредительски был построен Шепетовский аэродром, что сделал Кикачи - инженер по воздушным силам. Затем, безусловно, вредительствовали в организации полевой аэродромной сети, которая в подавляющем большинстве по размерам площади или не позволит, или затруднит работу скоростной авиации».
Конечно, тут можно заметить, что показания Якира имеют довольно общий характер. Однако стоит отметить, что в суде он лишь в общих словах повторил показания, данные им в ходе следствия. Нужно читать протоколы допроса, а эти протоколы до сих пор либо засекречены, либо уничтожены. Наконец, если речь идет про вредительство на Шепетовском аэродроме, то, наверняка, было соответствующее уголовное дело. Непонятно, почему хрущевские фальсификаторы не занялись этим вопросом и даже не попробовали доказать, что никакого вредительства на данном аэродроме не было.
В-третьих, что касается деталей подготовки переворота, Якир показал следующее:
«У меня были две совместные встречи с Тухачевским, Уборевичем и Корком. Оба раза Корк говорил о «москвичах», о своем заместителе, о подготовке переворота в Москве. (…) Корк сказал, что моему заместителю удалось связаться с кремлевскими чекистами и подготовить группу военных, перед которыми будет поставлена такая-то задача. Второй раз Корк говорил нам о том, что Горбачев имеет задание произвести значительную замену командного состава в Московской пролетарской дивизии. Он назвал цифру, кажется, 120 человек обработанных выпускников, чтоб затем иметь в своих руках соединение, которым бы являлась Московская пролетарская дивизия».
Казалось бы, тоже только общие слова. Однако, надо понимать, что из соображений конспирации большая конкретика при встрече такого формата могла быть только вредна. Впрочем, Якир и сам показывал:
«Эта информация была общей. Вообще, мы друг друга информировали очень общо из ряда соображений».
Что касается самого Тухачевского, то опубликованы его показания от 1 июня 1937 года, то есть полученные еще в ходе следствия. О начале своей антисоветской деятельности он показал следующее:
«В 1928 году я был освобожден от должности начальника штаба РККА и назначен командующим войсками ЛВО.
Будучи недоволен своим положением и отношением ко мне со стороны руководства армии, я стал искать связей с толмачевцами. Прежде всего я связался с Марголиным во время партийной конференции 20-й стр. дивизии, в которой Марголин был начподивом. Я поддержал его в критике командира дивизии, а затем в разговоре наедине выяснил, что Марголин принадлежит к числу недовольных, что он критикует политику партии в деревне. Я договорился с ним, что мы будем поддерживать связь и будем выявлять не согласных с политикой партии работников». [Показания М.Н. Тухачевского от 1 июня 1937 года]
И далее уже непосредственно о начале подпольной работы:
«В 1928 и 1929 годах я много работал над боевой подготовкой округа и, изучая проблемы пятилетнего плана, пришел к выводу, что в случае осуществления этого плана характер Красной Армии должен резко измениться. Я написал записку о реконструкции РККА, где доказывал необходимость развития металлургии, автотракторостроения и общего машиностроения для подготовки ко времени войны реконструированной армии в составе до 260-ти дивизий, до 50 000 танков и до 40 000 самолетов.
Резкая критика, которой подверглась моя записка со стороны армейского руководства, меня крайне возмутила, и потому, когда на XVI партийном съезде Енукидзе имел со мной второй разговор, я весьма охотно принимал его установки. Енукидзе, подозвав меня во время перерыва, говорил о том, что правые хотя и побеждены, но не сложили оружия, перенося свою деятельность в подполье. Поэтому, говорил Енукидзе, надо и мне законспирированно перейти от прощупывания командно-политических кадров к их подпольной организации на платформе борьбы с генеральной линией партии за установки правых. Енукидзе сказал, что он связан с руководящей верхушкой правых и что я буду от него получать дальнейшие директивы».
А вот показания Тухачевского по поводу связи с Троцким:
«После отпуска на Кавказе я был командирован на большие германские маневры. Среди командированных был и Фельдман.
В пути вместе со мной оказался и Ромм, которому Троцкий поручил связаться со мной. Ромм передал мне, что Троцкий активизировал свою работу как за границей, в борьбе с Коминтерном, так и в СССР, где троцкистские кадры подбираются и организуются. Из слов Ромма о политических установках Троцкого вытекало, что эти последние, особенно в отношении борьбы с политикой партии в деревне, очень похожи на установки правых. Ромм передал, что Троцкий просит меня взять на себя задачу по собиранию троцкистских кадров в армии. Между прочим, Ромм сообщил мне, что Троцкий надеется на приход к власти Гитлера, а также на то, что Гитлер поддержит его, Троцкого, в борьбе с Советской властью».
А вот показания про роль Бухарина:
«В 1933 году у меня был первый разговор с Бухариным. Мне с Поповым пришлось пойти на квартиру к больному Бухарину. По согласовании вопроса о телемеханическом институте мы с Поповым стали прощаться. Бухарин, пока Попов шел к двери, задержал меня за руку и скороговоркой сказал, что ему известно о моей работе по организации военного заговора, что политика партии губительна, что надо обязательно убрать Сталина и что поэтому надлежит всячески форсировать организацию и сколачивание заговора».
Дал Тухачевский показания и о вредительстве:
«В 1934 году Ефимову была поставлена задача организовать вредительство по линии артиллерийского управления, в частности, в области некомплектного приема элементов выстрела от промышленности, приема продукции без соблюдения чертежей литера и т. д., а также было предложено передать немцам данные о численности наших запасов артиллерийских выстрелов. Помимо того, в зиму с 1935 - 1936 года я поставил Ефимову и Ольшевскому задачу подготовить на время войны диверсионные взрывы наиболее крупных арт. складов.
Туровский в 1936 году сообщил мне, что Саблиным переданы планы Летичевского укрепленного района польской разведке.
Алафузо передал польской и германской разведке, какими путями, не знаю, данные об авиации и мех. соединениях, а также об организации ПВО в БВО и КВО».
Отдельный раздел посвящен плану поражения Красной армии, разработанному заговорщиками. После детального описания военно-политической обстановки и возможных действий потенциальных противников, Тухачевский дал следующие показания:
«Изучив условия возможного развертывания операций немцев и поляков против БВО и КВО во время апрельской военно-стратегической игры 1936 г. и получив незадолго до этого установку от германского генерального штаба через генерала Рундштедта на подготовку поражения на украинском театре военных действий, я обсудил все эти вопросы сейчас же после игры с Якиром и Уборевичем, а в общих чертах и с прочими членами центра. Было решено оставить в силе действующий оперативный план, который заведомо не был обеспечен необходимыми силами. Наступление Белорусского фронта с приближением, а тем более с переходом этнографической границы Польши должно было стать критическим и с большой долей вероятности опрокидывалось ударом немцев или из Восточной Пруссии в направлении Гродно или через Слоним на Минск».
И далее про роль Якира и Уборевича:
«Украинский фронт в первую очередь или после нанесения удара немцами на севере также, по всей вероятности, потерпит неудачу в столкновении со значительно превосходными силами польских и германских армий.
В связи с такой обстановкой на Уборевича была возложена задача так разрабатывать оперативные планы Белорусского фронта, чтобы расстройством ж.-д. перевозок, перегрузкой тыла и группировкой войск еще более перенапрячь уязвимые места действующего оперативного плана.
На Якира были возложены те же задачи, что и на Уборевича, но, кроме того, через Саблина он должен был организовать диверсионно-вредительскую сдачу Летичевского укрепленного района».
То есть, фактически, здесь идет речь о подготовке пораженческого оперативного плана на случай войны с Германией. Рассказал Тухачевский и о других вредительских планах:
«Из отдельных вредительских мероприятий, подготовлявшихся в штабах БВО и КВО, мне известны нижеследующие: разработка плана снабжения с таким расчетом, чтобы не подвозить для конных армий объемистого фуража со ссылкой на то, что фураж есть на месте, в то время как такового заведомо на месте не хватает, а отступающий противник уничтожает и остатки. Засылка горючего для авиации и механизированных соединений не туда, где это горючее требуется. Слабая забота об организации оперативной связи по тяжелым проводам, что неизбежно вызовет излишнюю работу раций и раскрытие мест стоянки штабов. Недостаточно тщательная разработка и подготовка вопросов организации станций снабжения и грунтовых участков военной дороги. Размещение ремонтных организаций с таким расчетом, чтобы кругооборот ремонта затягивался. Плохая организация службы ВНОС, что будет затруднять своевременный вылет и прибытие к месту боя истребительной авиации».
Хрущевские фальсификаторы истории, конечно, упирают на то, что, якобы, все это не является объективными доказательствами. Но, интересно, а как в принципе могли бы выглядеть объективные доказательства разработки заговорщиками тех или иных вредительских мер? Очень маловероятно, что, к примеру, вредительский план снабжения фуражом мог быть изложен на бумаге. С другой стороны, расстановка нужных кадров на нужные должности и выдача им соответствующих устных указаний в ключевой момент может сыграть решающую роль.
Теперь вернемся к показаниям Тухачевского, которые он дал уже в суде. Так, на вопрос председателя по поводу подготовки террористических актов он ответил:
«Примаков в 1933-34 гг, когда я его вовлек в организацию, говорил мне, что Туровский вместе со Шмидтом готовит на Украине террористический акт против Ворошилова. В 1935 году Примаков сообщил, что в Ленинграде он готовит террористическую группу против членов партии и правительства, в первую очередь, против Ворошилова».
А вот интересный момент, который сильно диссонирует с хрущевской версией о срежиссированном характере процесса:
«Председатель Ульрих: Подсудимый Корк в своих показаниях сказал, что во время вашей поездки за границу вы имели встречу с Герингом.
Подсудимый Тухачевский: Нет, это не верно. С Герингом я не встречался. Корк, вероятно, перепутал.
Председатель Ульрих: Подсудимый Корк, ваши показания о личной встрече Тухачевского с Герингом основаны на словах Тухачевского?
Подсудимый Корк: На словах Тухачевского. Может быть, я, действительно, фамилию спутал. Но то, что встреча была и Тухачевский беседовал по поводу действий нашей организации с немецкими генералами, это я помню хорошо».
Вот интересно получается. Если «роли» подсудимым были розданы заранее, откуда взялось такое несовпадение показаний? Казалось бы, что стоило при таком раскладе Тухачевскому признать, что, действительно, встречался с Герингом?
В ходе допроса в суде Тухачевский снова вернулся к вопросу о вредительстве:
«Нужно сказать, что недостаток вооруженных сил, недостаток стрелковых дивизий [в возглавляемых Якиром и Уборевичем КВО и БВО - Н.Ф.], о чем я говорил, - не случайное дело.
Центр поставил такой вопрос перед Алафузо [занимал должность начальника кафедры организации и мобилизации Академии Генштаба РККА, до этого - зам начальника 4-го организационного отдела Штаба РККА - Н.Ф.], который втянул в организационную работу и Сатина. Центр поставил перед ними задачу задержать развитие численности стрелковых дивизий РККА. Потребность в стрелковых дивизиях была очень большая, не менее 200 дивизий. Под видом трудностей, с накоплением материальной части, строительством и т. д., организация задерживала развитие численности дивизий и этим поставила Красную армию в тяжелое положение.
Это я считаю одним из самых больших актов вредительства, которое проделала наша организация.
Кроме того, нами проводилось задержание развития артиллерийских резервов главного командования и танковых резервов главного командования. Все танки были включены в дивизии, но танков, которые можно было бы сразу двинуть, у главного командования было недостаточно.
По линии артиллерийской было дано аналогичное задание Ольшевскому и Железнякову. Они проводили работу в области противопожарной системы. Так, например, склады не оборудовались в противопожарном отношении, а это является чрезвычайно важным, ибо как показал опыт, снаряды взрываются от частых пожаров. Задерживалась механизация погрузочно-разгрузочных работ и постройка подъездных путей к огне-хранилищам.
По заданию центра Ефимов сокращал нормы огнеприпасов, которые нужны были для подготовки артиллеристов. Нужно сказать, что артиллеристы у нас молодые, стрелять им нужно много, и снарядов нужно много. У нас имеется для этого большое количество снарядов, но Аппога (начальник 3-го управления Штаба РККА- прим. авт.) всегда находил доводы к тому, чтоб задержать отпуск снарядов для этой весьма важной цели.
Нами была замедлена работа по дистанционным взрывателям. Затем, в контакте с мобилизационными работниками Эрманом и Кражевским, Ефимов проводил работу по замедлению мобилизации промышленности.
Дело в том, что мобилизация промышленности может быстро осуществляться только в том случае, если в мирное время будет проводиться большая работа, требующая много времени и большой затраты средств. Эта работа заключается в подготовке чертежей.
По линии химического управления работа проводилась Рохинсоном и завербованным им Гендлером, затем Янелем. По договоренности с Ратайчаком они проводили замедление в развитии мышьяка и т. д. Затем они задерживали производство высококачественного активированного угля, высококачественных химических поглотителей, не дорабатывали вопроса с длительным хранением химвзрыввеществ. Дальше по линии военных сообщений Аппога дал задание проводить работу по созданию путаницы в оперативных перевозках, по подготовке диверсионных актов. Проводилась работа по замедлению реконструкции железнодорожных узлов на прифронтовой полосе и по замедлению автоблокировки железных дорог, которые ведут к пограничным театрам. Эту работу Аппога проводил вместе с сотрудниками НКПС.
По линии боевой подготовки большую вредительскую работу провел Василенко, бывший инспектором пехоты. Он взял курс не на боевую стрелковую подготовку, а на выбивание очков, причем построенная им система была такая, что можно было выбить более 100%. Стремление к такому стрелкачеству вносило ажиотаж в боевую обстановку. Благодаря выпущенной Ефимовым инструкции, очень много лож пришлось выбросить и заменить новыми, винтовки были испорчены, пока комиссия Партийного контроля не взялась за рассмотрение этого дела».
Как мы видим, вредительство шло по целому ряду направлений. Причем если подходить к вопросу формально-юридически, то, действительно, довольно сложно во всех этих ситуациях доказать преступный умысел. Вот не проводятся учебные стрельбы в должном объеме, причиной объявляется нехватка снарядов. А снарядов нет, поскольку их кто-то не отпустил в должном количестве. Казалось бы, банальное головотяпство. Но если такие случаи происходят регулярно, причем именно в ключевых в военном плане округах, то вполне логично предположение, что речь идет вовсе не о случайностях, а о спланированной вражеской работе.
Теперь обратимся к показаниям Уборевича, занимавшего с 1931 по 1937 год должность командующего войсками Белорусского военного округа. О своем вовлечении в организацию военных заговорщиков он показал следующее:
«С конца 1933 года Якир и Тухачевский сблизились со мной, и мы начали вести беспринципную борьбу против единства руководства армии, против Ворошилова. Это и разложило меня и поставило на грань дальнейшей ступени выполнять уже задания центра. В начале 1934 года я не был на антисоветских позициях и, не зная, что Тухачевский ведет такую работу, особо выступал против его вредительского плана организовать в армии бригады вместо стрелковых дивизий. Я хорошо помню, что в марте 1935 года он по существу поставил передо мной весь свой план политических и военных действий, первый свой вариант. Там он вначале доказывал неизбежность нашего поражения в войне против Японии, Германии и Польше и трудностей внутри. Он стал говорить, что возглавляет организацию, что у него есть связи с правыми и троцкистами».
На вопрос председателя суда о том, какие конкретно вредительские мероприятия проводились Уборевичем лично, он показал следующее:
«Первый вопрос - это вредительское строительство артиллерийских складов в прифронтовой полосе. Он [Тухачевский - Н.Ф.] сказал, что это будет мишень, легко доступная авиации противника и уничтожение этих складов лишит части боекомплектования, поэтому я дал задание Строительному управлению округа, потом Мартынову и Абрамову строить склады в прифронтовой полосе, доступной воздействию авиации противника.
Второй вопрос - строительство бензобаз, открытых и доступных действиям авиации противника. По этому вопросу задание шло из Москвы (не знаю, через кого), но оно прибыло в округ и было явно вредительским, и я против него не возражал.
Третий вопрос - это по линии строительных учреждений. Много вообще было отдельных вредительских заданий в области строительства. Вредительски шло строительство ангаров и точек в Шайковке, не развивалась база по ремонту автомобилей и танков, всё это вело к ослаблению армии.
Вредительство проводилось в укрепленных районах. Так, например, в результате такого вредительства в первый день войны бетонно-пулеметные точки остались бы на 50% без пулемётчиков».
То есть во вверенном Уборевичу округе строятся склады для боеприпасов так, что авиации противника не составит никакого труда их обнаружить и уничтожить. Вряд ли можно предположить, что такое строительство происходило без санкции командующего военным округом. А если оно происходило с санкции или при попустительстве Уборевича, то логично предположить, что он действовал вовсе не в интересах укрепления обороноспособности СССР.
Представляют интерес и показания Корка, занимавшего должность начальника Военной академии им. Фрунзе. Он показал, что в право-троцкистскую военную организацию его вовлёк Енукидзе в 1931 году.
«Нам всем вопрос был ясен, что задача может быть выполнена только тогда или, вернее, к выполнению задачи можно приступить тогда, когда будет дан соответствующий сигнал со стороны Енукидзе. Мне Горбачёв и Петерсон рассказали следующее: этот вопрос уже обдуман, как более целесообразным мыслится произвести арест правительства (как считает Енукидзе, очевидно, по директиве Рыкова и Бухарина) во время какого-либо ночного правительственного заседания, что для этого должны быть подготовлены соответствующие люди. Горбачев заявил, что им уже ведётся подбор людей, имеются группы курсантов и командиров, но нет никакого смысла, чтоб с этими людьми все разговаривали, что надо в целях конспирации вести поменьше разговоров.
Петерсон тогда же меня информировал, со слов Енукидзе, что когда настанет момент совершения переворота в Кремле, рыковцы, правотроцкисты к тому времени сформируют правительство, которое явится в нужный момент в Кремль, примет участие в аресте правительства и приступит к опубликованию соответствующих правительственных сообщений или постановлений».
Как видно из показаний Корка и других подсудимых, планы дворцового переворота, действительно, существовали. Однако, по всей видимости, каких-то конкретных сроков и конкретной формы осуществления данного переворота у заговорщиков не было. Однако всё же были подготовлены кадры, которые в подходящий момент вполне были бы способны такой переворот осуществить или попытаться осуществить. И вот подготовкой такого момента заговорщики как раз плотно занимались. К примеру, если бы, действительно, случился военный конфликт между Германией или СССР в те годы; если бы благодаря вредительским оперативным планам Красная армия стала бы терпеть поражения на фронтах, то момент для дворцового переворота был бы наиболее подходящим.
Что касается вредительских мероприятий в Красной армии, то Корк показал, что такие указания получал от Тухачевского. Сводилось вредительство к следующему:
«Во-первых, создавать такую организационную структуру в Армии, которая не отвечала бы уровню боевой готовности, а, наоборот, организационная структура должна была понижать боевую готовность. Техническое оснащение армии должно было идти так, чтоб нагромождение предметами вооружений было большое, но с наличием крупных недостатков. В области боевой подготовки нужно было вести работу так, чтобы внешний эффект бросался в глаза, а фактически боевая подготовка по своему содержанию страдала бы».
А далее Корк привел уже конкретные примеры:
«Тухачевский поставил вопрос, чтоб в Московском округе была опытная дивизия в составе 7500 человек. Это было сделано, и я обязан был всемерно популяризировать эту структуру, как наиболее целесообразную в наших условиях в Красной армии, в то время как для меня была абсолютно ясна вся нежизненность такой куцей организации стрелковой дивизии.
В отношении общевойскового боя я точно так же проводил те установки, которые давались Тухачевским. В частности, для того, чтобы «поднять» боевую подготовку всего округа, мною проводилось большое количество разного рода сборов для высшего состава. Командиры корпусов и дивизий отрывались от работы в войсках, в то время как их присутствие необходимо было как раз при частях. Создавалась исключительно сложная документация, которая усложняла работу командира, сковывала его инициативу. Внешне работа как будто кипела, а толку было мало».
Что касается шпионажа в пользу Германии, Корк показал следующее:
«Председатель: Значит вы подтверждаете, что вы, Корк, сообщили германскому военному атташе Кестрингу в устной форме сведения о состоянии войск Московского военного округа.
Корк: Да, но вместе с тем должен добавить, что я имел определенную директиву о том, что сведения агентурного порядка я имею право давать Кестрингу с ведома Тухачевского, предварительно ему доложив. Таких секретных сведений, о которых я должен был доложить сначала Тухачевскому, чтоб он был осведомлен и после этого передать их, таких фактов у меня не было.
Вопрос тов. Алксниса: Нас сейчас не интересует вопрос, с ведома или без ведома Тухачевского вы передавали сведения. Нас интересует вопрос, сообщили ли вы, хотя бы в устной форме сведения о состоянии войск Московского военного округа Кестрингу.
Корк: Да, эти сведения я сообщил.
Тов. Алкснис: Вы рассказали о боевой подготовке войск Московского военного округа?
Корк: Да, рассказал».
Речь здесь идет о периоде уже после прихода Гитлера к власти в Германии.
Теперь обратимся к показаниям подсудимого Путна, с 1934 бывшего военным атташе в Великобритании, а до этого - командующим Приморской группой войск. Здесь мы тоже видим признание в шпионаже в пользу Германии и связи с Троцким:
«В 1931 года в Берлине Смирнов Иван Никитич (активный троцкист-подпольщик, осужденный и расстрелянный вместе с Зиновьевым и Каменевым - прим. авт.) в беседе со мной в здании полпредства мне передал, что для того, чтоб показать немцам серьезную решимость троцкистов на сотрудничество с ними, надо пойти с ними на переговоры.
По поручению Троцкого я вел такие переговоры с генералами Шлейфером и Адамом, установив с ними связь через Гофмейстера. После первых переговоров с генералами Адамом и Шлейфером, когда я доложил Седову, что мною достигнуто, а получил повторную директиву Троцкого через Седова о том, что этого первоначального успеха недостаточно, что надо договориться с Адамом и Шлейфером более точно о размерах участия выступления против Советского Союза со стороны самой Германии. Кроме того, необходимо выяснить, какую помощь может оказать Германия троцкистской организации в части снабжения оружием, припасами и техническими средствами, необходимыми для вооружения кадров троцкистов, стоящих вне армии. Попутно с этим мне было предложено указать, что вообще мы обещаем компенсацию.
Председатель: Кто это «мы»?
Путна: Троцкистская организация. Троцкистская организация обещает, во-первых, территориальную компенсацию.
Председатель: От имени какого учреждения, страны или государства?
Путна: От имени троцкистской организации.
Председатель: Разве она имела большой вес?
Путна: Судя по Шлейферу и Адаму, они не верили в большое могущество этой организации. Организация сама хотела изобразить свой удельный вес, как довольно внушительный, и поэтому я получил такое указание, которое и выполнял.
Председатель: Что вами было обещано в обмен на помощь?
Путна: Территория Украины».
Стоит отметить, что Путна был арестован еще 20 августа 1936 года, на следующий день после начала судебного процесса по делу троцкистско-зиновьевского террористического центра, что говорит о том, что о его связях с троцкистами было известно еще тогда. Поскольку дело Путна до сих пор засекречено, на основе его дальнейших показаний можно лишь предположить о причинах ареста:
«Председатель: Когда начался второй период в другой обстановке?
Путна: В 1936 году, когда я был в Лондоне. Поручение я получил осенью, в конце 1935 года, но осуществить по целому ряду обстоятельств смог только весной 1936 года.
Председатель: По чьему заданию вы вели эти дипломатические переговоры с немцами?
Путна: По заданию Троцкого.
Председатель: Военная контрреволюционная организация имела отношение к этим переговорам?
Путна: Прямого нет.
Председатель: А какое?
Путна: О таких размерах существовавшего центра я не был информирован.
Председатель: Когда вы вели переговоры с немецкой разведкой, вы были связаны с центром?
Путна: Да, был.
Председатель: С кем вы были связаны непосредственно из руководителей военно-троцкистской организации?
Путна: С Тухачевским.
Председатель: Какие поручения вы получали в 1935-36 гг.?
Путна: В 1935 году, когда я возвращался из СССР в Лондон, Тухачевский информировал меня о достижениях в Киевском и Белорусском округах в части усиления авиации и танковых формирований и поручил эти сведения передать возможным для меня путем германскому генеральному штабу. (…)
Председатель: Вы передали информацию Зальцману [немецкий разведчик - Н.Ф.]. Какую информацию вы ему передали? Об авиации на Украине, вернее, в Киевском военном округе?
Путна: Да.
Председатель: Чем он отблагодарил вас за эту информацию?
Путна: Он меня не отблагодарил, а я просил его как посредника помочь мне установить связь с Риббентропом потому, что я имел поручение от Троцкого установить связь с немцами. (…)
Председатель: Чем закончились ваши переговоры с Зальцманом?
Путна: Зальцман подготовил для меня связь с Риббентропом [однако сама встреча не состоялась - Н.Ф.]».
Получается, что в 1936 году, будучи военным атташе в Великобритании, Путна по поручению троцкистов через немецких разведчиков пытался установить контакты с германскими правительственными кругами. По всей видимости, показания кого-то из подсудимых о такой роли Путна и послужили причиной его ареста в августе 1936 года.
Однако далее выясняется, что Путна был связан и с с рядом осужденных в ходе судебного процесса по делу Пятакова-Радека.
«Председатель: Ваши показания от 29 мая о вашей связи с участником параллельного центра Радеком и другими вы подтверждаете?
Путна: Подтверждаю.
Председатель: Ваши разговоры с Дрейцером и Радеком вы подтверждаете?
Путна: Подтверждаю».
О чем конкретно шли разговоры, Путна рассказывал следователям во время допроса. Члены суда с протоколами допроса были знакомы, поэтому в суде повторять эти показания подробно не было смысла.
Интересны так же показания Примакова, занимавшего на момент ареста должность заместителя командующего Ленинградским военным округом. Арестован он был практически одновременно с Путна, поскольку против него были получены показания от арестованных троцкистов-зиновьевцев.
«Председатель: Вам ничего не известно о подготовке террористического акта над Ворошиловым?
Примаков: Мне известна общая установка, данная группе Дрейцера о подготовке теракта.
Председатель: Вам не было известно, кому была поручена подготовка теракта?
Примаков: Мне не было известно, кому была поручена подготовка и какой характер должна носить террористическая группа Дрейцера, потому что, когда я узнал об этой установке, я получил установку перейти на другую работу по подготовке вооруженного восстания и законспирировать мою работу от старых троцкистских кадров и от группы Дрейцера.
Председатель: Вам было известно, что центр организации, в которую вы входили, подготовляет теракты против руководства партии и правительства. Эту установку вы разделяли?
Примаков: Я об этой установке знал. По поводу этой установки у меня был спор с Пятаковым, но эту установку я принял и не пошел о ней кому-то сообщать.
Председатель: О том, что отдельные участники готовили террористические акты вам было известно?
Примаков: Нет, не было.
Председатель: О Шмидте и Кузмичёве не было известно?
Примаков: Нет.
Председатель: Подсудимый Тухачевский, что вам известно о подготовке теракта в отношении Ворошилова?
Тухачевский: В разговоре с Примаковым я узнал, что Туровский и Шмидт организуют террористическую группу в отношении Ворошилова на Украине. В 1936 году из разговоров с Примаковым я понял, что он в Ленинграде организует такую же группу.
Председатель: Вы слышите показания Тухачевского?
Примаков: Ничего, кроме подготовки вооруженного восстания, мной не проводилось.
Председатель: Нас интересует, какие задания вы имели от троцкистской военной организации в отношении организации этого восстания в Ленинграде и в связи с этим задания о подготовке теракта.
Примаков: Я имел следующую основную установку. До 1934 года я работал главным образом как организатор, над собиранием троцкистских кадров. В 1934 году я получил установку от Пятакова порвать связи с группой Дрейцера и старыми троцкистами, которым поручена подготовка террористических актов, а мне самому подготавливать в том округе, где я буду работать, поднятие вооруженного восстания, которое будет вызвано либо террористическим актом, либо военным действием. Эта задача была мне поручена. Эту задачу военно-троцкистский центр считал очень важной и мне эта важность была подчеркнута. Мне было сказано, чтобы я порвал личное знакомство со старыми троцкистами, с которыми я был связан. (…)
Председатель: Как вы предполагали произвести восстание в Ленинграде?
Примаков: Я предполагал произвести восстание в Ленинграде следующим образом. Я считал, что в Ленинграде могу располагать 7-м мехкорпусом. Если бы не удалось перевести туда Шмидту известную часть людей для захвата Смольного и правительства, вывести часть зенитных морских войск и часть авиадесантных бригад, во главе которых стоял Кохинский, это была бы сила, с которой я мог бы захватить Ленинград.
Председатель: С кем вы собирались воевать в Ленинграде?
Примаков: Я предполагал воевать против тех пехотных частей, которые оставались верными правительству, против войск ОГПУ и самого ОГПУ, против милиции, против всех войск, которые оставались бы верными правительству».
Как мы видим, Примаков и Путна представляли лево-троцкистское крыло в военной организации, в то время как Тухачевский был больше связан с правыми троцкистами. Тем не менее, ничто не мешало им состоять в одной организации и действовать сообща в интересах фашизма.
Последним в ходе судебного заседания был допрошен Фельдман, занимавший с 1934 по 1937 год должность начальника Управления по начальствующему составу РККА. Что касается данного подсудимого, то сохранился и протокол допроса от 19 мая 1937 года, в котором имеются подтвержденные впоследствии в суде показания о своей роли в вербовке кадров в организацию военных заговорщиков.
«Я завербовал в организацию САВИЦКОГО в 1933 г., бывшего помощника начальника Инженерного управления МАКСИМОВА в 1933 году, начальника 3-го Отдела АППОГУ в 1934 г., ОЛЬШАНСКОГО в том же 1934 г. и начальника Инженерной Академии СМОЛИНА. Кроме перечисленных людей мною завербованы в организацию в конце 1934 г. бывший начальник школы ВЦИК ЕГОРОВ и КУТЯКОВ, о котором мне сообщил ТУХАЧЕВСКИЙ, что он его подготовил, а я завершил его вербовку в начале 1935 г. По Московскому военному округу я завербовал начальника штаба СТЕПАНОВА». [Протокол допроса Б.М. Фельдмана. 19 мая 1937 г.]
Далее Фельдман дал показания о том, как использовал свое служебное положение для продвижения по службе нужных заговорщиками людей:
«В конце 1933 г. или начале 1934 г. ТУХАЧЕВСКИЙ проинформировал меня, что он завербовал ЯКИРА в организацию, но подчеркнул, что мне необходимо держаться в отношении его сугубо осторожно и не подавать вида, что я знаю о его роли в организации и, что ЯКИР будет вести соответствующую работу по Украинскому военному округу. При этом он предложил мне всемерно поддерживать все предложения ЯКИРА в части продвижения и расстановки его кандидатов, я же помог ЯКИРУ продвинуть его людей - бывших троцкистов: БУТЫРСКОГО - сперва на должность заместителя начальника штаба УВО, ГЕРМОНИУСА, ЛАВОСА и некоторых других, фамилии коих по памяти назвать не могу, но я всегда поддерживал предложения ЯКИРА и выдвигаемые им кандидатуры.
Должен добавить, что ЯКИР добивался и добился назначения в качестве начальника Строительно-Квартирного Управления РККА ЛЕВИНЗОНА, бывшего троцкиста, командира запаса, который раньше ни в каких строительных организациях не работал и никакого опыта в строительстве не имел. Результаты строительства под руководством ЛЕВИНЗОНА таковы, что дело жилищного строительства, в особенности в связи с развертыванием новых частей, доведено до такого состояния, что это способствовало порождению недовольства начсостава и этим самым создавалось еще больше благоприятных условий для вербовки новых людей в военную троцкистскую организацию».
Как мы видим, все подсудимые подтвердили данные ими в ходе следствия показания и дали признательные показания в суде. Картина складывается следующая. В начале 1930-х годов под руководством Тухачевского начинает создаваться организация военных, недовольных политикой советской власти и «обиженных» недостаточным продвижением по службе. Вполне логично, что уже на этом этапе устанавливаются контакты между членами данной организации и Троцким, а так же с ушедшей в подполье и перешедшей к террористическим методам борьбы троцкистской и правой оппозицией. Обсуждаются перспективы «дворцовых переворотов», подбираются необходимые кадры. Через Троцкого, а так же через старые связи с немецкими генералами устанавливаются связи с германским генштабом, дело доходит до прямой передачи секретных сведений германской разведке.
Поскольку члены организации занимали крупные посты в руководстве РККА, в частности, должности командующих ключевыми военными округами, им удалось организовать вредительские мероприятия, направленные на подготовку поражения Красной армии в случае нападения германской, либо германо-польской армии. Вредительски были разработаны и оперативные планы на случай нападения.
Хрущевские фальсификаторы истории из комиссии Шверника не опровергли установленные в суде факты. Они лишь ограничились утверждением, что все показания подсудимых были получены при помощи пыток. При этом доказательств применения пыток они не предоставили. Ни один их подсудимых подобных ходатайств в суде не заявил. Да и, в конечном счете, имеет значение, прежде всего, соответствие или несоответствие объективной истине данных подсудимыми показаний, а не то, каким образом они получены. Так что для доказательства фальсификации дела военной организации заговорщиков необходимо, прежде всего, доказать абсурдность данных подсудимыми показаний. К примеру, опровергнуть вредительскую сущность оперативных планов или факты вредительства в ключевых военных округах. Ничего подобного «разоблачителями культа личности» сделано не было, поэтому нет решительно никаких оснований сомневаться в том, что организация военных заговорщиков существовала. К счастью, она была вскрыта органами НКВД и ликвидирована.
Уважаемые читатели! Заносите в закладки и изучайте наши издания:
I. Общественно-политический журнал «Прорыв»
Наши соцсети: Телеграмм, Viber, ОК, ВК
Наш ютуб-канал "Научный централизм"