Тысяча чертей! Как же больно! Проклятое голландское ядро! Разбило мне всю грудь. Где мой маршальский жезл? Да, вот он, в руке. Ну что ж, я умру всё-таки маршалом, король не обманул. До скорой встречи, друзья мои! Надеюсь, я смогу вас обнять на том свете и не проткнуть торчащим ребром.

Я бегу по лесу. Наезженная тропа ложится под ноги, шуршат опавшие листья. Я бегу уже второй час. Кружу. Дважды отлёживался в кустах, пропуская преследователей. Теперь я, кажется, оторвался. Бегу в гору. Вдалеке слышу шум фьорда. Хочешь жить, Олаф, — беги.

Глупое сердце, не бейся! Все мы обмануты счастьем, Нищий лишь просит участья… Глупое сердце, не бейся. /С. Есенин/

Что-то случилось. Я ощутил прикосновение странной поверхности к своей коже. Окружающее пространство содрогалось, сжималось и давило. Мне стало страшно и захотелось выбраться отсюда.

Во тьме изначальной, в пустоте и безвременье, в диких необузданных просторах новой вселенной проснулся паук. Если бы тогда существовало время, то мы могли бы сказать, что на одно лишь осознание собственного я у него ушли тысячелетия. И ни на секунду он не переставал размеренно и нежно плести свою паутину.

Алькель вскочил и швырнул инструмент. Флейта хрустко ударилась о камень и раскололась. — Иди ты на север и в горы вместе со своей музыкой! Неужели другого способа нет?!

— Привет. — Привет. — Можно с тобой познакомиться? — Да. — Тогда я присяду. Как жизнь? — Которая? — Предположим, последняя. — Отвратительно.

Глава 1. Столпы

— Следующий! — доктор Шлицкин откинулся в кресле в ожидании пациента. Дверь приоткрылась, и в проёме показалась голова. — Иванчук? Я же только месяц назад вас выписал, — доктор передвинул очки на кончик носа и исподлобья посмотрел на пациента. — Голубчик, ваши частые посещения меня беспокоят.

Меня! Меня! Самую старую сотрудницу этой больницы бросили здесь! В коридоре. Вот так, служишь верой и правдой пятьдесят лет, а стоит чуть захворать, оказываешься в дальнем углу.