СУДЬБА И КОНТРОЛЬ В ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ СИСТЕМАХ. глава 6: СОЦИАЛЬНЫЕ ПРИЛОЖЕНИЯ

6. СОЦИАЛЬНЫЕ ПРИЛОЖЕНИЯ

У всего есть время. Время нельзя применить в стратегии без большой практики... Для всех навыков и способностей нужно время. Даже в Пустоте есть время — которое не имеет ни начала, ни конца, и в котором нет зла.
— Синмэн «Миямото» Мусаси, «Книга пяти колец».

Теперь мы обратимся к путям и возможностям приложения хронотопологической теории, особенно в психосоциальных контекстах, которые имеют первостепенное значение в хроносистемах.¹ В этой главе основное внимание уделяется концепции Контроля.) Встречается частое, но не рекомендуемое использование² терминов “hard” для систем, в которые люди не вовлечены, и “soft” для систем, в которые они вовлечены. На самом деле, такая терминология не вполне удачна, потому что “hard” также означает и "трудный", и в этом смысле системы, связанные с людьми, гораздо труднее анализировать, чем другие. Более того, "soft" также означает «размытый» и «неопределенный», тогда как человеческие системы управляются весьма определенными принципами, причем «неопределенность» в значительной степени является результатом прискорбной наивности умов тех, кто привык только к не-человеческим системам.

На ум приходит история 1981 года, пикантно описанная У. Джиоком и Р. Вулси, о новоиспечённых "блестящих" докторах философии, системных аналитиках, которые были привлечены для повышения производительности сталелитейного завода в одной из стран третьего мира. Основная проблема заключалась в планировании работы трёх электродуговых печей. Время, необходимое для обработки шихты, зависело от количества энергии, подаваемой в печь, таким образом, планирование мощности было критически важной переменной для принятия решения. Операторы печей, работавшие по мотивирующей схеме поощрения, должны были работать в пределах мощности каждой из печей и общей мощности завода, и должны были планировать работу загрузочных и разливочных кранов так, чтобы они не мешали друг другу.

Мы аплодируем, и не согласны с авторами только в том, что молодые люди были «бесспорно умны». Они были поверхностными продуктами образовательной системы, акцентирующей поверхностную легкость символического манипулирования, а не глубокое мышление, основанное на разумном понимании природы человека в различных культурных средах. Мы также должны возразить по поводу связанного с этим заявления о том, что «технически система была в порядке». Как раз технически это было не так, поскольку в ней не учитывались основные психологические данные — данные, необходимые для технической жизнеспособности любой хроносистемы. В данном случае вопиющая потеря в 2,5 миллиона долларов указывает на серьезную научную ошибку, связанную с неспособностью к прогнозу. И на каждую такую ​​явно дорогостоящую ошибку приходятся тысячи подобных ошибок, совершаемых бюрократическими аналитиками, которые пренебрегают человеческим фактором, что приводит к большим потерям и часто к поломке систем. В том же году Элвин Тоффлер отметил, что история Джиока и Вулси повторяется в глобальном масштабе с более серьезными последствиями. Он хорошо подмечает, что «национальные правительства в Вашингтоне, Лондоне, Париже или Москве продолжают в целом навязывать единую, стандартизированную политику, предназначенную для массового общества, которое становится все более сегментированным [т.е. индивидуализированным]. Местные и индивидуальные потребности забываются или игнорируются, в результате чего пламя негодования достигает белого каления».³ Во всех этих примерах пренебрежение человеческой индивидуальностью является смертным грехом тех, кто стремится занять место в структуре власти, а затем часто по иронии судьбы контролируются и делают себя бессильными перед силами группового и массового обусловливания, которое они сами помогли запустить и усовершенствовать.

Но этот круг не так уж и порочен, ибо главными движущими силами человеческого общества и его истории всегда были и будут личности. Я вспоминаю офицера по классификации сухопутных войск США из Второго военного командования, который отвечал за обширную систему «классификационных» тэгов, навешиваемых на людей — тэгов, которые затем определяли их судьбу в огромной компьютероподобной человеческой системе под названием «армия». Чтобы изменить свою судьбу в армии, нужно было сменить классификационный тэг. Полковник держал свои полномочия в строгом секрете. Однажды одному из солдат срочно потребовалась аудиенция у полковника Э. для смены классификации, которая могла изменить всю его жизнь. Ему сообщили, что он должен пройти через такие-то и такие-то каналы, чтобы осуществить это. Окольными путями, отнявшими дни настойчивых и бесполезных усилий и через множество людей, он, наконец, дошёл до конца цепочки обратной связи, к её началу: его направили к полковнику Э., который, глянув на него острым одобрительным взглядом, рявкнул: «А тебя не так просто обескуражить, не так ли? Теперь ты знаешь, что я тот сукин сын, который всем здесь заправляет. Выяснив это, ты доказал, что заслуживаешь переклассификации. Запрос удовлетворен, одобрение рекомендовано. Возвращайся и жди новых приказов».
В каждой хроносистеме, какой бы сложной и «безличной» она ни была, всегда есть ключевая личность, которая может совершенно справедливо сказать по поводу любого желаемого изменения: «Я этот сукин сын. Мое Да или Нет делает всё это». Как проницательно заметил Вольганг Сассин из IIASA, "[системный] анализ никогда не сможет стать свободен от ценностей", то есть это именно человеческая деятельность, обязательно и правильно наполненная ценностями. Точно так же и наука никогда не сможет стать бесполезной. Единственная проблема заключается в том, чтобы найти наилучшие значения, индивидуально и в целом, в долгосрочной перспективе. Итак, мы снова сталкиваемся с природой времени. Следующие замечания снова касаются вездесущего вопроса об учете индивидуальности и уникальности в системном мышлении.

1 июня 1981 года в доме общего знакомого в Париже мне посчастливилось встретиться и побеседовать с Марселем Шапюи, заслуженно известным французским органистом. Он рассказал, что органные трубы сделаны из сплава олова и свинца, в соотношении 4: 1, чтобы быть достаточно жесткими, чтобы легко вызывать вибрации. Однако, продолжал он, новые трубы, сделанные из того же сплава, поначалу звучат плохо, тем не менее, если играть на них несколько месяцев, то можно заставить звучать их правильно. Когда я предположил, что он реорганизует их молекулы с помощью симпатического резонанса, он согласился, сказав, что называет то, что делает, «музыкальной алхимией», поскольку это трансмутирует тембры и придает индивидуальность первоначально не уникальному набору труб.

Но эта индивидуальность нуждается в развитии, и молекулы склонны терять паттерны своих резонансно-индуцированных настроек. Таким образом, добавил он, он сразу может сказать, играли ли в последнее время на органе. Кроме того, продолжал он, различные органы имеют свои отличительные основные тональности, вокруг которых сосредоточены наборы их естественных резонансов: фа мажор для Сен-Северина, ля мажор для большого органа Пуатье, до мажор для Доула, причем эти тональности являются наилучшими для них резонансными ключами.⁴

Такие же соображения об индивидуальных резонансных паттернах для наилучших музыкальных эффектов распространяются и на здания, продолжал он, и старые архитекторы знали, как их строить с заранее заданными акустическими нюансами. Если вы поете в соборе Нотр-Дам лицом на восток (направление, в котором стоит хор), голос имеет великолепный резонанс и усиление, тогда как если вы смотрите на запад, всё смешивается. Мастер-органист, похоже, имел в виду, что религиозные здания могут быть построены подобно музыкальным инструментам. Я вспомнил, как слышал удивительные акустические резонансы, встроенные в подземный неолитический храм на Мальте, называемый Гипогеем. -- C'est une science perdue, -- сказал Шапюи, -- утерянная наука.

Если мы будем достаточно чувствительными, подобно органисту Шапюи, то сможем мгновенно «настроиться» на резонансы вокруг нас. Творческие персоны на протяжении веков представляют такие примеры, особенно яркую иллюстрацию даёт старая Эстония. Мудрец Яакоб Фишер, который в молодости был одаренным скрипачом, познакомился с будущим доктором Фридрихом Крейцвальдом, когда тому было шестнадцать лет, в эстонском Эрленфельде, и в течение следующих четырех лет передал ему основные традиционные песни великого эстонского эпоса Калевипоэг, ставшие для Крейцвальда настоящей претензией на славу, несмотря на то, что он был успешным врачом своего времени. Он вспоминает, что восьмидесятилетний, но энергичный и одаренный Яакоб сказал ему в 1820 году:

Тем не менее, наш разум может его понимать (вспомните главы 2 и 4), и мы должны приложить усилия, чтобы восстановить ту типологическую и метафорическую чувствительность, которая похожа больше на поэзию, чем на программу. В качестве заключительного примера присущей резонансной индивидуальности, Марсель Шапюи привел Капеллу Пап в Авиньоне, которая была построена специально для «musique monodique et polyphonique» в стиле кармелитов. «Вы никогда не услышите, чтобы там хорошо играл орган, потому что это запретил дирижер», — заметил он, — «Сегодня мы больше не понимаем таких вещей». Исследования предыдущих глав показывают, что нам лучше восстановить такое понимание, по крайней мере, в том, что касается человеческих отношений и систем, в которых люди играют существенную роль.
Тесно связанном с индивидуальностью, но более широком по масштабу, что можно назвать уникальностью. Каждый из набора серийно выпускаемых болтов индивидуален, но их уникальность очень низка. Болт разработан по принципу заменимых частей. Уникальность работает в другом направлении, в направлении незаменимости. Есть только один поэт, столь же универсальный, как Шекспир, только один симфонист, столь же глубокий, как Сибелиус, только одна живая планета (Терра, Гея или Земля) в нашей Солнечной системе и так далее.
Каждый из нас не просто стремится к увеличению уникальности, но все мы осознаем, что в каком-то глубоком смысле все мы уникальны.⁶

Самый большой вклад в развитие других, а также в наше саморазвитие заключается в направлении развития именно в том направлении, в котором находится наша величайшая уникальность. В просторечии это называется развитием наших особых талантов. Композиция каждого человека отлична от других, и находится на разных стадиях раскрытия потенциала. Один из ключей к профессиональной ориентации, менеджменту и образованию состоит в том, чтобы уметь определять заданные композиции людей с наиболее многообещающими способностями, а затем давать им возможность с помощью подходящих методов и ситуаций развиваться и совершенствоваться к наибольшей взаимной выгоде и в наибольшей гармонии с людьми, одаренными другими разновидностями уникальности.

Мы говорили о великой тенденции эволюции понимания (как окружающего мира, так и самого себя) как главной движущей силе изменений в биосфере. С этим тесно связана тенденция к эволюции уникальности, а не просто дискретной индивидуальности как таковой. Мы видим эту тенденцию даже на таком скромном уровне, как молекулярно-уникальная белковая иммунная система каждого человека и отпечатки пальцев. Время также является компонентом биологической индивидуальности, о чем свидетельствуют следующие данные: «Существуют заметные различия в силе реакции [иммунной системы красных кровяных телец или эритроцитов] у разных людей и даже у одного и того же человека в разное время. Какой-то неизвестный фактор или факторы, по-видимому, регулируют активность иммунной системы эритроцитов».
Подразумевается целая наука хроноиммунологии.

На патологической стороне действует тот же мощный первичный принцип, и тирания есть не что иное, как ошибочная карикатура на благородное стремление к уникальности. Одно из первых действий, которые совершают эгоистичные искатели власти, — это провозглашение для себя уникальных привилегий, которые являются их особыми прерогативами. Тирания — это тератология гения, угнетатели пародируют естественное и заслуженное особое величие героев.
Таким образом, уникальность тесно связана со стремлением к свободе. В той мере, в какой мы уникальны, мы безграничны и неограничиваемы. Правомерное желание быть уникальным, когда оно не сопровождается достаточной любовью, попадает в ту же ловушку, что и желание быть свободным, когда оно лишено любви или, ещё хуже, пытается действовать против нее. Тогда свобода вырождается в тиранию — стремление к собственной (или групповой) свободе за счет лишения её других. Точно так же вырождается и уникальность, как, например, в больном уме, который не может творить, и может удовлетворить свое желание быть выдающимся только, скажем, через убийства общественных деятелей или обеспечение себе видео-рекламы посредством террористических бомбардировок.

Вспоминая исследования главы 5-й, и предвосхищая некоторые онтологические теоремы, мы видим, что достичь абсолютной уникальности можно не более, чем абсолютной свободы, ибо тогда была бы предпринята невозможная попытка абсолютного разделения, с вытекающей из него последовательностью чередований патологии и психопатологии. Вся уникальность должна опираться на широкую базу неуникальных, общих черт, иначе коммуникация станет невозможной. Точно так же и всякая свобода должна подпитываться из неизмеримо большего источника любви, т. е. доброй воли. Императивы и прогнозы разделов 3.37-3.38 тесно связаны с этим уроком и поэтому сейчас цитируются.

Именно ошибочность и фатальность пренебрежения человеческой индивидуальностью и уникальностью стали обескураживать общественность конца двадцатого века в самой науке, особенно когда она применялась к насущным человеческим проблемам, как это обычно бывает в продвинутом системном анализе. Люди в начали понимать, что научный метод в том виде, в котором он широко применяется, может выявить серьезные опасности, которых не может преодолеть. Он стал учеником чародея.⁸ Понимание этого охватило весь мир, и заголовок в разделе «Спектр» венской Die Presse за субботу / воскресенье, 16 / 17 октября 1982 г., гласил: «Am Ende eines grofien Abenteuers: die Wissenschaft in der Krise» — «В конце великого приключения: наука в кризисе».

Новое научное направление, обозначенное в этой главе и, если уж на то пошло, во всей книге, теперь реально востребовано. Продолжающийся в 1982 г. кризис науки усиливался по меньшей мере с 1966 г. Как остроумно выразился тогдашний обозреватель (Х. Л. Нибург):

Покойный Джеймс Б. Конант, ученый и философ, считал науку «развитием концептуальных схем», которые в будущем подтверждаются как «плодотворные». Наука ни в коем случае не является простым сбором, описанием или классификацией данных. Суть её в том, что она ориентирована на будущее, в её способности предсказывать и таким образом контролировать результаты.
Мы можем сказать, что наука основана на концепциях, обладающих предсказательной силой. Предсказания могут сбыться или нет, но в любом случае мы должны быть в состоянии их делать, и они — голая правда, под фальсифицирующими иносказаниями суверенов в одеяниях Карла Поппера.
Таким образом, можно сказать, что хронотопологический системный анализ приводит науку к кульминации в том смысле, что он позволяет предсказывать как личностные взаимодействия и реакции, так и ситуационные исходы, в максимально широком диапазоне желаемых критериев на основе минимума исходных данных, включая начальное время запуска. Не имеет значения, какие корабли выходят из порта, когда дело доходит до предсказания погоды, с которой они столкнутся на своем пути.

В соответствии с его вводными принципами, изложенными в главе 4-й, существует объективный метод типологического анализа личности, позволяющий предсказывать нюансы взаимодействия и конфигурации ситуаций. Топология в этом контексте становится типологией. Существует соответствующий анализ, связывающий личность с тем, что можно назвать «предрасположенностью к судьбе», из которых склонность к несчастным случаям, прагматически известная страховым компаниям, является лишь верхушкой айсберга. Эти дополнительные аспекты хронотопологии, в свою очередь, связаны с колебательным характером всей природной феноменологии, который был рассмотрен в разделе 3.1 и будет трактоваться несколько иначе⁹ в отдельной публикации (см. примечание в начале эпилога).

Авторитетный стоматолог (доктор Артур Л. Дженсен) сообщил ученому и писателю Р. Р. Уорду, что многие из его пациентов проявляли циклическую чувствительность: на одной фазе своего цикла они могли легко выдерживать стоматологические процедуры, а на противоположной не могли этого сделать вообще. Эти циклы настолько выражены, что д-р Дженсен регулярно назначает встречи в соответствии с ними. Еще в 1933 году лауреат Нобелевской премии (по медицине и физиологии) Арчибальд Хилл заметил, что «куда бы мы ни посмотрели в мир материи и событий вне нас, мы обнаруживаем, что колебания и волновые движения играют значительную, часто доминирующую роль. Поэтому неудивительно, что волны играют важную роль и в нас самих». Многие наблюдатели подтверждают, что параметры психолого-экономического поведения носят не менее колебательный и ритмический характер, чем параметры биологического разнообразия. Так, экономический аналитик Уильям Шейнманн заметил в 1968 году, что «успешные инвестиции имеют ритм, столь же неизменный, как приливы и отливы океанов. Время инвестирования включает в себя согласование основных решений с основными ритмами... Эти волны представляют собой чередующиеся волны... оптимизм и пессимизм», в свою очередь, связанные с компонентами расширения (♃) и сужения (♄) в гептонной группе главы 4, в рис. 4-1, 4-2 (а) и сопроводительном тексте к ним.
Джон Нотон отлично подметил, что

Так было и с хронотопологией (имеющей, в указанном выше смысле, технологические корни, уходящие в глубины тысячелетий) и до сих пор происходит во многих приложениях, например, в хронобиологии, хронопсихофизиологии и, прежде всего, в эффективном управлении (хрононавигации) системами, созданными человеком.

Хронотопологическая практика на деле является аналитическо-интерпретационным искусством доведения ситуаций до оптимальных результатов посредством принципов, которые мы только начинаем понимать и разъяснению которых посвящена эта книга. Как мы видели, один из этих ключевых принципов состоит в том, что, вопреки научным воззрениям, господствовавшим с XVII по, по, по меньшей мере, начало XX века, представление о механической, бильярдной или ударной причинности, по-видимому, не соответствует действительности в природе. Наоборот, на первый взгляд все причинно-следственные связи, в конечном счете, резонансны, хотя внезапные резонансные возмущения могут производить столько грубого воздействия, сколько необходимо. Но дело в том, что причинность в принципе есть проявление резонансов или антирезонансов, и этот факт имеет глубокие последствия, некоторые из них были представлены в разделе 3.1, а другие будут представлены в анонсированном Дополнении. Родственный «Принцип наименьшего увеличения энтропии», который мы озвучили несколько лет назад как общий принцип, согласно которому все естественные изменения происходят таким образом, чтобы минимизировать локальную скорость увеличения энтропии, заходит на один шаг дальше, чем принцип наименьшего увеличения энтропии. Математически это можно записать как π(dH/dt > 0)= минимум, где π — вероятность. То есть, стрела времени движется в сторону состояния, где вероятность возрастания энтропии, а значит, и само возрастание, средне-минимальны.

Интересное подтверждение этого всеобъемлющего принципа было получено мной в письме от 22 сентября 1982 г. от коллеги К.Ф. Хансена, бывшего руководителя отдела газовой динамики Исследовательского центра Эймса в НАСА. Один из основных пунктов книги, которую он тогда писал, касался скорости реакции в газовой фазе. По его словам: «я представляю реакции в газовой фазе с помощью модели поперечного сечения столкновений — что физики делают для своих столкновений при высоких энергиях, — но чего химики, кажется, никогда не делают. Затем я показываю, что при высоких T наклон графика Аррениуса не является энергией активации, как они всегда уверяли. Только при низких Т, скажем, 300—600°К, но не при высоких Т 5000—10000°К, где отклонения могут достигать нескольких eV из-за наклона сечения и влияния возбужденных состояний. Большинство химиков до сих пор рассматривают реакции, протекающие между молекулами в основном состоянии, но я утверждаю, что везде, где это возможно, реакция протекает в виде ступенчатого процесса подъема (марковского или случайного блуждания) вверх по лестнице возбужденных состояний, усиливающегося по мере движения с большим количеством наименьших возможных приращений энергии».
В заключение он отметил, что без такого подхода область «скорости реакции является одной из наименее удовлетворительных областей науки [сегодня]». Я ответил Фреду 27 сентября 1982 года, заявив, что «ваша модель столкновений по оси х приводит, при высоких температурах, непосредственно к контрпримерам против подхода Аррениуса, действительного при низких температурах. Можно подумать о законе Рэлея и законе Стефана до того, как Планк их согласовал». процитировав свой принцип минимальной скорости роста энтропии и пришел к выводу, что его гениальная теория «лестницы состояний» согласуется с ним. Обратите внимание, что эта «лестница» состояний поднимается посредством резонансной причинности, функционирующей через резонансы между квантовомеханическими молекулярными состояниями. Это делается посредством «настройки» — резонирующего во времени процесса и контекста.

На психосоциальном уровне резонансами становятся резонансы между качественно различающимися элементами соответствующих типологий вместе со связанными с ними циклами колебательного поведения и обострения. Эти факты делают возможной науку о предварительном отборе оптимально взаимодействующих личностных групп (формирование пси-команды) с оптимальными предрасположенностями к судьбе в предполагаемой ситуации, т.е. оптимальный состав лётного или подводного экипажей. Кроме того, также становится возможной и хрононавигация: нанесение оптимальных курсов через возможные моря альтернативных временных рамок для инициаций или развития ключевых фаз планирования.

В общем, в системно-теоретических теориях планирования крайне игнорировался решающий элемент времени, поэтому ожидания, вытекающие из таких хронотопологически неполноценных теорий, полагались на полную и, по большей части, беспощадную милость неожиданности. На самом деле два наиболее распространенных источника неприятных и нежелательных неожиданностей в теории систем — это пренебрежение, во-первых, человеческой индивидуальностью и уникальностью, вместе с родственной концепцией этого ценного потенциала; и, во-вторых, практически полное пренебрежение жизнеспособным методом расчета времени ходов, не говоря уже об оптимальном выборе этого времени.¹⁰ Традиционная теория систем не содержит даже принципов для такого хронометража.

К чему нас побуждает анализ хронотопологических систем, так это к некоторому пониманию программирования, часов и систем прерываний, используемых в природном компьютере. Мы стоим на пороге квантового скачка в понимании. Как только этот порог будет преодолен, Время может стать нашим могущественным союзником и больше не будет нашим непримиримым врагом. Однако для того, чтобы успеть сделать это, необходимо выжить как sine qua non — основной критерий, указанный в конце предыдущей главы. Выживание, как это недавно было осознано в теории систем, требует большего, чем простое изучение того, как поддерживать стабильное равновесие. Это «большее», конечно же, неотъемлемо подразумевается характером меняющихся моделей окружающей среды, которые меняются не только постепенно, но и катастрофически. Классическими примерами являются те, что взяты из сейсмологии (включая явления цунами или приливных волн) и вулканологии.Таким образом, выживание должно обратиться к чему-то более глубокому, чем простое возвращение к какому-то относительно упрощенному и заранее установленному равновесию после некатастрофических возмущений. Нам нужно знать, какая жизнеспособность необходима для того, чтобы пережить катаклизмы — выживание в течение долгого времени и без ухудшения поведения в тупиковых ситуациях, на примере муравьёв и термитов. Последние — результат жёсткого коммунизма, длившегося около 200 миллионов лет, старше даже 70 - миллионной родословной социальных перепончатокрылых, обычно поедают экскременты друг друга до тех пор, пока они не становятся несъедобными даже для них самих, а затем используют их в качестве раствора для стен своих домов. Таким образом, окончательный непристойный триумф антииндивидуального утилитаризма завершается копрофагией, бесславным концом, как это было продемонстрировано проверенными практиками «выживания» на протяжении сотен тысяч тысячелетий. Человеческое выживание, чтобы быть достойным этого имени, должно быть намного большим. Оно должно включать в себя человеческое творчество и воспитание уникально одаренной индивидуальности, для которой общество является порождающим лоном, а не бессмысленной самоцелью.

Зайдя так далеко, давайте теперь займемся теорией выживания, которая, прежде всего, должна выходить за рамки простого возвращения к условиям сравнительно статического равновесия после определенных относительно мягких возмущений. Термодинамик Илья Пригожин, который с юности был очарован явлениями времени, предложил расширение концепции устойчивости, которое он назвал теорией диссипативных структур, структур, которые могут, далекие от обычных точек равновесия, устойчиво приходить в соответствие с окружающей их средой ценой больших затрат энергии или, в терминах термодинамики, с помощью негэнтропийного доступа к источникам энергии.

В 1983 году два нобелевских лауреата (Филипп Андерсон и Илья Пригожин) разошлись во мнениях. И критика Андерсоном Пригожина (который до сих пор не удостоил ее ответом) была чрезмерно резкой, потому что в основе своей была слишком поверхностной. И наводящая на размышления пригожинская концепция систем, которые функционируют далеко от равновесия, не может быть отвергнута из-за недовольства Андерсона. Критика стала слишком обструктивной, не имея содержания, поскольку Андерсон не признавал существенного различия между простой стабильностью (выживанием только в том случае, если система остается вблизи точки равновесия) и сверхстабильностью или устойчивостью (выживанием, несмотря на возмущения, которые уводят систему далеко от равновесия). Это ключевое различие было известно и опубликовано десятью годами ранее, в 1973 году. Но, если Пригожин всегда был ориентирован на биологию и время, мышление Андерсона не выходило за пределы физической лаборатории (он работает в Bell Labs). Все это еще раз доказывает часто используемое нами определение «"норма" — это то, чем я обусловлен». Критика Андерсона была действительно не по делу и адресована "соломенному человеку", поскольку основные интересы Пригожина никогда не ограничивались физиологическим гомеостазом, который, как мы все знаем, должен действовать в очень узких пределах стабильности. Работа Пригожина касается гораздо более широких областей морфогенеза, метаморфоза и мутационного, инновационного развития.

В Options, домашнем бюллетене Международного института перспективного системного анализа, тогдашнего директора IIASA, эколога Кроуфорда («База») С. Холлинга, приводится весьма эффектная цитата:

Здесь Холлинг говорит в свете концепции устойчивости из теории устойчивости, которую он впервые озвучил (в 1973 г.) и которая расширяет эту теорию до выживания — более высокой ступени, чем простая устойчивость как таковая. Решающее различие между устойчивостью и простой стабильностью ясно показано в оригинальном заявлении Холлинга [ib, стр. 2, 14, 15, 17, 18]:

Итак, Холлинг. Новая концепция устойчивости с ее динамическими равновесиями сильно изменит математическое моделирование, основанное на менее реалистичном представлении об устойчивости в смысле статических равновесий. Мы имеем ситуацию функции с подвижными сингулярностями в сравнении с той же функцией только с фиксированными сингулярностями. (См., например, работу Э. Л. Инса об обыкновенных дифференциальных уравнениях или книгу Гарольда Т. Дэвиса «Введение в нелинейные дифференциальные и интегральные уравнения».)
Одним из источников данных для Холлинга была вдумчивая статья о капустной тле и примечательном времени появления её паразита, когда первоначально европейская тля была завезена в Австралию. Паразит может откладывать «достаточно яиц, чтобы оптимизировать своё распространение тлёй, но не больше», поскольку в противном случае он поставил бы под угрозу свое собственное выживание, убивая слишком много тлей. Тогда тля просто вымрет, потому что так она «не сможет достаточно быстро реагировать на возрастающую нагрузку паразитирования» (выделено в оригинале). Когда тля процветала в Австралии, её способность откладывать яйца, составлявшая около 190 яиц в Европе, увеличилась до объёма, равного примерно 325 яйцам, поддерживая тонкий баланс, гарантирующий, что достаточное количество тлей остается непаразитированным, чтобы гарантировать непрерывность питания паразита. Этот баланс включает в себя сроки времени: «Именно тля определяет время воздействия паразита на популяцию тли. Молодой паразит проводит около 3,5 возрастных периодов, питаясь живой тлей, и еще около четырех - мумифицированной. В сравнении с другими насекомыми, он относительно долго находится в состоянии куколки». Но если бы он тратил на это меньше времени, то имел бы тенденцию уничтожать тлю, а если бы тратил больше, то не мог бы оптимально воспроизводить себя. Таким образом, «паразит максимизирует собственное размножение, не подвергая опасности тлю». Авторы заключают (стр. 534), что их модель раскрывает «общую стратегию [курсив в оригинале] хищничества и паразитизма, которой должен соответствовать даже архихищник [и, можно добавить, архипаразит] Человек». Но, увы, при охоте, например, на крупных китов и на множество других видов, ныне вымерших или почти вымерших, люди не проявили даже интеллекта паразита капустной тли.

Самой капустной тлёй, Brevicoryne brassicae, нельзя пренебрегать, поскольку она развила генетически стабильное матриархальное общество, которое размножается партеногенетически, без самцов вообще. Но вряд ли тля может быть бессознательным идеалом закоренелых феминистских экстремистов, которые пренебрегают первичным принципом уникальности в ее сексуальной форме: прекрасной и взаимодополняющей (то есть не конкурирующей) уникальности женщины и мужчины не только физически и физиологически, но и психологически, и это, наконец, все лучше и лучше понимается.¹¹ Пусть же человечество в ближайшее время усвоит те полезные уроки, которые, как мы теперь видим, так живо преподают нам как непритязательная, крошечная капустная тля, так и ее еще более мелкий паразит Diaeretus rapae.

Плодотворное и глубокое понимание Холлингом устойчивости должно было менее осознанно пониматься физиками-материаловедами и металлургами в концептуально разбавленной форме, когда речь шла об эластичности, которая восстанавливает форму материала даже после длительных периодов времени. Так, о некоторых сталях говорят, что они «эластичны», в то время как обычная резиновая лента таковой не является, в чем каждый легко может убедиться после продолжительного растяжения. Устойчивость — родственное, но более слабое свойство, позволяющее системе возвращаться в равновесие после значительных (хотя и не экстремальных) возмущений.

На мгновение вспомнив идеи главы 4-й, мы можем также сказать об огромной плотности перекрестных ссылок псиглифического языка как о мере его упругого семантического сияния, в смысле его радиальной нелинейности. Идеи Ильи Пригожина также пригодны в контексте устойчивости, как уже упоминалось. Он одним из первых осознал факт нелинейности времени в том смысле, что определенные последовательные колебания в нелинейных динамических системах могут порождать новое состояние и новую пространственно-временную структуру системы. Такие структуры (Пригожин называет их «диссипативными», т. е. рассеивающими энергию) должны поддерживаться негэнтропийно и зависеть от локально генерируемых точек негэнтропии. Они возникают на расстоянии от термодинамического равновесия, достаточном для того, чтобы дать возможность возникать новым формам (равновесие подавляло бы инновации). Такие явления сами по себе могут рассматриваться как макрофлуктуации, и они содержат врожденные индетерминизмы в своей временной эволюции, которые хорошо согласуются с биологическими наблюдениями.

Однако и здесь до сих пор нет объяснения феномену, когда множество различных, но родственных мутаций возникают в правильной последовательности и поддерживаются в длинной и целенаправленной цепи изменений: например, тех, которые необходимы для трансмутации рыбьей чешуи в птичье перо или диффузного зрительного пигмента в высокоорганизованный глаз моллюска, как у наутилуса, осьминога, или кальмара. Для разума тоже до сих пор не имеется случайно возникшего эквивалента, и потому он фактически является антитезой случайности, поскольку оппортунистически использует стохастические элементы для получения высокоорганизованных конечных результатов. Планирование идет так же глубоко, как и случайность, и они связаны, так же, как судьба и свободный выбор (см. раздел 3.16). Таким образом, «случайность» для одной сущности в конечном итоге рассматривается как результат выбора других сущностей. Когда фишки выпали, цель превосходит хаос.

ЭПИЛОГ: НЫНЕШНЯЯ АРЕНА РОЖДЕНИЯ НОВОЙ ЭРЫ

(Первоначально этой главе предшествовали две другие, озаглавленные соответственно "Обзор/перспектива" и "Инструменты хронотопологической актуальности". Их, наряду с уже упомянутой частью главы 3 об EXORcist, пришлось опустить из-за нехватки места. Они выйдут отдельной публикацией, и заинтересованным читателям следует обратиться к издателям.)

Таким образом, возможна целая наука о синхронности и качественном времени с приложениями к социальным контекстам и проблемам. Несколько лет назад мы впервые использовали термин "хронотопология" для обозначения этого исследования связности временных конфигураций. Когда мы поймём время и как желание, и как следствие, мы сможем начать применять динамику хроноэтики, что может привести к обретению оптимального контроля над типами событий в заранее определенные периоды. Исследования мозга могут здесь кое-что предложить.

Еще в 1971 году, в интервью журналистке Майе Пайнс, доктор Джон Хенли из Лаборатории космической биологии Института исследования мозга Калифорнийского университета высказал следующие комментарии, которые уже тогда были научно возможны:

Хронотопология подтверждает, что она точно есть, и указывает как её использовать.
Из квантово-физической природы фундаментальных биоэнергетических преобразований, лежащих в основе работы мозга, сегодня ясно, что мозг является механизмом не более, чем механистична квантовая физика. Неадекватная метафора упрощенной определенности или механизма в этой области устаревает при самом тщательном изучении даже физического мира. Эти исследования в сочетании с хронотопологическим анализом показывают, что физический мир ведет через природу пространства и самого времени в царство нефизической, но физически эффективной реальности¹, барьеры которой мы лишь только начинаем преодолевать в новой главе научного прогресса.

Итак, в лучшем смысле, эта книга должна оставаться незаконченной, незавершённой, если не считать того, что было специально опущено. В этой книге нет ни одного из привычных коленопреклонений перед ожиревшим и устаревшим Цербером. Мы говорим о фанатичном, некомпетентном, и слишком долго укоренявшемся наивном материализме и механицизме, которые проникли в академические круги науки и философии двадцатого века, как о пережитке девятнадцатого, о технологии, ориентированной на жадность и потребление, а не на мудрость или красоту, технологии глобальной цивилизации, которая начала зарождаться в Европе и Америке уже в восемнадцатом столетии и которая сейчас, к счастью, угасает после двухсот лет политико-исторической гегемонии.
Её самая глубокая отличительная черта состоит в том, что её кредо, её религия на практике в значительной степени сводились к антрополатрии:² поклонению людей самим себе как классу — с сопутствующей гордыней настаивать на том, что не может быть ничего действительно значимого, кроме того, что они могли контролировать и воспринимать телесно. Ни одна другая культура в истории не кричала так пронзительно о безосновательном отрицании чего-либо значимого, кроме физического человека, и такое отрицание ни в какой другой период, никогда, не становилось преобладающей философией и точкой зрения почти глобальной, но психологически варварской культуры. Но нынешняя, довольно жестокая арена также подобна яйцу, которое вот-вот расколется под действием кумулятивных, эндогенно генерируемых ядов. Таким образом, борьба на ней означает рождение, а также родовые муки новой эры.

В течение недели после того, как мы написали вышеизложенное, мы получили статью талантливого enfant terrible научной критики Дэвида Берлински. Он дает полезное напоминание³, отмечая, что каждый, кто мыслит, заинтригован разнообразием и возникновением форм в мире природы. «Но, — продолжает он резко, — современный молекулярный биолог по большей части смотрит на организм — на жуков или на бактерии — с тупой аналитической страстью. Его стремление состоит не в том, чтобы понять существо как объект, зафиксированный в области пространства и торжественно или мрачно движущийся во времени, а в том, чтобы сорвать его рутинные проявления — его характерную правильную форму — для того, чтобы добраться до основного и более фундаментального. Молекулярной структуры, которую он по своей тупости воображает, управляющей всей работой снизу. Это редукционизм, грубый, но яростно энергичный цветок философии современной науки».

Во всех ложных разновидностях редукционизма отсутствует жизненно важная фраза praeter necessitatem — «если нет необходимости» (по причине реальности) — из знаменитого правила Уильяма Оккама, называемого бритвой Оккама: Entia non sunt multiplicanda praeter necessitatem — допущения не следует умножать без необходимости. Против чего, очевидно, ей предостерегают, так это против «необходимого умножения гипотез. Но что менее очевидно и, возможно, более важно, так это то, что бритва Оккама также логически запрещает сведение гипотез к точке, где они неадекватны для объяснения имеющихся явлений и реальностей, то есть «необходимости» в заповеди Оккама.⁴

Эта последняя и более тонкая ловушка в общем и целом осталась незамеченной в слепом нападении на несостоятельную философию случайного механизма, выдающего себя за универсальную систему объяснения. Вдобавок к несостоятельности, ее сторонники не знали, что их наивное представление о «материи» было дискредитировано во всех передовых физических лабораториях мира с начала двадцатого века. Квантовая теория Планка, открывшая новый взгляд на гораздо более глубокую природу того, что мы называем «материей», была впервые провозглашена в последнюю неделю перед началом века, в 1899 году, и радикально новая концепция материи была полностью запущена к 1920-м годам.

Наивный, ложный, но психологически укоренившийся редукционизм проник во многих талантливых писателей-фантастов, явив дополнение к бритве Оккама: словесная легкость и ясность мышления не имеют необходимой связи. Средний читатель слишком часто верит даже в вопиющие заблуждения, когда они невидимы благодаря искусной словесной паутине, сплетенной во многом подобно той, которую плетут апологеты догматической религии или тиранической идеологии, хотя у последних нет оправдания невиновности.
Одаренный автор научной фантастики Итало Кальвино⁵ почти прозревает сквозь собственную паутину, когда пишет в рассказе «Митоз» (говорит одноклеточное существо): «Каждая из этих нитей… или хромосом имела особое отношение к какой-то характеристике клетки, которой был я. Теперь я мог бы попытаться сделать несколько рискованное утверждение и сказать, что я не что иное, как сумма этих нитей или линий... утверждение, которое можно оспорить из-за... нервозности человека, который знает, что у него есть все эти линии, он есть все эти линии, но также знает, что есть что-то, что не может быть представлено этими линиями, а затем наступает предсмертная агония, которая торжествующе обрушивается, потому что жизнь уже где-то в другом месте». К сожалению, он не совсем понимает этого, потому что «другое место» он редуктивно понимает физически, как результат митотического деления.

Лучшее, что он может сделать с проблемой смерти, — это с нетерпением ждать, как в его рассказе «Смерть», «машин, которые воспроизводят себя через скрещивание мужских и женских сигналов, заставляя новые машины рождаться, а старые умирать. ... Финал, который не завершается,... сеть слов... где машины могут говорить, обмениваться словами, из которых они построены... . Поколения машин, возможно, лучшие, чем мы будут жить дальше. ..» — совершенно невинный в непоследовательности и неадекватности, которые влечет за собой использование им слова «жить». Такая философия, конечно, неизбежно ведет через черный юмор или иронию к меланхолии, и Кальвино в своем рассказе «Море крови» наконец видит человеческую смерть как "всего лишь бесконечно малую деталь..., число в статистике аварий за выходные.” Вот вам и пример апологетического редукционизма, даже несмотря на то, что его защищает прекрасный интеллект.

Похожий случай произошел в личной беседе автора с известным этологом Конрадом Лоренцем в доме последнего в Баварии в конце 1960-х гг. Хотя его главной специализацией является поведение животных, он получил образование врача, иезуита и дарвиниста — интересное сочетание.

После обеда Лоренц отстаивал широко распространенное мнение о том, что человеческий интеллект происходит от нейронов или нервных клеток мозга. В ответ я спросил его, не согласится ли он как врач и зоолог, что наши белые клетки или лейкоциты, защитники и поглотители нашей крови и лимфы, на самом деле являются специализированными амебами или одноклеточными животными, принадлежащими к примитивному отряду простейших. Он, конечно, согласился. Затем я спросил, не согласится ли он также с тем, что нейроны с их ядрами, аксонами и дендритами являются еще более узкоспециализированными амебами, с ложноножками, почти фиксированными и стационарными в форме дендритов и аксонов, выходящих из протоплазмы каждого нейрона в характерных формах по мере созревания клетки. На этот раз, после более продолжительной паузы, Лоренц тоже согласился. Итак, продолжил я, дарвинизм говорит нам, что собаки менее разумны, чем люди, моллюски менее разумны, чем собаки, а простейшие еще менее разумны, чем моллюски, — «эволюция» шла от более низких к более высоким уровням организованной жизни, согласно принятой доктрине. Но, заметил я, тогда ваш дарвинизм противоречит вашей же теории об источнике человеческого разума, ибо дарвинизм не может без внутреннего противоречия допустить, что разум человека может быть разумом простейших.
В этот момент дочь Лоренца, которая тоже присутствовала, хотела сменить тему. Но ее отец, к его чести, мужественно упорствовал и не бежал с поля боя. «Так устроены нейроны», — предложил он в качестве решения дилеммы. «Но, — возразил я, — не имеет большого значения, как вы расставите дебилов в комнате, если речь идет об их совокупном интеллекте; и, прежде всего, такая организация и/или аранжировка предполагают наличие аранжировщика. Конечно, если бы у вас был разумный оператор, направляющий этот коммутатор дебилов на выполнение разумных задач, у нас было бы решение. Но, согласно заявленной вами точке зрения, в человеческом теле нет сущности, управляющей им, и предполагается, что весь разум происходит от нейронов».
Лоренц не нашел ответа, и мы сменили тему разговора. Что оставалось ясным, так это то, что теория о том, что нейроны являются источником человеческого интеллекта, логически не заслуживает доверия. Такое неприемлемо невероятное предположение также должно доказывать, что большая группа точно расположенных кремниевых чипов (которые, следует отметить, являются лишь очень грубыми аналогами нейронов) не только сами себя изготовили, но затем превратили себя в компьютер, схему, программирование и всё такое, причем вся эта уже фантастически невероятная операция, к тому же, как утверждается, произведена незапланированной, случайной деятельностью! Как известно, это не только совершенно абсурдно, но и совершенно неверно. Кремниевые чипы не изготавливают сами себя и не превращаются в компьютеры. Люди с острым пониманием того, что они планируют сделать, делают все эти чипы для себя.

Экспоненциально усугубляя предыдущий абсурд: мы часто слышим совершенно глупое утверждение, что интеллект млекопитающих может быть результатом «самоорганизации» нейронов. Сам термин «самоорганизация» является здесь разоблачением ловушки зацикленного рассуждения, поскольку именно такая самоорганизация должна быть доказана в первую очередь, а не просто наивно утверждаться с жалким догматизмом перед лицом подавляюще высоких шансов на обратное, и несмотря на такой же подавляющий вердикт всего другого опыта. Сложный и адаптивный дизайн, ориентированный на будущие события, для начала требует разума. Это основная аксиома логического здравомыслия, которой опасно пренебрегали более поверхностные представители науки в девятнадцатом и двадцатом веках. Тем не менее, каждый компьютерный дизайнер знает её.

Кроме того, из дискуссии с Лоренцем выяснилось, что в нас есть что-то, что может быть биофизически эффективным через нейронные преобразователи, но само не быть биофизическим по своей природе. Выводы о наличии такой категории реальности дополнительно подтверждаются авангардом квантовой физики, которая продемонстрировала, что пространство, лишенное материи или излучения (и, следовательно, по определению нефизическое), тем не менее обладает внутренней энергией и может быть физически эффективным. Такая категория нефизической, но физически действенной реальности является тем, что также связано с эффективностью времени и связанных с ним флуктуаций качественных энергий. Другими словами, то, что сегодня в большинстве работ — даже в психосоциологических — называется материей, — все еще является плодом слишком упрощенной гипотезы девятнадцатого века, позже опровергнутой в горниле опыта и наблюдений. Конечная материя протонов, электронов и света теперь предстаёт упрямо «нематериальной» в том вполне определенном смысле, что сама эта материя не является ни протонами, ни электронами, ни светом. То есть основа их происхождения не является ни одной из трёх стабильных составляющих, на которые вся материя может быть разложена при соответствующих условиях, но гораздо больше похожа на «вакуум» или, столь же парадоксальный плод нашего невежества - «пустое пространство». Таким образом, истоки материи, прослеживаемые до самых отдаленных уголков, в конце концов ведут к другому порядку реальности, который не является материей, как мы её воспринимаем посредством наших чувств, или как она устроена сейчас.

То, что некоторые ученые должны чувствовать угрозу из-за таких прямых следствий своих собственных экспериментов, естественно, учитывая квазитеологические догмы бессмысленного рандомизма и механицизма девятнадцатого века, господствовавшие в двадцатом. Но некоторые взгляды совершенно не имеют отношения к нашему продолжающемуся пониманию вселенной, гораздо более глубокой, чем можно постичь через такие поверхностные догмы, учитывая их упущенные предпосылки, исторически наивные до такой степени, что ни одна из предшествующих культур никогда не одобряла их в господствующем мировоззрении.

Все эти относительно недавно полученные факты о сути нашего мира, которые были открыты в основном в первой половине двадцатого века, оставили после себя глубокую тайну, усиленную исследованиями гравитации и связанную с ней, как с по меньшей мере еще одним измерением пространства, помимо трех известных нам, — все это, конечно, в дополнение ко времени, которое столь фундаментально отличается от пространства любого измерения. Этот последний факт легко понять, если мы понимаем, что для того, чтобы объекты двигались или перемещались в любом пространственном измерении, каким бы высоким оно ни было, требуется время. Таким образом, благодаря тому же пониманию, время вообще не рассматривается как пространственное измерение, и феноменология нашего повседневного опыта подчеркивает этот вывод.

Материя далека от того, чтобы иметь характер бильярдного шара, теперь известно, что она гораздо больше похожа на природу света и излучения в целом, включая как электромагнитные, так и гравитационные волны. Поддерживающей средой таких волн также считается само пространство — так называемое «вакуумное состояние» квантовой физики, быстро опровергающее свое название и демонстрирующее мощную структуру и собственную внутреннюю энергию иного порядка реальности, являясь нефизическим, но физически эффективным. Присущую пространству энергию сегодня можно измерить в лаборатории как «энергию нулевой точки вакуума». Но, такие измеренные энергии кажутся лишь очень малой долей потенциальной, еще непроявленной энергии.

Материализм девятнадцатого века, все еще продолжающийся в двадцатом, кажется неадекватным. В свете достаточно точного логического понимания и новых открытий, наивно-механистический материализм бильярдных шаров, который анахронически все еще тиранизирует большую часть преподаваемой биологии, психологии и социологии, просто дискредитируется с научной точки зрения и больше не может безнаказанно повторяться в научных трактатах, достойных этого имени. И всегда находятся те, кто говорит, что они уже так не думают, а на самом деле думают именно так. Такие регургитации сегодня не только безмотивны, но и неверны, и здесь они не фигурируют. С другой стороны, следствия самых передовых научных исследований, к счастью, выводят из таких тупиков и, таким образом, позволяют рассматривать тонкий, но повседневно эффективный предмет этой книги в эмпирических и феноменологических терминах. Время пришло.

Подводя итог, интересно отметить, что самая изощренная форма физической науки — квантовая теория, — которую создала эта цивилизация, была вынуждена чисто лабораторным опытом отвергнуть именно некоторые из наиболее распространенных и расплывчатых предположений ее собственной культуры, а именно — ложные концепции материи в механистических терминах и происхождения жизни и разума из такой материи. Ибо передовая физика обнаружила, помимо других поразительных фактов, что свет и материя на самом деле являются взаимозаменяемыми сущностями: что так называемое «пустое пространство», лишенное как материи, так и излучения, по-прежнему обладает огромной внутренней энергией, действительно необходимой для поддержания всей физической вселенной. Таким образом, в основе физики лежит, как и всегда, за пределами как природы, так и человеческой природы, Тайна... И, как всеохватывающая научная гипотеза, случайный механизм растворяется в забвении превзойдённых заблуждений.

Самые большие заблуждения человечества — это, конечно, его психологические и эмоциональные заблуждения. В связи с этим вспоминается фильм «День, когда Земля остановилась», выпущенный в 1951 году компанией Twentieth Century Fox и написанный Эдмундом Х. Нортом по рассказу Гарри Бейтса. Как я заметил в телевизионном повторе в июне 1980 года, последние слова главного героя Клату (Майкл Ренни), который говорит их, стоя рядом со своим безмолвным, но могучим роботом Гортом, звучали так: «Вселенная становится всё меньше с каждым днем, и угрозы агрессии или угнетения со стороны какой-либо группы в любом месте более недопустимы. Необходима безопасность для всех, иначе никто не будет в безопасности. И это не означает отказа от какой-либо свободы, кроме свободы действовать безответственно. ... Следуйте своему нынешнему курсу и столкнитесь с уничтожением. Будем ждать вашего ответа. Решение остается за вами». Эти слова указывают на одну из главных загадок исторического времени, обсуждаемую в главе 5-й. Если посвятить себя достаточно глубокому пониманию, то эпоха, которая сейчас зарождается и бурлит, должна породить несколько радикально отличающихся способов смотреть на вещи, и все они проистекают из самой логики того факта, что никакое количество случайных субформ или механически определенных процессов не может объяснить творческое осознание, которое мы переживаем в себе самих, и которое затем используем для объяснения природы. В самом деле, сам процесс объяснения (совершенно отличный от простой рационализации) бесконечно выходит за пределы любой механистической системы, и эта точка зрения снова оказывается безнадежно неадекватной. К счастью, наступает новая эра более глубокой науки. Наше дело — создавать будущее, лучшее чем наши воспоминания.

Конец

Примечания

Глава 6:

1. Техники и методы, конкретно реализующие эти приложения, сами по себе требуют целой книги (уже запланированной под названием "Хронотопологические методы и
техники"). В этой главе в основном рассматривается концепция контроля.
2. Вероятно, происходит от противопоставления аппаратного обеспечения программному обеспечению в информатике, где эти термины более уместны, поскольку здесь "мягкий" означает в первую очередь гибкий и многозначный.
3. Глава 5 указала на важный урок, который, к сожалению, еще не усвоен. Все, что вытекает из этого значения, лежит в основе и в конечном итоге определяет результаты даже тех примеров хроносистемных отношений, которые кажутся сравнительно несущественными. Императивы и прогнозы, изложенные в разделах 3.37-3.38, также тесно связаны с этим уроком. Великая и трагическая проблема человеческой истории, человеческого развития во времени, заключается в том, что повседневная основная деятельность большинства людей не выражает их собственной натуры. Глубокое разочарование, возникающее таким образом, может проявляться только как социальное недовольство, всегда быстро используемое этими больными и опасными паразитами - беспринципными захватчиками власти, которые всегда нуждаются в этом, чтобы скрыть от самих себя ложным образом свое собственное презрение к тому, что они делают. Даже такие люди, если они, наконец, посмотрят в лицо самим себе, увидят свою психологическую несостоятельность и неудачу в развитии. Ленин на смертном одре сказал своему старому другу и доверенному лицу, венгерскому священнику Бодо: "Я ошибался. Несомненно, это было необходимо для освобождения угнетенных масс, но наш метод только спровоцировал другие притеснения и ужасные массовые убийства. Вы знаете, мой постоянный кошмар - чувствовать, что я тону в океане крови этих бесчисленных жертв. Чтобы спасти нашу Россию - но теперь уже слишком поздно - понадобились бы десять таких, как Франциск Ассизский" [150].
В пренебрежении существованием человечества в системе - отношение к людям может принимать более прозаические, но столь же ошибочные формы. Так, в 1977 году при обсуждении лекции Стивена Смейла "Некоторые динамические вопросы математической экономики" [78, с. 115], двумя участниками дискуссии (Фуксом и Кирманом) был поднят вопрос о том, что в модели Смейла возникли серьезные проблемы из-за того, что он не учел тот факт, что "ожидания относительно будущих цен играют важную роль". В ответ Смейл совершенно честно признал, что его модель была дефектной, т.е. что ее пришлось бы "переделать" и что его условия "требуют существенных изменений", если принять во внимание этот основной факт о времени и поведении человека. Именно по этой и другим причинам название ("Математика времени") публикации, на которую ведёт ссылка с воспроизведенной фотографией, вводит в заблуждение, несомненно, предложенное не ее талантливым автором, а каким-нибудь рекламным агентом издательства, поскольку, несмотря на свои достоинства, книга мало или вообще ничего не рассказывает о природе времени и было бы правильнее назвать её "Некоторые работы по динамике и динамическим системам". Тот же недостаток фактической информации о природе или режиме работы времени, тем более, применим к множеству более поверхностных компиляций (например, Дж. Уитроу или Дж. Фрейзера). Мы рады сообщить, что Лия Пригожина идет гораздо дальше, например, стр. xii-xiii и далее, в своей книге "От бытия к становлению" (Фримен, Сан-Франциско, 1980), которую мы уже обсуждали.
4. Говоря об оптимальных тональностях и, следовательно, гаммах, я обнаружил, что, помимо 12 тонов хроматической гаммы, существует только еще одна музыкально удовлетворяющая гамма, одна из 22 следующих нот (доли, обозначающие соотношение частот между основным тоном "1" и его октавой "2"): 1, 25/24, 16/15, 10/9, 9/8, 32/27, 6/5, 5/4, 32/25, 4/3, 25/18, 7/5, 36/25, 3/2, 25/16, 8/5, 5/3, 27/16, 16/9, 9/5, 15/8, 48/25, и 2. Эта 22-тональная шкала, как и хроматическая, может быть темперирована, и ее интервалы в любом случае более естественны, чем интервалы любой 24-тональной шкалы. Музыкант и эксперт по изготовлению старинных и современных инструментов Гоа (Джордж) Аллоро из музыкальной группы ARTHEA в Грассе подтвердил это сравнение после того, как я в качестве эксперимента дал ему 22-тональную шкалу.
5. Старина Якоб почувствовал ту же силу, которой дышат строки Шекспира: "Какая инкрустация на небе!
Сияют ярко-золотые вставки,
Нет звёзд отдельных – только их движенье,
Как будто это ангельское пенье
Невинным детям с юными глазами.
Живёт гармония в бессмертных душах,
Да слышать мы её не можем, если
Она покрыта ветошью убогой." (перевод В. Чистякова)
6. Аналитик экологических систем Ч. С. Холлинг эмпирически подтверждает озвученную нами хроносистемно важную концепцию уникальности (включающую индивидуальность, но выходящую за ее пределы). Он отмечает (в книге "The Director's Comer", Options, IIASA, Лаксенбург, Австрия, весна 1982 г., стр. 20) "ключевую роль отдельных личностей", добавляя, что "IIASA сосредоточился в основном на проблемах национального и глобального масштабов. Однако иногда в этой перспективе теряется личностный элемент, столь важный для решения любой реальной проблемы, независимо от масштаба". Одна из полезных функций таких людей в управленческом и политическом контексте, заключает он, состоит "в общении, взаимодействиях, создании необходимых условий для общения, чтобы выявлять конфликты и разряжать их.... [Таким образом] возможно сделать паузу, прежде чем будет достигнута некоторая точка невозврата, достаточно долгую, чтобы наши адаптивные рефлексы сформировали реакцию на изменения. "Мы подчеркиваем, что этот процесс сильно отличается от карикатуры на слишком часто неразумно восхваляемый и, в крайних случаях, сознательно изучаемый максимальный некоммитализм, который на практике заканчивается тем, что становится не только максимально лицемерным, но и совершенно бесполезным для спасения системы от острых или хронически опасных проблем."
7. Краткое изложение И. Сигела и Н. Глейхера, профессоров иммунологии Медицинского колледжа Раш, Чикаго.
8. В препринте статьи, опубликованной в апреле 1983 года, математический системный аналитик Джон Касти остро отмечает (стр. 43), что "хорошо управляемую систему [например, естественную экологию до невежественного и эксплуататорского вмешательства человека. - К.М.] можно привести к колебательному или даже хаотическому поведению путем введения законов управления неподходящей структуры. Эта возможность особенно коварна в ситуациях, когда закон управления выбирается для оптимизации некоторого критерия эффективности [например, экономической выгоды. - Ч.М.] без уделения должного внимания его возможным побочным эффектам, приводящим к бифуркации".
Касти завершается этот поучительный отрывок соответствующим наблюдением о том, что беспорядок может быть ожидаемым результатом таких неверно понятых попыток контроля, и приводит математический пример. Но этот принцип простирается гораздо дальше математического формализма и глубоко проникает в психологию и наше фундаментальное предостережение, которое мы уже обсуждали: необходимость уважать индивидуальные сущности и особые ситуации.
Что касается вопроса о бифуркации, то есть важный момент, которого еще нет в литературе только потому, что он еще не реализован. То есть важность в природе асимметричных во времени гетероклинических бифуркаций. До сих пор рассматривались только симметричные разновидности, а также, конечно, гомоклинические разновидности, которые возвращаются в одну и ту же стационарную точку независимо от того, прослеживаются ли они в будущее или в прошлое.
Хорошим примером симметричных гетероклинических траекторий являются определенные значения уравнений, впервые предложенных математическим метеорологом Э.Н. Лоренцем в 1963 году в журнале "Наука об атмосфере" и с тех пор изучаемых многими специалистами по топологической динамике; а компьютерные диаграммы для симметричных гетероклинических орбит, полученных по Лоренцу, приведены Колином Спарроу в его уравнениях Лоренца (Спрингер, Нью-Йорк, 1982) на страницах 166 и 169, с полезной сводной диаграммой на странице 229. Такое поведение математически отражает ситуации, подобные ДНК-РНК по отношению к белкам аминоацилтрансферазы - каждый из них является источником или необходимым условием для другого, образуя, таким образом, две стационарные точки, которые взаимно ведут друг к другу.
Тем не менее, такие системы могут представлять собой только "текущие проблемы" - так сказать, насосы в рабочем состоянии, - а не процесс запуска или заправки насоса. Природа, однако, когда прослеживаются истоки, демонстрирует несимметричные временные процессы и, следовательно, (пока еще не изученный) феномен асимметричных гетероклинических траекторий. Мы рекомендуем их изучение в качестве следующего этапа в развитии теории бифуркаций. Даже простое уравнение y = Г (t) не симметрично во времени. Процессы природы, по отношению к происхождению, никогда не бывают симметричными; и именно в этом заключаются ее величайшие секреты.
9. Включая универсальное свойство волн по отношению к их среде, которое должно быть, но еще не было положено в основу какой-либо общей волновой теории: отношение плотности упругой энергии по объему, E/V, к плотности инерции m/V, когда оба взяты в соответствующих единицах измерения, измеряет квадрат скорости распространения волны в среде, этот квадрат также является произведением фазовой скорости и групповой скорости. Таким образом, для электромагнитных волн, используя векторы Пойнтинга и Пуанкаре для E / V и m / V, мы имеем

, демонстрирующее, что это теперь стандартное уравнение возникает не из каких-либо релятивистских предположений как таковых, а из волновой природы всего электромагнитного обмена энергией. Таким образом, E = mc2 является следствием теории Максвелла, поскольку запаздывающие потенциалы вытекают из конечной скорости света.

Эпилог:

1. Концепция, между прочим, подразумевающая, что существуют типы формуемой субстанции, отличные от известной нам атомной материи, и обладающие соответственно различными возможностями.
2. Пытаться создать чисто "социальную" и "гуманистическую" религию - все равно что пытаться создать сферическую поверхность без трехмерного пространства. Как бы вы ни старались, такая поверхность может быть только плоской, хотя некоторые могут обманчиво затенить ее, чтобы создать впечатление сферы. Таким образом, наши традиционные антропоцентричные "религии" двадцатого века превратились в плоские, безвкусные и поверхностные институты, лишенные глубины, как интеллектуальной, так и эмоциональной.
3. В монографии, которую Морис Нива, руководитель Института теории
программирования Парижского университета, назвал "необходимой по причине того, что она призывает нас к плодотворному смирению" (The Rise of Differential Topology, Inst. Publ. No. 80-33, July 1980,, стр. 33-34).
4. Более глубокая точка зрения, рассматриваемая в главе 5, естественно, относится к числу тех необходимых условий, которые, в свою очередь, требуют оптимального углубления научных предположений и последующего объяснения.
5. Оригинальный итальянский текст был опубликован в 1967 году издательством Einaudi в Турине, а английский перевод Уильямом Уивером в 1969 году в совместном издании в твердом переплете Джонатаном Кейпом из Лондона и Harcourt, Brace & World из Нью-Йорка, а также в мягкой обложке Macmillan Collier в 1970 году.

Автор: Чарльз Мьюзес, магистр искусств, доктор философии, 1985

Перевод: Инвазия , 14.06.2022 / 01. 12. 2023