Исследование работ ДИОНИСИЯ АНДРЕАСА ФРЕЕРА, заложившего фундамент философской традиции ЯКОБА БЁМЕ. Глава 5

Глава V. СЕМЬ СВОЙСТВ КАК КЛЮЧЕВОЙ ПРИНЦИП ОБЪЯСНЕНИЯ

Нет более спорной и менее понятной темы в рассуждениях Бёме, чем его концепция семи действующих свойств (Eigenschaften) всей природы. Временами критика была жёсткой до отрицания смысла того, к пониманию чего оказалась не готова. Литература о Якобе Бёме и его трудах, хотя и началась, незадолго до его кончины (1624), бесцеремонной язвительностью недалёкого Грегори Рихтера, продолжилась не только не ослабевая, но и увеличиваясь в размерах, пока не приобрела значительный объем. Несмотря на то, что большое количество опубликованной литературы отражает постоянный интерес к мысли Бёме, она даёт не слишком много для сущностного разъяснения его идей, (1) особенно в том, что касается семи свойств.

Второй по важности и фактическому объему текста после объяснения позиции Бёме насчёт происхождения и природы зла является трактовка Фреером семеричности природных функциональных сил, проходящих через, и наполняющих собой, всё сущее. Фреер хорошо понимал, что эти две темы — происхождение, природа и трансмутация зла, а также генезис и действие семеричного источника всякой дифференциации и активности - являются ключом к философии Бёме, а их взаимосвязь - сердцем его органически единых метафизики и этики. Примерно треть работ Бёме связана именно с семью свойствами, а большая часть его работ - с одним или несколькими примерами их применения. Отодвигать этот вопрос на второй план (2) - обскурантизм. Разьяснения Фреера почти полностью посвящены двум вышеупомянутым главным темам; и, зная только работы Фреера во всей их обширности и деталях, никто, опять же, не мог предположить, что семь свойств - это не что иное, как своего рода терминология Бёме, или некая сингулярная побочная линия, или цикличная параферналия его философии, или что их нельзя не понимать фундаментально. Но дело в том, что Фреер именно так и понимал их, и каждый квалифицированный ученик Бёме (как, например, Джон Эллистоун, способный переводчик "Signatura Rerum" на английский) должен был их так понимать, и понимал.

Были предприняты неудовлетворительные попытки, довольно часто повторяющиеся в ходе критики Бёме, рассматривать семь свойств как некий, по общему признанию, постоянный, но неудобный придаток к его мыслям (3), без малейших попыток целостного взгляда, - а философия Беме не что иное, как органичное единство. Ещё меньше было предпринято настойчивых и серьезных усилий, за единственным исключением Фреера, продемонстрировать, как набор "разветвляющихся свойств" Бёме доминирует и приводит к пониманию целостности его мышления, включая очевидность связи и взаимоотношения между его метафизикой и этикой - связи, которая со времён Сократа является отличительной чертой философии. Мы уже отметили (4) один пример этой взаимосвязи, а именно прямое воздействие возникновения зла на природу (5), который в самом общем смысле означает, что зло было поводом (а не причиной) существования нынешних миров такими, какие они есть. По мнению Бёме, тот факт, что любовь продолжала действовать, несмотря на дочеловеческое и общечеловеческое зло, является действенной причиной мира, каким мы его знаем, мира, который остается загадочной путаницей до тех пор, пока мы не научимся распутывать нити страдания и сострадания до их начал.

Осознание второй существенной связи между метафизикой и этикой Бёме основывается на рассмотрении семи свойств, которые, поскольку они являются функциональными формами любой действующей силы, выражаются как физически, так и психически, объединяя в единое мировоззренческое целое области как физики, так и психологии. Фреер в своих объяснениях бёмевской семеричности (6), краткое изложение которых мы здесь приводим, изо всех сил старается исключить и исправить любое представление о произвольности в отношении "семи". Этот вопрос, по большому счету, не был четко рассмотрен в комментариях к Бёме, но были сделаны туманные предположения о том, что Бёме просто бессистемно позаимствовал это число из предшествующей алхимической мысли и из Апокалипсиса. Отсутствие определенности в отношении обоснования выбора Бёме именно такого количества свойств стало еще одной причиной того, что комментаторы игнорировали их настолько, насколько это было возможно в той схеме, где они становятся первостепенными во всех процессах и анализах.

В важном фрагменте "Иммануил" (AMS 1117) и в пятой из 5 Conf. (BМS 5785), куда включена большая часть "Иммануила", Фреер обращается к исследованию произвольной природы ряда форм естества у Бёме. Семь можно рассматривать как тройку, единицу и снова тройку, отмечает Фреер в своих комментариях, тем самым лишь подчеркивая очевидность того, что Бёме многократно объяснял.
Но это больше, чем дополнение. Это развитие, или, лучше сказать, трансмутация. Ибо последняя группа из трех может быть проявлена центральным единством только через посредство первых трех, которые являются их потенциальностью и в некотором смысле их высшей трансформацией через единицу. Далее, двойственная тройка - это всего лишь переживание в буквальном этимологическом смысле обращения вовне (то есть к явному проявлению) центральной единицы. Таким образом, в этом смысле последние три являются первыми тремя, и эти объединенные три также являются выражением единого, подобно тому, как три точки требуются для определения окружности, которая, в свою очередь, является проявлением ее центра. Однако, прежде чем эта символическая метафизика Бёме сможет быть должным образом оценена, нам необходимо узнать ещё кое-что о самих семи формах.

Поскольку их трансмутация и взаимодействие являются основой всех активно поддерживаемых сил, а следовательно, и всех форм, а также великого процесса, лежащего в основе всех процессов, их можно назвать семью формами, а также семью свойствами; и Бёме тоже называет их так (т.е. Gestalten). Их психологическое применение, возможно, наиболее легко понять, хотя существенных различий в уместности, обусловленных принадлежностью к разным уровням применения, не существует.
Так например, синий - холодный, спокойный цвет; красный - возбуждающий, горячий цвет. Лед кажется сине-белым, а огонь - красноватым. Но это не потому, что синий "холодный", а красный "горячий"; скорее, синий психологически холоден, а лед физически голубоват по той же основной причине, благодаря которой красный психологически горяч, а огонь физически красноват. Одна и та же причина в обоих случаях заключается в том, что каждая пара — огонь, красный, и лед, синий — представляет собой выражение на двух различных уровнях переживания одной и той же комбинации природных свойств или сил в действии. Мы возвращаемся к описанию семи.

Первая форма, называемая "Сатурн", описывается как жёсткая и твердеющая, потому что она вяжущая, и она вяжущая, потому что центростремительная. Это первичность в онтологическом смысле (7), потому что это сам импульс к субстанцированию и формированию путем втягивания и уплотнения вокруг выбранного центра. В человеке это чувство самости, которое в своем лучшем выражении означает творческую индивидуальность и характер, а в худшем - эгоизм и боязливое самосохранение. В этом последнем смысле именно благодаря первому свойству природы мы боремся за сохранение даже наших изъянов - если и когда мы отождествляем себя с ними, - до той мыслимой степени, в какой фактическое саморазрушение в лучшем смысле было бы результатом намеренного самосохранения в худшем смысле. Благодаря своей неизбежной центростремительности Сатурн притягивает к нам и закрепляет то, что мы создаем и желаем сделать своим центром, наделяя нас атрибутами того бога, которому мы наиболее активно поклоняемся. Это "Мы", эта воля и выбор — сила тайно сияющего четвертого свойства (Солнце), из которого на самом деле и проистекает суть семеричного процесса и семеричной силы - сила самой свободной Воли, обретающей подобие любой из стадий, которой дух человека достигает в процессе эволюции желания.

То, что Беме назвал семь свойств природы именами планетарной семерки (например, Сатурна и Солнца, о которых мы уже упоминали), имеет довольно мало значения с философской точки зрения его учения, скорее, более разъясняет его. Ибо для Бёме — как указывает Фреер — небесные тела нашей Солнечной системы были всего лишь наиболее очевидной демонстрацией проявления в физическом мире различных свойств:
"Мы наблюдаем семь форм, как в вечной, так и во внешней природе; ибо внешнее проистекает из вечного: древние философы дали названия семи планетам в соответствии с семью формами природы; но тем самым они дали понимание еще кое-чего: кроме семи звезд, - семеричности свойств, порождающих все сущности - в Бытии всех сущностей нет ничего.” (Sig. Rer., 9:8) (8 )

Более того, они были наиболее очевидными наблюдаемыми и поддающимися расчету примерами. И поскольку семь режимов функционирования действовали повсеместно, в постоянной умозрительной синхронизации изменяясь по всей природе, можно было составить карту состояния форм и их комбинаций во всех других областях природы путем изучения их планетарного проявления, рассматриваемого как постоянно синхронизированный набор идентично изменяющихся сигналов изменяющихся тенденций, обеспечивая, таким образом, топографию времени.
( См. Freher, BMS 5V75-6, 5786, 5768-72; и Бёме, практически любая работа, в частности, "Тройственная жизнь", гл.9-13; Sig.Rer., гл.4 и 9, также 13:5, 15:42, 16:5.)

Тот факт, что расположение и конфигурация этих тел, согласно философии Бёме, во времени созвучны темпераментам и превратностям судьбы живых существ, не вызывает удивления, поскольку семь свойств, где бы они ни проявлялись, являются одними и теми же семью во всех их проявлениях.
Следовательно, совокупная активность во всех формах бытия должна представлять картину синхронизации - это эффект, обусловленный не столько какой-либо внешней сложностью глубинного устройства, сколько простой идентичностью первичных элементов на всех уровнях проявления.

Вторая форма (Меркурий) является прямым результатом стремления к свободе вопреки ограничениям, налагаемым Сатурном (10), и проявляется как эгрессивная и, следовательно, разделяющая, центробежная тенденция - вечное бегство от неподвижности. Вторая форма проявляется в мыслящем уме в роли постоянно вызывающего разногласия анализа и в постоянной вовлеченности ума в наблюдение, рефлексию и бесконечные пути возможных ассоциаций.

Третья форма (Марс) возникает в результате противостояния первых двух и может быть уподоблена вращающемуся колесу, которое само по себе представляет собой соединение центростремительного и центробежного импульсов. Это вращающееся колесо желания и воли к реализации, постоянно направленное к какой-либо цели, различаемой через вторую форму и заставляющее одновременно подчиняться силам эгоцентризма и самоотчуждения (первое свойство). Как только это желание возникает, оно прорывается в решении - в действии - как возрождённое в четвертом свойстве (11), которое выражает силу самого мирового Духа, центральную точку Огня Сознания в индивидууме, который может гореть как в любви, так и в эгоизме, этот решающий прорыв- конечный момент во всем процессе семёрки, Бёме сравнивает с грохочущей вспышкой, со взрывом. Это взрыв Свободного Духа во времени, с точки зрения выбора. Солнце тоже, как и все остальное, имеет свою естественную реакцию.

Достижение желания, даже кратковременное, приносит определенную радость и гармонию (пятая форма, Венера). Пятое свойство активно в любом типе создания гармонии, от истинного разрешения конфликтов до миражного рая несбыточных надежд. Однако даже мгновенное или мимолетное появление желаемой цели приводит через созданную гармонию к песне радости (12) в шестом свойстве, к состоянию самовыражения, природа и глубина которого, конечно, соизмеримы с масштабом первоначальной цели. Это самовыражение, более полное самовосприятие и последующее понимание являются характерной активностью шестой формы (Юпитер).

Седьмая форма (Луна) в некотором смысле антиклимактична, поскольку дает воплощение всем остальным, точно так же, как четвертая была оживляющим их Духом.(13) Относительно своего непосредственного места в семеричном процессе, седьмая форма связана с окончательным свершением конкретной реализации, должным образом следуя за шестой. Но возможно и общее применение, поскольку общая функция Луны - это потенциальность, а функция Солнца - первичная активация, и то, и другое фундаментально необходимы для актуализации. Поучительно также рассматривать Луну как предшествующую Сатурну, последний является реакцией на нее, помня, что Бёме неоднократно говорит нам, что семерка - это полоса или кольцо функций. Таким образом, Луна - это качество абсолютной практичности, в то время как Сатурн подходит для разделения и использования. Луна уступает и отдыхает, Сатурн работает. Луна позволяет, Сатурн сопротивляется. Напоминая о важном моменте, отмеченном в примечании № 5, это позволение может быть простым оставлением или безмятежным отречением, может быть состраданием или просто бессилием, слабостью. Символизируя парадоксально пассивную силу абсолютной потенциальности во всех контекстах, Луна может рассматриваться как самая глубокая из всех семи форм по своим психологическим нюансам.

Эти семь - характерные виды активности, каждый из которых направлен на достижение характерных целей, и все они функционально связаны в общем процессе взаимного пробуждения и раскрытия. Эти фундаментальные цели, с помощью которых всё поддается анализу, мы можем понимать как элементы действия, различные множащиеся комбинации которых определяют природу всех возможных процессов, видов деятельности и сущностей. Они являются элементарными энтелехиями мира. Эти изначальные цели и элементы всякого действия, как бы то ни было, влияют предоминантно и никогда изолированно.

Таким образом, во всем присутствуют семь, поскольку от их взаимного взаимодействия зависит вся остальная деятельность; но они не встречаются в равной или одинаковой степени во всех вещах, - и "сигнатурой" чего бы то ни было, используя термин Бёме, является точная конфигурация отличий в относительно сильные стороны каждого из содержащихся в нем основных свойств. Следовательно, внутренние отношения и степени превосходства седьмицы во всем представляют собой диаграмму ее собственной природы, включая ее склонности и реактивные наклонности. Путем сравнения задействованных метафизических диаграмм можно проследить взаимосвязи между двумя людьми, ситуациями или объектами и выработать их. Ибо из соотношения сигнатур вытекают все симпатии и антипатии.(14)

Сама форма подпадает под этот функциональный анализ: формы, согласно Бёме, являются просто средствами выражения функций, которые они делают очевидными, легкими и доступными. Таким образом, семь "форм" - это не столько эйдолы, сколько силы или энергии. Точно так же, как бесконечность мелодий может возникнуть из конфигураций семи диатонических нот, неисчислимое разнообразие внутренней природы всех вещей может возникнуть из семи свойств, которые непрерывно формируют, притягивая и отталкивая, бесконечную физиогномику космического (15) содержимого и процесса.

Бесконечно разнообразные возможности, вытекающие из первичных принципов, следует рассматривать не в стерильном образе простых перестановок букв или цифр, а скорее в гораздо более живом и органичном контексте, таком как различные способы исполнения определённого мотива: например, безграничное разнообразие паттернов, которые может принимать и порождать желание защитить, включая извращения или искажения мотивов (см. примечание 5), когда оно становится доминантно эгоцентричным.

Таким образом, мы имеем не что иное, как полноценную вспомогательную динамичную типологическую метафизику, которая, как понял Бёме и полностью осознал Фреер, обладала выразительным преимуществом, заключающимся в том, что она была хорошо приспособлена технически к символической трактовке, как кратчайшему пути через дебри вызывающих непонимание слов. Фактически, методика Бёме по нахождению управляемых и не произвольных символов (16) для первичных элементов его естественной метафизики представляла собой уникальный исторический шаг в развитии философской мысли.

Как мы видели в главе IV, Фреер развил этот фундаментальный коммуникативный аспект Бёме в полностью завершённую символическую метафизику, используя этот термин не просто как фигуру речи, но как методологическое сравнение с символической логикой, различия в методах и процедурах которых возникают только из-за присущих им дисциплинарных различий. Тирании и вероятности неправильного толкования, которые природа вербального языка так легко и так часто накладывает на философию, нельзя полностью избежать или отменить; и все первые объяснения даже невербальных символов, как правило, должны быть выражены в словах. Но Бёме провидел, что дискурсивный язык, являющийся необходимым недостатком во многих философских проблемах, может быть дополнен более синкретично-символическим средством коммуникации, тщательно выбранным с учетом релевантного и не произвольного характера его символики.

И само Время, а не только воплощения, которые в нём проявляются, подвержено влиянию типологии Беме (17). То, что это так, становится очевидным при распознавании семи свойств как сил или энергий, которые, следовательно, связаны не только с созданием паттернов посредством стабильно поддерживаемых конфигураций, но и с созданием последовательностей и процессов. Разворачивающийся ход времени в природе означает доминирование того или иного типа, той или иной комбинации семи свойств, задающих характеристики годам и мгновениям. События возникают и происходят в потоке свойств, подобное вызывает подобное, подобно тому, как настроенный радиоприемник проявляет содержимое той программы, на длину волны которой он настроен.

Концепция семи свойств, предложенная Беме, открывает нам вселенную резонансов, на данное время - хотя и не изначально - как созвучных, так и диссонирующих, каждый из которых взывает и внимает своему собственному в живом калейдоскопе меняющихся типологических проявлений. Конечным источником и каналом изменений, конечно же, является сила четвертого свойства, которому Фреер уделяет наибольшее внимание (18); то есть свободная Воля-дух, главным образом действующий через внутреннюю необходимость ограничения формы и действия, налагаемую демиургическим первым свойством, Сатурном, представляющим самоопределение и формирование, при котором сам процесс обособления накладывает неизбежные ограничения и последствия - всё это поглощается и отражается субстанциальной пассивностью Луны, седьмого свойства, чья функция заключается не в том, чтобы делать, а в том, чтобы быть объектом действия.

Соотношение между Луной и Сатурном раскрывает еще один аспект философской интерпретации семи, который можно было бы назвать их телеологической структурой. Начнем с того, что седьмое и первое свойства находятся не только в логической (или психологической) последовательности, но и являются взаимодополняющими полярными противоположностями, склонными к комбинированному выражению (например, Сатурн как форма и Луна как субстанция). (19) Пары свойств два-шесть и три-пять взаимно обладают аналогичной взаимодополняемостью; ибо, относясь только к одной фазе каждой из них, понимание (Юпитер, 6-й) дополняет разумение (Меркурий, 2-й); а обретение радости (Венера, 5-й) дополняет поиск желания (Марс, 3-й). В центре этой энергетической симметрии находится Солнце (4-я) в центре сил, таким образом:

где 7, 6 и 5 - это дополнение 1, 2 и 3 соответственно. (20)

Как поясняется в следующем абзаце текста, это соотношение справедливо для трех пар.

Однако следует отметить - и это один из наиболее важных акцентов Фреера, — что телеология этих пар порождает этически непереходные отношения. Таким образом, Меркурий-Юпитер - это благотворное развитие, как следует из предыдущих описаний этих свойств. Но верно и обратное в отношении извращения Юпитера в угоду Меркурию, попытки сделать Меркурий самоцелью, которой он не является. Соотношение между 2 и 6 ни в коем случае не является этически безразличным в отношении его направления. То же самое и с остальными, - факт, который впервые был отмечен в нашем обсуждении (в примечании 5). Нельзя обойтись без функций Сатурна, Меркурия и Марса; но если они доминируют, а не дополняют друг друга, в результате нарушается гармония-закон и возникает разделенная воля вместо воли-любви. Становится все более очевидным, что троица света у Бёме (5-6-7) должна венчать троицу огня (1-2-3) в любой натуре, а не подчиняться ей в темной пустоте мрачного или неистового эгоизма, что в глубоком смысле противоестественно. Эти отношения наглядно прослеживаются с помощью краткой подписи Фреера. Мы уже видели, что семь никогда не бывают сами по себе. Фреер блестяще выражает их (21), - и даёт ключ к пониманию схемы Бёме, - на самом деле они (22)

в зависимости от того, что преобладает в мотивах и действиях - эгоизм или любовь.

В первом наборе вторая триада поглощена первой, или, что более очевидно, первая исказила и подавила свойства второй с целью сделать себя первостепенной. Но в последнем наборе репрезентаций первая триада (1-2-3) скорее помогает выразить себя и неявно действует во второй (5-6-7). Переход от первого положения дел ко второму, от само-волия к воле-любви, обозначен Фреером на 100-м рисунке "Парадоксальных Эмблем..." как переход от взрывного к сияющему Солнцу. Интересно отметить, что этот рисунок, а также рис. 128 (который мы сейчас обсудим) и другие подобные, содержат более ранний рукописный источник в основной схематической иллюстрации пояснения к первой из 5 таблиц (л. 72 BMS 5786). Глаз, окруженный треугольником в середине рис. 100, представляющий собой конечное, центральное, трехфазное осознание, включающее волю, любовь и мудрость (23), станет более значимым при анализе рис. 128. (24)

Разъяснения Фреера о значении семи свойств настолько целостны, расширены и концептуально связаны друг с другом, что трудно выделить какой-либо конкретный обобщающий отрывок. Во всем этом богатстве материала всей книги Фреера нет ни одного короткого отрывка (кроме, конечно, диаграмм), который сам по себе проливал бы больше света на структуру и содержание семеричной книги Бёме, чем нижеследующий (из Ser. Eluc.):
“Их (25) единство или цельность обращены назад, к их единственному первоисточнику, который один лишь един; но их многообразие и различие обращены вперед, во множественность, которую, чтобы выйти из своего изначального единства, они сами породили... Все эти три произрастают из одного корня или центра, но, несмотря на то, что они являются единым в своем центре, они также являются тремя в своем исходе." (f. 116, 37, BBS 5767)

То есть первые три свойства движутся в своем операционном направлении от единства к множественности. Формирующая самоконцентрация Сатурна ведет через Меркурий и Марс к разделению на множество дифференцированных центров активности, которые становятся бесконечно борющимися и объединяющимися, если в них не преобладает активность последних трех свойств. Применяя следствия принципа Фреера к остальной части семеричности, по природе задействованных качеств становится столь же ясно, что последние три свойства должны вести от множественности к единству. Таким образом, нам представлена простая парадигма для дальнейшего понимания семерки, которая легко запоминается как любопытно напоминающая внутреннюю структуру клетки в процессе митоза:

На единство двух половин указывает тот факт, что одна и та же направленная сила может активировать их обе, как обозначено стрелками. Этой направляющей силой является Солнце, описанное Фреером в Седьмой из 16 Conf. как наделенное объединенной силой двух троиц: огня и света. Как показано на предыдущей диаграмме и как далее демонстрируют трактаты Фреера о точке, центре и окружности (26) и о четвертом свойстве (27), Солнце - это единое посреди множества и соединяющее звено или врата между двумя троичностями. Но врата могут быть как заперты, так и открыты: ибо, как мы помним, четвертое свойство может включать либо разрушительную волю, либо волю оживляющую и наполняющую новой и более полной жизнью.

Теперь мы можем более наглядно увидеть, с помощью обобщения Фреером взаимодополняемости внутри свойств, что для каждой силы дифференциации имеется сила интеграции: Меркурий ведет от неразличимого к различимому; Юпитер - от отдельных различий к единому пониманию, Марс расцветает в желаниях и стремлениях, Венера расцветает в удовлетворении и гармонии, Сатурн изолирует и концентрирует, Луна высвобождает, распределяя напряжение или сводя на нет конфликты посредством объединения сил.

На л. 20 интересного фрагмента из "Иммануила" (WMS 1117) Фреер приходит совершенно иным образом к тому же выводу, представленному в предыдущем описании его анализа структуры сил в форме перегородки. То есть он рассматривает Сатурн, Меркурий и Марс как действующие из радикального начала, а Венеру, Юпитер и Луну как действующие в направлении окончательного или всеобъемлющего конца. Таким образом, в сжатой форме он обозначает первую троицу(1 -2-3 ) как начальную точку, а вторую (5-6-7) как конечную точку, объясняя , что Сатурн (1) , Меркурий (2) и Марс (3) являются сырьем желания , направляемого свое-волием на бесконечную цепь различаемых целей, и они не оказывают благотворного влияния на нежную гармонию (5), понимание (6) и самоотречение (7), которые могут быть подавлены и сделаны непроявленными, если они преобладают (28) однако, снова обращаясь к Пл. III (левая сторона), шесть компонентов двух триад обладают согласованной и плодотворной интеграцией, выражающей правильное объединение трех пар сил.

Мы уже упоминали, используя терминологию Бёме и ее явное развитие Фреером, о двух троицах (1-2-3- и 5-6-7) как о троицах Огня и Света. Теперь становится ясно, почему первое, лишенное второго, есть не что иное, как "темный огонь", поглощающий субстанцию, не испуская никакого света, подобно бушующей концентрированной кислоте. Темнота - подходящее обозначение для первой триады семерицы, в которой доминирует сгущающий Сатурн. Поскольку сгущение Сатурна увеличивает плотность, это приводит к интенсивной непрозрачности. Вторая триада - это триада любви, первая - триада желания; в то время как в центре, Солнце, пребывают дух, воля и сама жизнь.
Таким образом, с учетом вышеизложенных замечаний первую триаду можно было бы назвать Тьмой, вторую - Светом, а центральное свойство - Огнем, что часто и делает Беме.(29)

Фреер также использует эти удобные краткие обозначения, как, например, на диаграммах f.250, BMS 5785. Растение, цветущее вверх на свету и пускающее корни вниз в темноте, - оба движения исходят из центральной точки вблизи или на поверхности земли, - отделяющей свет от тьмы, - служит иллюстрацией упомянутой здесь терминологии.(30)

Теперь мы в состоянии аналитически понять то, чем является сатанинская ошибка или люциферианское искажение, которое, в сочетании с восстановительной деятельностью божественности post hoc и еще более поздним полупринятием человеком демонической затеи, сделало мир таким, каким мы его знаем. Этой затеей было отделение тьмы от света, разделение между первой и последней триадами свойств; или, в переводе с бёмианской технической терминологии, отделение любви ("светлый огонь") от желания ("темный огонь"). Активность желания, лишённого любви - порождение зла.
Это разъяснение не только полностью вписывается в картину, нарисованную в заключении главы III относительно определения зла, но и добавляет нечто более конкретное к нашей концепции зла, а именно к его основному способу действия. Устранение любви из желаний считается основной целью, и в этом смысле единственным и изначальным заблуждением или грехом — использование этого слова совершенно освобождено от любого из тех извращенных значений, которые ему так часто придают, ложно приравнивая его к простому неповиновению какой-либо самозванной власти. Таким образом, в "генезисе зла" фундаментальное место такого процесса, как устранение любви из сферы желаний, становится совершенно очевидным.

Изъятие любви из социальных желаний оставляет лишь самонадеянные амбиции и алчное стремление получать все больше и больше власти над другими и подчинять их свободную волю; аналогично, изъятие любви из сексуального желания оставляет лишь разрушительно безразличную и неудовлетворяющую похоть, отрицание любви в стремлении обладать объектами или навыками (которые в противном случае праведно служат повышению и выражению собственной ценности и подтверждению своей ценности для других) оставляют только алчность и тщеславие того или иного рода. в то время как удаление любви из интеллекта (31) в то же время устраняет честность (которая есть всего лишь любовь к истине), оставшийся мусор - это хитрость, софистика и все многочисленные злоупотребления умом и его слугой, языком. Любое из проявлений семи изначальных сил или любая их комбинация могут быть искажены из-за отсутствия любви. И где бы ни возникало такое устранение, на земле лежит проклятие (ср. Sig. Rer., 13:41), "турба" Бёме - оперативный генезис зла.

Противоестественный раскол между темными и светлыми силами, которые по своему законному и истинному назначению призваны дополнять, а не противостоять друг другу - первые обеспечивают энергией выражения вторых, как корень цветок, - это то, что характерно для известного нам мира, в котором происходит столь много бесплодного противостояния и борьбы вместо плодотворного контраста и дополнения. Превращение благотворного контраста во вредное и расточительное противостояние путем отделения тьмы от света, напоминает нам Фреер (32), безусловно, в силу самого факта свободной воли, возможно в изначальной природе вещей, иначе этого не могло бы произойти.
Но из его проявлений - как в древности, так и в настоящее время - благодаря эгоистичной воле, действующей без любви, никоим образом не следует предположения, что из изначально взаимовыгодных сил, которые сейчас противостоят друг другу, мы должны называть одну половину "доброй", а другую "злой" (см. Ser. Eluc: Том A, л. 144-5 и том G, passim, BMS 5767 и 5775 соответственно). Злом является неправильное намерение, а не неправильно используемая сила. Точно так же неуместно утверждать, что, как ошибочно предполагали многие авторы, писавшие о Бёме, тьма - это зло, а свет - добро просто потому, что первые три силы семеричности легче поддаются влиянию и очевидному проявлению дисгармонии, чем последние три.

Этот сравнительный факт очевиден уже потому, что первая и последняя триады сил являются инверсиями друг друга, причем одна группа относится непосредственно к потенции, а вторая - к выражению; и если в любви первые три всегда должны оставаться в менее явном проявлении, чем последние три, то при недостатке любви немедленно происходит обратное, и тьма отделяется от света, вместо того чтобы взаимодействовать с ним. Как хорошо написал Э. Дж. Пенни, единственный комментатор Беме, который исследовал и цитировал Фреера:
“Именно с остановки правильной эволюции этих семи форм Вечной Природы начинается все зло". (Penny, A.J., стр.194)

В этой связи давайте теперь обратимся более подробно к одному из величайших толковательных вкладов Фреера в Бёме, а именно к тому, что желание (тёмный огонь, или тьма) само по себе ни в коем случае не является злом, но становится таковым только тогда, когда отделено от любви (света, или светлого огня), из чего следует мрачный и совершенно ненужный разрыв между само-волием и любве-волием с его радикальными и всепроникающими последствиями. Фреер уделяет много внимания в "Последовательных Разъяснениях" доказательствам здравого смысла в том, что (1) тьма и (2) материя ("Das Ingepressete" и "die harte Impression" Бёме, Sig. Rer. 2:17, относящиеся к свойствам Сатурна) ни в коем случае не являются изначально злыми (33).

Светлые силы гармонии, благодеяния и покоя (34), в свою очередь, могут быть извращены преобладанием эгоизма над любовью в лесть и тщеславие, лицемерие и слабость или стагнацию. Стоит процитировать характерный отрывок из Фреера, посвященный этому важному выводу о том, что тьму Бёме не следует отождествлять со злом:
“Но кто сможет найти здесь такое же противопоставление, какое существует между добром и злом? Кто сможет по какой-либо веской причине назвать эту тьму злом, исходя из того, что свет благ?... /они/ оба связаны одной и той же необходимостью, оба согласованно соработают для достижения одной и той же цели, и оба выполняют свои обязанности, каждый в назначенном ему ранге и порядке. (35)“ (BMS 5767, f. 154)

И о природе этих отношений сотрудничества: (там же)
“Тем не менее, эта тьма должна быть подчинена порождению из нее света: более того, она должна придавать свету движение, активность, субстанциальность, свойства и характер".
И далее:
“Тьма не могла быть злом... для света, ибо она была его полезным корнем и почвой... Какая может быть причина называть её злом?... Разумеется, априори вообще нельзя привести никаких причин, почему тьму следует называть злом, и только свет - добром; но все, что мы можем найти и сказать, окажется извлеченным только апостериорно из внешнего рассмотрения их нынешнего состояния, разделенного грехопадением созданий... То же, что здесь называется вечной оппозицией, должно, без всякого противоречия, называться вечной дружбой и гармонией". (ib., f.155, 154, 124) (36)
Фреер напоминает нам, что
"Якоб Бёме не говорит ничего подобного... /тому, что/ тьма и свет извечно находились в таком противостоянии друг другу, как черный и белый цвета... на одном поле... Ничего подобного вообще нет во всех его трудах“. (ib. f. 125, 123) (37)

"Воистину прискорбно... что мы с таким трудом можем возвысить наши мысли над сферой этого временного принципа и над формой и ходом вещей, которые находятся в нем; всегда думая, что наше восприятие вещей в их подлинном состоянии... есть подлинная мера, пригодная для измерения тех же самых вещей, какими они были до того, как пришли в это разделённое состояние". (там же, л. 125)
И все же об этом временном и разделенном состоянии, отказе от любви (света) из-за желания (тьмы) можно сказать следующее:
“Но поскольку она (тьма) не обладает им (светом), она желает его, и чем больше она его желает, тем больше она удаляется от него, чем и создаёт себе проблемы... И поэтому в покой нельзя прийти до тех пор, пока существует это беспокойное состояние желания и притяжения, пытаясь привлечь и подчинить силой и неистовством то, что нельзя ни привлечь, ни подчинить, но что само по себе должно подчинять и могущественно править всем этим беспокойством.“ (BMS 5763, f.64)

Способность любить - это высшее воплощение натуры желания, ибо благодаря этому последнее трансформируется и развивается. Но эгоистичное желание должно утихнуть и кануть в небытие ради обретения любви, и чтобы любовь проявилась в обновленной воле. Таким образом, не в "уплотнении" или "темноте" первых трех свойств, а в лишенной любви воле, и в желании, лишенном любви, следует искать источник дурных поступков. Этот источник, мы можем верно понимать как в наибольшей степени имеющий отношение к результату; а дурные поступки воспринимать как злоупотребление некоторой властью из-за недостатка любви. Изменение результата путем трансформации источника занимает центральное место в философии Бёме и, следовательно, в изложении его работ Фреером.

Чтобы изменить результат - то, что было диссонирующе разделено в природе человека, должно быть симфонически объединено. Все его силы, способности и желания должны быть вновь наполнены, через любовь, новой жизнью и приведены как в красоте (38), так и в силе к индивидуальному, но общему наследию, заслуживающему полного выражения. Первая триада, благодаря свободно выбирающей мощи центрального излучающего Солнца — человеческого духа, осознающего свою божественность, - должна объединиться с последней триадой, чтобы они стали единой процветающей конфигурацией, кратко выраженной Фрером как: ВЕНЕРА-Марс, ЮПИТЕР-Меркурий и ЛУНА -Сатурн.(39)

Джон Эллистоун, переводчик "De Signatura Rerum", работы Беме, наиболее технически посвященной этому регенеративному процессу, демонстрирует глубокое понимание терминологии Беме, сообщая в предисловии переводчика:
- Не превозносись в осуждении и презрении... но терпеливо жди, когда божественное Солнце снова засияет в твоём темном и эгоистичном Сатурне и подарит тебе несколько лучей и бликов своего вечного света, и тогда твой гневный Марс преобразится в чистое любовное рвение".
Следуя этому процессу, вместо семи дисгармоничных воль мы получаем семь различных природ с волей к согласию, семь тенденций, гармонично сочетающихся в своей работе. Вместо бесконечно расщепляющейся дуалистической основы осознания и функционирования теперь существует взаимодополняемость и глубокое объединение, достигаемое главным образом через осознание любовью того, что увеличение собственной истинной ценности никогда не достигается за счет других, но напротив, всегда помогает всем остальным; после чего уверенность в себе приходит на смену ложной гордыне, и существование других натур больше не рассматривается как постоянная угроза собственному самовыражению и индивидуальности, таким образом, в конце концов, мудрость озаряет разум. (40)

И все же мы должны иметь в виду, что, если мудрость является роскошью духовного возрождения, любовь является его необходимостью. Интересно, что это объединяющее возрождение составляющих сил человеческой природы в любви лежит в основе лучших и наиболее значимых алхимических идей как на западе (от Зосимы до самого Бёме), так и на Востоке, среди философов-алхимиков династии Сун и в лучших из тантрических алхимических трудов в Индии. Как выразился Бёме:
"В философском делании... семь должны стать одним, и все же оставаться семью, но в едином желании, - где каждая форма желает другой с любовью, и тогда больше нет никакой борьбы и соперничества". (Sign. Rer., 12:30)
"Единство не проявится, пока все семеро... не оставят свою долю во гневе и не уйдут от нее по своей воле, и не примут в себя долю любви” (Sign. Rer., 10:19).
Аналогично, на рис. 139 из "Парадоксальных Эмблем" Фреера, показана монограмма, состоящая из переплетенных символов семи форм, подпись гласит: "Все свершено, когда Семь становятся Единым"; и в сборнике Лойхтера "Божественные эмблемы, собранные из работ Дионисия Фреера" (WMS, Cat. No, 1.1.80), мы читаем, что "при трансмутации ничто не уничтожается в полном смысле" (л. 25), - напоминающее только что процитированное выше "Семь должны стать Единым и все же оставаться Семью".

Уместно сказать здесь, что Бёме указывает на короткий путь (41) достижения универсального процесса, а именно: "соединить Венеру и Марс, что является самым коротким и доступным способом" (Sig. Rer., 9:29), и "тинктуры огня и света должны слиться воедино" (ib., 11:43) - Бёме связал их с Марсом и Венерой соответственно. Мы можем передать суть этого метода, используя краткую нотацию Фреера, как:

Марс и Венера из всех членов семеричного цикла являются двумя наиболее конкретными и неоднократными обозначениями у Бёме темного и светлого огней соответственно, или просто "огня" и "света". Свойство Венеры в этом контексте выражается как притягательная сила нежного и привлекательного; свойство Марса - как движущая сила желания. Вместе они представляют собой источник человеческой деятельности. Таким образом, усиление их или конструктивное объединение их деятельности является мощным шагом в эволюции семи свойств человека, ведущим непосредственно к восстанавливающей гармонии.
Соединение огня (Марса) и света (Венеры) в силе сияющего Солнца, можно сказать, является полным итогом трансмутационного процесса в человеческой природе и способностях, выраженным в терминологии самого Бёме.

Теперь становится очевидным, почему брачные отношения приобретают у Бёме огромное духовное, а не просто социальное значение, поскольку из его учения следует, что природа женщины преимущественно выражает характер света, а природа мужчины - огня. Например "... и у мужчины есть тинктура огня... у женщины есть тинктура света." (40 Вопр., 8:10) — как один из многих других подобных отрывков, устанавливает это взаимное отождествление (42). Таким образом, гармоничное соединение природы огня и света, согласно Бёме, не может быть достигнуто более эффективным способом, чем через гармоничные и согласованные отношения мужчины и женщины, когда каждый учится понимать и уважать отличающуюся природу другого, не только в браке, но и в социальных и деловых отношениях. Вместо войны полов, в которой мужчина психологически побеждается женщиной, а женщина физически и внешне - мужчиной, Бёме выступает за "тинктурирование Венеры и Марса" взаимной дружеской волей между мужчиной и женщиной, не испорченной ни неуместными порывами власти, ни неуместной сексуальной озабоченностью.

Аналогичный рецепт применим и к войне между полами, когда мужчины стремятся навредить друг другу как мужчинам, а женщины - как женщинам. Здесь "Марс" и "Венера" внутри каждого человека должны быть, так сказать, тинктурированы / окрашены любовью, чтобы завистливые сравнения были заменены индивидуальными достижениями и взаимным стремлением к пониманию, когда каждый вносит свой вклад в другого.

Однако мудрость Бёме без объяснений Фреера о трансформациях семи свойств и о том, как именно следует понимать тьму и "гнев-огонь" Бёме в их связи с божественностью и злом, в важных частях, как правило, была бы структурно недоступна даже серьезному читателю, который, будучи лишен преимущества в виде замечательных комментариев Фреера, был бы сильно ограничен в поиске ключевых принципов, определяющих внутренние детали и последовательность мысли Бёме. Работа Фреера в отношении к Бёме очень сравнима с отношением Брахма-сутр к Упанишадам: первые представляют в сжатом виде все огромное, но разбросанное богатство прозрений последних.

Фреер является для нас верным и образцовым проводником в далеко идущих размышлениях Бёме, разъясняя, в своём стиле, образы, концепции и терминологию широким и четким образом. По отношению к взрывной проницательности последнего, спокойная рассудительность Фреера, применяя уместный бёмианский образ, направлена от света к огню; и в этом случае их качества также хорошо сочетаются, принося ценный и значимый результат. Выдающийся философский посыл как Бёме, так и Фреера заключается в том, что философия - это не уловка, игра или какое-то художественное упражнение, а солидное предприятие, имеющее огромную продуктивную ценность и способное принести конкретные результаты самого широкого характера с точки зрения глубоких изменений в отношении и понимании, ведущих к действиям по достижению и осознанию присущего человечеству благородства, возможного и желаемого им самим.

Труды Фреера в изобилии демонстрируют ценность исследования мысли Бёме. Наверное, не будет преувеличением питать трезвую надежду на то, что философией, столь абсолютной без догматизма, столь чувствительной без сентиментальности, и столь всеобъемлющей без упрощённого эклектического синкретизма, не следует пренебрегать, неправильно понимать или ложно относить к какому-то из неверно обозначенных углов зрения, независимо от их истинности, которые могут быть неприемлемыми для исторически сложившихся догм. Фреер и его последователи посвятили свою жизнь тому, чтобы в конце концов подобное не восторжествовало; и читающий то, что они нам оставили, знает, что они трудились не напрасно. Не будет ни преувеличением, ни чисто профессиональным энтузиазмом сказать, что работы Фреера стоят особняком как монументальный маяк, неуклонно сияющий на пути к пониманию смысла послания Бёме.

Приложение
Последняя Воля и Завещание Дионисия Фреера

После того, как была начата и почти завершена вторая часть этой книги, автору, к счастью, повезло наткнуться на наиболее специфическую и неожиданную находку исходного материала, что привело к пересмотру этой главы путем включения исправлений, касающихся PMS, в рукопись, которую мы назвали "Альбом для вырезок Холла" и который мы уже в некоторой степени обсуждали в главе II. В настоящее время она хранится в открытом доступе под эгидой "Библиотеки Общества философских исследований" и ее основателя, мистера Мэнли П. Холла, из Лос-Анджелеса, Калифорния.

Заботливый друг прислал автору экземпляр летнего номера "Horizon", журнала вышеупомянутого фонда, за 1948 год, как содержащий "некоторые иллюстрации из работ Бёме". На самом деле, как мы уже отмечали, в этом номере также оказалось первое опубликованное описание рукописи PMS. Это описание давало безошибочные подсказки, непосредственно ведущие к идентификации доселе непризнанной коллекции рукописей "фреерианы". При первом прочтении печатного объявления в "Horizon" наше внимание привлекло даже более, чем воспроизведение одной из фигур из книги Фреера "Gut und Böss", следующее:
"Среди бумаг, собранных преподобным Уайтом (1), имеется копия последней воли и завещания некоего мистера Фреера. К сожалению, копия не датирована и не содержит никакой информации о времени жизни правления наследодателя. Вполне возможно, что все завещание является мистической аллегорией". (Указ.соч., стр.68)

Хотя мистер Холл, не зная о рукописях Фреера, неизбежно не знал и о происхождении материала в альбоме для вырезок и, следовательно, не связывал завещание с рисунками, тем не менее он приобрел и весьма любезно обнародовал материал, который заполняет важный пробел в библиографических и биографических данных о Фреере. Благодаря исключительной доброте и щедрости мистера Холла, который специально упаковал альбом для вырезок и поместил его в посылку, а также благодаря сотрудничеству с руководством библиотеки Колумбийского университета, автор смог изучить рукопись у себя дома и сделать ее фотокопирование.

Что касается физического описания, альбом для вырезок Холла представляет собой большой тонкий фолиант (51 х 52 см). Переплет, выполненный из картона, сейчас находится в плохом состоянии, а бумага с возрастом стала довольно хрупкой. На его страницах — некоторые на лицевой стороне, некоторые на оборотной - вклеена обширная коллекция рукописных рисунков и подписей к ним из работ Фреера, а в одном случае - несколько страниц текста.(2)
Помимо иллюстрации из уже упомянутых "Gut und Böss", есть рисунки из 16 Conf., 3 табл. и "Пар. Эмбл.", разбросанные по всей книге, а также некоторые, которых мы не смогли обнаружить ни в одной из дошедших до нас работ Фреера, но которые по своему содержанию и стилю несомненно выполнены им. Также удалось сделать вывод, что выполнением рисунков в целом занимались Фреер и его близкие соратники.

В дополнение к 18 (ненумерованным) страницам собственно книги (3) между ее листами были свободно вложены пять листов. Один из них представлял собой большой цветной рисунок, выполненный тушью, акварелью и размывкой, - тот самый, который был воспроизведен в издании Беме 1764-81 годов под названием "Древо души". Остальные четыре листа были значительно меньше (9,5 х 15 дюймов) и, судя по внутренним свидетельствам (4), были написаны в конце XVIII века первоначальным составителем или ранним владельцем, который, в любом случае, остался анонимным.

Хотя отдельные исписанные листы не пронумерованы, их последовательность может быть определена как по отметкам, указывающим на самый верхний и самый нижний листы, так и по продолжению предложений. Когда мы рассматривали их, они были расположены не в правильном порядке, а следующим образом: лист 1, исписанный с обеих сторон, начинается словами "Якоб Бёме, называемый Тевтонским Философом..."; лист 2 (также исписанный с двух сторон) озаглавлен "Якоб Бёме"; листы 3 и 4 заполнены только на лицевой стороне, причем последний содержит ранее упомянутую ссылку на "Gentlemen’s Magazine".
На этих листах представлены в основном общеизвестные материалы, относящиеся, среди прочего, к Бёме, Джону Арндту и Готфриду Арнольду.
Но лист 3, не сопровождаемый никакими объяснениями или комментариями и озаглавленный просто "Копия Последней Воли и завещания мистера Фрихерса (Freehers)" представлял чрезвычайно уникальный интерес. Текст гласил:

"Моя воля такова: (1) После моей смерти все мои рукописи, которые написаны на английском языке, перейдут к мистеру Берри и мистеру Леппинтону, но если мистеру Спешиаллу или мистеру Лойхтеру (sic) придет в голову переписать то или иное, чего у них еще нет, они будут вольны это сделать. (2) Мистеру Спешаллу достанутся все книги Якоба Бёме на верхненемецком, все мои книги, напечатанные на греческом, латыни и английском языках, все мои карты, мой письменный стол, на котором я пишу, и один из двух моих прессов. (3) Мистер Лойхтер заберет все мои немецкие рукописи (но так, чтобы мистер Лоренц был следующим за ним): три тома Годфрида Арнольда, Таулерус на нижне-голландском, "Эмблемы" Судермана, мои "Figures de Uno, Puneto, Centro"; вместе со всеми моими рукописями, которые мистер Кейпл оставил мне и тот пресс, в котором они хранятся. (4) Мистер Лоренц заберет мои песочные часы, лупу, зеркало, таблицы (* переписчик оставил здесь пробел длиной примерно в 11 букв.) и все работы, которые могут ему пригодиться. И он также получит мою пуховую перину, как только мистер Спешиалл покинет этот дом, но пока он в нем живет, она должна оставаться там, где она есть; так же как и моя решетка в камине, после же сего изменения она перейдет к мистеру Карлшуфу (sic)..- (5) Мистер Карлшуф снимет с моего пальца кольцо, на внутренней стороне которого выгравировано "для его блага", памятную записку (Будьте готовы следовать за мной), мою немецкую Библию, "Истинное христианство" Джона Арндта, мой сундук, всю мою одежду и все мое белье, все мои инструменты и шкатулки; и если я оставлю какие-либо деньги (сверх необходимых для самого скромного захоронения моих костей), он получит их, если же от них вообще ничего не останется, он должен заручиться моей доброй волей. Я принадлежу к Общине Церкви Христовой, то есть ко всем тем, кто является живыми членами его мистического тела, где бы они ни были рассеяны по этому миру; и ничего не имею против кого-либо из существ человеческих. Я благодарю вас, всех моих друзей, англичан и немцев, за всю вашу любовь и доброту, вашу награду вы найдете, когда войдете в Мистериум. И я призываю вас всех любить друг друга и поддерживать между собой союз и мир. Да благословит вас всех Господь, и да будут ваши молитвы услышаны". "Для мистера Аллена (так в оригинале) Леппингтона".

Этот необычный и привлекательный документ не датирован, хотя и адресован Леппингтону; и, возможно, в его нынешнем виде, является даже копией копии. Однако вместе с посланием к Лойтбехеру он образует то, что может оказаться нашим единственным источником биографических подробностей, касающихся Фреера. Предположительно, это было написано за некоторое время до какой-либо из последних болезней, поскольку в заключении пятого и последнего завещания мы видим, что Фреер не может оценить посмертное состояние своих явно скромных средств. Очевидно, это было частное завещание, и проверка зарегистрированного завещания Фреера в Лондонском реестре завещаний за 1723-1728 годы не выявила его отсутствия.

Отдельный интерес представляет личность “мистера Спешиалла", поскольку никаких сохранившихся данных о нём нет, хотя и ясно, что он был одним из единомышленников Фреера. Аллан Леппингтон, предполагаемый душеприказчик, конечно, должен был знать, кем был "мистер Спешиалл"; и в этой связи Фреер, несомненно, чувствовал, что его ближайший английский ученик лучше всего сможет уладить его посмертные дела в Англии, где, как он очевидно и правильно предположил, его работы будут, в основном, сохранены.

Третье завещание также примечательно тем, что в нем упоминается оригинал "Paradoxa Emblemata..", о котором даже Уолтон сказал (NMS, стр.688), что не видел и не слышал об оригинальной рукописи. Фреер, должно быть, высоко ценил именно это произведение среди своих творений, поскольку оно единственное непосредственно указано в его завещании.

Перевод: Инвазия , 29.05.2023

Друзья, если при прочтении Вы заметили вкравшиеся, по наущению бесовскому, в текст ошибки, неточности и некие странности, будем премного благодарны за указание нам на них, ради вящей славы Свободного Гнозиса.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Предисловие

Касательно некоторых нюансов

Благодарности

Сокращения

Глава I. ДИОНИСИЙ ФРЕЕР - ЕГО ЖИЗНЬ, КРУГ ОБЩЕНИЯ И ВЛИЯНИЕ

Глава II. ОПИСАНИЕ РАБОТ, ВКЛЮЧАЯ НЕКОТОРЫЕ РЕКОНСТРУКЦИИ В ФИЛОСОФСКОЙ БИБЛИОГРАФИИ

Глава III. БОЖЕСТВЕННАЯ ПРИРОДА И ПРОБЛЕМА ЗЛА

Глава IV. ТОЧКА, ЦЕНТР И ОКРУЖНОСТЬ

Глава V. СЕМЬ СВОЙСТВ КАК КЛЮЧЕВОЙ ПРИНЦИП ОБЪЯСНЕНИЯ

Приложение
Последняя Воля и Завещание Дионисия Фреера