Фактор общения. Беседа третья. Практика общения (Часть II)
Беседа первая. Картина мира. Часть I
Беседа первая. Картина мира. Часть II
Беседа вторая. Природа общения. Часть I
Беседа вторая. Природа общения. Часть II
Беседа третья. Практика общения. Часть I
Нормирование диалога
Предметный разговор и добрые собеседники — хорошее дело. Славно, если цель видна и рядом есть друзья. Для взаимопонимания это необходимо. Но недостаточно.
Язык, любой язык, даже как орган тела (хотя мы и не об органе) — потрясающая штука. Мощная своей гибкостью.
Между прочим, о языке, как об органе. Самый потрясающий воображение язык у дятла. Дятел — эта такая птица, которая профессионально занимается сотрясением своего мозга. Если все остальные животные стараются всячески избежать резких ударов по голове, то дятел — наоборот. А чтобы мозг от этого не страдал, он у него буквально подвешен на языке, который хитро и удачно подвешен у него на черепной коробке. Вот уж, действительно, хорошо подвешен язык у дятла!
Но в этом-то и проблема. Одна фраза может значить очень много разного. Речь идёт не только о синонимичности, для устранения разночтений на синонимах достаточно договориться о терминах. Речь о том, что фраза, состоящая из однозначных слов, может нести целый пучок неоднозначных смыслов. Собеседники вылавливают из неё тот смысл, который ближе их Картине, что, конечно, мало их приближает к пониманию чужой.
Приведём пример из практики. Сидят люди, обсуждают тренды. Проще говоря, пытаются договориться о том, что происходит.
Один говорит: “Я наблюдаю ухудшение условий для предпринимательства, это очевидно”. Все согласно кивают. А чему они кивают?
Одни кивают, думая о налоговой нагрузке. Другие — о ставке рефинансирования, из-за которой ставки по кредитам совершенно сумасшедшие. Третьи — о рынке труда, на котором хорошего специалиста днём с огнём не сыскать. Четвёртый думает об образовании, что да, не тех, не тех готовит система, не для общества рыночных отношений. Пятого мысли уносят в политику. И так далее. Сколько людей — столько и пониманий. Все согласны, что всё плохо. Но что плохо? Об этом они не договорились. Однако, думая, что поняли друг друга правильно, они будут предлагать друг другу суждения, опираясь на своё понимание согласованной тенденции. И общения не получится, получится светский диалог.
Одно из используемых противоядий для такого рода случаев — это введение так называемой нормы высказывания. Например, на говорение “улучшение” или “ухудшение” относительного тенденций налагается запрет и вводится требование говорить о тенденциях по норме (формуле): “увеличение/уменьшение чего-то где-то”.
Метод действенный для достижения однозначности в понимании. Но не самый удачный по многим причинам.
Во-первых, заниматься постоянным переводом самого себя — это трудно. Общение и так дело непростое, требующее усилий и ресурса для понимания другого. Вдобавок тратить силы на перевод самого себя — расточительство.
Во-вторых, коверкание языка — это просто некрасиво.
Но главное, уродование языка в сторону упрощения приводит к выхолащиванию передаваемых смыслов. Договориться так получится. Но зачем мы договариваемся? Чтобы дальше согласованно действовать. А наши действия входят во взаимодействие с реальностью. Реальность же не нормируется, она такая, какая есть: сложная, многомерная и ненормальная, сама своя. И простая договорённость может не пройти её проверку, придётся договариваться заново. Вот договорились, скажем, наши собеседники из примера, что дело идёт о процентной ставке. А как они будут действовать, когда столкнуться с проблемами предпринимательства из-за, скажем, роста преступности? Как кому Бог на душу положит. Об этом они не договаривались. И если редуцировать богатые смыслы до простого перечисления вариантов, предусмотреть все варианты навряд ли получится. Точно не получится это делать всегда. А значит, согласие в “ухудшении и улучшении” против “уменьшения и увеличение” стоит большего.
Поэтому если уж вводить норму, то не высказывания, а суждения. В какую сторону смотреть в поисках такой нормы?
В сторону, которую нам подсказывает особенность устройства Картины мира. Мы помним, что Картина обладает двумя характерными для неё качествами: цельностью и непротиворечивостью. Цельность и непротиворечивость обеспечиваются логикой Картины. Следовательно, диалог общения должен соответствовать нормам логики.
Можно себе представить, какую зевоту вызывает предложение строить коммуникацию по правилам логических операций конъюнкции, дизъюнкции, инверсии и т.п. Нет, мы не об этом. Наоборот, мы строго против этого. Во-первых, логика Картины не описывается формальной логикой, природа первой богаче. Во-вторых, использование формальной логики требует не только специальной подготовки и “поворота ума”, но и избыточной сложности в коммуникациях. Бертран Рассел и Альфред Уайтхед в начале прошлого века задались целью описать все науки на языке логики. Не всего мира, а всего лишь всей науки. Начать решили с самого простого и очевидного, с арифметики. Потратили на это несколько лет, выпустив последовательно три толстенных тома «Principia Mathematica» в 1910, 1912 и 1913 годах. После чего их пыл поугас. Как, впрочем, и надежды всего научного мира на формальную логику как на универсальный язык науки.
Мы здесь говорим не про формальную логику, а про логику познания.
Но в любой логике, и формальной, и познания есть две стороны: субъект и предикат. Что выбрать в качестве субъекта? Другими словами, что является подходящей логической “единицей” Картины мира для общения?
Людвиг Витгенштейн свой первый, наивный на фоне его поздних работ “Логико-философский трактат” начал с гениального для своего времени и места утверждения: “Мир состоит из фактов, а не вещей”. Потому что весь остальной научный мир полагал, что мир состоит из вещей и ломал голову над тем, как можно наверняка определить границу любой вещи. Скажем, границу футбольного мяча мы худо-бедно, с оговорками, но определим (не конкретного мяча, а футбольного мяча “вообще”). Границу такой вещи мира, как “человек”, уже труднее и выйдет по любому спорно. А границу того, у чего нет и не может быть границы?
А что такое факт? Факт — связанное событийное множество (множество событий). “Утром такого-то дня на улице Лобачевского напротив дома № Х, водитель иномарки, двигаясь от Ленинского проспекта на пешеходном переходе сбил насмерть пожилую женщину” — факт. Внутри этого факта и утро, и проспект, и переход, и машина, и водитель, и женщина, и смерть. И масса чего ещё: страх водителя, блики солнца на лобовом стекле, горе родственников, запах прибитой дождём пыли, правила дорожного движения и т.д. и т.п. Кроме вещей в этой картинке визжание покрышек по асфальту, разлетающиеся осколки, кричащая свидетельница происшествия, продолжать не будем. В факте всё: вещи, действия, связи — это комплексное представление о реальности. Факт можно упаковать в предмет: ДТП. Можно в процесс: непреднамеренное убийство. Можно в императив: “нельзя превышать скорость” или “переходить дорогу можно только на зелёный свет светофора, убедившись в безопасности перехода”. Факт, как зерно, попавшее в плодородную почву: растёт, развивается, разветвляется в смыслы, вещи, действия, образы, символы. Подпитывается извне оценками, суждениями от его восприятия. Связывается с фактами до, после и рядом. И при всё при этом он сохраняет целостность, связанность и явные границы. Витгенштейн положил факт за смысловую единицу Картины мира.
Для европейского сознания — это была революционная мысль. Людвиг Витгенштейн, будучи студентом-недоучкой, написал её в плену во время первой мировой войны. После войны ушёл работать школьным учителем в глухую горную австрийскую деревню. Когда его рукопись спустя несколько лет получил Бертран Рассел, к Витгенштейну философы стали ездить как на паломничество и уговаривать заняться философией в университете. Наконец (спустя несколько лет), он ответил на их предложение согласием. На вокзале в Англии его встречал цвет английской науки, включая лорда Кейнса. Ему дали место и должность в Кембридже без диплома о высшем образовании. Словом, очевидная и простая, казалось бы, мысль об устройстве мира произвела эффект разорвавшейся водородной бомбы. Интеллектуальный термоядерный синтез, вот что это было такое.
Впрочем, оставим Витгенштейна в покое. Отметим только, что попытки связать факты и С-логику для цельного и непротиворечивого описания реальности потерпели фиаско. Сам Витгенштейн это понял раньше остальных. Строго говоря, он это понял ещё до того, как принял приглашение прийти работать в Кембридж, о чём приглашающие не подозревали и очень обиделись, когда в этом убедились. Всем советуем, кто ещё вдруг не, почитать работы Людвига Витгенштейна и о Людвиге Витгенштейне. Бабушка на двое сказала, что интереснее: его философия, его биография или он сам. Со всех сторон — песня и пир духа. Продолжим беседу.
Итак, факт — это, выражаясь вульгарно, но точно и прямо: это целостное представление о куске реальности. Задача общения: договориться. То есть свести Картины мира общающихся к общему и достоверному представлению о реальности.
Поэтому первый совет по нормированию диалога прямо вытекает из этого факта. Простите за каламбур. Совет такой: вести диалог на языке фактов. Для этого не надо заниматься переводом и нет необходимости коверкать язык. Достаточно себя немного фильтровать. Это тоже требует усилий, и тоже в некотором смысле ограничение, но если выбирать из зол, то меньшее.
Факты и логика… Позвольте, если мы говорим на языке фактов, то логика нам зачем? Одно дело, когда речь идёт о непротиворечивой связке понятий в факты, там, допустим, логика уместна. Но если факт мы уже себе представляем, то нельзя ли обойтись без неё?
Давайте зададим себе наивный вопрос: а логика вообще зачем?
Задача и предназначение логики — это формирование достоверных суждений о скрытых явлениях. Не всё, что доступно непосредственно в данный момент нашему восприятию является для нас важным. Часть важной, иногда жизненно важной для нас реальности является для нас скрытой. И достоверно судить о скрытом помогает логика.
Например, суждение “на горе огонь, потому что на ней есть дым” достоверное суждение, построенное с помощью логики. Мы видим днём гору, видим дым, а огонь — нет. Но мы можем вывести наличие огня из факта наблюдения дыма.
Какое это имеет отношение к общению? Самое прямое и непосредственное. Общаясь, мы делимся друг с другом своими Картинами мира. А чужая Картина — это всегда скрытое. Мы вынуждены делиться скрытым и выявлять скрытое. Общего явного, когда общение ограничено коммуникацией, немного. И наша задача из немногого явного выйти достоверно на многое скрытое.
Помочь в этом может лишь две вещи. Проверить на опыте или проверить логикой. Про опыт мы ещё поговорим, поэтому сосредоточимся пока на логике.
Итак, второй совет нормирования диалога: говорить на языке фактов, а факты проверять логикой.
Осталось только понять, как это просто сделать.
Из сказанного выше о Картине мира и природе общения явствует, что логика, с одной стороны, должна быть интуитивно понятной. А с другой, не входить ни в противоречие, ни в отношение исключения с другой логикой. Поэтому С-логика нам не подойдёт, она исключает П-логику (как сторона одной монеты исключает другую: мы не можем описать обе стороны монеты одной). И из проверенных интуитивно-понятных логик остаётся только одна, буддийская, Д-логика.
И, видно, придётся нам поговорить о буддийской логике. Во-первых, чтобы узнать, что это не страшно и просто. А во-вторых, чтобы освоить мощный инструмент общения.
Вообще говоря, для практического применения буддийской логики в общении, разбираться в ней досконально нет необходимости. Но для понимания её применения — полезно.
Мы обрисуем лишь её основы, выйдя на “прихват”, инструмент в общении.
Кому покажется понимание её внутреннего устройства непосильным, может пойти попить чаю, и, посмотрев на итоговую картинку, вернуться к беседе. Но он мно-о-го потеряет. И мы не гарантируем, что картинки будет достаточно.
Прежде чем говорить “о скучном”, то есть, собственно, о буддийской логике познания, скажем пару слов об истории её могущества.
Система буддийской логики была выявлена и описана буддийскими учёными Дигнаги и Дхармакирти в середине первого тысячелетия нашей эры в Индии. Это было интересное время. Во-первых, это был расцвет индийской культуры: искусства, науки, религии и философии. Во-вторых, это было время удивительного плюрализма мнений. И наконец, у них были удивительные порядки защиты своего мнения. Индийцы очень любили спорить и спор для них имел очень большое значение.
Спор заканчивался победой одной стороны и поражением другой. При этом побеждённый не считался таковым, если его принудили согласиться с оппонентом силой или шантажом. В споре засчитывалась только аргументация. Кроме того, спор был не бесплатный. Своё мнение индийцы ставили высоко. Соответственно, побеждённый мог много потерять, если его мнение оказалось несостоятельным. Во-первых, он был вынужден отказаться от своего мнения в пользу мнения оппонента. А во-вторых, подкрепить это материально. Типичным исходом спора была передача свободы побеждённого в руки победителя. Проще говоря: до спора он был свободный человека, а после — рабом. Можно было потерять всё имущество. Дхармакирти был искусным спорщиком и защищал буддизм перед представителями других индийских философских и научных школ. Школы в Индии базировались в монастырях. Соответственно, призом в диспуте был монастырь и перемена веры. Буддийская община ко времени Дхармакирти сильно поиздержалась. Буддийские монастыри по сравнению с монастырями конкурирующих религий были бедны и малочисленны. И Дхармакирти здорово своими диспутами поправил положение: как привлечением силой убеждения новых сторонников, так и материально: счёт на приобретённые монастыри шёл на десятки. А монастырь — это же не только постройки с монахами. Это и имущество, включая драгоценное, и земля.
При столь высоких ставках, спорить один на один было не очень интересно. Побеждённый имел большой соблазн объявить о подлоге. Поэтому спорили со зрителями. И чем серьёзнее были спорщики и кон, тем представительнее была судейская коллегия. Победителю предстояло не только убедить оппонента, но и большинство присутствующих. Лучше — всех. Потому что несогласные на одинокой тропе в джунглях могли ненароком и зарезать. В джунглях всякое бывает.
Словом, буддийская логика прошла через суровые горнила самой придирчивой проверки на вшивость. Устояла до сих пор. На чём же она стоит такая устойчивая?
Одна нога — это из чего всё состоит. Другая — отношения между составляющими.
Вот в нашей, не важно: формальной или обыденной С-логике, мир состоит из объектов. Мы испытываем от этого определённые неудобства. Хорошо, когда идёт речь о понятных наглядных объектах: вот стол, вот бутерброд и колбаса. А если, скажем о душе? Кто её видел? Или, если мы уходим от конкретного к абстрактному: к человеку, например. Там всякие в европейской культуре интересные начинаются истории. Где-то оказывается, что есть человек, а есть человек. Немцы, вот, собрание просвещённейших народов, одно время считали, что одни люди как люди, человеки. А другие тоже люди, но их можно жечь в печах. Потому что они хоть и люди, но не человеки. От этого сошли с ума всей нацией сразу, и до сих пор в себя прийти не могут. Или — душа. Какой же это единичный объект? Кто его видел? Поэтому многие говорят: души нет и быть не может. Нет ей места в их Картине мира. А она, может, и есть. Во всяком случае, если её совсем нет, мир из объектов местами не склеивается. Должно что-то быть, чего как будто бы быть не может. Парадокс.
В Д-логике такой проблемы нет. Мир в такой Картине состоит не из объектов. А из феноменов. Что такое феномен? А это общее название чего-то, что может есть, может нет, главное — может быть помыслено и что обладает рядом признаков. А если мы привязываемся к признакам, а не к уникальности, то мы автоматически говорим не о конкретной вещи, а о множестве таких вещей. Скажем, человек — это не конкретный человек, а сущность, объединённая характерными признаками человека: телом, сознанием, способностью различать, чувствами и эмоциями, и волей. А какого цвета у него кожа, что он себе в голове думает, искалеченный он урод или нормальный, идиот или умница — это уже детали. То есть феномен человека в картине воспринимается не как единичный объект, а как класс объектов. Скажем, калека — это уже представитель другого множества, которое пересекается с множеством людей, но не совпадает, и его элементы соответственно характеризуются другими признаками. “Искалеченный человек” — это представитель пересечения множества калек и людей. Так там люди думали и думают о реальности (кстати, не только буддисты, это свойство индийской культуры вообще).
Мы в своей С-логике привыкли из объектов складывать множества, а в Д-логике наоборот — объекты выводятся из множеств. Чтобы понять, почему так, давайте посмотрим, на феномен феномена.
У феноменов в Д-логике две стороны.
Одна сторона — это их явность. То есть феномен может быть:
1. Явным, то есть доступным органам чувств.
2. Скрытым, то есть доступен посредством логических рассуждений и
3. Весьма скрытым. То есть находящимся за пределами вербального объяснения.
Другая сторона феномена — это его позитивность. С этой стороны феномены могут быть:
1. Феноменами утверждения. Это всё, что имеет форму, является, говоря на нашем языке, производным от воспринятых органами чувств восприятия. Например, “стол”.
2. Феноменами отрицания, то есть такими, которые познаются через свою противоположность. Которые бывают двух видов: такие, вместо которых предполагается наличие другого феномена (так называемое “утверждающее отрицание”, например, “отсутствие стола”); и такие, вместо которых ничего не предполагается и быть не может (“неутверждающее отрицание”, например, “пространство” как отсутствие каких-либо форм).
Между прочим. Для каждого феномена утверждения, очевидно, есть феномен отрицания. Но и для каждого феномена отрицания существует феномен отрицания. Это не такая уж простая мысль. С точки зрения её последствий — очень богатая. Обладая этим богатством, в буддийской логике можно обойтись без диалектики. Она в ней растворена изначально.
Представляете теперь, какая это потрясающая штука, феномены?
Во-первых, любой феномен изначально характеризуется целым рядом характеристик. Попробуйте внести его признаки явности, утверждения и отрицания в таблицу, чтобы на пересечении строк и столбцов выйти на его итоговый тип. Не выйдет. Феномен — понятие не только не единичное, и не просто множественное, а пространственное. Картина мира из феноменов не может не быть топологичной: невозможно феномены, как бусинки, связно разложить по одной прямой, например, времени.
А во-вторых, беря за единицу реальности феномен, как он был только что описан, споры “этого нет, потому что я это не могу увидеть и потрогать” теряют всякий смысл. Что значит, нет души? Если мы мыслим и тем паче говорим о ней, значит такой феномен есть. Это неявный феномен утверждения. Чтобы опровергнуть его существование недостаточно апелляции к органам чувств. Надо рассуждать.
Теперь несложно понять, почему если речь идёт о феноменах, речь идёт сразу о классах, множествах объектов. А это значит, что феномены, в отличии от предметов, могут пересекаться. И на их пересечении могут быть другие феномены. Другими словами — мир феноменов изначально не детерминирован.
Додумались бы до такого хода мысли европейские философы (особенно немецкие классики), глядишь, писали бы короче и меньше чепухи. Ну да Бог с ними, с немецкими классиками.
Перейдём ко “второй ноге”, отношениям между феноменами.
В Картине мира христианской парадигмы, отношения между объектами понятны (в сравнении двух произвольных объектов): если объект совпадает с другим объектом, значит, речь идёт об одном и том же объекте. Или не совпадает, значит, речь идёт об объектах разных. Отсюда три закона логики Аристотеля. Мы их озвучили вбеседе о Картине мира, повторяться не будем. Заметим только, что рассуждать о логике Аристотеля удобно, представляя себе в качестве субъектов какие-нибудь простые цельные объекты. Фрукты, например.
В буддийской парадигме отношения богаче, и отношений в сравнении двух произвольных феноменов будет больше. Следуя традиции формальной логики, будем использовать литеры p и q для разных феноменов. Тогда возможно четыре вида отношений:
1. Отношение тождества. То, что есть q, то есть p. И, одновременно, то, что есть p, есть q.
2. Отношение трёх альтернатив:
- Первая: есть то, что есть одновременно и p, и q.
- Вторая: есть то, что есть p и обязательно есть q, но при этом то, что есть q не обязательно есть p.
- Третья: есть то, что не является ни q, ни p.
3. Отношения четырёх альтернатив.
- Первая: есть то, что есть одновременно и p, и q.
- Вторая: есть то, что есть p, но не есть q.
- Третья: есть то, что есть q, но не есть p.
- Четвёртая: есть то, что не является ни p, ни q.
4. Отношение противоречия одновременного пребывания: не может быть одновременно и p, и q.
5. Отношение противоречия отсутствия общего: у p и q нет и не может быть никаких общих признаков.
На первый взгляд выглядит мудрёно. Но как только вместо p и q мы перестанем по привычке представлять условные яблоки, а представим условные облака (облако под названием p и облако под названием q), как всё станет ясно как Божий день:
1. В тождестве облака полностью совпадают.
2. В трёх альтернативах одно облако находится внутри другого.
3. В четырёх альтернативах облака пересекаются.
4. В отношениях противоречия не имеют никаких пересечений. При этом в первом случае они не пересекаются, потому что природно не совместимы одновременно друг с другом, одно уничтожает другое (как электрон и позитрон в физике). А во втором — просто не имеют никаких общих признаков.
Нельзя сказать, что такого рода отношения — чисто индийское изобретение. Александр Зиновьев, введя в свою логику дополнительные предикаты и отношения явно думал в ту же сторону. Но от C-парадигмы не отказался, поэтому разрешив чуть ли не все возможные в ней противоречия и парадоксы, на понимание явлений, которые выходят за её пределы (но которые мыслимы в реальности) так и не вышел. Кому интересно, почитайте его “Логический интеллект”, там он подробно свою логику описывает. Мир в его логике становится дивно прозрачным и лишённым манипуляций, но, увы кастрированным.
Вообще у Картины мира в C-логике есть два больших недостатка. Во-первых, вещи, которые нельзя пощупать, для их полного понимания требуют конструкцию избыточной сложности. Говоря на языке логики — требуется очень длинная формула. А это резко снижает объём представлений, который может одновременно думаться. А во-вторых, что является следствием первого, практически любой при попытке в этой логике что-то объяснить, либо путается сам, либо вынужден в какой-то момент замолчать и развести руками.
Дело в том, что человеческая память обладает действительно чудовищным потенциалом. А вот человеческая способность рассуждать обладает явным ограничением.
Английский антрополог Роберт Данбар, изучая приматов, предположил, что размер стаи вида зависит от размера мозга (а точнее, размера неокортекса) среднего его представителя. И вывел математическую зависимость, на основании своих наблюдений. Итоговое число получило название “числа Данбара”.
Что означает эта зависимость? Она означает, сколько обладатель неокортекса может одновременно поддерживать социальных связей. Ведь в стае приматов не учесть кого-то может иметь фатальные последствия: борьба за место в социальной пирамиде длится непрерывно в режиме 24/7. Зазевался: и вот ты уже не берёшь бананы, а отдаёшь.
Посчитали это число для человека, получили 150. Дальнейшие исследования показали, что действительно так: средний человек в голове держит 150 связей с другими людьми. Кто-то меньше, кто-то больше, но в среднем — так.
А что такое социальная связь? Это связь со сложным объектом, учитывая многочисленные его характеристики. Это не только элемент памяти, это элемент рассуждения. Есть модное, хоть и дурацкое, но иногда прикладное сравнение человеческого мышления с компьютером. Так способность помнить в этом сравнении ограничена размерами памяти (физической, оперативной — детали). А способность держать множество социальных связей ограничена производительностью процессора.
То есть наши возможности объять и единовременно осмыслить реальность ограничены физиологически. И чем объекты, из которых мы строим свою Картину, будут с одной стороны — “полнее” без ущерба для универсальности, тем меньшее количество связей между ними надо учитывать для сохранения целостности и непротиворечивости. Представление реальности можно раздробить до античных атомов, но тогда способность к рассуждению будет ограничена очень скромным сегментом реальности. В этом отношении феномен Д-логики имеет большое преимущество перед объектом. Д-логика позволяет полнее представлять себе реальность.
Ну, на этом описание феноменов завершим, и перейдём к правилам рассуждений в буддийской парадигме, возвращаясь тем самым в русло беседы о нормировании коммуникаций в практике общения.
Итак, мы предложили нормировать коммуникацию обсуждением не предметов, а фактов. И осталось только сказать, каким образом проверять их на логичность. В логике Дхармакирти утверждение на достоверность (на непротиворечивость и правильность) проверяется соответствием ряду условий. Если хотя бы одно не выполняется, то утверждение достоверным быть не может.
Возьмём описание факта со скрытой составляющей: А есть В, потому что С. В — это скрытая часть, вывод. А и С — явные.
Тогда описание должно удовлетворять трём условиям:
1. А в полном своём объёме имеет связь с С, прямую и обратную. То есть класс А должен быть включён в класс С и при этом если не-С, то должно быть не-А.
2. Класс С должен сосуществовать в классе В (включение С в В). Как говорят в буддийской логике “класс С, если он имеет место быть, то охватывает только В”. То есть везде, где существует С, должно существовать В. Если нечто является С, то оно должно являться В.
3. Условие, зеркально отражающее предыдущее: не-С (отсутствие С) необходимо охватывает не-В (отсутствием В). Или, другими словами, если нечто является С, то оно не может быть ни при каких условиях не входить в класс В.
Приведём классический пример: на горе есть огонь, потому что оттуда идёт дым.
Здесь А — это задымлённая гора. В — огонь. С — дым.
Первое условие: гора задымлена может быть только дымом. Если там нет дыма, то не может быть и задымлённой горы. Выполняется.
Второе условие: если есть дым, значит должен быть огонь. Дым не может появиться без огня. Он может быть отдельно от огня (быть набранным в банку, стелиться по воде, отнесённый ветром и т.п.), но не иметь ничего общего с огнём от не может.
Третье условие: отсутствие дыма на горе может быть только на незадымлённой горе. Тоже выполняется.
Стало быть, утверждение достоверно.
Как это они, хочется спросить, так ловко на лету все факты проверяют? Достигается упражнением.
Для упрощения понимания и использования на практике можно пользоваться приведённой схемой. На ней изображено сразу всё: и феномены, и отношения между ними, и условия достоверного суждения. Только помним, что P, Q, A, B и С — это не объекты. Это — феномены. И, чтобы почувствовать пространство Картины на такой логике, напомним, что представлять себе феномены лучше не в виде кругов и букв, как мы их нарисовали, а как воздушные шарики, висящие в пространстве, способные к проникновению друг в друга, некоторые из которых не могут быть вместе.
Сказанное не исчерпывает буддийскую логику. Но даёт представление о её основах и предлагает действенный метод взаимопонимания при общении.
Продолжение: https://teletype.in/@tcheglakov/aOF_bMMVaky