Фактор общения. Беседа третья. Практика общения (Часть III)

Беседа первая. Картина мира. Часть I
Беседа первая. Картина мира. Часть II
Беседа вторая. Природа общения. Часть I
Беседа вторая. Природа общения. Часть II
Беседа третья. Практика общения. Часть I
Беседа третья. Практика общения. Часть II

Отступление на полях

Вот что-что, а отступление точно можно пропустить без ущерба для понимания всего разговора. Но уж очень к месту здесь было бы сказать несколько слов о математике.

Математика среди наук стоит особо. Некоторые математики горделиво называют её “языком Бога”. Ну, за Бога мы говорить не будем, а за математику скажем.

Три описанные упоминаемые нами логики-парадигмы Картины мира: С- П- и Д- вдивно ложатся в лоно математического аппарата.

Что описывает С-логику? В сущности, школьная алгебра. Числа, дроби, уравнения. Формальная логика. Комбинаторика. Игнорируется ли всё остальное? Отнюдь, но отдаётся на волю образов. Не даром, думается, европейцы одарили человечество таким потрясающим искусством: музыкой, живописью, поэзией. Образы в христианской парадигме играют роль клея, без которого Картина мира рассыпается.

П-логика смотрит не на цифры. П-логика смотрит на отношения между действующим и претерпевающим. Это язык математического анализа. Да, в математическом анализе любой процесс бьётся на сверхмалые величины. Но и в арабской парадигме время имеет дискретную структуру. Картина мира буквально функциональна. Неудивительно, что, когда арабы открыли для себя Аристотеля, они были интеллектуально шокированы. Они увидели то же, но как будто в негативе. Главное стало второстепенным, а второстепенное — главным. И мир при этом сохранил целостность и не возникло никаких противоречий! Однако, в переплетении связей тоже остаются зияющие пустоты Картины, требующие образов. Арабское искусство стоит особняком от европейского. Его надо иначе понимать, но поняв — нельзя не поразиться открывающейся перед тобой Вселенной. Характерно, что европейцы познакомились с Аристотелем из арабских переводов. Но вместе с Аристотелем они получили и Ибн Сину, и Ибн Араби, и Аль-Фараби. И многих-многих других. Но иконой стал Аристотель. Он лучше всех лёг на архитектонику их Картины мира.

А Д-логика? Д-логика мыслит пространствами. Феномен — это область пространства. Феномены складываютсяв отношения, образуя собой пространство, включающие в себя феномены как свои элементы. Причём это макро-пространство соответствует математическому его пониманию. Есть его элемент, эквивалентный нейтральному: это феномен Пустоты (Пустота — это особый весьма скрытый феномен неутверждающего отрицания). Есть единица — феномен Сознания (в понимании буддийской философии). Отношения между феноменами можно описать на языке операций между элементами пространства с соответствующими свойствами. А отношения между феноменами как между различными пространственными множествами? Это же “Анализ А” А. Колмогорова! Известный ныне как функциональный анализ. Кстати, буддийское искусство имеет место, но в сравнении с европейским и арабским меркнет. Есть искусство массовое, а высокого, чтобы поставить рядом — нет. А зачем оно там?

Кстати, если заменить в учениях буддизма трансцендентальное понятие буддийского Сознания трансцендентальным же понятием Бога монотеизма, то…

Впрочем, отступление затянулось, пора вернуться к нашей беседе.

Третья сторона

Прихваты для общения на коммуникациях, которые мы обрисовали выше в теории, понятны. Но на практике обывателю, как говорил герой фильма “Формула любви”: “Без помощника не обойтись!”. Особенно что касается проверки на логическую непротиворечивость.

Бытует мнение, что если оставить двух человек в покое и дать им поговорить, то они обязательно договорятся. К сожалению, это не так. Скорее всего, они не договорятся, а выяснят кто из них главнее. А если трёх и более, то тем более. В результате получится не договорённость, а распределение ответственности: кто-то будет решать, кто-то отвечать, большинство — подчиняться. Потому что человек по биологии — существо социальное. Этологи говорят о трёх базовых инстинктах: выживания, размножения и доминирования. Инстинкта общения, увы, не наблюдается.

Поэтому помощник в общении действительно не лишний и желательно такой, который понимает закономерности общения (или, хотя бы, коммуникаций). Недаром свой хлеб едят упомянутые ранее медиаторы, фасилитаторы и модераторы. Но как выбрать помощника? Каким требованиям он должен соответствовать, чтобы суметь справиться со своей задачей: эффективно помочь общающимся договориться?

Предъявлять ему требование знания и понимания буддийской логики, пожалуй, сурово. Не потому, что буддийская логика слишком сложна, просто пока это, к сожалению, экзотика. Предметный же разговор, кажется, давно стал де-факто стандартом в организации коммуникаций. Если специалист о нём не знает, гнать его в шею. Хороший — знает.

Но есть один тонкий момент в организации общения. Точнее, целая группа моментов.

Возьмём для простоты предметный разговор. Участники общения договариваются о предмете, и в дальнейшемих фокус — на нём. Помощник или организатор общения должен следить за сохранением выбранного фокуса, помогать его не терять, отслеживать явность позиций общающихся в отношении предмета. А на чём его, организатора, фокус? На предмете? Нет.

Во-первых, он может предмет элементарно не понимать. Понимание предмета общения только с одной стороны способствует в его организации, но не в меньшей степени и мешает. Потому что во-вторых: стоит только организатору проявить своё внимание к предмету, высказать к нему своё отношение, в тот же момент он перестаёт быть нейтральным арбитром и встаёт на одну ногу с участниками. И тогда участники почувствуют в нём конкурента, и его, условно говоря, “съедят”, по крайней мере точно попытаются это сделать. Или, наоборот, займут позицию подчинения: расскажи нам, гуру, как оно всё на самом деле. Словом, общение на этом заканчивается, начинаются разговоры другого плана.

А что же является предметом организатора общения? Его предмет — это коммуникации участников. Вербальные и невербальные. Он их поддерживает (как фасилитатор), управляет ими (как модератор), их выравнивает (как медиатор). Но: не участвует!

Но раз коммуникации — это его предмет общения, то справедливо задать вопрос (по аналогии рекомендаций, данных участникам общения): а какую сторону относительно его предмета ему следует занять? И вообще: какие есть стороны у такого предмета, как коммуникация?

Правильный ответ: разные. Но мы особо выделяем пять.

Первая — это коммуникации с точки зрения конечной цели общающихся. Понятно, что они хотят договориться. Но договориться до чего? Какое их, языком героя фильма “Сталкер” А. Тарковского “заветное желание”? Задача третьей стороны — приближать к нему, и, по возможности, уберегать от удаления от него.

Вторая — это коммуникация с точки зрения конечного результата общения. Конечный результат общения — это не всегда исполнение заветного желания его участников. Это может быть что-то рядом, а может быть и нет. Но держать в голове вырисовывающийся результат общения — необходимо. Иначе как оценивать успех своей работы и движение к конечной цели?

Между прочим, успех — измеряемая величина. Вычисляется по формуле “результат минус ожидание”. Получилась положительная величина? — успех. Отрицательная? — провал. Совпали? — оценка результата в глазах смотрящего. В чём измерять результат и ожидание, в каких “попугаях”, и измерять ли их — на откуп измеряющему. Главное, что если уж и измерять, то в один и тех же.

Третья — это коммуникация как процесс. Третья сторона же организовывает этот процесс. Процесс может пойти не в сторону общения. Собеседники — люди, а люди — существа эмоциональные и увлекающиеся.

Четвёртая — это сами участники. Их состояние, вовлечённость, эмоции, собственно взаимодействие. Пояснять важность этой стороны кажется наивным и излишним.

И, наконец, пятая сторона — содержание разговора. Не скажем, что в него всегда необходимо досконально вникать, но фиксировать и понимать общую канву и структуру диалога необходимо. Это один из немногих элементов диалога, который организатор может предложить, как опору участником в их непростом деле общения.

Есть другие стороны коммуникаций? Ещё бы. Но, как показывает практика, перечисленные пять это — базис. Если любую из них упустить из виду, вероятность договорённости стремительно уменьшается.

И вот здесь кроется одна небольшая, но серьёзная проблема третьей стороны. Не сложно заметить, что каждая из сторон коммуникации требует специфического склада ума и характера. На языке клинической психологии, третья сторона должна быть истероидного, шизоидного и невротического склада психики одновременно. Она должна заниматься одновременно анализом, синтезом и, при этом, не выключать эмпатию. Все качества в одном человеке, который к тому же умеет их “держать включёнными” одновременно — это большая редкость. И, скорее всего, с точки зрения социальной нормы, это будет человек странный, ненормальный. И уж точно, на долго его в таком режиме работы не хватит.

Поэтому обыкновенно третья сторона работает не в одиночку, а в команде. Или же фокусируется на одной-двух из перечисленных сторон, остальные отдавая на волю участникам. Собственно, тем и отличаются друг от друга медиаторы, фасилитаторы и модераторы, что, работая с коммуникацией, работают с ней с разных сторон.

Напоследок о третьей стороне следует сказать ещё одну важную вещь. Несмотря на то, что она не участвует непосредственно в обсуждении предмета, она, тем не менее, является полноценным участником общения. Она тоже договаривается с участниками, но по другому предмету: по предмету коммуникаций. То есть процесс изменения Картины мира и синтеза её с Картинами других участников происходит у всех: и у тех, кто договаривается и у тех, кто помогает. Если третья сторона отрабатывает “технику”, относится к своим задачам формально, то она непросто зря ест свой хлеб, а занимается нанесением прямого ущерба общению участников.

Правило, не знающее исключений.

На этом мы закончим говорить о коммуникациях и перейдём к другой стороне практики общения, общению на со-действии. Если в коммуникациях участие третьей стороны — это, как правило, каприз участников, то в со-действии она становится действительно важным элементом. Хоть пока (в логики нашей беседы, пока) не необходимым.

Общение на со-действии

Нормированный предметный диалог обладает рядом недостатков. Он искусственен, требует дополнительных сил на освоение и поддержание, дисциплины, наконец — он недостижим в чистом виде. А главное, нормированная логичная речь проигрывает живой спонтанной в гибкости и универсальности в передаче смыслов. Мы имеем здесь классическое диалектическое противоречие: живая речь ведёт к заблуждениям и эмоциям, сводя человеческое к чисто психофизическому, тем самым снижая вероятность полноценной договорённости, отодвигая её горизонт во времени. А нормированная логическая приближает этот горизонт, но редуцирует договорённость до интерсубъективной картины, отодвигая восприятие за ойкумену общения, тем самым занимаясь расчеловечиванием с другой стороны. И то, и другое оставляют от человека в общении его обрубок. Что вы предпочитаете: отрезать удаву голову, или хвост по самые уши?

Выход — не поддаться ложному выбору, дополнить нормированное общение живым восприятием. Живое восприятие даёт живой опыт. Но, во-первых, не всегда есть ситуативная возможность живого опыта. А во-вторых, живой опыт понимания реальности может быть не иллюзорно опасен. Так и дров можно наломать.

Был примечательный случай: одна замечательная со всех сторон женщина, работающая в аппарате высокого руководителя, сходила на презентацию по управлению конфликтами. Там ей рассказали природу конфликта, его разновидности, методы его разрешения и управления им. Один из советов в презентации ей глубоко запал в душу: чтобы конфликтом управлять, его надо сделать явным. Скрытый конфликт — неуправляем.

А у неё как раз был многолетний скрытый конфликт с помощником её руководителя. Окрылённая новым знанием, она решила разрубить этот гордиев узел и первое, что сделала — это сделала тайные противоречия явными. Проявила, так сказать, скрытый конфликт. Но явленный конфликт вместо того, чтобы управляться по писаному, вышел из-под контроля, и вместо управляемого конфликта получился неуправляемый грандиозный скандал. Спасло её только то, что она была много лет на хорошем счету, такого ожидать от неё никто не мог и инцидент списали на случайный эксцесс.

Она не поняла, что ей рассказывал тренер? Есть все основания полагать, что поняла. Но не так, как это понимал тренер. Они друг с другом не договорились.

Случай, можно сказать, модельный. Вероятно, если бы она не только послушала презентацию и задала интересующие её вопросы, а проиграла бы свою ситуацию, сделала бы то же самое что собиралась, но понарошку, то, глядишь, трезвее бы оценила свои силы и избежала такого развития событий.

Мы сказали “поиграла”. Другими словами — приняла бы участие в игре.

Игра — очень интересный феномен. Обыватель рассматривает игру если не как детское занятие, то уж точно,как несерьёзное. Взрослые, считает обыватель, не играют, а занимаются серьёзными делами. Игра и серьёзность как будто бы несовместимы. Но это глубоко ошибочное мнение. Игра — это очень серьёзное занятие. Что неисключает того, что оно одновременно может быть весёлым и безопасным.

Джордан Питерсон, клинический психолог, будучи ещё профессором Гарварда, занимаясь вопросами глубинных истоков человеческого поведения (результат его исследования получил воплощение в очень интересной книге “Карты смысла. Архитектура верования”) выяснил, что игра является одним из тех сложных видов деятельности, которому не требуется обучение. Люди умеют играть с рождения, это их врождённая способность. И играют. Роли игры в педагогике и воспитании много внимания уделяли такие столпы как Л. Выготский и Ж. Пиаже. И роль эту они оценивали как одну из главных.

Играют не только люди. Играют животные: в нежном возрасте отрабатывают в безопасных играх навыки, которые им будут жизненно необходимы для выживания во взрослой жизни. Некоторые животные играют, будучи зрелыми и сформировавшимися, для забавы. Автор своими глазами видел, как ворона каталась на обёртке от мороженого с крыши. Владельцы домашних животных наблюдают это чуть ли не ежедневно.

Что такое игра по своей сути? Игра — тренажёр, и игра — это метафора реальных обстоятельств. Игра представляет собой не умозрительную, а деятельностную модель реальности, в которой можно эту реальность попробовать “на зуб”, особо при этом не рискуя. В отличии от реальности, которая ограничена сама собой, игра изначально ограничена временем, пространством и правилами участия в ней.

С точки зрения общения, игра — это замечательный инструмент взаимопонимания через со-действие друг сдругом. Но, конечно, не любая игра. Игры “в дурака” или “в очко” так себе инструменты общения. Чтобы стать общением, игра должна быть особого рода, удовлетворять ряду специфических условий.

Общение, как мы уже пониманием, это процесс взаимодействия участников с конечным результатом в виде договорённости. Любой процесс можно попытаться с разным успехом декомпозировать на дерево связных задач.

Машинистка устраивается на работу.
— Сколько знаков вы печатаете в минуту?
— 1200.
— Вот это да!
— Правда, такая ерунда получается…

Выполнение каждой задачи имеет свой результат. Через выполнение задач процесса в определённом порядке (порядок может быть инвариантным), результаты складывают в общий: в договорённость.

Кроме задач встречаются проблемы. Чем проблема отличается от задачи? Проблема — это задача с неизвестным решением. Неизвестен не результат, а решение, приводящее к этому результату. Решение проблемы — это поиск решения. Проблема с найденным или изначально известным решением называется задачей.

Игра в общении — это инструмент решения проблем двух родов.

Проблема первого рода — это взаимопонимание. Иногда для понимания лучше показать, чем рассказать. А ещё лучше, попробовать самому повторить то, что тебе показали. То есть поделать вместе. Это можно сделать в игре.

Проблема второго рода — это верификация достигнутой договорённости с реальностью. Или “приземление” договоренности на реальность. Такая проверка на прочность: то, о чём мы договорились, в реальной жизни будет работать, или не будет? А если не будет, то почему? Игра позволяет произвести такую проверку и помочь найти ответы на эти вопросы.

То есть мы говорим не про игры вообще, а про какие-то особенные игры, как-то особенно устроенные.

Посмотрим на специфическую архитектонику игр общения.

Игры общения

Есть такие странные области человеческой деятельности: игропрактика и игрофикация. Игропрактика — это использование игр как инструмента для решения прикладных задач и разрешения проблем. А игрофикация — это использование элементов игр в реальной повседневной деятельности. Например, игра спецназовцев в пейнтбол — это игропрактика. А нарисованная мишень в писсуаре общественного туалета — это игрофикация.

Строго говоря, и то, и другое всегда было и всегда будет. Странным является не факт их присутствия, а то, что они стали выделенной специальной областью деятельности. Разделение труда дошло и до игр, теперь есть такие люди, профессией которых является конструирование игр и их проведение. Себя они называют игропрактиками. Профессия относительно новая, но уже достаточно зрелая, чтобы в её лоне сформировался свой язык и своя особенная Картина мира.

Игропрактики — удивительные люди: люди, посвятившие себя игрофикации реальности. Профессия из рода опасных. Работники силикатных комбинатов страдают лёгочными заболеваниями. Медики — цинизмом (и неважным почерком). Корпоративные клерки — депрессией. Игропрактики склонны подменять игрой реальность. Но это половина беды.

Другая половина беды в том, как они играют в реальность. Поскольку человек в массе своей азартен, большая часть игр, которой они занимаются, включает в себя элемент азарта: выиграл — проиграл. А сложные игры требуют оператора: того, который стоит над игрой и за игрой. Игрок может не знать всех правил (не во всех играх все правила открыты: существуют, так называемые, “открытые” и “закрытые” игры). А если знает, то наверняка ориентируется в них хуже, чем автор игры. Проводя заметную часть своего времени в конструировании и проведении игр, игропрактик становится как будто бы демиургом: он творит мир (пусть и игровой) и стоит над ним. Если не заниматься профилактикой, то, рано или поздно, происходит профессиональная деформация. Картина мира подстраивается под законы профессии. И многие игропрактики, сами того не замечая, начинают жить играя. Играя собой, играя собеседниками, играя обстоятельствами. А играя, заигрываются. Иными словами, манипуляция становится неотъемлемой частью их личности.

У нативных и прирождённых манипуляторов есть одна смешная особенность. Поскольку они манипулируют как дышат, то есть не осознают, что манипулируют, они обывательски полагают, что другие живут точно так же, как они. И, встречаясь со взрослой личностью, то есть такой, которая достаточно мудра, чтобы осознанно не играть в манипулятивные игры и видеть манипуляции насквозь, всегда ей “проигрывают". Просто в силу несоизмеримости горизонтов реальности: мудрость видит дальше расчётов. И тогда прирождённые манипуляторы страшно оскорбляются. Они искренне уверены, что столкнулись с манипуляцией “80-го уровня”. И всем рассказывают, с каким страшным интриганом им пришлось в жизни повстречаться. Сам “интриган”, обыкновенно, ни сном ни духом как ни о том, что он кого-то, оказывается, переиграл, как и том, что о нём такое рассказывают. Но слухи о нём ходят фантастические.

К счастью, это правило знает исключения. И, благодаря исключительным игропрактикам, мы можем рассказать без манипуляции о том, как устроен мир игр на их языке. По меньшей мере в той части, которая относится к играм общения.

Для начала разберёмся в том, что такое игры, какие они бывают. Те их стороны и разновидности, которые не относятся, или относятся косвенно к теме нашего разговора — обойдём фигурой умолчания, на остальном же остановимся подробнее.

Итак, что такое игра? Игра — это свободная деятельность людей, ограниченная временем, пространством и правилами. Правилами как организации пространства игры, так и допустимых действий внутри него. Обращаем внимание на словосочетание “свободная деятельность”. Игра тотально добровольна. Игра под принуждением перестаёт быть игрой и превращается в исполнение регламента.

Форма игры может быть самой разнообразной. Игра может быть настольной (проще говоря, помещается вкоробку с приложенной инструкцией), может облекаться в форму живого действия, где “фишки” — это сами игроки, а карта — это физическое пространство взаимодействия. С точки зрения целей и задач, которые решает игра, форма не принципиальна. Выбор формы — это вопрос внешних ограничений.

С точки зрения целей и задач, которые ставятся перед игрой, роль играет её тип. В этой плоскости игры делятся на несколько разновидностей:

1. Игры со строго заданными правилами и строго заданными критериями выигрыша. Наглядный пример: спортивные игры.

2. Ролевые игры. Игрок взаимодействует с реальностью из заданной ему роли. То есть на естественные для игры ограничения свободы игрока: правила, пространство и время накладывается ещё одно: его роль.

3. Игры действия. Представляют собой имитацию реальности в безопасной среде. Игроки играют так, как считают нужным, то есть играют самих себя.

Со стороны смысла, игры могут быть развлекательными и прикладными. И те, и другие предполагают цель игры. Но перед последними ставятся конкретные задачи, которые должны быть с их помощью выполнены.

Как инструмент общения наибольший интерес представляют прикладные игры действия. В дальнейшем мы будем говорить о них.

И здесь самое место провести водораздел между играми и тренингами.

Задача тренинга — сформировать навык. Другими словами “задний ум” сделать “передним”. Как это часто бывает, делая что-то мы, столкнувшись с последствиями своих действий, делаем выводы рода “вот сейчас-то я сделал бы по-другому”. Чтобы сократить время пляски по граблям, существуют тренинги: натаскивание участников на полезные навыки по обходу граблей.

Игры — не про навыки. Игры — про опыт. Хорошая игра даёт игрокам комплексный опыт. То есть, кроме того опыта, который изначально заложен в дизайн игры её создателем, каждый игрок в довесок выносит что-то своё. Собственно говоря, основная ценность игры — это вынесенный из неё (игротехники говорят “присвоенный”) опыт, имеющий ценность в реальности.

Недостатки игрового опыта очевидны: реальность богаче, и может поставить перед вызовами, против которых игровой опыт окажется бессильным. А какие преимущества имеет игровой опыт перед реальным?

Основное ему преимущество: это скорость и необратимость получения обратной связи. В реальной жизни последствия наших поступков могут проявиться через длительное время. Причём тогда, когда мы уже о них и позабыли.

“Господи, за что мне это?” — вопрошает обыватель. Ему бы задать себе другой вопрос: не “за что?”, а“зачем?”

Бывает, что, хоть последствия и наступают сразу, но мы их не замечаем, потому что их от нас умышленно скрывают. Например, поступок может быть оскорбителен, но об этом не говорят. Потому что считают неприличным. Или потому, что месть предпочитают подавать холодной. В любом случае неявность последствий, выраженная в отложенной обратной связи — это те подводные камни, которые щедро разбросаны в реальности под покровом наших о ней представлений. Игра, делая возможным получать обратную связь вдруг и сразу эти камни обнажает и делает явными.

С точки зрения взаимопонимания в общении, то есть понимания чужой Картины мира, как её понимает её обладатель и, соответственно, передачи своей — это настоящее сокровище. Поэтому игры со строго заданными правилами и выигрышем, как и ролевые игры мы оставили за рамками нашей беседы. Для цели общения важно, чтобы игрок действовал самостоятельно и свободно исходя из собственной Картины мира получал мгновенную обратную связь, исходя из Картин мира других игроков.

Но цель общения не просто понять друг друга, а договориться. Взаимопонимание, то есть общая Картина должна быть по возможности максимально релевантная реальности. Поэтому в игры общения предпочтительно выбирать не просто игры действия, а игры прикладные, в которых заложено решение реальных задач, соответствующих общему полю деятельности в реальности.

Исходя из этого, общая схема игр общения представляет собой трехслойный пирог. Каждый слой соответствует этапу проводимой игры.

Первый слой игропрактики называют “проблематизация”. Его задача, чтобы игроки “присвоили проблему”. Здесь у игры перед игроками проявляется её предмет, цель, ради которой проводится игра. Задача выполнена тогда, когда участники приняли проблему, осознали негативные последствия отсутствия её решения, выработали своё личное к проблеме и её последствиям отношение. И, возможно, даже сформулировали свои личные цели вигре.

Второй слой — собственно игровое действие. Это время переживания нового опыта. Как мы помним, природа общения такова, что новый опыт — это всегда гамма переживаний и эмоций. Хорошая игра сконструирована с пониманием кривой опыта и её использованием.

Третий слой — это разбор игры (на профессиональном сленге “рефлексия”). Этап обобщения и присвоения полученного опыта. Игроки разбирают ход игры, свои и чужие в ней действия, полученную обратную связь и проводят параллели между игровой реальностью и той, которая за её пределами. Игра — всегда метафора. Связка метафоры и реальности происходит на заключительном этапе игры.

Стоит ли говорить, что хорошая игра — это игра а) уникальная под конкретных игроков, конкретные проблемы и конкретные же обстоятельства; б) с тщательно и умело разработанными всеми тремя слоями (не разработана “проблематизация” — игра беспредметна, не разработана “рефлексия” — не присвоен опыт); в) построена не от формы, а от задач и ограничений? Наверно, не стоит за очевидностью. Но мы сказали.

А вот о чём точно стоит сказать, так это о том, что игра инструмент не только сложный, но и опасный.

Хорошая игра всегда даёт непредсказуемые результаты. Не в том смысле, что закладывали одно, а в результате “шеф, всё пропало!”. А в том, что в довесок к ожидаемому прилетит неожиданное. В хорошей игре самое разное. Ведь неожиданности бывают приятные, а бывают строго наоборот. Игра имеет свойство вскрывать скрытые противоречия между участниками. Те, которые в обыденности или остаются незамеченными, или тщательно “заметаются под ковёр”. В этом у игры есть что-то общее со стриптизом, где все игроки, включая заказчика вместе у шеста. И к этому надо быть морально готовым. С другой стороны, под ковёр обыкновенно заметается вообще всё, что скрывает за собой что-то неожиданное. И проблемы, и возможности. Так что относиться к непредсказуемости игры следует как к стакану, из которого отлили половину содержимого. Наполовину он полон, или пуст — это всего лишь вопрос отношения.

В завершение отметим, что, конечно, игра инструмент “тяжёлый”. Требует времени, подготовки и специально обученных людей. А это значит, что обыкновенно игры общения встроены в какую-то большую историю, в которой общение является её сутью, и в которой присутствует масса заинтересованных в ней сторон.

Так мы подошли к заключительной части нашей беседы, где поговорим об общении как проекте.

Продолжение: https://teletype.in/@tcheglakov/e_pHgQj2pDv