Суд по делу о национализме и шпионаже
Опыт критики антинаучной фактологии либерализма. Часть 18
[Первую часть статьи Н. Федотова «Антинаучная методология либерализма. Доклад «о культе личности и его последствиях»: ложь мирового масштаба» читайте в «Прорыве» №1 (47) 2016. Вторая, третья и четвертая части, представляющие собой исследование либеральной лжи по поводу проблем коллективизации, помещены в «Прорыве» №5 (51) 2016, №1 (52) 2017 и №2 (53) 2017. В пятой , шестой, седьмой, восьмой, девятой, десятой, одиннацатой, двенадцатой , тринадцатой , четырнадцатой , пятнадцатой , шестнадцатой и семнадцатой частях начато исследование мифа о «сталинских репрессиях» №4 (55) 2017, №1 (57), №2 (58) 2018, №3 (59), №4(60) 2018, №1 (61) 2019, №2 (62) 2019 и №3 (63) 2019, №1 (65) 2020, №3 (67) 2020, №1 (68) 2021, №3 (70) 2021, №1 (71) 2022.]
Следствие по делу ЕАК шло долгих три года. Антикоммунисты, конечно, объясняют это сложностями с «выбиванием» показаний у подследственных. Однако если «сталинские палачи» «выбивали» показания, к примеру, Тухачевского в течение всего нескольких дней, то уж предположить, что на «сопливых интеллигентов» им пришлось тратить годы, - из разряда ненаучной фантастики. Точно такой же бред, как и разработка «спецоперации по устранению Михоэлса», который не имел и капли популярности того же Тухачевского. Былая популярность и непосредственное участие в Октябрьской революции не спасли ни Рыкова, ни Бухарина, ни Каменева с Зиновьевым. Их арестовывали, доказывали причастность к террору и придавали суду. А Михоэлса, вдруг, понадобилась тайно убивать, якобы опасаясь «массового возмущения». Хотя кто б там стал возмущаться аресту известного лишь в узких кругах еврейской интеллигенции режиссера, тем более, если б была доказана его причастность к шпионажу?
У буржуазных фальсификаторов истории одна беда - они идейные последователи Геббельса, пытающиеся воздействовать на массы чудовищностью выдуманной ими лжи. Будучи увлечены сочинением подобных «страшных сказок», они забывают про общие закономерности, исторический контекст и логику. Поэтому все антикоммунистические мифы содержат в себе массу противоречий. То Сталин устроил «голодомор» в период острой внутрипартийной борьбы. Не иначе, чтоб помочь своим противникам доказать, что коллективизация по-сталински не сработала. То чистку в армии затеял в преддверии войны, не иначе для того, чтоб помочь Гитлеру до Москвы дойти. Правда, потом «зачем-то» пришлось гнать его до Берлина. Или, как в разбираемом деле о еврейских националистах, Сталин зачем-то, якобы, взял и отдал приказ устранить едва ли не главаря данной организации (Михоэлса), а остальных все же велел арестовать. Причём, по версии антикоммунистов, подсудимых осудили и расстреляли ни за что, но следствие почему-то шло 3 года... Три года выдумывали «ни за что»?
Конечно, хрущевцы и их последыши хорошо поработали, чтоб скрыть правду. Часть документов засекречена до сих пор, а то и вовсе уничтожена. К сожалению, дело разгрома еврейской шпионской террористической сети в СССР не было доведено до конца, влияние сионистских организаций на массы советских евреев не было окончательно нейтрализовано. Отдаленные последствия всего этого мы можем наблюдать и по сей день. Многие известные представители еврейского народа заняли видное место в рядах могильщиков СССР, олигархов и либеральной, откровенно проамерикански, профашистски настроенной сволочи. Все это позволяет утверждать, что дело буржуазно-националистического оболванивания многих советских евреев, превращение их в питательную почву для западной шпионской работы после смерти Сталина было продолжено. На каком же другом идейном материале могли вырасти современные гозманы и зеленские?
Как известно, в сталинские годы не существовало разновидности национализма, в том числе, русско-власовского, украинско-бандеровского, кубанского, донского, чеченского, ингушского, армянского, грузинского, крымско-татарского и т.д., мимо которого прошли бы чекисты во времена Ленина и Сталина. Так что, упоминание лиц еврейской национальности, в данном случае, обусловлено лишь тем, что данное следственное дело существовало наряду с делами других националистический подпольных организаций. А что значит любой недобитый национализм, сегодня легко понять, посетив детский мемориал, хоть в Саласпилсе, хоть в Беслане, хоть в Донецке… Пожалуй, в наши дни, только польские националисты способны простить бандеровцам резню на Волыни ради кредитов из США, что доказывает классовый, а не этнический или исторический характер любого национализма.
Для общего понимания того, почему следствие по делу ЕАК велось столь продолжительно, приведу один любопытный документ. Это протокол осмотра дела «Союза борьбы за дело революции». Несмотря на то, что данный документ опубликован на сайте «Фонда Яковлева», сомневаться в его подлинности нет оснований, тем более, что антикоммунисты представляют его как некое доказательство борьбы советских евреев с «тоталитаризмом». В протоколе, в частности, сообщается:
«УМГБ Московской области в январе-феврале 1951 года были арестованы СЛУЦКИЙ Борис Владимирович, ФУРМАН Владилен Леонидович, ГУРЕВИЧ Евгений Зиновьевич, ПЕЧУРО Сусанна Соломоновна, МЕЛЬНИКОВ Владимир Захарович, АРГИНСКАЯ Ирэн Ильинична, ВОИН Феликс Миронович, МАЗУР Григорий Гдальевич, УЛАНОВСКАЯ Майя Александровна, РЕЙФ Алла Евгеньевна. Все эти лица на допросах признали себя виновными в том, что они являлись участниками антисоветской молодежной организации, именовавшей себя «Союзом борьбы за дело революции».
Руководитель этой антисоветской организации СЛУЦКИЙ Б.В. на допросе 23 января 1951 года показал:
«К концу августа 1950 года мне удалось сгруппировать несколько антисоветски настроенных лиц из числа учащейся молодежи. К их числу относятся студенты 1-2-х курсов вузов Владилен ФУРМАН, Евгений ГУРЕВИЧ, Владимир МЕЛЬНИКОВ и учащаяся 10 класса ПЕЧУРО Сусанна. Позднее к этой группе антисоветски настроенной молодежи стали также относиться Григорий МАЗУР и Ирэн АРГИНСКАЯ».
Через некоторое время данная антисоветская организация докатилась и до обсуждения террористических методов борьбы:
«СЛУЦКИЙ далее показал, что, обсуждая методы борьбы с советской властью, на вражеских сборищах членов так называемого «организационного комитета» «СДР» неоднократно обсуждался вопрос о применении террора в качестве одного из методов борьбы с советской властью.
СЛУЦКИЙ на допросе 3 февраля 1950 года показал, что инициатором постановки вопроса о терроре против руководителей ВКП(б) и Советского правительства являлся руководящий участник организации «СДР» ГУРЕВИЧ. Как показал СЛУЦКИЙ, впервые вопрос о терроре ГУРЕВИЧ поднял в беседе с ним в августе 1950 года:
«При обсуждении так называемой программы антисоветской молодежной группы ГУРЕВИЧ сказал тогда мне, что не лучше ли будет, если вместо распространения листовок мы включим в свою программу террор. Не разделяя мнения ГУРЕВИЧА, я заявил, что история, в частности, убийство С.М. Кирова учат нас тому, что метод индивидуального террора не может привести к каким-либо существенным внутриполитическим изменениям в стране, поэтому от такого средства борьбы с советской властью надо отказаться. ГУРЕВИЧ, настаивая на своем, назвав одного из руководителей ВКП(б), стал высказывать по его адресу клеветнические заявления, что он не пользуется такой популярностью среди народа и в особенности среди интеллигенции, какой пользовался С.М. Киров. Террористический акт в отношении его, продолжал ГУРЕВИЧ, произведет сильный эффект на общественное мнение не только советского народа, но и народов всего мира».
Как водится, от принятия террора как метода борьба до конкретного планирования терактов - один шаг:
«Далее СЛУЦКИЙ показал:
«Я заявил ГУРЕВИЧУ, что террористический акт над руководителями партии и правительства можно совершить во время праздничной демонстрации на Красной площади. Здесь же я конкретизировал эту мысль, сказав, что необходимо, мол, организовать группу, один из которой, проходя мимо Мавзолея, начнет стрелять по стоящим на нем руководителям партии и правительства, а остальные должны создать благоприятную для него обстановку и задержать на время тех, кто попытается помешать выполнению этого злодейского акта».
На этом же допросе СЛУЦКИЙ показал, что обсуждение вопроса о терроре имело место неоднократно на заседаниях так называемого «организационного комитета». На одном из заседаний «организационного комитета» ГУРЕВИЧ написал записку с предложением совершить террористический акт над одним из членов Политбюро ЦК ВКП(б).
Аналогичные показания СЛУЦКИЙ дал 5 и 9 июля 1951 года. На допросах 14 и 19 июля 1951 года у старшего следователя след[ственной] части по особо важным делам МГБ СССР майора ГРИШАЕВА СЛУЦКИЙ показал, что в октябре 1950 года на сборище членов так называемого «организационного комитета» «СДР», происходившем у него на квартире, ГУРЕВИЧ, предложив террор как одно из средств борьбы против советской власти и конкретизируя предложение, настаивал на подготовке убийства секретаря ЦК ВКП(б) МАЛЕНКОВА, которого ГУРЕВИЧ, как и другие участники «СДР», будучи по своим убеждениям еврейскими националистами, считали виновным в проведении якобы неправильной национальной политики.
В порядке подготовки к покушению на МАЛЕНКОВА ГУРЕВИЧ тогда же предложил создать особую глубоко законспирированную группу из нескольких участников организации «СДР». Возглавить эту группу ГУРЕВИЧ вызвался лично сам. На вопрос СЛУЦКОГО ГУРЕВИЧУ, как он мыслит осуществить террористический акт в отношении МАЛЕНКОВА, ГУРЕВИЧ ответил, что он однажды видел, как МАЛЕНКОВ выходил из автомашины из своего дома, и вот в такой момент можно было бы совершить на него покушение.
На очередном сборище руководящих участников организации «СДР» 6 ноября 1950 года, происходившем на квартире у СЛУЦКОГО, ГУРЕВИЧ продолжал настаивать на своем предложении о совершении террористического акта против МАЛЕНКОВА. Поскольку на сборище оказались также два рядовых участника «СДР», то ГУРЕВИЧ, не желая посвящать их в обсуждение вопроса о терроре, передал записку, адресованную так называемому «организационному комитету» «СДР», в которой написал:
«Я все-таки предлагаю выстрелить в МАЛЕНКОВА»».
Как мы видим, несмотря на то, что руководство ЕАК уже сидело под арестом, еврейское террористическое подполье продолжало существовать, работа органов МГБ по его разгрому продолжалась. Показания членов ЕАК могли быть очень ценны для разоблачения связей СДР и ЕАК, что косвенно подтверждается временными рамками данных судебных процессов. Участники СДР были арестованы в январе-феврале 1951 г, а судебный процесс по их делу завершился в феврале 1952. Из 16 подсудимых к расстрелу были приговорены четверо руководителей, остальные к разным срокам заключения. А процесс по делу ЕАК начался в конце апреля 1952 года.
Документы по следствию и суду по делу СДР засекречены до сих пор. Что касается дела ЕАК, то стенограммы судебного процесса опубликованы в вышедшей в 1994 году книге «Неправедный суд. Последний сталинский расстрел. Стенограмма судебного процесса по делу Еврейского Антифашистского комитета». Правда, опубликованы очень хитро, не полностью. Ниже будет понятно, что автор делает пропуски, когда речь заходит о шпионской деятельности обвиняемых.
Как известно, все подсудимые, кроме Штерн, были приговорены к расстрелу. Схлопотать высшую меру просто за национализм было не реально, но реально за шпионаж и измену Родине, а так же, к примеру, за хищения государственных средств. Поэтому нас будет интересовать именно то, что связано с этими обвинениями. Итак, первым был допрошен подсудимый Фефер. Остановимся на наиболее интересных фрагментах его показаний.
«Председатель: Вы знаете акт экспертизы от 30 января по поводу передачи в Америку шпионских сведений? Было взято на выдержку 78 документов, и пришли к выводу, что такие требования из Америки и Англии в Антифашистский комитет сами по себе содержат государственную тайну. Вы знакомы с этим актом, согласны с ним?
Фефер: В основном, согласен. Но должен сказать, что документы, представляющие требования американской печати являются не типичными.
Председатель: Вы противоречите своим показаниям. В 1946 году вы уже понимали, что это запрос на дачу шпионских сведений, а сейчас вы говорите, что не знали, что это такое.
Фефер: Я вообще не понимал природу шпионских сведений, я имел об этом слабое представление, и когда речь зашла об армии и флоте, я испугался. Это было в 1947 году».
К сожалению, сам акт экспертизы до сих пор не опубликован. У автора данной книги в начале 90-х был доступ к материалам дела, где эта экспертиза точно должна была быть. Он её видел, но в книгу свою не включил. А вот из показаний Фефера он забыл убрать фразу про армию и флот. Получается, что американцы запрашивали эту информацию, и это испугало Фефера. Вполне вероятно, что про армию и флот он вспомнил, поскольку такую информацию требовал Всемирный еврейский конгресс, но, возможно, речь шла и про что-то другое.
Примечательно, что на предыдущей странице книги, как раз в той части допроса Фефера, где он рассказывал о характере и порядке передачи статей иностранным агентствам от ЕАК, имеется пропуск и авторский текст:
«Далее суд подробно выяснял порядок передачи статей иностранным агентствам от сотрудников Еврейского Антифашистского комитета и степень секретности публикуемых в них материалов».
Казалось бы, это наиболее важная часть допроса Фефера. Если эти материалы очевидно не содержали никакой секретной информации, если эта секретность была за уши притянута, то почему не показать это читателю? Однако автор преследовал цель не поиска правды, а её сокрытия.
А вот интересный фрагмент, характеризующий сущность взглядов членов ЕАК:
«Председатель: Всё-таки вы пропагандируете исключительно националистические, что больше всего пострадали евреи?
Фефер: Да, я считаю, что на долю евреев исключительные страдания достались.
Председатель: Разве один только еврейский народ пострадал в Отечественной войне?
Фефер: Да, вы не найдете такого народа, который столько выстрадал бы, как еврейский народ. Уничтожено 6 миллионов евреев из 18 миллионов - одна треть. Это большие жертвы, и мы имели право на слезу и боролись против фашизма.
Председатель: Это было использовано не для слезы, а для антисоветской деятельности. Комитет стал центром националистической борьбы».
Ну начнем с того, что еврейский народ как и другие народы СССР, действительно, сражался с фашизмом. Не хуже, но и не лучше остальных. Коммунисты, безусловно, не отрицают политику террора, проводившегося фашистами по отношению к евреям в годы второй мировой войны. Но точно такой же террор фашисты осуществляли на оккупированных территориях и против других народов СССР. В газовых камерах гитлеровских лагерей советских граждан других национальностей уничтожали наравне с евреями.
К цифре «6 миллионов уничтоженных евреев» тоже есть масса вопросов. Откуда она взялась, до сих пор не понятно. В лучшем случае, там та же история, что и с придуманной хрущевскими, а позднее и горбачевскими фальсификаторами истории цифрой в 27 миллионов убитых советских граждан (на самом деле, это так называемые «демографические потери», а прямые общие потери - 7 миллионов человек, см. Классовая борьба в вопросе о потерях в Великой Отечественной войне).
Хорош подход! Все народы СССР за 4 года войны понесли серьезные потери в борьбе с фашизмом. В том числе, еврейский народ. Но тут на сцену выходят представители еврейской интеллигенции и говорят, дескать, нет, самые большие потери понёс наш народ, мы больше других пострадали, мы лучше других воевали, отдайте нам Крым под национальную еврейскую республику. Что это если не самый оголтелый национализм?
А уж о том, какой народ понёс самые большие потери во время второй мировой войны пусть еврейские националисты расскажут китайцам...
Но вернёмся к показаниям Фефера.
На следующей странице они снова прерываются, и следует авторская вставка:
«Допрос Фефера, который полностью признавал все обвинения, длился долго. Начавшись в первый день процесса, 8 мая, он продолжался и всё утреннее заседание 9 мая. Фефер, фактически, явился основной фигурой обвинения, и поэтому его допрос по замыслу организаторов судилища должен был быть ключевым в судебном процессе. Он должен был задать тон всему процессу, сломить волю всех остальных обвиняемых.
Но вот закончился допрос Фефера, и другие обвиняемые получили возможность задать ему вопросы».
Почему автор опустил часть допроса - непонятно. Более того, теперь непонятно, к чему относятся некоторые вопросы, которые подсудимые стали задавать Феферу. Вот пример:
«Лозовский: Кто разрешил вам тратить деньги на банкет Новаку в сумме 40 тыс. рублей?
Фефер: Дело в том, что я всеми этими делами не занимался, был управляющий делами всех комитетов Никитин, он составлял сметы и писал по этому поводу докладные записки и согласовывал это с Отделом внешней политики ЦК ВКП(б).
Лозовский: В материале следствия сказано, что разрешение дал Суслов, это верно?
Фефер: Я не знаю, давал ли он по этому поводу разрешение, но на поездку Новака на Украину дал разрешение Суслов».
По всей видимости, вопрос о не целевом использовании этих 40 тыс. рублей в каком-то контексте всплывал в допросе Фефера, но почему-то автор это публиковать не стал.
Что примечательно, в обвинительном заключении сказано:
«Вместе с РОЗЕНБЕРГОМ, ГОДЬДБЕРГОМ и БУДИШЕМ МИХОЭЛС и ФЕФЕР разработали конкретные мероприятия по усилению подрывной деятельности против Советского государства и получили от них вражеское задание - добиться заселения Крыма евреями, создав там самостоятельную еврейскую республику (т. 1, л. б3-66; т. 2, л. 63-73).
Об этом преступном сговоре с представителями еврейских реакционных кругов США обвиняемый ФЕФЕР на следствии показал:
«...РОЗЕНБЕРГ нам заявил, что американские еврейские круги могут оказать нам помощь только в том случае, если мы... отвоюем у Советского правительства Крым и создадим там самостоятельную еврейскую республику. Вы сами понимаете, - сказал РОЗЕНБЕРГ, - Крым нас интересует, с одной стороны, как евреев, а, с другой - как американцев... РОЗЕНБЕРГ нам прямо сказал, что Крым это - Черное море, это - Турция, это - Балканы» (т. 2, л. 66)»».
«Наличие преступного сговора между МИХОЭЛСОМ и ФЕФЕРОМ, с одной стороны, и представителями еврейских реакционных кругов, с другой, подтверждается документами, обнаруженными в архиве Еврейского антифашистского комитета и другими доказательствами, собранными по делу. Так, эксперты, на основании изучения этих документов, в своем заключении от 30 января 1952 года указали, «...что во время пребывания в Америке... МИХОЭЛСА и ФЕФЕРА было условлено о пересылке регулярной информации... о населении, промышленности, культурных учреждениях и т.д. Таким образом, МИХОЭЛС и ФЕФЕР, вопреки советским законам... обязались сообщать в Америку сведения, составляющие государственную тайну» (т. 32, л. 47)».
Уточнялось даже, кто и какие сведения собирал по заданию Фефера:
«Осужденный американский шпион ПЕРСОВ, непосредственно занимавшийся по заданию ФЕФЕРА сбором секретных сведений о промышленности Советского Союза, на следствии заявил:
«...В начале 1946 года я собрал материалы и составил очерк о московском автозаводе имени Сталина. ...Характеризуя производственную мощность отдельных цехов автозавода, я отметил, что инструментальный цех автозавода... по своим размерам не уступит любому заводу средней мощности» (т. 30, л. 23, 24)».
В любом случае, касательно этих показаний Фефер должен был быть допрошен в суде. Но почему-то именно эти показания так и остались не опубликованы.
После Фефера была допрошена подсудимая Теумин. В обвинительном заключении по поводу неё сказано следующее:
«По поручению обвиняемого ЛОЗОВСКОГО просматривала и корректировала посылавшиеся Еврейским антифашистским комитетом в Америку, Англию и Палестину статьи, которые содержали извращенную в националистическом духе информацию о положении евреев в Советском Союзе. В 1945 году установила личную шпионскую связь с американским разведчиком ГОЛЬДБЕРГОМ, которому передала шпионские материалы о политическом и экономическом положении советских Прибалтийских республик».
Однако в книге та часть допроса, где должны были быть освещены данные вопросы, не опубликована. Правда, заслуживают внимания её показания по поводу положения дел в Совинформбюро, руководил которым Лозовский.
«Председатель: На предварительном следствии вы показали, что у Лозовского было много друзей, которые ни по политическим, ни по деловым качествам не подходили к этой работе. Правильно ли это?
Теумин: Да, были люди, которых Лозовский устраивал на работу, хотя они и были очень слабыми работниками и для работы в аппарате Совинформбюро совершенно не годились. Но насчет Рубинина я не могу сказать, что он был приятелем Лозовского.
Председатель: Вы показывали (зачитывает), что на должность переводчика английского языка были наняты американские евреи Тальми и Файнберг. Центральным редактором английского языка являлся Левин, ранее проживавший в Англии, а машинисткой английского языка работала американская еврейка Полак Бетти. В качестве редактора американского отдела Лозовский принял бывшего белоэмигранта возвращенца из Америки Рекцина. Авторский состав Совинформбюро был собран Лозовским так же исключительно из евреев.
Теумин: Это так. Нужно сказать, что с авторским составом у нас было весьма неблагополучно. Работало очень большое количество третьестепенных авторов, которых у нас называли «жучками». Они почти никогда не печатались и могли с таким же успехом писать как о Большом театре, так и о тракторах, о колхозах, о Киеве, о Днепрогэссе и т. п. Эти люди писали на любые темы. И неоднократно мы, редакторы, на редакционных совещаниях ставили вопрос, что нужно требовать, чтобы состав авторов был совсем иной, состоящий из более квалифицированных работников».
Если дела, действительно, обстояли именно так, то это называется не иначе как вредительство на важнейшем направлении в условиях войны. Если, помимо этого, вскрылись еще и хищения государственных средств, то становится понятно, за что Лозовский получил расстрельный приговор.
Касательно шпионажа Теумин дала следующие показания:
«Председатель: «Из ваших показаний видно, что вы передали обширную справку Гольдбергу о Прибалтике. Что же там было?
Теумин: Там было количество населения, величина территории, главные города республики, ущерб, принесенный каждой республике немецкими оккупантами, и сведения о восстановлении. Так, было указано, что в Литве уже восстановлено 1118 предприятий.
По поводу ущерба я брала данные из актов Чрезвычайной комиссии. У меня лежали в столе 3 книжки о работе комиссии, и я пользовалась ими.
Председатель: А где вы взяли сведения о восстановлении промышленности?
Теумин: Я пользовалась статьями, которые мы отправляли за границу. Эти статьи присылались нам из Литвы, Латвии и Эстонии, большей частью руководящими работниками. Я за годы войны установила с ними связь, и они давали мне статьи и для иностранной печати».
Председатель: Материалы, которые вы передавали Гольдбергу, регистрировались? Если регистрировались, то где второй экземпляр справки о Прибалтике?
Теумин: Это для меня загадочная история. Я не понимаю, куда мог деться второй экземпляр.
Председатель: Кто у вас регистрировал материалы?
Теумин: Статьи все регистрировались секретарём, а ведь это была справка.
Председатель: Пусть справка, но ведь документы, исходящие из Совинформбюро и переданные вами в руки шпиона, должны были регистрироваться?
Теумин: Я не знала, что Гольдберг шпион, и считала его другом Советского Союза, но я все равно не должна была передавать ему этой справки. В этом моя вина, в этом моя политическая близорукость.
Председатель: Чему верить? Вашему ли утверждению или следственным органам, утверждающим, что справка содержала секретные сведения?
Теумин: Я уже говорила, что в справке мною приводились данные о восстановлении промышленности и сельского хозяйства на основании официальных статей, печатавшихся как в нашей, так и в зарубежной прессе.
Председатель: Копия справки должна быть в архиве вашего отдела?
Теумин: Она должна быть там, но могла случайно попасть и в материалы секретариата».
Интересная получается история. Некая справка передана человеку, который, как выяснилось позднее, шпионил в пользу США. По данным следствия, справка содержала секретные сведения. Голословно утверждать следователи это вряд ли могли. Но на основании чего они это утверждали, мы сказать точно не можем, ведь материалы дела засекречены. Казалось бы, дело должна прояснить копия справки. Но почему-то этой копии нет, хотя должна быть. Понятно, что такой расклад не в пользу Теумин.
Следующим был допрошен подсудимый Маркиш. В обвинительном заключении про него сказано:
«В 1926 году, возвратившись в СССР, установил преступную связь с еврейскими националистами, вместе с которыми до последнего времени вел подрывную работу против Советского государства. В 1945 году имел несколько встреч с приезжавшим в СССР американским разведчиком ГОЛЬДБЕРГОМ, которому передал сведения о положении и настроениях еврейских писателей в СССР».
Касательно шпионской деятельности, он показал следующее:
«Председатель: Далее вы говорите относительно деятельности Комитета по посылке за границу шпионских материалов (т.15, л.д. 156-157). Правильны эти ваши показания?
Маркиш: Правильны объективно, но я о них узнал только на следствии. Я был вне допускаемости к этим вещам».
Казалось бы, суд должен был задать вопрос Маркишу, что означает это «вне допускаемости»... Но здесь в очередной раз показания прерываются на самом важном и следует авторская вставка:
«Далее часть заседания была посвящена доказательству, что почти вся литература, статьи и очерки, направленные ЕАК за границу, носили шпионский характер и имели националистическую окраску. Открывшееся после перерыва заседание было посвящено приезду в СССР Гольдберга».
Так вот эти доказательства шпионского характера материалов - и есть самое важное. Автор уже не в первый раз опускает ключевые моменты. При этом, дальнейшие показания Маркиша публикуются таким образом, чтоб у читателя сложились мысли о его невиновности и абсурдности судебного процесса в целом.
Так, про Гольдберга приводятся следующие показания:
«Председатель: Вы говорили, что Гольдберг оказался не только редактором, но и матерым американским разведчиком, а Фефер и Эпштейн, упоминая о нём, преклонялись перед ним.
Маркиш: О том, что он разведчик, я не знал, и, как это не странно, даже МГБ через полтора года после того, как этот мерзавец обесчестил нашу страну, не заметило этого. Через полтора года Симонов и Галактионов были в Америке, находились вместе с ним и дали ему интервью».
Роль Гольдберга из всего этого решительно не понятна. Не понятно, ни как Маркиш узнал, что он шпион, ни как Гольдберг «обесчестил страну».
В конце показаний Маркиша автор снова использует свой любимый приём. Заходит речь про то, что Фефер собирался послать делегацию в Варшаву на открытие памятника погибшим евреям с целью налаживания связи с Америкой. И тут снова показания резко прерываются и следует авторская вставка:
«12 мая в 14 часов 45 минут продолжилось судебное заседание. Вскоре закончился допрос Маркиша председательствующим судебной коллегии и право задавать вопросы получили подсудимые».
Опубликованные далее ответы и новые показания Маркиша снова не содержат ничего существенного, не раскрывают роли подсудимого в шпионаже. Однако, в конце есть снова любопытная авторская вставка:
«Этими словами Маркиша, сказанными им 13 мая в 20.45 минут, завершается его допрос в ходе судебного следствия. Допрос Маркиша длился почти полных 3 дня - 10, 12 и 13 мая».
Однако в книге допрос Маркиша уместился всего на 17 страницах (с 59 по 76). Читатель может провести эксперимент и проверить, сколько времени у него займет чтение вслух 17 страниц текста. Даже если читать по слогам, на это уйдет сильно меньше, чем 3 дня. По моим прикидкам, если читать не сильно быстро, то вряд ли прочтение 17 страниц текста займёт более 2 часов.
И другой любопытный момент. Как мы видим 12 мая в 14.45 начался допрос Маркиша, закончился - 13 мая в 20.45, причем после этого начался допрос следующего подсудимого, из чего можно сделать вывод о том, что судебные заседания длились допоздна. Так вот, показания Маркиша за всё это время уместились у автора на 9 страницах текста. То есть под видом стенограммы процесса нам предлагаются лишь обрывки, подобранные таким образом, чтоб представить подсудимых невиновными.
Вернёмся к показаниям подсудимых. После Маркиша допрошен был Бергельсон. Не буду подробно останавливаться на показания о пропаганде еврейского национализма. Тем более, что получить за это расстрельный приговор было не реально. Нас интересует, прежде всего, то, что связано со шпионажем.
«Председатель: Теперь расскажите по вопросу сбора информации о Советском Союзе (экономике, культуре и т. п.), которая направлялась корреспонденцией в Америку. В чем здесь состоит преступление?
Бергельсон: Я не знаю.
Председатель: Как не знаете?
Бергельсон: Я это связываю с другим моментом, мы придём к этому.
Мое участие в этом сборе информации выражается как зав. Литературно-художественной частью «Эйникайт». Я не снимаю с себя всю ответственность за всю работу Комитета и за то, что я написал письмо некоторым писателям, чтобы они посылали свои вещи - очерки и т. д. в «Эйникайт». Как все эти материалы собирались, я думаю, что я отвечу на это позже, когда подойдет самый острый момент преступной деятельности руководителей ЕАК».
И далее, как водится, на самом интересном месте показания Бергельсона прерываются и следует авторская вставка:
«Последующая часть допроса была посвящена выяснению всех обстоятельств, связанных с подготовкой и направлением в правительство письма об образовании Еврейской автономной республики в Крыму. Еще большая часть времени ушла на выяснение всех деталей посещения Советского Союза Гольдбергом и Новиком, всех встреч с ними Бергельсона, других членов ЕАК.
Далее суд касается показания Бергельсона в ходе предварительного следствия о «пропаганде националистических идей», которая проводилась Антифашистским комитетом. Представления о тех показаниях, которые были выбиты следователем, о тех обвинениях, которые выдвигались против обвиняемых, могут дать несколько выдержек из этой части допроса Бергельсона в ходе судебного заседания 15 мая».
Что примечательно, в приводимых далее выдержках нет ни слова ни про шпионаж, ни про «выбитые следователем показания». Казалось бы, самое время заявить, что показания были получены незаконным путем, и отказаться от них. Но Бергельсон делает прямо противоположное:
«Председатель: Перейдем к вопросу ваших показаний относительно пропаганды националистических идей, которая проводилась Антифашистским комитетом. В своих показаниях на предварительном следствии и, в частности, в протоколе допроса от 4 марта 1952 г по поводу акта экспертизы вам задаётся вопрос: «С этим выводом экспертов вы согласны?». Вы отвечаете: «Да, согласен», и дальше показываете:
«Орудовавшие в ЕАК националисты Михоэлс, Эпштейн, Фефер, Квитко, Маркиш и другие, а так же и я - Бергельсон, во главе с идейным руководителем и вдохновителем Лозовским проводили активную националистическую деятельность, вылившуюся в широкую пропаганду националистических идей».
Дайте показания суду по этому поводу.
Бергельсон: Пропаганда велась за границей и здесь через газету «Эйникайт». Я признаю, что в статьях, посылаемых за границу и помещаемых в газете «Эйникайт», выпячивалась роль евреев, отличившихся на фронте и в тылу. Я признаю, что по существу это была националистическая пропаганда.
Председатель: (зачитывает общие выводы экспертизы по вопросу националистической пропаганды).
Согласны ли вы с выводом экспертизы.
Бергельсон: Я согласен с выводами экспертизы».
В обвинительном заключении касательно Бергельсона сказано следующее:
«Являясь членом президиума Еврейского антифашистского комитета, принимал активное участие в сборе информации о Советском Союзе для американцев, а в 1947 году со шпионской целью выезжал в Киев. Во время пребывания в СССР американских разведчиков ГОЛЬДБЕРГА и НОВИКА передал им информацию о Биробиджане».
Вот по поводу этого он точно должен был быть допрошен в ходе судебного заседания, однако автор эти показания решил не публиковать, а представил всё дело так, что Бергельсон был расстрелян всего лишь за то, что восхвалял еврейский народ. Два полных дня, в течение которых допрашивался Бергельсон, у автора уместились на 14 страницах. То есть и здесь автор опубликовал лишь мизерную и наименее существенную часть допроса.
Следующим давал показания в судебном заседании подсудимый Квитко. В обвинительном заключении читаем следующее:
«Будучи заместителем ответственного секретаря Еврейского антифашистского комитета, вошел в преступный сговор с активными врагами советского народа МИХОЭЛСОМ, ФЕФЕРОМ и ЭПШТЕЙНОМ, вместе с которыми использовал комитет в преступных целях, превратив его во враждебную советской власти организацию. Давал задания своим сообщникам собирать шпионские материалы для отправки в США. В 1944 году выезжал в Крым для сбора сведений об экономическом положении области и наличии там еврейского населения, которые затем были переправлены комитетом в США. В 1946 году установил личную шпионскую связь с американским разведчиком ГОЛЬДБЕРГОМ, информировал его о положении дел в Союзе советских писателей и дал ему согласие на выпуск советско-американского ежегодника, через который американцы намеревались получать разведывательную информацию об СССР».
Что примечательно, Квитко безо всяких проблем отказался от своих показаний на предварительном следствии:
«Квитко: Я дал плохие показания.
Председатель: Как плохие, неполные?
Квитко: Мои показания были неправильные. Следствие велось предвзято, и все мои доводы игнорировали. Все то, что я говорил, я говорил своими словами, здесь переведено на язык протокола. Своими словами я говорил иначе. Я не оправдываю ни себя, ни Лозовского, ни других, но все это построено иначе, чем сейчас записано в протоколе. В протоколе все построено по юридическим правилам, а в жизни эти факты выглядят иначе. Когда я приехал, то я увидел, что хозяином, прежде всего, являлся Лозовский. Я знал, что между Эпштейном, Фефером и Михоэлсом было полное единение по всем вопросам».
Если из подсудимых «выбивали» показания, то почему об этом открыто не заявить? Но нет, Квитко говорит лишь о том, что все ошибки следствия сводятся к тому, что его неправильно поняли. Однако показания, связанные с характеристикой деятельности ЕАК, Квитко подтвердил:
«Председатель: Теперь покажите относительно работы самого Комитета. Мы с вами установили, что задача Комитета заключалась в пропаганде, вы по этому поводу говорили:
«Пропаганда за границей, которая должна была служить интересам Советского Союза, проводилась нами в ярко выраженном националистическом духе. Показывались достижения евреев во всех областях хозяйственной и культурной жизни страны и замалчивалась ведущая роль в этом других национальностей, в том числе, русского народа. Вследствие этого создавалось представление, что вершителями всех судеб в СССР являются евреи. В этом же направлении была развернута нами преступная работа среди евреев, населяющих Советский Союз».
Правильно это?
Квитко: В основном, правильно. Может быть, не так тени положены, но, в основном, правильно. Почему? Во-первых, это подтверждается тем, что было на похоронах Михоэлса; и то, что я видел, когда приехала «дама из Палестины» - Меерсон [имеется в виду приезд в СССР посла Израиля Голды Меир - Федотов], дает мне полное представление о том, что работа Комитета была гибельной, была вредна для Советского Союза.
Председатель: В чем конкретно?
Квитко: Проявление национализма, что бросалось в глаза на похоронах Михоэлса и при встрече Меерсон, показывает, что ведя специфическую еврейскую работу, т. е. занимаясь только еврейскими делами, Еврейский Антифашистский комитет способствовал усилению националистических настроений среди еврейских масс».
Но как только речь заходит о знакомстве с Гольдбергом и шпионаже, автор снова обрывает показания.
«Председатель: Расскажите о приезде Гольдберга. Кто такой Гольдберг и что вам известно об обстоятельствах его приезда? Встречались ли вы с ним? Какие вели беседы? Знаете ли вы его и как знаете?
Квитко: Гольдберга я знаю. Я его не знал до приезда сюда, и он меня не знал. О его приезде знали и делали ему очень большую рекламу.
Председатель: Кто?
Квитко: Комитет.
Председатель: В том числе и вы? Вы член президиума, очевидно, Комитет обсуждал этот вопрос? На следствии следователь задал вам вопрос о шпионской связи с Гольдбергом, на который вы ответили: «Я не отрицаю, что моя связь с Гольдбергом носила преступный характер»».
Дальнейшие показания Квитко по данному вопросу автор почему-то публиковать не захотел и ограничился вставкой:
«Далее председатель уточняет характер отношений. Речь шла, пояснил Квитко, об обмене материалами, статьями, публикациями о достижениях науки, культуры и искусства, предполагалось издание совместного журнала «Москва-Нью-Йорк»».
Если действительно всё было столь безобидно, то почему не опубликовать данный фрагмент показаний Квитко целиком? Тем более, что на предварительном следствии он дал показания о преступном характере связи с Гольдбергом. Конечно, понятно, что у автора могло быть ограничение по объему издаваемой книги. Тогда тем более подозрительно, почему он публикует то, что не могло привести к расстрельному приговору, но не публикует то, что могло.
После этой вставки автор зачем-то публикует еще один короткий фрагмент:
«Председатель: В чем выражался преступный характер вашей связи?
Квитко: Не было преступного характера.
Председатель: А почему вы так показывали? Кто вас принуждал?
Квитко: Обстоятельства».
И далее автор ставит знак «***». Видимо, подумал, что читатель-антикоммунист должен сам догадаться, что «принуждающие обстоятельства» - это обязательно пытки. Правда, по логике вещей, следующий вопрос, который должен был задать Председатель, - это как раз про эти обстоятельства. И если бы Квитко ответил, что его пытали, то у автора появился бы хороший аргумент против «кровавого МГБ». Но автор предпочёл не публиковать дальнейший ход допроса. Так что факт остается фактом: Квитко не подавал жалобы на незаконные методы ведения следствия.
По поводу подсудимого Гофштейна в обвинительном заключении сообщалось:
«Находясь во время Отечественной войны в эвакуации в Уфе, по заданию МИХОЭЛСА и ФЕФЕРА собрал и передал им предназначавшиеся для американцев шпионские материалы о 26-м военном заводе, Ишимбаевских нефтяных промыслах, а также данные об эвакуации промышленных предприятий с Запада на Восток и клеветническую информацию о положении эвакуированного еврейского населения. В 1944 году переслал МИХОЭЛСУ сведения о залежах каменного угля в местечке Коростышев, строящихся там шахтах, о газопроводе Дашава - Киев и о ходе восстановительных работ в Киеве и других городах Украины».
Однако и тут, как и в случае с другими подсудимыми, как только речь заходит о шпионаже, показания сразу обрываются автором:
«Председатель: Теперь по вопросу сбора шпионских сведений. Вы содействовали Гольдбергу в сборе шпионских сведений в Киеве и собирались сделать подробную информацию о положении евреев на Украине?
Гофштейн: Я расскажу, что было.
Председатель: Это обвинение правильное? Вы его признаёте?
Гофштейн: Нет, не признаю.
Председатель: Расскажите тогда, что было?
Гофштейн: Спустя неделю после приезда Гольдберга, вызвал меня Котляр и сказал: «Поезжайте вместе с Гольдбергом в синагогу, я нарочно задержал его здесь». Это было на пасху. Котляр говорил мне, что мы должны быть дипломатичны по отношению к американскому гостю. Он хотел, чтобы Гольдберг увидел празднично одетых людей. Мы приехали в синагогу. Весь двор был действительно наполнен празднично одетыми людьми. Мы еле протискались. Было видно, что раввин до этого был у Котляра. Гольдберг всё посмотрел, осмотрел помещение, увидел народ, и раввин его спросил - может быть он скажет несколько слов? Гольдберг согласился. Говорил он по-еврейски. Он говорил так, что он не тот человек, который может призывать присутствующих быть благочестивыми, а что он привез приветы от ваших родных и знакомых, словом, от американских евреев, и что он надеется, что так будет продолжаться и дальше. Он сказал, что никаких серьезных поручений он не может давать, так как это не его дело, но все должны верить, что всё, что американские евреи в состоянии сделать, они сделают; затем он пожелал всем здоровья. Тут началась молитва, и он больше не мог оставаться. Мы вышли и уехали. Потом я говорю Котляру, что всё вышло хорошо, что был полон двор народу, в синагоге была новая мебель и т.п».
На этом показания обрываются. Дальнейшие объяснения Гофштейна автор решил не публиковать.
А вот еще один любопытный фрагмент:
«Председатель: Вы говорили, что не были согласны с национальной политикой Советской власти, а сейчас говорите, что были всегда согласны. Так где же вам верить, когда вы говорили правду, тогда или сейчас?
Гофштейн: Сейчас.
Член суда: Почему тогда говорили обратное?
Гофштейн: Я был в таком кругу событий, в таких условиях, что со всем, что говорил мне следователь, я соглашался. Случилась такая катастрофа, что я чувствовал, что волей или неволей я втянут в какое-то дело, а раз был втянут в это дело, я давал такие показания, у меня было сознание, что мы является какими-то иждивенцами, что вся моя работа была полезной не в полной мере и когда следователь стал давать мне характеристику, я с ней согласился. Когда Лозовский здесь сказал о высшей мере наказания, до моего сознания дошла важность вопроса, которую здесь придают. Я никогда раньше об этом не думал. Мне теперь ясна вся серьезность положения.
Член суда: Суд проверяет ваши показания.
Гофштейн: Мне министр говорил, что мне нужно вывернуться наизнанку и говорить всю правду.
Член суда: Почему же вы не выворачиваетесь наизнанку и не говорите всю правду?
Гофштейн: Мне стало только теперь ясно всё. Я теперь понял, в чем суть всех обвинений. Что-то случилось, что советский гражданин, который вчера являлся почетным человеком, сегодня становится вне закона.
Член суда: Мы судим человека по его делам, а не по тому, что он думает и что он говорит.
Гофштейн: Какие же дела у меня были? Мои дела - это мои произведения. В моих произведениях нет никакого несогласия.
Член суда: Но вы же подписали эти показания, почему же вы их подписали?
Гофштейн: Я был в состоянии сумасшествия.
Председатель: Я вас допрашивал, и вы подтвердили сегодня, что вся ваша деятельность была националистической, а сейчас на вопрос суда говорите, что никогда против политики партии вы не выступали.
Гофштейн: А разве это одно и то же?
Председатель: Это разные вещи, но и то, и другое значит быть врагом национальной политики советской власти».
По всей видимости, автор опубликовал данный фрагмент, намекая на пытки и, якобы, несущественность обвинений. Но напомню, что наиболее важная часть показаний, где речь шла о шпионаже, опущена. А здесь разбирается лишь частный вопрос. Адекватный, не зараженный антикоммунизмом читатель никакого намёка на пытки здесь не увидит. Более того, если бы процесс был срежиссирован, то никакого отказа от своих показаний быть бы не могло. Но Гофштейн спокойно от них отказывается, а на прямой вопрос о причинах заявляет что-то несуразное, о каком-то сумасшествии, катастрофе. Сложно предположить, что предполагаемые «фальсификаторы» процесса дали Гофштейну отказаться от показаний, а рассказать о пытках не дали.
Следующим был допрошен подсудимый Юзефович. В обвинительном заключении сказано:
«В 1944 году передал американской разведчице ИГАН секретные сведения о работе советских профсоюзов, а в 1945 году установил шпионскую связь с приезжавшим в Советский Союз американским разведчиком ГОЛЬДБЕРГОМ, которому передал секретный материал о советской промышленности, транспорте, а также о состоянии науки и культуры в СССР. Кроме того, передал ГОЛЬДБЕРГУ справку, содержащую секретные сведения о положении в Литве и Латвии».
Виновным в шпионаже Юзефович себя не признал, от своих показаний , данных на предварительном следствии, отказался, объяснив их, подобно Гофштейну, помешательством. Ну а когда речь зашла о шпионаже, автор снова использовал свой любимый приём - пропустил наиболее значимую часть. То есть сначала идет авторская вставка:
«Следствие выдвинуло Юзефовичу обвинение в шпионской деятельности, в пересылке за границу материалов, содержащих государственную тайну, преступных связях с представителями иностранных разведок».
И, судя по всему, пропущен большой фрагмент, поскольку прямая речь Юзефовича начинается так:
«Юзефович: … Следующее. В другом протоколе я обвиняюсь в том, что я внес поправки в план статей Еврейского антифашистского комитета и передал его Хейфицу. Эти поправки якобы носили шпионский характер. Экспертиза не дала заключение по этому поводу, но я хотел бы остановиться на этом заключении. Хейфица я знаю с 1933 года, когда я возвратился из США с нелегальной работы. Он мне позвонил и сказал, что ко мне придут три представителя НКВД в Профинтерне. Действительно, пришли три человека, показали свои мандаты, был среди них и Хейфиц, и просили оказать им помощь в устройстве на работу в Сан-Франциско. Я сказал, что знаю такого человека, который бы помог в этом устройстве, и дал адрес.
Значит, я знал, кто такой Хейфиц, и если бы я действительно намеревался дать какие-либо поправки шпионского характера, то как же я бы их дал человеку, которого я знал как многолетнего ответственного работника НКВД. Где же здесь элементарная логика...»
И далее снова показания обрываются. Очевидно, что автор подбирал такие фрагменты допроса, где Юзефович, якобы очевидно, говорит правду. Но на деле, мы не знаем, какие аргументы и доказательства предъявил суд, что противопоставил объяснениям подсудимого. Со стороны автора, это типичный манипулятивный приёмчик, которым он постоянно пользуется. Вот, к примеру, следующий фрагмент показаний:
«Председатель: Я хочу уточнить, Юзефович, такой момент. Вам предъявлено обвинение в том, что вы американской разведчице Иган передали сведения о работе советских профсоюзов. Что вы можете сказать по этому поводу?
Юзефович: Я передал ей копии статей, уже напечатанных в коммунистической и профсоюзной печати, прошедших контрольную редакцию и т. д. Я не «остолоп», чтоб дать статьи без проверки».
Дальше снова обрываются показания, и автор ставит знак «***».
Любознательный читатель может сам изучить данную книжонку, и убедиться, что как только речь заходит о шпионаже, следует либо пропуск, либо авторская вставка, при этом фрагменты допросов подобраны так, чтоб создать у читателя впечатление, что подсудимые говорят правду и от своих показаний во время следствия отказываются, а их всё равно приговорили к расстрелу «ни за что». Создаётся парадоксальная картина. Подсудимым предъявлены определенные обвинения. В приговоре зафиксировано, что эти обвинения в ходе суда доказаны, но по опубликованным отрывкам допросов создается впечатление, что суд принял решение безо всяких доказательств. При этом фальсификаторы истории заявляют, будто подсудимых пытали. Однако, во время допроса в суде ни один из подсудимых ни на какие пытки не жаловался и никаких ходатайств на этот счет не подавал. Да, они заявляли, что находились в психологически тяжёлом состоянии, но это отнюдь не то же самое, что пытки.
Впрочем, отрабатывая политический заказ, то ли яковлевские, то ли хрущевские фальсификаторы истории всё же впихнули в материалы суда якобы «доказательства» пыток подсудимых. Они выдумали некие закрытые заседания и опубликовали якобы их «протокол». Причем «протокол» является, по сути, авторским пересказом происходившего. Итак, в «протоколе» сообщается следующее:
«Фефер сообщил следующие факты, раскрывающие тайный механизм подготовки судебного процесса и отводившейся на нем его роли: «На суде я дал путанные показания в связи с тем, что даже после подписания 206 статьи меня вызвали сотрудники МГБ и предупредили, что я должен давать суду такие же показания, какие дал на предварительном следствии. А еще в ночь моего ареста Абакумов мне сказал, что если я не буду давать признательные показания, то меня будут бить. Поэтому я испугался, что явилось причиной того, что я на предварительном следствии дал неправильные показания, а затем частично подтвердил их в суде.
Я не признал себя виновным в шпионаже. Мои показания о Гольдберге как о враге Советского Союза и шпионе являются сплошным вымыслом.
Я пытался это отрицать, но, боясь угроз Абакумова и Лихачёва, стал подписывать протоколы, которые составлялись следователем заочно. О том, что не верю, что Гольдберг шпион и что это ничем не подтверждается, я говорил на следствии всё время».
От этого «протокола» за версту разит фальшивкой.
Во-первых, Фефера начали допрашивать в суде еще 21 апреля, а о проведении «закрытого заседания» он, якобы, запросил аж 6 июня. При этом, никакого ходатайства о проведении этого заседания в публикуемых судебных материалах нет. Когда оно было подано? Чем обосновывалась необходимость его проведения? Почему Фефер так должно ждал и дал столько показаний, прежде чем его подать? Почему, когда Фефера допрашивали, он не заявил ни о каких пытках или угрозе их применения? Почему другие подсудимые безо всяких проблем отказывались от своих показаний, а Фефер нет? Неужели органы МГБ запугивали только его? Очень много неясности и нестыковок.
Во-вторых, по версии фальсификаторов, Фефера запугали сотрудники МГБ и предупредили, что он должен давать в суде такие же показания, как и на предварительном следствии. Однако тут же выясняется, что Фефер на суде все же отказался от своих показаний и не признал себя виновным в шпионаже. Это как? Значит, не испугался «избиений»?
В-третьих, Фефер, якобы, утверждает, что его показания о том, что Гольдберг шпион - вымысел. Имеется в виду, что он их дал под угрозой пыток. Хорошо, почему дал такие показания на следствии - понятно. Допустим, реально под угрозой. Предположим, что на суде он эти показания дал тоже под угрозой пыток, боясь, что судьи заодно с сотрудниками МГБ. Но зачем тогда он отказался от них на «закрытом заседании», где были те же самые судьи, - уму не постижимо. Получается, в апреле он не доверял суду, поэтому наврал. А в июне вдруг стал доверять.
И далее в «протоколе» сообщается:
«Фефер еще раз подтвердил, что в его отношении применялись угрозы физического воздействия. Он показал: «Следователь Лихачёв на предварительном следствии мне говорил «если мы вас арестовали, то найдём и преступление. Мы из вас выколотим всё, что нам нужно». Так это оказалось и на самом деле. Я не преступник, но, будучи сильно запуганным, дал на себя и других вымышленные показания»».
Как мы видим, речь идет не о том, что показания были выбиты, а лишь о невнятной угрозе избиения (хотя слово «выколотим» могло быть использовано и в переносном смысле). Предельно странная ситуация. Столь слабой угрозы, якобы, вполне хватило, чтоб Фефер дал вымышленные показания. При этом, какие-либо комментарии судей по ходу показаний Фефера отсутствуют, что тоже очень странно. Ведь использование незаконных методов ведения следствия - это серьезное преступление.
«Фефер вновь подтвердил, что «обвинение, предъявленное нам, членам ЕАК, в части шпионажа, то есть в посылке шпионских материалов в Америку, согласно якобы нашей договоренности с реакционными кругами, не основано ни на каких доказательствах и построено на песке. Да и иначе быть не могло, ибо этого на самом деле не было»».
Как мы видим, и здесь непонятно, почему Фефер столько тянул с этими показаниями и согласился высказать всё это лишь в ходе «закрытого заседания». Казалось бы, первый же вопрос судьи должен был быть: «А где вы были раньше и почему делаете такое заявление только сейчас?». Но реплики судей в данном «протоколе» вообще отсутствуют.
Следующее «закрытое заседание» касалось подсудимого Юзефовича, который, якобы, заявил об избиениях:
«В самом начале следствия я давал правдивые показания и заявлял следователям, что не чувствую за собой никакого преступления. Я так же заявлял, что ничего не знаю о каких-либо преступлениях Лозовского. После этого меня вызвал к себе Министр Госбезопасности Абакумов и сказал, что если я не дал признательных показаний, то он меня переведёт в Лефортовскую тюрьму, где меня будут бить. А перед этим меня уже несколько дней «мяли». Я ответил Абакумову отказом, тогда меня перевели в Лефортовскую тюрьму, где стали избивать резиновой палкой и топтать ногами, когда я падал. В связи с этим я решил подписать любые показания, лишь бы дождаться дня суда».
Снова крайне странное заявление. Допустим, Юзефовича, действительно, избивали, и поэтому он дал ложные показания и решил дождаться суда. Но раз так, то, получается, суду он доверял. Тогда, спрашивается, зачем запросил заседание в закрытом формате? Получилась какая-то ерунда. Юзефович «дождался» суда, абсолютно спокойно отказался там от показаний, данных на предварительном следствии, но почему-то об избиениях ни слова не сказал. Так доверял он суду или не доверял?
Наконец, на странице 331 имеется очень любопытная запись:
«Председатель: Военная Коллегия Верховного суда СССР, рассмотрев ходатайства подсудимых, возбужденные ими в процессе судебного следствия, вынесла определение об оставлении заявленных ходатайств без удовлетворения».
То есть на основании чего было, якобы, проведено «закрытое судебное заседание» вообще непонятно.
Когда речь заходит о выводах экспертизы, редакторы книги снова используют свой любимый прием. Они публикуют только ту часть, которая касалась ответов экспертов на вопросы суда, и комментарии подсудимых, а сами выводы экспертизы в полном объеме не опубликованы. В общем, акцент сделан на оправдательные речи подсудимых, а аргументы следствия опущены. Подсудимые, конечно, отрицали, что они виновны, дабы скрыть свои преступления и спасти себе жизнь, поэтому их показания нельзя принимать за чистую монету. Авторы книги представили дело так, будто суд вынес абсолютно абсурдный приговор и не проверил факты, содержавшиеся в обвинительном заключении. Хотя, на самом деле, это исключено. В приговоре могут оказаться только доказанные в ходе судебного следствия факты. И факты эти, в частности, таковы:
«В мае 1943 года Лозовский под предлогом усиления пропаганды достижений СССР и пропаганды борьбы с фашизмом добился разрешения на поездку Михоэлса и Фефера в США, поручив им установить личный контакт с еврейскими националистическими кругами Америки в борьбе против Советского государства.
Перед отъездом в Америку Михоэлс и Фефер по указанию Лозовского собрали ряд материалов о промышленности СССР, которые передали американцам.
Находясь в США, Михоэлс и Фефер установили связь с представителями еврейских националистов - миллионером Розенбергом, Будишем, с лидером сионистов Вейцманом и другими, которым сообщили ряд клеветнических сведений о положении евреев в СССР.
В беседах с этими националистами Михоэлс и Фефер договорились о мероприятиях по усилению националистической деятельности в СССР, причем Розенберг потребовал от Михоэлса и Фефера взамен оказания материальной помощи добиться у Советского правительства заселения евреями Крыма и создания там Еврейской республики, в чем, как заявил Розенберг, американские евреи заинтересованы не только как евреи, но и как американцы.
Наряду с этим Михоэлс и Фефер договорились с еврейскими националистами в США о регулярной присылке широкой информации об экономике СССР» [ Приговор Военной Коллегии Верховного Суда СССР членам Еврейского антифашистского комитета (18 июля 1952)].
«Руководители ЕАК Михоэлс, Эпштейн, Фефер и их сообщники с ведома Лозовского расширили деятельность по сбору и отправке в США информации об экономике СССР. С этой целью Фефер и другие привлекли в качестве корреспондентов националистически настроенных еврейских писателей и журналистов, проживавших в Москве и других городах СССР. Эти корреспонденты, выполняя указания руководителей ЕАК, посещали различные промышленные предприятия, новостройки и научные учреждения и, под видом изучения жизни и работы евреев, собирали шпионские сведения о работе этих предприятий.
Кроме того, для сбора таких же сведений в различные районы СССР выезжали руководящие работники ЕАК - Гофштейн, Бергельсон, Квитко и другие.
Актом экспертизы, проведенной по делу, установлено, что значительная часть материалов, посланных руководителями ЕАК в США, являлась секретными и составляла государственную тайну.
Во время пребывания в СССР в 1943-1946 гг. американских журналистов Гольдберга и Новика, являвшихся еврейскими националистами, Лозовский и Фефер предоставили им широкие возможности для сбора интересующих их сведений.
Лозовский организовал передачу разведчику Гольдбергу секретных материалов об экономике СССР и экономике Латвийской, Литовской и Эстонской ССР, а также секретных материалов, полученных Лозовским из Научно-исследовательского института № 205 о внешней политике Англии.
Кроме того, Лозовский поручил Феферу сопровождать Гольдберга в Прибалтику и на Украину, где Гольдберг при содействии Фефера связался с местными еврейскими националистами и через них также получал разведывательные данные об экономике и культуре СССР».
Затем конкретизируется вина каждого из подсудимых:
«Подсудимый Гофштейн, являясь одним из активных членов ЕАК и его представителем на Украине, был связан по антисоветской деятельности с рядом еврейских националистов и с религиозными еврейскими общинами в гг. Киеве и Львове. В 1946 году установил преступную связь с приезжавшим в гор. Киев американским разведчиком Гольдбергом, которому содействовал в сборе интересующих его сведений и сообщил ему клеветнические измышления о жизни евреев на Украине.
Подсудимый Юзефович в 1944 году передал американской разведчице Иган секретные сведения о работе советских профсоюзов, а в 1945 году по заданию Лозовского установил связь с американским разведчиком Гольдбергом и передал ему секретный материал о советской промышленности, транспорте и культуре.
Подсудимая Теумин, работая в Совинформбюро в должности редактора отдела скандинавских стран и часто встречаясь с Михоэлсом и Фефером, разделяла их антисоветские националистические взгляды, а в 1945 году по заданию Лозовского собрала секретные материалы об экономике Литовской, Латвийской и Эстонской советских социалистических республик и лично, минуя цензуру, передала их американскому разведчику Гольдбергу» и т. п.
То есть вина подсудимых в ходе судебного следствия была полностью доказана, поэтому был вынесен соответствующий приговор - высшая мера наказания для всех подсудимых, за исключением Штерн (осуждена на 3,5 года). Кстати, столь мягкий приговор для Штерн - лишнее основание упрекнуть авторов книги «Неправедный суд» во лжи. Ведь, судя по опубликованным материалам, Штерн «невиновна» точно так же, как и остальные. Но что такого не сделала Штерн, что сделали остальные подсудимые - до сих пор не известно.
Что касается пересмотра дела ЕАК и «реабилитации» подсудимых на волне «борьбы с культом личности», то здесь много чего не ясного.
В открытом доступе есть два документа.
Первый датирован 1 октября 1955 г. и озаглавлен «Записка Р.А. Руденко в ЦК КПСС о реабилитации лиц, осужденных по «делу еврейского антифашистского комитета». Отмечу, что Руденко занимал в то время должность Генерального Прокурора СССР.
Второй опубликован на сайте «Фонда Яковлева», датирован 12 декабря 1955 г. и озаглавлен «Главная Военная прокуратура - в ЦК КПСС о реабилитации осужденных по делу ЕАК». Внизу стоит подпись - «Заместитель Главного военного прокурора, полковник юстиции Д.П. Терехов».
Итак, в первом документе содержится целый ряд абсолютно лживых утверждений. К примеру:
«При рассмотрении дела в Военной Коллегии все обвиняемые отказались от своих показаний, данных на предварительном следствии, и заявили, что эти показания получены от них в результате избиений и других незаконных методов следствия».
Ложь. Об «избиениях» упоминали только Фефер и Юзефович, причем на крайне странном «закрытом судебном заседании», само проведение которого не было ни обосновано, ни юридически оформлено. По всей видимости, данный документ был написан хрущевскими фальсификаторами истории. Ни один из остальных подсудимых не заикался ни о каких «избиениях».
«Бывшие работники Следственной части по особо важным делам МГБ СССР Гришаев, Кузьмин и другие, допрошенные прокуратурой в 1955 году, подтвердили, что к арестованным по этому делу действительно применялись незаконные методы ведения следствия».
Протоколы допросов, конечно же, не прилагаются, какие-либо ссылки на них отсутствуют. Но, спрашивается, какой резон следователям признаваться в применении незаконных методов ведения следствия к подсудимым, которые давно расстреляны? Ведь это признание в совершении серьезного преступления.
«Следственным органам было также известно, что Гольдберг и Новик являются дружественно настроенными к Советскому Союзу лицами и за активную деятельность в пользу СССР они разрабатываются американской разведкой.
Более того, в распоряжении следствия имелись документы, из которых было видно, что <…>** Новик - член компартии США с 1931 года. Несмотря на это, от арестованных путем избиений, угроз и других незаконных методов следствия были получены заведомо ложные показания о принадлежности Новика и Гольдберга к американской разведке и о преступных связях арестованных с ними».
Тоже ложь. Наоборот, органы госбезопасности еще в начале 1948 имели очень серьезные основания подозревать Гольдберга и Новика в шпионаже (я писал об этом выше). Они находились под постоянным наблюдением. Более того, из показаний целого ряда подсудимых понятно, что сами они узнали о том, что Гольдберг и Новик шпионы только после своего ареста от следователей.
«Из всех подсудимых в судебном заседании только Фефер первоначально признавал себя виновным и изобличал других. Однако в конце судебного процесса Фефер обратился с просьбой провести закрытое судебное заседание, в отсутствии других подсудимых. На этом заседании Фефер, полностью отказавшись от ранее данных показаний, заявил, что он <…> действовал по заданию органов [МГБ]».
И это ложь. Даже если принять за чистую монету это «закрытое судебное заседание», то Фефер там заявил всего лишь о том, что являлся агентом МГБ под псевдонимом «Зорин». Спрашивается, если он реально был агентом и помогал фальсифицировать дело ЕАК, то зачем ему было угрожать избиениями? Что-то не сходится здесь у фальсификаторов.
«Будучи допрошенными, эксперты показали, что экспертиза ими проводилась в здании МГБ под непосредственным контролем следователей и влияние следователей на экспертов было настолько сильным, что в ряде случаев они пришли к выводам, никак не вытекающим из исследовавшихся документов».
Эксперты допрашиваются всегда в присутствии подсудимых. Если бы вскрылись факты, что эксперты сделали свои выводы под давлением следователей, то подсудимые должны были бы подать ходатайства о признании экспертизы не действительной. Однако данные о том, что такие ходатайства были поданы, в опубликованных материалах дела отсутствуют. Убедиться в этом можно тут Определение № СП-0065/522
«Однако не было никаких данных, которые давали бы основания обвинять Лозовского и других в таких тяжких государственных преступлениях, как измена Родине, сношение с иностранными разведками и организованная контрреволюционная деятельность. Эти возведенные на них обвинения являются ложными».
Ложным является как раз данное утверждение Руденко (или тех, кто этот документ за него составлял). Данные обвинения были доказаны в ходе предварительного и судебного следствия, именно поэтому суд и вынес расстрельный приговор. В записке Руденко не содержится ни единого опровержения предъявленных в суде доказательств.
А далее делается очень странный вывод:
«Исходя из изложенного, Прокуратура СССР полагает, что необходимо войти с протестом в Верховный Суд СССР на предмет отмены приговора Военной Коллегии и прекращения дела по обвинению Лозовского С. А. и других за недоказанностью совершения преступления с реабилитацией всех осужденных».
Если открыть действовавший на тот момент Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР (Постановление ВЦИК от 15.02.1923 "Об утверждении Уголовно-Процессуального Кодекса Р.С.Ф.С.Р." (вместе с "Уголовно-Процессуальным Кодексом Р.С.Ф.С.Р.")) и почитать главу 27 «Производство по возобновлению дел по вновь открывшимся обстоятельствам», то будет ясно, что Руденко «написал» откровенную чушь. Читаем УПК:
«Ст. 373. Возобновление дел, по которым состоялись вошедшие в законную силу приговоры, допускается лишь в силу открытия новых обстоятельств, каковыми признаются:
1) установление подложности доказательств, на которых основан приговор;
2) преступные злоупотребления со стороны судей, постановивших приговор;
3) все иного рода обстоятельства, которые сами по себе или вместе с обстоятельствами, ранее установленными, доказывают невиновность осужденного или участие его в менее тяжком или более тяжелом преступлении, нежели то, за которое он был осужден. Новыми признаются такие обстоятельства, которые не могли быть известны суду при вынесении приговора»
И еще несколько статей процитирую:
«Ст. 375. Преступные злоупотребления судей, а также лжесвидетельства и дача ложного заключения экспертом или подложных иных доказательств, служат основанием к возобновлению дела лишь в том случае, когда обстоятельства эти установлены вошедшим в законную силу другим приговором суда.
Ст. 376. О возобновлении дела, по которому состоялся оправдательный приговор, может ходатайствовать лишь прокуратура. О пересмотре обвинительного приговора могут возбуждать ходатайства: прокуратура, осужденный, его защитник, его родственники и те профессиональные и общественные организации, в которых осужденный состоял или состоит.
Смерть осужденного не является препятствием к возобновлению о нем дела, по которому состоялся обвинительный приговор.
Ст. 377. Ходатайства о возобновлении дела направляются заинтересованными лицами и учреждениями к прокурору. Прокурор, получивший означенное ходатайство, а также по собственной инициативе, если признает нужным возбудить вопрос о возобновлении дела - производит необходимое расследование лично, или через органы дознания, или органы предварительного следствия.
Ст. 378. По окончании расследования прокурор, если признает необходимым возбудить вопрос о возобновлении дела, представляет акты расследования со своим заключением непосредственно в Верховный Суд по кассационной коллегии.
Ст. 379. В случае отмены приговора Верховным Судом, при новом рассмотрении дела, суд рассматривает дело и постановляет приговор на общем основании. Постановленный при новом рассмотрении дела приговор может быть обжалован на общем основании».
Итак, согласно действовавшему на тот момент УПК процедура следующая. Сначала заинтересованное лицо или учреждение подаёт прокурору соответствующее ходатайство. В самом начале документа указано, что это «поручение ЦК КПСС». Ну допустим. Далее прокурор проводит расследование и представляет акты расследования в Верховный суд, который вправе отменить приговор.
Однако, смотрим ст. 373, для возобновления дела необходимо, чтоб были открыты новые обстоятельства, они там перечислены. Эти новые обстоятельства, судя по тому, что написал Руденко, следующие: применение незаконных методов ведения следствия (то есть, по сути, подлог доказательств), фальсификация следственных материалов, дача ложного заключения экспертом. Далее смотрим ст. 375. Все эти обстоятельства могут служить основанием для возобновления дела ТОЛЬКО в том случае, если установлены вошедшим в законную силы другим приговором суда. То есть сначала в СУДЕ должно быть доказано, что следователи применяли незаконные методы воздействия, эксперты фальсифицировали экспертизу, а судьи на всё это закрыли глаза. Руденко не мог не знать этого порядка, будучи Генеральным прокурором. Но он ни на какие судебные решения не ссылается и предлагает обращаться в Верховный суд с «протестом на предмет отмены приговора», а не с ходатайством о возобновлении дела.
Вывод можно сделать следующий. Либо Руденко сошел с ума, написав подобный документ, либо к написанию данного документа Руденко не имел никакого отношения, поэтому он является банальной фальшивкой. В пользу версии о фальшивке говорит тот факт, что даже в докладе «комиссии Шверника», датированном аж февралём 1963 года, нет ни слова о «фальсификации дела ЕАК».
Обратимся ко второму документу. Тут странностей еще больше.
Начнем с того, что непонятен его смысл. Ведь, по версии фальсификаторов истории, Военная коллегия Верховного суда отменила приговор о делу ЕАК 22 ноября 1955 г. То есть суд, якобы, все обстоятельства проанализировал и вынес такое решение. Зачем теперь от лица зам. Главного военного (!) прокурора посылать в ЦК некий документ, разъясняющий обстоятельства принятия такого решения Верховным судом? Ведь получается, что ЦК КПСС поручил Руденко разобраться с вопросом, он провел расследование, обнаружил определенные «факты», отчитался перед ЦК, что надо обращаться в Верховный суд, ЦК дал отмашку, Руденко обратился, суд отменил приговор. Причем здесь вообще военная прокуратура в лице Терехова? Что это вообще за название документа, подаваемого в ЦК, - «Главная военная прокуратура в ЦК КПСС о реабилитации осужденных по делу ЕАК»? Почему речь идет о реабилитации, а не об отмене приговора и признании невиновными членов ЕАК?
Что касается содержания данного документа, то аргументы там используются практически те же, что и в предыдущем. И снова нет никакого намёка на следование определенной законом процедуре, когда вина фальсификаторов материалов дела и экспертов должна быть сначала доказана в суде, прежде чем на эти обстоятельства можно сослаться для отмены приговора. То есть, если предположить, что в хрущевские времена приговор по делу ЕАК был отменён, то сделано это было с грубейшими процессуальными нарушениями.
Итак, общие выводы по делу ЕАК можно сделать следующие:
Первое. Еврейский антифашистский комитет был создан в годы войны с целью популяризации ведущей роли СССР в борьбе с фашизмом и сбора средств с зарубежных еврейских общин. Однако, помимо этого, ЕАК стал заниматься работой по объединению вокруг себя еврейского населения СССР путем пропаганды развития еврейского национального самосознания. В условиях, когда еврейский народ и так успешно ассимилировался в СССР, подобная националистическая по сути деятельность имела негативные последствия, вела в противоположную от коммунизма сторону. ЕАК в своей пропаганде противопоставлял евреев другим народам СССР, объявлял евреев наиболее пострадавшим от фашизма народом, приписывал евреям исключительный героизм, подчёркивал важность евреев на ключевых постах в народном хозяйстве. Кроме того, подобные публикации направлялись и в иностранную печать, что создавало у зарубежных евреев неправильную картину о содержании борьбы СССР с фашизмом. В общем, вместо пропаганды в еврейских массах коммунизма, ЕАК занялся пропагандой национализма. Дело дошло до обращения к советскому правительству с просьбой создать еврейскую автономию в Крыму.
Второе. Судя по материалам дела, ряд представителей ЕАК уже в годы войны в ходе визита в США установили контакты с представителями реакционных буржуазных кругов и иностранными разведками, по заданию которых в СССР фактически была создана шпионская сеть, которая занималась сбором и отсылкой за рубеж информации о ходе восстановления советской промышленности под видом публикаций для иностранной печати. Как было доказано экспертизой, часть передаваемой информации имела секретный характер. То есть, по сути, деятельность ЕАК носила шпионский характер.
Третье. В послевоенный период ЕАК продолжил заниматься националистический пропагандой среди советских евреев и распространял за рубежом публикации, в которых рассказывалось о якобы притеснении евреев в СССР. Проводились мероприятия по налаживанию связей между советскими еврейскими общинами и зарубежными. Данные связи использовались иностранными разведками для создания агентурной сети. Пропагандистская работа ЕАК привела к тому, что среди советских евреев усилились националистические, антисоветские настроения, а, по мере подготовки создания государства Израиль, получил распространение сионизм, побуждавший советских евреев к эмиграции и борьбе за «собственное государство». Приезд посла Израиля Голды Мейр в Москву осенью 1948 года вызвал стихийную демонстрацию евреев под антисоветскими, сионистскими лозунгами.
Четвертое. Следствие и судебный процесс по делу ЕАК подтвердили все предъявленные членам данной организации обвинения - от пропаганды национализма до шпионажа в пользу иностранных разведок. Утверждения о фальсифицированном характере данного дела ничем не подтверждаются. Наоборот, изданные труды, якобы «доказывающие» такую «фальсификацию» составлены тенденциозно, полные протоколы судебных заседаний до сих пор не опубликованы, целый ряд «документов» имеют признаки фальсификации. Применение к подсудимым пыток не доказано, никто за якобы применение этих пыток не осуждён, никакого наказания не понесли ни эксперты, ни судьи, якобы вынесшие неправильный приговор. При процедуре отмены приговора (если даже она и имела место, что не факт) были допущены грубейшие процессуальные нарушения.
Уважаемые читатели! Заносите в закладки и изучайте наши издания:
I. Общественно-политический журнал «Прорыв»
Наши соцсети: Телеграмм, Viber, ОК, ВК
Наш ютуб-канал "Научный централизм"