Поезд стоял посреди пустой степи. Смутно на горизонте я различала очертания гор. Вверху поблескивали звезды.

— Как ты узнаешь, что костер горит? — Увижу пламя, почувствую жар. — А если огонь далеко, если ты его не видишь? — Почую?

Я переживал, что никто не поверит в мою историю о ведьмах. Здесь Диана взяла паузу подольше.

Сильный автор просто описывает чувства и мысли своих героев, не оценивая их. Потому что даже автор в точности не знает, что испытывает герой. Все, что мы знаем — это слова и действия героя.

Представьте, что индеец путешествует по Сибири в середине лета. Он готовится увидеть заснеженные деревья и высоких, светловолосых людей. Но он попадает в город, охваченный дымом от горящих лесов или наводненный мошкарой, или Лена вышла из берегов, затопив поселок, но главное — он встречает людей, похожих на индейцев, с раскосыми глазами и черными волосами.

Представьте, что у всех людей на планете наушники, и мы танцуем под один и тот же трек, который звучит с начала времен у всех одновременно.

Лучше не знать заранее, чем закончится рассказ. Если автор думает о финале, он упускает процесс творчества, подгоняя все под конкретную сцену. Эта сцена его разочарует. Рассказ сам придет к концу, а смысл раскроется, когда автор вернется к началу и поймет, что изменилось, а что осталось прежним.

Автор может не знать приемов, но следовать некой внутренней дисциплине. Это не означает, что он пишет по графику или медитирует. Озарение не приходит каждый раз, когда автор садится за текст, но озарению нужно знать о том, что автор готов.

Рефрены у Паланика — как напоминание взглянуть на часы, чтобы на опоздать на поезд. Только вместо времени читатель синхронизируется с замыслом автора.

Я не сразу понял, что пишу не про редактуру, не про текст, и даже не совсем о том, как создаются истории.