Представьте, что индеец путешествует по Сибири в середине лета. Он готовится увидеть заснеженные деревья и высоких, светловолосых людей. Но он попадает в город, охваченный дымом от горящих лесов или наводненный мошкарой, или Лена вышла из берегов, затопив поселок, но главное — он встречает людей, похожих на индейцев, с раскосыми глазами и черными волосами.
Рефрены у Паланика — как напоминание взглянуть на часы, чтобы на опоздать на поезд. Только вместо времени читатель синхронизируется с замыслом автора.
Я не сразу понял, что пишу не про редактуру, не про текст, и даже не совсем о том, как создаются истории.
Сильный автор охотится на кита, преследует его, но не пытается поймать или ранить, а наблюдает за ним со стороны. Это путь китобоя, который отказывается от убийства. Ему достаточно опыта и знаний, что приобрели убийцы китов до него.
Редактура рассказа похожа на разделку кита в обратном направлении — я собираю скелет, мышцы, натягиваю кожу и выпускаю кита в море, где он оживает.
В поздних редакциях изменения были небольшими, два-три точечных усиления в тех местах, где описание слишком расплывчато:
Перечитывая первый вариант черновика, я заметил, что герой причиной своих поступков называет жаркое солнце. Он повторяет эту мысль несколько раз в начале рассказа:
В конце этого текста вы разочаруетесь во мне, как в писателе. Мне придется сделать то, на что решаются немногие — показать первый черновик рассказа.
Киты — это сильные рассказы. У них есть позвоночник, ребра и плавники, вся эта структура, на которой держится мясо. Мясо — это черновик.
Когда я рассказывал о сильном начале, в сцене, которую мы рассматривали, крокодил превратился в варана.