Природа марксизма

Robin Goodfellow, декабрь 2012

1. Защита единого марксизма

Наш политический проект основывается на непримиримой защите коммунистических принципов. Среди течений, которые каким-то образом и, по меньшей мере, частично придерживаются верности марксизму, - Левые коммунисты Италии. Между тем, наша защита последовательности коммунистических принципов не ограничивается концепцией «инвариантности марксизма», защищаемой Амадео Бордигой и карикатурно высмеянной конформистами и подражателями – не говоря уже о противниках.

Чтобы внести уточнения по природе нашей работы и, более того, способствовать защите нашего понимания марксизма, мы признаем полезным возврат к этому вопросу, который мы затронем в четырех пунктах:

Ø марксизм и наука, положения Маркса и Энгельса по этому вопросу

Ø защита "инвариантности" марксизма Бордиги

Ø истоки марксизма («три источника марксизма»)

Ø позиция «Коммунизм или Цивилизации» и «Робин Годфеллоу»

2. Марксизм и наука.

Этот пункт заслуживает долгих разработок и также является частью наших направлений работы в течение многих лет. Интерес Маркса и Энгельса к науке, развитию человеческих знаний является постоянным, начиная с экономико-философских рукописей 1844 года.

Еще до того, как Энгельс заявил, что «социализм может и должен изучаться как наука», Маркс в предисловии Капитала, опубликованном в 1867 году, представляет всю свою работу под эгидой научного метода, в том числе сравнивая критику политической экономии с другими науками, такими как физика.

«Всякое начало трудно, — эта истина справедлива для каждой науки. (...) К тому же при анализе экономических форм нельзя пользоваться ни микроскопом, ни химическими реактивами. То и другое должна заменить сила абстракции.

(...)

Физик или наблюдает процессы природы там, где они проявляются в наиболее отчётливой форме и наименее затемняются нарушающими их влияниями, или же, если это возможно, производит эксперимент при условиях, обеспечивающих ход процесса в чистом виде. Предметом моего исследования в настоящей работе является капиталистический способ производства и соответствующие ему отношения производства и обмена. Классической страной этого способа производства является до сих пор Англия.

(...)

Я буду рад всякому суждению научной критики».

Прилагательное «научная», характеризующее марксистскую теорию или социализм, противопоставляющее его утопии, - это не просто образ, метафора. Это теория, хорошо раскрывающая сущность вещей, знание, способное разрабатывать законы, их перемены и нарушения, учтенные историей[1], и, таким образом, продвигающее человеческое сознание, теоретически вооружая пролетариат для его собственного освобождения.

«если бы форма проявления и сущность вещей непосредственно совпадали, то всякая наука была бы излишня» (Маркс, «Капитал» том 3)

После того, как этот научный характер установлен (еще есть куда развиваться, но это может быть сделано позже), становится ясно как марксизм должен прогрессировать в познании своих объектов[2]: как и все науки, эта теория подчиняется двум типам эволюции. Эндогенное развитие, которое включает в себя «разработку деталей», о которой говорит Энгельс, углубление и развитие своих собственных концепций, их проверка с помощью прогнозов, отношения к прогнозу, позволяющее развить/усовершенствовать концепции или отказаться от них, если они оказались не в состоянии произвести устойчивое понятие реальности. Экзогенное развитие с включением новых явлений[3], связанных с историческим развитием и их интеграцией в теорию, и больших чистых достижений в области естественных наук или новых отраслях, которые открыты для научной разработки, что должны быть измерены[4] с точки зрения влияния на материализм. С этой позиции, научная трактовка истории глубоко изменила материализм, добавив к нему диалектику.

Если брать первый тип, то, к примеру, Маркс проводит различие между постоянным капиталом и переменным, основным и оборотным, в Grundrisse и Капитале. Сегодня следует уточнить эти понятия, чтобы более точно учитывать накопление капитала в непроизводительных секторах, например.

Касаемо второго типа эволюции, Маркс и Энгельс постоянно были в курсе событий фактических, материальных эволюций во всех возможных сферах: экономика, военный вопрос, история, философия, политика, естественные науки, право, политика и т.д. Но это всегда критика, а иногда и яростная (см. Анти-Дюринг), в сторону положений, несоответствующим материалистическому пониманию истории. Учет новых явлений в свою очередь должен подтвердить обоснованность концепции, в то же время делая возможным свое обогащение новыми определениями. Это подход, который мы применили в отношении революций в арабском мире (см текст «Революции в арабском мире» 2011 на нашем сайте): то, что марксизм выразил о политических формах, демократии, демократической республике, позволяет нам понять эти события; в свою очередь эти анализы усиливают обоснованность этих понятий. Они могут также затронуть период изменений, приводящих к другой практике, а именно учитывать цикл революций и контрреволюций (см. наш текст «Исторический ход пролетарской революции»).

Наука никогда не статична, и нет никаких оснований для ее статичности. «Истина» прогрессирует и непрерывно уточняет свой предмет семимильными шагами и охватами. Прежние конструкции при сохранении их применимости становятся частичными истинами, включенными в новые представления[5]. Отсюда существует диалектическая связь между абсолютной истиной и относительной истиной, между истиной и заблуждением, о чем свидетельствует история науки[6]. С одной стороны, бесконечная последовательность (в пределах существования человеческого рода) поколений - измерение, что отличает науку сознания - стремление к «абсолютной истине», при невозможности ее полного исчерпания. Энгельс использует для визуализации этого процесса, отношения между асимптотой и системой координат[7]. На этом пути вчерашние истины становятся абсолютными ошибками и относительными истинами, объединенными в движении знаний.

Ленин, следуя по стопам Энгельса, очень хорошо показал, что мы не можем утверждать, что достигли окончательного и абсолютного определения, во-первых, потому что любые объекты, в том числе и природные объекты, имеют историю (экзогенные факторы) и во-вторых, потому что вся наука когда-либо совершенствует свои аналитические инструменты (эндогенные факторы). Реальные вещи и понятия близки друг к другу, асимптотически не пересекаясь[8]. Для того чтобы добиться контроля над меняющейся реальностью во всех ее сферах - неорганических, органических и социальных - концептуальные абстракции должны безостановочно совершенствоваться и всегда принимать во внимание движение естественной эволюции вещей, и если эти понятия действуют, они должны констатировать свое приближение к реальности.

«Ваши упреки по адресу закона стоимости (склоняясь к деталям и не беря во внимание общие отношения, Шмидт низводит закон стоимости к необходимой фикции, рассматривая его с точки зрения практики – NDR) относятся ко всем понятиям, рассматриваемым с точки зрения действительности. Тождество мышления и бытия, выражаясь по-гегелевски, вполне соответствует Вашему примеру с кругом и многоугольником. Иначе: то и другое, понятие о вещи и ее действительность, движутся вместе, подобно двум асимптотам, постоянно приближаясь друг к другу, однако никогда не совпадая. Это различие между обоими именно и есть то различие, в силу которого понятие не есть прямо и непосредственно действительность, а действительность не есть непосредственно понятие этой самой действительности. По той причине, что понятие имеет свою сущностную природу, что оно, следовательно, не совпадает прямо и prime facie с действительностью, из которой только оно и может быть выведено, по этой причине оно всегда псе же больше, чем фикция; разве что Вы объявите все результаты мышления фикциями, потому что действительность соответствует им лишь весьма косвенно, да и то лишь в асимптотическом приближении.

(...) Разве понятия, господствующие в естествознании, становятся фикциями, оттого что они отнюдь не всегда совпадают с действительностью? С того момента, как мы приняли теорию эволюции, все наши понятия об органической жизни только приближенно соответствуют действительности. В противном случае не было бы вообще никаких изменений; в тот день, когда понятие и действительность в органическом мире абсолютно совпадут, наступит конец развитию» Энгельс Шмидту 12 марта 1895.

Анализировать все факты в свете марксизма и ничем кроме марксизма не означает, что мы перефразируем все элементы и отсеем старые понятия, сравнив их с современной сложившейся реальностью; существует задача показать и доказать научный характер марксизма. Если марксизм оказывается не способным дать необходимые пояснительные элементы, если его прогнозы оказываются неверными, то он должен быть полностью отброшен.

В любом случае, с 1848 года не появилось никакой новой теории, способной критиковать марксизм, преодолев его с научной точки зрения; в экономике возрождаются лишь устарелые, рикардианские или другие идеи, уже разоблаченные марксизмом, в политике остаются непреодолимыми Локк, Гоббс, Токвиль...

Что касается естественных наук, то Маркс и Энгельс показали, что диалектика с трудом пытается одержать победу в работах ученых и одновременно возникает там в силу закономерностей, но только несознательно. Этот извилистый рост способствует, между прочим, торможению прогресса и результатов.

Помимо того, наука - область классовой борьбы. Экономическая наука, политэкономия - поле, где особенно явно виден этот аспект: Критика политэкономии, данная марксизмом также демонстрирует то, что называется критикой науки, когда марксизм рассматривает науку не в общем смысле, чтобы исследовать истину, но как особенную ее форму, всеобщий труд (знания, берущие начало в трудах прошлых поколений и наследуемые другими порождениями, которые в свою очередь их совершенствуют) в рамках капиталистического способа производства.

«В области политической экономии свободное научное исследование встречается не только с теми врагами, с какими оно имеет дело в других областях. Своеобразный характер материала, с которым имеет дело политическая экономия, вызывает на арену борьбы против свободного научного исследования самые яростные, самые низменные и самые отвратительные страсти человеческой души — фурий частного интереса» Маркс Предисловие к первому изданию «Капитала».

Проблема возникает, когда пролетарская партия оказывается не защищенной от атак, что могут быть нанесены изнутри своего лагеря, как это показали ревизионистские явления в конце XIX века[9] или последняя контрреволюция. Если пролетарская партия смогла противостоять, какими бы ни были границы ее ответа, ревизионизму, то контрреволюция, открытая в 1920 г, привела к уничтожению ортодоксальных представлений марксизма.

3. Бордига и «историческая инвариантность марксизма»

3.1 Противники марксизма

Именно провозглашая верность революционной теории, Бордига, на тот момент представитель PCI[10], защищает тезис об инвариантном характере[11] марксистской теории.

Текст «историческая инвариантность марксизма» был опубликован в 1952 году (в издании Battaglia Comunista[12]) в очень темный период, посвященный углублению контрреволюции[13]. Это подтверждает преемственность марксизма против трех типов противников:

- открытые противники, буржуазные защитники бесконечной актуальности капиталистического способа производства, отрицатели марксизма.

- «сталинские коммунисты», на словах объявившие верность марксизму, но утверждающие противоположные экономические и политические требования, фальсификаторы.

- заявленные ученики, желающие модернизировать теорию в ответ на «текущий отказ» от нее «большинства пролетариата», модернизаторы. К последней группе относится покойная группа «Социализм или варварство».

Первым аспектом аргументации левых коммунистов Италии является то, что истинность марксизма не является предметом для переговоров, особенно с теми, кто, претендуя на верность теории, искажает ее или «модернизирует», являясь в некоторым смысле более опасными вредителями, чем открытые противники. Таким образом, здесь видна ясное и настойчивое требование догматизма, отсутствие дискуссии / переговоров о принципах с кем-либо, а также отказ от «творчества».

Помимо бойцов партии, выражавших непримиримость в теоретической борьбе, тезис основан на исторической позиции о роли тела «доктрины» в истории человечества.

3.2 Функция большого тела доктрины

История, согласно Бордиге, включает в себя несколько основных циклов, что соответствуют основным этапам цивилизации, точнее последовательности способов производства.

«...Последовательность таких систем и органов доктрины и практики привязано больше не к появлению людей или стадий, а к последовательности «способов производства», то есть типов материальной организации жизни человеческих сообществ».

После своей разработки (они возникают целиком и сразу во время сильных исторических переломов) эти доктрины не могут быть изменены или исправлены, но они сохраняют свою верность на протяжении всего исторического цикла, в котором они остаются необходимыми[14]. Таким образом, инвариантный характер присущ не только марксизму, но и доктринам, относящимся к классовым «протагонистам» этих исторических периодов, что соответствуют появлению нового способа производства[15].

Из этого понимания роли теории вытекает, что она должна быть принята или отвергнута целиком; что якобы «новые» факты могут быть интегрированы в тело доктрины, и что если бы они могли бы опровергнуть что-то, то не было бы никакой возможности «дополнения» или «улучшения» теории, а был бы возможен только отказ от нее, поскольку она завершила бы свой цикл.

«Любой, кто мог бы найти противоречие между великими событиями нашего времени и марксистской теорией, способен доказать ее ошибочность и то, что любые попытки вывести направление исторического хода экономических отношений обречены на провал. Одновременно с этим появляются попытки доказать, что на любом этапе истории обстоятельства требуют от нас новых выводов, объяснений и теорий, что приводит к новым и разным методам и действиям».

3.3 Инвариантность и ортодоксия

Между тем было бы крайностью высмеивать левых Италии, представляя себе, что они имеют метафизическое видение марксизма, в котором Маркс и Энгельс были бы непогрешимыми папами[16], обнаружившими теорию[17], в полном объеме появившуюся в 1847 году.

«Естественно и понятно всем, что марксистский материализм не нашёл и не зарегистрировал все научные социальные законы сразу же как только он родился и не вывел их в одном своде, даже в монументальных работах, таких как Капитал, в текстах ставших решительными для последователей и активистов движения. Поиск и разработка продолжались и продолжаются, и они не могут не содержать расхождений и контрастов, которые, если и не называются схизмами и ересями, называются политическими отколами и ревизиями.

Но это не значит, что движение, как целое, может жить и побеждать без позвоночной нити доктрины, если надо местами сырой, которая должна быть пронесена неизменной через борьбу в своём живом теле вплоть до победы» Церковь и вера, индивид и разум, класс и партия, Battaglia Comunista № 17, 1950.

Кроме того, левые Италии принимали во внимание период изменений, которые, согласно их позиции, оправдывал изменения в общей политике пролетариата.

Например, Левая выделяла различия, которые могли существовать между Первым Интернационалом и Коммунистической партией завтрашнего дня, показав, что в ту эпоху рабочей партия была по сути антиконституционной, ровно как и профсоюзы, что оправдывало их интеграцию в единое политическое движение[18].

Они также выразили прямую критику Маркса и Энгельса в их концепции демократии. Коммунистическая Левая поддерживала идею, что империалистическая и фашистская фаза, называемая «конформистской», считается последней в развитии капиталистического производства. Ключевые даты, такие как 1871 для Европы или 1917 для всего мира окончательно меняют оценку и политическую позицию пролетариата по отношению к ряду теоретических и практических пунктов[19].

Инвариантность не исключает оценку истории, она основана на анализе Маркса или на подведении итогов в соответствии с новыми событиями, которые закрывают особые политические циклы, что делают относительными политические позиции Маркса с учетом опыта рабочего движения или в конкретных пунктах его анализа[20].

3.4 Критика основ инвариантности

3.4.1 Материальная основа теорий

Есть определенная ирония в том, что сам термин не был упомянут Марксом и Энгельсом. Если мы проследим равенство: тело инвариантной доктрины = новый способ производства, то это явление, как уже отмечалось, наблюдалось крайне редко. История идеологий не ограничиваются таким определением. История религий, например, показывает, что они являются продуктом исторической конструкции, и в зависимости от обстоятельств, баланса сил, социальных классов и производственных отношений, они являются результатом различных материальных интересов. Религии также подвержены ожесточенным боям, посвященным толкованию фундаментальных текстов, которые сами по себе являются выражением материальных целей. Догматы Церкви не рождаются в один день, и их утверждение, в рамках христианства и католицизма, происходит в совершено разных способах производства, которые следовали друг за другом в Европе[21]. Различные расколы далеки от цельного происхождения в появлении нового способа производства[22]. Эти соображения никоим образом не исключают необходимость материалистического объяснения продолжающегося присутствия, развития и эволюции этих религий[23].

Хотя это правда, что формулировка теории пролетариата совершает качественный скачок и представляет собой органическое целое. Истина, что это теоретическое выражение пролетарского движения, чья историческая миссия состоит в том, чтобы освободить человечество[24], марксизм не может быть строго уравнен с другими идеологиями[25] в силу его научного характера, что делает его уникальным и одновременно подчиняющимся правилам развития материализма и науки[26].

3.4.2 Теория как органическое целое

Утверждение о том, что большие теоретические представления открываются не постепенно, но и представляет собой единое целое, вполне вписываются в рамки материализма. Но мы должны выделить передачу основных принципов, которые структурируют новое тело доктрины для ее дальнейшего развития. Короче говоря, необходимо отделить философские и теоретические основы, выкованные буржуазией для поднятия штурма против феодальных монархий XVII (Англия) и XVIII (Франция, Америка) веков и сформировавшие политическую либеральную доктрину и философию Просвещения; от развития естественных наук, которое, как показал Энгельс в «Диалектике природы», есть развитие рационализма и материализма[27].

Основные моменты этого разрыва были названы Энгельсом:

«И естествознание тоже провозгласило тогда свою независимость, правда, не с самого начала, подобно тому как и Лютер не был первым протестантом. Чем в религиозной области было сожжение Лютером папской буллы, тем в естествознании было великое творение Коперника, в котором он-хотя и робко, после 36-летних колебаний и, так сказать, на смертном одре - бросил церковному суеверию вызов. С этого времени исследование природы освобождается по существу от религии, хотя окончательное выяснение всех подробностей затянулось до настоящего времени, все еще не завершившись во многих головах. Но с тех пор развитие естествознания пошло гигантскими шагами, увеличиваясь, так сказать, пропорционально квадрату удаления во времени от своего исходного пункта, точно желая показать миру, что по отношению к движению высшего цвета органической материи, человеческому духу, как и по отношению к движению неорганической материи, действует обратный закон» Энгельс, «Диалектика природы».

Выделение даты или научного факта в качестве вехи для маркировки исторических разрывов, что на самом деле являются качественными разрывами, не должна индуцировать непреодолимый разрез (что само по себе метафизика) между «до» и «после», будто с появлением учения любой армии остается сделать только один выстрел из недр истории. Мы видим, что марксизм был способен синтезировать и критически преодолевать предыдущие выражения, которые были самостоятельно (и отдельно) появились после того, как они могли дать что-то с точки зрения понимания мира. Осадок, который представляет собой сплав/преодоление/критику этих элементов в марксизме, действительно является крупным качественным разрывом. Но тогда в соответствии с теоретическими принципами остается развивать все элементы теории и представлять их к испытанию фактами и реальностью. Заимствуя метафору из природы, скажем - если после долгой подготовки и внутреннего закипания извержение вулкана случается сразу, то не менее большое количество взрывов, длительное плавление лавы происходит до того, как вокруг кратера сформируется ландшафт. Если «Манифест коммунистической партии», например, датирован 1848 годом, являясь одной из вех в появлении новой классовой теории, то эта теория имеет свою широту и затем развивается в рамках, как зафиксированных, так новорожденных, и даже зародышевых, чтобы продолжать рост в течение всей жизни, и, следовательно, потенциально содержит все последующие формы, так что теория имеет в себе семена будущих событий. По-прежнему необходимо не просто позволить им выразить себя, но и способствовать максимальным условиям роста. Кроме того, так как марксизм не действует вне науки истории и классовой борьбы, он развивается в борьбе за освобождение пролетариата и понимание тенденций, присущих капиталистическому способу производства, и возрождается в соприкосновении с фактами и открытиями.

«(...)совершились исторические события, вызвавшие решительный поворот в понимании истории. В 1831 г. в Лионе произошло первое рабочее восстание; в период с 1838 по 1842 г. первое национальное рабочее движение, движение английских чартистов, достигло своей высшей точки. Классовая борьба между пролетариатом и буржуазией выступала на первый план в истории наиболее развитых стран Европы, по мере того, как там развивались, с одной стороны, крупная промышленность, а с другой — недавно завоёванное политическое господство буржуазии. Факты всё с большей и большей наглядностью показывали всю лживость учения буржуазной политической экономии о тождестве интересов капитала и труда, о всеобщей гармонии и о всеобщем благоденствии народа как следствии свободной конкуренции (...)

Поэтому социализм является теперь не случайным открытием того или другого гениального ума, а неизбежным следствием борьбы двух исторически возникших классов — пролетариата и буржуазии. Его задача заключается уже не в том, чтобы измыслить возможно более совершенный общественный строй, а в том, чтобы исследовать историко-экономический процесс, необходимым следствием которого явились названные классы с их взаимной борьбою, и чтобы в экономическом положении, созданном этим процессом, найти средство для разрешения этой борьбы». Энгельс «Анти-Дюринг»

3.4.3 Возвращение самих теорий.

«Как и доказывает вся история марксизма, когда классовая борьба усиливается, теория возвращается к подтверждению своего происхождения и поиску своего изначального единого выражения: достаточно вспомнить Парижскую Коммуну, большевистскую революцию и период, следующий за мировой войной на Западе».

Как мы уже говорили выше, возвращение к основам следует понимать, как подтверждение общей структуры, что продолжается на протяжении всего цикла срока применения теории. Тем не менее, следует отметить, что, учитывая примеры, приведенные Бордигой, как и контрпримеры, каждый раз (в 1871, в 1917...) «углубление» происходило в том смысле, в каком мы употребляли этот термин выше, а не просто как повторение инвариантов. Это относится, в частности по вопросу о государстве (Парижская Коммуна) или диктатуры пролетариата (большевистская революция). Опять же, во время каждого нового революционного взрыва необходимо вернуться к основам, но в то же время принимая во внимание уроки прошлых эпизодов, так как история живая.

3.4.4 Отказ от индивидуальных усовершенствований

Одно из самых больших достоинств работы Бордиги в целом[28], а также текста «Историческая инвариантность марксизма», в частности, состоит в том, что мысль и человеческое знание всегда является результатом коллективных усилий, а достигший в некий момент этой мысли индивид, чисто и ясно синтезирующий идеи эпохи, делает это благодаря не личному таланту, а исторической необходимости. Такие индивиды - продукт истории, а не независимые производители теории или идеи.

Это показывает, что марксистская критика проявляет особую осторожность, не позволяя себе испытывать влияние индивидуальных вкладов, исследований «новых» выражений зачастую посредственных «мыслителей», продуктов университетов или буржуазного (или хуже, медийного) поиска. Эти чтения, однако, могут привести нас к двум моментам: вклад фактов или данных (опять же, этот вклад не может быть абстрактным (что было бы идеализмом) в имеющейся системе координат) может, в конечном счете, сгенерировать некоторый интерес к чтению этой продукции, впрочем в этом направлении Маркс поглощал количество книг всех видов: от отчетов фабричных инспекторов до последних новостей в естественных науках того времени; Кроме того, не стоит забывать, что диалектически, пусть и по ошибке, написанное буржуазией тоже может быть элементом отражения (при условии его интерпретации языком нашей теории), не оказавшись запертым в буржуазных рассуждениях.

3.4.5 Заключение

При сохранении функции изоляции «партии» (теория «санитарного кордона») от вредного влияния буржуазной идеологии понятие инвариантности способствовало окаменелости теоретической работы в рамках PCI - Интернациональной Коммунистической Партии - и различных фракций или групп после ее распада в 1982 году, даже за пределами левых коммунистов Италии, что еще не оправились от провала предвидения курса капиталистического способа производства (что предусматривало «межвоенный кризис» около 1965-го года, а затем в результате нового десятилетнего кризиса открытие альтернативы «война или революция» около 1975 г.). Там, где должен был присутствовать поиск источника ошибок в недостаточной степени реапроприации марксизма, была слабая интеграция фактов (поддержка теории десятилетнего цикла, например), и, таким образом, укрепление ортодоксии (в том числе и по политическим вопросам - как мы уже видели, Левая не придерживалась теории инвариантности до конца - с точки зрения укрепления демократии, например), Левая позволила себе бессмысленно скандировать догмы и сдерживать организацию от активизма под предлогом реализации близкой к предвидению, которое не было подтверждено. Если инвариантность означает верность Марксу, то левые значительно отдалились от него, в то время, как в 1976 году мы утвердили «возвращение к Марксу».

4.1 Единство наук

Бордига критикует видение гениального индивида, что разрабатывает новую теорию только с помощью мощной интуиции и интеллекта. Маркс синтезировал коммунистическую теорию только потому, что он откликнулся на историческое требование, и что исторические условия для ее развития уже созрели. Закономерно спросить в то же время, что является теоретическими причинами и основами, лежащими в основе марксизма, и что является уникальным вкладом, позволившим ему преодолеть эти основы, одновременно объединив их (гегелевская концепция Aufhebung \ снятия).

Карл Каутский написал в 1908 году теорию о «трех источниках марксизма», к которой полностью присоединился Ленин[29]. Каутский показал, как Маркс и Энгельс обеспечили синтез и переход к более высокому единству английской, французской и немецкой мысли, на основе общего определения марксизма как науки, воплощающей в себе общую картину эволюции наук.

Каутский выделяет две основные группы среди наук: естественные науки («стремящиеся определить законы движения живых и неживых тел») и психологические науки, которые обозначают, согласно Каутскому, «социальные науки» или как сегодня говорят «гуманитарные науки» или «гуманитарные и общественные науки». В последнем типе наук человек рассматривается как субъект и объект познания. Эти науки «обсуждают отношения человека с себе подобным».

Внутри них Каутский различает два подмножества, которые он охарактеризовал по их приоритету, важности, которая придается личности в изучении и существовании объективных данных, подвергаемых количественной оценке для своего изучения. Более приоритетное подмножество содержит историю, право и мораль (этику), а также новейшую политическую экономию, антропологию и предысторию.

В Анти-Дюринге, как мы упоминали, Энгельс делит науки на три категории. При этом, как и Каутский, он взял классические категории, т.е. разделение другими доктринами. Это разделение не является уникальным для марксизма[30]. Когда Каутский объединяет естественные науки, что изучают неживые и живые тела, Энгельс разделяет их[31], и то, что Каутский группирует в социальные науки, для Энгельса является историческими науками[32]. В некотором смысле, они классифицируются по степени причисления к сознательной диалектике.

Две основные категории науки, как говорит Каутский, отделены друг от друга «пропастью». Первая склоняется к материализму постольку, поскольку такие науки обновляют принцип причинности и показывают свою способность к обнаружению законов; вторая категория остается в тисках идеализма, основываясь на видении бесплотного человека, чьи мораль и воля не зависят от материальных условий существования.

«Тогда появился Маркс. Он увидел, что история - результат классовой борьбы; Он также заметил, что в истории действующие идеи людей, их успехи и их неудачи являются результатом классовой борьбы. Но он видел больше того. Оппозиции и классовая борьба уже нашли его раньше в истории, но они в основном появились как произведение глупости и злобы, с одной стороны, и как высокие чувства и идеи прогресса, с другой. Маркс первым обнаружил их необходимую связь с экономическими отношениями, чьи законы могут быть известны, как он это наглядно доказал. Но сами экономические отношения основаны, в свою очередь, в конечном счете, на характере и степени господства человека над природой в результате познания законов последней. Как сильно бы общество не отличалось от остальной природы, здесь и там мы находим диалектическое развитие, то есть движение, вызванное борьбой противоположностей, спонтанно и непрерывно вытекающей из той же среды».

Работа Маркса и Энгельса не только сближала эти две стороны человеческого знания, но также произвела в виде единой науки синтез этих различных наук. Из этого вытекает отказ от философии. Философия существует и играет фундаментальную роль в течение 2500 лет, именно потому, что она обеспечивает синтез, находясь как над естественными науками, так и над социальными науками. Философия, говорит Каутский, «была мудростью находящейся выше науки»[33]. Марксизм - не новая философия, поскольку он не возвышается над существующими науками, чтобы объединить их.

Поэтому Каутский повторяет выводы Маркса и Энгельса о том, что только одна наука сможет унифицировать науки о неживой и живой природе и гуманитарные науки, а также будет способна поглотить философию, оставив только изучение законов мышления: формальную логику и диалектику[34].

«Открытие материалистического понимания истории предполагает две предпосылки. Во-первых, достаточное развитие науки, и во-вторых, революционная точка зрения.

Соответствие законов исторического развития может быть обнаружено только тогда, когда новые психологические науки, о которых мы говорили выше - экономика, антропология и предыстория - достигли определенного уровня. Только эти науки, суть которых на первый взгляд исключала индивида и которые сперва были основаны на численных наблюдениях, позволили найти фундаментальные законы социального развития и изучения течений, что приводят в движение индивидов и прежде всего тех, кто признает традиционный способ написания истории».

Каутский здесь также расширяет часть наработок Энгельса, которые показали, что накопление фактов в новых дисциплинах привело к нынешним изменениям в организации самой науки, количество превратилось в качество. Поэтому законы диалектики распространяются также и на научное познание самих себя. Следует добавить, что для Энгельса, открытие материалистического понимания истории предполагает не только определенный уровень политической экономики, но также и других наук, и с ними философии природы, которая господствовала до сих пор[35], и когда мы говорим о социальных науках, таких как экономика, политика, то имеем в виду не только их развитие, но и подтверждение их банкротства[36]. которое благоприятствовало рождению исторического материализма. С другой стороны, современный социализм - это продукт революционного пролетариата, развитие борьбы современного пролетариата, созданного крупной промышленностью[37]. Каутский склонен рассматривать марксизм, как позитивную науку, которая вписывается в цепочку знаний, и подчеркивает недостаточность его критического и революционного измерения.

Vu de Sirius (выражение означающее великодушный взгляд со стороны вечности прим.пер.) буржуазии могла бы использовать эти новые знания. Но Каутский показывает, что буржуазия того времени стала консервативной. Она не могла признать что-либо положительное в этой научной конструкции, поскольку та ознаменовала конец ее классового господства. Эти знания могут быть поняты только с позиции пролетариата. В этом смысле Каутский выступает против «пролетарской» науки и «буржуазной» науки[38]. Если это разделение является отчасти устаревшим в науках о природе (это был вопрос борьбы буржуазии и ее науки против феодальной и католической науки), оно, очевидно, актуально в рамках социальных наук. И поскольку мы не можем расколоть естественные науки, и бессмысленно противопоставлять пролетарские математику, физику, химию буржуазным математике, физике или химии[39], разделение все же распространяется на науки о природе[40]. Консервативный характер буржуазии заставляет ее защищать конструкции постепенного развитии знания, и, следовательно, отрицать те моменты, когда оно утверждается через скачок, внезапный разрыв. Все, что может вызвать катастрофы и революции, обострение антагонизмов, размывается, а способности знания и, следовательно, способности науки, становятся относительными. Все эти элементы имеют много отличительных признаков буржуазной науки.

Открытые вопросы Каутского являются сложными, и мы рассмотрим их здесь только вкратце, зная, что они являются предметом нашей будущей партийной работы. Хотя буржуазия этого не признает, вполне правомерно характеризовать марксизм как науку, как выражение научной точки зрения пролетариата. С этой точки зрения, теория коммунизма является не просто наукой, но во многих областях знания, и особенно в рассмотренных нами экономике, политике, это единственное подлинное научное знание[41]. Потому в связи с победой закона о десятичасовом рабочем дне или развитии производственных кооперативов Маркс мог заявить, что случилась теоретическая победа политической экономии пролетариата над политической экономией буржуазии[42], с другой стороны, следует отметить, что его работы в области экономики обычно носят заголовок или подзаголовок «Критика политической экономии», что явно означает критику науки[43]. Легко показать, что идеология ученых является частью буржуазной или мелкобуржуазной идеологии и влияет на производство науки, в том числе в науки о природе[44].

Если естественный, научный факт является предметом объективной реальности, то его обновление, его восприятие и его теоретизирование рассматриваются как предмет теоретических споров и противоречий, в которых всегда присутствует господствующая идеология.

Мы здесь оставляем в стороне все вопросы, связанные с национальным соперничеством и конкуренцией между исследователями, с природой и полем допущений, которые влияют на поиск, с борьбой между группами интересов и способами финансирования исследований, специализацией[45] и подготовкой ученых[46] в организации науки с ее мандаринатом, ее карьеризмом, ее гонкой за лучшие места, ее методах оценки.

Пролетариат обладает непосредственным оружием, называемым диалектикой. Наука развивается в соответствии с логикой, в которой, чаще всего, диалектика обнаруживается извилистыми путями и с опозданием.

Пролетарская революция нарушает организационные основы, в которых движется буржуазная наука, меняет систему образования и ее дисциплинарную изолированность, ставя под сомнение барьеры, отделяющие «ученых» от остального общества, обеспечивая материальную основу для того, чтобы диалектический подход смог восторжествовать и, тем самым, обеспечив колоссальное высвобождение научного потенциала, уже обнаруженного в развитии современного общества[47].

4.2 Источники теории

Установив, что марксизм есть синтез, и что Маркс и Энгельс основали единство наук о природе и социальных наук, Каутский поднимает вопрос о происхождении этой теории. В самом деле, это согласуется с материалистической оптикой поиска особых исторических корней и теоретических выражений. Но в то же время из этого вытекает положение, что марксизм не находится в простой преемственности с предшествующими знаниями, и, однако, не изобретает ex nihilo, нечто без какой-либо связи с существующими в то время мыслями.

С материалистической точки зрения, эти мысли уходят своими корнями в историю и конкретные исторические ситуации. Каутский исходит из трех наиболее развитых во времена Маркса стран, систематически подменяя выражение мысли в целом развитием производительных сил и знаний в данной области: если Англия - это страна, где наиболее развита политическая экономия, то это страна, где наиболее развиты капиталистический способ производства и как следствие, пролетарская борьба, и потому есть высокая потребность в высокой теоретической мысли; Франция, как показал Маркс еще в трудах 1842-1844, по преимуществу страна политики. Концентрация политической власти в Париже, длиной в целые поколения, в условиях относительной экономической отсталости и поддержания высокой численности крестьянского населения, подточило развитие политической мысли и идеи, что историческое развитие является эволюцией политической власти. Наконец, Германия, страна, чья экономика и провинция оставались в состоянии летаргии по сравнению с ее европейскими соседями, развила философскую мысль, поскольку буржуазная энергия не могла воплотиться ни в какой другой деятельности коммерческого или продуктивного характера[48].

С самого начала марксизм носит международный характер[49].

Каутский подвел итоги о специфике каждой из трех стран, которые составляют «цивилизацию» середины XIX-го века. Отправной точкой работы Маркса и Энгельса был «синтез мысли этих трех наций, где каждая из них потеряла свой односторонний аспект»[50]. В качестве науки марксизм сразу создает новое отношение между этими тремя элементами, этими тремя источниками, к которым добавляется, как отмечает в другом месте Каутский после Энгельса, вклад естественных наук. С другой стороны, как мы увидим, это не только слияние, но также и критика.

Кроме того, марксизм не просто отфильтровал все «лучшее» в каждой из трех мыслей; его появление глубоко изменило эти направления: экономика, политика стали критикой политической экономии, материализм стал диалектикой, а философия стала излишней в качестве общего взгляда и инструмента связи между различными отраслями знания, политическая мысль воплотилась в материальной основе воспроизводства общества и привела к необходимости политических действий, к организации класса в отдельную политическую партию, к завоеванию политической власти и установлению диктатуры пролетариата.

Отношения марксизма с каждым из этих компонентов буржуазной мысли не равноценны. Критика политической экономии (к которой Маркс делает ряд отсылок), свержение гегелевского идеализма или защита диалектики против вульгарного материализма не работают одинаково. Например, с этой позиции нет больше надобности наблюдать развитие экономической мысли после Рикардо (1830), и в этих областях марксизм полностью подтверждает свое критическое значение.

Что касается естественных наук, то Маркс и Энгельс следили за прогрессом науки, который даже с буржуазной точки зрения (например, Дарвин) может продолжать критику религиозных и идеалистических предпосылок, хотя, в то же время Маркс и Энгельс показывают, что научное развитие сильно страдает от своего подчинения буржуазной идеологии и своих философских компонентов: идеализм и материализм во всех проявлениях: механистический, метафизический, релятивистский, включая варианты в рамках вульгарного марксизма.

Можно, однако, видеть доказательство своей силы, как и его уничтожение в том, что марксизм в усопшем, усеченном виде, короче говоря, без революционного жала превращается в компонент буржуазной идеологии, также позволяющий возродить ее. Прибывая в безвыходном положении, будучи неспособной дать целостное видение реальности и ее эволюции, буржуазная наука в целом высмеивает марксизм и объявляет его устаревшим, в то же время вынуждена учитывать его уроки, стараясь подсластить его, защищая его основы.

На этих новых основаниях развивается новая наука, способная обеспечить глобальное (а не частичное) видение развития природы, общества и форм жизни человеческого рода. Эта наука является революционной, поскольку она показывает, что социальные преобразования, как и все существующее, рождаются, живут и умирают, что коммунизм вписывается в ход истории человечества, что классовая борьба является двигателем истории, и что эта наука существует как наука, только с позиции революционного пролетариата, пролетариата в действии стремящегося упразднить себя как класс, а, следовательно, и упразднить общество, деленное на социальные классы. С этой точки зрения такая наука свидетельствует о разрыве, и более того, о резком качественном скачке, который ставит под сомнение все ранее предшествующее, как это происходит при крупных научных революциях. Это тезис отстаивали все основные теоретики марксизма итальянской Левой. Новая критическая теория возникла не постепенно, но в совокупности, как органическое целое, в середине 19-го века. Но, как новая наука, возникшая критика старых представлений, после своего появления должна закрепиться, развиваться, увеличивать свою способность анализировать мир - вот причина, почему марксизм, основываясь на этих предпосылках, выковал элементы завершенной теории.

Огромная работа по критике политической экономии, которая начата в Капитале (один из шести томов, которые должны были составить свою «Экономику»), консолидирована в течение сорока лет совместной работы Маркса и Энгельса, начиная с середины 19-го века, путем углубления понятий, накопления фактов и данных, максимальной интеграции основных тенденций и изменений, происходящих в капиталистической экономике того времени, как, например, подъем США и Тихоокеанского региона в ребалансировании мирового рынка, дальнейшее развитие технологий и естественных наук, применяемых в промышленности, и так далее.

От столь усердной работы не может отказаться никакая наука под страхом застоя. К сожалению, это случилось с марксизмом под страшным натиском контрреволюции конца 1920-х годов. Как в отношении критики политической экономии, философского вопроса и критики науки, так и в отношении анализа политических и идеологических форм буржуазной власти (например, религии), поколения, которые сохранили пламя с 1930-х годов, предприняли очень мало усилий. Наоборот, каким-то образом, они смогли устоять и передать факел, только потому, что отступили к застывшему учению, защищенному от любых вредных изменений под влиянием буржуазной мысли. Теория «инвариантности марксизма» послужила цели сохранения доктрины, в то же время предотвращала действительный научный прогресс, но левые считали его невозможным по причине недостатка сил. Целые части революционной марксистской теории остались неразвитыми, и только крошечные силы присоединились к этой работе теоретического развития, проведенного без какого-либо «творчества», но и в стремлении найти и продолжить настоящую исследовательскую работу, которую проводили, помимо прочих, Маркс и Энгельс.

Труд партии (в данном случае – исторической партии), ее деятельность имеет смысл только в ожидании возобновления революционной деятельности, в ходе которой произойдет еще одно слияние теории и практики.

5. Позиции групп «Коммунизм или Цивилизация» и «Робин Гудфеллоу».

В 1976 году, при создании «Коммунизм или Цивилизация», после разрыва с «Мировой коммунистической группой», к которой мы еще обратимся, мы снова вернулись к титульной странице журнала «Инвариантность», озаглавленной:

«Коммунизм или Цивилизация, за инвариантность теории пролетариата».

Для журнала отсылка к инвариантности имела смысл, данный ей Бордигой: это отказ от любой попытки «обогащения» марксистской теории, которая на самом деле принимает или отвергает саму себя (как и все теории) путем противостояния исторической реальности и теоретических прогнозов, что должны быть направлены на подтверждение теории.

Но в то же время, известно, что контрреволюция, беспрецедентной продолжительности, перевешивала силы революционного лагеря, который в достаточной мере не поддерживал теоретическую работу по актуальным вопросам, интересующим пролетариат (кризис, исторический итог контрреволюции, философский вопрос...). Элементы, которые основали журнал, поставили цель возвращения к Марксу, задачу, направленную на Инвариантность, но затем отказались от Инвариантности, что была произвольным заявлением для Мировой коммунистической группы.

Тогда наше признание инвариантности имело больше политическое, чем теоретическое (концептуальное) значение. Она позволяла нам обозначить абсолютный приоритет теоретической работе, не позволяя давать комментарии к актуальным событиям, и таким образом подрывала мысль о том, что в «новых фактах» и комментариях непролетарских теоретиков найдутся ответы на вопросы, касающиеся контрреволюции и эволюцией КСП в XX столетии. Она также позволяла нам избежать многих просьб, ссылаясь на традицию по вопросам, на которые у нас не было времени.

Остановка деятельности «Коммунизм или Цивилизация», как мы уже объясняли, (см. наш текст «Конец цикла»), отметила двойной провал. С одной стороны, это невозможность основывать на Марксе теорию разрыва современного капиталистического способа производства, которая могла бы послужить основанием для изменения тактики. С другой стороны, резкие отрицания, обусловленные исторической эволюцией прогнозов итальянских «левых» в отношении кризиса, войны и революции, но также и в отношении национальных и демократических вопросов: это сепаратистский выход из состава, иногда кровавый, как на Балканах, и никогда без борьбы, при том без мировой войны или холодной войны; создание новых государств в Европе, некоторые из которых никогда и не существовали ранее; прогресс в европейской интеграции и преодоление (еще очень ограниченное, но все же реальное) объявленных национальных государств. Для сравнения, приближаясь к Марксу, мы показываем всю действительность, всю силу анализа и прогнозирования, всю силу стратегии и тактики, и в то же время, огромную работу по интеграции оставшихся фактов. Возвращение к Марксу завершено не тем образом, как мы планировали ранее, но еще более последовательным и мощным. «Робин Гудфеллоу», несмотря на крах революционной среды и любую причину нашего ничтожного влияния, вернулись к Марксу, защищая марксизм, только марксизм, и ничего, кроме марксизма. В то время, как наша концепция является еще более инвариантной, чем когда-либо, нам необходимо окончательно преодолеть эту концепцию. Социализм стал наукой, которая может и должна рассматриваться как таковая и развиваться в нескольких направлениях.

В заключение, наше понимание марксистской теории - это не застывшие и неизменные догмы, включая повторение некоторых формул достаточных для анализа общества, его эволюции, и, особенно, для революционного прогнозирования. Как и всякая наука, марксизм развивается путем углубления своих понятий в рамках теории, которая характеризуется своей целостностью и полнотой. Как и всякая наука, марксизм должен бесконечно развиваться, приближаясь к объекту своего изучения, который тоже развивается. Марксизм делает это, исправляя свои недостатки, появляющиеся, когда ошибки прогнозирования показывают, что первоначальный теоретический арсенал недостаточен (если рекомпозиция окажется невозможной, то это приведет к чистому и простому отказу от теории, но ничего не может подвести к такому выводу, наоборот, что марксизм - единственная теория, способная давать научную точку зрения на мир). Как и всякая наука, марксизм уступит более развитому и более чистому выражению, когда соответствующие материальные условия будут готовы. Но любая критика марксизма, исходящая от буржуазного общества, может быть только нападением на него, и против такой критики следует бороться.

Другие тексты цикла в телетайп:

PCInt - Историческая инвариантность марксизма

https://teletype.in/@postcap/S1HZIbnCM

PCInt - Фальшивость активизма

https://teletype.in/@postcap/Hy_VUWn0f

PCInt - Теория и действие

https://teletype.in/@postcap/B18DUWnRM

PCInt - Немедленная революционная программа

https://teletype.in/@postcap/BkutUb2AM

n+1 - Законы инвариантности

https://teletype.in/@postcap/HJEnIbnRz

PCI - ДНК и марксизм

https://teletype.in/@postcap/r18kwb2Cf

PCI - Об инвариантности марксизма

https://teletype.in/@postcap/rkEfPbnAM

Интернациональная Коммунистическая Левая - Заметки к текстам Историческая инвариантность марксизма, Теория и действие и Немедленная революционная программа.

https://teletype.in/@postcap/BJbKwbhAM

[1] «Для нас так называемые «экономические законы» являются не вечными законами природы, но законами историческими, возникающими и исчезающими, а кодекс современной политической экономии, поскольку экономисты составили его объективно правильно, является для нас лишь совокупностью законов и условий, при которых только и может существовать современное буржуазное общество. Словом, этот кодекс есть абстрактное выражение и резюме условий производства и обмена современного буржуазного общества. Поэтому для нас ни один из этих законов, поскольку он выражает чисто буржуазные отношения, не старше современного буржуазного общества. Те законы, которые в большей или меньшей мере имеют силу для всей предшествующей истории, выражают только такие отношения, которые являются общими для всякого общества, покоящегося на классовом господстве и на классовой эксплуатации». Энгельс письмо Ланге, 29 марта 1865 года

«Следовательно, рабочее население, производя накопление капитала, тем самым в возрастающих размерах производит средства, которые делают его относительно избыточным населением. Это — свойственный капиталистическому способу производства закон народонаселения, так как всякому исторически особенному способу производства в действительности свойственны свои особенные, имеющие исторический характер законы народонаселения. Абстрактный закон населения существует только для растений и животных, пока в эту область исторически не вторгается человек». «Капитал» том 1

«Чем больше общественное богатство, функционирующий капитал, размеры и энергия его возрастания, а следовательно, чем больше абсолютная величина пролетариата и производительная сила его труда, тем больше промышленная резервная армия. Свободная рабочая сила развивается вследствие тех же причин, как и сила расширения капитала. Следовательно, относительная величина промышленной резервной армии возрастает вместе с возрастанием сил богатства. Но чем больше эта резервная армия по сравнению с активной рабочей армией, тем обширнее постоянное перенаселение, нищета которого прямо пропорциональна мукам труда активной рабочей армии. Наконец, чем больше нищенские слои рабочего класса и промышленная резервная армия, тем больше официальный пауперизм. Это — абсолютный, всеобщий закон капиталистического накопления. Подобно всем другим законам, в своём осуществлении он модифицируется многочисленными обстоятельствами, анализ которых сюда не относится». «Капитал» том 1

[2] Энгельс очень ясно писал в Развитие социализма от утопии к науке:

«Этими двумя великими открытиями — материалистическим пониманием истории и разоблачением тайны капиталистического производства посредством прибавочной стоимости — мы обязаны Марксу. Благодаря этим открытиям социализм стал наукой, и теперь дело прежде всего в том, чтобы разработать её дальше во всех её частностях и взаимосвязях».

[3] Кроме того необходимо, чтобы они были действительно установлены. Претензия на открытые обстоятельства, якобы непредвиденные теорией, - один из предвестников ревизионизма. Например, контрреволюция в России и бюрократическое явление были поводом для теорий о бюрократии как новом классе, о появлении бюрократического капитализма и т.д., знаменитый представитель такой теории – «Социализм или варварство».

[4] «С каждым составляющим эпоху открытием даже в естественноисторической области материализм неизбежно должен изменять свою форму. А с тех пор, как и истории было дано материалистическое объяснение, здесь также открывается новый путь для развития материализма» Энгельс, «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии».

Этот отрывок хорошо прокомментирован Лениным: «Следовательно, ревизия "формы" материализма Энгельса, ревизия его натурфилософских положений не только не заключает в себе ничего "ревизионистского" в установившемся смысле слова, а, напротив, необходимо требуется марксизмом» Ленин «Материализм и эмпириокритицизм».

[5] «суверенность мышления осуществляется в ряде людей, мыслящих чрезвычайно несуверенно; познание, имеющее безусловное право на истину, — в ряде относительных заблуждений; ни то, ни другое не может быть осуществлено полностью иначе как при бесконечной продолжительности жизни человечества» Энгельс «Анти-Дюринг».

[6] Это отношение, однако, не сохраняется, если они принадлежат к сфере точных наук, наук органической природы или исторических наук, чьи отношения идентичны полярностям определенным выше.

[7] «Но у этого абсолютного познания есть своя серьезная заковыка. Подобно бесконечности познаваемого вещества, которое составляется из одних лишь конечностей, так и бесконечность абсолютного познающего мышления слагается из бесконечного количества конечных человеческих голов, которые совершают при этой бесконечной работе познания практические и теоретические промахи, исходят из неудачных, односторонних, неверных посылок, идут неверными, кривыми, ненадежными путями и часто даже не распознают истины, хотя и упираются в нее лбом (Пристли).

Поэтому познание бесконечного окружено двоякого рода трудностями и представляет по своей природе бесконечный асимптотический процесс. И этого для нас вполне достаточно, чтобы мы имели право сказать: бесконечность столь же познаваема, сколь и непознаваема, а это все, что нам только нужно». «Диалектика природы»

Каутский в тексте, что мы комментируем дальше, совершенно следует этому тезису:

«Любое знание относительно, следовательно, обусловлено и ограничено, и нет абсолютных и вечных истин.

Это просто означает, что нет терминов в нашем знании, что процесс знания неограничен, бесконечен, и что действительно безумно предположить, что какое-то знание является окончательным истинным заключением. Любое предложение в качестве крайнего предела мудрости следует считать по меньше мере как то, что мы никогда не сможем обогнать».

[8] Опять то же изображение асимптоты, но несколько иное.

[9] О ревизионизме см. нашу книгу «Марксизм и теория кризисов», глава 3.

[10] Интернациональная коммунистическая партия

[11] Само понятие относится к области математики, вероятно, к работе Феликса Клейна (1849-1925)

[12] Здесь используется перевод, опубликованный в «Коммунистической программе» в 1971 году, его можно найти на сайте www.sinistra.net

[13] «Мы находимся в момент максимальной депрессии революционного потенциала: такой момент ничего не способствует рождению оригинальных исторических теорий».

[14] «Новая доктрина не может появиться в любой исторический момент, но существуют особенно благоприятные и редкие периоды истории, в которых новое учение может быть лучом света в темноте, и если в решающий момент этот свет не будет признан, то будут напрасны попытки зажечь крошечное пламя свечи, которым стремятся осветить путь академические педанты и маловерующие бойцы».

[15] «Принцип исторической инвариантности доктрины, отражающий задачи противоборствующих классов, а также возвращающий к основополагающим принципам...

Все мифы выражают этот принцип, особенно те, которые рассказывают о полубогах или пророках, имевших связь с «высшим существом». Довольно глупо смеяться над такими представлениями, и только марксизм смог раскрыть их реальные материальные основы. Рама, Моисей, Христос, Мохаммед, все пророки и герои, которые открывают эпические истории различных народов, являются выражением их действительности и соответствуют огромному скачку в изменении способа производства».

[16] Особенно гротескным является утверждение, что нам удалось вычитать, что, как и канонизация Евангелия, концепция инвариантности опирается на набор отдельных текстов, и поэтому рукописи Маркса 1844, как и рукописи 1857-1858 (Grundrisse) или 1861-1863 (6-я глава Капитала) не принадлежали к «Инвариантности». Левым были рады, что новые тексты Маркса стали наконец доступны. Впрочем бойцы левых, такие как Роже Данджвилл, сами были на передовой, переводили и публиковали их.

[17] « (…) теоретическое наследие революционного рабочего класса больше не было откровением, мифом и идеализмом (как это было у предыдущих классов), вместо этого являясь положительной «наукой»»

[18] См. например: «Проверка практики», Il programma comunista, n°11-12, 26 июня 1953.

[19] Например: «С тех пор как опасность феодального возвращения превратилась в тень прошлого (мы располагаем мировой датой не позднее 1917 года, когда произошла русская революция, так как с ней исчезла последняя национальная феодальная сила), с тех пор весь атеизм буржуазии и ее организаций завершился, и отношения буржуазии и религии перевернулись» «Христианство и политика», Battaglia Comunista, № 23,08 - 15 июня 1949

[20] «Мы здесь не говорим, что надо бы запретить, чтобы экономический анализ мог бы с последними данными давать иное представление проблемы, объекта одной из глав Маркса, о производительности земли, которую капиталистическое производство истощает из-за массового производства, когда сегодня в Калифорнии супермеханизированный сбор урожая каждый год даёт изумительные результаты там, где сто лет назад была самая настоящая пустыня» Церковь и вера, индивид и разум, класс и партия, Battaglia Comunista № 17, 1950.

[21] Например, в 325-м году, во времена властвования Римской Империи, Первый Никейский собор утвердил постулат о природе отношений Отца и Сына; разделение между церковью Запада и церковью Востока происходит в Средневековье; в середине XVI-ого века, в эпоху Возрождения, Тридентский собор канонизирует латинскую библию, переведенную с иврита, в то время как капиталистический способ производства только пребывает в своем детстве, в это время утвердилась протестантская Реформация и от Рима отделилась англиканская церковь; догмат непогрешимости римского папы датируется 1870 годом, когда распространяется уже развитый капиталистический способ производства. Можно привести еще больше примеров и упомянуть другие религии. Например, ислам испытал разделение между шиитами и суннитами, а исламские различные халифаты - османская империя, Хомейни или Бен Ладен - никак не выражают исторические интересы одного и того же социального класса.

[22] Здесь можно было бы привести все слова Энгельса о религии в работе Людвиг Фейербах конец классической немецкой философии. Отрывок:

«Потребность дополнить мировую империю мировой религией ясно обнаруживается в попытках ввести в Риме поклонение, наряду с местными, всем сколько-нибудь почтенным чужеземным богам. Но подобным образом, императорскими декретами, нельзя создать новую мировую религию. Новая мировая религия, христианство, уже возникла в тиши из смеси обобщённой восточной, в особенности еврейской, теологии и вульгаризированной греческой, в особенности стоической, философии. Лишь путём кропотливого исследования можем мы узнать теперь, каков был первоначальный вид христианства, потому что оно перешло к нам уже в том официальном виде, какой придал ему Никейский собор, приспособивший его к роли государственной религии. Но во всяком случае, тот факт, что уже через 250 лет оно стало государственной религией, достаточно показывает, до какой степени соответствовало оно обстоятельствам того времени. В средние века, в той же самой мере, в какой развивался феодализм, христианство принимало вид соответствующей ему религии с соответствующей феодальной иерархией. А когда окрепло бюргерство, в противоположность феодальному католицизму развилась протестантская ересь, сначала у альбигойцев в Южной Франции в эпоху высшего расцвета её городов. Средние века присоединили к теологии и превратили в её подразделения все прочие формы идеологии: философию, политику, юриспруденцию. Вследствие этого всякое общественное и политическое движение вынуждено было принимать теологическую форму. Чувства масс вскормлены были исключительно религиозной пищей; поэтому, чтобы вызвать бурное движение, необходимо было собственные интересы этих масс представлять им в религиозной одежде. И подобно тому как бюргерство с самого начала создало себе придаток в виде не принадлежавших ни к какому определённому сословию неимущих городских плебеев, подёнщиков и всякого рода прислуги — предшественников позднейшего пролетариата, — так и религиозная ересь уже очень рано разделилась на два вида: бюргерско-умеренный и плебейски-революционный, ненавистный даже и бюргерским еретикам» Энгельс «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии».

[23] «С религией, которая подчинила себе римскую мировую империю и в течение 1800 лет господствовала над значительнейшей частью цивилизованного человечества, нельзя разделаться, просто объявив ее состряпанной обманщиками бессмыслицей. Чтобы разделаться с ней, необходимо прежде суметь объяснить ее происхождение и ее развитие, исходя из тех исторических условий, при которых она возникла и достигла господства. В особенности это относится к христианству. Ведь здесь надо решить вопрос, как это случилось, что народные массы Римской империи предпочли всем другим религиям эту бессмыслицу, проповедуемую к тому же рабами и угнетенными, так что, наконец, честолюбивый Константин увидел в принятии этой бессмысленной религии лучшее средство для того, чтобы возвыситься до положения самодержца римского мира» Энгельс «Бруно Бауэр и первоначальное христианство».

[24] «Совершить этот освобождающий мир подвиг — таково историческое призвание современного пролетариата. Исследовать исторические условия, а вместе с тем и самоё природу этого переворота и таким образом выяснить ныне угнетённому классу, призванному совершить этот подвиг, условия и природу его собственного дела — такова задача научного социализма, являющегося теоретическим выражением пролетарского движения» Энгельс «Анти-Дюринг».

[25] Идеологии, которые сопровождали буржуазную революцию, были разнообразными: будь то права человека, формы ислама или марксизм-ленинизм.

[26] Еще один аспект концепции левых коммунистов Италии, способствующий сравнению с великими религиями (но принцип инвариантности касается и светских доктрин). Бордига считает, что действительно революционная доктрина частично включает в себя и веру («Цельная доктрина, в правоте которой мы убеждены, в которую мы должны и хотим верить...») и борьбу против любого интеллектуалистского подхода, чье особое внимание уделяется сознанию, образованию и культуре в ущерб классовому инстинкту («Сомнение и контроль отдельного сознания - выражение буржуазной реформы против ограничивающей традиции и власти христианской церкви. Они были выражены в самом лицемерном пуританизме, узаконившим и защитившим новое классовое господство и новую форму, в которой массы были порабощены под вывеской буржуазного соответствия религиозной этике или частным правам. Пролетарская революция берет совершенно другое направление: отдельное сознание - ничто, единый вектор коллективного действия – все», но «(...) коммунизм, что еще не понят (...) остается научной определенностью» («A Ханицио, мы не боимся смерти»)

[27] «Критика и сомнение во всех старых, устоявшихся позициях были решающей особенностью во времена буржуазной революции, которая гигантскими скачками атаковала естественные науки, общественный строй, политическую и военную власть, и позже уже с гораздо меньшим воодушевлением боролась с догмами наук о человеческом обществе и истории. Это было важным результатом эпохи глубокого переворота, находящегося между феодальным, землевладельческим Средневековьем и индустриальной, капиталистической современной эрой. Критика была следствием, а не двигателем этой огромной, сложной борьбы».

[28] См. тексты «Ослабевший сверхчеловек», «Баттилокио в истории», и т.д.

[29] Ленин, «Три источника, три составных части марксизма».

[30] Всю область познания мы можем, согласно издавна известному способу, разделить на три больших отдела» Энгельс «Анти-Дюринг».

[31] «Первый охватывает все науки о неживой природе, доступные в большей или меньшей степени математической обработке; таковы: математика, астрономия, механика, физика, химия... почему эти науки и были названы точными.

…Ко второму классу наук принадлежат науки, изучающие живые организмы. В этой области царит такое многообразие взаимоотношений и причинных связей, что не только каждый решённый вопрос поднимает огромное множество новых вопросов, но и каждый отдельный вопрос может решаться в большинстве случаев только по частям, путём ряда исследований, которые часто требуют целых столетий; при этом потребность в систематизации изучаемых связей постоянно вынуждает нас к тому, чтобы окружать окончательные истины в последней инстанции густым лесом гипотез» Энгельс «Анти-Дюринг».

[32] «...Но ещё хуже обстоит дело с вечными истинами в третьей, исторической, группе наук, изучающей, в их исторической преемственности и современном состоянии, условия жизни людей, общественные отношения, правовые и государственные формы с их идеальной надстройкой в виде философии, религии, искусства и т. д. В органической природе мы всё же имеем дело, по крайней мере, с последовательным рядом таких процессов, которые, если иметь в виду область нашего непосредственного наблюдения, в очень широких пределах повторяются довольно правильно. Виды организмов остались со времён Аристотеля в общем и целом теми же самыми. Напротив, в истории общества, как только мы выходим за пределы первобытного состояния человечества, так называемого каменного века, повторение явлений составляет исключение, а не правило; и если где и происходят такие повторения, то это никогда не бывает при совершенно одинаковых обстоятельствах» Энгельс «Анти-Дюринг».

[33] «Маркс не только полностью преобразовал историческую науку, но и преодолел разрыв между естественными науками и психологическими науками. В то же время он создал единство человеческого знания, и потому философия оказывается лишней, поскольку она стремится именно заменить это единство. Философия в действительности была только мудростью, располагавшейся над науками; это было некоторое единство мысли об эволюции мира» Каутский «Три источника марксизма»

[34] «В предшествующем изложении можно было дать только общий очерк марксова понимания истории и, самое большее, пояснить её некоторыми примерами. Доказательства истинности этого понимания могут быть заимствованы только из самой истории, и я вправе сказать здесь, что в других сочинениях приведено уже достаточное количество таких доказательств. Но это понимание наносит философии смертельный удар в области истории точно так же, как диалектическое понимание природы делает ненужной и невозможной всякую натурфилософию. Теперь задача в той и в другой области заключается не в том, чтобы придумывать связи из головы, а в том, чтобы открывать их в самих фактах. За философией, изгнанной из природы и из истории, остаётся, таким образом, ещё только царство чистой мысли, поскольку оно ещё остаётся: учение о законах самого процесса мышления, логика и диалектика» Энгельс «Людвиг Фейербах конец классической немецкой философии»

[35] «(...)в то время как указанный переворот в воззрениях на природу мог совершаться лишь по мере того, как исследования доставляли соответствующий положительный материал для познания» Энгельс «Анти-Дюринг»

[36] «Факты всё с большей и большей наглядностью показывали всю лживость учения буржуазной политической экономии о тождестве интересов капитала и труда, о всеобщей гармонии и о ��сеобщем благоденствии народа как следствии свободной конкуренции. Невозможно уже было не считаться со всеми этими фактами, равно как и с французским и английским социализмом, который являлся их теоретическим, хотя и крайне несовершенным, выражением» Энгельс «Анти-Дюринг»

[37] «(...)уже значительно раньше совершились исторические события, вызвавшие решительный поворот в понимании истории. В 1831 г. в Лионе произошло первое рабочее восстание; в период с 1838 по 1842 г. первое национальное рабочее движение, движение английских чартистов, достигло своей высшей точки. Классовая борьба между пролетариатом и буржуазией выступала на первый план в истории наиболее развитых стран Европы, по мере того, как там развивались, с одной стороны, крупная промышленность, а с другой — недавно завоёванное политическое господство буржуазии» Энгельс «Анти-Дюринг»

«Поэтому социализм является теперь не случайным открытием того или другого гениальног�� ума, а неизбежным следствием борьбы двух исторически возникших классов — пролетариата и буржуазии» Энгельс «Анти-Дюринг»

[38] Сталинизм также попытается противопоставить буржуазной науке пролетарскую науку. В то время как Энгельс объявил о завершении философии, господство обрела новая философия «диалектический материализм», поставленная выше наук, а предполагаемое движение социализма в СССР вперед якобы позволяло наладить производство науки, качественно отличающейся от науки буржуазной.

«Эта противоположность [между буржуазной наукой и пролетарской наукой] обрела иной смысл в истории, потому что буржуазия изменилась по своей природе, и пролетариат тоже изменился. Чем больше пролетариат организовывался и осознавал, тем больше буржуазия приходила в упадок, тем больше крепла концепция пролетарской науки, и углублялось противоречие между пролетарской наукой и буржуазной наукой. Сегодня победивший пролетариат уже построил социализм в Советском Союзе. Он идет к коммунизму. Сегодня оппозиция между буржуазной наукой и пролетарской наукой вступила в решающую фазу, до такой степени решающей, что можно утверждать сегодня, что слова «подлинная наука» и «пролетарская наука» стали синонимами. Сегодня, наконец, общество без классов, реализуемое властью рабочего класса и партией рабочего класса, содержит объективные условия для развития новой науки качественно отличающейся от науки буржуазной» (К комиссии по философии науки. Кружок исследований философов-коммунистов, La Nouvelle Critique № 8, июль-август 1949 год).

Как уже давно доказано нашей партией, вместо так называемого социализма у нас был капиталистический способ производства, а вульгарно материалистическая философия, которая сопровождает этот период, была всем, кроме его критики.

[39] «Мы смеялись над противоположностью между буржуазной наукой и пролетарской наукой, как будто может быть буржуазная химия или математика и пролетарская химия или математика! Но насмешки доказывали только то, что они не знают, о чем идет речь» Каутский «Три источника марксизма»

[40] «Естественно, противоположность между пролетарской наукой и буржуазной наукой выражается наиболее сильно в психологических науках, в то время как противоположность между феодальной или католической наукой и буржуазной наукой показывает себя наиболее удивительно в естественных науках. Но человеческая мысль всегда стремится к единству, различные научные области всегда оказывают друг на друга взаимное влияние и по этой причине наши социальные проекты действуют в ответ на наш общий дизайн мира. Таким образом, противоположность между буржуазной наукой и пролетарской наукой, наконец, проявляется также и в естественных науках» Каутский «Три источника марксизма»

[41] «Технология вскрывает активное отношение человека к природе, непосредственный процесс производства его жизни, а вместе с тем и его общественных условий жизни и проистекающих из них духовных представлений. Даже всякая история религии, абстрагирующаяся от этого материального базиса, — некритична. Конечно, много легче посредством анализа найти земное ядро туманных религиозных представлений, чем, наоборот, из данных отношений реальной жизни вывести соответствующие им религиозные формы. Последний метод есть единственно материалистический, а, следовательно, единственно научный метод. Недостатки абстрактного естественнонаучного материализма, исключающего исторический процесс, обнаруживаются уже в абстрактных и идеологических представлениях его защитников, едва лишь они решаются выйти за пределы своей специальности» Маркс «Капитал» Том 1

[42] «Эта борьба вокруг законодательного ограничения рабочего времени велась с тем большим ожесточением, что, независимо от испуга жаждущих прибыли, здесь дело шло о великом споре между слепым господством закона спроса и предложения, в котором заключается политическая экономия буржуазии, и общественным производством, управляемым общественным предвидением, в чем заключается политическая экономия рабочего класса. Поэтому билль о десятичасовом рабочем дне был не только важным практическим успехом, но и победой принципа; впервые политическая экономия буржуазии открыто капитулировала перед политической экономией рабочего класса.

Но предстояла еще более значительная победа политической экономии труда над политической экономией собственности. Мы говорим о кооперативном движении, в частности о кооперативных фабриках, основанных без всякой поддержки усилиями немногих смелых «рук». Значение этих великих социальных опытов не может быть переоценено. Не на словах, а на деле рабочие доказали, что производство в крупных размерах и ведущееся в соответствии с требованиями современной науки, осуществимо при отсутствии класса хозяев, пользующихся трудом класса наемных рабочих; они доказали, что для успешного производства орудия труда вовсе не должны быть монополизированы в качестве орудий господства над рабочим и для его ограбления и что, подобно рабскому и крепостному труду, наемный труд — лишь преходящая и низшая форма, которая должна уступить место ассоциированному труду, выполняемому добровольно, с готовностью и воодушевлением» Маркс «Учредительный Манифест Международного товарищества рабочих»

[43] В этом смысле, наука - термин, который появившийся в XVII веке, означающий конкретный способ производства, всеобщий труд, свойственный капиталистической эпохе. С этой точки зрения марксизм является критикой науки.

[44] Рассмотрим несколько примеров. В Германии, теории Кантора о бесконечности злили верующих математиков, для которых единственной настоящей бесконечностью был Бог, и Кантор, будучи верующим, принял совет церкви в создании «трансфинитных» чисел (концепция, взятая из схоластики, сегодня они называются порядковыми числами). Он даже подумал, что, благодаря ему, христианская философия теперь обрела реальную теорию бесконечности.

Но поскольку вообще диалектика бессознательно бродит в мозгах ученых, она должна опираться на устаревшие идеологические формы. Работа Кантора пересекалась с трудами российских математиков (Егоров, Лузин, Флоренский), которые зашли дальше, чем их французские коллеги (Борель, Лебег, Бэйр, математики первого плана, позитивисты и картезианцы), но помимо этого были мистиками-«имяславцами». Ньютон посвятил большую часть своего времени на работы, связанные с алхимией, мироустройством, которое, впрочем, позволило ему преодолеть возражения к дистанционному действию, которое постулирует его теория гравитации.

Во Франции Бертло, республиканец и эсперантист, известный химик, боролся до конца своей жизни за теорию Авогадро и, сочетая свой ученый престиж и политическое влияние (будучи министром образования), он требовал наличия в учебниках давно устаревших конструкций.

Нацисты, придя к власти, уволили ученых евреев, в то время как часть нацистских ученых и экспериментаторов оказались ошеломлены математическим развитием физики и теорией относительности и квантовой механикой, осуждаемых во имя науки немецкой арийской физики.

То же самое касается диалектического материализма сталинистов, что приводил к аналогичным соображениям по поводу теории относительности, психоанализа и разрушения биологии (дело Лысенко), а также математики (упомянутые «имяславцы» пали жертвами сталинизма, тогда как русская революция смогла уделить им место).

Стивен Гулд (1941-2002), теоретик эволюции, и, в исключительных случаях, довольно хороший диалектик, напал на нее же в статье в своей книге о ложном измерении человека, направленной против Мортона (1799-1851), ученого с международной репутацией в XIX веке. Гулд обвинял последнего в манипуляции измерениями и в том, что, по-видимому, сами замеры множества черепов были искажены из-за его расистской идеологии, весьма популярной в XIX веке. Исследование, которое опирается на новые методы измерений, показывает, что если Мортон и делал низкие ошибки при замерах, то они были случайными и, следовательно, возникли не идеологически. Кроме того, Мортон не манипулировал (бессистемное разложение на подкатегории, на взвешивание образцов, предвзятость в определении категорий и подкатегорий), даже бессознательно, данными измерений, когда выдвигал свои тезисы. Идеологические соображения в реализации и лечении измерений Мортона, как бы те ни были расистскими, скорее присутствуют в анализе Гулда, когда он анализирует псевдо-манипуляции Мортона. Перерасчеты Гулда в результате стали априори демократическими и соответствующими идеологии «политкорректности», которая повернута лицом к мелкой буржуазии.

Идея, что метеориты имеют внеземную природу, не двигалась до начала XIX века. Ученые неохотно приветствовали такую идею, которая определенно противоречила предрассудкам крестьян и старым концепциям, что видели в этих падениях божественный знак.

Леверье, чьи расчеты позволили обнаружить Нептун, на самом деле ошибся в расчете орбиты, потому что он больше рассуждал о математике, чем об астрономии (сложность расчетов привели к упрощениям). Если, по указаниям Леверье, Галле нашел Нептун в окрестностях выделенного положения, то это отчасти удача.

[45] «Теорию Ляйелля было еще труднее примирить с гипотезой постоянства органических видов, чем все предшествовавшие ей теории. Мысль о постепенном преобразовании земной поверхности и всех условий жизни на ней приводила непосредственно к учению о посте-пенном преобразовании организмов и их приспособлении к изменяющейся среде, приводила к учению об изменчивости видов. Однако традиция является силой не только в католической церкви, но и в естествознании. Сам Ляйелль в течение долгих лет не замечал этого противоречия, а его ученики и того менее. Это можно объяснить только утвердившимся в это время в естествознании разделением труда, благодаря которому каждый ограничивается своей специальной областью знания и немногие лишь способны обозреть его в целом» Энгельс «Диалектика природы».

[46] «Если земля была чем-то ставшим, то чем-то ставшим должны были быть также ее теперешнее геологическое, климатическое, географическое состояние, ее растения и животные, и она должна была иметь историю не только в пространстве, но и во времени. Если бы стали немедленно и решительно работать в этом направлении, то естествознание ушло бы в настоящее время значительно дальше того места, где оно находится» Энгельс «Диалектика природы»

[47] «Средний класс чувствует, что лишь рабочий класс может освободить его от господства попов, превратить науку из орудия классового господства в народную силу, превратить самих ученых из пособников классовых предрассудков, из честолюбивых государственных паразитов и союзников капитала в свободных тружеников мысли! Наука может выполнять свою истинную роль только в Республике Труда» Маркс Первый черновик «Гражданской войны во Франции»

[48] ​​«Реальность была для буржуазии разочарованием, и все, что ей оставалось, - это побег в чистую мысль и преображение реальности искусством, где она бросилась вперед и создала великие вещи» Каутский «Три источника марксизма»

[49] С этого момента его мысль еще более расцвела. Нет ничего более ошибочного, чем считать марксизм чисто немецким произведением. Он был с самого начала интернациональным.

[50] Выражение Каутского более тонкое и диалектическое, чем выражение Ленина, который пишет:

«Его [Маркса] учение возникло как прямое и непосредственное продолжение учения величайших представителей философии, политической экономии и социализма». Точно так же говорить о «трех составляющих частях» марксизма значит сводить к минимуму работу по синтезу, преодолению и критике, проводимых Марксом. Каутский говорит о слиянии. Было бы также неверно рассматривать этот тройной вклад как своего рода коллаж из элементов, один из которых (английский) якобы приводит факты, другой (немецкий) - метод, а третий (французский) - политику. Выражение Ленина о «составных частях» предлагает коллаж из разных элементов без учета как слияния/преодоления, так и критического аспекта марксизма, а также эффекта обратной связи, которую этот синтез провоцирует в каждом из них.