Белоруссия. Июль – август 2023 года. День 7: Гродно. Часть 1

Когда я приехал в Гродно на поезде из Минска, а было это накануне предыдущего дня, то поначалу я беспокоился, что мне придётся в незнакомом месте после полуночи идти до хостела через тёмные переулки. Но ночной город меня встретил весьма освещёнными центральными улочками с толпой весёлого народа. И сразу стало понятно: в Гродно много туристов. Серьёзно, ночами спать не давали, шумели в близлежащих барах и ресторанах почти до самого утра.

Обзора злачных мест не будет, это не по моей части. Могу лишь отметить, что из-за обилия туристического потока присесть в центре и спокойно поесть иногда проблематично: либо вам будут попадаться исключительно модные кафе и дорогие рестораны, либо придётся ждать очередь, чтобы вас обслужили. Где дешёвые столовки? Где забегаловки с нормальной едой, а не лавандовые рафы с круассанами? Конечно, в Гродно и обычная еда есть, но на центральных улицах не сразу найдёшь.

Так что давайте лучше насытимся пищей духовной.

Исторически Гродно развивался преимущественно на правом, северном берегу реки Неман. Прогулку по городу мы начнём с противоположной стороны, где почти ничего интересного нет, но зато можно окинуть взглядом другой берег. С левого края мы уже легко узнаём Старый замок слева, затем мостик с арочкой и Новый замок. Строения правее прокомментируем, когда до них дойдём.

Место, где мы стоим сейчас и откуда смотрим на противоположный берег, раньше относилось к так называемой Занеманской части города, то есть расположенной за Неманом. Когда-то давно здесь был Зверинец (зоопарк), а до него, возможно, замок крестоносцев. Сейчас же левый берег известен разве что монастырём францисканцев. Как я предполагаю, данный крест поставлен от лица монастыря. Сам монастырь прямо рядом с нами, достаточно лишь развернуться.

Монастырь имеет богатую историю. Его основали ещё в XVII веке на деньги меценатов из рода Тышкевичей. Сначала он был деревянный, потом другие спонсоры дали деньги на более капитальное строительство. Главная постройка, которая возвышается благодаря холмистому рельефу местности, – это костёл Девы Марии Ангельской. Довольно часто говорят проще – Францисканский костёл.

Как вы уже можете догадаться по моим предыдущим рассказам, католичество на территории Белоруссии ограничивалось в правах не только в эпоху религиозных запретов в СССР, но и во второй половине XIX века в Российской империи из-за поддержки польского сепаратизма частью католического духовенства и польского (стало быть, католического) населения. Красивый костёл, построенный в стиле виленского барокко, был закрыт в 1850-е, а после восстания 1860-х годов монастырь переоборудовали в тюрьму.

Потом, ясное дело, было недолгое возрождение в польский период. В это время там служил известный францисканский священник Максимилиан Кольбе, погибший впоследствии в Освенциме – находясь в заключении, он пожертвовал собой, согласившись быть казнённым вместо другого заключённого. Такая «замена» была возможной, потому что казнили не конкретного человека: нацисты собирались убить 10 заключённых в «наказание» за побег одного узника концлагеря. Кольбе заменил собой польского сержанта Франтишека Гаёвничека. В 1982 году Римская церковь признала его мучеником. А в Гродно он жил всего несколько лет в 1920-е годы, когда в городе под его редакцией издавался религиозный журнал.

Что любопытно, после присоединения Западной Белоруссии к СССР монастырь не закрыли, и только с 1975 года по 1991-й он не считался францисканским, когда без вмешательства католического ордена его контролировала исключительно местная епархия. Среди важных достопримечательностей монастыря и костёла – чудотворная икона Божьей Матери Ангельской XVII века и самый старый в Белоруссии орган.

Перейти на правый берег легко, мост через Неман рядом. Ему иногда тоже приписывают «рекорд», называя самым старым мостом города. Минуточку, а как же мост через сухой ров у Старого замка? Тот мост, как вы помните, называют самым старым в стране! Поди разберись...

Конечно, в сравнении с мостом, который ведёт свою историю со второй половины XVII века, Старый мост кажется совсем салагой. На его месте в эпоху Стефана Батория был деревянный мост, но он погиб в ходе одной из многочисленных войн. Только в конце XIX века решили, что негоже губернскому центру не иметь нормальной переправы через Неман. В 1900-е годы внушительный металлический трёхпролётный мост под названием Петровско-Николаевского был открыт. Обе мировые войны его порушили, но ничего, восстановили. Как считается, название Старый мост закрепилось после восстановления в 1949 году, хотя это немного странно, ведь Новый мост в полутора километрах отсюда появился только в 1970-е. Ну да ладно.

У моста на этом же берегу, рядом с лестницей, по которой можно спуститься к Левонабережной улице, стоит памятный знак старшему политруку Григорию Горновых. Если не смотреть на дату смерти, то можно неверно предположить, что этот человек погиб в годы Великой Отечественной войны. Но нет: 1939 год – это год присоединения Западной Белоруссии. Несмотря на то, что военные действия в ходе Польского похода Красной армии были весьма быстрыми и эффективными, «специальная военная операция» в восточных областях Польши принесла жертвы в семь сотен военнослужащих (официально) или даже в полторы тысячи (по данным современных исследований).

Одним из погибших в Гродно был Григорий Горновых родом с Урала. Он командовал ротой, которая вела бой у этого моста, и погиб во время сражения. Его именем назвали улицу, которая начинается от Старого моста и идёт далее по левобережному Гродно.

Ещё можно подумать, что это могила, но вновь нет. Это всего лишь памятный знак на приблизительном месте гибели. Уральского политрука, нашедшего свою смерть в Западной Белоруссии, похоронили в Гродно на одном из городских кладбищ.

На аккуратных арках Старого моста указаны даты его введения в эксплуатацию: «1907» на левом берегу и «1908» на правом, куда мы сейчас перешли. В советское время к этим датам добавили 1949 год, год послевоенного восстановления моста.

Прогуляемся по Правонабережной улице, где мы стоим в данный момент, в сторону замка.

На общей панораме правого берега в начале прогулки вы могли заметить в правой части фотографии заводские корпуса с трубами. Они сейчас перед нами.

Первоначально на этом козырном месте на берегу Немана, занимающем довольно скромную площадь, располагалась резиденция влиятельного шляхетского рода Сапегов. Потом хозяева поменялись на Огинских, в связи с чем оставшиеся постройки иногда называют дворцом Огинских. Дворец в 1870-е годы приобрёл купец Иосиф Кунц и решил заниматься здесь не аристократическими забавами, как его предшественники, а варить пиво. Вот это по-нашему, уважаем! Отсюда другое наименование архитектурного комплекса – пивоварня Кунца.

Хозяева пивоварни менялись, пока с 1939 года ей не стало владеть Советское государство. Гродненский пивзавод существовал до начала XXI века и всё-таки не выдержал суровые капиталистические времена. С 2007 года в Гродно уже не купишь местное заводское пиво, а в 2014-м окончательно ликвидировали юридическое лицо завода. Спустя ещё три года здесь произошёл пожар, и территория выглядела совсем не презентабельно. Если верить надписям на строительных тентах, которые окружают бывший пивзавод, сейчас на территории идёт реконструкция. Но так ли это? Новый собственник, появившийся несколько лет назад, обещал в 2024 году открыть здесь мини-пивоварню и музей пива.

Пока внешний вид очень далёк от представленных дизайнерских фантазий. Ждём, надеемся и верим.

О, Францисканский костёл на противоположном берегу.

А на этом... Я даже не знаю, какая-то очень невзрачная достопримечательность. Её поставили не так давно, во время благоустройства набережной в 2000-е годы. Когда-то здесь был речной вокзальчик, поэтому пусть будет маяк, – возможно, так думали авторы этой композиции, но маяки на берегах рек никто не устанавливает, тут же не море.

Есть и другая интерпретация смысла памятника. Утверждают, что это отсылка к стихотворению поэтессы Дануты Бичель-Загнетовой – той самой, которая организовала Музей Максима Богдановича и поддерживала белорусских оппозиционеров. Она писала про Гродно:

Горад мой – бяссонніца мая,
Як жа не спяваць табе, скажы!
Свеціш ты краіне, як маяк,
На яе заходнім рубяжы.

Если вдруг не разобрались, то дословно переводится так:

Город мой – бессонница моя,
Как же не петь тебе, скажи!
Светишь ты стране, как маяк,
На её западном рубеже.

Другой памятник на набережной симпатичнее. Это ладья-насад, которую поставили в 2016 году во время республиканского фестиваля национальных культур. Насад (также насада, носад) – это распространённое в Древней Руси название беспалубного плоскодонного речного судна с одной мачтой и парусом. Можно сказать, что это один из видов ладьи, ладьями называли разные типы судов.

Скульптуру выточили из старых дорожных блоков. Если верить надписи, то подразумевается ладья-насад образца XII века.

А теперь напоминание для внимательных читателей. Помните, вчера мы видели в Старом замке шахматы и долго обсуждали, почему ладья называется ладьёй? Похожа на ту самую фигурку, не правда ли? И это не случайность: скульптор Владимир Пантелеев осознанно ориентировался на шахматную фигуру из музейного собрания.

Старый замок и мост через ров – на фото сзади. Но мы к ним уже не будем подниматься и прогуляемся дальше по набережной.

Полюбуемся Неманом.

Белоруссия – не морская страна, но разных рек и речек здесь немало. В Минске в Музее природы и экологии я обратил внимание на карту бассейнов белорусских рек. Там были выделены пять ключевых крупных рек Белоруссии. Ну что ж, отсчёт можно запускать: первая из списка есть, это Неман, ещё четыре впереди.

Перейдя крохотный ручей Городничанка, мы столкнёмся с ещё одним крупным холмом на берегу Немана, следующим за холмом Старого замка (Замковой горой). Взбираемся наверх, и перед нами Борисоглебская церковь, она же Коложская церковь или просто Коложа.

Есть две версии происхождения этого названия. Первая: от урочища Коложань, где мы с вами и находимся, а само название урочища означает место, откуда бьют родники. Вторая: местность и церковь позаимствовали название от псковских переселенцев из городища Коложе – великий князь литовский Витовт, напав в начале XV века на Псков, угнал оттуда несколько тысяч пленных, которые, в теории, могли поселиться здесь.

Но название церкви – это не самый интересный факт о ней. Самое интересное – это её возраст. Это один из древнейших памятников древнерусского зодчества не только на территории Белоруссии, но и вообще. Коложская церковь построена в XII веке то ли местным князем Всеволодко, то ли его сыновьями Борисом и Глебом, то ли уже их сыновьями. Так или иначе, храм посвящён святым Борису и Глебу, в честь которых назвали местных братьев.

Есть мнение, что перед нами единственный в своём роде образец местной гродненской архитектурной школы, в которой переплелись византийские и балканские средневековые традиции. Давайте рассмотрим церковь поближе.

Храм не раз рушили во время средневековых войн практически с самого его основания. Какое-то время здесь прописались униаты, отчего в XVII столетии то шведские католики, то московские православные разоряли «неправильный» храм. Чуть позже его забросили. В XVIII веке над церковью возникла новая угроза – оползни. В 1853 году вся южная стена и половина западной рухнули в Неман, и только спустя 40 с лишним лет обрушенные стены заменили деревянными. Именно поэтому мы видим перед собой такую вот «половинчатую» церковь, хотя, как заметно, деревянная обшивка уже новая.

В 1934 году не проклятые коммунисты, а благородные польские паны вышвырнули отсюда православный приход и превратили церковь в музей – филиал местного краеведческого. После Великой Отечественной здесь тоже был музей, но уже правоверный советский музей атеизма. С 1991 года – вновь действующий православный храм. Всего лишь несколько лет назад, в 2017–2018 годах, церковь прошла капитальную реставрацию.

Стены смотрятся довольно оригинально. Они выложены из плинфы со вставками разноцветных валунов и керамической плитки в виде крестов. Такая плитка называется майоликой: майолика – это керамика, которую сначала покрыли глазурью и расписали, а потом обожгли.

Ну а если вам кажется, что современные изящные деревянные стены портят исторический вид, можете посмотреть, как церковь выглядела во второй половине XIX века:

Можно ли восстановить кирпичные стены, какими они были до обрушения? Не знаю. Но уж лучше деревянные стеночки, чем руины.

Когда-то к храму примыкал монастырь, никаких построек от него не сохранилось. Зато теперь вокруг всё заросло, и возвышенность, на окраине которой стоит храм, стала Коложским парком. Прогуляемся.

Рядом с церковью – напоминание о Грюнвальдской битве 1410 года, величайшем сражении в истории Великого княжества Литовского. Считается, что у стен Коложи (то ли храма, то ли монастыря) перед походом к месту будущей битвы собирались литовские хоругви. Хоругви, как вы уже знаете, – это воинские подразделения в польской, а также литовской традиции.

Название памятника «Погоня на Грюнвальд» обыгрывает название традиционного литовского герба. Памятник установили к 600-летию сражения в 2010 году. Для нас это зарубежная история, а для белорусов – своя, национальная, ведь бок о бок с литовцами, поляками, венграми и влахами против немецких, французских, английских, швейцарских и иных крестоносцев сражалось западнорусское население – предки современных белорусов.

Недалеко от Коложи – другой памятный камень. Установлен в 2003 году в честь Давида Городенского, о котором я рассказывал вчера. Вчера же я говорил, что, по легенде, Давид похоронен рядом со Старым замком. А некоторые утверждают, что похоронен он рядом с Коложей. Впрочем, это место мы можем считать близким и к замку, и к церкви – до замка-то отсюда всего лишь 300 метров.

Надпись на камне гласит:

Давыду Гарадзенскаму (каля 1287–1326 гг.), славутаму абаронцу Гродна ад крыжацкай навалы, ад удзячных нашчадкаў.

Хотелось бы обратиться к людям, которые считают, что белорусского языка не существует, и попросить их объяснить, что сказано в данной надписи. «Славуты абаронец» («известный защитник»), допустим, понятно, а две другие фразы слабо перевести без словаря?

Идём дальше. Сквер «Сирень Победы – сад мира» не буду фотографировать, отмечу лишь стандартный для Белоруссии, но при этом, на мой вкус, несколько более душевный, чем в среднем в современной России, подход к мемориализации Великой Отечественной войны.

Дальше этого сквера находится смыслообразующий центр Коложского парка – обелиск в честь 850-летия Гродно. В качестве точки отсчёта истории города при создании памятника выбрали 1128 год – первое упоминание Гродно в Ипатьевской летописи, и 850 лет было в 1978 году. Корректнее было бы сказать, что здесь два обелиска – я фотографирую с той стороны, где не видно прорезь между ними, а на самом верху обелиски соединены друг с другом блоком с цифрой «850».

Памятник немного истрепался за недолгий период своего существования. По-хорошему, его бы надо отреставрировать. Две скульптуры у его основания, например, когда-то были обшиты медью, но в суровые 90-е годы её украли какие-то нехорошие люди. Их заменили на цементные копии. С этой стороны – белоруска, символизирующая гостеприимство.

С другой стороны – древнерусский воин, символизирующий мужество.

Ещё в парке есть Сквер дружбы, созданный в 2014 году представителями разных диаспор, участвовавших в очередном республиканском фестивале национальных культур. Как я понимаю, высаженные деревья старались подбирать исходя из географического распространения, но насколько угадывали с этим, сказать не смогу – не ботаник. Догадаетесь, какое дерево у русских? Правильно, берёзка.

Довольно смешно выглядит, что все «национально-культурные объединения» здесь именуются диаспорами, отчего мы имеем не только вполне корректные понятия, такие как «турецкая диаспора» или «палестинская диаспора», но и «русская диаспора» и даже «белорусская диаспора». Как будто для белорусов и русских Белоруссия – не историческая родина, а чужая страна.

На фото мирно соседствуют трёхлопастный миндаль от евреев и лиственница от турок. Как видите, Белоруссия не только успешно примирила вагнеровцев с российской властью, но даже евреев с турками. Страна-миротворец, не иначе.

«Я Вас категорически приветствую! Клим Саныч!» – «Добрый день!»

Мы с вами переместились из Коложского парка через овраг ручья Городничанка на Большую Троицкую улицу. Первое, что попалось мне не глаза, – это скульптура «Диалог», которая является копией аналогичного памятника, установленного в Минске у здания Белвнешэкономбанка в 2013 году. По задумке создателей и спонсоров, «Диалог» символизирует коммуникации банка с клиентами, открытость к общению и пониманию их потребностей. Короче, дешёвая реклама!

Но к чести создателей скажем, что рекламный подтекст можно и не знать. И тогда это обычная городская скульптура, в которой каждый прохожий может разглядеть свой смысл. Например, крепкое мужское рукопожатие Дим Юрича и Клим Саныча.

Пройдёмся по улице в сторону Старого замка. В нескольких десятках метров от «Диалога» видим красивое здание Большой хоральной синагоги. Мы смотрим на неё сзади, но здание весьма симпатичное, поэтому я сфотографировал его с двух сторон.

Синагога построена в начале XX века архитектором Ильёй Фрункиным в мавританском стиле, одном из направлений эклектики. Примеров этого стиля много, но из того, что я показывал вам в этом блоге, можно вспомнить Дом Севастьянова в Екатеринбурге (там, правда, была совсем уж эклектика-эклектика с мешаниной мавританского или неомавританского стиля, псевдоготики и прочего).

Синагога серьёзно пострадала в годы Великой Отечественной войны: нацисты её разграбили, а само здание использовали как пункт сбора будущих узников концлагерей. В советское время здесь был то склад, то творческие мастерские художников. С 1990-х годов синагога вновь действующая, а несколько лет назад её капитально отреставрировали.

Вид спереди.

В синагоге работает небольшой музейчик, посвящённый истории евреев Гродно. В какое время и как он работает, я не разобрался, поэтому зайти внутрь не пытался.

Синагога расположена на территории бывшего еврейского квартала города. Когда построили это здание, в Гродно еврейское население составляло 60 процентов от общего числа жителей. Тут же рядом располагались жилые дома, лавки и мастерские местных евреев. Прямо рядом с синагогой стоит дом, чьё нынешнее значение мне непонятно (жилой?), а раньше в нём была талмуд-тора – иудейское духовное учебное заведение для мальчиков из малообеспеченных семей. Здание талмуд-торы попало в предыдущий кадр, оно стояло слева от синагоги.

И ещё интересный факт. Самую первую синагогу в Гродно, несохранившуюся предшественницу этой, построил итальянский архитектор Санти Гуччи, которого, как я рассказывал, некоторые исследователи считают проектировщиком Старого замка при Стефане Батории. А пригласил Гуччи построить синагогу один из известнейших еврейских деятелей Речи Посполитой Мордехай Яффе, фанат каббалы, знаток астрономии и видный руководитель Ваада четырёх земель – так называли крупный орган еврейского самоуправления в польско-литовских землях.

И вот мы уже в знакомом месте – слева виднеется памятник Давиду Городенскому, за которым идёт дорога к замкам. Нас же интересует каланча.

Когда-то давно здесь были замковые конюшни, но содержать коней можно где угодно, а вот в случае пожара звать спасателей с окраины города неудобно. Поэтому в XIX веке здесь появляется пожарная служба, что, впрочем, не спасло город от грандиозного пожара 1885 года. К счастью, в том пожаре погибло всего три человека, но экономический ущерб был ужасным: сгорели около 500 домов (!), был нанесён урон более двум тысячам семейств, а в денежном выражении, по некоторым подсчётам, ущерб составлял более 1,8 миллионов рублей. С тех пор история города нередко разделялась на периоды «до пожара» и «после», потому что архитектурный облик Гродно очень сильно изменился.

Изменилась и пожарная часть. Низенькую деревянную каланчу с маленьким обзором в начале 1900-х годов заменили на каменную 32-метровую. Говорят, что её строили по образцу петербургской каланчи, что на Большом проспекте моего любимого Васильевского острова, где я жил несколько лет. (Эх, а не погулять ли мне когда-нибудь с вами по Питеру? Напишите в комментариях, не хотите ли фотоотчётов из этого прекрасного города.) И когда я узнал об этом факте, то мне стало понятно, почему гродненская каланча кажется мне такой знакомой.

На табличке рядом с каланчой говорится, что её архитектурным стилем является модерн. А в интернете встречается утверждение, что это эклектика. Но какой же это модерн? Модерн отличается закруглённостью линий и специфическими изгибами. Эклектика? Скорее да, если мы говорим о так называемом кирпичном стиле. Кирпичный стиль считается подвидом эклектики и может предполагать как большое число декоративных элементов, что сближает его с русским стилем, так и их минимальное использование. Пожарная часть на Васильевском острове – образец кирпичного стиля. Здесь мы получили более «бедный» и упрощённый вариант без характерного красного кирпича, но если уж определять архитектурный стиль, то это, конечно, будет эклектика, но не модерн.

Фронтон здания пожарной части, которая является действующей до сих пор, расписал в 2008 году современный гродненский художник Владимир Качан. Его жена руководит Музеем истории пожарной службы Гродно в этом же здании. Неудивительно, что супругу доверили столь ответственную миссию – украсить здание пожарной части. И сделали это не зря, ведь в росписи «Огнеборцы – история и традиции мужества» можно заметить весьма знакомую барышню... Крайняя справа. Я даже специально увеличу лицо, чтобы вы её рассмотрели.

Узнали? Согласны?

На самом деле Качан «зашифровал» на этой «фреске» не только Мону Лизу, но и другие лица. Здесь в роли простых пожарных выступают и белорусские управленцы МЧС, и местный гродненский кузнец Юрась Мацко, и соседи Качана по дому.

Не все здания, построенные до конца XIX века, были утеряны в итоге знаменитого пожара. Напротив каланчи на Замковой улице стоит дворец Хрептовичей – памятник классицизма середины XVIII столетия. Его построили по заказу Кароля Хрептовича, представителя влиятельного рода землевладельцев Великого княжества Литовского. В Гродно Хрептович занимал много разных административных должностей, дослужившись до надворного литовского хорунжия.

Возможно, я бы не стал обращать внимание на эту постройку, если бы не узнал, что здесь расположен единственный в своём роде в Белоруссии Музей истории религии. Ну как пройти мимо? Этот государственный музей появился как музей атеизма с 1970-е годы, поначалу он был в Полоцке, потом переехал в Гродно, где обосновался в Коложской церкви, а затем – в Свято-Рождество-Богородичном монастыре по соседству отсюда. В 2000-е годы музей переехал сюда, отреставрировал здание и представил очень хорошую экспозицию.

Музей начинается с экспозиции «Эпоха. Время. Здание» на несколько залов, которая рассказывает о городской жизни в Гродно в эпоху Российской империи, о быте, культурных и семейных традициях. Назовём это «краеведческой» частью. Она любопытна и аккуратно сделана, хоть мы зашли сюда не ради этой темы.

За время белорусского путешествия мы стали немного разбираться в богатой польско-литовской геральдической традиции, так что продолжим пополнять эту копилку знаний. Обратим внимание на герб «Одровонж». Название герба отсылает к роду Одровонжей, появившемуся в Польше ещё в X веке. Возможно, они приехали в Польшу из Моравии, притащив с собой и герб. Кроме этого рода, герб использовали ещё несколько десятков семейств – типичная ситуация для польской геральдики. Как вы догадываетесь, носителями герба были хозяева дома Хрептовичи, поэтому он и показан в музее.

Легенда объясняет ключевой символ герба так. Основатель рода Одровонжей был моравским рыцарем, который однажды участвовал в поединке. Во время поединка он стрелой из лука (что?) обрезал противнику усы (как?!). Не будем искать логику в средневековых байках. Именно поэтому на гербе изображена... стрела с усами.

В журнале «Природа и люди», изданном в начале 1915 года, можно не только узнать интересные факты из мира науки, искусства и литературы, на что намекает подзаголовок издания, но и заметить актуальные общественно-политические комментарии. Давай почитаем внимательно первое предложение статьи, которая является, казалось бы, безобидным обзором достопримечательностей Кракова:

Неудержимый поток русского войска докатился теперь до самого Кракова – древней столицы Польского царства, и скоро, быть может, потемневшие от времени стены Вавеля услышат русскую речь.

Вавель – это исторический холм Кракова, где сосредоточены главные памятники города. А само предложение намекает нам на итоги успешной Лодзинской операции на Восточном фронте Первой мировой войны, которая позволила русской армии осенью 1914 года подойти вплотную к Кракову, входившему тогда в состав Австрии. Только вот надежды публициста Николая Лебедева не оправдались и русскую речь стены Вавеля так и не услышали.

В небольшом выставочном зале сейчас временная выставка «Путешествие на Восток». Она показывает набор различных предметов, связанных как с темой путешествий европейцев в восточные страны, так и с искусством, культурой и религией стран Востока. Приятно, что в региональном музее есть небольшая восточная коллекция.

На фото – танка (также тхангка). Так называют буддийские религиозные изображения, выполненные на ткани. По факту, мы можем назвать танки аналогом икон. На этой бурятской танке конца XIX – начала XX века изображён Будда Медицины, он же Бшайха... Бхайхаджа... Простите. Бхайшаджьягуру! Тем, кто не знаком с догматами буддизма, поясню, что будда – это не обязательно тот самый Будда, основатель буддизма Сиддхартха Гаутама, он же Будда Шакьямуни. Будд может быть много, одним из них считается Бхайшаджьягуру, который в своё время учил людей множеству полезных медицинских знаний.

Основная экспозиция музея – «Религия и культура в Беларуси». В чистом виде религиоведческих музеев, которые претендуют на обзор большого спектра религий, а не какой-нибудь одной, я в этой жизни почти не встречал. Этнографические и востоковедческие попадались, музеи по истории отдельных святынь и народов – да, а вот религиоведческий музей мне известен только один – Музей истории религии в Петербурге (кстати, очень хороший). И теперь второй из этого короткого ряда – в Гродно. И пусть он, безусловно, скромнее по масштабу, но охват темы у него достойный.

Перед нами муляж Збручского идола, найденного в середине XIX века на границе между Россией и Австрией недалеко от села Лычковцы, что ныне в украинской Тернопольской области. Оригинал идола хранится в Краковском археологическом музее в Польше. Минуточку... Польша, Украина, Австрийская империя. Как это вообще связано с Белоруссией? Если честно, не очень связано. Просто авторы экспозиции решили, что один из самых известных памятников восточнославянского язычества как нельзя лучше иллюстрирует эту тему, о которой нам рассказывают в начале экспозиции.

Несколько залов по истории христианства. На фото перед нами Евангелие от Матфея, изданное в Нью-Йорке в 1893 году и написанное... Ээммм. Так, это что за буквы? Это даже не армянское или грузинское письмо, это нечто, чего я никогда не видел.

Перед нами – ассирийский язык. Но не тот, который древний аккадский, а современный, также называемый новоарамейским, а ещё у него есть названия атурая и сурет. Если кто-то не знал, то ассирийцы – это и ныне существующий народ, численность которого достигает, по некоторым оценкам, до трёх миллионов человек. Ассирийцы – христиане, отсюда и Библия. Их язык использует сирийский алфавит, крайне непривычный и совершенно непонятный нашему глазу.

Подпись под фигуркой: «Водолей». Изготовлен в Северной Германии в первой половине XIII века. К знаку зодиака экспонат не имеет никакого отношения. «Водолей» в данном случае обозначает функцию самой бронзовой фигурки, в которую через небольшую дырочку на голове коня можно было наливать воду, а выливалась она из его рта. Такие маленькие симпатичные сосуды использовали как в литургических целях в храмах и монастырях для омовения рук, так и в быту в богатых домах.

Этого водолея нашли среди утвари Коложской церкви в XIX веке, поэтому его иногда называют Коложским водолеем. Его передали в Виленский музей древностей, и в Вильне (Вильнюсе) в разных учреждениях он пребывал аж до 1980 года. Если бы музей атеизма, в котором мы сейчас находимся, не подсуетился бы, то вряд ли литовцы после распада СССР отдали бы ценный экспонат в город его первого обнаружения. К счастью, по настоянию тогдашнего директора музея фигурку привезли в Гродно, и сегодня она является одним из самых упоминаемых музейных экспонатов.

Картина «Грюнвальдская битва», художник Гавриил Ващенко, 1985 год. Давайте ещё пару слов об этом сражении, а то уже второй раз нам сегодня о нём напоминают.

Угроза крестоносцев нависла над Прибалтикой, современными белорусскими землями и даже Северо-Восточной Русью (Новгородской республикой) в конце XII – начале XIII века. Мы прекрасно знаем со школьной скамьи, что экспансию крестоносцев из Прибалтики на Восток остановил товарищ Невский, утопив рыцарей в Чудском озере и сделав много других добрых дел. Но не менее важным направлением для западных партнёров были земли балтских племён. Балты были в основном язычниками, и для немцев, живших не так далеко от этих мест, это стало достаточным поводом, чтобы объявить крестовый поход для расширения своего жизненного пространства.

Так, собственно, в Прибалтике и появился Орден меченосцев, потом Ливонский орден, а потом Тевтонский орден, поглотивший два первых. И если наступать на православные русские земли не вышло, то, скажем, тех же пруссов удалось завоевать, отчего слово Пруссия с тех пор у нас ассоциируется исключительно с немцами и Германией, а сами пруссы с XIII столетия начали постепенно терять свою идентичность и ассимилироваться. Литовским же племенам наезды на их территорию не понравились, и они объединились в единое государство – Великое княжество Литовское.

Первые два столетия существования Литвы – это время постоянной борьбы с угрозой колонизации. Неудивительно, что долгое время литовским князьям не особо хотелось принимать католическую веру, и поэтому многие князья оставались язычниками и не утверждали христианство в качестве государственной религии. Время шло, религиозные противоречия ушли, Литва стала католической страной с огромной долей православного русского населения, но войны с Тевтонским орденом продолжались. В этой борьбе естественным союзником Литвы стала Польша, потому что её землям тевтонцы тоже угрожали – этим объясняется тенденция к литовско-польскому союзу. И вот 1410 год, Грюнвальдская битва и окончательное поражение Тевтонского ордена.

Вот почему это сражение имеет столь большое значение для истории Белоруссии, входившей тогда в Литву.

В зале, посвящённом культуре и религии белорусских татар, есть несколько экспонатов, чьё название ввело меня в ступор. Вот эти четыре представленных «картины» называются мугирами. Что же такое мугир? А непонятно, никакого пояснения авторы экспозиции решили не давать. Мы же в повседневной жизни используем слово «мугир» постоянно, объяснения оно не требует, верно?

Поиск информации показал, что под мугирами в культуре белорусских татар подразумевают изображения на религиозную тематику, в основном с использованием изречений из Корана. Слово «мугир» в переводе с арабского означает «печать». Считается ли рисунок внизу справа с изображением некой мечети мугиром или нет? Если верить этикетажу, то да, хотя на нём только какая-то скромная надпись внизу.

А вот внизу слева – мугир с изображением Ноева ковчега. Арабская вязь в центре образует силуэт плывущей галеры. В нижней части композиции есть едва заметная надпись, которая, как говорят исследователи, сделана на белорусском языке арабскими буквами – помните, я говорил, что белорусские татары нередко писали именно так? Надпись гласит: «Этот святой мугир рисовала в 1953 году Халима Рызванович Алиевна». О татарке Халиме Рызванович мало что известно, кроме того, что она жила в маленьком городке Ивье в Гродненской области, который иногда называют «татарской столицей» Белоруссии. Татары там живут уже много столетий, а мечеть в городе была единственной действующей мечетью в Белоруссии в советский период.

Если мугир Рызванович – это обычный рисунок, то мугир вверху справа сделан весьма нестандартным образом. Его сделали в Клецке в 1912 году, вышив разноцветными нитками рисунок в дырчатом куске плотной бумаги. Приглядитесь: вы увидите множество дырок, которые заканчиваются по краям куска бумаги у самой рамки. Другая интересная черта этого мугира – характерные для традиционного белорусского орнамента восьмиугольные «звёзды». Да ещё и красные, как и полагается по местным традициям. Вот так татарская мусульманская культура сочетается с белорусской.

О распространённости в Гродно еврейского населения свидетельствуют нанесённые на план города 1892 года места еврейских религиозных и общественных учреждений. Например, под номером 1 в левой части карты – уже знакомая нам хоральная синагога, а рядом под номером 21 – здание талмуд-торы.

Этот экспонат невольно хочется назвать миниатюрным почтовым ящиком, но на самом деле это коробочка для цдаки. Слово «цдака» переводится как «справедливость», иногда некоторые ошибочно интерпретируют это значение как «благотворительность». Перевод, а также подпись на самом ящичке «Общество пособия бедным евреям г. Минска» объясняют его предназначение: сюда кидали милостыню для бедных.

Несколько залов музея последовательно рассказывают об истории христианства на белорусских землях со времён Позднего Средневековья до начала XIX века. Каких-то интересных экспозиционных решений тут нет, просто куча всего интересного в витринах.

Вот, например, копия одной странички предисловия из Евангелия Василия Тяпинского. Василий Тяпинский (или Василь, как его предпочитают называть в современной Белоруссии) был печатником в Литве в XVI веке и сделал следующий логический шаг после Франциска Скорины. Скорина, как я вам рассказывал в Минске, издал Библию на белорусском изводе (варианте) церковнославянского языка, а Тяпинский решил пойти дальше. Он подготовил перевод Евангелия на старобелорусском языке и издал его с параллельным церковнославянским текстом в два столбца.

Сохранилось предисловие к Евангелию, которое, однако, не было напечатано. Перед нами, как вы видите, рукописный текст. Оригинал этого текста есть в фондах питерской Публичной библиотеки. В предисловии Тяпинский возмущался, что православное духовенство литовских земель использует в богослужебной практике церковнославянский язык вместо родной «русской мовы», а светские власти, в свою очередь, тоже не используют свой язык, предпочитая получать образование на польском. Он выступал за интересы народа и национальной культуры, подразумевая под своим народом не всех жителей Литвы, а её славянское население, то есть будущих белорусов.

Просто красивое пылающее сердечко. Происхождение барельефа не указано, из какого он храма и какого города, не подскажу. Датируется XVIII веком.

Макет иезуитского коллегиума в Пинске по состоянию на XIX век. Будем считать, что это спойлер нашей прогулки по Пинску через три дня, где мы посмотрим на современное состояние этого архитектурного памятника.

В центре кадра – предмет, распространённый в католичестве, а на белорусских землях – и в униатской церкви. К сожалению, в связи с тем, что и в описании этого экспоната авторы экспозиции вновь не указали, в какой церкви или хотя бы в каком городе он хранился, я не подскажу, католический он или униатский. Описание витрины предполагает, что здесь должны быть предметы из униатского обихода.

Это феретрон, от латинского слова «feretron» («носилки»). Феретронами называли двухсторонний передвижной алтарик, который можно было использовать во время процессий или в качестве бокового алтаря. На этой стороне изображена икона Божией Матери Милосердия (или Божией Матери Опека), и конкретно этот иконографический образ пришёл в Белоруссию из католической церкви, даже если подобный предмет и находился в униатском храме. На обратной стороне есть другая икона.

Я показал далеко не все интересные предметы, но постарался передать разнообразие коллекции музея. Давайте немного передохнём и пойдём гулять дальше.

Продолжение следует...

Ранее в поездке:

День 1: Минск. Часть 1 | День 1: Минск. Часть 2 | День 2: Минск | День 3: Несвиж. Часть 1 | День 3: Несвиж. Часть 2 | День 4: Хатынь, Курган Славы и вновь Минск. Часть 1 | День 4: Хатынь, Курган Славы и вновь Минск. Часть 2 | День 5: Минск | День 6: Гродно. Часть 1 | День 6: Гродно. Часть 2