Рассечённая нашей пирогой дикая заводь тёмной африканской реки постепенно становится уже, и вскоре нас встречает рыбак из лагеря. Почти весь путь до LuiKotale – вода и грязь, но темнота и дьявольский голод Луиз мешают ковылять босиком, поэтому я и Джейк мужественно отдаёмся богиням болот прямо в обуви.
Река поднялась так высоко, что вода на бревне доходит до середины голени. Более того, в отличие от предыдущих рек, эта действительно течёт, и поверхность «моста» неразличима в мутноватом потоке. Но это нестрашно, ведь слева от бревна построены перила натянута древняя верёвка. Я жду, пока Луиз первая перейдёт через реку, чтобы не вмешиваться в её тонкое взаимодействие с бревном, потоком и провисающим шнуром.
Главное – не надевать новую обувь. Новая обувь неразношена и натирает, а уровень воды в февральских реках – по грудь Барбаре Фрут, а значит и мне. В мозоли, приобретённые в новой обуви на первой половине пути, попадают разнообразные интересные формы жизни из болот второй половины пути.
Мы с Луиз плачем. По нашим щекам текут слёзы и, перемешиваясь с потом, капают на раскалённую африканскую землю…
Когда-то в другой жизни я люто ненавидела ананасы. Согласно одной гипотезе, в этом было виновато игристое вино, но у всех нас есть любимчики, которым всё прощают, и в начале 2007 года у меня таким любимчиком было дешёвое просеко, а вот пропитавший воздух запах консервированных ананасов, почуянный мной одним январским утром, (контр)адаптивно проассоциировался с одним из самых омерзительных пробуждений.
Папа и Мама – это не способ навязать вам спорную роль, а обращение, выражающее пиетет. Ты прилетаешь в джунгли, и вдруг у тебя есть пятьдесят «детей», половина из которых годятся тебе в отцы и матери, и ещё больше отцов и матерей, которые так же отцы и матери друг для друга. А вы говорите, что странно называть мамами свекровей…
На нём — приспущенные потёртые джинсы, неприлично облегающая футболка и солнечные очки в форме двух сердец. Но хотя он и называет себя «Элвис», здесь вам не Калифорния, и его яркие пляжные шлёпанцы покрыты не тихоокеанским песочком, а самым обычным тропическим дерьмом.
Этот канал — личный блог, как я писала в закреплённом посте. Разумеется, меня с первого же поста унесло в мой год в джунглях Конго с дикими бонобо, и неудивительно, что почти все подписчики пришли сюда за этим. Мне дорог ваш интерес, и я хочу преподносить эту историю увлекательно, что не очень сложно с учётом её объективной необычности. Однако я верю, что постепенно вписывать такую историю в понятную биографию человека обогащает читательский опыт. В конечном итоге, этот блог — история жизни, а не года жизни: он о прошлом, настоящем и будущем. Он о мечте, которая всегда с тобой. И для меня одна из причин делиться своей историей — это желание рассказать, что мечта не обязана превратиться в тельце Барра, как нам часто внушают. Твой...
В шести километрах от деревни Ломполе находится деревня Бекомбо, владеющая лесом лагеря Ekongo, и поскольку моя аскетическая, но жаждущая приключений пятая точка направляется работать туда, мы должны зайти и представить меня жителям (а также отдать мои ладони на растерзание восхитительно диким детям).
Город засыпает, просыпается мафия. Десятого февраля 2019 года около пяти утра все петухи мира деревни Ломполе устраивают собрание у входа в наши палатки. Вероятно, они обсуждают целесообразность подметания грязи, устроенного пятью минутами ранее в метре от моей головы, покоящейся на свёрнутой в рулон кофте. Проснувшись от звуков отчаянно трущих песок прутьев и не совсем нерезонно испугавшись, что с меня сдерут кожу, я догадалась, что сон официально окончен.