Эпилог. 

Наследие сиддхов в современной Индии

"Дорогой юноша, я заклинаю тебя!" - сказал Масуд, как будто я ему был должен. Эти садху иногда приходили в Девас, благословляли дворец и требовали по сто рупий с каждого. Маларао был с ними учтив, насколько только мог, и давал каждому из них по рупии. Тогда они проклинали дворец и возвращались в Удджайн. (1)

Средневековые сиддхи Индии были самозваными подражателями божественных и полубожественных сиддхов, которые посредством сочетания практики алхимии, хатха-йоги и тантрического ритуала (эротико-мистического или "сублимированного", принимавшего форму поклонения божественным сиддхам) стремились присоединиться к рядам последних в конце своей практики (садханы) или в конце жизни. На протяжении веков культы божественных сиддхов и видьядхаров, обитателей атмосферных регионов или высоких вершин, постепенно ослабевали и сегодня встречаются только в отдаленных горных районах Индийского субконтинента. В других частях Индии эти полубоги были вытеснены или отождествлены с такими историческими личностями, как Матсьендранатх, Горакхнатх, Нагарджуна или Даттатрейя, персонами, которые сознательно отождествляли себя с первыми, принимая их имена в качестве почетных титулов или указаний на различные степени реализации мистических искусств. (2)

Показательным примером является "Горакхнатх", который, обнаружив святилище божества Гуркхи (божество гуркхов гималайского региона Гуркха в Непале), взял имя Горакхнатх, т.е. "тот, чей господь Горакх". (3) Такой концептуальный сдвиг — от "святилища, которому служил святой человек" в "святилище самого святого человека" — отразилось в народном воображении Индии и в слое легенд, выросших вокруг этой сложной фигуры, точно так же, как это произошло в Европе. Местное божество, отождествляемое с источником целебных вод или той или иной географической аномалией, постепенно превращалось в "святого", чьи мощи являются источником магии, исцеляющей больных или изгоняющей моры. (4)

В Индии ночное зрелище костров отшельников, крошечных точек света, освещающих задумчивые силуэты темных гор, также способствовало отождествлению полубожественных сиддхов с их человеческими подражателями. Сегодня большинство этих темных склонов пересекают покрытые асфальтом дороги, по которым ездят автобусы, полные паломников и туристов. Отшельники удалились поглубже в горы или вообще исчезли из поля зрения людей. Их уход оставил пустоту в современной индийской душе, возможно, мало чем отличающуюся от той, которая поразила американскую душу со времени исчезновения границ около ста лет назад. Нечто фундаментально реальное, нечто, само существование чего тысячелетиями являлось источником духовного утешения, было утрачено или находится в процессе утраты. Как же Индия двадцатого века отреагировала на "разочарование в мире"?

1. Трансмутация в двадцатом веке

Я встречал сиддхов, которые утверждали, что они алхимики, но не хотели демонстрировать мне своих способностей. Я встречал также и тех, кто утверждал, что знает алхимиков, но никогда не мог указать мне их точного местонахождения. Однако имел место один хорошо задокументированный случай трансмутации, проведенный в 1940 году фармацевтом-аюрведистом в лаборатории Индуистского университета Бенареса перед группой ученых. Один из последних оставшихся в живых членов этой группы, Ядунандан Упадхьяя, рассказал мне об эксперименте, проведенном весной 1984 года в его домашней аюрведической клинике в Бенаресе:

Я не смог подтвердить ни одного из этих утверждений.
Подобные сообщения об алхимической аурификации продолжали периодически появляться в индийской прессе. В номере ахмедабадской "Навабхарат Таймс" от 8 июня 1968 года была опубликована статья об аюрведическом фармацевте по имени А.Ч. Ачарья, который в Джамнагаре (Гуджарат) за четыре дня произвёл чистое золото из ртути. Эта история была подтверждена Сиддхинанданом Мишрой, который добавил, что эксперимент проводился на глазах у десяти ювелиров, десяти химиков и шести правительственных министров. В издании "Дхарма Юга" от 7 сентября 1975 года говорится, что "секретным ингредиентом", использованным в этих экспериментах, была "усовершенствованная ртуть"(сиддхасута). (6)

Даже если подлинные алхимики и стали редкостью в Индии двадцатого века, индуистская алхимическая традиция, похоже, оставила свой след в индийской психике целым рядом часто неожиданных способов. Одним из них является тенденция приписывать металлам определенный порядок сознания.
Такая тенденция, возможно, не должна нас удивлять, если мы понимаем тантрическую мысль так же, как Санджукта Гупта, которая утверждает, что:

Ряд индийских ученых двадцатого века с пониманием относились к этой точке зрения. В своей знаменитой "Автобиографии йога" Йогананда рассказывает о бенгальском ученом Джагадише Боше, который продемонстрировал ему аппарат, изобретенный им в 1930-х годах: (8)

Аналогичный набор предположений, по-видимому, лежит в основе теорий Т.Р. Анантарамана, который, когда я брал у него интервью в декабре 1984 года, был деканом престижного инженерного колледжа при Индуистском университете Бенареса. В лекции, озаглавленной "Трансформации — металлургические и ментальные", профессор Анантараман предполагает, что четыре состояния человеческого сознания (материя, жизнь, разум и сверхразум) соответствуют четырем металлургическим фазам (газ, жидкость, однофазное твердое вещество, многофазное твердое вещество). Здесь три кульминационные стадии Патанджала-йоги соответствуют фазовым превращениям (зарождению и росту) в металлургической твердой фазе. При таких преобразованиях образуются "эмбрионы" или маленькие ядра, которые способны к дальнейшему росту и неуклонному увеличению в размерах до тех пор, пока не произойдет трансформация. В йогической практике этот процесс зарождения следует сравнить с реализацией самадхи. В конце концов, трансформации, которым подвергается медитирующий йогин, следует рассматривать как множество монотектоидных трансформаций, осуществляемых на уровне человеческого сознания. (9)

На более популярном уровне мы находим широко распространенное в Индии представление о том, что восемь металлов (аштадхату) тесно связаны с движениями и астрологическими эффектами девяти небесных тел (наваграхи). Надевая кольцо из восьми металлов, человек защищает себя от пагубного влияния таких ужасных планет, как Сатурн, одновременно усиливая благотворное воздействие благоприятных планет. Некоторые источники отождествляют Девять Натхов с восемью металлами или девятью планетами; в интервью, которое он дал мне в 1984 году, Мангаларадж Джоши, королевский астролог непальского короля Бирендры, отождествил девять планет с восемью металлами. (10)

Большее и более широкомасштабное влияние, чем псевдонаучное теоретизирование такого рода, оказывают определенные эффекты, которые средневековые традиции сиддхов, как очевидно, оказали — хотя бы благодаря трансформации или её отсутствию - на ряд медицинских концепций и политических стратегий в Индии конца двадцатого века. Они являются предметом следующих двух разделов этой главы.

2. Импотенция: разрушительные последствия Гупта-Рог

Высоко в заснеженных Гималаях, в пещере над Джошиматхом, живет пятисотлетний старец, брови которого нависли над глазами. Четырехсотлетний Сундаринатх Сиддха, эксперт в алхимическом искусстве, живущий на холмах над Катманду, исчезал и появлялся вновь по своему желанию, прежде чем окончательно исчезнуть в 1970-х. (11) Алхимик Нагарджуна прожил восемьсот лет, прежде чем расстаться с головой и жизнью по просьбе молодого принца. Горакхнатх, йогический сверхчеловек, тысячелетиями был рядом с царями и героями, по желанию меняя одно тело на другое. Он и его братья Натха-Сиддхи, бессмертные стражи гималайских вершин, так же древни, как и сами горы. В Индии, чьи летописи деяний богов и людей являются одними из древнейших на
планете, выдающиеся люди всегда соперничали с богами в долголетии и могуществе. И все же это та самая Индия, на знойных равнинах которой "юношей" пугают в "клинической литературе", что они "будут выглядеть старыми в возрасте 25 лет из-за потери спермы... Многие юноши занимаются сексом много раз за ночь и таким образом безрассудно растрачивают эту эссенцию жизни. При небольшом производстве и интенсивном излиянии запасы быстро иссякнут, и придется столкнуться с критическими последствиями" (12).

Какую связь мы можем провести между величием и убожеством, между бессмертием в высокогорье и растраченной впустую молодостью в низинах Индии? Обзор аюрведических теорий пищеварения, обмена веществ и выработки половых секреций дает нам ключ к этой загадке. Упанишады сообщают нам, что людей постоянно варят на огне времени; и, как показывает миф о Царе Луне, приготовление пищи никогда не бывает таким жестоким, как тогда, когда человек проливает свое семя из своего жезла жизни. Это чувство выражено в прекрасной поэзии Тайюманавара, тамильского поэта-шиваита, жившего в первой половине восемнадцатого века:
В экстазе ты думаешь: "Секс - благодать". И соитий всё больше, Им конца не видать Луне подобно, Убывает разум твой. И тело покрывается морщинами Как обезьяний зад. Ты скоро станешь старым [... ] Когда же темный Повелитель Смерти, Тебя потащит в ад, О грешный ум, кто даст тебе защиту?

Казалось бы, мужское половое влечение ставит мужчин в безвыходное положение, в котором они оказываются в постоянной опасности потерять свое семя, которое накапливается очень медленно и в ничтожных количествах в ходе длительного процесса переваривания пищи. Согласно аюрведической теории, это семиступенчатый процесс, в ходе которого пища, которую мы едим, последовательно "сжигается" или перерабатывается в расу (гиле), кровь, плоть, жир, кости, костный мозг и, наконец, у мужчин в сперму (у женщин она превращается в маточную кровь или грудное молоко). (13) Требуется около двадцати восьми дней (лунный месяц, столько же времени требуется организму женщины, чтобы произвести яйцеклетку) чтобы пища, которую употребляют мужчины, превратилась в сперму. (14) Более того, требуется огромное количество пищи, чтобы произвести один грамм спермы. (15) Аюрведические теории зачатия (16), согласно которым дети мужского пола рождаются при относительном преобладании спермы над маточной кровью в момент зачатия, в то время как у женщин наблюдается противоположное соотношение (17), усугубляют опасность истощения спермы.

Эти медицинские представления породили в современной Индии мужскую озабоченность, если не одержимость, задержкой спермы, при которой сбор и сохранение этого конечного продукта пищеварения и наиболее жизненно важной жидкости организма является практически синонимом поддержания хорошего здоровья и перспективы долгой жизни. Мужская вирильность, фактически, продолжительность мужской жизни, зависит от тщательного сохранения этой редкой и драгоценной витальной жидкости, которая, в дополнение к истощению в процессе неумолимого старения, находится в постоянной опасности быть сожженной и полностью поглощенной в огненном океане женской сексуальности.
Мифическая почва для такой одержимости (как их называет Гананатх Обескьер) культурными заболеваниями, сопровождающими потерю жидкости, это ведический миф о происхождении "царской чахотки" (раджаякшма), в которых истощение спермы в половых актах приводит к "смерти" Царя Луны. (18)

Йогические источники изобилуют призывами к целибату (урддхваретас, "обращению семени вверх," в лунную область свода черепа), иногда приравнивая вульву к вампирше, которая высасывает из мужчины его жизнь и мужественность. (19) "Предельная ситуация" такого отношения была сформулирована с поразительной ясностью Агхори Вималанандой чуть более десяти лет назад:

В общем смысле, все женщины, согласно такому популярному представлению, являются вампиршами, одного присутствия которых, даже в виде образа в мужском воображении, достаточно, чтобы высосать из мужчины его семя: это причина ночных поллюций у мужчин (свапна доша, "сонное извержение"). Долгосрочным результатом этого гнусного влияния является смерть: индуистская Индия считает вдов косвенно виновными в преждевременной смерти своих мужей, саму жизнь которых они, как считается, поглотили своей ненасытной женской страстью. (21)

Индийские мужчины не раз говорили мне, что мой холостяцкий образ жизни (который они приравнивали к безбрачию) является благом, потому что благодаря ему я не умру молодым. На более непосредственном и видимом уровне результатом этих опасений является то, что индийские мужчины, постоянно страдающие "культурной болезнью гупта-рог", "тайным недугом", во все возрастающих количествах обращаются в так называемые аюрведические "клиники гупта-рог". Это клиники, которые лечат мужские "сексуальные расстройства", основным симптомом которых, судя по их рекламе и литературе на эту тему, является рождение дочерей. Путра хога, "у тебя будет сын", - обетованное исцеление. (22) В обществе, где дети мужского пола приносят богатство в домашнее хозяйство (через приданое), в то время как женщины забирают его себе, хроническая "нехватка топлива" со стороны мужчин может принять катастрофические масштабы на уровне финансов. В результате клиники гупта-рог это бизнес с офисами по всей Индии, о чем свидетельствует повсеместная реклама их лекарств на рекламных щитах.

Экономическое давление чудовищной системы приданого, усугубленное этими представлениями о мужской и женской сексуальности, только усилило предполагаемую потребность в средствах, продаваемых клиниками гупта-рог (этот термин охватывает все виды сексуальных расстройств, включая импотенцию, преждевременную эякуляцию, венерические болезнь и т.д.). В таком концептуальном контексте, где женщины являются вампиршами, а потеря семени равносильна финансовому краху, если не смерти, психологическое давление, возникающее из-за срочности производства мужского потомства, не может не оказывать мощного негативного воздействия на сексуальную реакцию мужчин. Может ли быть какой-то выход из этой культурной болезни?

3. Всемогущество: индийские "люди в шафрановом"

Для значительной части мужского населения Индии жизнь в некотором смысле подобна бомбе с коротким запалом, которую никто, кроме недосягаемых сиддхов и йогинов, никогда не был способен обезвредить до неизбежного взрыва. Именно таким образом, долголетие сиддхов и мужские сексуальные расстройства, очевидно, расположенные на противоположных полюсах индийского опыта, могут рассматриваться в индийском мировоззрении как тесно связанные. Действительно, это единая тысячелетняя система символов, которая объединяет их вместе — система, которая охватывает аюрведическую терапию омоложения (расаяна), "йогу сильного напряжения" (хатха-йога) и алхимию эликсиров (дехавада). В некотором смысле это древнее наследие приняло форму головоломки (неизбежное старение, потеря мужественности, смерть - все это отождествляется с неспособностью сохранить сперму), для которой отсутствует удовлетворительное решение. Эта ложная проблема истощения спермы может корениться в более глубоком "истощении парадигмы". Тем не менее, в последнее время в Индии появляется своего рода решение, которое потенциально может спровоцировать падение "светского государства" в крупнейшей демократии мира.

Здесь я хочу сделать один шаг вперед, зная наверняка, что некоторые сочтут мои рассуждения оскорбительными, и выдвинуть гипотезу о том, что культурно обусловленная форма импотенции, известная как "гупта рог", является соматизацией ситуации социально-политического бессилия или, наоборот, что принятие определенных форм социально-политического бессилия в некотором смысле связано с культурной болезнью гупта-рог. Я уже высказывал предположение, что это сексуальное расстройство было "социокультурным", поскольку предполагало причинно-следственную связь между аюрведическими и йогическими представлениями о физиологии и метаболизме, с одной стороны, и той формой "импотенции", о которой свидетельствует рождение дочерей в отличие от сыновей, с другой. Если эта болезнь возникла из-за фундаментального непонимания медицинских и йогических представлений о процессах пищеварения и размножения, это не означает, что эти почтенные традиции не могут предложить никаких методов лечения тем, кто страдает от таких недугов. Как уже отмечалось, телесные симптомы заболевания, которое я обсуждал, поддаются лечению с помощью целибата, воздержания, а в случае неудачи - аюрведической терапии и средств правовой защиты. Но как насчет более распространенного недуга социально-политической импотенции? Знает ли Индия лекарство от этого недуга? Множащийся хор "людей в шафрановом", вооруженных парадигматическими доказательствами своего лечения, провозглашает "да", и множащаяся армия молодых людей следует за ними в стремлении восстановить свой социальный, политический и религиозный потенциал. Чтобы понять природу их доказательств, мы должны вернуться к некоторым легендам о принцах и натха-сиддхах, рассказанным в предыдущей главе.

Первая из них - легенда о юном принце Притхивинарайане Шахе и брызжущем йогуртом Горакхнате. Как мы видели, в этой легенде описывалось посвящение через тантрическую инициацию бессильной в остальном фигуры, маленького царевича без царства. В легенде о натха-сиддхах принято "горакхизировать" действия любого могущественного члена секты, независимо от его имени. Итак, мы обнаруживаем, что натха-сиддха из биографии Притхивинарайана Шаха на самом деле носил имя Бхагавантнатх, и что сам молодой принц в середине восемнадцатого века был взрослым лидером крошечного царства Гуркхов, которое соперничало с не менее чем сорока пятью другими царствами за власть над западным Непалом. В 1763 году Бхагавантнатх вошёл в доверие к амбициозному молодому принцу, быстро стал его главным стратегом и приступил к укреплению позиций принца, используя свою тантрическую харизму для заключения ряда важнейших брачных и военных союзов между Гуркхами и остальными сорока пятью царствами. В 1768 году пятилетняя стратегия увенчалась успехом: армия, возглавляемая Притхивинарайаном Шахом и Бхагавантнатом, и состоящая из их западных непальских союзников, завоевала царство Киртипур в долине Катманду, положив начало правлению династии Гуркхов.

Благодарный Притхивинарайан Шах пожелал вознаградить Бхагаваннатха, сделав его царём-вассалом; йогин отказался от мирского правления, но сказал, что был бы удовлетворен, если бы ему выдали замуж Виласу Кумари, одну из дочерей царя. Это пожелание было удовлетворено, и Бхагавантнатх получил вместе со своей новой невестой ряд крупных земельных владений, которые действительно укрепили место ордена Натха Сиддхов на религиозно-политическом ландшафте Непала. Благодаря этому Бхагавантнатх был возведен в ранг главы этого ордена в Непале. После его смерти в 1786 году (через одиннадцать лет после смерти Притхивинарайана Шаха) Натха Сиддхи продолжали процветать при Гуркхах - до такой степени, что цари часто обращались к ним с просьбой одолжить им денег, что они могли делать благодаря своим доходам от земли и за что они вознаграждадись щедрыми процентами. (23)

Это не единственный случай, когда чудесное превращение бессильного принца в победоносного царя, мифически изображаемое как результат непосредственного вмешательства (и часто инициации) натха-сиддхов, оказывается результатом усилий более приземленного порядка. В предыдущей главе я упоминал случай Ман Сингха, царя Марвара, который получил свой трон в первые годы девятнадцатого века благодаря чудесному вмешательству другого натха-сиддхи. Согласно легенде, юный принц Ман Сингх, чья армия находилась в осаде армией его злого двоюродного брата Бхима Сингха в укрепленном городе Джалор, однажды ночью был посещён таинственным натха-сиддхой по имени Мастнатх, который внезапно материализовался из ниоткуда. Мастнатх привел Ман Сингха к "скрытому колодцу" в городских стенах, в котором принц нашел провизию, которой было достаточно, чтобы накормить свою голодающую армию. Затем Мастнатх предсказал, что мучитель Ман Сингха Бхим Сингх недолго пробудет в этом мире. Чудесным образом Бхим Сингх умер в ту же ночь. (24)

Полковник Джеймс Тод, который путешествовал по Раджастану в первые десятилетия девятнадцатого века и который встречался с Ман Сингхом, рассказывает несколько иную историю, основанную на свидетельствах членов королевской семьи. Ман Сингх, который был совершенно безумен к тому времени, когда Тод встретил его, действительно верил в участие верховного жреца Марвара, которого звали Айас Дев Натх или Деонатх, в смерти своего двоюродного брата, произошедшей сутки назад.
Другие смотрели на это иначе. По словам Тода, "доза яда, как говорят, была сочтена необходимым дополнением к тому, чтобы молитвы жреца стали действенными". Благодарность Ман Сингха не знала границ. Он предложил Деонатху долю трона, которую этот Нат Сиддха принял. За последующие годы сам Деонатх и Натх-сампрадайя в целом, стали фантастически богатыми в царстве Марвар, причем доход Деонатха составлял одну десятую от доходов государства. Махамандир, штаб Натха Сиддхов, построенный за счет царской казны в размере более пятидесяти лакхов рупий, мог вместить до двадцати раз по пятисот человек. (25) Еще по словам Тода: "В течение тех нескольких лет [что Деонат] владел ключами совести своего хозяина, которые использовались для отпирания сокровищницы, он возвел не менее восьмидесяти четырех храмов... с прилегающими к ним монастырями для своих сытых лентяев. . .учеников." Однако никого, кроме Ман Сингха, это не порадовало, и, после стремительной карьеры, Деонатх был застрелен в 1815 году. (26)

То, что эти два случая не были отклонениями от нормы, подтверждается недавним исследованием социальной, политической и экономической роли, которую играли индуистские религиозные ордена в средневековой и современной Северной Индии в провокационной книге Питера ван дер Вира "Боги на земле" (27). Как показывает ван дер Вир, "йоги", наги и другие аскетические ордена до прихода англичан и железной дороги использовали ежегодный маршрут паломничества между Харидваром, Бенгалией, и Джаганнатх Пури (Орисса) в качестве торговой сети, жили в укрепленных храмах, сражались в качестве наемников в армиях (порой мусульманских), за самые высокие цены, финансировали царей и генералов в их политических завоеваниях и играли неоценимую и чрезвычайно прибыльную роль в торговле на большие расстояния. (28) Действительно, самой первой религиозной группой, взявшей в руки оружие после мусульманского завоевания, возможно, были натха-сиддхи. (29) Более того, как продемонстрировал Дирк Колфф в своей тщательно задокументированной книге "Наукары, раджпуты и сипайи", (30) надевание одежды странствующего йогина, по-видимому, было стандартной практикой для всех видов наёмников и торговцев в доколониальной Индии. Более того, Колфф отмечает, что наиболее часто повторяющимися временными рамками для таких псевдоаскетических странствий был период в двенадцать лет, цифра, которая, как мы видели, является стандартной для завершения йогических садхан в изучаемых традициях. (31) В некоторых случаях исторические личности представали в обличии йогинского бога Шивы. Так, например, живший в конце XIII века Рана из Мевара, Рана Самарши, был известен как "Регент Махадева": "простое ожерелье из семян лотоса украшало его шею; его волосы были заплетены в косу, и к нему [обращались] как к Йогиндре, или главе аскетов" (32) В качестве альтернативы сам Шива изображался в роли йогина-странствующего торговца. В народной песне бходжпури говорится:

Махадев ушёл на Восток торговать И вот проходит четыре месяца. Гаура [так в оригинале] сидит на стуле и смотрит на дорогу, говоря Когда мой аскет [тапаси] вернется домой? (33)

Основным занятием многих из этих странствующих аскетических групп, которые часто были неотличимы от племенных конфедераций или торговых картелей в доколониальный период, была торговля лошадьми, слонами и т.д. на большие расстояния. Однако их мирские амбиции, связанные с богатством и властью, были грубо пресечены приходом британского владычества и железной дороги. Политическая централизация при иностранных правителях, которым не нужны были тантрические посредники для поддержания своей власти, еще больше подорвала их финансовые, военные и духовные амбиции. Лишенные своих традиционных источников дохода, власти и престижа, эти ордена начали терять позиции задолго до конца девятнадцатого века. За последние сто лет они стали вести все более оседлый образ жизни, (34) так что даже когда натха-сиддхи посылают странствующие группы аскетов (называемые джанди) из таких центров, как Горакхпур, им нечем торговать, кроме песен, прославляющих их могущественных предков. Независимость не помогла делу; и теперь, примерно через пятьдесят лет после начала демократического эксперимента в Индии, Натх-сампрадайя, похоже, находится на грани краха. Махамандир, центр гегемонии Деонатха в Джодхпуре, столице старого Марвара, был преобразован в государственную школу, последний монах некогда могущественного монастыря Горакх Тилла в Бенаресе умер более десяти лет назад, и этот список можно продолжать. Или всё не так как кажется?

По меньшей мере с 1920-х годов монастырь Горакхпур в северо-восточном Уттар-Прадеше был "Римом" Натхдома, а его махант, настоятель, "папой" секты. В 1969 году Дигвиджайнатх, харизматичный, но довольно неэффективный настоятель этого монастыря, умер, и его сменил динамичный деятель, уже принимавший активное участие в региональной политике, который взял инициационное имя Аведьянатх. Когда я посетил монастырь Горакхпур зимой 1985 года, Аведьянатх был для меня самым любезным хозяином и полезным информатором, показав мне руководство монастырем и поразив своими исключительными организаторскими способностями.

Под руководством Аведьянатха монастырь Горакхпура превратился в значимую силу не только в общине, но и в районе Горакхпур в целом. Но это лишь небольшое изменение в сравнении с тем, что, по-видимому, является национальной повесткой для Аведьянатха, если не гораздо более широкой конфедерации монашеских лидеров, которые в последнее время поигрывают политическими мускулами в Индии.
6 декабря 1992 года толпа индуистов, состоящая в значительной степени из кар-севаков, "слуг дела", маргинализированных молодых людей ищущих социальной, политической и религиозной власти, превратила 450-летнюю мечеть Бабри в Айодхье (Уттар-Прадеш) в руины, утверждая, что она была построена на месте рождения Рамы, чей храм мусульмане снесли, чтобы построить свою мечеть. Это было что угодно, только не спонтанная демонстрация: это был символический жест и демонстрация силы, спланированная и осуществленная под руководством группы, известной как Вишва Хинду Парисад (VHP), Всемирный Совет Индусов. Эта группа, состоящая исключительно из членов индуистских монашеских орденов, наследников сиддхов и других сектантских движений индийского средневековья, является возрождающимися "людьми в шафрановом" националистического индуизма. Политическим кузеном VHP является BJP, партия Бхаратия Джаната (Индийская Народная Партия), которая за последние годы, казалось, была готова заменить светскую демократию Индии индуистской теократией. В то время как национальные лидеры BJP придерживаются более мягкой линии, это откровенная повестка VHP, организационного ядра воинствующего индуистского фундаментализма.

Учитывая репутацию места рождения Рамы, седьмого воплощения бога Вишну, Айодхья долгое время была крупным религиозным центром на севере Индии. Её местоположение, в восточном штате Уттар-Прадеш, всего в 120 милях от Бенареса, главного религиозного центра шиваитов северной Индии, и в 80 милях от Горакхпура, политического эпицентра организации Натха Сиддхов. В генеральном штабе VHP, состоящем из девяти человек, заседает Аведьянатх, который помимо того, что является лидером Натх-сампрадайи в Горакхпуре, также является и самой влиятельной политической фигурой в этом городе: в настоящее время он представляет округ Горакхпур в качестве члена индийского парламента в Дели.

Кто такой Аведьянатх, если не Горакхнатх, Бхагавантнатх, Деонатх Индии конца двадцатого века? И если он действительно не кто иной, как современный влиятельный лидер в длинной череде влиятельных лидер Натха Сиддхов, какие угрызения совести помешают ему чтить религиозные или политические условности? В дополнение к своим многочисленным священным и светским функциям и титулам Аведьянатх также является председателем Рам Джанмабхуми Мукти Самити, Комитета По Освобождению Места Рождения Рамы. (35) Как известно любому, кто знаком с индуистской сектантской теологией, это в высшей степени иронично. Ибо, в то время как Рама, "бойскаут" индуистского пантеона, является богом, приверженцы которого исторически составляли "правое крыло" индуистской религиозной веры и практики, натха-сиддхи вместе с тантриками, чьи легенды и инициатическую идеологию я рассматривал на этих страницах, долгое время фигурировали среди самые "леворучные" (вамачара) секты из всего индуизма. Аведьянатх и VHP, даже если они отстаивают символически великое дело возвращения индуистского места в руки индусов, в конечном счете, не борются за решение проблем. Скорее, они борются за власть, за социально-политическую власть, которая является макрокосмическим аналогом власти, которую практикующий тантру обретает над своим телесным микрокосмом и, следовательно, над всей вселенной, благодаря своей насильственной (хатха в хатха-йоге) антиномической практике. (36) Целями тантрического практика были и остаются бессмертие и беспримесная воля в мире. Однажды овладев этой волей, практикующий может использовать ее для взрыва или благословения, для возведения на трон невинных мальчиков (Бхагавантнатх и Притхивинарайан Шах) или для проклятия целых
городов на разрушение (как Дхарамнатх поступил с Паттаном). (37) "Люди в шафрановом" не забыли об этих целях, и они, похоже, готовы использовать определенные испытанные методы из прошлого, чтобы реализовать их, твердо зная, что они будут мифологизированы в идеализированные описания трансформирующих ритуалов инициации, которые наивные западные востоковеды назовут "забавными анекдотами" для читателей по всему миру, тем самым утверждая их в бессмертии.

Временами я думаю, что индуистская теократия не могла бы стать более вредной для Индии, чем та циничная бюрократия, которую светская демократия породила за последние полвека. Действительно, такой поворот был бы просто еще одним эпициклом в широком историческом цикле того, что Ян Хестерман назвал "внутренним конфликтом традиций" Индии, внутренним конфликтом, в котором два лагеря неумолимо меняются местами, исполняя роли мировых защитников и отрекшихся от мира. Давайте вспомним, что Ганди, политическим вдохновителем которого они были, завоевал независимость Индии, сыграв роль отрекшегося от мира; как только эта независимость была завоевана, активисты его Партии Конгресса утвердились в роли мировых покровителей. Светское индийское государство, коррумпированное собственной властью, похоже, больше не способно выполнять эту двойную роль. Не пришло ли тогда время еще раз отрекшимся от мира "людям в шафрановом" попробовать свои силы в поддержании мира? Они, конечно, так думают, потому что так им говорит мирская идеология более чем тысячелетнего тантризма. Стоит только вспомнить средневековые мифы о сотрудничестве между королями и тантриками: власть и трансцендентность находятся в пределах досягаемости. Тем не менее, если "люди в шафрановом" придут к власти, они немедленно столкнутся с той же головоломкой, с которой сталкивался каждый отрекшийся от мира, который пошел по пути поддержания мира. Как только отрекшийся от мира становится вовлеченным в мир, играя роль царского духовника, министра или даже суррогатного царя, он утрачивает все притязания на трансцендентность, на саму ту основу, на которой он основывал свою прежнюю власть. Он становится просто еще одним игроком в игре за власть, как, возможно, и предвидел Бхагавантнатх Притхивинарайана Шаха, но Деонатх Ман Сингха так и не постиг.

Между двумя крайностями, которые я обрисовал в общих чертах, находятся те сиддхи, чей подход к жизни всегда отличался немалой долей беззаботной игривости. Именно это качество всегда поражало меня больше всего в натха-сиддхах, которых я встречал: они, кажется, всегда находятся в игре - играют словами, играют с умами других людей, играют в игры с миром.
Это отношение, которое отмечали многие до меня. Для Бернье йогины были людьми, "которые насмехаются над всем и которых ничто не беспокоит" (38), в то время как Оман предоставляет фотографии йогинов рубежа веков в беззаботных и раскованный позах перед камерой, йогинов, чье легкое и уравновешенное
отношение он отмечает со смесью уважения и недоверия. (39) Идеальный натха-сиддха - это богочеловек, который играет со всей вселенной, с жизнями как великих, так и малых, как ему заблагорассудится. Уверенный в знании тождества микрокосма и макрокосма, имманентности Абсолюта в каждом существе и камне, он делает вселенную своей игрушкой, где каждый ее элемент (нектар и пепел, плащи и тела, серьги и способность летать) взаимозаменяем в соответствии с его прихотью. Подобно обладателю силы любого рода, натха-сиддха может использовать свои знания как во благо, так и во зло; большинство из тех, кого я знал, проводят большую часть своего времени, "получая кайф" теми способами, которые я описал в четвертой главе. (40) Их кредо, пожалуй, лучше всего сформулировано в отрывке из агиографии Мастнатха:
"Чей же друг играющий йогин? Так мало нужно, чтобы доставить ему удовольствие. Он не задумывается о том, что высоко, а что низко. Что бы он ни пожелал делать, он просто делает это... Четыре краеугольных камня мира - это [его] песочница; когда ты беззаботен, ты ни в чем не нуждаешься. От нищего к царю, от царя к нищему, [он] никогда не задумывался о разнице между ними". (41)

4. Бхандаринатх и я

Вскоре после того, как я начал свои полевые работы в Индии, весной 1984 года, я познакомился с суровым и бородатым Бхамбхулнатхом, добрым настоятелем монастыря натха-сиддхов в Харидваре, которому я выразил свою заинтересованность во встрече с живыми алхимиками. Хотя ему нравилось делать вид, что он не знает никого из таких людей, он предложил мне поехать в Непал, где великий учитель сиддхов Нарахаринатх, настоятель монастыря Каджера, смог бы дать мне несколько советов. Прошел октябрь, прежде чем мне наконец удалось добиться аудиенции у Нарахаринатха, весьма впечатляющей персоны, который сказал мне, что до него доходили слухи об алхимиках, живущих в районе горы Абу, в западном Раджастане. Я смог добраться до Абу лишь в ходе следующего исследовательского тура по Индии, зимой 1993 года. Там Самундранатх, хранитель святилища Горакхнатха в деревне Ория, сказал мне, что в Абу таких людей нет. Однако Индер Дан Детха, бард (чаран) из Раджастани и ученый, а также по совместительству житель Ачалгарха в Абу, с которым я встретился в Джодхпуре в следующем месяце, марте, рассказал мне о своей встрече с неким Мотинатхом, с которым он познакомился в монастыре Ратхадунда в Меерте, округе восточного Раджастана, примерно двадцатью пятью годами ранее. Мотинатх, по его словам, имел репутацию алхимика и был тем, кто мог рассказать мне об использовании ртути и трав как средств достижения бессмертия.

Так случилось, что жарким апрельским днем я оказался в Ратхадунде, разговаривая с двумя монахами — одним очень старым, а другим очень обдолбанным, — которые, по-видимому, составляли все население этого монастыря. Когда я спросил о Мотинатхе, младший из этих двоих рассмеялся и сказал: "Он снаружи, под новым самадхи. (42) Он отказался от своего тела двадцать лет назад." "Вот и конец моего бессмертного алхимика", подумал я. Однако меня заинтриговал рассказ натха о том, что на то время, когда он покинул свое тело, в возрасте около семидесяти пяти лет, он все еще выглядел двадцатипятилетним. Затем я спросил, есть ли ещё какие-нибудь алхимики, живущие в Раджастане, о которых он знает, на что он ответил громким хохотом. "Алхимики в Раджастане? Раджастан - это пустыня! Здесь нет алхимиков, потому что здесь нет трав. Ты должен отправиться в горы, в Непал, в Харидвар, чтобы найти алхимиков!" Но Харидвар был тем местом, где я начал свои поиски около девяти лет назад. Казалось, я прошел полный круг в тщетных поисках чего-то, чего больше не существовало...

Однажды прохладным предрассветным утром в районе Тамель в Катманду, через месяц после того, как я покинул Ратхадунду, я чуть не наехал на натха-сиддха на велосипеде. Не могло быть никаких сомнений в том, что он был натхом: хрустальные серьги в ушах выдавали его с головой. "Адеш!" - крикнул я ему, падая с велосипеда, "Адеш!" (43) Сразу же последовал ответ джоги: "Видел ли ты Повелителя Змей?" "Сампела", — подумал я (44) и, более или менее зная, что последует дальше, сказал: "Конечно!" В этот момент он вытащил плетеную корзину из-под складок своей просторной шафрановой туники, открыл крышку - и кобра, которая должна была встать на дыбы и напугать меня, этого не сделала. Подталкивая и тыкая её пальцем, сампела пытался уговорить свою змею подать больше признаков жизни, но увы, утро было прохладным, и змея все еще дремала.

Улучив момент, я попытался вовлечь натха в светскую беседу. «Как тебя зовут? Откуда ты?" "Меня зовут Бхандаринатх, я из Харидвара", - ответил он. Мне вспомнились слова смеющегося натха из Ратхадунды. Я был в Непале и разговаривал с сампелой, который приехал туда из Харидвара. Неужели я наконец наткнулся на материнскую жилу? Бхандаринатх был типичным во многих отношениях саддху. Большую часть года он был в разъездах, совершая путешествие по гималайским дорогам к четырем дхамам (Кедарнатх, Бадаринатх, Ганготри и Ямунотри), на этот раз он направлялся в Катманду. И, кстати, не мог бы я дать ему немного денег? На этом этапе мы вступили в торг. Его главной заботой были деньги (45), моей - информация. Так мы ходили взад и вперед. "Сколько денег ты мне дашь? Сто одна рупия была бы вполне", на что я ответил: "Ты когда-нибудь встречал каких-нибудь алхимиков?" Я спросил его, знает ли он каких-нибудь натха-сиддхов, которые ели травы и ртуть, и он признался, что все они используют травы для улучшения качества своей жизни. Затем, быстро сменив тему, он велел мне собрать щепотку грязи с обочины дороги, на которой мы стояли. Я так и сделал и отметил, что здесь, как и во многих местах долины, почва была очень песчаной с высоким содержанием белой слюды. "Семя Праджапати (46) и сексуальный флюид Богини", - подумал я (47). "У меня есть пригоршня спермы!"

"Теперь, - сказал Бхандаринатх с театральным апломбом, - положи грязь мне в руку и скажи: "Ом джай Пашупатинатх!" (48) Затем он вернул грязь мне в руку и велел мне повторить мантру. Я так и сделал, и в этот момент он велел мне разжать руку. Там, вместе с песком и слюдой, были зерна неочищенного риса! "Эхо Чаурангинатха", (49) подумал я, "больше сексуальных флюидов!" Я буквально обрушился на Бхандарината, рассказывая ему, как меня впечатлило его волшебство. Воодушевленный, он сунул руку в складки своей все еще просторной шафрановой туники, вытащил джхоли (50), и достал пластиковую бутылку, из которой высыпал мне в руку две гранулы размером с горошину. Они, по-видимому, имели минеральный состав и были покрыты киноварью.
Бандаринатх заверил меня, что они принесут мне крепкое здоровье, хорошую жизнь и успех во всем, что я делаю, предупредив меня, что только я могу извлечь выгоду из их способностей: их нельзя никому передавать. Потом он попросил меня накормить его, и я дал ему 15 рупий. Он сказал, что много сказал за 15 рупий, и что 101 больше похоже на то, что он имел в виду. Я пообещал ему больше при следующей встрече. Он сказал мне, где остановился, и я пообещал навестить его в ближайшие дни. Как оказалось, это был последний раз, когда я видел Бхандаринатха...

Я помчался домой на велосипеде, всю дорогу похлопывая себя по карману рубашки, чтобы убедиться, что моя алхимическая (?) добыча все еще там. Как только я пришел, то достал перочинный нож и — не без некоторого трепета — разрезал одну из двух гутик (51), которые Бхандаринатх дал мне. Нож прошел сквозь гранулу, но не без труда, поскольку она действительно имела минеральный состав. Также было очевидно, что это пилюля, изготовленная человеком, продукт химической операции. Мои глаза наполнились образами алхимического Грааля. Я прошел испытание! Натха Сиддхи на небесах, одобряя мою искренность и усердие, послали ко мне своего человека, чтобы доставить мистические товары! Первое, что я сделал по возвращении на запад, - это отнес свои гутики в лабораторию для анализа. (52) Неделю спустя пришли результаты электронно-микроскопических тестов. Мой образец состоял из смеси минеральных и растительных веществ. Минералами, о которых шла речь, были сера (!), серебро (!), кремний, фосфор, калий, кальций, железо и хлор — но никакой ртути! Не было ли серебро каким-то неблагородным металлом, который был "переварен" и преобразован ртутью, не оставившей после себя никаких следов? Без гуру мог ли узнать, был ли это на самом деле философский камень, который я разрезал пополам и обжарил под электронным микроскопом, или просто медицинская таблетка от обморожения? Вторая гутика всё еще цела.
Наши исследования продолжаются. . .

Окончание.

Автор: David Gordon White, 1998

Перевод: Инвазия , 20.02.2023