Алхимическое тело: Традиции Сиддхов в средневековой Индии. 1

ОДИН

Индийские пути к бессмертию

Император Аурангзеб в 1661 или 1662 году выдал Ананду Натху, настоятелю Джабара, малоизвестного монастыря в Пенджабе, следующий фирман (королевский мандат или указ, изданный сувереном исламского государства):
Письмо, посланное Вашим Преосвященством, было получено вместе с двумя тола (единица массы, примерно 11,6 г.) ртути. Однако это не столь хорошо, сколь Ваше Преосвященство нам намекали. Желаем, чтобы Ваше Преосвященство бережно обработали еще немного ртути и отправили её без издишней задержки. Кусок ткани для плаща и сумма в двадцать пять рупий, которые были отправлены в качестве подношения, вскоре дойдут (до Вашего Преосвященства).
Кроме этого, в фирмане содержалось послание доблестному Фатеху Чанду, несколько слов о том, что он всегда должен предоставлять защиту.*
Величайший в истории Могол, гонитель индуизма, предлагает свою протекцию индуистскому настоятелю по имени Натх в обмен на двадцать граммов очищенной ртути. Какова же история этого любопытного послания?

1. Сексуальные флюиды в средневековой Индии

Примерно в шестом веке нашей эры волна гениальности, которую до сих пор не удалось остановить, начала захлестывать Индию. Эта волна, принявшая форму религиозной мысли и практики, по-разному интерпретировалась как индийцами, так и жителями Запада. То, что одни называли безумием и мерзостью, другие считали путем к экстазу или возвышенному. Таковы были оценки этого явления, которое на протяжении почти четырнадцати столетий не переставало восхищать и смущать.

Индийцы, которые изобрели этот свод теории и практики, назвали его Тантра, «холст (реальности)». Это слово имеет очень древнюю родословную. Его корень, тан, означает «натягивать», как нить на ткацком станке (также называемая тантрой) или, на ведийском языке, тело (тану), которое должно быть принесено в жертву на алтаре в рамках ритуала (тантра).* Тех, кто следовал пути тантры, называли тантриками, а их письменные и устные труды — Тантрами.

Индийский тантризм* в его индуистской, буддийской и джайнской версиях возник не из пустоты. С одной стороны, на него повлияло культурное взаимодействие с Китаем, Тибетом, Центральной Азией, Персией и Европой через Шелковый путь и средневековые морские пути и порты. Однако гораздо более важными были исконно индийские корни тантризма, который был не столько отходом от более ранних форм индуизма, сколько их продолжением, хотя иногда косвенным и неортодоксальным образом. Эта книга исследует уникальную индийскую основу тантризма.

В частности, эта книга представляет собой исследование тех индуистских сект, которые стали известны как сиддхи, и которые, опираясь на традиции более древние, чем традиции самого тантризма, расцвели во всей полноте только в двенадцатом и тринадцатом веках. Будучи свободно структурированной религиозной общиной, отождествляемой с определенной практикой, сиддхи отличавшиеся большей устойчивостью, чем тантрики, продолжают составлять заметную часть индийского религиозного ландшафта.
Как имя нарицательное, сиддха* означает "реализованный, совершенный", термин, обычно применяемый к практикующему (садхака, садху), который через свою практику (садхана) реализовал двойную цель: обретение сверхчеловеческих способностей (сиддхи, "реализации", "совершенства") и телесное бессмертие (дживанмукти). Как имя собственное, сиддха становится распространённым сектантским обозначением, указывающим на последователей Шивы в Декане (Махешвара-сиддхи),** алхимиков в штате Тамил Наду (ситтары), группы ранних буддийских тантриков из Бенгалии (махасиддхи, сиддхачарьи), алхимиков средневековой Индии (раса-сиддхи) *** и, в особенности, преимущественно северную индийскую группу, известную как натха-сиддхи.****

Две последние группы плотно пересекались друг с другом, многие из наиболее значимых натха-сиддхов — Горакх, Матсьендра, Карпати, Даттатрейя, Нагнатх, Адинатх* и другие — являются авторами (хотя бы по атрибуции) или проводниками широкого спектра богооткровенных йогических и алхимических учений. Средневековые натха-сиддхи и раса-сиддхи в дальнейшем взаимодействовали с третьей группой. Это была Пашчимамная (западная доктрина), секта шактов, поклонявшаяся богине Кубджике и базирующаяся в основном в Непале, также включала тантрические, йогические ** и алхимические элементы в свою доктрину и практику.

Главной точкой сближения этих трех групп в более широкой тантрийской матрице был культ сиддхов, которые для них были не историческими личностями, а скорее полубогами и посредниками между человеческим и божественным. Культы этих полубожественных сиддхов восходят по меньшей мере к началу нашей эры, они и их современники видьядхары (хранители знания, ведуны) являются обычным элементом индийской фантастической и приключенческой литературы на протяжении всего средневековья.* Центральное место в этих культах занимала их «популярная» сотериология, имевшая мало общего с «авторизованными» сотериологиями ведийского и классического индуизма. Миры сиддхов и видьядхаров были ближайшим аналогом известных в Индии популярных западных представлений о рае как сфере чувственных наслаждений и свободы от человеческого состояния. Те, кто был способен подняться на эти уровни, оставались там, навсегда освобожденные от плодов своих деяний (кармы) и от перерождений в низших мирах (сансара), но не лишенные своей индивидуальности, как в случае с реализацией безличного выхода в Абсолют (мокша). Предшественник пуранического представления о «седьмом небе» брахмалоки или сатьялоки, мир сиддхов был местом, которое существовало даже после циклического растворения (пралайи) в конце космического эона (кальпы). Эта популярная традиция, отражение которой можно найти в низших иерархиях индуистского и буддийского пантеонов, в приключенческой и фэнтезийной литературе, а также в скромных святилищах этих безымянных полубогов, лежала за пределами брахманического контроля и легитимации.

Так же поступили и средневековые движения сиддхов, которые присвоили, с некоторыми изменениями, существовавшую ранее сотериологию сиддхов.
Самым важным нововведением средневековых традиций сиддхов (в частности, натха- и раса-сиддхов) был конкретный и последовательный метод, который они предлагали для достижения мира и статуса сиддхов. Это то, чего не хватало ранним культам сиддхов: система верований существовала, но представления о том, как достичь этой благословенной обители, были в лучшем случае расплывчатыми. Одни традиции утверждали, что его можно достичь путешествиями, * другие – благодаря чудесному вмешательству и милости сиддхов, ** третьи – по счастливой случайности. Более поздние средневековые движения сиддхов предлагали следующий принцип работы: простые люди могли с помощью своей тантрической, йогической и алхимической практики подняться по лестнице бытия и вступить в ряды полубожественных сиддхов. В этой новой перспективе можно было, совершенствуя себя, превратить усовершенствованные образцы для подражания в коллег. След представления об изначальной онтологической разнице между теми, кто родился совершенным, и теми, кто сделал себя совершенными (мало чем отличается от разницы между старыми деньгами и новыми), остался в работах, которые разделяют сиддхов на три огха (потока) — божественный, совершенный и человеческий, но разделяющая линия между ними была пунктирной, и ее можно было пересечь посредством систематической эзотерической практики. ***

Помимо этого общего наследия, вторая точка сходства между натха-сиддхами, раса-сиддхами и Западной доктриной заключается в общем для них наборе мистических доктрин и практик, связанных с сексуальными флюидами — мужскими и женскими сексуальными флюидами, разумеется, но более возвышенными. Со времен Вед раса — флюидический элемент, присутствующий во вселенной, жертвоприношениях и людях — более или менее отождествлялась индийцами с источником жизни. Все жидкости, в том числе жизненные жидкости человека, растительные смолы, дождь, вода и жертвоприношения — это множество проявлений расы.* Точно так же, по меньшей мере, с начала нашей эры ** индийцы знали, что чудо зачатия происходит через союз мужских и женских жизненных жидкостей — семени и маточной крови. В раннем тантризме эти репродуктивные жидкости стали восприниматься как «вещества силы» для поклонения и, в конечном итоге, отождествления с богами и богинями, чья безграничная энергия часто изображалась как сексуальная по своей природе. Почти всегда бог, о котором идет речь, представлял собой некую форму Шивы, бога, поклонение которому в форме линги (фаллоса) датируется, по меньшей мере, вторым веком до нашей эры. ***

Путь к тому, чтобы стать «вторым Шивой» — а это почти всегда и было целью тантрической практики в ее различных формах — в раннем тантризме достигался посредством орды диких богинь (которых тантрики отождествляли со своими человеческими спутницами), обычно известных как йогини. Эти «изголодавшиеся по блаженству» богини, привлеченные подношениями смешанных сексуальных флюидов, вливались в сознание практикующего, чтобы превратить его своим безграничным либидо в бога на земле. *

После блестящей реконфигурации Трика-каулизма в десятом-одиннадцатом веках Абхинавагуптой и другими, большинство хаотичных частей тантрической практики (по крайней мере, внешней практики) были очищены, эстетизированы и интернализированы различными способами. * В более поздних «высших» тантрических школах культ йогини и ритуальное производство, подношение и потребление сексуальных флюидов были продолжены, но только в ограниченном контексте «тайной практики» внутреннего круга посвященных. На внешнем же уровне ритуальная сексуальность претерпела изменение парадигмы. Сами по себе сексуальные флюиды больше не были путем к божественному, скорее, именно в блаженстве сексуального оргазма человек реализовывал для себя богосознание. **

В некоторых случаях все действия, связанные с сексуальными флюидами, полностью интернализировались и инкорпорировались в так называемое тонкое тело (сукшма-шарира). Все люди рассматривались как по сути андрогинные, а сексуальный акт представлял собой связь между женским змеевидным узлом энергии, обычно называемым кундалини, и мужским принципом, отождествляемым с Шивой — оба находились внутри тонкого тела. Сложная метафизика тонкого тела — его отношение к грубой материи грубого тела, а также к универсальной божественной жизненной силе внутри него, биполярная динамика его мужских и женских составляющих и т. д. — развивалась в каждой из тантрийских сект. * Именно в рамках двух тантрийских сект, Западной доктрины и Йогини-каулы (передаваемой Матсьендрой), стали разрабатываться практики, сопутствующие этой спекулятивной — а в некоторых случаях гносеологической или сотериологической — метафизике. Такой практикой была хатха-йога, «метод насильственного усилия», чья система шести чакр («колес [или сфер] трансформации») стала центральным элементом доктрины и практики натха-сиддхов, которые утверждают, что их происхождение связано с личностью и учением Матсьендранатха. **

Для натха-сиддхов сиддхи и дживанмукти были прямым результатом внутреннего соединения и пресуществления сексуальных флюидов в амриту, божественный нектар бессмертия. Однако Матсьендранатх и основатели Западной доктрины были не одиноки в своем упорном подчеркивании сексуальных флюидов как (обычно интернализированных) силовых субстанций, а не просто побочных продуктов транссубстанцирующего опыта блаженства. Примерно в то же время, когда разрабатывались их системы хатха-йоги, третья группа рассматривала вопрос о сексуальных флюидах с новой и довольно неожиданной стороны. Это были раса-сиддхи, алхимики средневековой Индии, чьи учения лучше всего резюмируются в классическом афоризме их основополагающего труда "Расарнавы": yathä lohe tathä dehe, «что в металле, то и в теле» (Расарнава 17.165а.).

Во вселенной, которая была продолжающимся порождением фаллического бога Шивы и его супруги Богини, * пары, чья репродуктивная деятельность отражалась в текучих трансформациях и трансформациях человеческой сексуальности, во вселенной, каждая грань которой отражала фундаментальную взаимодополняемость мужского и женского начал, минеральный мир тоже имели свои сексуальные валентности и флюиды. В случае с Богиней ее сексуальные выделения, ее семя, принимало форму слюды, а ее маточная или менструальная кровь отождествлялась с серой. Для этих отождествлений есть ряд причин, не последняя из которых носит химический характер: слюда и сера являются важными реагентами в очистке и активации минерального гомолога божественной спермы. То есть Меркурия - ртути, и если на стыке химии и богословия когда-либо можно было найти избирательное сродство, то это именно оно и есть. Ибо что за чудодейственный минерал ртуть! Ртуть — сияющая жидкость, удивительно летучая, по-видимому, живущая собственной жизнью: какую аналогию можно найти для семени фаллического бога лучше этой? Но это еще не все. Химическое поведение ртути также не что иное, как чудо, и именно это чудо предстаёт, по словам ученого-алхимика начала двадцатого века, как «центральная идея, на которой построена вся структура индуистской химии: а именно, тот факт что ртуть можно заставить с помощью специальных процессов поглотить значительное количество золота или других металлов без какого-либо заметного увеличения веса самой ртути». ** Меркурий, который, будучи «обмороком», изгоняет болезнь, «убитый» возрождается, а «связанный» дает способность летать, *** есть присутствие в минеральном мире сексуальной сущности Абсолюта. Таким образом, он так же всепоглощающ, как Шива, который в конце циклического времени схлопывает всю вселенную в своё йогическое тело, тем самым превращая существование в сущность.

Именно это и происходит в алхимических реакциях. «Семя» (биджа) золота или серебра сажают в ртуть (чья способность к поглощению была значительно усилена серой, слюдой и другими преимущественно «женскими» элементами), которая обладает «ртом», способным «поглощать», впитывать в себя, согласно алхимическим писаниям, миллионы, даже миллиарды и триллионы, в разы превышающих его массу неблагородных металлов. Тем самым они превращаются в золото, а в традиции, согласно которой «золото есть бессмертие»*, это представлено как поглощение. Все, что остается алхимику, — это поглотить ртуть, чтобы стать вторым Шивой, бессмертным сверхчеловеком (сиддхой), каждая из телесных секреций которого теперь становится трансмутирующей и пресуществляющей. В тандеме со своей работой в лаборатории, индусский алхимик также занимается практикой хатха-йоги, а также определенным количеством эротико-мистических тантрических операций с сексуальными флюидами, которые он и его лаборантка-спутница производят для того, чтобы катализировать реакции между божественными сексуальными флюидами в их минеральных формах. Таким образом, всё есть непрерывность сексуальных флюидов.

2. Тантрики, сиддхи и йоги.

Единственными оставшимися в живых наследниками этого средневекового наследия являются натха-сиддхи, которых по-прежнему почитают, по крайней мере на популярном уровне, как индийских мастеров йоги и магов-алхимиков, последних живых проводников по тайным путям к сверхъестественной силе и телесному бессмертию. У них мощное наследие. С одной стороны, они — совершенные бессмертные, решившие остаться в мире людей, движущиеся сквозь него несмотря ни на что, преодолевающие его быстротечность и сопутствующие ему печали. С другой стороны, людям, все еще запертым в этом мире, найти хорошего сиддха очень сложно.

Индуистский тантризм исчез как крупное сектарианское явление несколько столетий назад, став жертвой собственных эксцессов. * Эти эксцессы были в основном двух видов. Первый лучше всего задокументирован, но менее важен, чем второй. Эксцессы первого вида были следствием плохой рекламы. Стремясь воплотить в жизнь собственные принципы неразличения — между богом и творением, элитой и претеритом, убожеством и величием, возвышенным и безумным — многие тантрики открыто потворствовавшие межкастовому прелюбодеянию, копрофагии, всевозможным другим нарушениям чистоты и антисоциальному поведению (или, по крайней мере, открыто заявлявшие об этом) просто вызывали отвращение у широкой публики. Второй вид эксцессов, который действительно стал похоронным набатом по тантризму как важному религиозному движению, произошел в результате кардинальных изменений в тантрической теории и практике. После Абхинавагупты тантризм превратился в элитный мистический путь, который был слишком сложным, утонченным и продуманным, чтобы простые люди могли его понять. Обычный человек не мог узнать в нём себя. Это было слишком мало похоже на опыт смертного существа, запутавшегося в сети семейных и социальных отношений, обитающего в теле, обреченном на старение и смерть, обречённого на владение лемехами, молотами и т. п., на то, чтобы жить, любить и умирать на вытоптанной земле деревни, в которой его предки жили сотни лет. Тридцать шесть или тридцать семь метафизических уровней бытия были непостижимы для индийских масс и содержали мало ответов на их обычные человеческие заботы и стремления.

Для натха-сиддхов, чьи институционализированные сектантские ордена (сампрадайи) в основном выросли из более ранних и более неортодоксальных шиваитских орденов (пашупатов и капаликов в частности), «брахманизация» тантризма и его уход из царства конкретного в царство возвышенного явились своего рода благом. Ибо в то время как «высокий» тантризм теперь в основном предлагал выход за пределы мира, путь натха-сиддхов продолжал предлагать конкретную и относительно доступную в обычном мире силу. Для масс, а также для царей, чьи заботы часто были более мирскими, чем заботы брахманов-метафизиков, натхи и многие их собратья-сиддхи стали посредниками сверхъестественной силы в средневековой Индии. Сиддхи, йоги и алхимики, которыми они являлись, всегда были операторами конкретного: специалистами по конкретному превращению неблагородных металлов в золото и конкретному преобразованию смертного, стареющего человека в совершенного, бессмертного сверхчеловека, мастерами естественных процессов, а не их жертвами или свидетелями. Их путь всегда был путем к мастерству и чистой, натуральной власти — власти над силами природы, включая неумолимые процессы старения и смерти, и над временными силами даже самых величайших царей и армий.
В этом контексте натха-сиддхам часто отводилась роль создателей царей, возводящих девственных мальчиков на троны царств по всей средневековой Южной Азии, время от времени при этом свергая могущественных тиранов.

Но Индия всегда была страной деревень, и натха-сиддхи, чье происхождение обычно было скромным, долгое время были особыми защитниками деревенской Индии. Это мальчики-пастушки, которые, совершив скромные чудеса в раннем возрасте, были посвящены в орден сиддхов и выросли бессмертными, останавливающими град «богочеловеками». Я слышал множество рассказов от коммивояжеров, студентов университетов, монахов-неофитов и деревенских пахарей об этих совершенных существах, которые усеивали и даже определяли религиозный пейзаж деревенской Индии своим устрашающим, бросающим вызов самой смерти присутствием.

Постоянный популярный успех натха-сиддхов в сочетании с их в основном скромным социальным происхождением, относительной доступностью их пути и мирской направленностью их практик и целей уже давно сделали их объектом презрения и порицания со стороны индийского общества, культурных и религиозных элит — высших каст, городской интеллигенции и космополитических литераторов, чьи религиозные симпатии более склонялись к жеманной и напудренной ортодоксии или интеллектуальному тантризму. Действительно, натха-сиддхов уже давно обвиняют в том, что они шарлатаны или просто фокусники — обвинение, которое индийские уличные шарлатаны давно используют в собственных интересах, выдавая себя за йогов или тантриков в своих представлениях. *

Именно в этом контексте мы должны ввести в наш лексикон еще один важный термин. Это термин «йог» (в просторечии «джоги»), который в определенной степени вытеснил термины «тантрик», «капалика» и «еретик» в ортодоксальном индуистском дискурсе. В то время как йог[ин] является не чем иным, как прилагательным или притяжательной формой термина йоги, используемого для обозначения практикующего йогу, он стал приобретать сектантский и часто уничижительный оттенок в средневековой Индии, оттенок, который сохранился вплоть до до наших дней. «Йоги» или «джоги» в течение по меньшей мере восьмисот лет был универсальным термином, используемым для обозначения тех шиваитских религиозных деятелей, которых ортодоксальные индусы считали подозрительными, неортодоксальными и даже еретиками в их учении и практиках. С одной стороны, йоги (как и тантрики более раннего времени) отличаются своим несоответствием и исключением из ортодоксальных категорий: они представляют собой беспокоящую совокупность сектантских групп и индивидуумов, чей язык и поведение подрывают каноны ведийской, религиозной, и "высоко"-тантрийской религии. С другой стороны, они определяются конкретными чертами своей сектантской принадлежности и практик: наследники неортодоксальных пашупат и капаликов более ранней эпохи, они приверженцы ужасных форм Шивы (обычно Бхайравы), которые пачкают себя
пеплом, оставляют волосы нестриженными и продолжают придерживаться практик «примитивного» тантризма. Таким образом, их «йога» в предвзятых глазах их критиков более тесно отождествляется с черной магией, колдовством, сексуальными извращениями и нарушением диетических запретов, чем с практикой йоги в общепринятом смысле этого слова. В последнее время слово «йог» чаще всего применялось к натха-сиддхам, широко известным как канпхаты ("дырявые уши", из-за очень заметных сережек, которые те носят в отверстиях, прорезанных в хрящах их ушей, что является отличительной чертой ордена). Йоги или джоги — термин, которого сами они избегают.

Таким образом, эта книга посвящена тем тантрическим движениям и сектам, которые называли и продолжают называть себя сиддхами, но которые — после «брахманизации» тантризма, с которым они взаимодействовали на протяжении всего своего раннего развития, — были заклеймены ортодоксальными индуистами как йоги. То, что эти йоги были алхимиками, подтверждает ни кто иной, как Марко Поло, который, описывая группу "чуги" (йогов), которых он встретил на Малабарском побережье Индии в конце тринадцатого века, приписывал их сверхчеловеческую продолжительность жизни от 150 до 200 лет приему эликсира, состоящего из ртути и серы.* Около пятисот лет спустя наблюдения Марко Поло подтвердил французский путешественник Франсуа Бернье, католический писатель, отмечавший, что йоги «знают, как сделать золото и приготовить ртуть столь превосходно, что одна или две их крупицы, принимаемые каждое утро, восстанавливают тело до совершенного здоровья». ** Что связывает эти два рассказа наиболее впечатляющим образом, так это то, оба они описывают йогов как алхимиков. Йоги были здоровы, у них было хорошее пищеварение, и они жили сотни лет, потому что ежедневно употребляли ртуть и серу. Здесь давайте также вспомним, что фирман Аурангзеба, отправленный Натха Сиддху, настоятелю монастыря Джабар, был просьбой об обработанной ртути. Эти данные на фоне огромного количества йогической литературы, а также нескольких алхимических работ, созданных такими прославленными натха-сиддхами, как Горакхнатх и Матсьендранатх, могут привести только к одному заключению. Сиддхи, йоги средневековой Индии были как алхимиками (раса-сиддхи), так и пионерами хатха-йоги (натха-сиддхи). Йога и алхимия были взаимодополняющими, взаимопроникающими дисциплинами для средневековых сиддхов. Раса-сиддхи и натха-сиддхи, если и не были одним и тем же, то, по крайней мере, были тесно связаны в своей практике. Остальная часть книги посвящена доказательству этого тезиса.

3. В поисках бессмертия: ведийское наследие

Общечеловеческое стремление обладать телом, не подверженным ограничениям смерти, находит в Индии самое раннее выражение ок. 1200 г. до н.э. в Ригведе, где поэт умоляет: «Избавь меня от смерти, а не от бессмертия». *
Здесь ведийский термин амрита многозначен и одновременно означает не-смерть (а-мрита), бессмертие, бессмертных (богов), мир бессмертных (небеса) и нектар или амброзию (греческое родственное амрите слово), напиток бессмертия, благодаря которому боги побеждают смерть. Именно это последнее значение имеет наиболее важный смысл в более поздних традициях, которые я рассматриваю на этих страницах. В ведийском контексте боги завоевывают и поддерживают свою вечную жизнь, используя сому, чудесное растение бессмертия, в качестве жертвоприношения.

Здесь богатой ведийской (и индоевропейской) мифологии о краже сомы * — либо у небесных гандхарвов, либо у соперничающих асуров (антибогов) — в жреческой традиции брахманической литературы придается яркий жертвенный оттенок. Недостаточно просто обладать сомой — как и любым жертвенным подношением, если уж на то пошло, — чтобы извлечь из этого пользу. Скорее, как впервые обнаружили боги, жертвующий получает выгоду от принесения жертвы другому (богу) или отдачи ее. Жестокие асуры, неспособные постичь эту тайну, предлагали жертвы только собственным ртам и так и не смогли причаститься (даров) мира жертвоприношений. **

В ведийской актуальности люди, познавшие тайну жертвоприношения, пожинают его плоды, принося жертвенное приношение (идеализируемое как сома, независимо от жертвенного материала) богам. Жертва поддерживает богов и их бессмертие. Кроме того, плод жертвы, достающийся человеку, приносящему жертву, также принимает форму бессмертия определенного порядка. *
В дополнение к удовлетворению более или менее мирских чаяний жертвователя-брахмана — богатство коровами, верными женами, сыновьями и т. д. — главным плодом жертвоприношения было "ограниченное бессмертие" на «полную продолжительность жизни» (вишвайю) одного человека, сто лет. Поэтому, чтобы жить полной жизнью, приходилось постоянно жертвовать, ибо «сто лет равносильно бессмертию». **

Жертвоприношение спасало от смерти двумя способами. Первым из них был сам механизм жертвоприношения. Согласно брахманической теории, тело, в котором человек жил при жизни, на самом деле заимствовано у богов или, точнее, у Ямы, Повелителя мертвых. Как таковая жертва была не чем иным, как платежом по кредиту, и неуплата (т. е. не принесение жертвы) приводила к возвращению тела хозяину (т. е. смерти). Чтобы его должники не задерживали своих платежей, Яма, космический «репозитор» ведийского индуизма, к одалживаемому телу прилагал кусочек земли: это был тот участок, на котором жертвователь устанавливал свой домашний огонь (гархапатья). * В таком контексте английский термин «ипотека» (буквально «мертвый залог») для «передачи недвижимого или движимого имущества должником кредитору в качестве обеспечения долга» с погашением в течение фиксированного период времени обретает новую полноту смысла. По условиям договора между Ямой и богами ни один человек не мог владеть телом более ста лет, поскольку это было бы равносильно (божественному) бессмертию. Поскольку, еще раз: «Сто лет равносильно бессмертию».

Второй способ, которым жертвоприношение спасало людей от смерти, заключался в природе самого жертвоприношения. Сома, божественный нектар бессмертия, во времена Вед считалась (или воображалась) доступной для людей, отсюда такие гимны, как: «Мы выпили Сому; мы стали бессмертными; мы вошли в свет; мы нашли богов... Прославленный Сома, продли нашу жизнь, чтобы мы могли жить... Капля, которую мы выпили, вошла в наши сердца, бессмертная внутри смертных». * Подобно огню (агни), сома является и субстанцией, и богом, отождествляемым с этим жидким жертвоприношением. **
Однако с самого начала бог Сома стал отождествляться с Луной (инду, на ведийском языке), которая считалась каплей (бинду) нектара (амриты), Сомы, сияющей на небесах. *** Но лунная капля нектара, была не чем иным, как божественным семенем (рета) ****, которое отождествлялось по аналогии с жизненными флюидами, как животных, так и растений (раса) *****, а также с живительными дождями и водами (ап), в которых содержалось множество лекарств или средств (бхесаджа) от всего, что беспокоит смертного человека. ****** Таким образом, именно жидкий элемент (раса) ведийские теоретики считали основой всей жизни и даже бессмертия как для людей, так и для богов.

Эта троица элементов (и богов) была дополнена другой концептуальной триадой, которая служила и продолжает служить основой сети гомологии и аналогий, составляющих каркас всех индийских символических систем. Это триада, состоящая из человека (микрокосма), опосредующего механизма жертвоприношения (мезокосма) и вселенной в целом (макрокосма), которая часто понимается как тело вселенского человека или бога. * Отрывок из Шатапатха-брахманы (9.5.1.11) обыгрывает все эти взаимосвязи: «Когда он [приносящий жертву] приносит жертву огню, он пьет [сому], ибо этот [алтарь огня] есть его божественное тело, а оно [тело жертвователя] — его [бога огня Агни] тело человеческое».

Как я покажу, эта тройственная структура в сочетании с триадой жидкость-огонь-ветер дает информацию как для медицинских, так и для йогических моделей пищеварения, зачатия, обмена веществ и телесной регенерации, а также для алхимических моделей химических реакций между жидким элементом ртути (называемым расой) и огненным элементом серы, лабораторных трансмутаций и пресуществления человеческого тела.

Уже в ведийских традициях мы находим зачаточные представления об этом взаимодействии между человеческим, божественным и жертвенным — и минеральным — царствами. В гимне, восхваляющем одану, жертвенную кашу, Атхарваведа (11.3.1-2,7-8) утверждает, что «головой этой каши является Брихаспати, ртом Брахман, небо и земля — ушами, солнце и луна — глазами, семь Риши, вдохи и выдохи… тёмный металл — его плоть, красный металл — его кровь, олово — его пепел, золото — цвет его лика». *
Позже «Шатапатха-Брахмана» (6.1.3.1-5) вносит минеральный оттенок в одно из своих многочисленных описаний сотворения вселенной посредством самопожертвования космического богочеловека Праджапати:

Ведийский ритуал, в ходе которого измученное и разложившееся тело творящего самоотверженного Праджапати восстанавливалось до целостности, назывался агникайяной, «возведением огненного [алтаря]», важным моментом которого была установка золотого изображения мужчины (хиранья-пуруша) в углу алтаря. Во время этого ритуала жрец-адхварью произносил: «Он — Праджапати, он — Агни, он сделан из золота, ибо золото — это свет и огонь — это свет; золото — это бессмертие и огонь — это бессмертие. Он — человек, ибо Праджапати — это Человек." **

Заметим здесь, что тепловая энергия, превращающая тело Праджапати в золото (а в других мифах подобного рода и всю сотворенную вселенную во всех ее частях), есть внутренний огонь или тепло (тапас), разжигаемое религиозными аскезами. Через несколько столетий после составления этого брахманического текста революция в индийской мысли вылилась в представление о том, что люди могут усвоить жертвоприношение и тем самым полностью выйти из механизма внешних жертвоприношений. Этот внутренний поворот, который лег в основу всего гностического и недуалистического проекта Упанишад, также посеял семена для нововведения всей совокупности техник внутренней телесной трансформации, т. е. практики хатха-йоги. Здесь телесные жидкости и, в частности, семя отождествляются с жертвоприношением, тепло внутренних аскез с огнем, а дыхание с динамичным элементом ветра. *

В частности, именно в Атхарваведе мы находим самые важные основы более поздних медицинских и алхимических традиций, которые стремились продлить (на неопределенное время) продолжительность жизни человека. Действительно, именно в этом тексте можно найти наибольшее количество исцеляющих гимнов, предполагающих использование заклинаний и целебных трав для восстановления здоровья пациента. В центре этой практики стоял целитель (бхисаджи), который также был одержимым «тряской» (випра) и вдохновенным мастером заклинаний (кави). * Наполовину врач, наполовину шаман, наполовину колдун, атхарваведийский жрец считался в ведийском обществе одновременно могущественным и опасным. Возможно, именно по этой причине к его наследнику, странствующему аюрведическому врачу (каранья-вайдья), также относились с подозрением в «приличном» брахманическом обществе. **

То, что индуистская медицинская традиция (аюрведа, «наука о долголетии») является сознательной наследницей атхарваведического синтеза, ясно показано в Чарака-самхите, текстовом краеугольном камне этой традиции: «Врач [вайдья]... должен... проявить свою преданность Атхарваведе... потому что Веда атхарванов обсуждает медицину [чикитша] посредством описания пожертвований, умилостивительных обрядов, подношений, благоприятных обрядов, жертвоприношений, соблюдения правил, епитимий, поста и мантр; и потому что это свидетельство того, что медицина улучшает качество жизни». (Чарака-самхита 1.30.20.)

В индийской медицинской науке аюрведе термин, используемый для престижного комплекса методов, посвященных омолаживающей терапии, называется расаяна, «путь расы», важным компонентом которого является применение лечебных трав, частично унаследованное из Атхарваведы.
Этот же термин, расаяна, также используется раса-сиддхами для обозначения их алхимической «работы в двух частях» с ее двойным акцентом на трансмутацию и телесное пресуществление. В этом алхимическом контексте раса — термин, обозначающий жидкий металл ртуть, минеральную иерофанию животворного семени фаллического бога Шивы.

Продолжение следует.

Предисловие

Оглавление:

Д. Г. Уайт "Алхимическое Тело: традиции сиддхов в средневековой Индии":
Предисловие
1. Индийские пути к бессмертию
2. Категории индийской мысли: Цифровая Вселенная
3. Предыстория тантрической алхимии
4. Исходные тексты по истории тантрической алхимии Индии
5. Алхимическая литература тантриков и сиддхов
6. Тантра в Расарнаве
7. Иерархии тождеств: субстанции алхимического тела
8. Гомологичные структуры алхимического тела
9. Динамика трансформации в алхимии cиддхов
10. Проникновение, Совершенство и Бессмертие
Послесловие

Автор: David Gordon White, 1998

Перевод: Инвазия , 04.08.2022