Белоруссия. Июль – август 2023 года. День 9: Брест (Брестская крепость). Часть 2

Продолжаем прогулку по Брестской крепости. В прошлый раз мы остановились у юго-восточной части кольцевой казармы цитадели. Она стоит на площади Церемониалов, поэтому самое время рассмотреть поближе скульптуру «Мужество». Наверное, это самый узнаваемый памятник Брестской крепости наряду с Холмскими воротами и в целом, пожалуй, одна из самых известных монументальных скульптур Белоруссии.

Скульптура передаёт обобщённый образ воина-красноармейца, рядом с которым справа развевается красное знамя с серпом и молотом. Информация о том, кто был автором памятника (коллектив авторов всего мемориала во главе с Александром Кибальниковым или только сам Кибальников), в разных источниках разная, но мне попался комментарий по поводу смысла памятника от одного из участников группы авторов мемориала скульптора Валентина Занковича. Между прочим, Занкович – один из создателей мемориала в Хатыни, что делает его причастным к двум ключевым мемориальным комплексам Белоруссии:

Замысел был такой: солдат смотрит на место трагических событий, руины и вспоминает те лютые бои, которые там происходили. А сам по себе он символ стойкости, мужества, несгибаемости духа...

Какие-то придурки из CNN в 2014 году решили показать «ироничный взгляд на мировые памятники монументальной архитектуры» и составили список самых уродливых памятников мира. «Мужество» оказалось на втором месте «рейтинга». По мнению выдающихся американских экспертов и гениев журналистики, «этот гигантский злобный солдат рождается из бетонной громады и выглядит так, будто он одним глухим ударом готов подчинить себе Запад». Потом им пришлось за это извиняться, но остаётся вопрос: а солдат на пепелище советских городов должен сиять улыбкой, что ли? Может, это как раз нормально, что он не на позитиве?

Кроме вечного огня и классической галереи городов-героев, на фото можно заметить ещё одни руины. Здесь до постройки крепости был иезуитский коллегиум, созданный во второй половине XVII века. Мы уже привыкли, что иезуиты успели наследить чуть ли не в каждом белорусском городе. В 1770-е годы комплекс коллегиума с костёлом передали ордену базилиан, а в крепостное время его перестроили под Комендантский дом и Инженерное управление. Здесь в подвалах во время обороны находился командный пункт комиссара Ефима Фомина. После войны тут нашли остатки радиостанции – должно быть, защитники крепости пытались связаться с вышестоящим командованием по другую линию фронта.

Перед Штыком-обелиском – три ряда захоронений защитников крепости. Здесь покоится прах около тысячи человек, но на плитах, созданных при строительстве мемориала, указано 200–300 имён. И то некоторые подписаны как неизвестные. Останки продолжают находить и в XXI веке в ходе тех или иных раскопок или строительных работ. Далеко не всегда можно установить личность погибших.

Значительная часть захоронений – это военные, но есть и гражданские лица, члены семей военных. Например, в начале второго ряда, который попал в кадр, на плите указаны имена Марии Самсоновой, жены лейтенанта 37-отдельного батальона связи, и их дочери Раи. Они погибли в первый день войны 22 июня. Как сложилась судьба главы семейства, мне неизвестно.

Вид на «Мужество», а также руины Инженерного управления под другим углом.

Высота скульптуры – больше 30 метров. Несмотря на то, что внутри скульптура полая, на её оболочку было потрачено четыре тысячи кубометров бетона.

К сожалению, фото не передают звук. Рядом с монументам постоянно звучит пьеса Роберта Шумана «Грёзы» в хоровом исполнении, которая очень хорошо сочетается с гнетущим ощущением трагедии и подвига защитников крепости.

С обратной стороны высечены горельефы с изображением различных сцен из истории обороны.

В сцене в нижнем ряду слева подразумевается составление приказа № 1. Как вы помните, 24 июня в цитадели сводная группа защитников крепости приняла решение создать единое руководство обороной – штаб, и этому решению был посвящён приказ. В музее «Летопись Брестской крепости» мы видели фигуры командующего обороной капитана Ивана Зубачёва и его зама полкового комиссара Ефима Фомина, которые получили соответствующие статусы по этому приказу.

Удивительно, но оригинал документа пережил войну, хоть и был серьёзно потрёпан: он лежал в планшете одного из участников обороны, а планшет погребён под развалинами казармы цитадели, где и был обнаружен в начале 1950-х годов. Документ написали карандашом на трёх листах бумаги, с ошибками в названиях частей (что неудивительно, ведь писали второпях и в адских условиях), а какие-то фрагменты истлевшей бумаги оказались утраченными. Эта уникальная находка ныне хранится в Центральном музее вооружённых сил в Москве.

Пройдёмся на запад до самой окраины острова. Чуть дальше площади Церемониалов стоит постройка, которая из-за очень уж чистеньких стен на фоне множества руин кажется новоделом, но в реальности имеет давнюю историю.

Свято-Николаевский гарнизонный собор построен в крепости для нужд гарнизона во второй четверти XIX века в неовизантийском стиле. Периодически встречается утверждение, что это русско-византийский стиль, но это не так. Русско-византийский стиль, классикой которого является московский Храм Христа Спасителя, а вчера мы видели пример этого стиля в Бресте (Свято-Симеоновский собор), так прозвали чисто из идейных соображений. Мол, мы ориентируемся на помпезность Византии. На деле же русско-византийский стиль – это смесь классицизма и русской допетровской архитектуры.

Здесь же мы видим реальные элементы византийского зодчества: храм имеет протяжённую форму базилики, вместо луковицы или шатра у него полусферный купол. Архитектором собора выступил Давид Гримм, автор таких знаковых построек неовизантийского стиля, как Свято-Владимирский собор в Херсонесе (Севастополе) и собор Александра Невского в Тифлисе (разрушен при большевиках и не восстановлен).

При польских властях собор переделали до неузнаваемости:

Естественно, при поляках это был уже не православный, а католический храм. С приходом советской власти в 1939 году в нём разместился клуб 84-го стрелкового полка. В таком виде – уже без крестов, вестимо – он встретил Великую Отечественную войну.

В связи с относительно высоким расположением на Центральном острове внутри цитадели здание клуба считалось важным пунктом обороны. Несколько раз оно переходило из рук в руки и было серьёзно порушено в ходе боевых действий. Руины здания в послевоенное время сохранили, законсервировали и чаще всего называли гарнизонным или красноармейским клубом.

С 1991 года в руинах начали вести православные богослужения. Возник вопрос о восстановлении храма, что и произошло в течение нескольких лет. Как видим, при восстановлении ориентировались на изначальный, а не польский проект. Кстати, до постройки крепости на этом месте стоял костёл ордена августинцев, так что смена конфессии у этого места произошла аж три раза. А если условно посчитать советский атеизм конфессией, то четыре.

В старом Бресте были не только христианские храмы, но и синагога. Она стояла на этой поляне западнее Свято-Николаевского собора, о чём свидетельствует табличка утерянного здания. Синагогу построили в 1569 году. При создании крепости она была разобрана.

Недалеко отсюда у Тереспольских ворот стоит памятник героям-пограничникам. На пограничном столбе надпись: «Героям границы, женщинам и детям, мужеством своим в бессмертие шагнувшим». Под женщинами и детьми подразумеваются члены семей пограничников, которые жили здесь же, в крепости, в здании 9-й заставы 17-го Краснознамённого пограничного отряда. Остатки фундамента здания видно сразу за памятником. Памятник недавний, 2011 года, его автором стал всё тот же Валентин Занкович.

Начальником погранзаставы в 1941 году был лейтенант Андрей Кижеватов, памятник которому включили в брестский мемориальный комплекс «Стражам границ», мы вчера проходили мимо. Кижеватов возглавил оборону заставы 22 июня и был ранен в тот же день. Застава была разрушена, и ему пришлось перейти в соседнее здание казармы 333-го стрелкового полка, где группа бойцов вплоть до 29 июня вела оборону казарм и стоящих рядом Тереспольских ворот. Когда стало очевидно, что оборону продолжать не имеет смысла, часть группы предприняла попытку прорыва, а раненые бойцы, включая Кижеватова, остались для прикрытия. Прорыв, к слову, не удался, а Кижеватов погиб.

Впрочем, есть и другая версия его гибели, которую высказывал Сергей Смирнов. Как я понимаю, сейчас её не считают доказанной, предполагая, что 29 июня организованное сопротивление в этом районе закончилось. По сведениям Смирнова, несколько пограничников, включая Кижеватова, дожили до начала июля и по поручению руководителя обороны здания казарм старшего лейтенанта Александра Потапова отправились подорвать понтонный мост через Западный Буг, который поставили немцы. С этого задания они не вернулись.

Вот и руины казармы 333-го стрелкового полка. Здание не было частью кольцевой казармы, это отдельный П-образный двухэтажный дом, в котором в XIX веке был арсенал.

В подвале казармы в дни обороны укрывалось около сотни человек, в том числе упомянутые пограничники, бойцы 333-го и 44-го стрелковых полков и других подразделений. Казарма стала одним из важных очагов сопротивления крепости наряду со штабом обороны цитадели в «Доме офицеров» и Восточным фортом.

Если судить по окошкам у уровня земли, подвал здания сохранился. Как пишут в интернете, туда можно попасть с экскурсией, угрозы обрушения нет, переходы нормально обустроены. Но я, походя вдоль здания, не понял, где здесь вход в подземелье, пусть и не рвался внутрь. Зато точно убедился, что тут можно погулять по первому этажу руин.

Если пройти 200 метров на запад и пересечь руины кольцевой казармы, то можно обнаружить остатки полубашни, которая когда-то прикрывала цитадель с западной стороны. На фото заметна округлая форма стен.

Проход между руинами ничем не примечателен, я его не фотографировал. Но когда-то тут были Бригитские (они же Белостокские) ворота, ныне не сохранившиеся. До этого места доходит мало кто из туристов, здесь тихо и спокойно.

Бригитские ворота вели к Бригитскому мосту на Кобринское укрепление. Мост, должно быть, здесь был с момента создания крепости, раз рядом с ним поставили ворота. Конкретно этот вариант моста построен в 1911–1913 годах взамен старого.

Проектировал мост военный инженер, капитан Иван Белинский, работавший и над другими объектами крепости с целью их реконструкции и укрепления. Военные чувствовали, что могла разразиться новая война, хотя когда она грянула, крепость не стала сопротивляться: при так называемом «Великом отступлении» русских войск в 1915 году её оставили без боя. А сам Белинский впоследствии построил карьеру в Красной армии, изучал и преподавал фортификацию, стал генерал-майором инженерно-технической службы и дожил до ста лет.

Мост был вертикально-подъёмным. Его центральный пролёт поднимали, чтобы пропускать небольшие суда, плывущие по Мухавцу. Остатки моста позволяют представить, как это было: с двух сторон с помощью механизмов можно было вручную (!) поднять трёхтонную пролётную часть. Когда русские войска отступали, они взорвали ряд объектов в крепости, в том числе и мост. Недолго простоял. Немцы в 1910-е годы его восстановили, при поляках он действовал, а потом, вероятно, в 1939 году во время обороны поляков от немцев, его опять подорвали. Так и стоит до сих пор в виде развалины.

За рекой находится западная часть Кобринского укрепления, в том числе то место, где стоял бригитский монастырь, ставший затем «тюрьмой на Бригитках». Вообще правильнее было бы писать в двумя буквами «т», потому что название католического ордена происходит от имени святой Бригитты Шведской. Которая на самом деле Биргитта (Birgitta), поэтому на русском языке встречается написание «биргиттинский орден». Но я заметил, что объекты Брестской крепости, связанные с бригитским монастырём, пишут с одной «т», а то и вовсе через «д» («Бригидские ворота»), так что пусть будет так.

Примерно там же, где мост, правый рукав Мухавца (справа) вливается в Западный Буг (течёт издалека и налево). За Бугом слева – Пограничный остров, куда нам хода нет.

Западный Буг, прежде чем окончательно уплыть в Польшу, течёт ровно между Белоруссией и Польшей, являясь государственной границей. Исключением стал лишь этот небольшой участок течения, где границу провели западнее, по искусственному рву Пограничного острова. Нам предоставляется редкая возможность полюбоваться на эту реку, не боясь подозрений пограничников в желании убежать в Евросоюз. А увидеть реку хотелось, потому что я обещал в Минске, что нам стоит посмотреть на все пять рек, которые образуют обособленные бассейны в Белоруссии. Западный Буг – check!

Чёткая граница по реке проведена в 1939 году в результате раздела Польши между СССР и Третьим рейхом. По идее, тогда нужно было отдать Пограничный остров немцам, что нарушило бы целостность крепости и сильно ударило по её обороноспособности. Чтобы это предотвратить, кто-то в командовании крепости быстренько подсуетился и перекрыл течение реки дамбой так, чтобы она потекла через ров Пограничного острова. Поэтому на момент формализации границы река на коротком промежутке поменяла своё русло. А потом дамбу убрали. Немцы, наверное, понимали эту хитрость, но маленький кусочек земли казался неважной потерей. Зато потом, если бы граница шла прямо по Западному Бугу на фото, вряд ли бы цитадель стала свободным для прогулок мемориальным комплексом. Сидели бы тут пограничники и всё.

Возвращаемся назад и двигаемся вдоль берега острова к Холмским воротам. Виднеются остатки ещё одной полубашни у Тереспольских ворот...

...и сами ворота.

Полубашня и ворота, если запомнили, изображены на копии картины Марцина Залесского в Музее обороны. На картине было видно, что раньше ворота отличались покраской в белый цвет, но кто теперь будет красить невосстановленные ворота? Кроме этого, при строительстве они были связаны с Тереспольским мостом, органично его продолжая: в ворота встроили систему натяжения и закрепления проволочных канатов моста. Впоследствии вантовый мост перестроили при польских властях. Только сегодня мы не увидим ни вантовый, ни польский мост.

Теперь вместо него это.

Тереспольский мост подорван нацистами при отступлении из Бреста в 1944 году и с тех пор не восстанавливался. Периодически поднимаются идеи и появляются проекты по реконструкции, причём именно допольского, красивого вантового моста. Заодно предлагают и ворота восстановить. Но пока руки не доходят. Возможно, это связано с тем, что на той стороне находится Тереспольское укрепление (Пограничный остров), а дальше граница с Польшей – не самое удобное место для туристических гулянок, где могут быть ограничения от погранцов.

Ничего, когда придёт пора вновь делить Польшу, мост всё равно придётся восстановить, а-ха-ха [зловещий империалистический смех].

Очередная «хроникальная» табличка на Тереспольских воротах указывает, что 15 июля один из немногих остававшихся в этом районе защитников крепости сбросил с башни ворот на группу нацистов связку гранат. Неудивительно, что немцы с подозрением относились к территории крепости даже спустя недели после ликвидации очагов сопротивления: с начала июля, казалось бы, все точки разгромлены, но то тут, то там всплывают несломленные одиночки.

Участок казармы между Тереспольскими и Холмскими воротами (южный сектор кольцевой казармы) – самый длинный сохранившийся целиком кусок. Так он выглядит с внутренней стороны. Сейчас основное учреждение здесь – это Художественный музей Бреста, филиал краеведческого музея. За неимением времени мы туда заходить не будем. Скажу лишь, что Художественный музей открыт не так давно, в 2002 году. Судя по фотографиям в интернете, музей весьма приличный для областного центра, занимает около десяти залов.

С обратной стороны этого сектора казармы – ещё одно место слияния Мухавца с Бугом, на этот раз левого рукава Мухавца. На фотографии гораздо лучше, чем на месте предыдущего слияния рек, заметно смешение воды разного цвета. В Западном Буге (справа) вода мутненькая, потому что течение поднимает ил, а Мухавец течёт медленнее, вот и вода чище. А может, Буг чем-то загрязнён выше по течению из-за человеческого фактора, тут уж я не специалист.

Поляки, а через них многие другие народы называют Буг просто Бугом, а в России и, соответственно, Белоруссии и Украине принято различать Западный Буг и Южный Буг, который на Украине течёт из Хмельницкой области и впадает у Николаева в Чёрное море. Скорее всего, происхождение названий у двух рек разное, от каких-то древних и не до конца определённых корней, поэтому и звучали они немного по-разному. Западный Буг чаще звали Бугом, а Южный – то Богом, то Бугом. Короче, очень похоже. Во времена Российской империи геолог Владимир Ласкарев решил, что надо их как-то различать, и добавил прилагательные «Западный» и «Южный». Так и прижилось.

Холмские ворота с внутренней стороны, рядом с площадью Церемониалов. В связи с покраской в белый цвет особенно заметны «раны войны», осознанно оставленные при послевоенной реконструкции территории.

Холмские ворота позволяли проехать на Волынское укрепление, а далее по дороге на юг доехать до города Холма или Хелма, как его сейчас называют в Польше. Название исторической области Холмщина происходит от этого же города.

Даже если вы не бывали в Бресте, то, возможно, видели где-либо фотографию Холмских ворот с внешней стороны. Они очень запоминаются и по праву считаются одним из символом Бреста и Брестской крепости.

Вот они. Словно средневековый замок!

«Хроникальная» табличка справа от моста на своеобразном столбике, выложенном из кирпичей (в правой части фото), напоминает, что 23 июня во время атаки на крепость нацисты гнали впереди себя захваченных в госпитале больных и раненых, женщин и детей. Гнали по этому мосту, идущему от Госпитального острова, где, как вы догадываетесь, находился военный госпиталь. Эта история неплохо показана в художественном фильме «Брестская крепость», который на этом месте и снимался. Когда я был в крепости в 2009 году, слышал от экскурсовода, что здесь велись съёмки крупномасштабного художественного фильма, ещё не зная, какое крутое кино получится у создателей.

На воротах можно заметить ещё одну табличку с портретом комиссара Ефима Фомина и указанием на то, что он был расстрелян нацистами у Холмских ворот 30 июня. Кстати, эта сцена так же есть в упомянутом кино.

Итак, мы перешли мост и оказались на Волынском укреплении Госпитального острова. Как гласит надпись на памятном камне, организованное сопротивление здесь было только в первые три дня войны и значительную роль в нём играл медперсонал. Волынское укрепление не было так серьёзно защищено, как Кобринское, поэтому здесь не очень много мест, напоминающих о войне.

Зато здесь есть кое-что другое, что не ожидаешь встретить на территории крепости, посвящённой в первую очередь истории Великой Отечественной войны. Крепость, напомню, была построена на месте старого города, который развивался ещё со средневековых времён. Но где же был этот город изначально, то самое Берестье? В 1968 году в результате археологических изысканий удалось найти место, которое связывают с древним городом. В 1972 году тут было решено создать музей. Точнее, павильон над раскопанным городом. Такое надо посетить!

Да уж, действительно сюрприз.

Это не реконструкция, не выложенные из современного дерева стены и мостовые, а итог настоящих раскопок с последующей консервацией участка. Предполагаю, что подпорки, которыми окружены здания, уже современные, но сама планировка, конструкция и брёвна настоящие. Строили в то время в основном из сосны. Постройки сохранились благодаря влажной почве и большому количеству органических отходов в ней, что не позволяло проникать вглубь земли воздуху.

Здания относятся к детинцу XIII века. Детинцем принято называть центральную часть средневековых русских городов. Данная вскрытая территория была ремесленным кварталом. Аннотация рядом с раскопом указывает, что здесь мы можем увидеть 28 жилых и хозяйственных построек (сам не пересчитывал, но вроде два десятка точно есть) и две мостовых. Среди домиков можно найти сохранившиеся срубы высотой в 12 венцов, что большая редкость в археологии этого периода. Для тех, кто не в теме: сруб – это в целом конструкция из соединённых друг с другом брёвен, а венец – это замкнутое соединение нескольких брёвен, в данном случае четырёх, образующих квадрат. Чем больше венцов, тем выше сруб.

Плотность застройки, когда домики вплотную стояли друг к другу, объясняется тем, что жителям хотелось поселиться в укреплённом детинце, а не в плохо защищённом посаде.

Раскопки, само собой, велись не только здесь, но именно этот кусок площадью в 1118 квадратных метров превратили в музей, открытый в 1982 году. По бокам павильона разместилась экспозиция, рассказывающая об истории и быте древнего Берестья. Посмотрим некоторые любопытные экспонаты.

Одна из находок раскопок на территории крепости – глинобитная печь, датируемая последней третью X века. А нам вчера казалось, что в Бресте никаких древностей и нет! Формально датой основания города, как вы помните, считается 1019 год, год упоминания Берестья в «Повести временных лет». Но печь, самая древняя археологическая находка города, подсказывает, что Берестье существовало чуть раньше.

Печь нашли на Центральном острове в 2006 году. Если сейчас Центральный остров воспринимается как центр Брестской крепости, её цитадель, то в древности было наоборот: детинец был на мысе между левым рукавом Мухавца и Западным Бугом, а посад разместился на острове.

Конечно, это не вся печь, а лишь её сохранившееся основание. Чтобы понять, как она работала, обратите внимание на картинку справа на стене. В нижний «отсек» клали дровишки и разжигали костёр, а сверху ставили керамику для обжига. Предполагаю, что керамические сосуды, которые установили выше археологической находки, должны продемонстрировать приблизительный уровень верхнего «отсека» печи.

«На заводе батя пули отливал, по рюмочке рябиновой в субботу выпивал...» Ой, извините, не та эпоха.

Сценка из кузницы намекает, что основу ремесленного производства Берестья составляла обработка железа. Одной из находок, датируемых XIV веком, были остатки кузницы с кузнечным горном, сложенным из крупных валунов и кирпичей.

Простой, но хороший приём показать, как использовалось при земледелии рало: оно установлено на фоне силуэтов крестьянина и тяглового животного.

Рало или орало – одно из древнейших пахотных орудий, оно примитивнее сохи и плуга и отличается от них простотой конструкции. Данное рало XIII века было найдено в 1975 году, оно сделано из дуба. Утверждается, что больше ни одного дубового рала на территории Европы не найдено, что делает находку уникальной.

И животноводство!

Да, занимались жители Берестья и животноводством, в городе было много скота, из костей которого советские учёные в 1983 году даже попытались собрать скелет. Полностью деталей конструктора не хватило, но картинку дорисовали. А когда дорисовали, стало ясно, что средневековые коровы Берестья были ниже современных.

Вот, пожалуйте, сравнение. 100 сантиметров вместо нынешних 135–140. Низкий рост связан с тем, что условия содержания были относительно суровыми: зимы холодные, кормили в холодное время года только соломой.

Довольно любопытный экспонат – самшитовый гребень с вырезанными буквами алфавита кириллицы на обеих сторонах. Его экспонируют на крутящейся подставке, чтобы можно было рассмотреть обе стороны. Весь алфавит на гребень не влезал, но хотя бы частично можно было выучить, от А до Е на этой стороне и ещё семь букв на другой. Причесался – и заодно позубрил азбуку, удобно.

Продолжим прогулку по Волынскому укреплению. Недалеко от археологического музея «Берестье» находятся совсем уж плохие руины, к которым нельзя нормально подойти из-за отсутствия тропинки и из-за забора и за которыми, как мне кажется, никто не ухаживает, в отличие от руин цитадели. Это тот самый военный госпиталь, что появился при создании крепостного комплекса и существовал до Великой Отечественной. После войны часть госпиталя использовали как склад, а часть стали растаскивать на кирпичи.

До госпиталя здесь был бернардинский монастырь, макет которого я показывал вчера в Музее истории Бреста. Монастырь вёл свою историю с XV века, но полноценную застройку сделал в XVII–XVIII столетиях. Фактически монастырей было два – мужской и женский, но часто, упрощая, говорят, что это один монастырь. Это напоминает ситуацию в Минске, где я объяснял на примере Верхнего города, что бернардинки, они же клариссинки, в Речи Посполитой нередко пользовались гостеприимством бернардинцев, и поэтому их монастыри могли в итоге соседствовать. Как я понимаю, руины относятся к женскому монастырю, а мужской разобрали подчистую, разве что фундамент в земле можно поковырять. Поэтому никаким барокко теперь не полюбуешься.

Разве что можно почитать на стенде информацию о монастыре и изучить планы и модели первоначального вида обители.

Чуть южнее находится действующий православный Свято-Рождество-Богородицкий женский монастырь. На его территорию можно пройти, посетив действующую современную церковь Рождества Богородицы, но она не особо интересна с архитектурной точки зрения и напоминает большую деревянную беседку, летний павильон. Дёшево, но сердито.

Монастырь создан в 2001 году и явно не располагает большим бюджетом. Однако ему выделили намоленное место: приблизительно здесь же в Средние века существовало два православных монастыря, один одноимённый, в честь Рождества Богородицы, а другой Свято-Симеоновский. Существует предание, что монашеская жизнь в этом месте велась с древнейших времён, с момента крещения Руси, но наиболее ранние точные сведения о монастырях датируются XV веком. Упомянутый вчера Афанасий Брестский, противник Брестской унии (мы проходили мимо его памятника), был игуменом Свято-Симеоновского монастыря.

Изначальный Рождество-Богородицкий монастырь перестал существовать в XVII–XVIII веках по неизвестным нам причинам. Свято-Симеоновский почти успел дожить до создания крепости и не раз горел в конце XVIII – начале XIX века. Последний пожар принёс монастырю настолько значительный урон (сгорел главный храм), что он уже не смог его вынести и по решению Синода был упразднён. Оставшиеся постройки разобраны при создании крепости.

Когда строили крепость, здесь разместили сооружения крепостного вала Волынского укрепления. Вал мы видим слева в кадре вместе с встроенными в него казематами Южных ворот. Сами ворота находятся слева от нас и в кадр не попали.

А прямо по курсу располагался редюит VIII бастиона, его здание сохранилось и видно в кадре. Под словом «редюит» понимают укрепление, необходимое в качестве последнего оплота обороняющегося гарнизона. То есть военные VIII бастиона, расположенного далее прямо и налево, в случае отступления скрывались бы и оборонялись в здании редюита. К началу Великой Отечественной войны постройка использовалась как казарма полковой школы 84-го стрелкового полка. Военная часть была на этом месте до 1990-х, а в 2000-е заброшенное здание редюита отдали монастырю и оно стало его главным корпусом.

Так выглядят Южные ворота с внешней стороны. Казематы с предыдущего кадра, «накрытые» валом, стоят слева от них. Ровное такие же идут с правой стороны, но сейчас они огорожены и там, кажется, идут реставрационные работы. Раньше ворота иногда называли Хелмскими из-за того, что они, как и Холмские ворота цитадели, направлены в сторону Хелма, а также Николаевскими в честь императора Николая I, при котором построена крепость.

Это самая крайняя точка на юге крепости, которую можно свободно посмотреть. Отбитые любители фортификации приглашаются побродить дальше по тропинкам заросшего леса к крепостному рву, чтобы изучить остатки одного из равелинов, но нам на сегодня хватит. Для особо рисковых также посоветую свернуть тут на тропинку пограничной зоны, которая перегорожена шлагбаумом, но нам ещё неделю путешествовать по Белоруссии, поэтому не будем нарываться на проблемы с законом. В целом на Госпитальном острове есть ещё несколько незначительных построек, пусть он не столь интересен и благоустроен, как Северный остров.

Вернёмся обратно в цитадель. Предлагаю посетить ещё один музейный объект Брестской крепости в юго-восточном секторе казарм, радом с уже увиденной «Летописью Брестской крепости». Это экспозиция «Музей войны – территория мира», тоже довольно новая, открытая в 2014 году.

Повторюсь: экспозиции Брестской крепости на первый взгляд повторяют друг друга, но каждая использует немного свои акценты и свои приёмы для описания событий обороны. На мой вкус, из трёх экспозиций цитадели – классической в Музее обороны, маленькой экспозиции со сценками в «Летописи...» и этой – в случае ограниченности выбора стоит выбрать для посещения эту. Музей делает акцент на двух основных темах: человеческой трагедии войны и памяти о событиях войны. Получается скорее не традиционный, а более современный «антропологический» взгляд.

Во входной зоне представлено название Брестской крепости на 27 языках. Это подчёркивает не только всемирную известность истории крепости, но и географический охват её посетителей. По некоторым подсчётам, таковых набралось уже больше 23 миллионов из 140 стран мира.

Фанаты разбираться в тонкостях языков типа меня с удовольствием могут рассмотреть витрину и поискать, какие языки здесь представлены. Пожалуй, все перечислять не буду, но давайте для приличия отметим названия на белорусском (3 ряд) и на языках соседей Белоруссии: русский сами найдёте, украинский – 5 ряд справа, польский – последний ряд справа (из-за освещения едва читается: Twierdza Brzeska), литовский – 4 ряд слева (почему-то без специфической для литовского буквы Ė, вроде нужно писать: Bresto tvirtovė), латышский – предпоследний ряд справа.

Немного неожиданный экспонат для начала экспозиции перед основными залами.

Это ковёр ручной работы под названием «Советский пограничник». Его изготовили к 23-му февраля 1941 года жёны военнослужащих военного комиссариата Унечского района Орловской области РСФСР (теперь в составе Брянской области). Как утверждается в материалах на сайте музея, неизвестный нам командир Красной армии передал этот ковёр жителю Бреста П.И. Галашу в 1942 году. Хм, как? Город же был оккупирован в это время. Этот командир был в подполье? Впрочем, возможно, это опечатка и Галаш хранил ковёр с 1941 года. Так или иначе, в 1969 году он передал его в музей.

Зал 1 «Накануне» и зал 2 «Сражение» посвящены жизни крепости до и во время обороны лета 1941 года. В дизайне залов активно используются различные инсталляции, видео- и аудиосопровождение. Вот, например, лошадки. В крепости, естественно, были конюшни, и лошади среагировали на начало войны чуть ли не безумнее, чем люди. Участник обороны крепости Иван Долотов вспоминал:

Когда у задней стены Белого дворца стали рваться фашистские снаряды, то в первую очередь загорелись пристроенные тут деревянные конюшни. Из пламени вырывались ошалелые лошади с распущенными гривами и вывернутыми белками обезумевших глаз. Они наталкивались на деревья, опять вскакивали и... бежали. Протяжное стонущее ржание заглушалось сплошным грохотом взрывов. И не было спасения в охваченном войной пространстве.

Маленький, но интересный экспонат подан не в простой витрине, а в виде как бы заваленного «мусором войны» предмета. Наверное, примерно так он и лежал долгие годы.

Это личный медальон старшего сержанта Филиппа Лаенкова, помощника командира взвода 455-го стрелкового полка. Медальоны образца 1941 года представляли собой капсулы из пластика с откручивающейся крышкой и нужны были для хранения вкладыша с личными данными бойца. В случае смерти человека можно было опознать. Конкретно этот медальон нашли в крепости в 1957 году. Муляж листка-вкладыша в развёрнутом виде лежит под ним.

Я читал, что среди солдат бытовало суеверие: мол, ношение медальона приближает смерть. Солдаты могли выбрасывать медальоны или не заполнять бланки, ну а капсулы было удобно использовать, скажем, для мундштука. В ходе войны осенью 1942 года медальоны упразднили и перестали выдавать. Ну а сам Лаенков, даже если предавался суевериям, войну пережил: в плену он пытался устраивать диверсии и с третьей попытки, уже во время эвакуации лагеря в 1944 году, бежал в леса Эльзас-Лотарингии и примкнул к французскому Сопротивлению.

3 и 4 залы объединены темой «Испытание» и раскрывают судьбы военнопленных.

В витрине интересным образом оформлены личные знаки узников концлагерей. Расскажу про один из них. Справа сверху немного обособленно от остальных лежит знак, похожий на лезвие, с подписью «Oflag-XIII D Hammelburg Nr. 1898». Он принадлежал участнику обороны крепости Александру Санину, сражавшемуся в районе Тереспольских ворот. В плану Санин содержался в лагере Хаммельбург, где какое-то время пребывал сам Дмитрий Карбышев. Санин и Карбышев близко общались, но первому повезло – ему удалось вернуться домой.

Думаю, эту инсталляцию не надо объяснять.

Знак остарбайтера принадлежал Надежде Ильиной, жене батальонного комиссара 17-го погранотряда Ефима Ильина. Того самого отряда, к которому относилась 9-я застава у Тереспольских ворот. Однако надо понимать, что сам отряд охранял территорию границы не только в крепости, поэтому судьба Ефима Ильина сложилась не так, как у многих сегодняшних героев. Он не был окружён в Бресте, сражался в иных местах вместе с отступающими войсками, а затем нёс службу до конца войны.

А вот его жена Надежда и дочь Римма, проживая в Бресте, оказались в оккупации и не смогли бежать. Надежда стала работать на подполье, в её квартире была явка, она помогала собирать разведданные, хранила и передавала кому надо взрывчатку и мины, с помощью которых однажды удалось подорвать немецкий склад. В марте 1944 года её арестовали и вместе с дочерью отправили на принудительные работы. К счастью, войну они пережили.

Вторая половина экспозиции описывает историю памяти о событиях обороны Брестской крепости: это зал 5 «Признание», зал 6 «Эхо войны» и зал 7 «Наследие». В последнем продемонстрированы различные произведения искусства, в которых нашли отражение образы защитников Брестской крепости.

На фото – миниатюры различных конкурсных проектов для мемориального комплекса крепости, которые предлагались к реализации в 1960-е годы. Победителя мы видим наверху. В принципе, можно пофантазировать, как выглядели бы иные памятники в большом масштабе в реальности. Мне лично симпатичен проект справа, с фигурами защитников крепости в углублениях крепостной стены.

Скульптура В. Лукьянова «Защитник крепости» (1969). Надпись, которую выскабливает герой скульптуры, – одна из тех, которую реально нашли: «Умрём, но из крепости не уйдём».

Последний 8-й зал «Дороги памяти» так же посвящён политике памяти. Здесь моё внимание привлёк реквизит со съёмок фильма «Брестская крепость». Эту форму носил актёр Андрей Мерзликин, исполнявший роль лейтенанта Андрея Кижеватова. Эх, вновь захотелось пересмотреть этот замечательный фильм. Надо бы этим заняться!

Тем более, что погода портится и меня сейчас накроет ливень. Быстро побежим на выход, который является парадным входом в крепость. Скорее всего, туристов на автобусах почти всегда привозят сюда, а не к Северным воротам, где мы были утром.

Монумент «Звезда» надстроен над крепостным валом в юго-восточной части Кобринского укрепления. Остатки казематов можно увидеть слева и справа. Железобетонная конструкция выглядит схожим образом с двух сторон и поставлена так, что идеально видна и с со стороны цитадели, и со стороны города.

Первоначально выход в город в этом районе Кобринского укрепления пролегал через Восточные ворота в 150 метрах севернее (левее). Ворота были похожи на Северные и Южные, обычный проезд через вал. Они не сохранились, потому что после освобождения Бреста в 1944 году несчастный техник-лейтенант неаккуратно обращался с миной в хранилище у ворот, где было ещё множество трофейной взрывчатки. Итогом стал взрыв, унёсший жизни 19 человек и взбудораживший весь город. Теперь там пруд на месте образовавшейся воронки. Иногда его ласково называют «Бомбочкой».

Невесёлую историю я вспомнил на прощание, но извините. Будете в Белоруссии – постарайтесь посетить Брестскую крепость. Здесь очень интересно.

А на сегодня всё. До новых встреч.

Продолжение следует...

Ранее в поездке: