СОЛНЦЕКОРТ | Нора Сакавич

THE SUNSHINE COURT — Солцекорт (Солнечный корт) | Nora Sakavic — Нора Сакавич

Перевод выполнен каналом t.me/sunshinecourt
Наш чат общения — t.me/TasianJunSex

Оглавление

1. Глава Первая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC1
2. Глава Вторая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC2
3. Глава Третья — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC3
4. Глава Четвертая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC4
5. Глава Пятая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC5
6. Глава Шестая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC6
7. Глава Седьмая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC7
8. Глава Восьмая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC8
9. Глава Девятая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC9
10. Глава Десятая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC10
11. Глава Одиннадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC11
12. Глава Двенадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC12
13. Глава Тринадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC13
14. Глава Четырнадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC14
15. Глава Пятнадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC15
16. Глава Шестнадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC16
17. Глава Семнадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC17

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Жан

Жан Моро приходил в себя по частям, пытаясь собраться с силами, как делал это тысячи дней назад. Облако его мыслей было так же непривычно, как и тяжесть в конечностях: когда Джозайя латал команду, он обычно обходился ибупрофеном, даже если подчищал за Рико. Для него это означало, что Жану не понравится то, с чем он столкнется.

Помимо жгучей боли вдоль черепа до макушки, его скулы и нос словно превратились в горячую кашеобразную массу. Жан поднял со своего бока чересчур тяжелую руку и осторожно ощупал собственные черты лица. Швы и повязки под подушечками его пальцев были знакомы грубой текстурой, а нарастающая при небольшом надавливании боль подтверждала, что его нос снова сломан. Вороны собирались использовать это в своих интересах в течение следующих нескольких недель, чтобы удержать его на своем месте. У него не было другого выбора, кроме как защищаться от их тяжелых и жестких проверок, отступая назад, когда следовало бы двигаться вперед.

Его шея болела, но кожа не была повреждена, и в туманном бреду Жану потребовалось слишком много времени, чтобы вспомнить, что произошло. Когда он наконец сосредоточился, от воспоминаний о руках Рико, сжимавших его горло сильнее и дольше, чем когда-либо, по спине пробежала дрожь. Жан поддался страху, забылся и попытался оттолкнуть руки Рико. Рико ответил, безжалостно ударив его кулаком по лицу. От осознания, что хозяин изобьет Рико после чемпионата за нарушение золотого правила – не там, где это смогут увидеть – Жана затошнило. Рико был вдвое злее, когда ему было больно.

Жан медленно опустил руку обратно на бок и попытался открыть глаза. Потребовалось несколько попыток, но сфокусировавшись, он увидел незнакомый потолок. Жан был продан замку Эвермор пять лет назад; он знал каждый квадратный сантиметр этого стадиона лучше, чем свое собственное тело. Эта комната находилась не в Эверморе, не с такой светлой краской и широкими окнами. Кто-то повесил темно-синие шторы на карниз, чтобы немного затемнить комнату, но лучи жгуче-оранжевого солнечного света все еще проникали в комнату и полосами пересекали кровать.

Больница? Укол страха заставил его пересчитать пальцы на руках и ногах. Руки болели, но он мог ими пошевелить. Отсутствие сломанных пальцев на этот раз немного обнадеживало, но что случилось с его ногой? Его левое колено заныло, когда он пошевелился, а сразу же после этого левая лодыжка вспыхнула болью. Через несколько недель они должны были встретиться с Троянцами в полуфинале чемпионата, а это не выглядело как что-то, что быстро заживет.

Жан заставил себя подняться и тут же пожалел об этом. Боль, пронзившая его живот до ключицы, была настолько сильной, что его начало тошнить. Жан медленно вдохнул сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как вся его грудь сжимается от напряжения. Воспоминание о том, как Рико пинал его снова и снова, даже когда он пытался свернуться в комок и защититься, заставило кровь стыть в жилах. Прошли годы с тех пор, как Рико в последний раз сломал Жану ребра. Из-за этого Жан был отстранен от игры на одиннадцать недель, а Рико — на одну, когда хозяин закончил с ним. Это не могло повториться, не могло, но первое же прикосновение к боку вызвало у него мучительную боль.

Он чуть не прокусил внутреннюю часть губы до крови, заставляя себя осмотреться. Отсутствие какого-либо медицинского оборудования опровергло его догадки о больнице. Это была чья-то спальня, но в этом не было никакого смысла. На тумбочке рядом с кроватью стоял будильник, лампа и две разные подставки. По дальней стене тянулся длинный комод, в котором были разбросаны книги и украшения. Сразу за ним стояла корзина для белья, которая крайне нуждалась в том, чтобы её освободил

Единственное, что увидел Жан, единственное, что имело значение, — это девушка, сидевшая в низком кресле у подножья кровати. Рене Уокер сидела, положив ноги в носках на спинку стула и сложив руки на коленях. Несмотря на расслабленные плечи и спокойное выражение лица, её взгляд был острым и пристальным. Жан смотрел в ответ, ожидая, пока что-нибудь в этой ситуации обретет смысл.

— Добрый вечер, — сказала она наконец. — Как ты себя чувствуешь?

На мгновение он вернулся в Эвермор, наблюдая, как хозяин сообщает Рико, что Кенго скончался. Хозяину предстояло лететь на частном самолете в Нью-Йорк для организации похорон, а Рико должен был присматривать за Воронами в его отсутствие. Рико знал, что лучше не спорить о том, что его бросают, но он все равно беспомощно последовал за хозяином к выходу. У Жана было двадцать секунд покоя, и он потратил их впустую, отправив Рене сообщение с предупреждением. Он знал, что произойдет, когда Рико заберет его в Черный зал, но он не мог отказаться от его приказов.

Мысли его проносились мимо дикой ярости Рико, а все последующее было как в тумане: приглушенные голоса, кричащие за тысячу километров, далекий дорожный шум во время бесконечной, мучительной поездки, запах сигаретного дыма и виски, когда парень нес своё поломанное и накачанное наркотиками тело в чужой дом

Нет, — подумал Жан. — Нет, нет, нет.

Он не хотел спрашивать, но ему пришлось. Чтобы произнести слова, когда его сердце застряло в горле, потребовалось три попытки:

— Где я?

Взгляд Рене был столь же непоколебим, сколь и беспокоен.

— Южная Каролина.

Жан сдвинул ноги к краю кровати, собираясь встать, но это оказалось так больно, что его чуть не вырвало. Он задыхался, сердце колотилось в глазах и кончиках пальцев, но он смутно осознал, что Рене подошла и встала перед ним. Он даже не услышал, как она встала, но теперь она осторожно проверяла линию его ребер.

— Дай мне подняться, — сказал он, будто сейчас мог хоть как-то контролировать свое тело. Жан сморгнул черные пятна из поля зрения, разрываясь между неясным жаром нарастающей болии головокружительным ощущением падения. Он не был уверен, что произойдет раньше: потеря сознания или рвота, но он молился, чтобы это было последнее, что с ним произойдет.

— Отпусти меня.

— Не отпущу. Ложись. — Рене положила одну руку ему на плечо, а другую держала сбоку, чтобы поддерживать его. Жан пытался сопротивляться всего секунду: напрягаться было ошибкой, и он не хотел повторять подобное ближайшее время. Рене уложила его на спину и натянула одеяло до ключиц. Она по очереди проверяла его глаза, зажимая его подбородок между большим и указательным пальцами, когда он пытался отвести от нее взгляд. Жан смотрел на неё со всей яростью, которую только могло позволить ему его измученное, изломанное тело.

— Он тебя не простит, — сказал Жан. — Так же, как и я.

— О, Жан, — улыбнулась Рене милой улыбкой, которая не исчезала из её взгляда. — Мне этого не простят. Попробуй немного поспать. Это поможет тебе больше, чем что-либо еще.

— Нет, — настаивал Жан, но он уже начал отступать.

Это должно было быть кошмар. Если бы в мире существовала справедливость, Жан проснулся бы в Эверморе от нетерпения хозяина и ненависти Рико. Но когда Жан в следующий раз проснулся, он все еще находился в той светлой спальне с единственной кроватью, а Рене наблюдала за ним. Она была одета в что-то новое, и свет, падающий на кровать, был более мягким, утренним светом. Жан еще раз мысленно проверил свои руки и ноги, прежде чем снова с трудом подняться. Взгляд Рене был спокоен, но Жан никогда больше не поверит её миролюбивому поведению. Она прокляла их обоих.

— Где я?  — спросил он, молясь, чтобы на этот раз ответ был другим.

— Южная Каролина, — сказала Рене без колебаний. — Точнее, ты находишься в доме медсестры нашей команды Эбби Уинфилд. — Сегодня 15 марта, — сказала она прежде, чем Жан даже подумал об этом спросить. — Ты помнишь что-нибудь со вчера?

— Я попал сюда вчера, — сказал Жан. Это был не совсем вопрос, но он посмотрел на неё в поисках ответа. Он не был уверен, насколько сильно Рико потрепал его мозг, и то, что Рене кивнула немного помогло. Он потерял целый день из-за этих обрывков, кровавых воспоминаний и последнего разговора с ней, но был готов списать эти пробелы на бессознательное состояние.

Жан осторожно сдвинул ноги к краю кровати. Правая нога двигалась сама по себе, но, чтобы переместить левую, ему пришлось зажать её ноющими руками. Каждый вздох, который он делал, каждое движение насквозь пронизывало его болью. Во многих местах были глубокие и затянутые повреждения. Боль проникала в его грудь и кишечник, как кислота, разъедая все, что от него осталось. Было чертовски плохо, но он переживал худшее. Он переживет и это, чего бы ему это ни стоило.

— Жан, — сказала Рене. — Я бы предпочла, чтобы ты остался на месте.

— Ты не сможешь меня остановить, — сказал Жан.

— Я обещаю, что смогу, — сказала она. — Это для твоего же блага. Ты не в том состоянии, чтобы двигаться.

— Это из-за тебя, — огрызнулся Жан. — Ты не должна была привозить меня сюда. Верни меня в Эвермор.

— Не верну, — сказала Рене. — Если этот ответ тебя не удовлетворяет: я не могу. Мистер Андрич на время изгнал тебя из Эвермора.

Жан помнил это имя, но лишь смутно. Поняв, что это молчание скорее растерянное, чем воинственное, Рене пояснила: «Ректор вашего кампуса».

— Моего… — Сердце Жана неистово стучало. —Что ты наделала?

Когда он, наконец, добрался до края кровати, Рене встала у его колена, непоколебимой преградой, удерживая его на матрасе.

— Я отправила его в Гнездо без предупреждения и приглашения.

— Нет, — сказал Жан, глядя на нее. — У него нет доступа. У него нет полномочий.

— Неприятное пробуждение для него, — призналась Рене, мрачно улыбнувшись уголками губ. — Потребовалось полдюжины звонков в службу безопасности и охрану, чтобы открыть дверь.

— И как он оказался внутри?

Рене развела руками в жесте «ну вот так»:

— Он требовал встречи с тобой, а Вороны не знали, что ему нельзя показывать дорогу. Рико в это время был на площадке, — объяснила она, прежде чем ему пришлось спросить. — Он не успел вернуться внутрь достаточно быстро. О, спасибо. — Последняя фраза была адресована не ему. Жан не мог повернуться, чтобы посмотреть, кто к ним присоединился, но вскоре в поле зрения появилась пожилая женщина с подносом. Она выглядела отдаленно знакомой, и он понимал, что это означало, что она была связана со спортом. Он наверняка видел ее в сторонке или на банкете, а значит она должна была быть медсестрой команды, в доме которой его держали. Жан наблюдал с прикрытыми глазами, как Рене убирала вещи с тумбочки. Два стакана воды, стакан светлого сока и тарелка супа стояли рядом.

Эбби убедилась, что поднос стоит твердо, прежде чем внимательно посмотреть на Жана.

— Как ты себя чувствуешь?

Жан смотрел на нее каменным взглядом, но женщина, которой изо дня в день приходится иметь дело с Натаниэлем и Кевином, вряд ли будет напугана его гневом. На деле она просто наклонилась, чтобы проверить его травмы. Когда она осматривала его повязки и швы, её взгляд был внимательным, а когда ощупывала плечи, руки были легкими.

— Он говорил? — спросила Эбби Рене.

— В его голосе есть заметная хрипота, — сказала Рене, — но не похоже, что что-то было повреждено и не подлежит восстановлению.

Рене взяла один из стаканов и протянула ему. Жан даже не осознавал, насколько ему хотелось пить, но будь он проклят, если возьмёт у них хоть что-то. Рене, казалось, довольствовалась тем, что терпеливо ждала его, а не пыталась сунуть стакан в ушибленную руку. С минуту она наблюдала за работой Эбби, прежде чем с опозданием вспомнила, что пыталась объясниться.

— Я предоставила Андричу выбор: позволить мне взять тебя с собой, чтобы ты выздоровел, или смириться с тем, что моя мать напишет очень подробную и наглядную статью о том, что случилось с тобой в кампусе. Неудивительно, что он был очень рад купить наше молчание. Он пообещал провести расследование, а я взамен пообещала держать его в курсе твоего состояния. Я сомневаюсь, что мы увидим какие-то серьезные изменения в Университете Эдгара Аллана так скоро, но сейчас я буду использовать свои преимущества там, где смогу.

Жан забыл о своем решении хранить молчание.

— Это не победа, ты, высокомерная дура. — Эбби вздрогнула от голоса Жана и осторожно прижала большие пальцы к его горлу.

— Вдохни для меня. — Жан попытался отбить ее руки, но эта попытка причинила ему гораздо больше боли, чем ей, и Эбби просто ждала, пока он угомонится. Он угрюмо сделал то, что его попросили, а Рене внимательно наблюдала за Эбби, пока медсестра ощущала движение шеи под ее пальцами. Эбби сменила хват для второго вдоха, но давление, которое раньше было незначительным, здесь ощущалось как удар ломом, и Жан вздрогнул от ее прикосновения. Он попытался скрыть это за раздражением и отмахнулся от нее.

— Да отвали ты от меня. Как я доберусь домой?

— Ты не уйдешь, — напомнила ему Рене. —Андрич исключил тебя из состава, или он сделает это, как только расследование завершится. Ни в одной вселенной он не позволит тебе вернуться в Эвермор после того, как увидел тебя в таком виде.

— Я Ворон, сейчас и всегда, — сказал Жан. — Неважно, что говорит один незначительный человек.

— Возможно, — сказала Рене легким тоном, означавшем, что она не верит в это.

— Верни меня обратно в Эвермор.

— Я буду говорить это до посинения, если придется. Я не позволю тебе уйти.

— Вы не имеете права держать меня здесь.

— Он не имел права так поступать с тобой.

Жан рассмеялся, коротко и резко, и позволил боли прожечь его. Благодаря безрассудной неосмотрительности Кевина Рене знала об отношениях Жана с Рико больше, чем следовало, поэтому она понимала, какая это наглая ложь. Хозяин купил Жана много лет назад, но из-за такого количества Воронов под ногами у него не было ни времени, ни сил, чтобы тренировать рассерженного ребенка. Вместо этого он подарил его Рико, доверив племяннику управляться с Жаном. Рико имел право делать с Жаном все, что хотел: Жан был его собственностью с этого момента и до самой смерти.

Хозяин вбил бы своих Воронов в землю за их оплошность и вбил бы свое недовольство в каждый сантиметр кожи Рико, но как только заканчивался сезон, Рико с интересом передавал эти муки Жану. Жан не впустил Андрича, но это была его вина, что Рене пришла его искать. Он находился за сотни километров от дома, потому что у него не хватило ума держать рот на замке.

Жан сожалел, что когда-то увидел Рене. Он ненавидел себя за то, что поддался любопытству и ответил на её сообщения в январе. Оглядываясь назад, он казался сам себе предателем.

— Никто со мной этого не делал, — сказал он. — Я получил травму в драке.

— Я работаю с Лисами, — напомнила Эбби Жану. — Даже они не могут так сильно ранить друг друга на площадке. Бог знает, достаточно ли их судили за эти годы.

— Я нахожу неудивительным, что они посредственны во всем, что делают.

— Это, — сказала Эбби, очень осторожно касаясь пальцами его виска, — не результат схватки. Полагаю, даже Вороны тренируются в полной экипировке? Посмотри мне в глаза и расскажи, как им удалось вырвать у тебя столько волос через шлем.

Рука Жана непрошено поднялась вверх, нащупала ее руку, а затем и причину боли на его черепе. Воспоминания пронеслись на краю его сознания: одна рука закрывала ему рот и нос, чтобы удерживать голову, а другая рука дергала его так сильно, как только могла. На мгновение вспышка воспоминания о разрывающейся коже ослепило его, и Жан тяжело сглотнул, борясь с приступом тошноты. Он быстро опустил руку на колени.

— Я задала тебе вопрос, — сказала Эбби.

— Отвезите меня обратно в Эвермор, — сказал Жан. — Я не останусь здесь с вами.

— Эбби, — сказала Рене, возвращая воду Жана на поднос. Они с Эбби тихо ушли, не сказав ему ни слова. Жан не обратил внимания на звук закрывающейся за ними двери, предпочитая думать о том, как спасти свою жизнь. Все зависело от его возможности вернуться в Западную Вирджинию.

Он не мог изменить того, что его схватили или что в дело вмешался Андрич, но он докажет свою преданность, вернувшись домой как можно быстрее. У него были коды доступа от стадиона и «Гнезда», так что ему нужно было просто проскользнуть мимо охраны и проникнуть внутрь. Не имело значения, что Андрич сказал Воронам: ни один из них не прогонит его у дверей. Никто не уходил из Эвермора.

Кроме Кевина. Кроме Натаниэля.

Эти мысли не имели смысла, они ядом жгли его грудь, и Жан изо всех сил ударил себя по бедрам. Боль вызывала в его голове белый шум, заглушая опасные мысли, а Жан тем временем вдыхал и выдыхал так медленно, как только мог, пока его разум не пришел в себя. Жан проверил карманы в поисках телефона, но остался ни с чем.

Мгновение спустя он понял, что одет в незнакомую ему пару серых шорт. Серых, а не черных. Жан не мог вспомнить, когда ему в последний раз разрешали носить цветную одежду. Возможно, в Марселе, но Жан не был уверен. Он покинул Францию ​​в четырнадцать лет, но чересчур долгие годы в Гнезде стерли всё, что было раньше. Шестнадцать часов тренировок в день и душераздирающая жестокость Рико вырвали у него душу. Всё, что было раньше, представляло собой беспорядочный хаос, сны, которые растворялись прежде, чем он просыпался, чтобы вспомнить их.

На мгновение эта боль была больше похожа на горе, чем на страх, но Жан снова ударил себя, чтобы обострить ощущения. Неважно, что было раньше: пути назад нет. Все, что имело значение, — это пережить сегодняшний, затем завтрашний, затем послезавтрашний день. Единственное, что имело значение, — это вернуться домой.

Я Жан Моро. Мое место в Эверморе. Я всё перетерплю.

Жан придвинулся ближе к краю кровати и коснулся ступнями грубого ковра. Чтобы встать потребовалось пять попыток, так как ему пришлось отталкиваться от матраса руками. Острая боль, возникавшая при каждой попытке, заставляла его судорожно и отчаянно дышать, процарапывая в горле дыры.

Жан попытался сделать шаг вперед, но его левая нога отказалась выдержать его вес. Он камнем рухнул вниз, оглядываясь в поисках чего-нибудь, что могло бы остановить его падение. Его рука ударилась о поднос, и его содержимое разлетелось в стороны. Ледяной сок и вода были далеко не так плохи, как обжигающе горячий суп. Хуже, чем всё вместе взятое была невыносимая боль в груди и колене. Когда Жан упал на землю, он прокусил руку до крови прежде, чем успел закричать.

Ужасное осознание того, что он недостаточно силен, чтобы самостоятельно вернуться в Эвермор, едва не погубило его. Жан сжал зубы сильнее, надеясь, что до кости, а затем рядом с ним появились руки. Сквозь рёв в ушах он даже не услышал, как открылась дверь.

— Эй, — раздался мужской голос прямо рядом с ухом, и тренер Ваймак начал тянуть его за запястье, пока Жан не ослабил мертвую хватку. Секундой позже Ваймак подхватил его на руки и с поразительной легкостью поднял Жана с пола, закинув обратно в кровать. Он бросил на Моро быстрый взгляд, прежде чем снова направиться к двери.

Он был недостаточно хорош, чтобы оставаться в стороне, но, по крайней мере, закрыл за собой дверь, когда вернулся. Он принес с собой несколько мокрых тряпок. Жан попытался отобрать у него одну, но Ваймак схватил его за предплечье, чтобы очистить кровавые следы укусов. Жана не беспокоила травма, поскольку его перчатка скрывала её из виду, но он не мог дернуться достаточно сильно, чтобы вырваться из рук Ваймака.

Закончив, Ваймак отпустил руку и принялся за работу, тщательно вытирая суп и сок с обнаженных рук и груди Жана. Только когда он закончил, он серьезно посмотрел на Жана и спросил:

— Кто-то забыл упомянуть, что тебе не следует ходить? О чем ты думал?

— Я хочу домой, — повторил Жан. Взгляд, брошенный на него Ваймаком, причинил ему куда больше боли, чем что-либо, что Рико когда-то делал с ним, и Жану пришлось отвести взгляд.

— Отдохни немного, — сказал Ваймак. — Мы поговорим сегодня днем. Здесь.

Жан подумывал о том, чтобы укусить пальцы, которые пихали таблетки ему в рот, но Ваймак был тренером, а это означало, что это запрещено. Он проглотил лекарство и уставился на потолок, пока Ваймак осторожно поднимался с кровати. Жан слышал звон стекла и столовых приборов, когда Ваймак собирал с пола разбросанную и разбитую посуду, но уснул еще до того, как мужчина успел выйти из комнаты.

​Когда он проснулся через несколько часов, у его постели снова сидел Ваймак, по-видимому, увлеченный газетой. На тумбочке стояли две кружки, и Жан почувствовал соблазнительный аромат черного кофе. Это был ненужное напоминание, напомнившее ему, насколько он голоден и хочет пить, и Жан поднялся, со скоростью, подобной улитке. Несмотря на осторожность, он едва мог дышать, когда позволил изголовью кровати принять его вес.

Он задавался вопросом, сможет ли он вообще удержать полную кружку прямо сейчас. Но было уже достаточно того, что он находился здесь: если бы им пришлось кормить его с ложечки, он бы лучше откусил себе язык и покончил с этим. Ваймак поднял на него взгляд:

— Нужно в ванную?

Жану хотелось бы сказать «нет».

— Где она?

Ваймак отложил газету и встал:

— Не перегружай левую ногу.

Жан снова начал слишком осторожные попытки встать с кровати. Ваймак крепко схватил его за плечи, когда Жан попытался подняться. Жан почувствовал, что его ноги снова чуть не отказали ему. Хватка Ваймака стала настолько крепкой, что остался синяк. Было больно, но зато Жан не упал, и Ваймак предложил свое тело в качестве опоры. Жан изжевал внутреннюю часть щеки, чтобы ничего не сказать про эту несчастную ситуацию.

Ванная была всего через одну дверь слева, но дорога туда заняла целую вечность. Ваймак прислонил его к стене, ближайшей к туалету, и предоставил ему спокойно разобраться со своими делами. Он вернулся, как только услышал, как шумит вода, и вошел, просто постучав костяшками пальцев по двери в знак предупреждения. Они пошли обратно в спальню, двигаясь чертовски медленно. Когда он добрался до кровати, у Жана в глазах поплыло.

Возможно, от боли у него начались галлюцинации, но теперь возле кофе стояла дымящаяся миска с кашей. Желудок Жана выдал его злобным рычанием.

— Ешь, — сказал Ваймак. — Уже почти тридцать часов мы не можем впихнуть в тебя ничего, кроме воды.

Жан посмотрел на синяки, испачкавшие большую часть его рук, затем неохотно перевел взгляд на полоски ободранной кожи на предплечьях. Рико связал его шнурами для ракеток, которые были слишком грубыми, чтобы их можно было использовать на голой коже. У Жана были следы от веревки в шести или семи местах на каждой руке, а запястья были ободраны. Рико уже много лет не тратил время на связывание Жана, зная, что Жан повинуется любому наказанию, какое Рико хотел бы исполнить. Последний раз, когда ему приходилось прибегать к таким методам, был…

Жан силой отбросил эту мысль, уклоняясь от воспоминаний, из которых он не мог легко вырваться. Некоторые коробки должны были оставаться закрытыми, даже если ему приходилось ломать пальцы, чтобы удерживать их. Если Рико связал его на этот раз, то только потому, что он это заслужил. Он доказал свою непокорность в тот момент, когда попытался оторвать руки Рико от своего горла.

— Я поем позже, — пробормотал Жан.

— Это манная каша, — сказал Ваймак. — Знаешь, какой ужасной она будет через десять минут? — Он не стал ждать ответа, а взял тарелку и поднес её к лицу Жана так близко, что тот почувствовал пар у его подбородка.

— Я понял. Ты просто волнуешься о том, как будешь управляться с ложкой.

— Я не голоден, — сказал Жан.

– Как хочешь, но у меня руки холодные, поэтому я буду держать эту миску здесь.

Жан напрягал челюсти, придумывая слова, которые он не говорил, требования и вопросы, ответы на которые он не мог доверить никому. Конечно, это было притворство, пряник перед кнутом, способ обойти его защиту, чтобы они могли использовать все, что найдут. Это, должно быть, представление, но Ваймак вжился в свою роль так, будто он исполнял эту песню и танец столько раз, что забыл следить за падением занавеса. Он слишком долго притворялся, что «Лисы» — это настоящая инвестиция, а не рекламный ход.

Жан хотел игнорировать еду, но он был так голоден, что ему стало дурно. В конце концов он решил пойти на это хотя бы потому, что ему нужно было восстановить силы. Ваймак не стал делать вид победителя, когда Жан потянулся за ложкой: он просто уставился взглядом в дальнюю стену, чтобы Жан мог есть, не чувствуя на себе взгляда Ваймака, просверливающего дыры в его избитом лице. Пальцы Жана задрожали, когда он принялся за еду, и он запоздало поблагодарил Ваймака за помощь.

Ваймак поменял пустую тарелку на чашку кофе для Жана. К этому моменту кружка уже была не горячая, а тепловатая, но Жан послушно выпил половину. Когда он откинул голову в молчаливом отказе, Ваймак отложил чашку Жана в сторону и осушил свою. Физические потребности наконец были восстановлены, и Ваймак откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. Он кинул на Жана пристальный взгляд, на который тот предпочел не отвечать.

— Вчера вечером я разговаривал с тренером Мориямой.

Жан забыл, как дышать.

— Как вы смеете говорить с ним, пока он скорбит?

— Я уверен, что он действительно расстроен, — сказал Ваймак без капли сочувствия. — Он не говорил об этом подробно, но Андрич уже надрал ему задницу. Я сказал ему, что мы оплатим твои медицинские счета, поскольку мы вмешались до того, как нас пригласили, и согласился своевременно присылать ему новости о твоем выздоровлении. Такая же договоренность была у нас, когда Кевин приехал на юг. Он знает, что я могу держать слово, когда мне это выгодно.

Жан не знал, было ли это скручивание в его животе сожалением или отвращением. Ваймак даже не осознавал, насколько шатким было его положение. Хозяин не был заинтересован в дестабилизации команд класса I, вмешиваясь в работу тренеров, поэтому, пока Ваймак не надавил на него, он не убрал бы его, как бы он ни раздражал. Рико, с другой стороны, хотел убить Ваймака больше года. Его сдержанность могла быть вызвана страхом перед возмездием дяди, но Жан знал, что в основе всего этого лежит сложный отцовский комплекс Рико. Он читал письмо Кевина почти столько же раз, сколько и Кевин. Рико еще не мог пересечь эту черту, и он абсолютно ненавидел эту часть себя. Жан лениво задавался вопросом, догадывался ли Кевин об этом.

— Где Кевин?

— «Блю-Ридж», — сказал Ваймак. — Лисы сняли домик на весенние каникулы.

— Не Кевин, — настаивал Жан. — Он бы не стал уходить так далеко отсюда.

— Он это сделает, если у него будет достаточная мотивация, — сказал Ваймак, беззаботно пожимая плечами, продолжая нелепую ложь. — Они должны вернуться в город на этих выходных. В воскресенье я полагаю? Если ты хочешь поговорить с ним, я попрошу его прийти, как только он разберет вещи. Кстати говоря, о королеве драмы… — начал Ваймак, но ему потребовалась минута, чтобы разобраться в своих словах. — Я не знаю, знаешь ли ты об этом, но я знаю, что это за человек. Твой так называемый хозяин, — сказал он с нотой ненависти в голосе, — и этот сукин сын, его племянник. Кевин рассказал нам правду, когда перевелся, чтобы мы знали, во что ввязываемся. Я знаю, почему ты думаешь, что тебе нужно вернуться в Эвермор, и знаю, что тебя там ждет. Я скорее сожгу этот дом, чем позволю ему снова прикоснуться к тебе.

Если его руки когда-нибудь снова будут работать, Жан задушит Кевина до смерти при следующей встрече.

Рене начала писать ему еще в начале января, но Жан подождал две недели, прежде чем ответить на её веселые вопросы и замечания. Только после того, как она сказала: «Кевин мне все рассказал», Жан испуганно нарушил молчание. Выяснить, что Рене знала о семье Мориямы, было достаточно сложно, но Жан предположил, что Кевин доверился ей из-за её прошлого. Услышать теперь, что все Лисы знали об этом, но у них не хватило здравого смысла испугаться, было в десять раз хуже. С ними было что-то серьёзно не так, но Жан не мог сказать этого, не признав при этом правоту Кевина. Тем не менее, ему приходилось задаваться вопросом, что могло вызвать такое необратимое повреждение мозга. Возможно, что-то не так в воде на юге? Возможно, отравление угарным газом.

— Никто меня не трогал, — сказал Жан. — Я получил травму во время драки.

—Заткнись. Я не прошу у тебя признания, — сказал Ваймак. — Мне оно не нужно, особенно когда ты выглядишь так, и особенно после того, как в декабре мне пришлось забирать Нила из аэропорта. Но мне нужно, чтобы ты знал, что мы знаем, чтобы ты верил мне, когда я говорю, что мы участвуем в этой борьбе, полностью осознавая ситуацию. Рене знала, чем она рискует, следуя за тобой. Она сделала этот звонок, зная, кому переходит дорогу, и мы поддержим её, чего бы нам это ни стоило.

— Это не её забота, — сказал Жан. — Если вы не хотите отправлять меня в Эвермор, верните мне мой телефон. Я сам организую транспорт.

— Я выключил твой телефон и положил его в морозилку, — сказал Ваймак. — Он взрывался от звонков и сообщений, и мне надоело слушать его щебетание. Ты сможешь получить его обратно после того, как мы выясним, куда мы идем дальше.

— Нет никаких «мы» — настаивал Жан. — Вы не мой тренер.

— Ты имеешь в виду не твой хозяин.

Жан проигнорировал этот резкий ответ.

— Я Ворон. Моё место в Эверморе.

Ваймак сжал переносицу в молчаливой попытке набраться терпения. Жан по глупости подумал, что это означает, что он вымотал мужчину и выиграл спор, но затем Ваймак вытащил из кармана телефон и начал набирать что-то. Он поднес его к уху ровно настолько, чтобы убедиться, что он звонит, затем переключил его на громкую связь и расположил его между ними. Жану не пришлось долго размышлять: на звонок ответили со второго гудка.

— Морияма.

— Тренер Морияма, это снова тренер Ваймак, — сказал Ваймак. Он бросил понимающий взгляд на Жана, и Жан запоздало понял, что он напрягся. — Извините, что прерываю вас, но мне нужна кое-какая помощь. Жан всё время пытается отказаться от моей заботы и встать с постели. Эбби уже сказала, что пройдет еще три недели, прежде чем он сможет даже подумать о переезде, но Жану нужно второе мнение, чтобы успокоить нервы. Вы бы посоветовали ему сидеть, черт возьми, смирно? Я говорю с ним по громкой связи.

Хозяин не ошибся, и его ответ был именно таким, как ожидал Жан:

— Я уверен, что Моро поставит свое здоровье на первое место. Он знает, насколько важно его выздоровление для всех нас в Эдгаре Аллане.

Жан громко и ясно услышал скрытое послание: возвращайся домой как можно скорее или пострадай от болезненных последствий. Он открыл рот, но Ваймак опередил его со сталью в голосе.

— При всем уважении, я звонил вам не ради этого, — сказал Ваймак. — Если бы я хотел услышать эту пустую чушь, я бы купил в долларовом магазине карточку о выздоровлении. До его возвращения на площадку осталось минимум три месяца. Для вас он сейчас бесполезен, а нам нетрудно присматривать за ним тем временем. Скажите ему, чтобы он оставался на месте, прежде чем он еще больше поранится. Пожалуйста.

Рваный укус в этом последнем слове разъедал трещины, о существовании которых Жан даже не подозревал. Он отказался останавливаться на этом, но затаил дыхание, ожидая ответа.

— Ваш беспочвенный антагонизм, как всегда, освежает, — сказал хозяин. — Моро?

— Да, — опомнился Жан в последнюю секунду, — Тренер?

—У тренера Ваймака достаточно проблем со своим бешеным составом. Делай, как он тебе говорит, и оставайся там, где ты сейчас. Мы поговорим еще раз, когда ты поправишься настолько, что можно будет переехать.

— Тренер, я… Простите, пожалуйста, простите меня, я обещаю, что буду стараться.

— Понятно.

Линия затихла, но Жану потребовалось время, чтобы понять, что трубку повесили. Ваймак резким движением захлопнул телефон, и костяшки его пальцев побелели, когда он тщетно пытался раздавить эту маленькую штуку в своей большой руке.

— Этот человек запоздал на годы из-за лобового столкновения на высокой скорости. — Он взял кружку, запоздало вспомнил, что она пуста, и постучал по ней тупыми ногтями. — Это всё облегчает, не так ли? Он знает, что мы держим тебя в плену, и не собирается с этим бороться. — Ваймак искренне думал, что в этом разговоре он одержит верх. Жан хотел возненавидеть его за наивность, но он слишком устал.

— Теперь я могу безопасно переехать, — сказал Жан. — Отправьте меня домой. —Жан не знал, как Ваймак мог выглядеть одновременно таким злым и таким измученным. Он приготовился к реакции на его неблагодарность, но все, что сказал Ваймак, было:

—Нет.

— Ты не можешь держать меня здесь.

— Ты не уйдешь, — сказал Ваймак. — Ты переживешь это, даже если нам придется тащить тебя, пинающегося и кричащего, к финишу. И прежде, чем ты даже подумаешь о том, чтобы снова встать с кровати, вспомни, что твой собственный тренер только что приказал тебе оставаться на месте. Ты пока застрял с нами. — Ваймак подождал минуту, понял, что Жан не собирается отвечать, и наконец сказал: — Я посмотрю, есть ли у Эбби звонок или что-то еще, что мы можем оставить здесь на случай, если мы тебе понадобимся. А пока отдыхай столько, сколько сможешь. Позволь мне позаботиться о твоем тренере. Ты беспокоишься только о себе и ни о чем другом, понял?

Как легко он это сказал. Как будто Жан мог беспокоиться о себе, отдельно от остальных. Мужчина пытался убить его.

— Я спросил, ты понял? —повторил Ваймак, поднимаясь на ноги. У Жана хватило самосохранения, чтобы хотя бы устремить угрюмый взгляд на дальнюю стену.

— Да.

На самом деле он не будет этого делать, но Ваймак не должен был этого слышать. Мужчина предоставил его своим мыслям, и Жан довел себя до головокружения, гоняясь за ними кругами. Хозяин приказал ему оставаться на месте до тех пор, пока Эбби и Ваймак не объявят его готовым к переезду, но имел ли он в виду именно это? Был ли это буквальный приказ, или он ожидал, что Жан все равно найдет дорогу домой? Жан осторожно ощупал колено, но одного легкого давления кончиками пальцев оказалось достаточно, чтобы его зрение поплыло.

Через несколько минут появилась Эбби с кухонным таймером и маленьким стаканом, наполовину полным воды.

— Я не смогла найти колокольчик, но ты можешь использовать таймер, — сказала она, устанавливая его под его рукой. Она предложила ему воду и держала её до тех пор, пока не убедилась, что он сможет взять её у неё.

— Он отвратительно громкий, поэтому мы обязательно услышим его, где бы мы ни находились в доме. Используй его, ладно? Если тебе скучно, если ты голоден, если тебе больно, что угодно. Дэвид купил тебе ещё шорты и боксеры, но, если тебе нужно что-то ещё, просто дай мне знать, и я напишу ему.

Она подождала немного, чтобы посмотреть, придумает ли он что-нибудь, прежде чем вытащить из кармана пузырек с таблетками. Когда он не подал руку, она высыпала две капсулы на простыни рядом с ним.

— Это поможет тебе заснуть. Чем больше ты отдыхаешь и меньше двигаешься, тем будет лучше.

— Что с моим коленом? – спросил её Жан.

— Ты повредил его в драке, — холодно напомнила она ему, прежде чем дать реальный ответ. — Ты растянул латеральную коллатеральную связку.

Ваймак говорил об этом не для того, чтобы добиться милости хозяина. Из-за колена и ребер Жан выбыл из игры до середины лета. Хозяин выдернул бы его за это из стартового состава, а Рико избил до синяков за то, что он не оправдал число, вытатуированное на его лице. Он выздоровеет как раз вовремя, чтобы его снова разобрали на части. Жан взял таблетки:

— Оставьте пузырёк мне.

— Ты знаешь, что я не могу, — сказала она и оставила его наедине со слишком большим количеством мыслей.