Глава 15 | СОЛНЦЕКОРТ | Нора Сакавич
THE SUNSHINE COURT — Солцекорт (Солнечный корт) | Nora Sakavic — Нора Сакавич
Перевод выполнен каналом t.me/sunshinecourt
Наш чат общения — t.me/TasianJunSex
Оглавление
- Глава Первая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC1
- Глава Вторая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC2
- Глава Третья — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC3
- Глава Четвертая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC4
- Глава Пятая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC5
- Глава Шестая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC6
- Глава Седьмая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC7
- Глава Восьмая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC8
- Глава Девятая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC9
- Глава Десятая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC10
- Глава Одиннадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC11
- Глава Двенадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC12
- Глава Тринадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC13
- Глава Четырнадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC14
- Глава Пятнадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC15
- Глава Шестнадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC16
- Глава Семнадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC17
Дерек только успел опуститься на землю, когда один из тренеров предупреждающе ударил по стене. Жан решил, что это снова тренер Уайт, разъярённый тем, как часто Жан ставит подножки своим нападающим. Жан знал, что все эти возмущения - пустая трата времени. Их соперники этой осенью не будут играть чисто; не его вина, что Троянцы оказались настолько не готовы к подставам во время внутрикомандных схваток. Он слегка запыхался, отходя от Дерека. На другой стороне площадки Деррик[1] поймал мяч и удержал его, чтобы остановить игру, и Жан с запозданием понял, что это не Уайт пытается пройти на площадку.
Риманн пропустил Иисуса вперёд и поднял руку.
— Слава Богу, — сказал Дерек, поднимаясь на ноги.
— Трус, — ответил Жан, направляясь к двери.
Риманн закрыл её, как только Жан оказался на внутренней площадке, и Жан устремил свой взгляд на скамейку запасных в ожидании выговора. Замены и другие тренера находились достаточно близко, чтобы слышать каждое слово Риманна, но стыд был важной частью процесса исправления. Однако вместо того, чтобы разглагольствовать, Риманн продолжил идти. Жан не сразу понял, что должен следовать за ним, и его плечи напряглись, когда он понял, что они направляются обратно в раздевалку. Уединение во время лекции означало, что для того, чтобы донести до слушателей свою мысль, нужны не только слова.
Риманн довел его до комнаты отдыха линии защиты, где уже был включён телевизор, настроенный на новостной канал. Риманн сел в кресло у входа и полностью сосредоточился на экране. Жан в замешательстве переводил взгляд с него на телевизор и обратно, но ему не велели говорить, поэтому он ничего и не сказал.
— Сядь, — наконец сказал Риманн, и Жан сел на стул сзади.
Он слишком долго не мог ничего понять; только когда Луи Андрич подошёл к микрофону, Жан вспомнил, что сегодня пресс-конференция Эдгара Аллана. Кровь шумела в ушах, мешая сосредоточиться на словах президента кампуса, и ему пришлось сложить руки на груди, чтобы сердце не раздробило ребра.
— Без лишних слов, главный тренер Воронов Эдгара Аллана в этом году: Фредерико Росси. — Андрич вытянул руку в сторону, чтобы поприветствовать человека на сцене, и огромное количество вспышек фотокамер буквально ослепило обоих мужчин, когда Росси подошёл для рукопожатия и совместного снимка. Андрич наклонился, чтобы сказать Росси что-то на ухо, чего не смог уловить ни один микрофон, и Росси стоически кивнул, когда его оставили стоять на подиуме.
Жан поднялся со своего кресла раньше, чем понял, что он двигается.
— Моро. — Риманн настиг его, когда он был на полпути к двери. Жан вцепился рукой в джерси и заставил воздух вернуться в слишком тугие легкие, послушно повернувшись к тренеру. — Я подумал, что ты захочешь это увидеть, — сказал Риманн. — Это шаг в правильном направлении для всех. Не обижайся из-за тренера Мориямы; он гениальный человек и наполовину причина, по которой у нас вообще есть этот спорт. Но лично я считаю, что у него не тот темперамент и не тот подход, чтобы быть тренером. Ему следовало бы остаться в Комитете по делам Экси в качестве советника.
Мимо него Росси произносил речь об исторических рекордах Эдгара Аллана и о неоспоримых трагедиях, вызванных потерей двух самых ярких игроков весной. Жан старался не слушать его. Не имело значения, что говорил или думал Росси. Он не был тренером Воронов. Он никогда не станет их тренером. Вороны принадлежали Хозяину. Эвермор принадлежал Хозяину.
— Хорошо, — сказал Риманн, хотя Жан ничего не сказал. — Если ты не хочешь смотреть на это, возвращайся во внутреннюю зону.
Жан вышел за дверь, едва успев сказать:
— Да, тренер, — но успел добежать до туалета, когда ему показалось, что его сейчас вырвет. Всё, что ему удалось сделать — это выплеснуть желчь, от которой у него загорелись рот и нос, и Жан, задыхаясь, уперся перчатками в заднюю стенку кабинки. Он знал, что Хозяин выбыл из игры; он знал, что Эдгару Аллану придется его заменить. Но знать, что это произойдёт, и видеть это наяву — два совершенно разных понятия, Жан стиснул зубы, борясь с повторным приступом тошноты.
Ни Хозяина, ни идеальной Свиты, ни Гнезда.
Жан хлопнул руками по стене с такой силой, что локти заныли, и спустил воду в туалете, выходя из кабинки. Он прополоскал рот и сплюнул в раковину в тщетной попытке избавиться от жжения в горле, после чего снова направился во внутреннюю зону.
— Так скоро вернулся? — спросил тренер Хименес. — Неожиданно.
— Я не Ворон, — сказал Жан. Произнести это вслух было не легче, чем услышать в мыслях. — То, что сейчас происходит в Эдгаре Аллане, меня не касается, тренер.
— Конечно, — сказал Хименес тоном, который говорил о том, что он не был убеждён. — Держи себя в руках, и я снова займусь тобой минут через пятнадцать или около того.
Это было слишком долгое время, чтобы ничего не делать; лёгкие растяжки и упражнения на внутренней площадке не требовали никаких мыслей после долгих лет их выполнения. Жан следил за полем, чтобы не дать мыслям разбрестись, но то тут, то там они обрывались. Сколько тренеров будет у Воронов? Привлекли ли они на помощь выпускников Воронов или решили действовать с чистого листа? Остался ли медицинский персонал? Готовы ли Вороны к возвращению, или их освободили от занятий раньше времени, чтобы не затягивать сезон?
Последняя мысль стала точкой отсчёта его терпения, идеально совпав с моментом, когда Хименес отправил его на площадку. На мгновение Жан подумал, что ему удастся успешно выйти из себя, но, к всеобщему сожалению, его отправили за Лукасом. Когда Жан первым шагнул в двери, защитник постарался ударить его плечом в плечо, и его тихое, но горячее «Шлюха» стало последней каплей. Жан одним лёгким движением перехватил его за горло и повалил на пол.
Хименес последовал за ним к двери, чтобы отозвать Лукаса, и теперь тащил Жана обратно, крепко схватив его за руку.
Лукас начал подниматься, глаза его вспыхнули от ярости. Жану не пришлось вырываться из захвата Хименеса, чтобы дотянуться до него: его ноги были достаточно длинными, чтобы ударить Лукаса ногой в грудную клетку и повалить его обратно. Хименес забрал его с площадки за мгновение до того, как остальные троянцы на поле смогли их догнать, и Жан протиснулся сквозь зияющую пустоту, поджидавшую его на внутренней площадке.
Уайту и Лисински потребовалось всего две секунды, чтобы настигнуть его. Оказаться зажатым между тремя тренерами и скамейкой — худшее, о чём мог думать Жан, пока Хименес не впихнул Лукаса в скудное пространство сбоку от Жана.
— Не хочешь объясниться? — потребовал Хименес, глядя ему между спин.
— У вашего четвёртой линии умный рот, тренер, — сказал Жан. — Я надеялся, что он откусит себе язык осенью и в итоге избавит нас обоих от лишних хлопот.
— Пошёл нахуй, — сказал Лукас. — Четвёртая линия — ничто.
— Тебе повезло, что ты вообще попал на неё, — отмахнулся Жан. — То, что они позволили тебе сыграть две игры в прошлом сезоне, говорит об их презрении к твоим соперникам. Я бы остановился после твоего выступления в первой.
Уайт понял, что это не будет быстрым или чистым решением, и отправил своих игроков на пробежку по внутренней площадке, чтобы у них было больше пространства.
— Хватит, — сказала Лисинский, бросив на них острый взгляд. — Обвинения и оскорбления ничего не исправят. Скажите нам, в чём проблема, чтобы мы могли найти путь к решению, потому что мы не собираемся провести год в такой разобщенности. Ты, — она ткнула пальцем в сторону Жана, — объясни, из-за чего всё это началось.
— Я не потерплю оскорблений от ничего не понимающего ребёнка, тренер, — сказал Жан.
— Ты собираешься драться с каждым, кто тебя оскорбляет? — спросила Лисински.
Хименес вклинился в разговор, словно мог как-то замять это простое объяснение, пока Жан его не услышал.
— Это не лучшее оправдание. Этой осенью ты будешь иметь дело со многими агрессивными людьми на площадке. Если ты позволишь им всем доводить тебя, это станет проблемой для всех нас. Переходя сюда, ты согласился играть по нашим правилам. Если ты даже не можешь сдержать свой характер, когда играешь с собственной командой, как мы можем доверять тебе на площадке этой осенью?
Не дожидаясь ответа, Хименес набросился на Лукаса.
— А тебе, — сказал он, тыча пальцем в лицо Лукаса, — лучше знать, что здесь нельзя затевать драки. Сколько раз мы будем говорить об этом, прежде чем ты начнёшь принимать это близко к сердцу? Я знаю, что вы двое не в первый раз набрасываетесь друг на друга. Думаешь, Винтер ещё не предупредили меня, что здесь возникнут проблемы?
— Коди — стукач, — сказал Лукас.
— Они пытаются присматривать за всей линией защиты, в которую входите вы оба, — сказал Хименес. — Что с тобой происходит?
— Я считаю, что брать его в команду было ошибкой, — категорично заявил Лукас. Жан не удивился его мнению, но то, что он так смело высказал его своим тренерам, было непостижимо. Жан оставил между ними чуть большее расстояние на случай, если кто-то начнёт замахиваться, но это было не так уж далеко. Лукас заметил это движение и послал ему яростный взгляд. — Кевин обманом заставил нас подписать с ним контракт, чтобы мы ради него натравили на Жана Воронов, а из нас при этом сделали злодеев. Мы соучастники всего, что произошло во время чемпионата. Мы больше не хорошие парни и не хорошие спортсмены, мы подпольные интриганы. Я не подписывался быть частью этого!
— Это слова Грейсона. Я знаю его голос. — Жан с отвращением скривил губы, глядя на Лукаса.
— Скажи мне, что он ошибается, — обвинил его Лукас.
— Единственное, что этот жалкий зверь делает правильно — это Экси.
— Не смей так говорить о моем брате.
— Он тебе не брат, — ответил Жан. — Он Ворон. Он перестал быть твоим братом в тот день, когда подписал контракт с Эдгаром Алланом. Тебе повезло, что ты его потерял.
Все три тренера разняли их, когда Лукас бросился на него. Жан потрогал уголок рта и почувствовал вкус крови; челюсть пока онемела, но, скорее всего, скоро разгорится. Руки Уайта были напряжены, словно он ожидал насилия, но Жан ни за что на свете не стал бы трогать тренера. Он держал руки в перчатках на боку и ждал, когда Лукас перестанет сопротивляться.
— Я не собираюсь верить тебе на слово, — сказал Лукас, когда тренеры наконец заставили его отступить.
— Тогда поверь ему на слово, — сказал Жан, и Лукас бросил на него подозрительный взгляд через плечо Лисински. Жан хотел бы, чтобы у него хватило здравого смысла заткнуться, но вызов уже выползал из него, леденя бездонной яростью. — Спроси его, почему он так уверен, что слухи правдивы. Спроси, какова его роль в этом. Если ты собираешься верить ему только потому, что в нём течёт кровь, то хотя бы заставь его сказать тебе правду.
— И что это значит? — потребовал Лукас.
— И держи имя Кевина подальше от своих невежественных уст, — продолжил Жан. — Мой перевод не имеет ничего общего с чемпионством. Думаешь, я бы поехал сюда, если бы у меня был хоть какой-то реальный выбор? Сюда?
— Спасибо, — сухо сказал Уайт. — Обязательно было говорить это именно так?
— Не обязательно, — с раздражением сказала Лисински. Лукасу она сказала. — Это правда, Лукас. Мы не смогли бы подписать контракт с Жаном, если бы Эдгар Аллан не захотел договориться с нами о его стипендии. Мы подтвердили его статус и у президента Андрича, и у тренера Мориямы, прежде чем отправили документы в Южную Каролину по факсу. Жан был исключён из состава Воронов в марте из-за серьезной травмы.
Жан не расслышал этого слова, но, поскольку Лукас уже начал говорить, у него не было возможности спросить.
— Это не обнадёживает, — сказал Лукас, наклонившись к Жану мимо Лисински. — Все знают, что ты растянул связки на тренировках. Если они срезали тебя из-за такой мелочи, значит, они просто искали повод выбросить тебя на помойку. Я прав, — настаивал он, когда Хименес встряхнул его. — Иначе зачем бы они выставляли только двоих из Свиты Короля? Они знали, что Жан был ошибкой, и боялись признаться в этом.
— Разрешите разбить ему лицо, тренер? — спросил Жан.
— Это не просто растяжение, — сказал Хименес. При этом он посмотрел на Жана, колеблясь. Жану потребовалось мгновение, чтобы понять, что тренер проверяет его сопротивление этому разговору. Жан отвёл взгляд, предоставив Хименесу самому решать, как много он хочет рассказать. Когда он не стал протестовать, тренер по защите повернулся к Лукасу и сказал: — Ты, я полагаю, заметил, что его джерси является неприкосновенным? Вороны врезали ему по ребрам.
Это заставило Лукаса на мгновение замолчать, и Жан счёл показательным, что первым его нерешительным ответом было:
— Не он. — Как бы он ни был зол, Жан не мог солгать.
Лукас на мгновение затих, и Хименес рискнул наконец отпустить его. Лукас предал это доверие спустя всего секунду, спросив:
— Что ты сделал? Что? — спросил он под испепеляющим взглядом Лисински. — Если ты можешь ломать рёбра через броню на груди, то, наверное, очень хочешь причинить боль. Не думаю, что я не в праве спрашивать, почему они это сделали.
Почему? подумал Жан, и на один жалкий, нелепый миг в его голове прозвучал только голос Джереми: «Мне жаль, что он обманул тебя, заставив думать, что ты этого заслуживаешь». Жан сделал рукой отсекающий жест, словно отгоняя от себя столь бесполезное чувство. Жан был Моро. Он принадлежит Морияма сейчас и всегда. Его работа заключалась в том, чтобы быть тем, кто им нужен. Для Ичиро это был надёжный источник дохода, для Рико — отдушина для жестокости и насилия, разъедающих его сердце. Может быть, «заслужить» — не лучший термин, но он не ошибочный.
— На матчах случаются несчастные случаи, — сказал Жан.
— Да ну нахуй, — сказал Лукас.
— Хватит, — сказал Хименес, потеряв терпение к ним обоим. Он повернулся сначала к Жану с суровым лицом. — Я знаю, что для тебя это не идеальный вариант, но дело сделано. Мы готовы сделать для тебя дом здесь, но ты должен встретить нас на полпути. Держи свой нрав в узде и начинай вести себя как Троянец, если хочешь хоть немного побыть на площадке этой осенью. Понятно? — Он дождался напряжённого кивка Жана, после чего перевёл не менее разочарованный взгляд на Лукаса.
— И ты, — сказал он, и Лукасу пришлось отвести взгляд. — Тебе лучше знать, так что будь лучше. Забудь всё, что ты видел в новостях, и всё, что говорил тебе твой брат; очевидно, что эта история гораздо шире, чем кто-либо из нас знает, так что перестань делать поспешные выводы и начни с чистого листа. Ты беспокоишься о своём выступлении на поле и о своём учебном годе. Позволь нам беспокоиться о репутации нашей команды. Хорошо?
— Да, тренер, — сказал Лукас с жесткостью, которой Жан не поверил.
— В следующий раз, когда я увижу вас двоих дерущимися, вы оба будете отстранены от занятий до октября. А теперь заниматься. Я скажу вам, когда вы сможете закончить.
Защитники сняли перчатки и шлемы и медленной трусцой отправились по внутренней площадке. Жан отправился первым, а Лукас подождал несколько секунд и стал следовать на безопасном расстоянии позади. Жан считал шаги, затем удары сердца, стараясь не думать о себе. В итоге он мысленно перечислял и пересматривал упражнения, когда этого было недостаточно, чтобы отвлечься. Он наконец-то нашел удобное положение, чтобы не думать, когда Лукас поравнялся с ним.
— Скажи мне, почему ты его ненавидишь.
Жан бросил на него холодный взгляд.
— В сутках не хватит времени для этого.
Лукас нахмурился, глядя на пустые трибуны. Ему потребовалось полкруга, прежде чем он ответил, и Жан не упустил из виду, что тренеры следили за ними, как ястребы, когда они шли бок о бок. Когда они свернули за угол и оказались на безопасном расстоянии от скамеек, Лукас, наконец, понял, что хотел сказать.
— Я его больше не знаю, — признался он. Судя по выражению его лица, ему было неприятно это говорить, но Лукас отвёл взгляд, когда почувствовал на себе взгляд Жана. — Он исчез с лица земли на четыре года. Мы поняли, что в первый же день после его возвращения он бы даже не вернулся домой, если бы его не заставили тренеры. Он не извинился за то, что отстал от нас, не спросил, чем мы занимались в его отсутствие, даже не спросил, как дела у Троянцев. Я даже не мог заставить его посмотреть на меня, пока не спросил о тебе.
— Я не знаю, каково это — быть Вороном, и каково ему было учиться у самого тренера Мориямы. Я не знаю, были ли у него друзья или подруги. Я больше не знаю, какая музыка ему нравится. — Лукас сделал паузу, когда они проходили мимо скамейки тренеров, а потом сказал. — Я даже не знаю его грёбаной специальности. Ты понимаешь? Единственное, что я знаю о своём собственном брате, моём единственном брате, это то, что он ненавидит тебя. Он ненавидит меня за то, что я нахожусь в команде, которая украла тебя.
— Значит, ты ненавидишь меня из солидарности, — заключил Жан. — Возможно, тебе следовало бы стать Вороном, но ты бы никогда не прошёл квалификацию с такими показателями.
Жан произнёс следующие слова громко и медленно.
— Все Вороны обязаны изучать бизнес. — Это принесло ему некоторое успокоение, прежде чем Лукас снова спросил.
— Скажи мне, почему ты его ненавидишь.
— Ты можешь его не знать, но я знаю, — сказал Жан.
— Это не ответ, — сказал Лукас, но Жану больше нечего было сказать по этому поводу. Лукас попытался опередить его, прежде чем спросить. — Ты трахался с моим братом?
Зубы, подумал Жан. Пальцы в его волосах, сильная хватка на подбородке. На мгновение он почувствовал липкое горячее дыхание на своём лице и изо всех сил отмахнулся от него. Он инстинктивно потянулся к шее, но ногти сначала задели его защиту. Он провел языком по задней поверхности зубов, пытаясь стереть вкус кожи Грейсона, и до крови прикусил внутреннюю сторону щеки.
— Я задал тебе вопрос, — сказал Лукас.
— Я игнорирую тебя, — сказал Жан, как будто это не было очевидно.
— Ты хочешь, чтобы я поверил ему на слово, — напомнил ему Лукас. — Если я должен взвешивать его слова, дай мне что-нибудь, с чем их можно сопоставить. Я уже думаю, что знаю ответ, исходя из того, что ты сказал перед тренерами, но мне нужно, чтобы ты его сказал.
— Мне всё равно, что тебе нужно, — сказал Жан, снимая с шеи защитный шлем. Его пальцы нащупали то место, которое Грейсон любил кусать, и впились в него ногтями. Он хотел вырвать из себя это воспоминание, но лучшее, что он мог сделать, это пустить себе кровь.
Обогнув угол, они увидели, что Джереми вышел с площадки на их пути, и оба затормозили перед ним. Джереми, не глядя на Лукаса, сразу же подошел к Жану и схватил его за запястье. Жан с удивлением понял, что именно это и вывело Джереми из схватки. Мысль о том, что Джереми уделял ему больше внимания, чем тренировкам, не давала покоя. Джереми осторожно потянул его за руку. Когда Жан крепко сжал её, Джереми посмотрел на Лукаса.
— Посмотрим, вернёт ли тебя тренер. — сказал Джереми. Лукас сделал полшага назад, затем ещё один и, наконец, повернулся, чтобы уйти. Жан больше не хотел с ним разговаривать, но не удержался и спросил:
Лукас мог бы проигнорировать его, но парень резко остановился. Жан свободной рукой толкнул Джереми в плечо, и Джереми послушно повернулся, чтобы Жан мог видеть его. Лукас помолчал минуту, словно раздумывая, стоит ли отвечать, а затем, наконец сказал:
— Его выписали вчера, и в субботу он улетает обратно в Западную Вирджинию. Он даже не позвонил мне, чтобы сказать, что его выпустили. Мне пришлось узнать это от мамы.
Он не стал дожидаться ответа и снова отправился в путь. Джереми бросил обеспокоенный взгляд на Жана и ещё раз дернул его за руку. На этот раз Жан ослабил хватку и позволил Джереми высвободить руку. Джереми коснулся его подбородка, пытаясь заставить повернуть голову, чтобы лучше разглядеть повреждения, но Жан защёлкнул защитный щиток на шее. Место жгло, и он будет чувствовать его всю тренировку, но для зубов это было слишком остро, и это его вполне устраивало.
— Поговори со мной, — сказал Джереми так тихо, что Жан его не расслышал. Было просто поссориться с Джереми, поэтому Жан выбрал путь, который, скорее всего, помог бы ему успокоиться.
Жан не собирался ничего объяснять, но отсутствие прямого «нет» дало Джереми достаточно ложную надежду, чтобы пока оставить всё как есть. Он сокрушённо вздохнул и отошёл от Жана.
Остаток тренировки казался бесконечным. Когда его наконец снова выпустили на площадку, Жан вложил всю свою концентрацию в то, что он делал и как играл. Когда его отстраняли, чтобы дать время кому-то другому, в стороне не происходило достаточно событий, чтобы его мысли не блуждали. Он думал о Грейсоне, Фредерико Росси, Эверморе и Рико, и бегал по ступенькам стадиона, пытаясь отогнать от себя эти мысли.
Наконец-то пришло время уходить. Тренеры разделили очереди в раздевалках, чтобы обсудить результаты прошедшего дня, прежде чем отпустить их в душевые. Жан вымылся и ушёл ещё до того, как половина парней закончила мыться, и он ждал на ряду для нападающих, пока Джереми догонит его.
Окончание тренировки прошло в ленивом хаосе, когда троянцы разбрелись в поисках своей одежды и ключей. Они были измотаны и готовы отправиться в путь, но всё ещё наполовину погружены в веселые разговоры друг с другом. Жан закрыл глаза и позволил шуму унести его мысли далеко-далеко. Скамейка то и дело сдвигалась, когда нападающие садились завязывать шнурки, но Жан дождался голоса Джереми, прежде чем снова открыть глаза.
Как обычно, они уходили последними, поскольку Кэт и Лайла не могли быстро принять душ, даже если бы от этого зависела их жизнь. Задумчивые взгляды, которыми девушки одаривали Жана, когда они направлялись к нему, заставили его задуматься, что же такого сказал им Джереми, но к этому времени он уже привык к отсутствию фильтра. Он не держал на них зла; Вороны тоже не отличались особым умением хранить секреты, поскольку постоянно вмешивались в жизнь друг друга.
— Ну что, пойдём? — спросила Лайла.
Прогулка до дома была тихой и не совсем комфортной. Кэт первой вошла в дверь, но, когда Жан проходил мимо, она схватила его за рукав, чтобы остановить.
— Эй, — сказала она, обращаясь не к нему, а к остальным. — Вы двое возьмёте еду на вынос сегодня вечером? Вы не против?
— Конечно, — ответила Лайла. Кэт быстро поцеловала её в знак благодарности и обратилась к Жану. — Подожди здесь.
Лайла и Джереми обменялись любопытными взглядами, и Кэт направилась в свою комнату. Жан услышал, как с грохотом открывается и закрывается дверь её шкафа. Через минуту она вернулась, одетая в куртку, которую он видел на ней только тогда, когда она собиралась ехать на мотоцикле. Её перчатки были внутри шлема, болтавшегося на пальцах, и она взяла Жана за плечо, чтобы вытолкнуть за дверь впереди себя. Жан не знал, почему она хочет, чтобы он её провожал, но смотрел, как она ведёт мотоцикл к подъездной дорожке.
— Поехали, — сказала она. Жан перевёл взгляд с неё на байк и обратно. В нём было два сиденья, но эта тонкая штуковина никак не могла быть предназначена для перевозки двух тел.
Она надела шлем и перчатки, села на переднее сиденье и бросила на него ожидающий взгляд.
— Отказ вполне обоснован, — сказал Жан. — Мне только что разрешили снова тренироваться.
— Я не собираюсь нас разбивать. — Кэт нетерпеливо похлопала по сиденью позади себя. — Я не разбивала мотоцикл с 16 лет.
Было миллион причин, по которым это была ужасная идея, но Жан всё-таки забрался за ней. Она сказала:
— Не сопротивляйся, ладно? — И помчалась по дороге, прежде чем он передумал.
Жан сразу же испытал глубокое чувство сожаления.
Отсутствие ремней безопасности и надёжного каркаса для защиты вызывало тревогу, а автомобили, между которыми проскальзывала Кэт, казались чудовищно большими с этой хрупкой позиции. Жан всерьёз подумывал о том, чтобы слезть в следующий раз, когда она проедет на красный свет, но не успел он этого сделать, как она заехала в автосалон и припарковалась у обочины.
— Это дом моего дяди, — сказала она с немалой гордостью и вошла в парадную дверь впереди него.
— Он сегодня в отъезде, а то бы я вас познакомила, но я приведу тебя в другой раз, чтобы вы как следует познакомились. Томас!
Она сорвалась с места на испанском языке с минуту болтала с одним из продавцов.
Жан последовал за ней, потому что не знал, что ещё ему делать, и в конце концов они привели его в отдел с одеждой. Кэт взяла с полки две куртки, поочередно поднесла их к нему и сорвала бирку с одной. Бирка была передана Томасу на хранение, а Кэт бросилась на поиски шлема и перчаток. Через десять минут они снова были за дверью, и Кэт всунула шлем в руки Жана.
С таким снаряжением Жан чувствовал себя лишь немного безопаснее. У него была мимолётная надежда, что Кэт отвезёт их обратно в дом, но она, конечно, только начинала. Жан был уверен, что она специально выбирает самые оживлённые улицы. Когда машина в третий раз сменила полосу движения прямо перед ними, словно их и не было вовсе, Жан решил, что лучше просто закрыть глаза, пока не случится авария.
Он не открывал их до тех пор, пока впереди не раздался победный вопль Кэт, и Жан поднял глаза, когда они в последний раз поворачивали, чтобы выехать на шоссе Тихоокеанского побережья. Слева от них простирался океан, такой близкий и такой огромный, что Жан не понимал, как машины не съезжают с дороги в него. Справа здания и витрины магазинов сменялись скалистыми холмами, покрытыми редкими зарослями подлеска. Возможно, дело было в тонировке его шлема, но безоблачное небо казалось таким глубоким, что в нём можно было заблудиться. Чем дальше на север они продвигались, тем меньше им приходилось сталкиваться с пробками, и Жан мог меньше беспокоиться о том, что может получить увечья в аварии, и больше о том, что мир разворачивается вокруг него.
О, — подумал он. Он такой большой.
Это было такое глупое замечание, что он прикусил язык от досады, но это ноющее чувство удивления осталось. Вслед за ним пришло головокружительное осознание того, что он увидел в Лос-Анджелесе больше, чем в любом другом месте, где жил за всю свою жизнь. В Марселе он учился на дому, чтобы родители могли за ним присматривать, а его команда Экси находилась всего в десяти минутах ходьбы. На игры Воронов он ездил по всему северо-востоку, но в автобусы, самолеты и стадионы входил и выходил, не имея времени осмотреться. Открытки Кевина стали для Жана единственным реальным знакомством с большим миром за пределами Эвермора.
Они с Кэт заехали поужинать в кафе на пляже, где столики на открытом воздухе были накрыты соломенными зонтиками, а половина посетителей потягивали коктейли из нарезанных фруктов. Ожидание мест на открытом воздухе, по оценкам, заняло около получаса, но Кэт поклялась, что оно того стоит, когда вносила своё имя в список.
Если бы не вечерний час и лёгкий ветерок, дующий с океана, их куртки сделали бы жару невыносимой. Жан нёс их шлемы и перчатки, пока они бродили по пляжу, чтобы Кэт могла откапывать треснувшие песочные доллары и ракушки. Наконец она нашла один целый и побежала к приливу, чтобы с детской радостью его промыть. Жан послушно осмотрел его, когда она принесла обратно, и она сунула ракушку ему в нагрудный карман с весёлым «Для тебя!».
Наконец их позвали обратно, чтобы занять столик. Почти всё, что было в меню, вызвало бы яростный взгляд со стороны медсестёр Воронов, но Жан сумел найти приличный салат, прежде чем полностью потерял надежду. Кэт заказала рыбу с жареной картошкой и предложила ему попробовать, как только её принесли. Жан отмахнулся от неё, и Кэт пропустила это мимо ушей, преувеличенно пожав плечами. Она что-то напевала себе под нос, как обычно делала, когда была счастлива, и Жан наблюдал, как она смотрит на океан. Теперь, когда они устроились, он ожидал расспросов или объяснения причин этой незапланированной поездки.
Когда она не смогла ничего объяснить, Жан, наконец, спросил.
— Мне здесь нравится, — сказала Кэт, слизывая жир с пальцев, прежде чем вспомнила, что у неё есть салфетка. Прежде чем Жану пришлось снова надавить на неё, она посмотрела на него более серьезным взглядом.
— Я не знаю. Просто мне показалось, что свежий воздух пойдет тебе на пользу. Нет ничего лучше поездки, чтобы выкинуть из головы все мысли и погрузиться в настоящий момент, понимаешь?
— Это не так ужасно, как ты себе представлял, верно? — Спросила Кэт. — Я могу учить тебя по выходным, если хочешь. У нас дома есть старый байк, на котором мы тренировались, но теперь он просто пылится, потому что у всех нас, есть свои собственные. Они не будут возражать, если я одолжу его ненадолго, я уверена. Возможно, я даже смогу уговорить Виви приехать на нём сюда.
Жан не знал, что на это ответить, поэтому спросил:
Это вызвало в ней некоторую долю серьезности, и она некоторое время смотрела на него в задумчивом молчании.
— Я думаю, это первый личный вопрос, который ты мне задал, — сказала она и ответила прежде, чем он успел передумать. — Всего нас семеро. Правда, двоих старших я толком не знаю. Они от первого брака отца и старше меня лет на десять, так что они ушли из дома, когда я была ещё маленькой.
— Лайла — единственный ребёнок в семье, — продолжила она, хотя уже говорила ему об этом раньше. — У Джереми их трое. Одна сестра и два брата. Старший брат — настоящий помощник, но, когда у тебя четверо детей, обязательно найдётся пара придурков. — Жан задался вопросом, что она изменила в последнюю минуту и почему, но, увидев, как она нервно гоняет картошку фри по тарелке, решил не спрашивать. Мгновение спустя Кэт продолжила.
— А как же ты? Я была права, когда говорила, что есть только ты?
Было бы легко заставить её поверить в это и избавить его от неприятных последующих вопросов, но Жан попытался быть честным.
— Одна сестра, на четыре года младше. Я не разговаривал с ней с тех пор, как покинул дом, — сказал он, когда Кэт повернулась к нему с новой энергией и интересом. — Воронам не разрешается иметь семьи.
— Я слышала, — сказала Кэт, и он догадался, что она имеет в виду Лукаса. — Но ты ведь больше не Ворон, верно? Тебе стоит попытаться наладить отношения.
Мысль о том, что, возможно, ему это удастся, была одновременно озадачивающей и бессмысленной. Ей было десять, когда он ушёл из дома, всего десять, когда он перестал защищать её от вспыльчивости матери и жестокости отца. Знала ли она, что он ушел не по своей воле? Винила ли она его или прощала? Жан не был уверен, что хочет знать, что сделало с ней время. Пока она существовала в виде обрывков воспоминаний, она была маленькой и защищённой.
— Может быть, — сказал он, потому что у него было такое чувство, что Кэт не стала бы спорить, услышав прямой отказ.
Как и Джереми, она легко поддалась ложному ощущению прогресса и доела остаток ужина в удовлетворенном молчании. Как только она расплатилась по счёту, они направились обратно к мотоциклу.
Они сделали последнюю остановку на Пойнт-Дам, утёсе, откуда открывался вид на песчаные тропы и скалистое побережье. Кэт раскинула руки, подставляя лицо порывистому ветру. Жан смотрел на бескрайний горизонт, чувствуя себя маленьким и бесконечным от мгновения к мгновению.
Он постучал пальцами в перчатках друг о друга. Прохладный вечерний ветер. Радуги. Открытые дороги.
[1] Помним, что в команде троянцев есть и Дерек, и Деррик!