Глава 10 | СОЛНЦЕКОРТ | Нора Сакавич

THE SUNSHINE COURT — Солцекорт (Солнечный корт) | Nora Sakavic — Нора Сакавич

Перевод выполнен каналом t.me/sunshinecourt
Наш чат общения — t.me/TasianJunSex

Глава Первая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC1
Глава Вторая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC2
Глава Третья — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC3
Глава Четвертая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC4
Глава Пятая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC5
Глава Шестая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC6
Глава Седьмая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC7
Глава Восьмая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC8
Глава Девятая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC9
Глава Десятая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC10
Глава Одиннадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC11
Глава Двенадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC12
Глава Тринадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC13
Глава Четырнадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC14
Глава Пятнадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC15
Глава Шестнадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC16
Глава Семнадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC17

Жан

Оказалось, что жизнь была чрезмерно сложной, когда не было персонала, который занимался бы мелочами повседневного существования.

Первая неделя пребывания Жана в Калифорнии прошла в беспорядке. В понедельник после обеда Лайла и Кэт тщательно прибрались в квартире, предварительно прочитав Жану лекцию о том, какие химикаты ему ни в коем случае нельзя смешивать. По четвергам они готовили еду, предположительно для того, чтобы лучше проводить игровые вечера и поездки на выходные в течение учебного года. Жан научился у Лайлы сортировать и стирать белье, а также изучил местный продуктовый магазин вдоль и поперёк, побывав там с Кэт.

Каждое утро они ходили в фитнес-центр на территории кампуса. Жану нельзя было доверить поднятие тяжестей, если возникала такая необходимость, поэтому Лайла и Кэт заменяли друг друга, когда он делал растяжку и ходил по одной из беговых дорожек.

Послеобеденное время было заполнено тем, на что девчонки были настроены, будь то прогулка по центру города, поход по магазинам или по местам с распродажей недвижимости. Однажды Лайла затащила их в библиотеку, в которой — Жан был совершенно в этом уверен — рассмотрела каждое издание на полке, а Кэт водила их осматривать достопримечательности города и близлежащих к нему районов. Однажды, солнечным днём Кэт отправилась на долгую прогулку на своём мотоцикле, оставив Лайлу и Жана проводить благословенно тихий день дома.

Жан шёл туда, куда они его водили, потому что это было лучше, чем оставаться дома одному, отвечал на их наименее назойливые вопросы и безуспешно пытался не быть полностью ошеломлённым тем, насколько велик Лос-Анджелес. Это было так же увлекательно, как и ужасно, и к тому времени, когда они, наконец, возвращались домой в безопасное место, нервы у него были на пределе. Помощь Кэт в приготовлении пищи стала для него источником утешения, способом расслабиться и снять накопившийся за день стресс.

Джереми приходил к ним на ужин каждый вечер на той неделе, очевидно, не приглашённый на семейный стол из-за состояния своих волос. Он отшучивался, когда объяснял это, но Жан заметил тени под его глазами и мрачный взгляд, которым обменялись Кэт и Лайла, как только Джереми отвернулся. Жан не должен был спрашивать об этом, по крайней мере до тех пор, пока это не повлияло бы на их игру на поле, поэтому он спокойно отложил эту информацию на потом.

В пятницу Джереми появился дома как раз в тот момент, когда они готовили ужин. Лайла и Джереми удобно устроились на двух из трёх табуретов, чтобы поболтать, пока остальные принялись за работу: Жан неуклюже нарезал перец, а Кэт обжаривала мясо на плите. Жан уже наполовину разобрался со своей стопкой, когда у Джереми зазвонил телефон.

Жан слышал, как трезвонит телефон Джереми достаточно часто, чтобы понять – сейчас ему звонит простой знакомый. Джереми, по некоторым причинам, которые он сам не мог объяснить, поставил каждому контакту разные мелодии на звонок. В его групповых чатах звучали разные звуки, и его семья всегда выделялась резкими аккордами. Всякий раз, когда Джереми бывал дома, начиналась обычная какофония, и, как бы это ни раздражало Жана, это заставляло его думать о Рене, с которой он так и не связался с тех пор, как приехал в Калифорнию.

Джереми наклонился в сторону, чтобы достать свой телефон.

— Коди, — удивленно произнес он.

— Наверное, удивляются, почему их до сих пор не пригласили познакомиться с Жаном, — предположила Лайла.

Кэт принесла сковороду с мясом и выложила кубики на бумажное полотенце. Она подтолкнула Жана локтем и сказала:

— Технически, у Коди нет звания в команде, но они[1] считают себя фактическим лидером линии обороны. Этим летом они будут на побережье в Карлсбаде с Ананьей и Пэтом, так что тебе придется как-нибудь встретиться и поприветствовать их. Джереми, спроси их, набрались ли они смелости, чтобы...

— Это Лукас. — перебил Джереми таким напряжённым тоном, что Кэт тут же замолкла. Вместо того чтобы объясниться, он набрал номер и прикрыл рукой свободное ухо. Коди почти не потребовалось времени, чтобы взять трубку, судя по тому, как быстро Джереми спросил:

— Как он?

— Вот дерьмо… — тихо выругалась Кэт.

— Нет, я не следил за этим. Я был... — В одно мгновение поведение Джереми изменилось. Жан увидел, как кровь отхлынула от его лица, когда Джереми вскочил со стула и отвернулся от них. Его плечи были напряжены, когда он слушал всё, что говорил Коди. Спустя некоторое время он сказал голосом, который совсем не походил на его собственный: — Спасибо, что приютили его. Если вам, ребята, что-нибудь понадобится, просто дайте нам знать. Да, я.. я разберусь с этим здесь.

Он повесил трубку, уронил телефон на край кухонного стола и запрокинул голову, уставившись в потолок и сквозь него. Лайла и Кэт обменялись долгим взглядом, когда Кэт относила сковородку в раковину, а Жан вернулся к нарезке перца. Джереми понадобилась минута или две, чтобы собраться с мыслями, прежде чем он подошел к Жану. Жан перевёл взгляд с его протянутой руки на единственную вещь, которую он держал в руках, прежде чем, наконец, отдать ему нож. Джереми, в свою очередь, отложил его как можно дальше от них обоих.

— С Лукасом всё в порядке? — Спросила Лайла.

Джереми поднял руку, призывая к терпению, не сводя глаз с Жана.

— Произошёл несчастный случай, — сказал он и скривился, словно это было совсем не то слово, которое он хотел употребить. Он прикусил нижнюю губу, прежде чем перейти к сути:

— Мне жаль. Уэйн Бергер мёртв.

Жан пристально смотрел на него, дожидаясь, пока смысл сказанного до него дойдет.

— Как?

Джереми не сразу сообразил, как это сказать, но правду, которую он должен был произнести, можно было смягчить только так:

— Говорят, он вырубил своего психотерапевта и украл у неё нож для вскрытия писем. Она обнаружила его тело, когда пришла в себя. Мне жаль.

Ни один из нападающих Воронов не смог заполнить пустоту, образовавшуюся после ухода Кевина, но Уэйн был лучшим из второстепенного состава. Он отчаянно боролся за то, чтобы стать основным партнёром Рико на корте, и его усилия и удары в спину окупились в выпускной год. Теперь Рико ушёл, Гнездо было закрыто, и славное будущее, которое обещал им тренер, лежало в руинах. Жан хотел удивиться, что он сломался, но он просто устал. Вороны закончили учебу, но они не ушли.

— Вы были близки? — Спросила Лайла у Жана.

— Он был Вороном, — сказал Жан, как будто кто-то из них мог понять сложные эмоции, стоящие за этими словами. Они были замкнутым миром, звеньями одной цепи, где сострадание и забота были вне закона. Они нуждались друг в друге. Вместе они были сильнее. Они ненавидели друг друга. Всех остальных они ненавидели ещё больше. — Но он не был моим партнёром, и я не буду по нему горевать.

Он потянулся за ножом, чтобы вернуться к работе, но Джереми отодвинул его подальше. Жан бросил на него неодобрительный взгляд. Джереми не испугался, а сказал:

— Это нормально – расстраиваться, даже если он не был твоим другом или партнёром. Он всё ещё был твоим товарищем по команде в течение нескольких лет. Это нормально – быть шокированным потерей. Я просто хочу убедиться, что ты в безопасности, хорошо? Ходили слухи, что в тот день, когда Рико... — Он запоздало вспомнил, что не должен был обсуждать падшего короля, и досадно поморщился. — Они сказали, что ты был в плохом состоянии, когда охрана вытащила тебя из Лисьей башни.

Жан поднял руку и осмотрел её, вспомнив окровавленные бинты, на которых он проснулся в медицинском центре Реддина. Он всё ещё не был до конца уверен в том, что он сделал с комнатой Нила; всё, что ему досталось – это равнодушное и бесполезное замечание Ваймака: «Ты разгромил это место». Он так и не вернулся в общежитие, чтобы увидеть, что за хаос он устроил.

— Твое беспокойство неуместно, — сказал Жан. — Я обещал, что не покончу с собой.

— Между прочим, эмоционально уравновешенные люди так не говорят, — отметила Кэт.

Лайла внимательно посмотрела на Жана, возможно, в поисках причины не доверять его спокойной реакции, и, наконец, сказала:

— Мы вернёмся к этому вопросу через минуту. Что случилось с Лукасом? — она посмотрела на Джереми с выражением глубокой озабоченности на лице.

— Он появился у них на пороге, избитый до полусмерти, — сказал Джереми, указывая на левую сторону своего лица. — Синяк от виска до челюсти, двух зубов не хватает. Лукас Джонсон, — уточнил он, снова устремив долгий взгляд на Жана. Жан узнал это имя по списку состава Троянцев, но не особо понимал, почему оно должно было иметь для него значение. Другой игрок был на год младше него и играл только против более слабых игроков Троянцев. Секунду спустя Джереми объяснил ему, в чём дело:

— Младший брат Грейсона Джонсона.

Жан перестал дышать.

Джонсон была такой распространённой фамилией, что ему даже в голову не пришло сложить два и два вместе. Вороны – это Вороны; они принадлежали друг другу и Эвермору. Войти в Гнездо означало оставить позади всех и вся. Он знал, что Грейсон ненавидел USC, как и каждый Ворон. Ни он, ни тренеры ни разу не намекнули на то, что речь идет о личной мести.

— Он здесь не живет, — сказал Жан, не желая, чтобы это прозвучало как вопрос.

Джереми испытующе посмотрел на него.

— Джонсоны живут в паре часов езды к югу отсюда, в Сан-Диего. Лукас предупредил меня, что на прошлой неделе Грейсон пришёл домой злой, но это было последнее, что я от него слышал. К сожалению, он был там, когда Грейсон узнал новости об Уэйне, и Грейсон справился с этим далеко не так хорошо, как ты со своей маской. Родители Лукаса заперли его на ночь, чтобы он остыл, и тот с ходу взялся за дело.
— Я полагаю, они были друзьями? — Спросила Кэт. — Может быть, вы двое могли бы договориться и обсудить это друг с другом. Звучит немного грубо предлагать это, учитывая, как он пытался разукрасить Лукасу лицо, но Лукас не был Вороном. Ты, по крайней мере, знаешь, откуда взялся Грейсон, и ты...
— Нет, — сказал Жан, и суровая Кэт отошла от него.

Джереми прислонился к столику и, скрестив руки на груди, уставился на Жана сверху вниз. Жан отвёл взгляд, сжимая челюсти, чтобы прогнать воспоминание о привкусе крови и ваты. Он осмотрел шею на предмет повреждений и был слегка удивлен, обнаружив, что кожа на ней цела. Ощущение липкости на спине предупредило его, что ему вот-вот станет паршиво.
Он вспомнил, как впервые по-настоящему обратил внимание на Грейсона: в тот день Рико созвал всех мужчин-бэклайнеров на встречу и попросил добровольцев помочь Жану.

— Пяти или шести человек должно хватить, — сказал он, утверждая, что Жан хотел получше узнать своих новых товарищей по команде. Пять рук поднялись в надежде заслужить расположение своего молодого короля, и Грейсон был одним из них.

Идти к ним было настоящим кошмаром, но пережить последствия было сущим адом. В конце концов, все они были Воронами, и Эвермор был их клеткой. С тех пор каждое утро он просыпался рядом с ними. Он ходил с ними на занятия, ел вместе с ними, проводил с ними тренировки и игры. Четверо из них больше никогда не предпринимали попыток «сблизиться», довольствуясь тем, что подкалывали Жана жестокими шутками и лукавыми замечаниями, когда понимали, что раны еще свежи. Грейсон, с другой стороны, недвусмысленно дал понять, что без колебаний снова сбил бы Жана с ног, если бы только смог застать его в одиночку.
— Эй, — сказал Джереми и добавил громче: — Эй. Жан, посмотри на меня.
Жан с усилием перевёл взгляд на лицо Джереми, но тот смотрел на его руку. Жан запоздало осознал, что всё ещё держится за шею, и теперь почувствовал острую боль под ногтями в тех местах, где они прокололи кожу. Жан медленно ослабил хватку и позволил своей руке безвольно упасть на стол, и только тогда Джереми снова поднял на него глаза.

— Поговори со мной, — попросил Джереми. — Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать.

— Расскажи мне о Грэйсоне.

— Бэклайнер Воронов, номер двенадцать, —сказал Жан. — Совсем недавно работал в паре с Жасмин. Рост шесть футов три дюйма, вес двести сорок фунтов, правша, пятый размер клюшки, вторая смена, с предстоящего осеннего семестра учится на пятом курсе. — На вкус как сывороточный протеин и овсяное молоко. Любит покусывать. Заставил меня встать на колени и... — Не проси меня с ним разговаривать.
— Хорошо, — сказал Джереми с такой готовностью, что Жану оставалось только смотреть на него. — Если Лукас спросит, я скажу ему, что это не обсуждается. Грейсон может обсудить свои проблемы с психотерапевтом.
«Как это сделал Уэйн». Жан задумался над этим. «Может быть, он тоже покончит с собой».

— Это не шутка, — сказал Джереми с неожиданной свирепостью.

Кэт вздрогнула, но не отвела глаз от Жана. — Малыш, тебе действительно стоит подумать о какой-нибудь собственной терапии.

— Мне не нужно...
Жан услышал, как включилась раковина, но внезапное прикосновение чего-то тёплого и мокрого к его повреждённой шее заставило его инстинктивно дернуться. Он ударил Лайлу по лицу, запрокидывая её голову назад и заставляя её отшатнуться от него. Кэт в мгновение ока оказалась рядом с ней, чтобы придержать её. Жан воспользовался тем, что они отвлеклись, чтобы увеличить расстояние между ними, и принялся изо всех сил тереть свою кожу, чтобы избавиться от влажного жара.
Когда Кэт наконец убедилась, что кровотечение остановилось, она оттолкнула Джереми со своего пути и ткнула пальцем в лицо Жана.

— Никогда больше не смей ее бить, —сказала она без капли своего обычного добродушия. — Ты понял?

— Не могу обещать, что не буду, — сказал Жан.

Кэт немного подождала, а затем спросила: — Ты даже не собираешься извиниться? —Она, конечно, шутила, но Жан посмотрел на её запрокинутое лицо и не увидел ничего, кроме приглушённого разочарования. В ней не было жестокости, несмотря на напряжение в плечах и то, как быстро она подошла к нему. Жан хотел поиздеваться над её слабовольностью, но его:

— Намекаешь, что слов будет достаточно, чтобы всё уладить? — прозвучало скорее странно, чем как-либо ещё. — Кровь утоляется только кровью; слова не считаются раскаянием.

— Ты это серьёзно? — Спросила Кэт, но, возможно, она уже знала ответ, потому что продолжила:

— Да, я чертовски зла, но даже я знаю, что ты не хотел этого делать. Если я дам тебе пощёчину, никому из нас не станет легче, так что забудь об этом прямо сейчас.

— Я не понимаю.
— Ты не в порядке, — сказала Кэт. — Ты это видишь, да?

Жан посмотрел мимо неё на Лайлу. Она, по крайней мере, должна была быть готова к возмездию, но она держалась на расстоянии. Выражение её лица было проницательным и молящим. Жан не был уверен, что с этим делать, но послушно произнес:

— Мне очень жаль.

— Я не хотела тебя напугать, — сказала она.

Она дала ему время придумать опровержения или оправдания, но не было смысла лгать, когда все они смотрели друг на друга. Лайла немного расслабилась, когда не последовало никаких возражений, и спросила:

— Ты собираешься объяснить, что это было?

— Нет, — сказал Жан.

— Он и тебя ударил, — догадалась Кэт и ткнула пальцем в грудь Жана — Это он сделал?

— Я был ранен в драке.

— Какого чёрта ты там был. Что он тебе сделал?

— Я не буду говорить с тобой о нём.

— Ты сказал, что я могу спросить о Воронах, — напомнил ему Джереми. — Мы просим.

— Только не о Грейсоне, — подчеркнул Жан и не удержался от отчаянного «Пожалуйста».

Попрошайничество никогда не спасало его от жестокости Рико, но Морияме всё равно нравилось это слышать. Воспоминание о голодной улыбке Рико было таким острым, что Жан почти ощущал её кожей. Выражение лица Джереми смягчилось, став печальным и серьёзным. Жан отказывался верить, что они так легко оставят его в покое, но, когда Джереми заговорил, он сказал только:

— Хорошо, не Грейсон. Извини, если мы тебя расстроили.
Жан подождал, пока Джереми раскроет своё лицо, но тот лишь отступил на шаг. Через несколько мгновений Кэт вернулась к работе, а Лайла села на табурет рядом с Джереми. Именно она вернула ему нож, и Жан положил пальцы на лезвие, ожидая, когда всё это обретет смысл.

Слабость и уязвимость были непростительными преступлениями в составе Воронов, поскольку они были сильны настолько, насколько силен был их самый слабый игрок. Любого, кто оступался или терпел неудачу, приходилось исправлять. То, что он мог до такой степени испугаться одного единственного имени, было непростительным недостатком, и они имели полное право срываться на нём, пока он не научится лучше скрывать свои раны. Вместо этого они спокойно вернулись к тому, чем занимались до телефонного звонка.

Наконец Джереми спросил:

— Ты хочешь поговорить об Уэйне?

По крайней мере, Уэйн был нейтральной темой, которая могла бы отвлечь его от мыслей о тёмных комнатах и крови. Жан медленно перебирал перцы, рассказывая им о злобном нападающем. Его статистика была отличной, хотя они имели смутное представление о его показателях, поскольку встречались с Воронами только на чемпионатах. После этого было пугающе легко поделиться более субъективными воспоминаниями об этом человеке. Он знал, что не должен этого делать. То, что произошло в Гнезде, останется в Гнезде. Но Жан не был вороном, а Уэйн был мертв.

Проблема заключалась в следующем: как только Жан начал говорить об Уэйне, стало легко рассказать о Серджио, Брейдене и Льюисе. Возможно, это было сделано для того, чтобы заполнить тишину, чтобы его новые товарищи по команде не просили у него больше, чем то, что он мог дать, но если говорить о Воронах, то можно было не думать о Грейсоне. Троянцы слушали с глубоким интересом, который сильно беспокоил Жана, поскольку много лет назад он понял, что не может сказать ничего стоящего. Моро был счастлив, когда у него закончились продукты для нарезки и наконец-то появилась причина уйти.

Он уже дошёл до кухонной двери, когда тихий голос Джереми остановил его:

— Ты действительно заботишься о них.

Жан остановился, но не оглянулся. Джереми потребовалось ещё мгновение, чтобы снова начать говорить, но всё что он смог, это неуверенно произнести:

— Несмотря на всё плохое, что они говорили о тебе этой весной, ты всё ещё волнуешься за них, не так ли?

— Я их ненавижу, — бросил Жан и ушёл.

Это была суровая правда, но в то же время вопиющая ложь. Как он мог заставить этих свободных духом детей понять это?

Он почти дошел до своей спальни, но мысль об этом тихом месте с односпальной кроватью, вызвала такое отвращение, что он направился в гостиную. Там был полнейший хаос и беспорядок, но она казалась обжитой. Моро чувствовал присутствие других, даже если рядом никого не было, но этого было достаточно, чтобы избавится от одиночества, грызущего его сердце изнутри.

Он направился прямиком к окну и резко распахнул плотные шторы. Ему хотелось света, но его всё равно поразило то, насколько ярким был мир снаружи. Жан устроился на мягком кресле и с удовольствием наблюдал за миром пару минут, а затем достал телефон из кармана.

Он пролистал свой короткий список контактов, пока не нашёл Рене. Его мысли были слишком громкими, но он не потрудился облечь их в слова. Вместо этого Моро напечатал то же самое сообщение, которое отправлял ей в прошлом семестре больше раз, чем мог сосчитать, когда ему нужны были её слова, чтобы отвлечься: «Расскажи мне что-нибудь»

Ей потребовалась всего минута, чтобы ответить ему, и Жан сидел и смотрел, как на него обрушивается шквал сообщений. Рене рассказала ему о новом доме Стефани — угловом участке, который примыкал к лесопарку. Время от времени она видела оленей на заднем дворе, но ещё не успела их сфотографировать. Белки и птицы, по-видимому, вели войну за кормушки во дворе, сколько бы Стефани и Рене их ни устанавливали, чтобы успокоить враждующих гостей. Она продолжала рассказывать о своей жизни, и Жан использовал её как спасательный круг, чтобы отвлечься от своих мыслей.

Когда у Рене не нашлось, что сказать, она не стала задавать ему тот же вопрос в ответ. Она знала, что он написал ей, что бы не думать, и поэтому не стала так беспечно отвечать ему. Всё, что она прислала, было:

«Сегодня пятница, 18 мая. Ты сейчас где?»

Он знал, что она примет любой ответ: где были его мысли или где он был в буквальном смысле. Жан решил добавить немного правды и написал в ответ:

«Уэйн Бергер покончил с собой сегодня на сеансе психотерапии».

Он снова выглянул в окно, следя за тем, как лучи солнца отражаются от окон машин. Отсюда он не мог видеть людей, но слышал отдалённые возбуждённые крики, доносящиеся откуда-то, где явно проходила вечеринка. Скорее всего в голубом доме, находящемся через два отсюда; он казался самым шумным местом, когда они с Кэт ходили в продуктовый магазин.

Лос-Анджелес был чудовищем, слишком большим, слишком шумным и слишком беспокойным. Троянцы были странными. В его спальне стояла картонная собака, к которой Джереми относился как к члену семьи. Жан ничего этого не понимал, но в глубине души осознавал, что это было лучшее, что у него когда-либо было. Это было гораздо больше того, чего он заслуживал. Он боялся этого так же сильно, как и хотел; мысль о том, что теперь это его жизнь, приводила его в ужас.

Ему стало интересно, где жил Уэйн и зачем он вернулся домой. Он потерял свой титул, своего хозяина и своего короля, но неужели там, где он жил, не было солнечного света, не было открытого неба, на которое можно было бы смотреть с головокружительным удивлением? Бежал ли Уэйн от того, кем он стал, или его убила мысль о возвращении в Эвермор после того, как он почувствовал вкус свободы? Жан не знал. Он никогда не узнает. Это не имело значения. Это не вернуло бы его обратно.

«У него остался всего один год, — написал Жан Рене, — и он не смог этого сделать».

Трус, ничтожество, предатель, продажная шлюха

Почему его должно волновать, что Вороны развалились?

—

Десять дней спустя Джереми наконец освободили от всех обязательств, которые удерживали его в отъезде, и он появился в доме с чемоданом одежды и самой солнечной улыбкой за последние недели. У Жана всё ещё оставались два пустых ящика в комоде и больше половины свободного места в шкафу, так что Джереми без труда занял его место, пока Жан стоял и караулил. Наконец, Джереми засунул свой пустой чемодан в дальний угол шкафа и торжествующе посмотрел на Жана.

— Спасибо! Я постараюсь не слишком путаться под ногами.

— Ты мой напарник, — напомнил ему Жан. — Ты должен путаться под ногами. Джереми на мгновение задумался.

— Кто был твоим напарником в Воронах?

Жан отвёл взгляд и слегка нахмурился, когда заметил Баркбарка. У Джереми появилась привычка при каждом визите забирать собаку в свою комнату, несмотря на то что Жан всегда возвращал её в гостиную. Он пересёк комнату и перевернул его так, чтобы немигающий взгляд был направлен на стену. Раздражаться из-за этого бессмысленного украшения было легко, и это немного облегчило ответ на вопрос Джереми про напарника.

— После ухода Кевина я занял его место рядом с Рико.

Благословение и проклятие: Рико был вынужден сдерживать насилие, когда слабая игра Жана привела к тому, что они оба были наказаны, но он принял вызов более утончённой жестокости. Когда-то этот талант был присущ Кевину, которого невозможно было не заметить, потому что на него всегда были нацелены камеры.

Джереми кивнул.

— Я полагаю, что вы поддерживали идеальный порядок на корте. Но раньше вас было только трое, не считая той короткой выходки с Нилом, которая вызвала столько шума на Рождество. Кто был до Рико, или на этот вопрос сложнее ответить? Ты говорил, что Воронов оценивали каждый семестр, да?

Жан повернулся к нему лицом.

— У меня был только один друг.

Не из-за недостатка стараний, конечно. Несмотря на трения между ним и остальной линией защиты, Жан отлично сыграл на корте, набрав 3 очка, а не 4. Жасмин заняла место рядом с ним, намереваясь перелезть через него, чтобы заслужить одобрение Рико. Но из всех воронов, которые пытались, только у двоих был реальный шанс стать постоянными напарниками Моро в долгосрочной перспективе, и Жан смог пережить только одного из них.

Предполагалось, что Зейн станет временным решением, за исключением того, что они оба могли слишком много потерять, если бы их перевели в другое место. Зейн хотел быть лучшим и играть с лучшими, и он пообещал встать между Жаном и Грейсоном, несмотря ни на что, при условии, что Моро поможет ему заработать один из желанных номеров Рико. Они посвятили друг другу годы, сражаясь, споря и подталкивая друг друга всё сильнее и быстрее, и Жан искренне верил, что Рико одумается и отметит Зейна цифрой, ещё до окончания университета.

Он не рассчитывал на то, что Рико найдёт Нила. Как только Нил «украл» номер, который, по мнению Зейна, принадлежал ему по праву, всё было кончено. Жан глянул в дверной проем, почти ожидая увидеть Грейсона, прислонившегося к дверному косяку с ухмылкой пожирателя дерьма[2] на лице. Воспоминание о том, как Зейн повернулся к ним спиной с нетерпеливым: «По крайней мере, ведите себя потише. Мне нужно быть на корте через два часа», — всё ещё было достаточно разрушительным, чтобы четыре месяца спустя он заболел.

— Жан? — позвал Джереми.

Жан понял, что не ответил на вопрос. Он с трудом сглотнул, борясь с тошнотой, и сказал:

— Зейн Ричер. Обычно первокурсников сначала прикрепляют к пятым курсам, чтобы помочь им освоиться в Гнезде, но я был слишком молод, и они боялись, что я буду тянуть их вниз. Зейн тогда был младшекурсником, так что разрыв в возрасте был не столь заметен.

— Ричер, — повторил Джереми с болью в голосе, — он очень хорош и очень жесток.

— Ворон, — напомнил ему Жан, пока искал вторую кровать. — Это то, чему нас учили.

— Я думаю, что отучение от этого будет головной болью — сказал Джереми.

— Если бы ты научился играть, в этот вид спорта так, как нужно играть, — сказал Жан, оставив его замечание невысказанным. не было смысла повторять этот аргумент; Джереми широко и без тени раскаяния улыбался. В конце концов, не имело значения, что они были дураками. Они по-прежнему были второй лучшей командой, которая в этом году была на пути к первому месту, и неважно хорошо это или плохо, Жан согласился смириться с их нелепыми ограничениями.

— Кстати, о развлечениях, — сказал Джереми, — посмотрим, в какие неприятности мы сможем попасть.

Было бы слишком просто надеяться, что он имел в виду Экси, особенно учитывая, что Жан всё ещё поправлялся, но предпочёл бы что-нибудь поинтереснее, чем настольная игра, на которой остановился Джереми. Кэт помогла ему разложить игру на кофейном столике в комнате, пока Лайла приносила напитки для всех с кухни. И не важно, что игра казалась Жану бессмысленной. В ней не было ничего, что могло бы помочь выработать рефлексы или мгновенное принятие решений; ему даже не пришлось запоминать правила, когда каждому игроку по очереди выдавали контрольную карточку для хода.

Они были на полпути к завершению, когда телефон Джереми зазвонил, и он просмотрел сообщение.

— Похоже, на этой неделе Лукас наконец-то возвращается домой, — сообщил он и подтолкнул Жана ногой, — Коди хочет узнать, могут ли они сначала приехать на денёк, чтобы Лукас мог хорошенько тебя рассмотреть. Он немного обеспокоен присутствием Ворона на опознании, после того как увидел, каким получился его брат, и Коди угрожает устроить бунт, если кто-то ещё встретится с тобой раньше, чем они. Что думаешь?

— Они мои товарищи по команде, — сказал Жан. — Я должен встретиться с ними.

Лайла задумалась над этим:

— Если Лукас так беспокоится, нам следует провести встречу в каком-нибудь нейтральном и людном месте, где, по его мнению, Жан должен вести себя прилично.

— Пляж? — предложила Кэт, с серьёзным видом разглядывая доску, прежде чем передвинуть свой жетон на несколько ячеек. — Ты купила какие-нибудь плавки, а?

— Я ещё не дошла до конца списка, — сказала Лайла. — Кто-нибудь из вас сможет завтра сводить за покупками? Я всё ещё устала после последней поездки.

— Нет, — сказал Жан. — Я не умею плавать.

Они в ужасе уставились на него. Джереми первым обрёл дар речи и робко спросил:

— Ты не хочешь или не можешь?

Когда Жан молча уставился на него, Джереми попытался заговорить снова:

— Различие имеет значение. Тренер Лисински дважды в неделю водит нас в бассейн в Лионе на утренние тренировки – занятия аэробикой, круговые тренировки и тому подобное.

— Что? — желудок Жана сжался.

— Это потрясающие тренировки, — Кэт с энтузиазмом кивнула.

Призрак руки Рико на его горле, держащая его голову неподвижно, пока он наливал воду, была настолько естественной, что он ожидал услышать голос Рико у своего уха. Жан уткнулся лицом в сгиб локтя и заставил себя кашлянуть, чтобы убедится, что его легкие всё ещё работают.

Я Жан Моро. Я не Ворон. Я не в Эверморе.

Этого было недостаточно. Жан чувствовал, что с него сдирают кожу, и всё болело так, как бывало только после того, как Рико подставлял его под нож. Каждый дюйм его тела был обнажён. Мысли метались между Рико и Нилом, мокрой тряпкой и скользким полом в ванной, а ещё верёвкой, впившейся в его руки, когда он отчаянно сопротивлялся. Желание разорвать себе горло, чтобы облегчить доступ к легким, было таким сильным, что ему пришлось схватиться за собственные лодыжки, чтобы удержаться. Цепи заскрипели, ящик задребезжал. Если бы он как следует не подышал, его грудная клетка бы провалилась.

Тону, я тону, я—

— Жан? — позвал Джереми. — Хэй. Ты в порядке?

Как он мог быть таким? Он был в миле от суда по уголовным делам, без экипировки и с тремя заживающими ребрами. Жестокость в его воспоминаниях и страх в его костях не имели выхода; Жан сломался бы под их тяжестью, если бы не смог избавиться.

— Я хочу пробежаться, — сказал он, думая:

Как я могу бегать с водой в легких?

Джереми поднялся на ноги и протянул руку. Прошла, казалась, целая вечность, прежде чем Жан смог ослабить свою хватку, настолько, чтобы дотянуться на него, и Джереми поднял его на ноги с такой лёгкостью, что Жан удивился. Капитан пошёл обуваться, а Моро отправился в свою комнату за футболкой посвободнее, чем та, что была на нём сейчас. Кэт и Лайла стояли, прижавшись друг к другу, в дверях гостиной, когда Жан вернулся, но он проигнорировал их взгляды и принялся натягивать кроссовки.

Они с Джереми пробежали кружок вокруг кампуса, а потом ещё один, но уже на стадионе. Вид самолёта, стоящего на восточной границе выставочного парка, заставил их притормозить. Джереми проследил за растерянным взглядом Жана и принялся объяснять, но тот пока не был в настроении разговаривать. Моро отмахнулся от Джереми и снова набрал скорость, и капитан молча пристроился рядом с ним.

Когда они вернулись в Вермонт и наконец-то сбавили темп, чтобы размяться, Джереми воспользовался паузой, чтобы высказаться:

— Если это будет проблемой, мы можем поговорить с тренером.

— С этим проблем не будет, — Жан вытер пот с лица рукавом.

— Те пять миль которые мы только что пробежали говорят об обратном.

— Это не будет проблемой, — повторил Жан, — я этого не допущу.

Джереми изучал его с тревожащей напряженностью.

— Я хочу помочь тебе, Жан, но ты должен мне позволить это сделать. Я не умею читать мысли, понимаешь?

Он подождал, как будто надеялся, что его просьба заставит Жана передумать, и вздохнул, когда Жан уставился вдаль в угрюмом молчании. И вместо того, чтобы настаивать, он предложил:

— Нам не обязательно встречаться на пляже. Есть много других мест.

— Пляж замечательное место, — сказал Жан.

— Определенно, — сказал Джереми, таким тоном, что его это нисколько не убедило, но он промолчал.

Они шли домой в молчании. Джереми уступил право принять душ Жану, чтобы уладить все с Коди. Жан включил душ, прежде чем раздеться, но около двух минут просто стоял, наблюдая, как вода стекает в канализацию.

В большинство дней Жан принимал душ так быстро, как только мог. В плохие дни в Эверморе, когда его избивали до полусмерти и он нуждался в тепле для своих ноющих мышц, Жан мог дольше принимать душ, держа голову под струями воды так долго, как это было возможно. По-прежнему оставалось неясным, сохранит ли он контроль, но присутствие Воронов помогало. Существовали границы, которые Рико не стал бы переходить, если бы у него были свидетели. Сегодня у Жана никого не было, и чем дольше он медлил, тем больше он думал над тем, что ждало его в июне.

Он поковырял пальцем в боку, над ребрами, в поисках остаточной боли, которая могла бы успокоить его, но ничего не нашёл. Наконец у него не осталось другого выбора, кроме как встать под душ, и он вымылся так быстро, что всё ещё ощущал себя грязным. Этого оказалось недостаточно, чтобы прийти в себя и Жан поддался слабости: встал на колени в душевой после того, как отключил воду. Он стоял так до тех пор, пока у него не заболели и не онемели колени, слушая, как его сердце отбивает оглушительное стаккато в ушах, и гнал свои мысли так далеко, как только мог.

[1] Обращение оно/они-they/them

[2]Омерзительной, но пожиратель говна дословно и так даже прикольнее...

Оглавление