Глава 16 | СОЛНЦЕКОРТ | Нора Сакавич
THE SUNSHINE COURT — Солцекорт (Солнечный корт) | Nora Sakavic — Нора Сакавич
Перевод выполнен каналом t.me/sunshinecourt
Наш чат общения — t.me/TasianJunSex
Оглавление
- Глава Первая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC1
- Глава Вторая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC2
- Глава Третья — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC3
- Глава Четвертая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC4
- Глава Пятая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC5
- Глава Шестая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC6
- Глава Седьмая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC7
- Глава Восьмая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC8
- Глава Девятая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC9
- Глава Десятая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC10
- Глава Одиннадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC11
- Глава Двенадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC12
- Глава Тринадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC13
- Глава Четырнадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC14
- Глава Пятнадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC15
- Глава Шестнадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC16
- Глава Семнадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC17
Поскольку ни Жан, ни Лукас не хотели оставаться на скамейке запасных в течение следующих четырёх месяцев, они решили по негласному решению просто игнорировать друг друга на следующий день. Учитывая, что Жан всё ещё был в группе Ксавьера в тренажёрном зале и они играли на одной позиции на корте, было довольно легко добиться успеха, не отвлекая остальную команду. Лукас держал свой острый язык за зубами, а Жан отдавал ему пас, когда это было лучше всего во время стычек, и они переодевались в раздевалке, разделённые как минимум двумя телами.
К лучшему это или к худшему, но это безвыходное положение привело к тому, что тренеры смогли сосредоточить своё внимание на Жане, а точнее, на проблемах, связанных с тем, как он играл на корте. В четверг днём тренер Риманн для проведения занятий присоединился к своей команде прямо на поле. На нём был шлем для защиты, но никакого другого снаряжения не было, и он расхаживал вдоль стен, наблюдая за Жаном, как ястреб. Каждый раз, когда тот делал что-то, с чем Риманн был не согласен – грубые зацепы, движения спина к спине и большее соприкосновение, чем допускает экипировка – он коротко свистел в серебряный свисток. Он не трудился останавливать тренировку, полагая, что Жан воспримет шум как необходимость в исправлении.
Поначалу это просто раздражало, но по мере того, как день клонился к вечеру, постоянные замечания казались нападающим всё более и более забавными, а Жану – всё менее и менее. Радостные возгласы «Упс!» и «Ты справишься!» от его товарищей по команде никак не улучшали его настроения. Он был вынужден пересматривать каждое совершённое им действие, но каждый раз, когда он колебался, обдумывая свои дальнейшие шаги, он рисковал отстать и потерять контроль над игрой. Было легче не использовать мышечную память, что неизбежно приводило к очередному свисту от Риманна.
Джереми был достаточно умён, чтобы не отпускать подобных замечаний, но, к несчастью, именно он стал четвёртой жертвой Жана за день. Удивлённое «Ауч» Джереми не было похоже на радостные насмешки, от которых Жан страдал весь день, но этого было достаточно. Моро обхватил Джереми плечом и клюшкой, чтобы опрокинуть его на спину. Джереми застонал, сильно ударившись о пол, и схватка прекратилась, когда Троянцы отреагировали на гулкий звук падения. Жан опустился на колени рядом с Джереми, чтобы подождать, и положил клюшку на землю перед ним.
Джереми приподнялся на руках, когда Риманн уже приближался к ним. Жан почувствовал на себе его испытывающий взгляд, но не потрудился ответить на него, вместо этого устремив взор в безопасную точку на другом конце корта. Риманн присел на корточки по другую сторону от клюшки Жана и сначала посмотрел на Джереми.
— Нормально? — спросил он. Когда тот кивнул в знак согласия, главный тренер задумчиво посмотрел на Жана. — Похоже, всё пошло не так, как планировалось.
— Мне жаль, тренер. — сказал Жан.
— Тебе действительно жаль, или ты извиняешься, уверенный, что я хотел это услышать?
— Я не люблю проигрывать, тренер.
— На это потребуется время. — произнёс Риманн и постучал по свистку, висевшему у него на шее. — Это не попытка пристыдить тебя, это способ помочь тебе. Я не думаю, что ты видишь, в каких местах мы расходимся друг с другом. Теперь, когда мы оба лучше понимаем, как много ещё предстоит сделать, мы можем разбирать по одному нарушению за раз. Кажется, слишком многое нужно исправить одним махом. Ты готов продолжать или тебе нужен перерыв, чтобы проветриться?
— Я буду играть столько, сколько вы мне позволите, тренер.
— Тогда поднимайся с колен и приступим к делу. — сказал Риманн, вставая.
Жан подобрал свою клюшку по пути наверх и протянул её в качестве предложения. Риманн принял её и повертел в руках, пока Джереми поднимался на ноги. Жан терпеливо ждал, но Риманн только внимательно осмотрел её. Он потянул за сетку, чтобы проверить натяжение, и сжал головку в поисках трещин, а затем вопросительно посмотрел на Жана.
— Я, кажется, что-то упускаю. — сказал он. — Что я должен с этим сделать?
Он был не первым тренером, которому нравилось заставлять своих игроков просить об этом, но Жан не ожидал такого от человека, столь широко почитаемого в НССА. Было скорее приятно, чем огорчительно заглянуть за эту маску; лучше покончить с догадками сейчас, когда у него впереди ещё два года под опекой Риманна.
Жан отвёл взгляд в сторону и послушно ответил:
Риманн ничего не ответил, наслаждаясь ожиданием, но тут Джереми вмешался, недоверчиво воскликнув:
Он выхватил клюшку из рук Риманна с такой смелостью, что Жан отскочил от него на два быстрых шага. Джереми протянул свободную руку к Жану, стараясь не касаться его, и подчеркнул:
— Он не собирается тебя бить. Ладно? Мы здесь так не делаем. Ты сказал, что постараешься работать лучше, и нам этого достаточно.
Взгляд Риманна был таким тяжёлым, что Жан едва мог дышать под его тяжестью, но он рискнул бросить холодный взгляд на Джереми.
— И снова ты думаешь, что слов достаточно, когда очевидно, что это не так. Я подписал контракт, обязавшись соблюдать ваши стандарты, и всю неделю обещал вести себя хорошо, но я постоянно обманывал ваше доверие и отказывался исправляться. Сегодня я совершаю те же ошибки, что и в понедельник.
— Только не надо говорить мне, что ваши тренеры избивали вас клюшкой. — сказал Риманн. Это было опасно, но Жан воспринял это «не надо» буквально и держал рот на замке. Риманн выдержал молчание всего несколько секунд, прежде чем потребовать:
— Посмотри на меня прямо сейчас. Я задал тебе вопрос.
Это был не вопрос, но Жан знал, что лучше не поправлять его. Он заставил себя встретиться взглядом с Риманном, и сказал как можно более нейтральным тоном:
— Они делали всё необходимое, чтобы мы выступили наилучшим образом, тренер.
— Что бы там ни было... — Риманн оборвал фразу на полуслове и отвернулся от них, чтобы взволнованно отбить ритм своим свистком.
Жан никогда раньше не видел, чтобы тренер так нервничал, и не был уверен, как реагировать на этот намёк на слабость. Он снова взглянул на Джереми, от мрачного выражения лица которого не было никакого толку, и снова перевёл взгляд на Риманна, прежде чем тренер понял, что отвлёкся. Прошла почти целая минута, прежде чем Риманн успокоился настолько, что перестал двигаться, и он жестом подозвал Джереми. Джереми молча протянул Жану клюшку, а Жан медленно взял её.
— Давай поговорим потом. — сказал Риманн и ушёл.
Жан подождал, пока он не окажется за пределами слышимости.
— Поверь нам. — устало попросил Джереми. — Мы тоже не понимаем.
У Жана возникло ощущение, что они говорят о двух разных проблемах, но у него не хватило сил спросить. Вместо того, чтобы отправить обе команды на штрафные точки за неспортивное поведение Жана, Риманн перезапустил всю игру и отправил их всех на исходные позиции. Жан выдержал несколько испытывающих взглядов, направляясь через площадку к своей линии. Он не был уверен, слышал ли их кто-нибудь, или между ними было достаточно места, чтобы заглушить разговор. Как бы то ни было, никто не был настолько безрассуден, чтобы спросить, когда прошло полчаса, прежде чем раздражение покинуло голос Риманна.
Теперь, когда Риманн собирался сосредоточиться на одной проблемной области за раз, свистки раздавались всё реже. Сегодняшняя проблема заключалась в привычке Жана просовывать ногу между Джереми каждый раз, когда они останавливались, чтобы понаблюдать за своими товарищами по команде. Это был лёгкий способ подставить ему подножку и увести соперника с корта с травмами, и это была одна из первых стоек, которой обучали Воронов. Избавление от этой привычки требовало сознательных усилий, но, если бы это было единственным, что Жану нужно было изменить сегодня, он мог бы найти в себе силы исправить это, не жертвуя при этом своей игрой. Наконец тренировка закончилась. Риманн подозвал Жана, в то время как остальные Троянцы отправились в душевые. Лисински нигде не было видно, но Хименес и Уайт обменивались впечатлениями, следуя за своими игроками в раздевалку. Риманн сел на скамейку запасных и подождал, пока Жан поравняется с ним. Жан сел только после того, как Риманн жестом пригласил его сделать это.
Риманну потребовалась всего минута, чтобы собраться с мыслями, и он изучающе посмотрел на Жана.
— Просто, чтобы ты знал, мы попросили Эдгара Аллана прислать полную медицинскую карту ещё в апреле. Они согласились и даже дали нам номер для отслеживания посылки, но почему-то она так и не дошла до нас. Что-то подсказывает мне, что это не было случайностью. Что ты думаешь на этот счет?
— Я не знаком с местной почтовой системой, тренер, — сказал Жан.
— Кто-то из твоих тренеров ломал тебе рёбра?
— Я получил травму в драке, тренер.
— Забавно, что ты всё ещё называешь это так, когда Кевин сказал Джереми, что это дедовщина, — сказал Риманн, и Жан пожелал Королеве Драмы тысячи мучительных смертей. Риманн выслушал это, прежде чем продолжить: — Я собираюсь спросить тебя ещё раз, и я надеюсь, ты будешь более честен со мной. Это твои тренеры сломали тебе ребра этой весной?
Риманн продолжал изучать его, словно взвешивая правдивость этого ответа. — Ты должен знать, что Джеки позвонила Эдгару Аллану, чтобы расспросить об их программе тренировок. Она обязательно попросила привести примеры эффективных дисциплинарных мер. Оказывается, в кампусе Эдгара Аллана нет ни одного бассейна. Не хочешь это объяснить?
На мгновение Жан почувствовал вкус мокрой ткани. Его самообладание пошатнулось, но тот лишь крепче сжал пальцы и сказал:
— Вот в чем дело, — сказал Риманн. — Я не хочу требовать от тебя больше, чем ты готов мне дать, но рано или поздно мне придётся задать несколько действительно неприятных вопросов. Я надеюсь, что мы сможем прийти к какому-то взаимопониманию, прежде чем достигнем этой точки, потому что мне нужно, чтобы ты понял, что я не стал бы совать нос в чужие дела, если бы не чувствовал, что должен это сделать. Теперь ты один из моих детей. Я пытаюсь поступить с тобой правильно, но это требует от нас обоих некоторой отдачи. Ты понимаешь?
Жан не понял, но послушно сказал:
— Тогда можешь идти. Я и так слишком долго тебя задерживаю. Ты хорошо поработал сегодня.
Несмотря на то, что Жан пришёл в душ последним, он всё равно вышел первым с небольшим отрывом. Он вытерся и оделся так быстро, как только смог, и направился к ряду нападающих, когда в раздевалку вошли первые его товарищи по команде. Джереми всегда отставал от Жана на полдюжины человек из-за того, что болтал со слишком большим количеством людей, когда должен был мыться, но Жан предпочитал ждать его и вместе анализировать ошибки, допущенные за день.
Лукас добрался до Жана раньше Джереми, и напряжённое выражение его лица никак не улучшило настроения Жана. Он не упустил из виду, что Набиль замер на случай, если ему понадобится вмешаться; судя по нетерпеливому взгляду, который бросил на него Лукас, он тоже это заметил. Заметил ли он задумчивые взгляды, которые Дерек и Деррик посылали ему в спину, или нет, — это уже другой вопрос, но Жан не сводил взгляда с лица Лукаса и ждал, с чего начнется этот нежелательный визит.
— Мне нужно с тобой поговорить. Без... — Лукас жестом указал на их любопытных товарищей по команде. — Ты можешь задержаться сегодня на пару минут?
Его первой мыслью было отказаться, но Жан обратил внимание на напряжённую линию его рта и ссутулившиеся плечи. Это был не гнев, а тревожное ожидание. Жан предпочёл бы гнев, но он подставил себя, заставив Лукаса потребовать ответов от Грейсона.
Жан посмотрел на телефон, который Лукас сжимал так, что побелели костяшки пальцев, и почувствовал, как его утомит предстоящий разговор.
— Привет, Лукас, — весело и громко сказал Джереми, выходя на площадку и направляясь к своему шкафчику. — Сегодня ты неплохо поработал.
Жан смутно осознавал, что Лукас задал ему вопрос, но ход его мыслей прервался где-то на влажной линии веснушчатых лопаток Джереми. У того начали пробиваться корни волос, и теперь это было более заметно, потому что после душа волосы прилипли к голове. Жан смотрел, как струйка воды стекает по спине Джереми к полотенцу, обернутому вокруг его бёдер, а затем услышал недовольное ворчание, которое издал Лукас, напоминающее о том, что у него есть более важные поводы для беспокойства. Он с усилием вернул своё внимание к своему отвратительному товарищу по команде, в то время как Джереми принялся за работу, проводя руками по волосам.
— Да, — сказал Жан, хотя презрение на лице Лукаса заставило его задуматься о своих поспешных словах. — Я подожду.
Лукас стремительно удалился, нападающие вернулись к своим занятиям, а Джереми бросил любопытный взгляд на Жана.
— Это ещё предстоит выяснить, — ответил Жан.
Большая часть команды и два тренера ушли, прежде чем Лукас снова пришёл его искать. Теперь он выглядел более встревоженным, чем десять минут назад, и Жан подсчитал, что его шансы выйти из этого разговора невредимыми равны нулю. Он встал, когда Лукас не подошёл, и положил руку на плечо Джереми, когда тот двинулся следом. Лукас засунул руки в карманы и бросил на Джереми настороженный взгляд.
— Только Жан, — сказал он. — Дай мне несколько минут.
— Да? — Спросил Джереми у Жана.
— Пять минут, — пообещал тот ему и направился к Лукасу.
Он ожидал, что Лукас отведёт их в другой конец раздевалки или, может быть, в одну из комнат для отдыха, но тот направился к двери и по туннелю к выходу. Лукас проскочил между машинами Римана и Лисински, чтобы добраться до внешних ворот, и хотя Жан без колебаний последовал за ним, он отказался проходить через них. Сам Лукас, казалось, был доволен тем, что остановился на въезде, держась одной рукой за ворота, а другой за забор, и смотрел на несколько машин, всё ещё разбросанных по стоянке.
— Я поговорил с Грейсоном, — сказал Лукас. — Во всяком случае, пытался. Он по-прежнему не хотел меня видеть.
— Неожиданная сдержанность, — сказал Жан, — но это не моя проблема.
— Он не хотел разговаривать со мной, — повторил Лукас с нажимом.
Жан уставился на него, слыша слова, но отказываясь вникать в них. Отрицание могло спасти его лишь на короткое время, и он проследил за взглядом Лукаса, направленным на машину, припаркованную у забора. Жан понял, что сейчас произойдёт, когда открылась водительская дверь, но ничего не мог поделать, кроме как стоять как вкопанный, пока Грейсон выбирался из машины и направлялся в их сторону.
Свобода ничуть не утихомирила бушевавший в нём огонь; месяцы разлуки не принесли ему ни капли ярости. Жан смотрел на человека, который отчаянно хотел причинить ему боль и который прекрасно знал, где находятся его шрамы. Жан не чувствовал асфальта под ногами и тёплого ветра, треплющего его волосы. Там, где должен был находиться его мозг, был лёд, а по груди, словно червь, распозалась липкая тошнота.
Загремел металл, когда Лукас снова закрыл ворота. Жан мог бы сказать ему, что никакая дверь не сможет удержать Грейсона, но задыхался от воспоминаний и не мог подобрать слов. Джонсон замедлил шаг и остановился, с другой стороны, но это не было проявлением послушания или сдержанности. Судя по выражению его лица, он просто наслаждался реакцией Жана на его присутствие. Моро попытался вспомнить, как он выглядел в январе, весь в синяках и крови, но это никак не помогло ему успокоиться.
— Ты сказал, что просто хотел поговорить, — напомнил Лукас.
Джонсон вцепился пальцами в ограждение.
— Ты мне кое-что должен, Джонни.
Прозвище Зейна, произнесённое Грейсоном, заставило Жана с трудом сглотнуть, борясь с приступом желчи.
— Пошел ты. Зейн выиграл это соревнование, а не ты.
— Он не здесь для того, чтобы претендовать на это, — сказал Грейсон. — Это я. Я вернусь в Гнездо через два дня, и ты убедишься, что они проявят ко мне должное уважение.
— Ты расскажешь всем, что мне обещали членство в идеальный корт, или я приду туда, сдеру кожу с твоего лица и трахну твой чёртов череп. Ты понял? Я знаю, где ты играешь. Я знаю, где ты живешь. Кто теперь защитит тебя?
— Господи, Грейсон... — начал Лукас, но Грейсон уже двигался.
Он навалился всем своим весом на ворота, и Лукас не был готов его удержать. Он слегка вскрикнул, когда его отбросило назад, но Жан не стал оставаться, чтобы помочь ему. Он побежал к выходу со стадиона, зная, что будет недостаточно быстр. Его пальцы коснулись клавиатуры, прежде чем чья-то рука схватила его за плечо и развернула к себе.
Первый удар пришёлся ему в челюсть, отбросив к стене стадиона. Жан отбивался, словно был зверем в клетке. Джонсон провёл рукой по его защите и, схватив его за лицо, ударил головой о твёрдую стену. Мир закружился в тошнотворном тумане, затем сузился до слишком яркого фокуса, когда Грейсон сильно укусил его в шею и в плечо. Крик, вырвавшийся у Жана, был скорее звериным, чем человеческим, и он судорожно вцепился пальцами в лицо и горло Грейсона.
Лукас появился из ниоткуда, схватил брата за руку и потянул к себе.
— Прекрати, — отчаянно попытался он. — Грейсон, остановись!
Джонсон отпустил Жана ровно на столько, чтобы накричать на брата. Трёх ударов было достаточно, чтобы сбить Лукаса с ног, и Грейсон вернулся прежде, чем его жертва успела отойти от стены более чем на два шага. Джонсон схватил лицо Жана обеими руками и большими пальцами прочертил на его щеках ужасные линии, снова прижимая его к стене.
Жан схватил его за запястья, прежде чем тот успел выцарапать ему глаза, и изо всех сил ударил Грейсона головой. Когда он отступил на шаг, Жан потащил его за собой, но Джонсон пришёл в себя прежде, чем смог высвободить руки. Грейсон впился ногтями в стену, снова отталкивая Жана. Моро изо всех сил пнул его по лодыжке, когда они приблизились друг к другу, и Грейсон в ответ ударил его головой о стену с такой силой, что у Жана заболели зубы.
— Дай мне мой грёбаный номер[1], — прорычал Грейсон.
— Он не твой, — выдавил Жан. — Пошел нахуй.
Это был неверный ответ. Грейсон укусил его за левое запястье с намерением сокрушить его. Жан попытался высвободить руку, и ноготь большого пальца Грейсона рассёк мягкую кожу в уголке его глаза, когда его хватка ослабла.
Дверь стадиона распахнулась только для того, чтобы резко остановиться, ударившись о скрюченное тело Лукаса, и Грейсон немедленно отступил с места Жана. Моро согнулся, чтобы обхватить колени, прежде чем упасть лицом на асфальт. Теперь кто-то кричал, и он понимал, что узнал этот голос, но в ушах у него звенело слишком громко, чтобы он мог разобрать слова. Он не мог посмотреть, кто по неосторожности спас его; и не мог отвести глаз от крови, медленно стекавшей по его руке к пальцам.
Жан потянулся к горлу здоровой рукой, и ощущение повреждённой, влажной кожи под пальцами почти сбило его с ног. Он сделал глубокий вдох, желая убедиться, что не задыхается, прижавшись к подушке, но лёгкие были сдавлены настолько, что в груди горело.
Чьи-то руки схватили его за плечи, и Жан отреагировал инстинктивно. Нападавший не ожидал такой силы, и ему удалось отбросить Лисински к её машине, прежде чем он понял, в кого врезался. Пронизывающая паника, вызванная нападением на тренера, стерла всё остальное, и Жан отступил от неё так быстро, как только мог. Первый удар стены стадиона о его лопатки перечеркнул десять лет его жизни, и Жан немедленно опустил взгляд.
— Извините, — выдавил он. — Простите, тренер, я не...
— Достаточно, — предупредила она его, и Жан оборвал свои извинения. Взвизгнули шины, когда Грейсон вырулил с парковки. Джеки бросила разъярённый взгляд вслед своей машине, но, поскольку Лукас, стонущий, сидел у её ног, а Жан едва держался на ногах, ей пришлось отпустить его. Секунду спустя она достала телефон и опустилась на колени, чтобы проверить глаза Лукаса.
— Джеймс, ты нужен нам здесь прямо сейчас, — сказала она и закрыла телефон, ничего не объясняя.
Риманн пришёл на стадион в рекордно короткие сроки, причём не один. Сначала он бросился к Лукасу, поскольку он и Джеки были в поле его зрения, но Джереми, следовавший за ним по пятам, направился прямиком к Жану. Тревога выглядела неуместно на лице, рождённом для улыбки, и Жан отвернулся, прежде чем паника Джереми могла довести его до крайности. Нокс потянулся к нему, но Жан, отлипнув от стены оттолкнул Джереми с дороги.
Наконец-то он смог беспрепятственно добраться до двери стадиона, но никто не дал ему код для этого замка. Дрожащие пальцы снова и снова набирали цифры похожие на Вороньи. Он знал, что это неправильно. Он не понимал, почему это не сработало. Он не мог перестать пытаться.
— Жан, я справлюсь, — сказал Джереми, отрывая его руку от кнопок.
Жан в оцепенелом молчании наблюдал, как Джереми вводит правильный код. Моро приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы протиснуться внутрь, и направился в раздевалку так быстро, как только мог, не переходя на бег. Он чуть не сбил с ног двух играющих троянцев, когда протискивался через вторую дверь, но не обратил внимания на их раздражённые крики и продолжил движение. Ему показалось, что он услышал голос Кэт, но она могла подождать. Ей пришлось подождать. У Жана было около тридцати секунд, чтобы избавиться от прикосновения Грейсона, прежде чем ему станет слишком плохо.
Когда Жан ворвался в душевую, там никого не было, и он задержался только для того, чтобы скинуть ботинки. Моро подошёл к ближайшей душевой кабине и изо всех сил повернул ручку. Первый же удар воды в лицо чуть не переломил его пополам, и Жан уткнулся лицом в сгиб локтя, пытаясь сделать вдох.
— Зубы, — подумал он, — тону, — и — я знаю, где ты живешь.
Жан отчаянно тёр шею свободной рукой, пытаясь как можно быстрее смыть слюну и кровь. Он годами боролся с жестокостью Рико; он пережил Грейсона в худшие времена. Ему просто нужно было время, чтобы забыть об этом. Мгновение, или два, или десять, чтобы забыть тяжесть рук Грейсона на своем лице и зубы на своей коже. Но из-за руки, которой он прикрывал лицо от воды, ему было трудно дышать, и Жан балансировал между душем троянцев и своей тёмной комнатой в Эверморе.
— Жан. — Снова позвал его Джереми, откуда-то справа от него. У Жана не было и секунды. — Посмотри на меня.
Я Жан Моро. Я принадлежу Морияма. Я буду терпеть. Я буду терпеть. Я буду терпеть.
Постепенно он снова замкнулся в себе, загоняя свой страх и душевную боль так глубоко, что почувствовал оцепенение. Напряжение спало с его плеч, и Жан, приоткрыв глаза, нащупав ручку душа, быстрым движением руки выключил его. Моро провёл обеими руками по лицу, чтобы смахнуть с себя как можно больше воды. Только тогда он повернулся к Джереми, который стоял так близко, что на его рубашке и шортах остались мокрые пятна от брызг. Жан чувствовал себя успокоившимся, по крайней мере настолько, насколько это было возможно, когда он насильно отключился от этого момента, но Джереми всё ещё выглядел затравленно.
— Мне нужно переодеться перед уходом, — сказал Жан. — Дай мне минутку.
Джереми встал у него на пути, когда Моро направился к двери.
— Дай пройти, — ответил он. — Мне холодно.
— Пожалуйста, поговори со мной.
— Он причинил тебе боль, — настаивал Джереми.
Жан был мимолетно благодарен ему за то, что он воздержался от упоминания имени Грейсона. Моро сделал пренебрежительный жест и попытался пройти мимо, но Джереми снова упрямо встал перед ним.
— Ты явно не в порядке, поэтому, пожалуйста, перестань притворяться, что мы можем просто игнорировать всё то, что с тобой происходит.
— Перестань смотреть, если это тебя беспокоит, — выпалил Жан.
Он не был уверен, было ли это неодобрением или обидой, когда уголки губ Джереми дёрнулись, и Жан заставил себя подобрать более подходящие слова.
— Вороны знали, что это не их дело, и они были не настолько глупы, чтобы зацикливаться на этом. Для всех нас было бы лучше, если бы ты поступил так же.
Джереми ответил тихо, но решительно:
— Я не хочу, чтобы ты смотрел.
Его испугало, что эти слова звучали как ложь, но у него не было времени задуматься над этим, прежде чем дверь открылась и вошел Риманн. Главный тренер открыл было рот, но заколебался, увидев, что Жан был похож на мокрую крысу. Немного погодя он жестом пригласил их следовать за ним, но, поймав взгляд Джереми, отвернулся и сказал:
— Принеси ему полотенце. Мы будем в медпункте.
По пути им пришлось миновать оставшихся троянцев: конечно же Кэт и Лайлу, а затем Трэвиса и Хаой. Жан предположил, что последние двое были теми, на кого он чуть не налетел ранее; они были соседями Лукаса по комнате в летнем общежитии и застряли здесь в ожидании решения, как и девочки. Резким жестом Риманн призвал группу к тишине, когда проходил мимо, и Жан, не отрывая взгляда от спины тренера, последовал за ним.
Лукас и Лисински были в первом кабинете, поэтому Риманн жестом пригласил Жана пройти во второй. Джереми, должно быть, бежал, потому что догнал их прежде, чем тренер успел закрыть дверь более чем наполовину. Капитан протянул полотенце, но сам взялся за ручку, и Риманн понял, что означает напряжение на его лице. Он посмотрел на Жана и спросил:
— Тебе решать. Остаётся или нет.
— Нет. — Немедленно ответил Жан.
Джереми ничего не оставалось, как отступить и остаться за закрытой дверью. Жан взял предложенное полотенце и сел там, куда указал Риманн. Моро не знал, что здесь есть часы, но теперь он слышал их тиканье. Возможно, это были наручные часы. У него уже много лет их не было, но он всё равно проверил свои запястья. Всё, что он обнаружил, — это неровные линии зубов Грейсона. Жан обмотал руку полотенцем, чтобы не видеть этого.
Риманн прошёлся по комнате, открывая и закрывая ящики в поисках бинтов и антисептиков, которые могли ему понадобиться. Жан попытался взять их у него, но под каменным взглядом опустил руку и сидел молча. Риманн подтащил табурет и принялся за работу, начиная с запястья. Закончив промывать и бинтовать, он попросил Жана проверить подвижность кисти. Рука болела, но он мог поворачивать её и сгибать пальцы, этого было достаточно, чтобы лёд в груди немного растаял.
— Поговори со мной, — попросил Риманн, прикладывая к лицу Жана салфетку.
— Я не знаю, что вы хотите от меня услышать, тренер.
— Да, тренер, — ответил Жан. — Я всё ещё могу играть.
— Я спрашиваю тебя не об этом.
Он дал Жану минуту на то, чтобы придумать что-нибудь получше, но наступившая тишина была ещё хуже, чем его вопросы. Жан покачивал ногой, чтобы привести мысли в порядок, понимая, что выдаёт себя этим беспокойством, но был не в силах остановиться. В конце концов ему пришлось прикрыть бинты свободной рукой, чтобы не смотреть на них.
— Тренер, пожалуйста, скажите мне, что нужно говорить. Я обещаю, что всё исправлю.
— Я не хочу, чтобы ты всё исправлял, — сказал Риманн, откинувшись на спинку стула и пристально глядя на него, — я хочу знать, что с тобой всё в порядке.
Ответ прозвучал достаточно легко.
Может быть, не так уж и легко, потому что Риманн выглядел так, будто находился на грани между недоверием и жалостью. Жан заставил себя не шевелиться. Эта попытка сохранить невозмутимость и спасла его, когда Риманн покачал головой и принялся за горло Жана.
Жан посмотрел на дальнюю стену, где одна из медсестёр повесила в рамке чёрно-белую фотографию одинокой лодки в гавани, и представил себя как можно дальше от этого места. Он подумал о том, как поедет с Кэт по побережью. Он думал о стене с фотографиями в Лисьей Норе. Он думал об открытках и магнитах, уничтоженных разъяренными товарищами по команде, и контроль Жана угрожающе скрипнул. Он тяжело сглотнул, борясь с нахлынувшей тошнотой.
Возможно, Риманн услышал, как он поперхнулся, потому что он попытался повторить тихое, но твердое: — Жан.
— Я позвоню доктору Добсон, — этого было достаточно, чтобы заставить Риманна задуматься, и Жан изо всех сил подался в ложь. — Я позвоню ей, как только вернусь домой, тренер.
В дверь постучали. Риманн закончил накладывать бинты и, перекатив стул через всю комнату, открыл её. В дверях стояла Лисински с Лукасом под руку. Взглянув на него, Жан понял, что у него сломан нос, Грейсон не успел нанести ни одного удара, направленного на брата. Жану хотелось порадоваться, что Лукас поплатился за свою роль в этом злосчастном воссоединении, но он чувствовал лишь усталость и холод. Риманн отодвинулся с дороги, чтобы они могли войти и снова закрыть дверь.
Жан не обращал внимания на обеспокоенные вопросы Риманна и осмотр Лукаса Лисински. Когда Риманн убедился, что Лукас не собирается в ближайшее время терять сознание, он сказал:
Рассказ Лукаса получился сбивчивым, измученным самоцензурой и сожалениями. Вчера ему не удалось добиться от Жана толкового объяснения, с чего начался конфликт между Жаном и его братом, поэтому он поступил так, как велел ему Жан, и потребовал правды от Грейсона. Он отказался вступать в разговор, а сегодня за обедом обратился к Лукасу за информацией о времени проведения тренировок Троянцев. Ему нечего было сказать Лукасу, но он поговорил бы с Жаном, если бы Лукас смог оставить его одного.
— Это только вторая вещь, которую он сказал мне за это лето, — Лукас уставился на свои ботинки, являя собой образ страдания. — Он ушёл от меня четыре года назад и забыл о моем существовании, и оба раза, когда он удосужился поговорить со мной после возвращения домой, речь шла о Жане. В эти выходные он уезжает в Западную Вирджинию. Это был мой последний шанс увидеть его до отъезда, и я не... не знал, как ему отказать. Мне очень жаль. Я облажался.
Риманн посмотрел на Жана. Жан не был уверен, ждет ли он его версии событий или праведного гнева. Жан, не отрывая взгляда от лица Лукаса, сказал:
— Когда он в следующий раз уйдёт, отпусти его и поменяй за ним замки.
— Он мой брат, — сказал Лукас, но его протест был слабым.
— Я уже говорил тебе, — сказал Жан ровным голосом, — он перестал быть твоим братом в тот день, когда отправился в Гнездо.
Лукас скорчил гримасу, но не стал спорить.
— Он тебя сильно ранил. В Эдгаре Аллане, я имею в виду, — сказал он, когда Жан рефлекторно крепче сжал своё перевязанное запястье. Жан не ответил, но Лукас и не ждал подтверждения, так как они оба знали, каков будет ответ. — Я слышал, что он тебе сказал.
— Я не буду говорить об этом с тобой.
Жан не желал слышать продолжение вопроса.
— Я не буду говорить об этом с тобой, — повторил он громче.
На этот раз Лукас понял намёк, и Жан впился ногтями в повязку, пока боль не уняла ярость в его голосе. Только убедившись, что своим тоном он не проявит неуважения к тренеру, он перевёл спокойный взгляд на Риманна и спросил:
— Ты действительно хочешь оставить всё как есть? — спросил Риманн. — У нас есть камеры наблюдения. Мы можем позвонить в полицию.
Приглушённый протест исходил от Лукаса, но Жан отказывался смотреть на него.
— Сначала я отправлю Джереми, — сказал Риманн, как будто это могло как-то переубедить Жана.
Под взглядом Риманна он сменил тему и сказал:
— Я не могу говорить с полицией, тренер.
Риманн дал ему минуту на то, чтобы передумать, а затем сдался, покачав головой.
— Я доверяю тебе в принятии оптимального решения, но я не позволю ему больше вторгаться на наш стадион. Я свяжусь с охраной кампуса и передам им его фотографию, — сказал он, бросив взгляд на Лукаса, — и сообщу им, что ему не рады на территории. Лукас, если сегодня вечером ты услышишь от него ещё что-то угрожающее, я буду благодарен за предупреждение. Спасибо, — добавил он, когда Лукас отрывисто кивнул. — Джеки может подвезти тебя до общежития.
— У меня есть Хаою и Трэвис, — сказал Лукас, всё ещё чувствуя себя побеждённым. — Со мной всё будет в порядке.
— А ты? — спросил Риманн у Жана, но не успел ответить, как тот принял решение. — Ты с Лайлой. Я подвезу вас четверых.
Риманн поднялся со стула. Лисински не выглядела удовлетворённой всем этим, но вышла из кабинета первой. Лукас не сдвинулся с места, даже когда Риманн обошёл его. Жан успел заметить, как Джереми засуетился в коридоре, словно встревоженная курица-наседка, а затем Лукас потянулся к дверной ручке. Лукас наклонил голову в сторону Риманна, но не сводил глаз с Жана, спросив:
Жан посмотрел на Риманна, но тот наблюдал за ним, и выражение его лица чуть не стало для Жана гибельным. Это был воинственный взгляд человека, который силой вытащил бы Лукаса оттуда, если бы Жан показал, что не хочет оставаться с ним наедине. Жан пытался убедить себя, что он слишком много в этом понимает, но дискомфорт и безопасность были противоборствующими сторонами, ядом, разъедающими его сердце. Он заставил себя отвести взгляд от тренера, пока тот не поддался на подобный надуманный трюк, и ответил на его вопрос:
Лукас тут же захлопнул дверь, потратив двадцать секунд на то, чтобы просто смотреть на неё, вместо того чтобы встретиться взглядом с Жаном.
В двадцать один год лучшее, на что он был способен, — это сказать:
— Твои извинения так же полезны, как духи на лягушке, — сказал Жан.
Когда Лукас собрался протестовать, Жан прервал его коротким рывком руки и сказал:
— Меня не волнует, что ты думал получить от этого эксперимента и чему, по твоему мнению, ты научился. Я направил тебя к Грейсону только для того, чтобы не вести с тобой этот разговор. Единственное, что имеет значение, — готов ли ты играть со мной на площадке.
— Он тебя укусил, — сказал Лукас.
— Я был там, — ледяным тоном сказал Жан.
— Я видел, как ты смотрел на Джереми. До меня дошли слухи. Я уверен, что ты гей. — Лукас вперил в него упрямый взгляд, который был полностью подпорчен нервозностью в его голосе. — Это типа... это что, плохое расставание?
На мгновение Жан почувствовал искушение солгать хотя бы для того, чтобы поскорее закончить этот разговор. Но не меньшее искушение было и сказать правду, чтобы поглубже вонзить нож. Единственным выходом было уклонение, и Жан из последних сил поборол свой бурчащий желудок.
— Не смей перекладывать на меня бремя психоза твоего брата. Ты не облегчишь свою вину, если предположишь, что я хотел принять в этом участие.
— Я не хочу, Господи, я просто... — Лукас никак не мог понять, к чему он клонит, но у Жана не было столько времени, чтобы ждать его. Он поднялся с кровати и направился к двери, и Лукасу чуть было не хватило скорости, чтобы остановить его.
Как только рука Жана коснулась ручки, Лукас упёрся рукой и ногой в дверь, чтобы не дать ей закрыться, а выражение его лица, обращённого к Жану, было мрачным. Жан был уверен, что сможет убрать Лукаса со своего пути, если дело дойдёт до драки, но он презрительно скривил губы и дал тому последний шанс собраться с мыслями.
— Мне жаль, что я это сказал, — уточнил Лукас, отступая от двери. — Это было неправильно. Я видел твоё лицо, когда он выходил из машины, поэтому знаю, что не должен был даже... — он сделал жест, беспомощный и жалкий, поскольку да речи снова подвел его, — Грейсон, с которым я вырос, был совсем не таким. Я не могу понять, во что он превратился.
— Это твоя проблема, а не моя.
Несмотря на такое лёгкое отстранение, Жан не мог повернуть ручку. Он уставился на свою руку, желая, чтобы она пошевелилась, но страх преобладал над здравым смыслом, и он должен был знать.
— Он сказал, что знает, где я живу. Ты ему сказал?
Лукас коротко покачал головой.
— Я сказал ему, где находится летнее общежитие, на случай если он захочет заглянуть ко мне перед отъездом. Он не знает, что ты живешь за пределами кампуса.
Это мало что дало ему для того, чтобы унять щемящую боль в сердце, но это было необходимо. Жан распахнул дверь и увидел, что в нескольких шагах по коридору его ждут тренеры и Джереми. Жан посмотрел только на Джереми и сказал:
— Мне нужно переодеться, прежде чем мы уйдём.
— Конечно, — согласился Джереми с мимолётной улыбкой.
Жан сказал тренерам перезвонить ему, если им понадобится что-то ещё, и отправился к своему шкафчику. Он прошёл сначала мимо Кэт и Лайлы, потом мимо Хаоюй и Трэвиса, и добрался до своего шкафчика без дальнейших помех. Это было лишь половиной проблемы, так как он уже переоделся в свою одежду, прежде чем последовал за Лукасом на улицу. Ему ничего не оставалось, как снять промокший костюм и надеть завтрашнюю тренировочную одежду. Мокрые вещи были завёрнуты в брошенную рубашку для дальнейшей поездки домой, и все ждали его у выхода, когда он закончил.
Хаою, Трэвис и Лукас отправились через парковку в сторону кампуса, а Риманн усадил остальных четверых Троянцев в свой универсал. Поездка домой на машине была достаточно короткой, чтобы дезориентироваться, и Риманн высадил их в конце подъездной дорожки. Когда они отходили, он опустил окно и сказал:
— Дайте нам знать, если вам что-нибудь понадобится, хорошо?
— Да, тренер, — ответила Лайла и направила Жана к лестнице.
Жан отпер дверь и вошёл внутрь, но стоял в стороне, пока остальные трое не вошли. Как только дверь была закрыта, он запер её на засов и цепочку.
— У меня есть кое-что на этот случай, — сказала Лайла. — Подожди здесь.
Жан несколько минут слушал, как она роется в своей комнате. Она вернулась с шестом для приседаний[2]. На одном конце было плоское резиновое основание, а на другом — неглубокий крюк. Она убрала его и вставила на место под рукояткой. Последний толчок снизу привёл к тому, что он был затянут как можно туже, и Лайла удовлетворённо кивнула.
— Мама купила его мне, когда я только переехала из дома, — сказала она. — Она никогда меня не подводила, а люди пытались это сделать не раз. — Пойдёт?
На самом деле это было не так, но должно было быть таковым.
— Мы можем поговорить? — спросил Джереми.
— Мне нужно переодеться и позвонить Добсон, — сказал Жан, и Джереми неохотно отошёл с его пути.
Жан сразу же отправился в спальню и бросил мокрую одежду в корзину для белья.
Сменив тренировочный костюм на повседневный, он уселся посреди кровати, скрестив ноги, и уставился на свои бинты. Ему не хотелось видеть укусы, но через мгновение он поднял руку и отклеил ленту и марлю. От зубов Грейсона на его руке образовалось кольцо синяков, и Жан почувствовал, как его желудок сжался в ответ.
На один мимолетный, безумный миг он подумал о том, чтобы всё-таки позвонить Добсон. Она была психотерапевтом Эндрю, когда Рико послал за ним Дрейка.
Что она сказала ему после этого, и изменило ли это что-нибудь? Неужели ложное утешение лучше, чем полное его отсутствие? Жан снова и снова вертел телефон в руках, борясь с собой.
В конце концов отвращение победило. Он ни за что не стал бы так раскрываться перед ней. От одной мысли о том, чтобы выразить это словами, у него закружилась голова. Он уже собрался выбросить телефон из рук, как вдруг тот зажужжал, и от удивления он чуть не выронил его.
Код города был знаком, но номер — нет. У Жана в телефоне было всего с десяток контактов, и половина из них имела тот же самый префикс Южной Каролины. Первой мыслью Жана было, что Риманн позвонил Добсон, не поверив Жану в том, что он выполнит своё обещание, но Жан сохранил её данные, и это сообщение появилось без имени. Жан несколько секунд барабанил пальцами по кнопкам, прежде чем открыть текст.
Сообщение было на французском: «Где ты?».
Номер Кевина не показывался, что оставляло только одного подозреваемого. Жан всё же отправил ответное сообщение, чтобы удостовериться.
«Нил, — последовал быстрый ответ, а затем: — Я в Лос-Анджелесе. Мы должны поговорить».
Жан посмотрел на часы на своём телефоне, и ужас тяжёлым грузом осел в костях Жана. Он знал, что Лисы уже начали летние тренировки, и знал, как долго лететь сюда из Южной Каролины. Если Нил пропустил тренировку, чтобы совершить эту поездку, то он явно принесет не самые хорошие новости. Жан ущипнул себя за переносицу и решил, что совершенно ненавидит двадцатичетырёхчасовые дни. Конечно, есть предел тому, сколько всего может пойти не так за один день.
В ответ он отправил свой адрес. Затем, поскольку вставать пока не хотелось, отправил Джереми простое «Гость».
Он предположил, что Джереми проверил вход, прежде чем прийти в спальню, потому что, открывая дверь, он слегка нахмурился.
— Нил Джостен в городе, — сказал Жан, проверяя реакцию на Нила. — Он едет из аэропорта на арендованной машине.
— Ты хочешь его увидеть? — спросил Джереми, присев у изножья кровати Жана. — Я без проблем скажу ему, что он должен подождать до завтра. Мы можем поселить его на ночь в отеле или ещё где-нибудь.
— Он бы не пришел ко мне, если бы у него был выбор, — сказал Жан. — Я должен с ним встретиться.
Выдержит ли Жан эту встречу или нет — это уже другая история, но обсуждать это с Джереми не было смысла.
[1] Речь о номере в составе, в Идеальной свите.
[2] Это что-то похожее на палку для упражнений, или же на штангу, гриф со спортзала. Либо же шест для стриптиза (мы можем только гадать)