Глава 11 | СОЛНЦЕКОРТ | Нора Сакавич
THE SUNSHINE COURT — Солцекорт (Солнечный корт) | Nora Sakavic — Нора Сакавич
Перевод выполнен каналом t.me/sunshinecourt
Наш чат общения — t.me/TasianJunSex
Оглавление
- Глава Первая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC1
- Глава Вторая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC2
- Глава Третья — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC3
- Глава Четвертая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC4
- Глава Пятая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC5
- Глава Шестая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC6
- Глава Седьмая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC7
- Глава Восьмая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC8
- Глава Девятая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC9
- Глава Десятая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC10
- Глава Одиннадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC11
- Глава Двенадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC12
- Глава Тринадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC13
- Глава Четырнадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC14
- Глава Пятнадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC15
- Глава Шестнадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC16
- Глава Семнадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC17
На следующее утро Жан успел сделать лишь два шага к кухне перед тем, как в изумлении застыть на месте. Джереми и Лайла стояли у стойки в своих купальниках: Лайла – в чёрном слитном купальнике с хорошо выраженными вырезами на талии и рёбрах, а Джереми – в бледно-голубых плавках, которые опасно низко сидели на его бедрах. Смотреть на Лайлу слишком долго было бы крайне неуместно, учитывая все обстоятельства, но пялиться на Джереми было слишком опасно, чтобы позволить себе это.
Будь он проклят за то, что выглядел хорошо, как и блондином, так и брюнетом. Жан знал своё место и своё предназначение. Он понимал, что как Моро, ему выпал жребий в жизни терпеть любой садизм и унижения, которые Мориямы считали нужным обрушить на него. Чего он не мог вынести, так это жестокости, стоящей за этими непрекращающимися искушениями, от Кевина, наклоняющегося к нему с заговорщицким шёпотом, до губ Рене на его виске и Джереми с его непринуждённым смехом и ещё более непринуждённой улыбкой.
— Да-а? — протянула Лайла, когда он уставился на неё слишком долго.
У него было отчетливое ощущение, что она насмехается над ним, но Жан решил не рисковать и ушел.
По крайней мере, они оделись во время поездки на машине: девочки – в шорты и прозрачные топы, а Джереми – в мешковатую футболку с эмблемой Университета Южной Калифорнии. Отправляясь в путь, все трое были в приподнятом настроении. Если они и замечали, что Жану нечего добавить, то не предпринимали никаких попыток заставить его высказаться. Он пропускал их слова мимо ушей, довольствуясь тем, что просто смотрел в окно и наблюдал за проплывающим мимо городом. День был безоблачный и достаточно тёплый, чтобы чувствовать себя неуютно. Каждая витрина магазина, мимо которой они проходили, грозила обрушить на них лучи утреннего солнца, и Жан запоздало обрадовался солнечным очкам, которые Лайла заставила его купить.
Им пришлось немного покружиться, чтобы найти место для своей машины, но в конце концов они припарковались в квартале от отеля и смогли спуститься на пляж. При первом мягком шорохе песка под ботинком Жан остановился, которого настолько захватили воспоминания, что он был не в состоянии двинуться дальше. Кэт и Лайла продолжали идти вперёд, держась за руки, и Кэт решила допеть песню, которую они слушали по радио в машине. Джереми был ближе всех к Жану и сразу заметил, что тот замер.
— Ты в порядке? — обеспокоенно спросил он.
— Марсель был на побережье, — сказал Жан. — У Средиземного моря.
— О, да? — спросил Джереми, до нелепости довольный этим лакомым кусочком правды. — Я никогда не был в Европе. Папа служил там пару раз, но… — Он пожал плечами и решил не вдаваться в подробности. — Можешь рассказать мне о Франции?
— Нет, — буркнул Жан, и от разочарования, промелькнувшего на лице Джереми, по его венам пробежал холодок. Он должен был оставить всё как есть. Ему нужно было оставить всё как есть. Но вместо этого он сказал: — Я не хочу говорить о доме. Я бы всё равно не стал доверять своим воспоминаниям. Я приехал в Америку, когда мне было четырнадцать, но пять лет нахождения в Воронах – это целая жизнь.
В его памяти это было ближе к семи с половиной годам, но, если бы Жан изложил это так, он знал, что сказал бы Джереми. Выражение лица Джереми говорило о том, что благоразумие его не спасло, и Жан шагнул вперёд, словно мог оставить этот разговор позади.
— Вот чего я в тебе не понимаю, — тихо признался он. — Это чудовищное преступление было совершено против тебя, против всех вас, но ты не злишься из-за этого. Я имею в виду, ты злишься из-за мелочей, но не из-за того, что действительно важно. Тренеру Морияме не следовало заставлять тебя проходить через это.
— Всё то, что случилось со мной, не могло произойти без причины — сказал Жан.
Я Жан Моро. Я идеальный игрок.
— У меня нет повода злиться на то, что привело меня к этому.
— Если ты скажешь, что заслужил это, я подставлю тебе подножку — предупредил его Джереми.
— Ты этого не сделаешь. — парировал Жан.
— Может быть, и нет, — согласился Джереми. — Но я хорошенько подумаю над этим.
Они догнали Лайлу и Кэт у спасательной вышки, которая была полосатой, как радуга. Жан уставился на вышку, чтобы не видеть, как они втроем снимают с себя лишнюю одежду. Они взяли с собой хозяйственную сумку, чтобы всё это вместить, хотя Кэт, перед тем как запихнуть туда одежду, достала флакон солнцезащитного крема. Лосьон был холодным в ладони Жана и жирным на коже, с чересчур приторным фруктовым ароматом, который заставил его поморщиться от отвращения, когда он втирал его в руки и ноги.
— Шею, — посоветовал ему Джереми, пока Кэт и Лайла обмазывали друг другу щеки и лбы.
Жан вздохнул и сделал, что было велено. Почему Джереми должен был следить за ним, Жан не знал; он продолжал смотреть на спину Кэт как на более безопасную точку фокуса. До сегодняшнего дня он и не подозревал, что у неё есть татуировки, но из-за стрингов с открытой спиной и бикини, яркие цветы вдоль позвоночника были выставлены на всеобщее обозрение. Жан хотел спросить, почему ей разрешили так значительно разукрасить себя, но Джереми опередил его:
— Ты пропустил пару мест. Нужна помощь? — Жану не пришлось отвечать, потому что кто-то окликнул его:
Жан молча поблагодарил Джереми, который мгновенно забыл о своем вопросе.
Коди оказались ниже, чем ожидал Жан, но широкоплечим и коренастым, как и подобает игроку, работающему в защите. Рыжие волосы были выбриты налысо, и Жана поразило, сколько пирсингов они умудрились нацепить на уши и лицо. Он должен был поверить, что их выпускали на игровые вечера только потому, что кто-то достаточно хорошо проверял губы Коди. Жан чуть было не потребовал объяснений по поводу такого безрассудства, но тут Лукас подошел к Коди, и Жан забыл всё, что собирался сказать.
Лукас Джонсон был так похож на Грейсона, что у Жана кровь застыла в жилах. Он был не таким крупным, и у него были выгоревшие на солнце волосы и бронзовая кожа человека, который слишком много времени проводил на свежем воздухе, но всё – от его глаз до линии подбородка и манер – идеально подходило друг к другу. У Жана были годы, чтобы изучить все психи Грейсона; ему пришлось изучить Грейсона вдоль и поперек, чтобы он мог опережать Зейна на два шага.
Жану стало интересно, что же рассказал ему Грейсон, если вообще что-то рассказывал. Несколько недель назад Джереми предупредил Жана, что Троянцы следят за слухами, которые ходят вокруг него и Воронов. Жан ждал, когда они начнут спорить с ним о том, какие из них были правдой, а какие – необоснованной клеветой, но они так и не рассказали о них в подробностях. Выражение лица Лукаса заставило его подумать, что время истекло.
Джереми сделал шаг, словно собираясь пойти им навстречу, но Лайла схватила его за волосы, чтобы намазать лосьоном спину. Джереми замер и подождал, пока к ним подойдут новоприбывшие.
— Коди и Лукас — пояснил он, взглянув на Жана. — Это Жан.
— Да, черт возьми — протянули Коди. — Он высокий.
— Именно это я и говорила. Кто-то должен поддерживать тебя.
— Я сделал всё что мог с тем, что мне дала природа, — сказали Коди, преувеличенно пожимая плечами. — Ты видел мою маму, я был в шоке с самого начала. Джереми! Прическа, чувак. Выглядит хорошо.
— Спасибо! — засветившись поблагодарил Джереми.
— Привет, малыш, — сказала Кэт, потрепав Лукаса по волосам. — Как ты держишься?
Лукас с явным усилием отвел взгляд от Жана.
— Я не знаю, — признался он, а затем прямо спросил: — Как дела у тебя? Ты тоже живешь с одним из них.
— У меня больше зубов, чем у тебя, если ты не заметил, — сказала Кэт. Её тон был легким, и она улыбалась, но даже Жан услышал в нём упрек. Лукас пристально посмотрел на неё, и Жану пришлось отвести взгляд, чтобы не видеть этого слишком знакомого выражения. Он смутно осознавал, что Лайла наблюдает за ним, но не ответил на её спокойный взгляд. Кэт немного успокоилась и сказала: — Он немного вспыльчивый, и я предполагаю, что он станет ещё хуже, когда мы наконец сможем вывести его на поле, но он мне нравится.
— Посмотрим, — сказал Лукас, бросив на Жана испытующий взгляд.
— Не терпится увидеть, что нового ты способен привнести в команду, — обратились Коди к Жану. — При условии, что ты будешь хорошо себя вести.
— От меня требуется вести себя прилично только на публике и во время игр, — напомнил им Жан.
— И с чего ты взял, что мы должны слушать всё, что ты скажешь? — спросил Лукас.
— Ты видел его статистику, — напомнила ему Кэт. — Мы все видели.
— Да, — сказал Лукас, — но мы также слышали, как он попал в стартовый состав.
Коди помрачнели. — Брось это, Лукас. Мы уже говорили об этом.
— Мы договорились, что будем воспринимать слухи с долей недоверия, — отозвался Лукас. — Но Грейсон тоже сказал это. Это не та проблема, которая нам сейчас нужна в нашем составе. Люди уже говорят о нас гадости за то, что мы похитили Жана на полпути к чемпионству, а потом отдали нашу победу Лисам без веской причины. Нам нужен безупречный год, если мы хотим реабилитироваться.
— Я ему доверяю, — сказал Джереми, — разве этого недостаточно?
— На этот раз нет, — возразил Лукас, и ему хотя бы хватило приличия изобразить искреннее извинение. — Не тогда, когда ты...
Ему хватило ума не заканчивать фразу, а может быть потому, что Коди вцепились ему в плечо.
— Когда я, что? — Джереми обратился к Лукасу. Тот отвел глаза и ничего не сказал, но Джереми терпел молчание лишь несколько мгновений. — Я задал тебе вопрос.
— Прости, — произнёс Лукас, застыв от неловкости, — я перегнул палку.
На лице Джереми появилась напряженная улыбка, которую Жан видел на нем лишь однажды. Лайла наблюдала за Джереми, Кэт — за Лукасом. Ни одна из них не выглядела довольной, но и не собиралась вмешиваться и помогать другому. Жан не был до конца уверен в том, что именно Лукас хотел сболтнуть в последнюю секунду, но ему и не нужно было этого знать, чтобы понять, какой именно между ними происходит спор.
Это был не тот разговор, который он хотел бы вести в ближайшее время, но Жан уже не мог его проигнорировать.
— У меня был свой номер ещё до того, как я присоединился к составу, потому что моё место всегда было гарантировано, — сказал Жан. — Твой жалкий братец потратил три года на то, чтобы не отстать от меня. Если бы у меня был остаток дня, который можно было бы потратить впустую, я бы подробно рассказал про все места, где и он, и ты ошибаетесь на поле, чтобы доказать свою точку зрения. Он может сколько угодно врать о том, почему это произошло. Но фактов это не изменит.
Лукас слегка приподнял подбородок в знак неповиновения. — Я не буду извиняться за то, что беспокоюсь.
— Твои извинения ничего не стоят, как и твое мнение.
— Прекрати, — приказал Коди Лукасу. — Прямо сейчас.
Лукас оскалился, но угрюмо проговорил:
— Я прекращу, пока он нас... не кинет.
Жан не упустил такого намеренного замечания в свою сторону. Возможно, остальные не обратили на это внимания, желая поскорее покончить с этой неловкой встречей. Как только Лукас успокоился, Кэт обхватила Коди за плечи и направила своих товарищей к воде. Лайла и Джереми обменялись долгим взглядом, но ничего не сказали. В конце концов Лайла покачала головой и последовала за ними. Джереми остался, чтобы нанести крем для загара, но Жан не заметил, как напряглись его руки, когда он обрабатывал шею.
— Мне жаль, — наконец произнес Джереми. — Обычно он не такой вспыльчивый.
— Он как подросток, который плюётся дымом, — сказал Жан. — Это не имеет значения.
— Ему не следовало этого говорить.
— Все вы это слышали, — возразил Жан, без всякого обвинения.
Джереми не ответил, но на мгновение встретил взгляд Жана. Если бы в его взгляде было что-то коварное или хищное, Жан мог бы оставить всё как есть, но он увидел лишь сожаление. До Джереми доходили слухи о том, как далеко Жан якобы готов зайти ради возможности играть, но он ничего от него не требовал.
Безопасность была опасной иллюзией, но Жан всё равно чувствовал её легкую тяжесть. Он посмотрел на океан, чтобы снова почувствовать себя в своей тарелке, надеясь, что волны, жара и неправдоподобно яркое небо выжгут из него это непрошеное чувство.
— Дело не в составе, — сказал он, сам того не желая.
— Обычно я говорил что-нибудь о том, что все вольны экспериментировать, — отметил Джереми, — или ещё какую-нибудь банальную чушь о том, что взрослые люди по обоюдному согласию делают то, что им нравится. Но Жан, тебе девятнадцать. Если я правильно посчитал, тебе было шестнадцать, когда ты присоединился к команде. Это изнасилование по закону, с какой стороны ни посмотри. Они не должны были говорить "да", когда ты просил.
Слова вырвались раньше, чем он успел их осознать, в них прозвучал гнев, от которого заболело горло. Рука Жана поднялась, словно он мог каким-то образом забрать слова обратно. Джереми хотел взяться за неё, но потом одумался и запустил пальцы в собственные волосы. Жан тут же увеличил расстояние между ними, как можно быстрее уходя от Джереми.
— Нет, — сказал он, — не говори ничего.
Жан предостерегающе указал на него пальцем.
— Я этого не говорил. Ты этого не слышал.
— Почему ты их защищаешь? — спросил Джереми, в его голосе слышалось недоверие. Его телефон начал пищать раз за разом. Жан хотел бы отвлечься и забыть об этом разговоре, но Джереми даже не обратил внимания на шум. — Ты больше не Ворон, ты не связан с Эдгаром Алланом. Назови мне хоть одну причину, по которой ты спустил им это с рук, и не смей говорить, что ты это заслужил.
— Я заслужил, — сказал Жан, и Джереми вздрогнул, словно его ударили. — Ты не можешь понять.
— Ты хоть сам себя слышишь? — в отчаянии спросил Джереми.
— Оставь это, — предупредил его Жан. — Это не имеет к тебе никакого отношения. Этот разговор был неизбежен, когда мы все знаем, что обо мне говорят, и я не хочу быть идиотом, обманывая вас дальше, когда слишком много людей говорят об обратном. Обстоятельства — не ваше дело. Всё, что вам нужно знать, — это два факта: мне не нужно трахаться с кем-то из вас, чтобы быть лучше, чем весь ваш состав, и, если хоть один Троянец попытается меня тронуть, я перережу ему горло на месте. Понятно?
— Эми! Джереми! — Коди бежал к ним по пляжу, размахивая телефоном над головой. Они замерли на месте, выглядя так, будто увидели привидение, и бросили острый взгляд на Жана. — Это Коллин Дженкинс. Она умерла.
У Жана свело желудок. Джереми повернулся к нему, на его лице слишком ярко читались страдание и беспокойство, но Жан его не видел. Единственное, что имело значение, — это его телефон, когда он достал его из кармана и набрал номер по памяти.
Жану никогда не требовалось запоминать контактную информацию Воронов, поскольку они были у него на виду каждый день, но он звонил Джозайе так много раз, что никогда не смог бы забыть его номер. Он не был уверен, что Джозайя ответит незнакомому абоненту, но старший медик Воронов взял трубку на втором звонке и с укоризной произнес:
— Жан Моро, — ответил Жан. Он наполовину ожидал, что Джозайя бросит трубку, но, получив в ответ раздраженное ворчание, спросил: — Что случилось с Коллин?
— Упала на рельсы в метро, — сообщил Джозайя, и если в его голосе не было сожаления по этому поводу, то, по крайней мере, он звучал устало. — Полагаю, в Калифорнии есть телевизоры? Ты мог бы посмотреть новости, а не выпытывать у меня подробности.
— Найдите Зейна, — сказал Жан. — Когда он услышит о Коллин, он попытается последовать за ней.
Джозайя повесил трубку, не сказав ни слова, и Жан мог только надеяться, что тот отмахнулся от него в пользу более важного дела. Жан боролся с желанием
перезвонить ему, не желая отвлекать его, если он собирался получить досье
Зейна. Жан закрыл телефон и сжал его обеими руками. Коди и Джереми
внимательно наблюдали за ним, ожидая объяснения или взрыва.
— Он любил её, — наконец произнес Жан. Ему не должно было быть так холодно, когда день был настолько жарким; в его сердце стоял мороз, а по спине стекал пот. — Ему не разрешали, и он знал это, но всё равно любил.
Если бы Жан и Зейн не были соседями по комнате, Жан сомневался, что он бы
когда-нибудь заметил это. Учитывая, как Зейн старался привлечь внимание Рико, быть пойманным с постоянным партнёром стало бы настоящей катастрофой. График Жана всегда не совпадал с расписанием остальных Воронов из-за его статуса свиты, но он не раз заходил к ним. В обмен на
его благоразумие Коллин проверяла Грейсона с нескрываемой жестокостью во время схваток.
Она не возвращалась в их комнату с января. Зейн не мог смотреть ей в глаза – ни после того, что он сделал с Жаном, ни после того, как Рико заставил его поступить с
Грейсоном. В итоге её отсутствие принесло больше вреда, чем пользы, оставив Зейна в полной растерянности. Если бы она действительно ушла...
Жан отложил телефон, прежде чем он успел его бросить, и почесал мурашки на руке. Голос Коди вывел его из мрачных мыслей:
— А теперь ты пытаешься спасти его. У меня сложилось впечатление, что Вороны ненавидят друг друга.
— Ненавидим, — сказал Жан. — Нет, не ненавидим. Мы Вороны.
— Ты не ворон, — тихо, но твёрдо напомнил Джереми.
Он окинул Коди долгим взглядом, прежде чем спросить:
— Не собираюсь спрашивать. Это не моя проблема.
Джереми кивнул, и Коди побежал обратно туда, где остальные всё ещё кидали в друг в друга мокрый песок. Жан смотрел ему вслед, ожидая, пока всё встанет на свои места.
— Уинтер. Коди и Кэмерон Уинтер.
— Кузены, — подтвердил Джереми, — но намеренно отдалились друг от друга. У большой семьи Коди есть довольно грубые убеждения об их образе
жизни, которые Коди не может вынести. Кэмерон был фанатичным засранцем, которому всегда есть, что сказать. Жан отложил это в сторону, чтобы обдумать позже. Он не хотел оставаться со своими мыслями и незаконченным разговором, поэтому взял свою сумку с одеждой и пошел на пляж. Он ожидал, что Джереми продолжит с того места, где они остановились, но новость о самоубийстве Коллин выбила его из колеи.
— Мне жаль Коллин, — наконец сказал Джереми, так тихо, что Жан едва мог расслышать его из-за ветра. Когда Жан не ответил, Джереми попробовал снова:
— Зейн был твоим товарищем. Хочешь поговорить об этом?
Если бы Жан подумал о Зейне, он бы сошел с ума.
— Это наименьшее, чего бы я хотел. Оставь меня в покое.
Он не ожидал, что Джереми отнесётся к этому с уважением, но капитан держал язык за зубами целых десять минут. Когда он больше не мог терпеть, Джереми начал говорить о местных окрестностях. Жан хотел сказать, что ему всё равно, но слушать Джереми было лучше, чем свои хаотичные и противоречивые мысли, поэтому он держал рот на замке и позволял тому отвлекать себя от Воронов.
Время от времени Джереми уходил к воде, чтобы передохнуть от жестокого
полуденного солнца, но всегда возвращался к Жану. Жан не знал, что хуже: долго наблюдать, как Джереми погружается под воду, или снова выныривает из воды в мокрых шортах, прилипших к его подтянутым бедрам.
Остальная часть команды дважды возвращалась с ним к Жану, чтобы нанести крем от загара. Кэт отбросила руки Жана, чтобы помочь ему с шеей и висками. Откинувшись назад, она осмотрела свою работу, триумфально подняла большой палец вверх и с воплем, от которого у Жана зазвенело в ушах, бросилась обратно к воде.
В пятнадцать минут пятого они, наконец, разошлись: Коди и Лукас вернулись на юг в Карлсбад, а остальные четверо — к машине Лайлы. К тому времени, как они
вернулись домой, Джереми получил сообщение из одного из своих
безостановочных групповых чатов: Зейн Ричер был найден без сознания на полу в ванной. Его семья умоляла о конфиденциальности, но самой громкой версией была передозировка. Он был госпитализирован, но, как сообщается, его состояние стабильно.
— Ты спас ему жизнь, — сказала Лайла Жану, открывая входную дверь. —
— Они умирают, как мухи, — сказала Кэт с отстраненным выражением лица. — Велика вероятность, что тренер пришлёт к тебе психиатра, как только найдет его.
— Мне он не нужен, — сказал Жан. — Я откажусь.
Кэт бросила на него жалостливый взгляд.
— Я могу назвать очень мало людей, которые нуждаются в нём больше. Не осуждай, серьезно. Правильный психотерапевт может изменить жизнь — просто посмотри на Джереми в качестве доказательства. — Она бросила взгляд в сторону Джереми, который не выглядел обеспокоенным тем, что на него доносят.
— Я бы сказала, что тебе стоит попросить её номер, так как мы все знаем, что она хороша, но я не думаю, что кто-то из нас может себе её позволить.
Джереми беспомощно пожал плечами.
— Её выбрала мама. Клянусь дьяволом, — добавил он, когда его телефон зашумел.
Жан наблюдал за тем, как напряженно он читал новое сообщение на своем телефоне.
Джереми быстро ответил и засунул телефон в сумку, которую всё ещё носил Жан. Когда он понял, что Жан наблюдает за ним, он улыбнулся и сказал:
Жан отвернулся, и Лайла протянула ему руку, спросив:
— Я хочу, чтобы меня оставили в покое, — сказал Жан.
Когда Жан посмотрел на него, Джереми пожал плечами и сказал:
— Ты сказал, что я должен быть под рукой. Мы не обязаны разговаривать, если ты не хочешь, но я чувствую, что не должен оставлять тебя сегодня одного.
— После того, как ты оденешься, — сказал Жан, и Лайла опустила руку. Джереми пошёл по коридору к спальне, чтобы он мог достать какую-нибудь одежду из шкафа. Жан неизбежно оказался у комода, но не стал рыться в нем, пока Джереми не ушел в душ, чтобы быстро ополоснуться. Жан открыл верхний ящик стола и перебирал длинными пальцами уничтоженные магниты и открытки.
Вытащив наугад одну из своих тетрадей, он медленно пролистал её, рассматривая чёрные как смоль оскорбления, нацарапанные на каждой странице.
Он проверял письма, которые находил, глядя на имена или номера формы. Джереми вернулся раньше, чем Жан успел найти письмо от Коллина или Уэйна. Жан закрыл тетрадь до того, как Джереми успел увидеть, что Вороны сделали со страницами. Джереми развернул Барбарка и сел посреди кровати Жана, скрестив ноги. Он изучал его взглядом, но ничего не говорил. Жан медленно осмотрел комнату: бледно-белые и серые простыни на кровати, тёмно-серые занавески, заслонявшие свет вечернего солнца, и шкаф с модной одеждой разных приглушённых цветов. Он взглянул на свои руки, где не было синяков, но были небольшие шрамы от давних травм. Он размышлял об амбициях и неослабевающем стремлении Уэйна, а также о том, как Коллин двигалась на корте с нескрываемой жестокостью. Он вспомнил те три года, когда Зейн был соседом по комнате, два года, когда они были партнёрами, и один жалкий побег, который окончательно сломил терпение Зейна. Он вспомнил, как Зейн неотрывно смотрел на затылок Коллин, когда она одевалась, как тянулся к её волосам, когда она стояла к нему спиной, и, как всегда, отстранялся, прежде чем выдать себя нежным прикосновением.
Я Моро — подумал он. У него есть своё место. У него есть своё предназначение. Он должен был подчиняться Морияма, быть таким, каким они его хотят видеть, и принимать любые наказания, которые они сочтут нужными назначить. Его продали в это место без выбора и выхода. Но как же его ненавистные, противные Вороны? Они наверняка слышали слухи об индоктринации[1], прежде чем подписать свои имена в контракте Эдгара Аллана, но никакие сплетни не могли подготовить их к уродливой реальности Гнезда. Они пришли за славой и богатством, не зная, чего им это будет стоить.
Слова Кэт преследовали его: «Мы не понимаем, как взрослый мужчина взял кучу детей и превратил их в монстров из спортивного интереса».
Мастер знал, что делал. Это был его спорт, это было его наследие. Всё, что он делал с ними, он делал не просто так. Всё, чего он требовал от них, было сделано с единственной целью — сделать их легендами. Мастер знал лучше.
Это было кощунством даже в его голове, и Жан сгорбил плечи, ожидая удара, который так и не последовал. Он нервно провёл рукой по ребрам, но боли не было. Он слишком долго не был в Эверморе, чтобы найти хотя бы синяк, до которого можно было бы докопаться. Через несколько недель он вернётся на поле, и жизнь снова обретёт смысл, но сейчас он был зажат между тем, кто он есть, и тем, кем его просили стать троянцы.
Он не знал, откуда взялись эти слова.
— Нет, — тихо согласился Джереми. — Мне жаль.
Извинения не вернут их назад. Это не отменит того, что с ними сделали, и не сотрёт того, что они сделали друг с другом. Но что ещё можно было сказать? Жан отложил блокнот и сел рядом с Джереми. В тишине он слышал дыхание Джереми, и оно было практически таким же успокаивающим, как и тепло другого тела рядом с ним. Всё оттаивало даже там, глубоко внутри, куда не добралось солнце, несмотря на то что, они весь день были пропитаны его лучами.
Жан закрыл глаза и позволил своим мыслям унестись далеко-далеко. Через некоторое время его вывел из дремоты шум кастрюль и сковородок, и Джереми заметил его рассеянность.
— Она справится, — сказал он, прежде чем Жан успел встать. — Оставайся со мной.
Жан не возражал против готовки, но не стал этого говорить. Это был первый раз, когда в его комнате было по-настоящему безопасно и правильно, и он хотел остатья в этом моменте как можно дольше. Он снова закрыл глаза, но теперь его мысли были заняты Джереми. В конце концов, он нарушил молчание и сказал:
— Две кровати здесь вполне поместятся.
Джереми потребовалось мгновение, чтобы сообразить, что ответить.
— Две одинаковых, может быть, — медленно произнёс он, — но разве не приятно иметь собственное пространство? После того, как у тебя так долго был сосед, я имею в виду, и после... — Он не закончил эту мысль, но ему это и не нужно было. По его тону Жан понял, что именно он хотел сказать. Жан ненавидел свою прежнюю неосторожность, но было уже слишком поздно возвращать всё назад.
Но это не означало, что он должен был признать это. Он лишь сказал:
— Ты мой напарник и мой капитан. Тебе не нужно спать на диване.
Джереми не дал ему уйти от ответа.
— Дело не в этом, и ты это знаешь. Я не хочу тебя теснить.
— Ты не они, — сказал Жан. — Кевин не послал бы меня сюда, если бы ты был как они.
Джереми молчал так долго, что Жан наконец посмотрел на него. Он не знал, что сказать о выражении лица другого человека. Оно не было израненным, но в нём всё ещё ощущалась боль. Жан не знал, как это понимать: ни один Ворон никогда не выглядел таким измученным. Он наклонил голову в немом вопросе, но Джереми лишь отвёл взгляд.
Жан искал, что бы такого ещё сказать, чтобы добиться своего, и остановился на фразе:
— Воронам не суждено быть одним.
— Ты не Ворон, — сказал Джереми как раз вовремя.
Жан с трудом удержался от желания спихнуть его с кровати.
— Пока я не покинул Эвермор, у меня никогда не было своей комнаты. До первого курса я жил в одной комнате с Кевином и Рико, а после — с Зейном. В одиночестве мне слишком тихо.
— А как же раньше? — спросил Джереми. — Дома, я имею в виду?
Жан провёл большим пальцем по своей ладони, гоняясь за обрывочными воспоминаниями о маленькой ручке в своей. Он помнил её вес и тепло, когда она прижималась к его боку; он помнил её широко раскрытые глаза и немигающий взгляд, когда он читал ей рассказы до поздней ночи. Он почти помнил звук её голоса, когда она умоляла его прочитать ещё одну главу, но ещё громче в его мыслях звучал треск маминого ремня по голой коже, когда стало понятно, что она подслушала их. Жан почувствовал, как у него свело живот и защемило сердце, и он запихнул Марсель так глубоко, как только мог.
— Я не хочу говорить о доме, — сказал он. — Ни сейчас, ни когда-либо ещё.
Джереми не стал спорить, и в комнате снова воцарилась тишина. Только когда Кэт позвонила в коридор и позвала их ужинать, Джереми наконец сказал:
— Я подумаю, что можно сделать с кроватью.
На следующее утро на пороге их дома появился незнакомец в костюме. Жан пропустил его представление мимо ушей и отказался взять предложенную ему визитку. Это был один из психиатров кампуса, присланный школьным советом для оценки нового игрока в связи с участившимися трагедиями в Воронах. Жану хотелось закрыть перед ним дверь, но, если тренеры дали на это согласие, он не имел права отказать этому человеку.
Они оказались в кабинете с закрытой дверью. Кто-то — скорее всего, Кэт — включил в коридоре громкую музыку, чтобы скрыть их голоса и дать им возможность побыть наедине. Жан должен был сказать ей, чтобы она не беспокоилась. То, что он должен был встретиться с этим человеком, ещё не означало, что он должен с ним разговаривать. Следующие тридцать минут он провёл, глядя на доктора в каменном молчании, терпеливо пресекая все попытки завязать разговор. К пятнадцати минутам он почувствовал нетерпение собеседника, но доктор каким-то образом продержался весь сеанс, не сдаваясь.
— У вас был шанс сделать это безболезненно, — сказал доктор, собираясь уходить. Он бросил визитную карточку на стол перед Жаном. — Вы навязали мне свою враждебность и нежелание сотрудничать. Я рекомендую обязательные консультации два раза в неделю. Определите, какие дни и временные интервалы лучше всего подойдут в связи с летними тренировками, и сообщите мне об этом до конца завтрашнего дня. Местонахождение моего офиса и часы работы указаны на моей визитке.
— Ты будешь, или я попрошу твоих тренеров принять решение за тебя.
Жан разорвал визитку на клочки, когда доктор направился к двери. Это вызвало у него оценивающий взгляд, но без комментариев. Жан не хотел смотреть, как он уходит, но его мысли беспокойно кружились в поисках выхода из сложившейся ситуации. Он ни в коем случае не мог пойти наперекор своим тренерам, но как он мог выдержать встречу с этим жалким всезнайкой дважды в неделю?
К тому моменту, когда Джереми появился в дверях, чтобы проверить его, Жан ещё не придумал, что делать, но всё равно сказал: — Я не буду этого делать.
— Я не могу избавить тебя от него, — сказал Джереми. — Но, если он тебе не понравится, мы всегда сможем найти тебе другого врача. Он не может быть единственным, кто работает в USC. Я уверен, что ты найдёшь общий язык с кем-нибудь из них. Просто может потребоваться немного проб и ошибок.
— Я ничего не могу им сказать, — сказал Жан. Он не мог говорить о Морияма; он не хотел говорить о том, что ему пришлось пережить. Возможно, он мог бы заполнить молчание, рассказав о своих товарищах по команде, но как долго врачи будут терпеть это уклонение, прежде чем привлекут его тренеров? — Никто из них не поймет.
— Кто-то поймет, — пообещал Джереми.
«Ни один в мире», угрюмо подумал Жан, и эта мысль преследовала его весь оставшийся день. И только после полудня его телефон зажужжал от входящего сообщения, и он наконец собрал всё воедино. В один момент он смотрел на сообщение Рене и присланную ею фотографию оленя на заднем дворе, а в другой момент осознание этого факта заставило его зажмуриться от отчаянной надежды. Это было не самое лучшее решение, но оно было лучше остальных, что он смог придумать.
Жан набрал быстрое сообщение Рене:
«У тебя есть номер Добсон?» Он удалил его из своего телефона несколько недель назад, уверенный, что ему никогда не придётся им воспользоваться.
Рене не стала спрашивать, почему, но переслала ему контакт Добсон, чтобы он сохранил её в своем телефоне. Жан колебался между её мобильным и рабочим номерами, но потом решил, что не хочет слышать её голос в этом разговоре. Текст был более безопасным средством для начала, но спустя полдюжины попыток он всё ещё не знал, что сказать. Он отбросил телефон в сторону в разочарованном поражении и повторил попытку только после того, как ужин был готов.
«USC приказал мне найти психолога», — это было лучшее, что он смог придумать, и он отправил это сообщение, прежде чем смог передумать. Только через несколько минут он понял, что не подписывал его. Возможно, Ваймак дал его номер, когда сохранял его контакт себе, потому что Добсон ответила без колебаний,
— Здравствуй, Жан! Я буду рада назначить тебе встречу.
Он не мог сказать того же, но она была его единственным вариантом. Если Кевин рассказал Лисам об Эверморе и Морияма, то можно было предположить, что он распространил свою неосторожность и на своего психотерапевта. Жан не мог представить, что расскажет ей о таких вещах, да и вообще о чём-либо, но у неё была необходимая база, чтобы понять его нечестность и скрытность. Это было большее, чем он смог бы получить от кого-либо другого.
«Это был не мой выбор», — предупредил он в ответ. — «Мне не нужна консультация».
«Мы сделаем всё возможное», — пообещала она. «Спасибо, что доверяешь мне своё время».
Он совсем ей не доверял, но говорить об этом было бессмысленно. Составление расписания заняло совсем немного времени, поскольку дома у неё была записная книжка, а Джереми мог предоставить время начала и окончания летних тренировок Троянцев. Единственная сложность заключалась в том, чтобы запомнить разницу в часовых поясах.
В середине разговора Жану пришлось обратиться к Джереми за контактной информацией тренера Риманна, поскольку Добсон предложила связаться с ним от имени Жана и расставить всё по местам. Жану не стало легче от этого испытания, но, по крайней мере, ему больше никогда не придётся видеть этого надоедливого человека.
Меньшее зло — устало подумал он и отключил телефон до конца вечера.
[1]Индоктринация простыми словами — это закладывание определённой идеи в голове человека. Индивиду внушают идеологию до тех пор, пока он не будет думать, что сам пришёл к этой мысли. С латинского слово переводится как «учение». Термин придумали этологи, когда изучали проблемы человеческого поведения.