Глава 6 | СОЛНЦЕКОРТ | Нора Сакавич

THE SUNSHINE COURT — Солцекорт (Солнечный корт) | Nora Sakavic — Нора Сакавич

Перевод выполнен каналом t.me/sunshinecourt
Наш чат общения — t.me/TasianJunSex

Глава Первая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC1
Глава Вторая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC2
Глава Третья — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC3
Глава Четвертая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC4
Глава Пятая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC5
Глава Шестая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC6
Глава Седьмая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC7
Глава Восьмая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC8
Глава Девятая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC9
Глава Десятая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC10
Глава Одиннадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC11
Глава Двенадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC12
Глава Тринадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC13
Глава Четырнадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC14
Глава Пятнадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC15
Глава Шестнадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC16
Глава Семнадцатая — https://teletype.in/@sunshinecourt/TSC17

Жан

Жан проснулся от телефонного звонка. Он устало провел рукой по глазам и обвел затуманенным взглядом комнату в общежитии. Предрассветный солнечный свет проникал сквозь щели занавесок в дальнем конце комнаты. Телевизор всё ещё работал, хотя сейчас по нему крутили рекламу. Жан попытался прогнать туман из своих мыслей и с досадой отметил, как это трудно. Он не знал, сколько времени проспал, но всего несколько месяцев назад этого было бы достаточно.

Жан запоздало понял, что его разбудило, но к тому времени, как он нащупал телефон, звонок уже прекратился. Когда он потянулся за ним, звонок раздался снова, и Жан увидел на экране номер Рене.

— Да, —сказал он в знак приветствия.

— Жан, — сказала она с явным облегчением. — Доброе утро, я разбудила тебя, извини.

Жан приложил свободную руку к уху, пытаясь расслышать шум на заднем плане. По крайней мере один человек кричал, но звук был слишком приглушённым, чтобы он смог его разобрать. По его мнению, она поставила между собой и дракой дверь, или две. Рене не ждала, пока он ответит, но её следующие слова заставили его замереть:

— Можешь довериться мне ещё раз?

— Судя по твоему тону, я об этом пожалею, — сказал Жан.

— Пожалуйста.

Жан посмотрел на дверь общежития, увидел, что она по-прежнему заперта, и сказал:

— Только один раз.

— Мне нужно, чтобы ты сегодня не включал телевизор, — сказала Рене. — Никаких новостей. Никакого интернета. Нил сказал мне, что у Кевина на компьютере накопились матчи троянцев. Смотри только их и ничего больше. Сможешь это сделать?

Телефон Жана скрипнул в его стиснутой руке.

— Они пострадали?

— Нет, — ответила она так быстро, что он бы усомнился в её словах, если бы не нежность в её голосе. — Нет, с нами всё в порядке. Я клянусь. Просто… я действительно думаю, что нам нужно поговорить с глазу на глаз, хорошо? Я дам тебе знать, как только мы тронемся в путь, и—

Раздался звук падения чего-то тяжёлого и характерный звук бьющегося стекла. По крайней мере, крики прекратились.

— Жан, мне нужно подойти к судье.

Жан посмотрел на телевизор, затем медленно протянул руку и взял пульт. Его палец завис над кнопкой выключения, пока он боролся между ощущением, что что-то не так, и уверенностью, что Рене не станет лгать ему о Кевине или Натаниэле. В конце концов, Жан нажал на кнопку, чтобы выключить телевизор, и сказал:

— Я не буду смотреть.

— Спасибо, — сказала Рене и тут же отключилась.

Утро выдалось на редкость медленным, но Жан пережил недели скучных дней, проведённых в доме Эбби. По мере необходимости, он переходил из гостиной в ванную, и на кухню. Грызущее чувство в груди не ослабевало, но Жан старался отвлечься, как мог, просматривая матчи Троянцев. На середине второго из них он уже подумывал о том, чтобы вернуться в постель хотя бы для того, чтобы скоротать время, но тут на его телефон пришло новое уведомление.

Это было групповое сообщение от Джереми для Жана и Кевина: «Господи, мне так жаль. Вы в порядке?»

Сердце Жана пропустило удар. Он перевёл взгляд с телефона на пульт от телевизора, затем на ноутбук, стоящий на кофейном столике. То, от чего Рене пыталась его предостеречь, уже начинало доходить до него. Она просила его не узнавать ответы на вопросы из новостей, но не говорила о том, что он не может узнать их от кого-то другого. Он опустил взгляд на сообщение Джереми, большой палец завис над кнопкой “ОК”, чтобы открыть ответ. В последний момент он нажал ещё одну кнопку и набрал номер.

Джереми сразу же взял трубку, и от его заботливого «Привет, ты в порядке?» все волосы встали дыбом. На мгновение Жан почувствовал, что оступился, и подумал, что ему действительно следовало бы подождать Рене, но, сглотнув от ужаса, потребовал:

— Что случилось?

Последовавшее за этим молчание казалось бесконечным. В голове у Жана пронеслась тысяча жалких вариантов, и тогда Джереми, наконец, произнес:

— Прости. Я думал, ты слышал. Я не знаю, должен ли я… — Джереми запнулся, и Жан подумал, что, возможно, он собирается бросить трубку, а не объяснять. Затем он глубоко вздохнул и сказал:

— Это Рико, Жан. Он умер.

Пройдет немало времени, прежде чем Жан снова соберёт этот день воедино; следующие несколько недель отпечатались в его сознании в виде разрозненных мгновений, не совпадающих друг с другом. Он вспомнил звонок Джереми. Он помнил треск дерева и звон стекла, когда он уничтожал всё, что попадалось ему под руку. Больше всего он запомнил крепкие руки сотрудников службы безопасности кампуса, которые ворвались в комнату спустя неопределённое время. К тому времени, когда они добрались до него, душ уже давно остыл. Жан сгорбился в дальнем конце ванны, как можно дальше от струй, но его ноги были насквозь мокрыми, так как он прижимал их к груди.

Он пытался сопротивляться, но не чувствовал ни одной части своего тела. Полотенца, которыми его обмотали, ощущались ножами на его остывшей коже, и его то ли выволокли, то ли вынесли из комнаты. В это время дня, в выходной, Лисья башня была оживленным местом, и как только стало известно, что охрана ворвалась в комнаты общежития Экси, в коридорах образовалась значительная толпа.

Жан видел все лица как цветные размытые пятна, пока его тащили к лифту. Его имя звучало эхом, заполняя промежутки между ударами его сердца, когда окружающие видели татуировку на его лице. Появилась машина, и в окне показалось зелёное пятно. Незнакомые медсёстры тянули за мокрую одежду, объединяясь, когда он пытался бороться с ними. Наркотики, от которых мутнели мысли. Жара, то медленная, то быстрая и слишком сильная. Белые-белые простыни.

Радуга.

— О, Жан, — сказала Рене рядом с ним. — Я же просила тебя не смотреть.

Он окинул комнату вялым взглядом. Девушка сидела на краю кровати рядом с ним, бедро к бедру. Одна его рука была зажата в двух её. На его руках были свежие бинты, в слишком многих местах виднелась засохшая кровь. Он закрыл глаза, открыл их, попытался снова. Голова казалась ватной. Жан помнил, или думал, что помнит, что раньше было немного ясности. Он так яростно сопротивлялся, что пришлось снова давать ему успокоительное.

— Джереми, — сказал Жан.

— Мы слишком поздно увидели его сообщение на телефоне Кевина, — тихо сказала Рене, что, по крайней мере, объясняло, почему кто-то натравил на него охрану. — Мы пытались позвонить тебе, но ты не ответил.

— Где Кевин?

Раздался голос Натаниэля откуда-то из другого конца комнаты.

— Мы оставили его с тренером Ваймаком в Западной Вирджинии.

Он не сказал «на похороны». Он не сказал, что нужно скорбеть. Ему не нужно было говорить об этом, когда Жан мог собрать всё воедино. Он не был способен сказать то, что никак не могло быть правдой. Жан поднял свободную руку к лицу и дотронулся дрожащими пальцами до татуировки на скуле. Кевин был с Рико гораздо дольше, балансируя на зыбкой грани между любимым братом и грушей для битья. Было неважно, как сильно Рико его обижал; они провели слишком много лет, полностью погрузившись друг в друга. Кевин должен был сказать «пока». Не «прощай», ведь Рико не покинул их. Он не мог так просто отступить.

— Это неправда, — сказал Жан.

— Сегодня утром состоялась пресс-конференция, — сказал Рене. — Тренер Морияма взял на себя ответственность за давление, которому подвергался Рико. Он подал в отставку…

Она замолчала, когда Жан оттолкнул её локтем. Ему не хватило равновесия, чтобы удержаться на ногах, и в итоге он врезался в стену у двери. Руки Рене тут же подхватили его, не давая упасть, и она держала его, несмотря на его попытки освободиться.

— Жан, все в порядке.

— Нет, — резко и панически ответил Жан. — Хозяин никогда не уйдет. Комитет по регламенту Экси не может его заставить.

— Это был не Комитет, — тихо сказал Натаниэль по-французски. Жан, наконец, повернулся, чтобы посмотреть на него. Натаниэль был единственным человеком, стоявшим на страже в дальнем углу комнаты. Он выглядел слишком спокойным для всего этого.

— Ичиро был на игре и сам видел, какой хаос Тэцудзи вершил в Эверморе. Когда Рико замахнулся на меня, Ичиро сделал свой выбор.

— Нет, — сказал Жан. — Я в это не поверю.

— После того как полиция уехала, меня пригласили в Восточную башню посмотреть, — сказал Натаниэль. — Наверное, в знак уважения, потому что всё, о чем я его предупреждал, сбылось. Сначала он изгнал Тэцудзи из Экси: больше никакого Эдгара Аллана, никаких профессиональных команд, никакого Комитета. Затем он разобрался с Рико.

—Я тебе не верю, — настаивал Жан. — Рико – король. Он будущее Экси. Он – Морияма. Они никогда бы не убили его.

— Он был, — сказал Натаниэль с нажимом, — королём. А теперь он мученик.

Последние силы покинули Жана, и он медленно опустился на землю. Дрожь, пронзившая его грудь, должна была бы вызвать отвращение, но этого оказалось недостаточно. Это не было похоже ни на радость, ни на облегчение; это было похоже только на потерю. Жан ненавидел это, ненавидел это, ненавидел это. Ему хотелось вцепиться ногтями в собственное лицо. Он хотел растерзать своё горло, пока не найдёт узел, из-за которого было так трудно дышать.

Марсель был потерян из-за травмы. Двери Эвермора были закрыты для него. Хозяин был изгнан. Рико был мёртв. Всё, что Жан когда-либо знал, исчезло. Кем он был без них?

Его сердце заколотилось с такой силой, что задрожал каждый дюйм тела. Как жалко, как утомительно, исполнять одно из самых дорогих и отчаянных своих желаний и не чувствовать ничего, кроме грызущего душу смятения. Это было несправедливо. Он хотел сказать это, но в этом не было смысла, ведь он не верил в справедливость. Лучшее, что ему удалось, — это придушенный звук, который вырвался наружу, разрывая его на части.

— Привет, — сказала Рене, опускаясь на колени рядом с ним. Её рука обхватила затылок Жана, и она наклонилась вперед, чтобы прижаться лбом к его виску. Жан чувствовал биение её сердца на своей коже — ровный ритм, под который он мог бы выровнять своё неровное дыхание. Ему не хватало сил оттолкнуть её, но он подтянул колено к своей ноющей груди, чтобы создать небольшую преграду.

— У меня есть ты. Это нормально — отпустить.

Это дало ему достаточно сил, чтобы сказать:

— Я не буду горевать о нём.

— Может быть, дело не в нём, — сказала Рене. — Может быть, ты оплакиваешь руины, в которые он превратил твою жизнь. Ты можешь скорбеть о том, что он у тебя отнял.

Даже здесь, даже сейчас, отрицание этого было инстинктивным.

— Он ничего у меня не отнимал. — Жан попытался вырваться из хватки Рене, но она не отпустила его. — Вы видели его тело?

— Нет — призналась Рене.

— А я видел, — сказал Натаниэль, пересекая комнату. Он опустился на корточки перед Жаном и изучал его спокойными голубыми глазами. Он подождал, пока Жан не переведёт на него затравленный взгляд, и только после этого прижал пальцы к виску, как пистолет. — Пуф, и его не стало. Впечатляет, не правда ли? Как легко эти монстры умирают, в конце концов.

На мгновение Натаниэль посмотрел куда-то вдаль. Жану не нужно было спрашивать, куда он смотрел: на то, что Веснински сделали с его лицом, трудно было не обратить внимания.

— Он мертв, Жан.

— Обещай мне, — сказал Жан с отчаянием, которое должно было убить его.

Натаниэль не колебался.

— Я обещаю.

Жан прижался лбом к колену и закрыл глаза. Он считал вдохи и выдохи, пытаясь успокоить свое бешено колотящееся сердце, прежде чем оно проделает дыру прямо в его грудной клетке. Тёмные мысли, закрадывающиеся в его сознание, говорили, что нужно всё отвергнуть, что это продуманный трюк, срежиссированный Морияма, чтобы убрать Рико из центра внимания, пока он ещё больше не опозорил семью. У него не было причин доверять Натаниэлю, маленькому бешеному лисенку, который всю жизнь учился лгать. Если бы он не услышал это от Джереми, если бы Рене не прижималась к его боку, он мог бы с ходу отвергнуть эту нелепую ложь. Но, возможно, это было правдой. Может, Ичиро действительно выбрал их.

Свобода была прозрачной ложью, и в её безопасность невозможно было поверить, но, может быть—

— Мне нужно вернуться к остальным, — сказал Натаниэль.

— Он останется со мной, — пообещала Рене. — Я провожу его к Эбби, когда он будет готов.

Жан услышал шорох ткани, когда Натаниэль встал, но как только тот отошел, Жан вслепую потянулся к нему. Он едва узнал свой собственный голос, когда сказал:

— Нил.

Этого было достаточно, чтобы Натаниэль остановился. Кончики пальцев Жана наконец-то нашли джинсовую ткань, но он не пытался ухватиться за другого человека.

— Это была хорошая игра.

— Да, — сказал Нил Джостен с улыбкой в голосе. — Была, не так ли?

Дверь тихонько скрипнула, открываясь, и ещё тише закрылась. Жан сосредоточился на сердцебиении Рене и считал вдохи, пока не стало так больно быть живым.

Самой жестокой шуткой этой недели была не смерть Рико или невообразимая победа Лисов, а то, что школьный семестр всё равно продолжал идти. В понедельник начались выпускные экзамены. Эдгар Аллан согласился, чтобы Эбби принимала экзамены у Жана при условии, что он будет сдавать их на территории кампуса; его профессора будут присылать задание по факсу в офис Ваймака раз в день. Утром, в понедельник, Жан встал вместе с Эбби и на пассажирском сиденье поехал к Лисьей башне.

Ярко-оранжевые ленты были намотаны на большинство звеньев цепной ограды вокруг стадиона, и студенты останавливались, чтобы прикрепить к ней написанные от руки знаки триумфа и поддержки. Носки и футболки добавляли хаоса, и Жан заметил, как минимум один бюстгальтер, зацепившийся за петлю ограждения. Было удивительно, что они так уродуют свой собственный стадион. Эдгар Аллан сильно наказал бы своих студентов за такое неуважение.

Возможно, это был единственный случай, когда они разрешили бы это сделать, и то если бы ученики оставили подношения Рико за пределами Эвермора. Жан почувствовал, как его мысли перевернулись, а тело начало сдавать, он выкинул Рико из головы с такой силой, что у него защемило сердце.

Эбби устроила Жана в главной комнате, вручив ему экзамен и прочитав вслух краткие инструкции. Жан потыкал карандашом в кончики пальцев, ожидая, пока Эбби запустит таймер и уйдёт. В эти выходные он совсем не занимался, но бесконечные часы, которые он посвятил занятиям в последние полтора месяца, принесли свои плоды. От Воронов не требовалось ничего особенного на занятиях: пока они набирали минимальный средний балл, чтобы сохранить место в составе, тренеры больше ничего от них не ждали. Несмотря на то, что Жан разрешил себе провалить тест, он был уверен в большинстве своих ответов.

Он закончил тест с запасом в несколько минут. Вместо того чтобы проверять свои ответы, он встал и подошел к дальней стене. Кто-то обклеил её фотографиями Лисов. Некоторые из них были сделаны на вечерах игр или вырезаны из газет, но большинство представляли собой Лисов в состоянии покоя, и лишь немногие из них были сделаны на стадионе. Жан видел кинотеатры, уютные спальни и рестораны. Здесь были и задиристые селфи девушек, одетых для ночного выхода в свет, и снимки с банкетов Экси, и не один раз Лисы корчили нелестные рожицы перед камерой, раскинувшись на пледах для пикника или на странных кривых диванах.

Они выглядели нелепо и несочетаемо. Они выглядели яркими, живыми и беззаботными, как будто каким-то образом забыли обо всем, что позволило им попасть в состав Лисов.

В коридоре прозвучал таймер. Жан подумал, не вернуться ли ему на свое место, пока его не поймали, но в итоге остался на месте. У края коллажа стояла фотография Рене. Она стояла затылком к окну и обеими руками указывала вверх и за плечи. Жан не сразу разглядел радугу в далёком небе. Кто-то приклеил к углу фотографии маленькую липкую записку с надписью «Кто лучше носит радугу??». Эбби зашла проверить его и забрать тест.

— Позволь мне взглянуть на твоё колено.

Жан снял со стены фотографию Рене. Эбби ничего не сказала о краже, хотя должна была это видеть, но молча проводила его обратно в свой кабинет.

После тщательной проверки состояния здоровья и новых травм, полученных им при разгроме комнаты Нила, она разрешила ему ходить по стадиону. Ему всё ещё не разрешали пользоваться тяжестями или заниматься фитнесом, но он готов был вытерпеть всё. Это не означало, что его не смущало то, что он был совершенно один во внутренней части корта, и Жану приходилось заставлять себя двигаться, когда всё в нем приказывало вернуться в раздевалку, где находилась Эбби. Он часами ходил по кругу, проверяя, насколько легко колено и лодыжка выдерживают его вес, а после обеда добавил лестницу в обход. Время от времени он чувствовал усталость в колене, и тогда он проходил ряды сидений, пока она не исчезала, а затем пытался снова.

Вторник и среда прошли по той же схеме, но в среду вечером всё изменилось. В среду вечером состоялись похороны Рико. Жан весь вечер смотрел на тёмный телевизор и представлял себе Ваймака и Кевина, сидящих бок о бок на церковных скамьях.

Похороны стали поворотным моментом. Студенты Эдгара Аллана, Вороны и самые ярые и фанатичные их последователи до сих пор погрязали в горе и отрицании. Как только служба закончилась и от Рико остались лишь пепел и кости, разговоры стали переходить в другое русло.

В течение нескольких дней выходили статьи и очерки о безумном давлении, оказываемом на звёздных спортсменов и знаменитостей. Теперь высказывания стали более мрачными и злыми, даже привычными, когда речь заходила о Воронах. Вина постепенно стала перекладываться на крошечную команду, разрушившую репутацию Рико, и на идеальный корт, бросивший короля, который выбрал его для славы. Имя Нила в интернете всплывало с пугающей частотой, а Кевин и Жан не отставали от него. Жан смог выдержать лишь один день уродливых слухов и обвинений, после чего решил полностью отказаться от просмотра новостей.

Последние дни учебного года – единственное, что сдерживало людей, — так считала Эбби. Жан услышал, как она разговаривала по телефону со своими Лисами, призывая их уехать из города как можно скорее после окончания экзаменов. Жан забыл, что некоторые—большинство? Все? Школы вообще-то дают своим спортсменам отпуск летом. В четверг вечером Эбби сказала, что только трое из Лисов останутся в городе и Жану не пришлось спрашивать, кто именно. Остальные должны были разлететься по ветру, прежде чем возмездие настигнет их.

В пятницу Рене нашла его на поле и принесла письмо, которое Эбби, должно быть, отдала ей, попросив передать её Жану. На нем была надпись USC, поэтому Жан открыл его, когда Рене села рядом с ним. Внутри лежал билет на самолет и рукописное письмо от Джереми. Похоже, они нашли место для Жана, но им нужна неделя, чтобы некто по имени Джиллиан смог съехать первым. Он будет жить в комнате с Каталиной Альварес и Лайлой Дермотт: стартовой защитницей и лучшим вратарём Университета Южной Калифорнии на сегодняшний день. Джереми пообещал встретить Жана из аэропорта, когда тот прилетит.

Под его подписью было написано что-то сильно неразборчивым почерком, что Жану пришлось несколько раз перевернуть письмо, прежде чем он разобрал восторженное «Let’s fucking gooooo!!!». Жан медленно сложил письмо и посмотрел на билет. Жан решил, что Джереми договорился о встрече с Кевином. Он не знал Ваймака достаточно хорошо, чтобы быть полностью уверенным, но он знал, что Дэй спросил бы его мнения, перед тем как реализовывать нечто подобное. То, что его жизнь решают за него, было привычным ощущением, поэтому Жан не стал тратить время на недовольства.

Он передал билет Рене, чтобы она могла с ним ознакомиться.

— Это раньше, чем я думала, — признала она. — Полагаю, он хочет, чтобы ты лежал там, где медсестры смогут хорошо тебя осмотреть. Кевин никогда не говорил им о степени твоих травм; всё, что они знают, – это то, что ты выбыл из строя на три месяца. — Рене передала письмо обратно и наблюдала, как Жан вложил в конверт и письмо, и билет. Она сказала с большей уверенностью, чем он сам: — Это хорошо. У тебя будет время привыкнуть к городу, прежде чем приступить к тренировкам с новой командой. Я слышала только хорошее о вашем новом капитане.

— От Кевина, — догадался Жан. —Его предвзятости нельзя доверять.

Рене рассмеялась.

— Возможно, но это немного очаровательно, не так ли? Обычно он не так откровенно выражает своё восхищение.

—Это очаровывает только вас. Мне приходится терпеть это столько, сколько я его знаю. Он идиот.

— Играет так, как должен играть, — сказала Рене с острой насмешкой.

— Он увянет, если окажется в составе троянцев; Кевин слишком вспыльчив, чтобы выдержать хоть один день на их корте.

Рене ткнула его в плечо локтем.

— А вот ты точно впишешься.

Она дразнилась, но Жан ответил:

—Я буду ненавидеть их, но сделаю всё, что должен, чтобы выжить.

Рене с минуту молчала, потом серьёзно посмотрела на него.

— Они спросят тебя о твоих ранах. Ты знаешь, что им скажешь?

— Я получил травму во время драки, — сказал Жан.

Рене ответила на это язвительной улыбкой.

— Не думаю, что на твоих медсестер такой ответ произведёт впечатление. А, Жан? Это не удовлетворит их. — Она приложила кончики пальцев к его груди и изучила взглядом его рубашку, словно могла видеть сквозь неё его шрамы. — Я не помню, чтобы Золотой корт был устроен так, чтобы обеспечить полную конфиденциальность, как это делаем мы. Они захотят узнать, что произошло.

— Вороны никогда не спрашивали, — сказал Жан. — Они знали, что это не их дело.

— Полагаю, они также знали, откуда они появились, — сказала Рене, и Жан не стал отвечать на это лёгкое обвинение.

Рене подумала ещё несколько мгновений, прежде чем отпустить руку.

— Если ты не хочешь – можешь не рассказывать им правду, ты можешь сделать так, чтобы им стало неловко, и они не лезли не в своё дело, — предложила она. Когда Жан лишь посмотрел на неё, Рене слегка пожала плечами.

— Например, внушить им, что шрамы старше Эвермора. Пострадавший в семье.

В любом другом месте это было бы смело, но Рене рассказала ему о своих родителях ещё в феврале, и Жан был достаточно честен, чтобы признать, что в ответ ненавидит своих родителей. Он не стал вдаваться в подробности, и она не стала настаивать, но если бы она знала, как он оказался под опекой Рико, то, скорее всего, догадалась бы, чем занимались его родители.

— Этого будет достаточно? — спросил Жан.

— Я почти уверена, — пообещала Рене. —Люди обычно становятся беспокойными, когда насилие исходит из дома.

Жан обдумал это.

—Я доверюсь тебе.

Несколько минут они сидели в тишине, прежде чем Рене спросила:

— Хочешь, я останусь с тобой, пока ты не улетишь?

Жан обдумывал этот вопрос целую минуту, прежде чем ответить:

— Не думаю, что хочу.

Рене кивнула, словно ожидала этого. Её слова были и грустными, и прекрасными. На мгновение Жану стало больно от жестокости всего этого. Он подумал о том, как она всю ночь ехала в университет Эдгара Аллана после того, как он написал ей сообщение, как она настроила Андрича против его собственной звездной команды с непоколебимой угрозой возмездия. Он думал о том, как она неделю за неделей заходила к Эбби, чтобы посидеть с ним, чтобы он не был одинок, о её непоколебимой вере в то, что он станет лучше и будет лучше, о том, как она звонила ему из Западной Вирджинии, отчаянно желая защитить его после казни Рико.

Он думал об Эверморе, о годах, проведенных в черных комнатах без окон. Тяжелые проверки, голые руки и слишком острые ножи, и снова, снова, снова о тренировках, которые занимали большую часть его дня. Он думал о Кевине, шептавшем по-французски в тёмных углах, и о том, как боялся захлебнуться. Обещание, данное от его имени без его согласия, смерть, которая сломала и изменила всё, и билет на новую жизнь, которого он не заслуживал, но который был ему необходим, если он хотел остаться в живых достаточно долго, чтобы чего-то стоить.

Я – Жан Моро, подумал он, а затем: Кто такой Жан Моро, когда он не Ворон?

Это был вопрос, требующий ответа, и проблема, с которой Рене не могла ему помочь. Это оставило в нём горькую боль, не похожую на синяк, но Жан знал, что лучше не думать, что всё могло сложиться иначе. Возможно, было бы некрасиво тянуться к ней после такого отказа, но Жан поддался искушению и заправил её волосы за ухо. Она взяла его за руку, чтобы поцеловать его ладонь, и он увидел, как легко её пальцы скользнули между его.

— Мы правильные люди, я думаю, — сказала Рене, изучая его. — Просто сейчас… неподходящее время. Если бы ты остался, возможно, всё было бы по-другому, но я знаю, что ты этого не сделаешь. Я знаю, что ты не можешь, — поправила она себя. — Было бы несправедливо просить тебя об этом и жестоко с моей стороны усложнять твоё путешествие.

— Прости меня, — сказал он серьёзно.

— Не стоит, — ответила Рене так спокойно и серьезно, что он был вынужден ей поверить. В кармане зазвонил будильник, но Рене, не глядя, достала телефон и отключила его.

— Я хочу для тебя только лучшего, и сейчас это не мы. Если тебе нужен чистый лист, когда ты переедешь, чтобы оставить всё это позади, я пойму, но я всегда здесь, если я тебе понадоблюсь.

Благодарность была бы уместной, но Жан только и смог, что сказать:

—Я знаю.

Когда он вопросительно указал на её телефон, Рене поднялась на ноги.

— Напоминание о последнем экзамене, — сказала она. Рене немного постояла перед ним, глядя в его отстранённое выражение лица, а затем потянулась вверх, чтобы расстегнуть застежку ожерелья с крестом. Жан протянул к ней руку и увидел, как на серебряной цепочке заиграли блики света. Слишком долгие годы в Гнезде разнесли в клочья его детскую веру, но он всё равно сомкнул пальцы над крестом. Может быть, ему показалось, что он чувствует её тепло, прилипшее к металлу, но это всё равно успокаивало.

Она улыбнулась, медленно, уверенно и лучезарно, и сказала:

— Я так горжусь тобой, что ты зашел так далеко. Мне не терпится увидеть, как далеко ты сможешь зайти с начала, когда наконец-то сможешь без страха расправить крылья. Летай спокойно, Жан. Мы увидим тебя на поле в финале.

— Возможно, так и будет, — согласился он, и Рене оставила его наедине с собственными мыслями.

На кончиках пальцев он сосчитал до двух: Прохладный вечерний ветер. Радуги.

К вечеру пятницы Ваймак и Кевин вернулись в Южную Каролину, а к полудню субботы, Лисов осталось только трое. Жан знал слишком много о летних планах остальных, благодаря подслушанным разговорам между Ваймаком и Эбби. Он упорно старался вычеркнуть эти сведения из своей памяти как неважные, ведь какое ему дело до того, что этот отправляется в Германию, а тот проводит несколько недель в семье чирлидерши? Всё, что действительно имело значение – это то, что до отлета оставалась почти неделя.

В понедельник общежития на территории кампуса закрылись на лето, и оставшиеся Лисы переехали к Эбби. Внезапное появление лишних тел добавило в дом долгожданной жизни, заполнив тишину и пространство так, как никогда не удавалось нечастым гостям Жана. Он просыпался под препирательства Кевина и Нила о командах и тренировках и засыпал, слушая, как Эбби укоряет Эндрю за потребление сахара. Время от времени Эндрю и Нил переходили на незнакомый ему язык.

— Немецкий, — сказал Кевин, заметив, что Жан наблюдает за ними. Это было первое, что он сказал Жану после возвращения в Южную Каролину. Когда-нибудь они будут говорить о победе Лисов, когда-нибудь – о Воронах. Сегодня же смерть Рико лежала между ними как пропасть, которую ни один из них не был готов преодолеть.

— Уродливый язык, — сказал Жан, и Кевин погрузился в свои мысли.

Теперь, когда Жан более-менее встал на ноги, Ваймак приходил реже, но все равно заглядывал раз в два дня, чтобы воспользоваться стряпнёй Эбби и высказать своё недовольство команде. В те часы, когда они все были в одном месте, Жан изучал их, удивляясь, как прошлогодний беспорядок в команде зашел так далеко. Он наблюдал за тем, как Эбби и Ваймак подходят друг другу, ворчат и суетятся, но в их отношениях всегда присутствует ласковая и легкая нотка. Когда товарищи Эндрю по команде были особенно педантичны, Эндрю всегда обращался в первую очередь к Ваймаку. Осторожные фальстарты между Ваймаком и Кевином были самыми тяжёлыми, поскольку они проверяли на прочность незнакомые границы между тренером и отцом.

Жан заметил, как Эндрю и Нил существовали, словно попав в притяжение друг друга, находясь в пространстве друг друга больше, чем вне его: сигаретный дым, одинаковые повязки на руках и затяжные взгляды, когда один из них слишком надолго выпадал из орбиты. Он всегда считал, что именно высокомерие Нила привело его в Эвермор на Рождество. Теперь он думал, что дело в чём-то другом, но не его дело было это комментировать. Натаниэль был его нарушенным обещанием; жизнь Нила его не касалась.

Впрочем, долго размышлять об этом ему не пришлось, потому что каждый день недели приносил всё больше возмездия от фанатов, которых Лисы обидели своей победой. Ваймак выглядел скорее уставшим, чем рассерженным, когда рассказывал о новых происшествиях каждого дня: чёрные чернила, окрасившие пруд в кампусе, граффити с надписью «УБИЙЦЫ» и «МОШЕННИКИ» на стенах стадиона, угрозы взрыва и поджога, из-за которых охране приходилось сопровождать Лисов на их площадку и обратно, во время внеплановых тренировок.

В среду утром среди тренеров поползли новые слухи: Эдгар Аллан закрыл Гнездо. Вороны разбрелись по домам, чтобы побыть с семьёй и пройти обязательную консультацию. Жан вышел из комнаты ещё до того, как Ваймак закончил говорить, и на весь оставшийся день заперся в своей комнате с тетрадями. Грызущая паника едва не заставила его вырвать все страницы из книг, но он вовремя успел затолкать их в безопасное место.

Когда поздно вечером Жану пришлось снова выйти из комнаты, чтобы попить воды, Ваймак уже проснулся и ждал его. Тренер не стал спрашивать ни о Гнезде, ни о Воронах, а сказал:

— В Лос-Анджелесе тебе будет безопаснее. Мы здесь сами по себе, на нашей стороне никого нет, а в команде охраны кампуса всего двадцать человек. Лос-Анджелес – это совсем другое чудовище, Калифорнийский университет находится в самом его сердце. Никто не будет настолько глуп, чтобы начать с ними драку, потому что они знают, что город всегда победит.

Это был не вопрос, поэтому Жан ничего не ответил. Ваймак дал ему несколько мгновений, чтобы переварить услышанное, а затем сказал:

— На этой неделе я разговаривал с тренером Риманном, чтобы ты знал, на нас оказывают давление, чтобы вы с Кевином предстали перед камерой. Мы изо всех сил сопротивляемся, — сказал он, заметив острый взгляд Жана. — потому что знаем, что ещё слишком рано отдавать вас на растерзание этим стервятникам. Но рано или поздно наше руководство заберёт выбор из наших рук.

— Не мне говорить с прессой, — сказал Жан. — Я не буду этого делать.

— Им есть что спросить у тебя, — заметил Ваймак, не без злорадства. — Было бы неплохо ответить и кое-что прояснить. — Когда Жан лишь упрямо молчал, Ваймак вздохнул и взял со стойки пачку сигарет. Он откинул её в сторону, проверяя вес зажигалки, и сказал: — Поспи немного. Завтра будет длинный день.

Позже Жан поймёт, почему Ваймак так беспокоился о нём, но позже будет слишком поздно, чтобы что-то предпринять.

Джереми

К тому времени, как Джереми смог уйти из-за обеденного стола в среду вечером, он пропустил почти двадцать текстовых сообщений. Его телефон звонил почти без перерыва больше недели, начиная с новости о смерти Рико и заканчивая пресс-конференцией Тецудзи. Большую часть обсуждений инициировала Кэт, не способная удержаться от отслеживания онлайн-сплетен и мнений, но, когда последняя учебная неделя подошла к концу и началась первая неделя летних каникул, групповой чат стал разрываться по-настоящему.

Было несправедливо, что Лисы из Пальметто были чемпионами и при этом оставались козлами отпущения для НССА. Каждый раз, когда Джереми открывал телефон, приходила новая волна слухов или сообщений о новых нападениях на их кампус. Он видел эту негативную реакцию прошлой весной, когда Кевин Дэй впервые объявил о своем переходе в команду Лисов, поэтому он не был особо удивлен, хотя всё равно почувствовал разочарование от растущего в их сторону вандализма. Кевин выглядел больше раздражённым, чем обеспокоенным, когда Джереми общался с ним, поскольку это означало дополнительные меры предосторожности во время его частных тренировок, поэтому Джереми старался особо не волноваться.

До сих пор казалось, что Университет Южной Калифорнии невосприимчив к негативу, но Джереми не мог сказать того же об их новом игроке. Мельница слухов работала сверхурочно, чтобы оклеветать Жана Моро. Отчасти это был бессмысленный треп, обесценивающий его таланты, зная, что его способности было легко проверить. По большей части это была путаница типа «он сказал, а потом она сказала...», гадости типа «мой друг знает друга, который знает друга, который слышал, что...» и это больше подходило для сплетен в школьных коридорах. Жан был в команде Воронов три года, но ни разу не разговаривал с прессой. В этом не было ничего необычного, поскольку Эдгар Аллан поручил Рико и Кевину вести все интервью и заявления от лица команды, но это означало полную неизвестность о Жане. Общество не имело фундаментальных знаний про личность Жана, поэтому он стал идеальной жертвой для анонимных ненавистников, которые отлично провели время, осквернив восприятие о нем. Один из таких людей сказал, что он регулярно избивал первокурсников Воронов до полусмерти, другой сказал, что Жан завидовал статусу Рико и безжалостно издевался над ним, а самый громкий слух из всех утверждал, что Жан проложил свой путь в состав Воронов через постель. Жана обвиняли в уходе Кевина из университета Эдгара Аллана. Первая версия случившегося была такова: Жан уговорил Кевина уйти, чтобы подорвать репутацию Рико. Вторая версия заявляла, что он прогнал Кевина со всей жестокостью. Слухи всё продолжались и продолжались, превращаясь в тошнотворную круговерть. Прямым опровержением этой предполагаемой ненавистной стороне его характера стал мутный слух из университета Пальметто: Жан попытался покончить с собой в то утро, когда умер Рико. Об этом рассказали студенты, увидевшие как охрана вытащила из кампуса окровавленного и находящегося в бреду Жана. Джереми не знал, стоит ли верить этому, но в тот же день тренер Ваймак позвонил ему с телефона Кевина и попросил Джереми подержаться на расстоянии какое-то время. Вина разгрызала его сердце, как спасающаяся мышь. Было неизбежно, что слухи начнут доходить до троянцев, но Джереми успокаивал своих сокомандников двумя аргументами: Кевин никогда бы не послал к ним Жана, если бы он был таким негодяем, как все утверждали, и сам Жан попросил внести изменения в свой контракт в качестве гарантии, что он будет соответствовать их имиджу. Не было никакой гарантии, что с Жаном удастся поладить, но стал бы он вообще думать о введении этих правил, если бы не ждал от Жана хорошей дисциплины?

В большинстве случаев этого было достаточно, чтобы успокоить их громкие сомнения, но Ксавьер написал ему личное сообщение и напомнил, что Кевин и Жан не играли вместе больше года. Неизвестно, кем стал Жан в отсутствие Кевина, когда тот занял его место в свите так называемого короля. Троянцы были беспокойными и оставались такими до тех пор, пока не решили проверить Жана сами. Единственным действенным способом сделать это, было привезти Жана завтра в Калифорнию за целый месяц до начала летних тренировок.

— Больше драмы, — догадалась Аннализа, и Джереми оторвал взгляд от телефона. Его младшая сестра перекинула сумочку через плечо, а ключи держала в руке. В отличие от Брайсона, который всегда приезжал домой на лето, она настаивала на постоянном проживании в другом конце города. Выражение её лица было спокойным, но Джереми тут же убрал телефон в карман и пошел к входной двери следом за ней.

— Люди затевают драку с нашей новой звездой, — признал он, придержав для неё дверь. — У слухов нет выходных.

— Пора устроить новый скандал, да? — спросила она. — Закончить так же, как и начать.

Он не дрогнул, но был близок к этому. Когда-то она ходила на все его школьные игры, но это было до осеннего банкета, который расколол их семью на части. С тех пор она старалась забыть всё, что знала об Экси, и не смогла простить ему этого. Он прокрутил в голове сотню возможных вариантов со своим психотерапевтом, готовясь к тому дню, когда он наконец даст отпор, но каждый раз, когда такой шанс выпадал, он наблюдал, как молча упускает его.

Он пошел за ней к машине, но Аннализа заставила его подождать, пока не достала из сумочки бальзам для губ. Она обильно намазала губы, несколько раз причмокнула, а затем бросила на него многозначительный взгляд.

— Что дедушка думает об этих твоих инвестициях?

Это была очевидная приманка, но это не помогло Джереми сдержать яростное:

— Он нам не дедушка.

— Осторожнее, — предупредила его Аннализа, роясь в карманах в поисках ключей. — Ты уже разрушил семью. Не разрушай и моё будущее. Открывай дверь.

Он открыл дверь её машины, с трудом подбирая аргументы, которые из его уст всё равно звучали слишком неубедительно. Аннализа села на водительское сиденье и махнула ему рукой, как только её ноги оказались на педалях. Джереми захлопнул дверцу и отступил на шаг. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы пристегнуться и устроиться поудобнее, и тут машина завелась с тихим рычанием. Она отъехала, не оглядываясь назад. Джереми смотрел, как исчезают задние фары, когда она выезжала с подъездной дорожки, а затем повернулся, чтобы осмотреть дом.

Искушение отправиться прямиком к Кэт и Лайле было почти непреодолимым, но сегодня не тот момент. Сегодня была их годовщина, и он не собирался портить её своей семейной драмой.

Он присел на низкую ограду фонтана и просмотрел свои сообщения. Поскольку Кэт была занята, большая часть сегодняшних сообщений была от других Троянцев. Джереми не был уверен, что у него хватит сил на прочтение очередных неприятных новостей, но тут пришло новое сообщение на номер, который он не использовал уже несколько месяцев. Это было сообщение от Лукаса, с которым он не так часто общался за пределами корта. Подрастающий младшекурсник был надёжным защитником, даже если в основном ему приходилось играть на замене против слабых соперников Троянцев.

«Мы можем поговорить?» — вот и всё, что было написано в сообщении.

Джереми тут же позвонил ему. — Привет, Лукас. Ты в порядке?

— Грейсон вернулся домой вчера вечером, — ответил Лукас мрачным и отстранённым голосом.

Джереми повернулся на месте так, чтобы дом оказался у него за спиной, как будто от меньшего количества света в глазах он мог лучше слышать Лукаса. Старший брат Лукаса Грейсон играл за Воронов, но Лукас обычно старался не говорить о нём. Коди как-то сказал Джереми, что ему это не то, чтобы было неинтересно, а просто неприятно. Предположительно, Воронам запрещалось связываться с собственными семьями, как только они подписывали контракт с Эдгаром Алланом. Звучит как бред, но Грейсон отказался признавать Лукаса даже после того, как Лукас подписал контракт с Троянцами.

— Как он? — спросил Джереми. — А ты?

Лукас помолчал некоторое время, прежде чем сказать:

— Он не в порядке. Я не... я не должен этого говорить, я знаю, что не должен, но я.… — он запнулся, борясь с самоосуждением, прежде чем наговорить лишнего. — Я даже не узнаю его. Он не ест, не спит, он просто... погоди, — сказал он и замолчал. Джереми напрягся, пытаясь расслышать то, что отвлекло Лукаса, но ничего не получилось. Прошла одна неловкая минута, затем другая, и когда Джереми уже начал беспокоиться, Лукас вернулся. — Он очень зол.

— На тебя? — спросил Джереми, встревоженный.

— На всех, — уклончиво ответил Лукас. — На нас. Больше всего на Жана.

Джереми спросил:

— Ты чувствуешь себя в безопасности рядом с ним?

— Он мой брат, — сказал Лукас.

— Я не об этом спрашивал, Лукас.

Лукас молчал слишком долго. Ни от этого молчания, ни от того, какие слова за ним последовали, Джереми не стало легче:

— Думаю, да.

— Если все изменится, тебе есть куда пойти?

— Я мог бы остаться с Коди, наверное, — неуверенно сказал Лукас. — Если они не вернутся в Теннесси к Кэмерон, я имею в виду.

Ни за что на свете, подумал Джереми, но, если Лукас не знал, как сильно кузены ненавидят друг друга, он не собирался в это вникать. Он лишь сказал:

— Да, это хорошая идея. Ты же знаешь, им скучно без кого-то, над кем можно командовать.

Это вызвало у него тихое хихиканье.

— Да, это правда.

Юмор быстро улетучился, когда он продолжил.

— Я просто... хотел выговориться, наверное. Я волнуюсь за него, но я также волнуюсь и за нас, раз уж ты взял одного из них в наш состав. Если бы ты видел, каково сейчас Грейсону, и знал, каким он был раньше, ты бы понял.

— Я позабочусь о каждом из нас, - сказал Джереми, — а ты позаботишься о себе и своем брате, хорошо? У него был тяжелый конец года.

Это было настолько банально, что Джереми не мог не поморщиться.

— Сейчас ты нужен ему как никогда, но, если мы тебе понадобимся, обязательно позвони нам. Неважно, во сколько.

— Хорошо, кэп, — ответил Лукас. — Спасибо.

Лукас довольно быстро попрощался с ним, но Джереми оставался на месте еще долго после окончания разговора. Он прижимал телефон к щеке, а мысли метались в голове: побежденный страх Лукаса, недобрые слухи о Воронах и искренняя просьба Кевина выделить в команде место для Жана. Он думал о сломанной руке Кевина, о том, как Жана выгнали из состава в середине чемпионата, о том, как Рико покончил с собой в замке Эвермор после первого в истории поражения Воронов. Он подумал о том, как люди говорили, что Жана вытащили из общежития спортсменов в окровавленных полотенцах в то утро, когда умер Рико, и Джереми убрал телефон.

— Это верное решение, — сказал он сам себе.

Он должен был поверить в это, но понимал, что сможет успокоиться, только когда Жан окажется в Калифорнии и сможет встретиться с ним лицом к лицу.

Оглавление