Непривычный 4 век. Часть 2.1. Нарративный источник — царь доказательств?

Долгое время нарративный (письменный) источник был для историков единственным способом заглянуть в прошлое. Да и сегодня, по факту, именно письменные источники являются фундаментом исторической науки, так как они несут большую часть исторического контекста. Именно из них мы знаем подробности о событиях прошлого: государствах, правителях, войнах, философских и политических концепциях и т.д. и т.п. Без них прошлое представляло бы для нас сплошное белое пятно из которого то тут, то там появлялись бы из ниоткуда и исчезали в никуда имена правителей и военачальников прошлого, о большей части которых было бы известно только то, что они когда-то существовали. Не удивительно, что именно нарративные источники и стали центром любого повествования в исторической науке, а источниковедение и архивистика — синонимами истории.
Однако у них есть множество минусов, которые следует помнить, чтобы не попасть в логические ловушки. О них и пойдет речь ниже, в первую очередь в разрезе истории Рима в целом и поздней империи в частности.

1. Самая главная проблема — письменных источников о древности просто очень мало

Для обывателя, который впервые видит список римских произведений, дошедших до нас, их число может казаться большим. Однако, на деле до наших дней дошли буквально крохи от того, что было. Античная городская цивилизация была письменной и каждый уважающий себя представитель элит должен был быть знаком с корпусом классической литературы, а также сам уметь создавать новые произведения.

За время существования Римской империи десятки тысяч человек писали художественные, исторические или общественно-политические тексты. До наших же дней дошли хотя бы лишь одной строчкой всего то пара сотен римских авторов. О существовании еще сотен мы знаем или догадываемся. Однако сколько же людей и текстов не оставили о себе в истории никакой памяти — неизвестно.

При этом даже из этих сотен дошедших авторов и их трудов далеко не все равноценны с точки зрения исторических сведений. Ключом для понимания контекста прошлого являются, в первую очередь, исторические труды, однако они охватывают собой далеко не все периоды и сферы деятельности. Например, до нас дошли целиком три церковные истории (Сократа, Созомена и Феодорита), описывающие, как несложно догадаться, историю христианской церкви до середины 5 века н.э. Но вот ни одного столь же обширного труда по секулярной истории империи того же периода целиком до нас не дошло. [13: c.16] Ситуация, когда о событии известно всего лишь из одного источника, для историка античности не редкость. И это лишь вершина айсберга из проблем.

2. Проблемы достоверности исторических и агиографических (житий) трудов

Каждое произведение — это изложение событий через призму видения автора. Хотя Геродот и Ксенофонт задали высочайшие стандарты по написанию исторических трудов, далеко не все авторы ориентировались на них, а сам литературный жанр позволял довольно серьезные вольности.

Во-первых, римская историография была крайне римоцентрична. Поэтому о многих событиях мы знаем только с точки зрения самих римлян. Есть, конечно, греческие авторы, но они отличаются зачастую лишь смещением фокуса на историю Греции. Всё, что происходило за пределами цивилизованного мира, по мнению римлян и греков, представляло мало интереса.

Во-вторых, большая часть исторических трудов касаются событий, важных для всей империи: политики и войн. В то время, как события более мелкого масштаба часто ускользают от внимания. Мы очень мало знаем подробностей о важных событиях в провинциях, вне контекста большой политики, о повседневной жизни простых людей, их работе и досуге. Некоторое исключение из этой тенденции представляют собой жития святых, чьи каноны заметно отличались от классической литературы и делали упор на куда более приземленных вещах, нежели большая политика. Но и они не обладают достаточной детализацией.

В-третьих, авторы исторических трудов далеко не всегда были нейтральны. В римской литературе были сильны традиции морализаторства: когда цель текста была не беспристрастно изложить некие события, а показать на их примере какую-то мысль. Даже если автор в явном виде это не указывал (а, например, Орозий, уже в заголовке «История против язычников» дал ясно понять, что объективности в его тексте не будет), то это всё равно проявлялось в содержании.

Это могла быть проимперская апологетика, как у Феста или Евтропия — где основная задача была показать победы империи. Мягкая оппозиционная критика Аммиана Марцелина, негодующего из-за наступления христианства на языческие традиции и видевшего в этом упадок государства. Или уже антиязыческая критика Орозия, наоборот, стремившегося доказать, что язычество — источник всех бед империи. А самое весёлое, когда один и тот же автор писал два труда, с диаметрально противоположным посылом, как то сделал Прокопий Кесарийский.
Естественно, что явная тенденциозность подачи материала требует и осторожного подхода к источникам. Но это данность с которой живут историки — любой источник может быть недостоверен. Поэтому «историк спрашивает не “предвзято это или нет”, а “насколько это предвзято и как это влияет на его достоверность и полезность”. Даже источник, полный абсолютной лжи, может быть показательным.» [41].

Из осознания этой проблемы родилась научная критика источников, призванная ответить на вопрос их надежности и причин сомнительных и недостоверных фактов и оценок. Процесс этот тем сложнее, чем меньше самих источников и чем более предвзят автор анализа. В процессе развития исторической науки ее немало помотало от некритичного отношения к источникам до гиперкритики, доходящей до отрицания реальности описанных событий (см. подробнее тут: vk.com/wall-212901575_448).

В-четвертых, значительная часть авторов текстов — это представители римской аристократии. Они могли не соглашаться друг с другом по поводу текущих событий и отношения к ним, но все они были продуктом одной системы воспитания. Именно взгляд элит империи на мир, их образ мысли и действий мы видим в исторических трудах [42: с. 684-691]. А что думали на счет тех же событий простые жители, как они осмысливали себя и окружающую действительность и чем жили из нарративных источников нам неизвестно преступно мало. Фактически, рассуждая о римском обществе, мы всегда, в той или иной мере, смотрим на него через призму взглядов его элит.

3. Законы

В отличие от исторических трудов законы кажутся куда более простой для интерпретации областью. Римляне провели огромную работу в ходе кодификации, сохранив не только сами законы, но и хронологию их введения, а иногда и контекст. Однако, анализ законов не столь прост, как кажется.
Долгое время считалось, что законы отражают текущую реальность. Например, в законах поздней империи неоднократно принимались меры регулирования колоната, из чего делались выводы, что это явление было сильно распространено. Однако частота упоминаний явления вовсе не свидетельствует о его распространенности. Законы отражают не ситуацию как есть, а ту, какую хочет видеть государство [20: с. 748]. Сама по себе частота упоминаний в законах колоната явно свидетельствует лишь о том, что императоры обращали большое внимание на эту сферу [14: с. 354]. Она могла быть вызвана как чисто фискальными мотивами [9: с. 62-63], неэффективностью исполнения законов [20: с. 749], так и тем, что многие колоны были арендаторами императорских земель [21: с. 96]. Так как нет ни одной цифры, свидетельствующей о числе колонов в империи, каждое из указанных объяснений одинаково вероятно.
Еще больше запутывает тот факт, что многие законы принимались императорами реактивно — как ответ на кризисную ситуацию или запрос чиновников и подданных [13: c. 37; 40].

Кроме того, многие законы, даже написанные в строгих юридических терминах, допускали двойственность толкования [39: с.491]. Или нередко имели неясные границы их действия [21: c. 229]. А некоторые законы, даже несмотря на проведённые при Феодосии и Юстиниане кодификации, были попросту утеряны и среди историков идут споры об их содержании [2: с.575].

4. Письма

Один из самых удивительных источников, так как позволяет взглянуть на повседневную жизнь глазами самих её участников. Как и в пункте про исторические труды, письма — это в первую очередь срез образа мысли их авторов, почти всегда принадлежащих к элитам. Однако они зачастую охватывают куда более широкий спектр вопросов: от особенностей закулисья политической жизни до чисто бытовых моментов.
Сведения из писем, естественно, тоже могут быть тенденциозны. А тот факт, что зачастую мы видим только одну сторону переписки нередко оставляет двусмысленность — ведь один и тот же ответ мог быть дан на очень разные вопросы.

5. Папирусы и прочие административные документы

Папирус в античность выполнял функцию долговременного хранилища информации, в том числе экономического и бытового характера. В империи собирали огромное количество статистики для сбора налогов: результаты переписей населения и земли, списки цен на товары, учёт расходов и доходов бюджета. Получи учёные возможность изучить эти данные хотя бы за один год — это продвинуло бы науку гораздо сильнее в плане понимания римской экономики, чем это возможно сейчас за десятилетия обобщения имеющихся сейчас сведений. Но до нас, к сожалению, не дошло ни одного общеимперского статистического документа [27: с. 27; 30: 2.4; 37: с. 1].

Чуть лучше дела обстоят с документами более низкого уровня. Известен ряд наборов папирусов, в которых расписаны некоторые экономические параметры и финансовые операции для отдельных вилл или небольших районов. Однако их неполнота и разрозненность, географический и временной разброс, и малая выборка делают крайне сложным процесс выведения общих тенденций [33: с.15-16].

Таким образом, если резюмировать источниковедческие проблемы: 1) малое число источников и их неполнота; 2) их тенденциозность и противоречивость; 3) фокус многих источников на глобальных вопросах, а не локальных.

Источники: https://teletype.in/@catlegat/A5X_XkBcTH7

Подписывайтесь на мой ВК

Подписывайтесь на мой ТГ