Непривычный 4 век. Часть 6. Кризис 3 века

Кризис 3 века часто выбирают как рубеж, с которого началось падение западной части Римской империи. Её упадок и ослабление в этот период не вызывают сомнений. Однако ключевая проблема восприятия кризиса 3 века в том, что мы часто склонны видеть в нем не совсем то, чем он был.

Его основной причиной и движущей силой был тот факт, что в период правления династии Северов (193–235 года) армия стала главной политической силой, которую были неспособны сдерживать прочие институты власти. Сенаторы уже не имели такого влияния, как прежде, и их постепенно выдавливали из армии сами императоры. А бюрократия, формируемая ещё со времен Августа, пока не была способна стать полноценной опорой власти, так как включала в себя слишком мало элит. До определённого момента сдерживало старт кризиса то, что армейские чины не вполне осознавали, какую власть они на самом деле имели, а вот императоры понимали, и поэтому заливали легионы деньгами, всё больше и больше год от года. Рано или поздно такая модель отношений армии и государства неминуемо дала бы сбой, так как нельзя было до бесконечности выкачивать финансовые ресурсы из населения.

Спад экономики, начавшийся еще в середине 2 века н.э., лишь усугубил проблему, приблизив тот момент, когда возможности империи платить войскам начнут серьёзно влиять на политику. Как только легионеры убьют собственного императора Александра Севера за то, что тот откажется идти у них на поводу, то разразится тотальный кризис политической системы, а армия превратится в малоуправляемый генератор постоянных проблем. Мятежи легионеров и узурпации происходили почти ежегодно, прокатываясь кровавым катком по регионам. Редкий император мог похвастаться смертью в своей постели. На этом фоне осмелели и варвары, начавшие глубокие рейды. Ну а пиком кризиса стало появление сепаратистов. Местные элиты в Галлии и Малой Азии, видя слабость центральной власти, решили, что смогут лучше распорядиться имеющимися ресурсами. Они сумели на некоторое время отделить от империи огромные куски её территории, создав независимые государства.

Картина максимально мрачная, повествующая о глубочайшем упадке римского государства. Однако за ней скрывается куда более сложная история. До недавнего времени считалось, что кризис 3 века вызвал глобальное и значительное падение экономики, которое мешало выйти из него. Но, как мы уже видели в предыдущих частях, некоторый спад начался ещё во 2 веке, и был вызван несоответствием городской экономики её сельскому базису. Снижение числа заселённых участков в сельской местности и в городах сегодня не всегда считается следствием именно кризиса 3 века: ведь многие тенденции в экономике, проявившие себя во 2 веке, продолжились и в 3-м [14: c. 36 - 64, 583; 21: с. 177; 29: с. 9; 68: с. 156].

Однако, нужно помнить, что империя была огромна, и многие процессы в ней протекали крайне неравномерно. Упомянутый выше спад в экономической жизни наиболее видим там, где происходили основные боевые действия гражданских войн и вторжений варваров — в северо-восточной Галлии, Италии, Балканских провинциях и Малой Азии. На Южную Галлию и Иберию кризис 3 века не оказал явного влияния [21: с. 391; 29: c. 8; 61]. А в Британии и Африке и вовсе есть признаки экономического подъема [21: c. 209; 36: c. 8; 51: с. 87]. Из-за этого сложно судить о масштабе потерь от кризиса для всего государства. С одной стороны, внутренние конфликты и вторжения варваров не могли не нанести ущерб. С другой же, пока в одних местах гибли люди, уничтожались урожаи и рушилась торговля, в другие перетекали ресурсы, стимулируя их рост. То есть опять мы видим ситуацию схожую с той, что была во 2 веке, с поправкой на глубочайший политический кризис — кто-то проигрывал, а кто-то от этого выигрывал.

Да и сами по себе проблемы в экономике были всё же второстепенны. Куда важнее для хода событий и государства был кризис фискальной системы. В условиях снизившейся экономической базы империя оказалась ещё и неспособна эффективно реквизировать средства на собственные нужды из-за противодействия местных элит [54: с. 109-110]. Неспособность постоянно платить легионерам лишь усиливала нестабильность.

Армия была источником всех бед, и только вернув полный контроль над ней можно было прекратить безумный круг насилия. Деньги всё ещё были важной частью уравнения, и на них можно было купить лояльность солдат. Но только выбив из них уверенность в том, что через мятеж можно всегда добиться большего, возможно было достижение хоть какой-то стабильности.

И ключом к этому стала кристаллизация в ходе кризиса новой военной элиты, не связанной со старой аристократией. Имперская армия была построена на отборе и продвижении в первую очередь наиболее эффективных и талантливых кадров, и лишь во вторую — лояльных. Задача армии была успешно воевать, а бесталанные, но лояльные делали это плохо, подрывая тем самым авторитет императора. Поэтому, к 3 веку многие высшие офицерские должности в легионах занимались дослужившимися до них солдатами.

Именно такие командиры, имевшие очень похожее низкое происхождение, прошедшие одинаковый карьерный путь и с огромным авторитетом у солдат, выдвинулись в первые ряды в 3 веке. На пике кризиса эти люди сформируют нечто вроде генштаба, выходцами из которого будут многие императоры вплоть до Диоклетиана. Армия была проблемой, и из её рядов и должно было исходить решение. Эти командиры были посредственно, по меркам аристократии, образованы, и не имели толком опыта гражданского управления, но они были сплочены и готовы унять личные амбиции ради стабилизации армии и государства. А это было важнее всего.

Легионы даже под управлением таких людей всё ещё были опасным зверем, периодически срывающимся с поводка. Но постепенно их удалось вновь сделать инструментом политики, а не главным её движителем. Немало помогли в этом военные победы над варварами и сепаратистами, дававшие мощный моральный авторитет и трофеи. Именно эти люди во главе с императором Аврелианом вновь соберут империю воедино, вернув ей широкую экономическую базу, без которой ни о каком восстановлении речи быть не могло.

Но путь к стабилизации был сложен. Старая система управления государством показала себя недееспособной, так как единственной силой, сдерживающей армию, оказалась сама армия. Поэтому требовалось создать ей противовес —- усилить гражданскую власть, забрав у армии функции собственного снабжения и, тем самым, усилить её зависимость от гражданских. Военные должны были заниматься только вопросами обороны и нападения, а за их обеспечение всем необходимым отвечали бы чиновники (милитарум и администратум, да). И вот только после этого имели шансы сработать другие меры по стабилизации ситуации, в том числе покупка лояльности деньгами. Без реформы управления империей любая стабилизация снабжения армии и в целом государственных финансов и экономики, не имели смысла, так как армия рисковала вновь сорваться с поводка. Потребуется десяток лет, чтобы нащупать этот путь и начать его реализацию Диоклетианом.

Была и другая причина для интенсификации процесса создания бюрократии. Кризис 3 века чётко показал, что в условиях высокой автономности цивитасов у центральной власти было мало способов обеспечить рост налоговых поступлений в случае необходимости. В условиях нестабильности 3 века местные элиты могли не просто саботировать этот процесс, но и вообще показали, что при определённых условиях они могут отделиться от империи. Поэтому установление прямого контроля за сбором налогов было жизненно важно.

Диоклетиан не стал изобретателем бюрократии — она всё же существовала и задолго до него, но он превратил её, наконец, в стройную иерархическую и очень разветвленную систему. В каждой провинции теперь был свой гражданский наместник и военный командующий (dux). Задача наместника была обеспечить сбор налогов и функционирование системы армейских поставок. Военные командующие отвечали за использование этих поставок для нужд обороны и войны.

Провинции объединялись в диоцезы, у каждого из которых тоже был свой гражданский руководитель — викарий, и военный — дукс диоцеза. Диоцезы, в свою очередь, объединялись в префектуры во главе с префектом претория (гражданский) и магистром милитум (военный), а над префектурами была канцелярия императорского двора (палатин).

Вся эта иерархическая система была основана на командном начале — т.е. подчинении приказам вышестоящих, и нужна была с одной стороны для надзора за нижестоящими уровнями и ограничения их самостоятельности, а с другой — для более эффективного использования ресурсов. Для военных такое положение было привычно, а вот в гражданском управлении это было в новинку, так как долгое время сохранялись пережитки республиканизма с формальным равенством магистратов.

Разделение гражданской и военной сфер было осуществлено не только на уровне полномочий, но и на куда более глубоком — ментальном. В чиновники шли представители землевладельческих элит, как сенаторских, так и провинциальных (куриалов). В военные — выслужившиеся солдаты и сыновья офицеров. Это были буквально два разных слабо пересекающихся мира. И речь тут не только о разном образовании и воспитании, но даже языке — далеко не каждый офицер мог хорошо изъясняться на литературной латыни. Хотя своим детям они старались дать некоторое образование, за своих в аристократических кругах их принимали очень с трудом. А так как для многих аристократов военная служба была в принципе закрыта законом [55: с. 3], то между армией и бюрократией создавалось намеренное отчуждение, мешавшее устроить сговор.

Кроме того, чтобы чиновники и командиры не прирастали к должностям, была постоянная ротация, их старались не назначать в родную провинцию. Таким образом данная политическая система встраивала армию и местные элиты в сложную систему взаимоотношений, в которой единственной константой был императорский двор, утверждавший назначения. Армия не могла полноценно функционировать без бюрократии, а значит её опасность как самостоятельного игрока уменьшалась. В то же самое время эта реформа унифицировала управление империей и позволила теснее привязать к себе региональные элиты.
Параллельно с решением проблемы армии и бюрократии, Диоклетиан полностью преобразовал и налоговую систему. Здесь тоже произошла унификация, в ходе которой были отменены все прежние иммунитеты, даже у Италии, и введена единообразная система прямого налогообложения iugatio-capipatio. В прежние годы имперское налоговое бремя было запутанным и неравномерным: граждане, проживавшие в Италии, не платили никаких прямых налогов, провинциалы — кто платил, кто — нет. Часть налогов взималась серебром, другая — натурой. Сложная, запутанная система с кучей лазеек.

Теперь на её месте была прямая как палка система, где налоговое бремя зависело от размера земли, оценки ее производительности и числа людей, живущих или работающих на ней. Но, что еще важнее, с помощью этой системы взымался единый для всех постоянный военный налог. Это было подлинным новаторством, так как в эпоху принципата государство тратило значительную часть налогов на армию, но прямо это никогда не афишировали. Диоклетиан же, наоборот, стремился дать понять всем жителям империи, что теперь защита её границ — это общее дело [10: с. 25].

Кроме этого, были закреплены и многие другие обязательства (литургии на греческий манер или мунус на римский), важные для государства: предоставление кораблей и животных для перевозок анноны, участие в городских праздниках, передача по наследству важнейших профессий и т.д. Большая часть таких литургий были связаны с обеспечением обороноспособности, но некоторые — с функционированием традиционных городских институтов. Хотя такое государственное вмешательство может показаться беспрецедентным, компенсировалось оно тем, что литургии давали иммунитет или ослабление других налоговых обязательств. Например, такими иммунитетами пользовались ветераны или владельцы кораблей, используемых для перевозок в рамках анноны [10: с. 27; 42: c. 328].

Тем не менее эти нововведения создали, фактически, новую систему отношений между государством и гражданином. Теперь подлинным гражданским статусом обладал лишь тот, кто вкладывался в оборону государства — платил налоги. Это был моральный долг гражданина [63: с. 12], но он также мог надеяться на большую защиту его интересов правительством и лояльное отношение [9: с. 57]. И это было настоящей революцией в сознании людей.

В комментариях почему-то часто можно услышать, что не было в Римской империи гражданства, а было только подданство. Но это дурная игра в ярлыки, скрывающая за собой истину. Гражданство в античных обществах было набором прав и обязанностей перед общиной или государством. В ранней империи гражданство давало налоговые льготы, а также больший уровень правовой защиты по сравнению с негражданами. То есть гражданином было быть выгодно.

Однако постепенное расширение числа граждан привело к тому, что эта плоская система гражданства перестала отвечать задачам. Тогда при Антонине Пие во 2 веке была введена новая классификация граждан — honestiores и humiliores. К первой категории относились сенаторы, чиновники и военные офицеры — т.е. полезные люди, от которых зависела стабильность государства. Они имели более легкие наказания в случае преступлений, а также могли рассчитывать на льготы по налогам. Это не то чтобы было новинкой, так как в Риме всегда были категории более привилегированные, чем иные. Но впервые это законодательно закрепили.

После эдикта Каракаллы с распространением гражданства на большую часть жителей империи наличие более элитного статуса honestiores было стимулом для куриалов переходить на имперскую службу. Реформа Диоклетиана же изменила логику римского гражданства, и теперь оно фактически стало синонимом слова «налогоплательщик». Таким образом внутри honestiores и humiliores появлялись две дополнительные градации.

Однако, в то же самое время, лояльность гражданина теперь становилась зависима от успешности выполнения государством своих обязательств по защите и поддержанию привычной жизни. Требуя больше, нежели прежде, от населения, империя и брала на себя публично куда больше обязательств.
Гражданство продолжало быть и важной юридической категорией — одни из самых суровых наказаний касались лишения гражданства. В этом случае человек лишался прав на получение наследства, составление завещаний и серьёзно ограничивались его возможности по владению имуществом [64: c. 78-79].

Империя Диоклетиана была государством более милитаризированным и централизованным, чем 2 века назад. Иногда историки даже идут настолько далеко, что описывают поздний Рим вовсе как страну с командно-административной экономикой. И на то у них есть причина — эдикт Диоклетиана о ценах, установивший максимумы цен на большую часть товаров. Вот только в реальности всё куда сложнее, и эдикт был самой неудачной реформой спасителя империи. Но об этом в следующей части.

Источники: https://teletype.in/@catlegat/A5X_XkBcTH7

Подписывайтесь на мой ВК

Подписывайтесь на мой ТГ