✅💜📖 15. НИКОЛАЙ ФОМИЧЁВ: "ВО ИМЯ ИСТИНЫ И ДОБРОДЕТЕЛИ". ПОВЕСТЬ-ЛЕГЕНДА.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ ПОЗНАЮЩЕМУ ВОЗДАМ! (ЧАСТЬ 2 ИЗ 3)
...И Сократ, улыбнувшись, ответил:
— Вполне понятно: ведь, ты ведёшь их под гору порока, а я заставляю карабкаться на гору добродетели, а это слишком трудная дорога. Садись, дорогая Ламия. И ты садись, Мелет.
И, усадив гостей напротив, на свободную скамейку, предложил Сократ гостям вина, но они вежливо отказались. И, тогда, спросил Сократ Мелета:
— Из Эпидавра [Город Пелопоннеса, где проводились мусические состязания в честь бога врачевания Асклепия], — сияя, ответил Мелет.
— Выходит, ты участвовал в состязаниях поэтов? И с каким, же, успехом?
— Мы получили первую награду, Сократ!
— Вот как, — сказал Сократ. — Смотри, же, чтобы мы победили и на празднике Панафиней.
— Думаю, что так и будет, — заверил Мелет.
Сократ, же, сказал [Аналогичный спор о красоте известен, как диалог Сократа с Гиппием (Платон)]:
— Да, Мелет, мне остаётся, только, завидовать вам, поэтам. Ведь, для того, чтобы стать хорошим поэтом, нужно понимать природу прекрасного, не так ли?
— Да, Сократ, и для меня постижение прекрасного было самым трудным в искусстве.
— Как хорошо, Мелет, — продолжал Сократ, отпивая из кружки прохладное, кисловатое вино. — А-то, представь себе, совсем недавно меня поставили в трудное положение, задав такой вопрос: «Давай-ка посмотрим, Сократ, сможешь ли ты сказать, что, именно, прекрасно и что безобразно?» И я стал недоумевать и не мог ответить, как следует, пока совсем не рассердился на себя. Вот как кстати вы пришли, Мелет и Ламия.
— Какое совпадение! — усмехнулся Мелет. — Ведь, мы и пришли к тебе, именно, затем, чтобы потолковать с тобой о природе прекрасного…
— В таком случае, ты, верно, не откажешь научить меня, как понимать прекрасное?
— Так постарайся точнее сказать мне, что, же, оно такое, прекрасное. Ведь, это, определённо, малая толика твоих многочисленных знаний.
— Мне думается, вряд ли кто имеет столько интересных мыслей о прекрасном, как я, — заверил Мелет, и Ламия толкнула его под столом, чтобы он не очень зазнавался.
— Значит, я легко научусь от тебя, и никто, больше, не изобличит меня в невежестве?
— Разумеется, никто, ведь, иначе я оказался бы ничтожным, заурядным человеком.
И снова Ламия толкнула под столом Мелета.
— Только, если ты не против, — предложил Сократ, — я буду возражать тебе, чтобы лучше выучиться.
— Так что такое прекрасное, Мелет?
И воскликнул Мелет с величественным жестом:
— Так знай, же, Сократ, что прекрасное — это прекрасная девушка!
— Славный ответ, клянусь собакой! — сказал Сократ, а Платон с Аполлодором, чтобы скрыть насмешку, загородили губы кружкой с вином. — Не правда ли, Мелет, если я так отвечу, уж, меня никто, тогда, не опровергнет?
И, довольно рассмеявшись, спросил Мелет:
— Да кто же тебя опровергнет, если каждый подтвердит, что ты говоришь правильно!
— Ну, а если мне возразят: «Хорош, же, ты, Сократ! А разве прекрасная кобылица не есть прекрасное?» Что мы тогда ответим?
— Ты верно говоришь, — согласился Мелет. — Ведь кобылицы у нас бывают прекраснейшие.
— Вот, видишь, — улыбнулся Сократ. — А потом меня спросят: «Дорогой мой, а что же такое прекрасный горшок? Разве не прекрасное?» Что я на это отвечу?
— Да кто посмеет так невоспитанно и дерзко произносить столь низменные слова в таком серьёзном деле?!
— Представь себе, что есть такой, — вздохнул Сократ, отхлебнув глоток вина. — Но, надо, всё-таки, ему ответить. И я, заранее, заявляю: если горшок вылеплен искусным гончаром, какие лепил, к примеру, покойный отец Ксантиппы, Нактер, если горшок округл, гладок и хорошо обожжён, как некоторые горшки с двумя ручками из тех прекрасных, во всех отношениях, горшков, что, обычно, вмещают шесть таких, вот, кружек, — если я спрашиваю о таком горшке, надо, ведь, признать, что он прекрасен. Как можно назвать не прекрасным то, что прекрасно?
— Да, Сократ, — кивнул снисходительно Мелет. — Прекрасный горшок — тоже прекрасное. Но, в целом, он недостоин сравниться с прекрасной кобылицей, девушкой и со всем остальным прекрасным.
— Я понимаю, Мелет, что возражать тому, кто задает подобные вопросы, следует, приведя изречение Гераклита: «Из обезьян прекраснейшая безобразна, если её сравнивать с человеческим родом». И прекраснейший горшок безобразен, если сравнивать его с девичьим родом, не так ли, Мелет?
— Конечно, Сократ, ты верно ответил!
— Но, ведь, тот человек может сказать: «Как, же, так, Сократ? А если мы сравним девичий род с родом богов, не покажется ли прекраснейшая девушка безобразной по сравнению с той же Афродитой?».
— Кто стал бы возражать против этого? Каждому ясно, что по сравнению с богами род людской не прекрасен.
— Но, ведь, тому-то человеку мы опять не угодим. Мелет. Он посмеётся над нами! А если, к тому же, у него окажется палка, он, ещё, и постарается вздуть меня.
— Что ты городишь?! — возмутился Мелет. — Разве, у нас нет суда в государстве, чтобы каждый, кто захочет, бил другого без всякого повода?
— В том-то и дело, Мелет, что он за дело меня поколотит.
— Так наберись немножко терпения и послушай, что скажет мне тот человек. А скажет он вот что: «Эх, Сократ! Я спрашиваю тебя о том, что такое прекрасное, само по себе, а ты приводишь, в ответ, нечто такое, что прекрасно не больше, чем безобразно. Нет, ты скажи мне, приятель, что такое прекрасное, вообще, то, благодаря чему и девушка, и кобылица, и горшок становятся прекрасными».
— В самом деле, нелепость какая-то получается, — смутился Мелет.
— Что бы мне, тогда, осталось, как не сослаться на тебя, дорогой?
И Мелет, в сильном замешательстве, спросил:
— Так ты добиваешься, чтобы.., чтобы я назвал такое прекрасное, которое никогда никому не покажется безобразным?..
— Да, Мелет, теперь ты это прекрасно понял…
И, красный от стыда, мучительно молчал Мелет, моргая глазами.
— Ты видишь, Мелет, сколько хлопот доставило нам прекрасное. И пока оно, разгневавшись, не убежало от тебя дальше, давай, лучше, мы уйдём от него…
Мелет, же, поднявшись, забормотал:
— Такой ответ, Сократ.., его найти нетрудно… Мне, только, нужно уединиться и поразмыслить самому с собой и, тогда, я скажу тебе это точнее точного. — И, взятый под руку Ламией, поспешил к раскрытой калитке, держа на поводке повеселевшую собачку.
Друзья, же, Сократа, дав себе волю наконец-то, дружно рассмеялись, после чего Аполлодор сказал:
— За твою победу, Сократ! — и поднял свою кружку.
— Много славы будет этому Мелету пить за победу над ним, — заметил Платон и предложил продолжить беседу о прекрасном.
…И не знали Сократ и друзья его, что тем же вечером встретил Мелета у дома его Анит и повёл с ним такую беседу:
— Не узнаю тебя, Мелет. Куда девалась обычная твоя весёлость?
— Какая, же, может быть радость, Анит, если любому бродяге дозволено унижать достойнейших граждан!
— Уж не тебя ли кто обидел, Мелет?
— Представь себе, эта лысая образина, Сократ, выставил меня сегодня посмешищем!
— А не кажется ли тебе, Мелет, что мы слишком долго терпим словесные бредни этого софиста? Ведь, для него нет ничего святого, ни богов, ни власти. Своим примером он давно развращает молодежь, а это может плохо кончиться…
И, расстроенный, сказал Мелет:
— А что мы можем? Ведь, у нас, теперь, свобода: каждому разрешено болтать всё, что ему взбредёт в голову.
— Но, ведь, и мы с тобой, как граждане, вольны… подать, к примеру, в суд на тех, кто возмущает спокойствие граждан…
— Да, но где мы найдём доказательства и свидетелей?
— Найдём! — уверенно сказал Анит.
— Но, у Сократа много друзей, — засомневался Мелет, — да и народ ему потворствует…
— Ошибаешься, Мелет. Своим длинным языком он отвратил от себя и большинство простого люда… Совсем недавно он обвинил афинян в том, что, будто бы, они бездумно избирают на государственные должности недостойных людей и высмеял наше священное право — голосование!
— Но, ты, же, был в отъезде… Когда в собрании зашла речь о нехватке в Афинах лошадей, этот вздорный старик посоветовал… что бы ты думал?.. Решить вопрос голосованием и ослов превратить в лошадей!
— Я надеюсь, теперь-то ты согласен выступить со мной против Сократа?
— Да наберём ли мы пятую часть голосов в суде? Ведь, иначе, нас самих присудят к штрафу, и немалому — в тысячу драхм!
— Не тревожься, — успокоил Анит. — Случись у нас неудача, я оплачу штраф за нас обоих. И третьего обвинителя подыскать я, тоже, возьмусь. Так, как, Мелет?..
— Больно, уж, рискованное дело, — ещё посомневался, для вида, Мелет.
— Скажи, Мелет, — сказал, тогда, Анит вкрадчивым голосом, — а не желал бы ты видеть свои прекрасные трагедии увековеченными искусной каллиграфией на сшитых вместе листах, одетых в красивую толстую кожу?..
— О! — встрепенулся Мелет. — Я давно мечтаю об этом. Но, ведь, это страшно дорого стóит…
— Не дороже денег, — усмехнулся Анит. — И мы тебе это сделаем…
И, вспомнив о своей победе в мусических состязаниях, вновь обрадовался Мелет, спросив Анита:
— Ты, наверное, слышал, дорогой Анит, что на празднике в Эпидавре я опять был первым из поэтов?..
— Прими мои поздравления, Мелет. Так, ты согласен?..
— Видит Зевс, ты убедил меня, — сказал Мелет.
…А, вскоре, сам того не желая, нажил себе Сократ и третьего врага… Случилось, же, это в лесхе, на Празднике Кружек в честь бога виноделия Диониса, где за широкими столами бражничали молодые афиняне и среди них - друзья Сократа. И зашёл у них разговор о любви, затеянный гетерой Ламией, сбежавшей от Мелета. И спросила Ламия друзей Сократа:
— Раз, уж, мы заговорили о любви, хотелось бы спросить, не знает ли кто из вас, как относится к этому чувству Сократ? Сама я стесняюсь задать ему такой вопрос.
И бывший среди них Критон сказал:
— Да, лучше, спросим об этом у самого Сократа. Ведь, это он нас пригласил сюда, заметив, что «к людям достойным на пир достойный без зова приходит».
— И правильно он сказал. Так, где же он сам?
— Он всю дорогу отставал, — ответил Платон, сидевший здесь же, — а когда мы остановились его подождать, велел нам с Критоном идти вперёд. Но с ним остался Аполлодор…
Тут-то и явился в дверях улыбающийся чему-то Аполлодор, и Платон спросил:
И, садясь на скамью, сказал Аполлодор:
— Мы почти, уже, дошли, как, вдруг, Сократ повернул назад и, теперь, стóит в сенях соседнего дома, а на зов идти отказывается…
— Что за вздор! — поднялся с места Платон. — Сейчас я позову его.
— Оставьте его в покое, — вмешался Критон. — Сядь, Платон… Такая, уж, привычка у Сократа: отойдёт куда-нибудь в сторону и станет там, задумавшись. Он, скоро, сам явится. Не надо, только, мешать ему…
Тут вышел на средину лесхи хозяин её, добродушный, с виду, толстяк, и громко возгласил:
— Эй, слуги! Считайте, что меня и всех этих добрых людей вы пригласили на обед, и ублажайте нас, как самых дорогих гостей! Да поживее!..
И забегали между столами слуги, загремели посудой, со стуком опускали на столешницы амфоры с вином и кратеры с водой, подкладывали в блюда кисти винограда, фрукты и оливки. И поднимались, под сладкое звучанье флейт, крýжки с разбавленным вином и возглашали здравицы покровителю виноделия Дионису. И в этот-то разгар весёлого пиршества вошёл седобородый Сократ в своём поношенном, но чисто выстиранном хитоне. И дружным хором голосов встретили его друзья и, усадивши рядом с Ламией, поднесли ему кружку вина.
— Без тебя, Сократ, мы начали разговор о любви. Не хочешь ли продолжить его?
Гетера, же, добавила, улыбаясь:
— А я, Сократ, готова вступить с тобой в состязание. Ведь, эти достойные люди, твои друзья, считают меня знатоком любви...