Белоруссия. Июль – август 2023 года. День 13: Красный Берег и Бобруйск. Часть 1

Дело было так. Заселившись позавчера вечером в гостиницу в Гомеле и рассчитывая переночевать в городе три ночи, я предполагал уделить два дня самому городу, а на один день смотаться в Бобруйск. И вот случайно я включил в гостиничном номере телевизор и по одному из белорусских каналов увидел репортаж из агрогородка Красный Берег, где есть очень интересный мемориал в память о детях – жертвах войны и не менее интересный дворец.

«Ничего себе», – подумал я, – «какие красоты можно найти в самых неожиданных местах страны. Интересно, как же туда добраться?» И, о чудо, выяснилось, что добраться легче лёгкого, ибо Красный Берег стоит прямо у железной дороги из Гомеля в Бобруйск и там регулярно останавливаются электрички, как обычные, так и скоростные. План поездки в Бобруйск был немедленно скорректирован и первым пунктом в нём стал Красный Берег.

Наверное, вы удивлены: стоит ли вообще задерживаться в бывшей деревеньке даже на несколько часов? Поверьте, стоит.

Поначалу, выйдя из экспресс-электрички «Гомель – Минск», которая предусмотрительно останавливается не только в Жлобине и Бобруйске, но и в агрогородке с населением в две тысячи человек, оказываешься наедине с природой. Люди здесь живут, но нам нужно пройти по тропинке, рядом с которой нет домов. Пешеходная дорожка выложена плитами дёшево и сердито, что радует: если бы их не было и стояла иная погода, мои светлые кроссовки и брюки явно не оценили бы беготню по земле. Сразу видно белорусскую хозяйственность.

Красный Берег ведёт свою историю с XVI века, а может, и раньше. Но только в 1528 году его существование было зафиксировано в письменных источниках, когда один помещик Великого княжества Литовского продал эти земли другому землевладельцу. В целом в деревню какую-то относительно масштабную жизнь вдохнула советская власть, организовав здесь совхоз, крахмальный завод, артель по добыче торфа и сельскохозяйственный техникум, который под названием аграрного колледжа работает до сих пор.

Современный этап жизни Красного Берега в составе Жлобинского района Гомельской области независимой Белоруссии связан с превращением его из деревни в агрогородок, поэтому мы наблюдаем среди типичных, пусть и ухоженных деревенских домов редкие вкрапления двухэтажных и даже одну пятиэтажку на кадре, плоховато асфальтированные, но всё же дороги, а не их отсутствие, и даже отдельные пешеходные дорожки.

На окраине агрогородка нам попадаются два мемориальных сквера напротив друг друга. Один называется Аллеей славы, он заложен в 2003 году в память о погибших в Великой Отечественной войне земляках. Там уже деревья довольно высокие и крепкие. На создание аллеи краснобережцев вдохновила история директора местного техникума Ивана Боева, который был расстрелян нацистами вместе с учащимися второго курса агрономического отделения в первые дни оккупации 1941 года.

А на фото – парк напротив под названием «Дети мира – детям войны». Его заложили в 2011 году учащиеся всё того же местного колледжа, на табличке на камне он назван «КБГАК». Так зашифровался Краснобережский государственный аграрный колледж. По факту, это единое пространство двух скверов, просто через дорогу стоят два разных наименования и деревья на этой стороне пока явно моложе.

На плите, что справа от камней, выбито следующее четверостишие:

Много мест живописных на свете,
Красный Берег – один из красот,
Здесь природа таится в секрете,
Здесь истории искра живёт...

Дата «2007» на плите, возможно, указывает на дату написания стихотворения. Не очень понятно, полагали изначально поставить плиту сюда или она предназначалась для какого-то другого места. Эти строчки – часть стихотворения выпускницы местного колледжа Юлии Андросовой.

Итак, дети... Тема детей войны неслучайна, она связана не с молодёжью Краснобережского техникума, которые всё-таки уже были не маленькими ребятами в 1941 году. Чтобы понять трагическую историю детей, пройдём от двух скверов вдоль автомобильной дороги полкилометра на север, где в 2007 году был создан мемориальный комплекс «Детям – жертвам войны».

Мы стоим у крайней скульптуры этого комплекса. К сожалению, утреннее солнце светит прямо на нас, поэтому бронзовая фигура вышла очень затемнённой. Но худоба девочки видна и так. Обратите внимание на плитку разного цвета. Та, что находится дальше, темнее, что подчёркивает целостность внутренней композиции. Это не просто чёрная площадка, это чёрный луч солнца, «Луч Памяти», как его задумали архитекторы. Его хорошо видно на плане:

От центрального солнышка, куда мы ещё не дошли, отходят жёлтые лучики и только один жирный чёрный. Мы сейчас в его нижней точке. Итак, а что же дальше?

Дальше – школьные парты. Иногда композицию называют «Мёртвый класс», ибо за 21 белой партой никто никогда не будет сидеть и учиться.

Мемориал был открыт 28 июня 2007 года в память о детях, которых оккупанты собирали в Красном Береге со всей округи в 1944 году для последующей отправки в Германию остарбайтерами. И, как утверждается, для принудительного сбора донорской крови.

Акт Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков в Жлобинском районе свидетельствовал:

На этом пункте дети проходили медицинский осмотр в комиссии, после чего их грузили на станции Красный Берег в поезд и отправляли в Германию для взятия крови на лечение раненых немецких солдат и офицеров. Всего для этой цели немцы увезли 1990 детей...

Свидетельства выживших детей не подтверждают, что всех их увозили в Третий рейх, чтобы массово превращать в доноров. Какую-то часть увезённых, вероятно, использовали с этими целями, и у кого-то могли забирать кровь и тут, ибо тут был госпиталь для немецких солдат. Кровь, вроде как, брали у всех детей для анализа и определения группы крови, но дальнейшая их судьба была различной.

По крайней мере, в интервью 2018 года научный сотрудник филиала Жлобинского историко-краеведческого музея в Красном Береге Людмила Мелащенко уверяла, что страшилки о том, как из всех подряд детей выкачивали здесь кровь, а кого-то и вовсе подвешивали под мышки и подрезали ступни, чтобы кровь полностью вытекала из тела, – это миф.

Кому верить? Не знаю. Я специально поискал опубликованные архивные документы, а не газетные записи историй постаревших свидетелей, и нашёл лишь одно упоминание о принудительном донорстве девочки из Красного Берега, но по контексту документа речь идёт об эпизоде, когда она уже оказалась в Германии. Были ли такие эпизоды здесь? Возможно, но судя по скудности упоминаний, не очень много. Вот, скажем, Саласпилсский концлагерь на территории Латвии действительно массово использовал малолетних заключённых для отбора крови, что иногда вызывает приступ жжения ниже спины у некоторых современных латвийских фанатов нацистов.

В Красном Береге, вероятно, переплелись отдельные реальные эпизоды со слухами и страхами. Тем не менее, на месте учительского стола перед классной доской детский пересыльный лагерь представили как один из донорских лагерей, где лишь те, кто выживал после выкачки крови, отправлялись в Германию.

Не подумайте, что я пытаюсь смягчить преступления нацистов: если животные эксперименты уровня доктора Менгеле не проводились тут, то это не значит, что их не было вообще. Может, было и так, что немалое число из почти двух тысяч угнанных детей попало как раз в лапы извергов-докторов в других местах.

Красный Берег, который прозвали «детской Хатынью», важен для нас скорее как символ. Вот, скажем, на классной доске представлен текст письма Кати Сусаниной, белорусской школьницы, которая в оккупации в день своего 15-летия написала прощальное письмо отцу.

Всё, что мы знаем о Кате, мы знаем из этого письма, найденного в освобождённом белорусском посёлке Лиозно в Витебской области. Мать Кати убили нацисты во время пыток, а отец был где-то на фронте. Девочку же определили в служанки... хотя нет, лучше сказать, рабыни какому-то заезжему фрицу. Служанка, горничная полька Юзефа, находилась на порядок выше Кати, которую заставляли есть из одного корыта со свиньями и спать в дровяном сарае. Катя была готова к смерти и написала прощальное письмо в надежде, что кто-нибудь его найдёт и отправит по нужному адресу.

О судьбе отца Кати так же ничего неизвестно. Но найденное письмо было опубликовано в «Комсомольской правде» в 1944 году и его прочли миллионы людей.

Катя Сусанина не имеет никакого отношения к Красному Берегу, однако в её страшной судьбе отразились судьбы детей местного пересыльного лагеря, да и многих белорусских детей оккупационных лет.

На обратной стороне классной доски изображена карта Белоруссии, где отмечены все те концлагеря или места содержания, среди заключённых которых значительное место занимали дети. Иногда по ошибке утверждают, что всё это донорские детские концлагеря. Насколько я понимаю, это не так. Принудительное донорство нацисты применяли во многих местах, но сказать, что это было «специализацией», например, масштабного лагеря «Малый Тростенец» под Минском, будет неверно.

В целом, как утверждают исследователи, проблема принудительного донорства в годы нацистской оккупации плохо изучена. Кровь действительно предпочитали брать у детей, потому что она как бы свежее и здоровее, к данным операциям прибегали повсеместно по мере надобности.

Где-то подобным занимались систематически вместе с другими медицинскими опытами: например, на Смоленском открытом процессе 1945 года некий Модиш, помощник лекаря в смоленском нацистском лазарете, признался в регулярном использовании детей в качестве доноров, которых забирали у их родителей. А в Бобруйске, который представлен на карте перед нами, согласно материалам Брянского открытого процесса 1945 года, был лишь один такой случай с группой детей в госпитале у Марьиной Горки. Но это лишь один зафиксированный случай...

Чёрный луч солнца подводит нас к самому солнышку – центральной площадке мемориала. Белый парусник символизирует мечты детей, которым не суждено было сбыться. На его парусах написаны имена детей: Зоя, Настя, Аркаша, Олежка, Сеня, Эмма, Феликс и другие.

Мемориал был разработан творческой группой под руководством архитектора, что уже нам известен в ходе белорусской поездки. Это Леонид Левин, один из авторов Хатыни и небольшого мемориала на месте Минского гетто. Работа над монументальными комплексами памяти событий Великой Отечественной войны в Белоруссии, причём связанными с трагедиями мирного населения, а не с героическими подвигами армии, стала в какой-то степени делом его жизни. Комплекс в Красном Береге был то ли последней, то ли одной из последних его работ.

Центральное солнышко, «Площадь Солнца», наполнено как бы мольбертами с рисунками детей. Конечно, это копии, но копии, сделанные на основе настоящих детских послевоенных рисунков.

Несмотря на то, что я приехал сюда в девять часов утра, недалеко от меня есть и другие посетители комплекса. Судя по всему, тоже с утренней электрички. Интерес к мемориалу послужил поводом задуматься, не создать ли дополнительно к комплексу музей, что и будет сделано после моей поездки. В ста метрах отсюда, где при мне была лишь небольшая будка с туалетом, в 2024 году построили и открыли музейное здание, где, кстати, есть отдельная мемориальная комната Леонида Левина. Когда-нибудь стоит заехать и посмотреть.

Разбегающиеся от солнышка лучи образуют аллеи, вдоль которых с годами появляются новые деревья. Об этом говорят таблички с надписями: тут аллею высадили в 2023 году представители таких-то предприятий Гомельской и Брянской областей в День единения народов Беларуси и России, здесь в 2018 году посадили деревья следственные комитеты Белоруссии, России и Армении, и так далее.

А где же был детский лагерь 1944 года? Взрослый лагерь, о котором мы не вспоминали, организовали в Красном Береге на территории бензосклада, он тоже был создан впопыхах, чтобы в последние месяцы оккупации увезти из Белоруссии как можно больше рабочей силы. Но где был бензосклад, я не знаю, а место немецкого госпиталя, при котором существовал детский пересыльный лагерь, сложно не заметить. Сходим туда.

Ну вы посмотрите, какая ухоженная улочка! Да, ничего особенного, но напомню, что это вчерашняя деревня. Вы много таких деревень в России видели? То-то.

Одна из немногих крупных улиц Красного Берега носит имя Л. В. Исаева. Кто это, объясню чуть позже.

По пути видим ещё одну копию стихотворения Юлии Андросовой. Может, табличку с четверостишием изготовили в двух копиях и вторую за ненадобностью отправили в сквер на окраину агрогородка? Непонятно.

А на этом камне другое местное стихотворение:

Камусьцi дораг Крымскi бераг,
Той, што за трыдзевяць зямель,
А для мяне Чырвоны Бераг
Мая калыска i купель.
Чырвоны Бераг, край радзiмы
Тваей красой я ганарусь.
Ты для мяне навек любiмы,
Як наша мацi – Беларусь.

Что за автор П. Н. Ткачёв, мне неизвестно. Был, конечно, такой известный народник-революционер Пётр Никитич Ткачёв в XIX веке, но что-то сомневаюсь, что он вообще знал о существовании Красного Берега.

Мы уже значительно подучили белорусский язык во время поездки. Затруднений это стихотворение не вызывает, я не буду его переводить. Разве что разберу два слова, что могут вызвать у вас затруднения:

Как будто мы в туристическом центре, даже имеются туристические указатели до крупных городов Белоруссии и сопредельных стран.

В левую часть кадра попали какие-то необычные ворота...

Ворота... Ой, извините, давайте размаўляць па-беларуску як ганаровыя госці. Брама 1890-х годов в неоготическом стиле с трудом сочетается с вывеской «Краснобережский аграрный колледж», но так вышло, что созданное в первые годы советской власти сельскохозяйственное училище (будущий техникум и теперь колледж) прописалось в местной усадьбе Козелл-Поклевских. Техникум занимает примерно половину территории усадьбы – как исторические, но имеющие малую ценность здания, так и постройки XX века.

Кирпичный забор, что мы наблюдали несколькими кадрами ранее на улице Исаева, как раз соединяется с брамой слева. Рискну предположить, что он в таком случае тоже исторический, конца XIX века.

Ах, да, аисты на башне ворот справа – живые! Хорошо устроились.

Одним словом, кому надо, идёт учиться на агронома или тракториста, ну или в гости к девчонкам в общагу, а мы же пройдём чуть дальше к территории главного здания усадьбы, которую с 1990-х годов реставрировали, а в 2015-м открыли там музей, входящий в состав Жлобинского историко-краеведческого музея, как и увиденный ранее мемориал.

Так и хочется этот симпатичный дом назвать дворцом, хотя формальное наименование здания – «усадебный дом Козелл-Поклевских». Но я всё-таки иногда буду говорить «дворец», ибо он выглядит как сказочный теремок. Нет, в нём нет какого-то русского стиля, но европейская традиция эклектики была не менее «теремковой» и «пряничной».

В конце XIX века деревня Красный Берег перешла во владение военного инженера Михаила Гатовского. По его заказу в 1890–1893 годах довольно известный архитектор Виктор Шрётер, построивший в Петербурге под полсотни зданий, спроектировал для этой территории особнячок. К нему же прилагался английский парк под авторством варшавского садовода Франтишека Шаниора.

Пока я рассказываю, давайте зайдём внутрь.

Экспозиция музея представляет собой интерьеры разных комнат с мебелью и прочими предметами быта. Казалось бы, может ли удивить дворянская усадьба конца XIX века? Эта удивляет, поскольку каждая её комната сделана в своём оригинальном стиле. Одно из первых интерьерных помещений на нашем пути – салон в стиле рококо. Рококо – это французский стиль XVIII века, и что, нельзя его воспроизвести в белорусских землях под конец XIX столетия?

И в некоторых текстах во дворце, и в материалах в интернете неверно утверждается, что дом изначально строили для Козелл-Поклевских, но это не так. Их фамилия приклеилась к усадьбе, когда в 1904 году Михаил Гатовский умер и имение перешло его дочери Марии, жене предпринимателя, купца, действительного статского советника, в будущем члена Государственного совета Российской империи Викентия Козелл-Поклевского.

Их фамилию пишут как Поклевские-Козел, Козел-Поклевские или даже Козелло-Поклевские, но не суть. В музее принято делать кальку с польского написания: «Koziełł-Poklewski», с двумя «л» и «Козелл» в начале. Их родоначальником в XVI веке был некий Пётр Козлов, которому великий князь литовский и по совместительству король польский Сигизмунд II Август пожаловал имение Поклево, так эта трудная фамилия на свет и появилась.

Пусть изначально род происходил от простого русского мужика по фамилии Козлов, за много поколений он ополячился. Некоторые представители семьи участвовали в польских восстаниях XIX века, а те, кто поумнее, ушёл в бизнес, как и наш Викентий Альфонсович. Даже не сказать, что его жизнь и судьба как-то были связаны с Польшей, ведь предпринимательством он занимался во многих местах Поволжья и Урала, жить вместе с супругой предпочитал в Талице, что ныне в Свердловской области.

Именно там, в Талице, обитал и его отец, которого Дмитрий Мамин-Сибиряк показал в рассказе «Последние клейма» в образе «знаменитого откупщика Поклевского»:

Однажды он приходит в каторжную контору, а там идет следствие: убили арестанта, и убийцу никак не могли открыть. Каторжные его не выдавали, и следователь ничего не мог поделать. Тогда Поклевский и говорит: «Позвольте, я его сейчас узнаю». Подходит к выстроенным в шеренгу каторжникам, пристально вглядываясь в лица, а потом как ударит одного по лицу: «Ты, такой-сякой, убил?» Тот свалился с ног и во всём признался. Удивительно всё просто было.

Но это там, на Урале, для местных жителей Викентий с супругой на свои деньги построили два православных храма. А сами они были католиками, о чём говорит их домашняя каплица на фото. Другая комната – другой стиль, эта стилизована под барокко.

Нумерация иллюстраций на библейские сюжеты связана с католической традицией специального богослужения Крестного пути. Во время богослужения верующие должны обходить по кругу 14 изображений (картин или скульптур), последовательно показывающих 14 сцен крестного пути Иисуса Христа от осуждения на смерть до погребения. В данный кадр попали рисунки от пятого до восьмого. Это следующие сюжеты: Симон Киринеянин помогает Христу нести крест, Святая Вероника отирает лицо Иисусу, Иисус падает второй раз (почти не видно, отсвечивает), Христос утешает плачущих женщин.

Облачения ксёндзов (священников) подарены музею настоятелем местного католического прихода в Жлобине.

Столовая в романском стиле. То есть на этот раз стилизация вообще под Средние века. Архитектор, конечно, постарался, как будто открыл учебник по истории архитектуры и давай по каждому жанру наяривать.

Периодически в описаниях залов встречаются уточнения, что вот конкретно этот элемент – полностью сохранившийся, действительно аутентичный. В данном случае такой характеристикой обладает потолок. Действительно, усадьба прекрасно сохранилась, хотя первоначальной цели загородной резиденции служила очень мало: Козелл-Поклевские приезжали сюда только летом, а после их эмиграции в Польшу в 1919 году здесь прописалось училище-техникум-колледж.

На фото с улицы мы могли увидеть парадный вход справа, но сами вошли сбоку, там, где ныне вход для посетителей музея. А раньше гости попадали бы сразу сюда, в центральный холл. На этот раз стиль – готика с огромными окнами, стрельчатыми сводами и многоцветными витражами.

Глава семейства Викентий Козелл-Поклевский, будучи весьма активным деятелем российского общества, в Польше в эмиграции оказался никому не нужен. Ну да, поляк, но кто будет расшаркиваться перед прислужником российского старого режима? В России большевики национализировали его имущество, а что он привёз с собой в Польшу, забрали местные власти. Так и умер в нищете в 1929 году. Его жена дожила до Второй мировой войны и, оставшись в Варшаве, поддерживала материально, как могла, польское антифашистское подполье.

Музыкальный салон в стиле эпохи Людовика XVI. Гости салона в начале XX века предавались светским развлечениям, не подозревая, что их эпоха близится к концу и затем уже никогда не вернётся.

Салон в стиле маньеризма. Маньеризм – это итальянское направление в искусстве эпохи Возрождения. Вдоволь натанцевавшись, здесь можно было поиграть в карты. Где-то здесь ещё был спрятан сейф, но описание зала, к сожалению, сформулировано так, что я не понял, где именно был тайник.

Весьма своеобразно в салоне выполнен камин. Точнее, два камина, точно такой же есть справа от двери. Чёртик сверху хорошо вписывается в стиль маньеризма, для которого характерна некоторая любовь к лёгким мистическим и гротескным образам.

Арабский зал. Здесь интересно посмотреть на потолок, поэтому фотографирую именно потолок, который оформлен в стиле гренадского замка Альгамбра. Мы имеем дело с элементами мавританского стиля, который использовали в XIX веке в период увлечения Востоком, пусть сам замок Альгамбра располагался куда уж западнее – в арабской Испании.

Характерный элемент андалузского (то есть арабо-испанского) искусства – восьмиконечная звезда, она же руб аль-хизб. Её можно встретить в оформлении интерьеров, керамике, каллиграфии и много где ещё во всех уголках исламского мира, но вроде бы как изначально руб аль-хизб начал своё путешествие в мир искусства из арабской Испании. Не так давно я показывал вам пример использования такой звезды в изразце времён Сельджукской империи в экспозиции стамбульского Музея турецкого и исламского искусства.

В Красном Береге утверждают, что использование мавританского стиля в дворцовых интерьерах встречается в Белоруссии только один раз – тут в усадьбе. Что ж, может быть, для интерьеров это замечание верно, хотя мы всего несколько дней назад видели целое здание в мавританском стиле – синагогу в Гродно.

Что-то на портрете явно не представитель польского дворянства...

Это создатели экспозиции выразили благодарность Сергею Путилину, гомельскому коллекционеру, который подогнал для дворца кучу исторической мебели. Выставку разных разностей из собрания Путилина я показывал вчера во дворце Румянцевых – Паскевичей. Разумеется, при воссоздании интерьеров приходилось искать мебель то тут, то там, и хорошо, что частная инициатива не обошла музей стороной. Портретик, конечно, можно было и получше найти, чем обычная фотография не сгодилась? Но это уже моя вкусовщина.

На втором этаже расположены личные комнаты хозяев. Например, будуар в стиле классицизма, где Мария Козелл-Поклевская писала письма, читала и занималась рукоделием.

Круг чтения хозяйки усадьбы мне неизвестен, но могу сказать точно, что она не держала в руках эту газету – данную подшивку «La Mode illustrée» («Иллюстрированной моды») за 1901 год подарили музею в 2019 году некие Марина и Жозе Веймирс из Бельгии. Спасибо бельгийцам за вклад к экспозицию белорусского музея! Однако составители этикетажа что-то напутали и написали в указателе рядом со столом, что это какая-то «Женская газета». Мы, хоть французским и не владеем, название прочитать таки можем.

Если вас смущает подзаголовок «Journal de la famille», хотя перед нами явно газета, то это не ошибка: французы подарили нам слово «журнал», но сами журналы называют «magazine», а газеты при этом – «journal». Потому что это логично.

Герои нашей истории. Слева направо: архитектор Виктор Шрётер, Мария Козелл-Поклевская и её супруг Викентий.

Портреты необычные. Художник Виталий Одинцов сделал их с помощью листов сусального золота, наложенного на оргстекло, это его авторский стиль. Одинцов родом из Жлобина, но ещё в детстве переехал в Италию, где получил художественное образование. Родину, как видим, он не забывает и регулярно отправляет сюда свои картины. Несколько лет назад здесь во дворце проходила выставка его работ, где в таком же стиле, например, были выполнены портреты Труса, Балбеса и Бывалого.

Рабочий кабинет в стиле классицизма. Кажется, Шрётеру надоело подбирать новые стили на втором этаже дворца и он стал в основном использовать классицизм. Но, возможно, в такой обстановке Козелл-Поклевскому гораздо спокойнее работалось. Особенно когда за ним наблюдал его же собственный портрет, ахах.

У Викентия и Марии Козелл-Поклевских было трое детей: дочь Мария и сыновья Альфонс и Станислав. В одной из детских спален на столике у кровати есть статуэтка, описания которой я не нашёл в текстах музея. В каждой комнате, как вы уже догадались, для посетителей установили небольшие стойки с прикреплёнными к ним листочками, где даётся общее описание зала и перечислены предметы мебели и оформления. Но то, что женское платье 1890-х годов изготовлено в Германии, а ореховые стулья середины XIX века – во Франции, мне показалось не очень любопытным, а вот статуэтка заинтересовала.

Впрочем, возможно, я просто не увидел нужный листочек. В любом случае пришлось искать информацию самостоятельно.

Рядом с молитвословом на польском языке должно быть явно что-то религиозное, и по фигуре мы догадываемся, что это Богоматерь с Младенцем. Но довольно необычная, поскольку обилие драгоценностей на шее Марии как будто не встречается в католической традиции. Разгадка кроется в надписи под фигурой: «Noli me tollere», что переводится с латыни как «Не убирай меня».

В начале XIII века на острове Сардиния чудесным образом была обретена большая статуя Богоматери благодаря её явлению местному бедняку. Ну, как православным с Небес давались иконы, так и католикам – статуи. Кто во что верил, тому то и давали. Жители с почётом перенесли статую в приходскую церковь, а на утро она исчезла и появилась в окрестностях у оливкового дерева. Её вновь перенесли – и она вновь вернулась сама на то же место, где на мраморной плите у ног Богородицы появилась надпись: «Noli me tollere».

Тогда стало понятно, что надо построить на этом месте храм. Храм есть и поныне в коммуне Сорсо недалеко от северного берега Сардинии. Точнее, это не просто обычный храм в нашем православном понимании, а санктуарий, то есть храм, где есть священная реликвия. Его так и называют: «Санктуарий Пресвятой Богородицы „Noli me tollere“».

Вряд ли эта копия легендарной итальянской статуи была в собственности Козелл-Поклевских, ибо их имущество было растаскано, а интерьеры особняка восстанавливались при реставрации, но мы можем предположить, что подобная вещь вполне могла украшать детскую спальню.

Теперь наконец свяжем два объекта нашего визита. Вы уже догадались, что немецкий госпиталь во время оккупации обустроили в самом козырном месте Красного Берега – в бывшем усадебном доме. Стало быть, и детский пересыльный лагерь был здесь. Небольшая планшетная выставка «История. Правда. Память» в одной из комнат музея знакомит нас с фрагментами из воспоминаний узников этого лагеря.

Воспоминания ценны тем, что прямо называют лагерь пересыльным, а не передают газетные байки про немцев-вампиров, высасывающих кровь у каждого ребёнка. Да и, собственно, как бы эти люди выжили, если бы стали подневольными донорами?

Про сдачу крови на анализ при этом говорят многие. Например, вот упоминание этой процедуры от Павла Никитовича Ткачёва.

Стоп... Это ж, наверное, и есть тот самый Ткачёв, который написал стихотворение о Красном Береге! Вот автор и нашёлся. После войны он работал комендантом техникума и заведующим столовой, интересовался историей своей малой родины, а когда написал то самое стихотворение, сказал следующее:

Жаль, что в нашем чудесном уголке не нашлось ни Некрасова, ни Есенина, ни Твардовского, способных описать все прелести родного «болота» и показать их народу. Возможно, это и наивно, но эту миссию я взял на себя. Если не я, то кто же?

Ещё один экспонат музея.

Красный Берег был освобождён от нацистов в июне 1944 года в ходе Бобруйской наступательной операции воинами 102-й Дальневосточной стрелковой дивизии 48-й армии 1-го Белорусского фронта. Бой был не очень сложным, всё-таки населённый пункт небольшой, но одна жертва с нашей стороны была. В том бою погиб политрук 30-го Хасанского полка Леонид Васильевич Исаев родом из Саратовской области. Его похоронили тут же, и теперь мы знаем, в честь кого названа улица рядом с усадьбой.

Слева в кадр попал флигель для прислуги. Тоже красивенькое здание, но его под музей колледж уже не стал отдавать, там сейчас администрация учебного учреждения.

Проход в английский парк обозначен красивой и тоже исторической аркой.

А ещё можно спуститься и посмотреть на местную речушку Добысну. Добысна (также Добосна) кажется совсем незначительным и тихим ручейком, хотя через 20–30 километров в Жлобине она впадёт в великий Днепр.

Это был неожиданный визит, но получилось, что в свою белорусскую поездку мне удалось добавить действительно оригинальную изюминку. Спасибо Красному Берегу!

И напоследок шутка:

– Маам, хочу дома в Белоруссии «Пятёрочку», как в России!

– У нас есть «Пятёрочка» дома.

«Пятёрочка» дома:

Ладно, бежим на электричку в Бобруйск. Там тоже много интересного!

Продолжение следует...

Ранее в поездке:

День 1: Минск. Часть 1 | День 1: Минск. Часть 2 | День 2: Минск | День 3: Несвиж. Часть 1 | День 3: Несвиж. Часть 2 | День 4: Хатынь, Курган Славы и вновь Минск. Часть 1 | День 4: Хатынь, Курган Славы и вновь Минск. Часть 2 | День 5: Минск | День 6: Гродно. Часть 1 | День 6: Гродно. Часть 2 | День 7: Гродно. Часть 1 | День 7: Гродно. Часть 2 | День 8: Брест. Часть 1 | День 8: Брест. Часть 2 | День 9: Брест (Брестская крепость). Часть 1 | День 9: Брест (Брестская крепость). Часть 2 | День 10: Пинск | День 11: Мозырь | День 12: Гомель. Часть 1 | День 12: Гомель. Часть 2