✅💜📖 25. РАЛЬФ УОЛДО ЭМЕРСОН: "НРАВСТВЕННАЯ ФИЛОСОФИЯ".

НАПОЛЕОН, ИЛИ ЧЕЛОВЕК МИРА СЕГО
(ЧАСТЬ 1 ИЗ 2)

Из знаменитых личностей девятнадцатого столе­тия всех известнее, всех могущественнее является Бонапарт; он обязан своим преобладанием той верности, с которою он выражает склад мыслей, верований, целей большинства людей деятельных и образованных. По теории Сведенборга, каждый óрган состоит из маленьких, однородных с ним частиц, или, как обыкновенно выражаются: целое производится подобными ему целыми; то есть легкое составляется из безконечно малых легких; печень - из безконечно малых печеней, почка - из небольших почек и проч. Простирая такую аналогию и найдя человека,·увлекшего за собою силы и привязанности несметного числа людей, не позволено ли заключить: если Наполеон - Франция, если Наполеон - Европа, так, это потому, что народ, ему подвластный, весь состоит из маленьких Наполеонов.

В людском обществе установилось противоборство между теми, кто составил себе состояние, и между новичком и бедняком, которым ещё предстоит устроить свою фортуну; между доходом с мёртвого труда - то есть, с труда рук, давно покоящихся в могиле, но обративших его, при жизни, в капитал, земли, дома, доставшиеся праздным владельцам, - и между домогательством труда живого, который, тоже, желает обладать домом, поместьем; капиталом. Первый класс робок, себялюбив, враг всяких нововведений, и смерть безпрестанно уменьшает его численность. Второй, же, себялюбив, задорен, отважен, самоуверен, всегда превосходит первый своим числом и, ежечасно, пополняет свои ряды нарождением. Он хочет, чтобы пути совместничества были открыты для всех и чтобы пути эти были размножены: к нему принадлежат люди ловкие, промышленные, деловые во всей Европе, Англии, Франции, Америке и повсюду. Их представитель - Наполеон. Инстинкт людей деятельных, бодрых, смышлённых, принадлежащих к среднему сословию, повсеместно указывает на Наполеона, как на воплощённого демократа. В нём находишь все качества и все пороки этой партии; в особенности, же, её дух и цель. Направление это - чисто материальное, предположенный успех удовлетворяет одну чувственность, и для такого конца употребляются· средства изобильные и разнообразнейшие: короткое ознакомление с механическими силами, обширный ум, образованный основательно и многосторонне, но, подчиняющий все силы ума и духа, как средства для достижения материального благополучия. Быть богатым - вот конечная цель. В Коране сказано: «Аллах дарует каждому народу пророка, говорящего его собственным языком». Париж, Лондон, Нью-Йорк, дух меркантильный, денежный, дух материального могущества, вероятно, тоже долженствовал возыметь своего пророка: Бонапарт получил это избрание и предназначение.

Каждый из миллиона читателей анекдотов, записок, книг про Наполеона восхищается этими страницами, потому что он изучает в них свою собственную историю. Наполеон, с головы до пят, принадлежность новейших времён, и на высшей точке своей удачи и успеха, всё-таки, проникнут истым духом газеты. Он не святой или, как сам он говорит, «не капуцин», и, в высоком смысле слова, он, даже, не герой. Первый встречный человек находит в нём все свойства и способности других первых встречных на улице людей. Он видит в нём сходного с собою горожанина по рождению, который, по достоинствам, весьма понятным, дошёл до такого высокого положения, что мог удовлетворять все желания, ощущаемые каждым обыкновенным смертным, но скрываемые или отрицаемые им поневоле: хорошее общество, хорошие книги; быстрота езды, обедов, одевания; прислуга без числа, личное значение, исполнение своих замыслов; роль благодетеля приближённых к нему людей; изящное наслаждение картинами, статуями, музыкою, дворцами и условными почестями - именно, всё, что так заманчиво для сердца каждого питомца девятнадцатого столетия - могучий этот муж обладал всем!

Конечно, человек такого разряда, как Наполеон, и одарённый его силою воспринимать дух толпы, теснящейся вокруг него, делается не только представителем, но и монополистом и хищником ума других. Его господство над Францией было чрезвычайно сильнó и распространённо; а он до того широко объёмист и поставлен так, что почти перестаёт иметь своё собственное выражение и мнение, но, делается складом всего, что есть рассудительного, способного, остроумного в его времени и в народе. Он выигрывает сражения; он пишет кодекс; он издаёт систему веса и меры; он понижает Альпы; он прокладывает дорогу. Все отличные инженеры, математики, учёные, все светлые головы по какой бы то ни было части хотят, со своим делом, к нему; он выберет наилучший проект, положит на него свой штемпель; и не только на одно это, но и на каждое удачное и меткое выражение. Потому, всякая фраза, сказанная Наполеоном, всякая строка, им написанная, достойны вни­мания, как способ выражения целей Франции.

Бонапарт был идолом обыкновенных людей, потому что, в высочайшей степени обладал свойствами и способностями людей обыкновенных. Есть своего рода приятность спуститься до самых низких побуждений политики, когда утомлён лицемерием и затверженными фразами. Наполеон, заодно с многочисленным классом, им представляемым, трудил­ся ради денег и власти; но он, по преимуществу, был наименее разборчив насчёт средств. Все чувства, мешающие человеку преследовать такие цели, были отложены им в сторону. «Чувства - для женщин и для детей». Фонтэн, в 1804 году, говоря про Сенат, выразился совершенно в духе Наполеона, сказав ему: «Желание совершенства есть, Ваше Величество, худший из недугов, снедающих ум человека». Поборники свободы и прогресса - идеологи (презрительное слово, нередкое в его устах); идеолог - Неккер, идеолог и Лафайет.

Слишком известная итальянская пословица гласит: «Хочешь успеха, не будь чересчур хорош». И, конечно, в некотором смысле, бывает выгодно отвергнуть власть чувств благодарности, великодушия, благоговения; тогда, всё, что считалось нами непреодолимою преградою и, ещё, стои́т на таком счету у других, превращается в отличное орудие для наших намерений; так, река, пресекающая нам путь, станóвится самою гладкою из дорог, когда скуёт её зима.

Наполеон отрёкся, раз и навсегда, от всяких чувств и привязанностей и стал помогать себе и руками, и головой. С ним не ищите ни чудес, ни очарований. Он работает с помощью железа, чугуна, дерева, земли, дорог, зданий, денег, войск, и работает отчётливо, распоряжается мастерски. Он никогда не ослабеет и не увлечётся, а делает своё дело с точностью и основательностью естественных сил Природы. Он не утратил своего врождённого понимания вещественной природы и своего к ней сочувствия. Пред таким человеком расступаются люди: так походит он на феномен Природы. Есть много их, людей, по уши погружённых в вещественность; таковы фермеры, кузнецы, матросы, вообще, все рабочие у машин, и мы знаем, как существенны и надёжны кажутся такие люди в сравнении с учёными и тружениками мысли; но, они, по большей части, похожи на руки без головы, они лишены способности распоряжения. Бонапарт, же, присоединял к минеральным и животным свойствам проницательность и умение обобщать, так что, в нём были совмещены и силы вещества, и силы умственные: точно, будто море и суша оделись в плоть и принялись за исчисления. Оттого-то море и суша, как бы, предугадали его появление: «Он пришёл к своим и свои познаша его». Воплощённое счисление знало, с чем имеет дело и каков добудется итог. Он знал свойства золота и стали, колес и кораблей, армий и дипломатов и требовал, чтобы всякая вещь исполняла своё дело. Искусство воевать - вот была игра, в которой он выказывал своё знание арифметики. Оно состояло, по собственным его словам, в том, чтобы иметь повсюду более войска, чем неприятель, и в точке нападения, и в точке обороны; и всё умение его было устремлено на безконечные манёвры и передвижения, для того, чтобы напасть на угол неприятельских сил и разбить его по частям. Очевидно, что и небольшая армия, искусно и быстро направляемая так, чтобы, всегда, на месте схватки ставить два человека против одного, возьмёт верх над несравненно бóльшим войском.

Самая эпоха, его телосложение и предыдущие обстоятельства соединились для развития этого образца демократа. Он имел всё способности этого рода людей и находился во всех условиях, возбуждающих их деятельность. Простой здравый смысл, который не только не оторопеет ни пред какою целью, но и найдёт средства к её достижению; затем, наслаждение употреблёнными средствами, их выбором, упрощением и соображением. Приноровление и дальность работ Наполеона, осторожность, с которой он всё обозревал мыслью, и энергия, с которою совершал, делают eгo естественным органом и главою той партии, которую, по её обширности, почти можно назвать модной партией.

Природе дóлжно приписать бóльшую часть всякого успеха, а также, и его. Такой человек был нужен, и такой человек был рождён: человек из камня и железа, способный сидеть на коне по шестнадцати и по семнадцати часов и проводить по несколько дней без сна и без пищи, удовлетворяя эти потребности урывками, с торопливостью и с наскоком тигра, напавшего на добычу; человек, которого не остановят никакие щепетильности: он крепко сколочен, проворен, себялюбив, рассудителен и сметлив, до того, что его не сбить с толку, не провести постороннею расторопностью, ни самому ему не поддаться какому-ни­ будь своему предрассудку, пылу или опрометчивости: «Моя железная десница, - говаривал он, - не была на конце руки; она, непосредственно, выходила из головы». Он уважал дары Природы и случая; им относил своё превосходство, не восхваляя себя, как то делают посредственные люди, восстающие на Природу, а за себя стоящие горой. По своей любимой риторической фигуре, он многое приписывал своей звезде и очень нравился - и себе, и народу, когда величал себя «Сыном Судеб». «Они обвиняют меня, - сказал он, - в совершении больших преступлений: люди моего закала не делают преступлений. Ничто не может быть проще моего возвышения; напрасно при­писывают его проискам и злодействам: оно согласовалось с необычайностью эпохи, с моею славою низложения врагов отечества. Я, всегда, шёл с мнением большинства и с обстоятельствами. На что, же, нужны были мне злодеяния?». Говоря, однажды, о своём сыне, он выразил то же: «Мой сын не может, опять, возвести меня на престол; я сам не могу этого: я создание обстоятельств».

Устремление действий прямо к цели ни в ком, до него, не совмещались с такою понятливостью. Он реалист, разящий в прах всё знающих говорунов и все смутные головы, которые затмевают истину. Он, тот­час, видит, в чём дело, сам укажет пальцем на главную точку сопротивления и отстранит все побочные рас­ чёты. Он могуч по несомненному праву, а именно, по своей проницательности. Он никогда не проигрывал сражений, потому что, выигрывал их, сначала, в своей голове, а потом, уже, - на ратном поле. Его главные пособия заключались в нём самом; чужих советов он не спрашивал. В 1796 году он так писал Директории: «Я совершил кампанию, не совещаясь ни с кем. Я не мог бы сделать ничего путного, если б находился в необходимости соображаться с понятиями посторонних лиц. Я выиграл несколько дел против неприятеля, превосходившего меня числом, и когда сам нуждался, решительно, во всём; ибо, при сознании, что ваша доверенность покоится на мне, быстрота моих действий равнялась с быстротою мысли».

Вся история полна примерами тупоумия лиц, на которых возложена обязанность распоряжаться за других. Но, Наполеон всегда понимал своё дело. То был человек, знавший, в каждую минуту и при всякой внезапности, за что ему приняться прежде всего. Он этим освежителен и отраден для ума не только государственных, но и частных людей. Так, немногие из нас понимают, за что им следует приняться; все живут себе, день за днем, безо всякого помьiсла; вечно, будто на конце строки, и выжидая какого-нибудь толчка извне, чтоб uеренестись на другую. Наполеон был бы первым человеком в мире, если б он имел в виду общественное благо; но и таков как есть, он вселяет бодрость необыкновенную единством своих действий. Он твёрд, надёжен, себя не щадит, собою владеет; пожертвует всем для осуществления своего предприятия - деньгами, армиями, генералами, но, также, и самим собою - и не будет ослеплен, как обыкновенный случайный удалец, блеском этого осуществления. «Внезапные происшествия, - говорил он, - не должны руководить политикой, но политика должна расправляться с ними•». «Быть сбиту с толку каждым событием - значит, не иметь ни малейшей политической системы». Победы были него, только, новыми открывавшимися дверьми; он никогда, ни на минуту, не терял из виду своего пути вперёд, несмотря на окружающей блеск и шум. Он знал, куда идёт, и шёл к своей цели. Без всякого сомнения, из его истории можно извлечь ужаснейшие примеры того, какою ценою он покупал свои торжества; но, его нельзя причислить по ним к жестоким злодеям, а заключить, только, что он не знал препятствий своей воле: ни кровожаден, ни жесток - но, горе тому лицу или предмету, что стоит поперёк его дороги! Не кровожадный, но не щадящий крови, и как безжалостен! Он имел пред глазами, только, то, что ему нужно: всякая помеха - прочь. «Ваше Величество, генерал Кларк не может соединиться с генералом Жюно вследствие страшного огня с австрийской батареи». - «Пусть возьмёт батарею». - «Всякий полк, направленный против этой артиллерии, будет отдан в жертву. Каково будет приказание Вашего Величества?». - «Вперёд, вперёд!».

Артиллерийский полковник Серюзье в своих «Военных записках» даёт следующий очерк одной сцены, последовавшей за Аустерлицким сражением. «В то время, когда русская армия отступала с трудом, но, в добром порядке по льду озера, император Наполеон подскакал к артиллерии во весь опор. «Мы теряем время, кричал он, - стреляйте по ним, стреляйте по льду! Их надобно потопить!». Приказ оставался неисполненным в продолжение десяти минут. Напрасно я и другие офицеры расположились на покатости холма, чтобы привести в действие приказание; наши ядра катались по льду, не разбивая его. Наконец, я придал большое возвышение лёгким гаубицам. Почти отвесное падение тяжелых снарядов произвели ожидаемое действие: моему примеру последовали другие, и, почти в одно мгновение, мы погубили несколько тысяч (прим. сочин.: цитируя не с самого подлинника, я не осмеливаюсь поверить огромной означенной мне цифре) русских и австрийцев в водах озера».

Пред полнотою его способностей, казалось, исчезало всякое препятствие. «Здесь не должны быть Альпы», - скажет он и расстелит превосходные дороги, переступающие смелыми сводами обрывистые пропасти, и Италия делается доступна Парижу, как всякая другая французская провинция. Не сидел и он, сложа руки, и крепко потрудился за свои короны. Решив, что нужно делать, он принимался за это бодро, на широкую ногу, и посвящал тому все свои силы. Он делал ставку на всё и не скупился ничем: ни амуницией, ни деньгами, ни солдатами, ни генералами, ни собою.

Нам очень нравится .всё, что хорошо отправляет свою обязанность: дойная ли то корова, гремучая ли змея; так, если война есть наилучший способ для соглашения международных распрей (по мнению огромного большинства), то, конечно, Бонапарт был прав, ведя её превосходно. «Великое правило в военных действиях, - говорил он, - быть, всегда, наготове, во всякий час дня и ночи, и защищаться до последней крайности». Он не щадил зарядов и во время битв дождил потоками пуль, ядер, гранат, чтобы уничтожить всякое сопротивление. Туда, где оно обнаруживалось, посылал он эскадроны за эскадронами, пока всякое противоборство уступало превосходству числа. «Ребята, - говорил он конным егерям пред Иенским сражением, - когда солдат не боится смерти, он вносит её в неприятельские ряды». В пылу атаки он не думал о себе самом и доходил до пределов возможности. Несколько раз и он, и войско бывали на краю погибели. Он дал шестьдесят сражений, и всё ему было мало. Каждая победа служила ему новым двигателем: «Моя власть рушится, если я перестану поддерживать её новыми успехами. Завоевания сделали меня тем, что я есть, и моя опора - завоевания». Он понимал, как всякий умный человек, что недостаточно уметь творить, но, что надобно уметь и сохранять. Опасность, всегда, возле нас, мы, всегда, в скверном положении, того и смотри поскользнёмся в бездну, если не поищем спасения в присутствии духа и в мужестве.

Непоколебимость Бонапарта охранялась и умерялась самою хладнокровною осторожностью и точностью. Нанося громовые удары в атаке, он был неуязвим при обороне. Самое стремительное его нападение никогда не было мгновенным вдохновением, но, следствием расчёта. Его лучший способ защищаться был - всегда, нападать. «Моё честолюбие, - сказал он, - было огромно, но я хладнокровен по природе». В одном разговоре с Лас-Казом он заметил: «Что касается нравственного мужества, я редко встречал то, которое называют мужеством двух часов пополуночи; то есть, мужество, нужное при внезапности, и которое, несмотря на самые неожиданные случаи, оставляет полную свободу обсудить и решиться». Он сознавался, что он никогда не терял этого мужества и мало знал людей, которые бы могли сравняться с ним в этом.

Всякое обстоятельство зависело от верности его соображений, и его расчёты имели сходство с точностью небесных светил, Личная его внимательность вникала в малейшие подробности. «При Монтебелло я приказал Келлерману атаковать с восьмьюстами кавалеристами; с ними, под самым носом австрийцев, он отрезал шесть тысяч венгерских гренадёров. Эта конница была за полмили; ей нужно было четверть часа, чтоб достигнуть места действия; но, я замечал, что эти-то четверти часа и решают судьбу сражений». «Готовясь к сражению, я мало думал о том, что сделаю после победы; но, очень много о том, как поступить в случае неудачи». То же благоразумие и здравый смысл видны во всём его поведении. В Тюильрийском дворце он дал своему секретарю следующее приказание: «Входить ко мне ночью как можно реже. Не будить для сообщения хороших вестей: это успеется. Но, если есть что недоброе, то разбудить меня тотчас. В таком случае не следует терять ни минуты». Его неутомимость в занятиях была чрезвычайна; она превосходит известные до него силы и возможности человека. Много деятельных правителей и королей, от Улисса до Вильгельма Оранского, но, ни один не совершил десятой доли в сравнении с Наполеоном.

К таким дарам Природы он присоединял то преимущество, что родился в быту частном и скромном. В последующие годы он малодушно желал присовокупить к своим венцам и обладаниям аристократическое происхождение, и он знал, чем обязан своему первому, суровому, воспитанию и не скрывал своего пренебрежения к королям по рождению. Бонапарт прошёл все степени военной службы и был, притом, гражданином, прежде чем сделался императором; таким образом, он имел ключ и к гражданственности. Его замечания, его оценка вещей показывают, что ему хорошо было известно мерило среднего сословия. Те, которые имели с ним дело, удостоверялись, что его нельзя обмануть и что он умеет вести счёты не хуже всякого честного человека. Это заметно по всем статьям «Записок», диктованных на Св. Елене. Когда, вследствие издержек императрицы, двора и дворцов, составились большие суммы долга, Наполеон сам рассмотрел счета подрядчиков, указал на неверности, надбавки, и значительно понизил их притязания.

Главное своё орудие, то есть, миллионы, бывшие в его распоряжении, употреблял он на блестящую обстановку сана, его облекавшего. Он занимателен для нас, как представитель и Франции, и Европы; но, мы принимаем его за военачальника и венценосца, лишь, в том смысле, что революции или интересы промышленных масс на­шли в нём своего глашатая и вождя. В общественных вопросах он понимал важность и значение трудовой руки и брал, очень естественно, её сторону. Я люблю случай, рассказанный одним из его биографов на Св. Елене: «Гуляя, однажды, с миссис Белкомб, император встретил поденщиков, которые несли тяжелые ящики. Миссис Белкомб, с некоторою досадою, приказала им свернуть с дороги. Наполеон не допустил этого, сказав: «Уважьте ноши, миссис». Во время империи он обратил внимание на улучшение и украшение рынков столицы. «Рыночная площадь, говорил он, - это Лувр простого народа». Лучшим следом действий его власти остались превосходные дороги.

На пути к Свету

Продолжение следует...