✅💜📖 9. СИМПЛИКИЙ: "КОММЕНТАРИЙ НА ЭНХИРИДИОН ЭПИКТЕТА".

[«Болезнь является препятствием для тела, но не для разума, если, только, разум сам того не пожелает. Хромота - препятствие для ног, но не для обоснованного выбора. Говори это себе при каждом случае. Ибо, ты обнаружишь, что это препятствие чему-то другому, а не тебе».]

Показав, что человек, желающий благоденствовать, не должен требовать, чтобы происходящее совершалось по его желанию, но, наоборот, [должен] желать, чтобы оно происходило так, как происходит, этим [Эпиктет] доказывает предложенный им тезис о том. что легко переносить несчастья, происходящие по вине внешних по отношению к нам вещей, и, одновременно с этим, мне кажется, опровергает возможные возражения. Представляется следующее доказательство. Если бы неприятности, происходящие по вине внешних вещей, имели бы к нам отношение, то и тогда нам следовало бы, поскольку они нам полезны, переносить их с лёгким сердцем, даже, если они оказались бы ещё тяжелее. А если они имеют отношение не к нам, а к кому-то другому, то что нам досадовать? «Болезнь - препятствие для тела», - и [Эпиктет] правильно не назвал болезнь злом, а, лишь, препятствием. Ибо, болезнь или смерть, как до­ казано было выше, не являются для него злом. А, лишь, препятствием для действий. Равным образом, и хромота, которой страдал сам Эпиктет, - поэтому он говорит, исходя из опыта жизни, а не из чистой теории: «Хромота, стало быть, препятствие для ног», - и бедность - препятствие для расточительства. «А для нашего обоснованного выбора, если он сам того не захочет, хромота - не препятствие».

Следовательно, если бы мы были телом, ногой или деньгами, то всё это служило бы нам препятствием. А если это не про нас, то разумная душа пользуется нашим телом, как инструментом и вещами, внешними по отношению к нам, для служения себе, то, в таком случае, наши добро и зло заключаются в нашем обоснованном выборе и не испытывают препятствий со стороны внешних вещей. Ясно, что мы не испытываем никаких препятствий и ничто из происходящего по вине внешних вещей не служит нам препятствием. В каждом отдельном случае это препятствие для кого-то другого, и мы не из числа этих людей. Не следует горевать по поводу этих неприятностей, словно они наши собственные. Ведь, таким образом, выходит, что наш обоснованный выбор в чуждых нам вещах наталкивается на зло, заключающееся в нашем огорчении. Таким образом, думаю, было доказано то, что предполагалось.

[Эпиктет] опровергает возражение «от принципа пользы», заимствованное, как я полагаю, от тех, кто силён в риторике. Пожалуй, любой скажет, что болезнь и бедность, отнюдь, нам не полезны. Ведь, кто, будучи болен, способен производить действия в соответствии с природой? Кто, находясь в крайней бедности, не принужден, постоянно, заниматься добыванием пропитания? Так вот, [Эпиктет] опровергает это возражение, исходя из того, что болезнь, бедность и тому подобные обстоятельства не представляют собой препятствия для обоснованного выбора, благодаря которому человек обретает свою сущность и, равно, свои добро и зло. Кто мешает больному выбирать для себя то, что согласно с природой, и уклоняться от враждебного природе? Разве, крайняя бедность принудила совершить что-то неподобающее порядочному человеку? Разве Диоген, Кратет и Зенон не были, тогда, истинными философами и не показали людям, способным видеть, и добровольную жизнь в согласии с природой, и заключённое в простоте жизни богатство, тогда, когда променяли на крайнюю нужду свой достаток? Ведь, кто не рад будет кормить такого человека, считая, что сам он, скорее, получает, а не оказывает благодеяние? Да и к чему, сейчас, другие примеры, когда сам Эпиктет, говорящий всё это, был рабом, слаб телом и хром от своей юности, жил в крайней бедности. Жилище его в Риме никогда не нуждалось в запорах, поскольку внутри него было пусто, если не считать кровати и подстилки, на которой он спал. И это тот, кто говорит: «Хромота - препятствие для ног, но не для обоснованного выбора, если, только, он сам того не пожелает». [Эпиктет] про­износит эти слова от лица жизни и, вовсе, не старается говорить то, что может получить одобрение. А, ведь, именно это делают многие из нас. Поэтому-то слова этого мужа столь сильно воздействуют на благородные души.

[«Помни, что в каждой случайности следует искать, обращаясь к самому себе, какой способностью ты обладаешь для пользования ею. Если ты увидишь красивого юношу или девушку, ты обретёшь самообладание. Если будет предложен труд, ты обретёшь выдержку, а если подвергнешься поношению, обретёшь терпение. И тебя, обретающего такую привычку, не увлекут за собой твои фантазии».]

Выставив большие и представляющиеся большинству людей невыполнимыми условия, а именно, презрение к телесным болезням, как чуждому для нас злу, и желание того, чтобы события происходили так, как они происходят, а также борьбу с соблазном перед лицом выпадающих нам, извне, удовольствий, и, кроме того, мужество перед лицом огорчений, [Эпиктет] намеревается последовательно доказать, что условия эти выполнимы, и что перед нами не ставятся непосильные задачи. Он показывает, что создавший человеческую душу, - которая, по своей природе, не всегда пребывает наверху, как ангельские, и тем более божественные, души, но, порой, спускается вниз, к своему рождению и сталкивается с такого рода вещами, - дал ей для этого силы, с помощью которых она сможет проходить через них и одолевать их без вреда для себя. Против того, что кажется приятным, он вооружил нас самообладанием. [Эпиктет] сказал слово «самообладание», а не «благоразумие». Он выразился так, поскольку его увещевание адресовано тем, кто, ещё, находится в процессе воспитания. Их страсти находятся в движении и вступают в спор с разумным началом, однако, терпят поражение, когда обучение приносит пользу. Это есть сдержанный вид жизни. Ведь, когда разумное начало не может одолеть страсти и само терпит поражение, то такое состояние называется несдержанным. У тех, кто в полной мере получил воспитание, страстное начало, которое в нас проявляется, как ребячество, полностью и безпрекословно подчинено разумному началу и приводится в движение от тех вещей, от которых позволяет ему приходить в движение разумное начало, и тогда, когда оно это позволяет, и насколько позволяет. Это-то и есть блаrоразумие, а именно, сохранение в нас господствующего положения разума. Ибо, разум, подчинённый страстям и влекомый ими в разные стороны, разделяется на части, а одолевая страсти, остаётся невредимым и сохраняет свою целостность.

В борьбе с трудностями и печалями воспитанным людям оказывает поддержку мужество, которое не позволяет печали проникать дальше преддверия души, и переносит все тяготы и страдания без печали, словно заданное упражнение. Тем, кто только получает воспитание, помогает терпение, с врождённым достоинством противостоящее надвигающимся огорчениям и не позволяющее душе пасть, но, заставляющее её отражать удары. Ибо, сильное противодействие со стороны терпения позволяет разумному началу одерживать победы и заставляет страсти терпеть поражения. И, когда это часто происходит и разум принимает в этом участие, страсть, уже укрощённая, приучается подчиняться и не противиться разумному началу. И уже нет необходимости, чтобы человек, получивший воспитание, терпел, испытывая, при этом, печаль, поскольку такой человек, в данном положении, уже не испытывает печали. Ведь, он не стремится к тому, в чём терпит неудачу, и не уклоняется от того, во что впадает, а всякая печаль постигает нас, именно, в этом.

Этот человек, говорит [Эпиктет], найдёт защиту против поношения в стойкости перед лицом зла. Ибо, поношение, по своей природе, не приносит ни страдания, ни горя тем, в адрес кого оно направлено. Оно порождает в нас либо ложное мнение, либо гнев. Поношение вызывает, лишь, презрение к обидчику. Так вот, чтобы это презрение не сопровождалось с нашей стороны аффектами, следует распознать порочность нашего обидчика. Он может бранить нас, движимый либо ложными побуждениями, либо враждой к нам. Что, же, касается самого поношения, то его следует переносить так, словно оно не причиняет нам вреда. Пожалуй, следует терпеть порочность обидчика, принимая во внимание, что тот, кто оскверняет свой выбор, - а это означает, что он оскверняет самого себя, - сам становится пострадавшим. От поношения, в любом случае, можно получить пользу. Эта польза несомненна, если обвинение будет ложным. Но, даже, если поношение будет содержать в себе истину, польза от него в том, что оно обнаруживает какой­-нибудь из наших пороков, о котором мы ничего не знали или, даже, если и знали о нём, то думали, что его не видят другие. Поношение является хорошим средством удержания от порока начинающих своё формирование, поскольку они одолевают свои грязные страсти не только ради собственного блага, но и движимые честолюбием. Честолюбие полезно для исправления прочих страстей. Оттого-то честолюбие и зовётся последним покровом страстей, поскольку душа, сняв с себя, с помощью честолюбия, прочие страсти, последним снимает с себя его самого, обнажая себя для грядущего блага.

Итак, следует, говорит Эпиктет, не увлекаться, сразу, первой встречной из внешних вещей, тянущей тебя вовне. Независимо от того, будет ли фантазия говорить, что вещь эта хорошая, либо плохая. Не следует, тотчас, приводить в движение наши стремление и уклонение. Наоборот, обретя в себе собственную силу и призвав её на помощь, вместе с ней следует отражать всё, что встречается у нас на пути.

[«Никогда не говори, что ты что-то потерял, но говори, что отдал. Умер твой сын? Он был отдан назад. Умерла твоя жена? Она была отдана назад. У тебя отняли участок земли? Следовательно, и он был отдан назад. Однако, безчестен тот, кто отнимает. Но какое тебе дело, чьими руками даритель востребовал назад? А на сколько времени он даст тебе это в пользование, заботься о нём так, как постояльцы заботятся. о гостинице».]

Сказав о том, как следует относиться к тому, что с нами случается, что и каким образом следует принимать и как следует обходиться с приходящими к нам извне удовольствиями и огорчениями, [Эпиктет] ведёт, теперь, речь об их утрате и о том, как следует относиться к этой утрате. Итак, человек, когда теряет то, что считает своим, не может не печалиться, и не порицать того, кто отнял. Но, возвращая назад чужое, он не печалится и не бранит берущего назад своё, если, только, он не полный глупец. Внешнее не принадлежит нам, поскольку мы не имеем власти над ним. Нашей собственностью являются, лишь, стремление, желание и уклонение, в которых заключаются наши добро и зло. Относительно внешних вещей следует, всегда, держать [в памяти] наготове, что они являются для нас чужими. Это будет у нас под рукой, если мы будем относиться к ним, как к чужим, и не только на словах, но и на деле будем приучать себя к этой мысли.

Итак, этот человек, поскольку его сын умер, плачет и говорит, что потерял его. Ясно, что прежде он относился к сыну, как к собственности, и потому смерть его он называет потерей и страдает от этого. Ясно и то, что он, если бы мог, хотел бы отомстить похитителю. А тот, кто считает, что отдал назад своего сына, как чужого, не терзает себя и не винит забравшего то, что дал. Смотри, что показывает нам на этом примере Эпиктет! Он показывает, что не только мысль сообщает своё настроение исходящему из неё слову, но и слова вызывают мысли и придают им своё настроение. Итак, необходимо, говорит [Эпиктет], называть внешние вещи именами чужих вещей, чтобы, по причине этих имён, относиться к самим вещам, как к чужим и, думая о них, постоянно, таким образом, обходиться с ними, как с чужими. И поскольку думы и заботы об этих вещах увеличивают любовь к ним, то, говорит [Эпиктет ], и думать о них надо, как о чужих, и заботиться, как о чужих. А заботиться о них надо, - ведь, нельзя быть нерадивым, - но, не как о своём, и не как о том. что не может быть отнято, но, таким образом, как путники заботятся о постоялом дворе. Они считают его чужим и собираются, вскоре, покинуть, но, пока они будут там жить, они, по возможности, будут заботиться об его удобстве. Прекрасно сказал [Эпиктет]: «Покуда будет дано», - чтобы эта мысль была у тебя под рукой, что это дал тебе другой, тот, который, сейчас, отнимает.

Некоторые люди и обстоятельства того, каким образом у них был отнят предмет их привязанности, превращают в трагедию: «Почему у меня было отнято тем или иным образом? Почему таким образом умер мой ребёнок или умерла моя жена? Я бы хотел, чтобы он умер от горячки, а не от конвульсий». В ответ, [Эпиктет] говорит, что это то же самое, как если бы ты сказал: «Почему давший мне вот это нечто, отнял у меня это тем, а не этим способом?». Хотя, давший тем способом, которым он хотел, волен и забрать назад, как захочет. И сам Эпиктет назвал сына и жену - это, именно, то, что вызывает самое сильное страдание, в сравнении с которым всё прочее любой встречный назовет пустяком. Но то, что [Эпиктет] сказал прежде, и о чём поведёт речь далее, это то, что начинать следует с самых малозначительных вещей. Кто-то украл у тебя деньги, отнял раба или твой дом или, вообще, конфисковал в казну всё твоё имущество, - не говори, при этом: «Я это потерял», но скажи: «Я отдал это назад».

На пути к Свету

Продолжение следует...