✅💜📖 24. СИМПЛИКИЙ: "КОММЕНТАРИЙ НА ЭНХИРИДИОН ЭПИКТЕТА".

[«Каким образом выражения «настал день» и «настала ночь» имеют большое значение для разделения, а, вот, для соединения не имеют. Так, если кто заберёт себе бóльшую часть еды, хотя это и имеет значение для тела, но не имеет ценности для сохранения стыдливого поведения и общности на пиру. Следовательно, всякий раз, когда ты ешь вместе с другим человеком, помни, что следует не только смотреть за качеством угощений для тела, но и хранить стыд перед лицом устроителя пира».]

Из числа гипотетических силлогизмов, над решением которых искусно потрудились стоики, одни являются «разделительными», а другие «соединительными», или «сплетёнными вместе». «Разделительные» - это такие силлогизмы, в которых, если присутствует одно, то никоим образом не может быть второго члена, а если нет второго, то, в любом случае, имеется первый. Например, если я скажу: «Или настал день, или настала ночь, то настала ночь, а день прошел». Таким образом, при постановке второго термина полностью упраздняется первый, а при отрицании второго утверждается первый, как, например: «Но день прошел, и настала ночь» или «Но минула ночь, следовательно, наступил день». Стало быть, таков разделяющий силлогизм, в котором посылка «или день, или ночь» занимает место аксиомы, то есть принимается как явное и, в соответствии с общими понятиями, верное высказывание. Такие высказывания стоики именуют аксиомами.

«Связанный» силлогизм получается, когда два утверждения соединены между собой таким образом, что одно предшествует, а другое следует за ним, и при отрицании следующего отрицается и предшествующее высказывание. Пример правильно связанного высказывания: «Если наступил день, то ночь прошла». Ведь, действительно, за предшествующим высказыванием «настал день» следует высказывание «ночь прошла». Итак, в этом связанном силлогизме с постановкой предшествующего высказывания устанавливается и следующее за ним высказывание: «Но, действительно, настал день, следовательно, прошла ночь». Но, при отрицании последующего высказывания отрицается и предшествующее: «Но, ночь не прошла, стало быть, сейчас, ночь», - ибо, два отрицания создают одно утверждение, - следовательно, день не настал. Таков «связанный» или «соединённый» силлогизм.

Но, рассмотрим, наконец, то, что говорит Эпиктет. Высказывание «или настала ночь, или настал день» при «разделяющем» силлогизме принимается, как безспорное высказывание, «аксиома». Но не так обстоит дело при «соединительном» силлогизме. Ибо, принимаемая, там, аксиома является соединённой: «Если наступил день, то ночь прошла». Итак. говорит [Эпиктет], подобно тому, как выражение «на дворе или ночь, или день» имеет бóльшую силу в «разделяющем» силлогизме, - от этого происходит весь дизъюнктивный силлогизм, - но не имеет никакого значения для «соединительного» силлогизма, поскольку высказывание «если день, то нет ночи» разъединяет соединительную связь, точно так же и на пиру, выбирать себе часть побольше необходимо, желательно и полезно для нашего тела, но, для сохранения общности на пиру не годится, поскольку разрывает эту самую общность, согласно приведённому выше «соединительному» силлогизму. Стало быть, всякий раз, когда тебе доведётся обедать с другими, помни. что надо смотреть не только на полезное для твоего тела и выбирать его из предложенного тебе угощения, но, также, на ценность для души, заключающуюся в общении, которое должно оставаться безупречным.

Однако, всем ясно, что, хотя [Эпиктет] сказал об угощении, сказанное следует целиком перенести на все виды общения, поскольку желание иметь больше разъединяет всякое сообщество, а положение, при котором каждый получает причитающуюся ему часть, сохраняет общность людей, придаёт ей стабильность и способствует eё возрастанию. Даже, сообщество разбойников, хотя и состоит из людей определённого сорта, сохраняется, лишь, до тех пор, пока соблюдает предписание, гласящее, чтобы никто не стремился иметь больше других. Ибо, благодаря этому следу, оставленному справедливостью, сохраняется упомянутая выше несправедливость. Если прежде [Эпиктет], повсюду, побуждал своих слушателей к свободе, а в иных местах к мужеству, великодушию, ясному образу мыслей и благоразумию, то здесь он призывает их к справедливости и показывает, что препятствием к ней служит своекорыстие.

[«Если ты возьмёшься за роль, превышающую твои силы, и в ней себя опозоришь, то потеряешь и ту, которую смог исполнить».]

Следует стремиться не просто к наилучшему, но, к наилучшему, состоящему из того, что соразмерно нам. Ничего не выходит из того, что требует чрезмерных усилий. Поэтому, не следует опрометчиво надевать слишком большие маски, как, например, маску учителя, философа, корабельного кормчего или городского магистрата. Ведь, лучше приобрести добрую славу в маске более скромного персонажа, не только справившись с его ролью, но оказавшись выше неё, нежели опозориться, не достигнув высоты той роли, которая превосходит твои силы. Лучше хорошо водить детей за руку в школу, нежели быть в ней плохим наставником. Лучше хорошо вести своё домашнее хозяйство, нежели быть скверным городским магистратом. Кроме того, мы позорим себя, не справляясь с ролью, превосходящей наши силы. - я имею в виду позор не во мнении людей, но в самой природе этого дела, - мы теряем и то, в чём смогли преуспеть, взявшись за дело, чрезмерное для наших сил. И в трагедии, и в комедии актёр, хорошо справляющийся с ролью раба, лучше, нежели тот, кто не может сыграть хозяина или царя. Эта глава повествует, у меня, о справедливости и побуждает избирать достойную своей жизни роль и избегать корыстолюбия.

[«Подобно тому, как во время прогулки ты следишь за тем, как бы не наступить на гвоздь и не подвернуть ногу, так, же, точно следи за тем, как бы не повредить руководящее начало твоего разума. Если ты сохранишь его в каждом деле, то приступишь к нему с меньшей опасностью для себя».]

Человеческая душа испытывает двоякий вред. Пронзённая неразумными страстями и приклеенная ими к нашему телу, наша душа издает недовольные звуки, но становится жертвой своих страстей, которые, обретя силу, правят ею, как тираны. С другой стороны, наша душа терпит ущерб из-за своего ошибочного суждения, когда не может отделить себя от своих неразумных страстей. Итак, наш наставник советует беречься той и другой опасности в нашей жизни, которую он уподобил прогулке, а именно, чтобы мы не прокололи нашу душу, наступив на неразумные страсти, которые, в свою очередь, будучи телесными страстями, пригвождают нашу душу, словно гвоздями, к телу. Какой гвоздь может пронзить столь же сильно, как эти неразумные стремления. заставляющие нашу душу считать себя одним общим целым вместе с неразумными страстями и собственным телом? Извращение предполагающего, но не знающего истины начала и той части души, которая ближе к земле, с помощью которой наша душа имеет нечто общее с нашим телом и участвует в телесной жизни, [Эпиктет] естественным образом уподобил вывиху ноги. Подобно тому, как во время прогулки мы предохраняем наше тело, точно так же [Эпиктет] призывает в занятиях житейскими делами хранить нашу разумную душу - нечто, по природе главенствующее в человеке и, в первую очередь, для него характерное, дабы душа, воспламенённая этими страстями, по своей ненасытности, либо извратив, по своей лености, правильное суждение и мнение, не позабыла саму себя. Ибо, если мы, как идущие на прогулке, предохраним себя как от того, так и от другого, то сможем с меньшей для себя опасностью браться за любое дело. Ведь, если нам случится немного оступиться, то, будучи внимательными, мы легко исправим случившееся. Если, ослабив внимание, наступим на гвоздь или неловко поставим ногу, то, благодаря нашей осторожности, мы легко отдёрнем нашу непораненную ногу от гвоздя и сохраним ритм нашей походки.

[«Мерой имущества для каждого является его тело, как нога является мерой для обуви. Если ты будешь держаться этого принципа, то сохранишь меру, а если превысишь её, то, впредь, неизбежно, понесёшься вниз, как с откоса. Как и с обувью, если ты превысишь меру, необходимую для ноги, обувь сделается, сначала, позолоченной, затем, окрашенной в пурпур, затем, станет расшитой. Ибо, нет предела тому, что, однажды, преступило меру».]

Вещам, относящимся к телу, таким, как одежда, пища, имущество, деньги свойственны два аспекта - их приобретение и использование. Итак, [Эпиктет], сказав, сначала, об их использовании, а именно, что пользование ими не должно заходить далее непосредственной потребности нашего тела. а от всего лишнего, имеющего отношение к показному блеску или роскоши, следует отказаться, теперь, наставляет нас в приобретении этих вещей, говоря, что и в этом мерой является наше тело. Ибо, если мерой приобретения является пользование -­ ведь, мы и приобретаем ради того, чтобы пользоваться, - а мерой использования является тело и его потребности, то, из этого явствует, что и мерой приобретения может являться наше тело и его потребности. Поэтому, если каждый обратит внимание на эту необходимость, то удовольствуется простыми кожами - кожа, положенная сверху, служит для согревания и защиты ноги, а подложенная снизу - защищает стопу в случае, если мы, непосредственно, наступим на вредные для нас предметы. Но, если кто-то превысит потребности собственной ноги в сторону роскоши и украшения, то обувь станет позолоченной, затем, говорит [Эпиктет], окрашенной в пурпур, затем, расшитой драгоценными нитями. Столь велико было излишество римлян в порфировой и расшитой обуви, что её, даже, предпочитали позолоченной.

Как с нашим имуществом, точно так же обстоит дело и с необходимыми для нашего тела вещами. Если кто-то преступит меру и предел необходимого, то дальше, уже, понесётся без всяких ограничений, прибавляя всё новые и новые вещи, пока не дойдёт до крайнего предела роскоши и тщеславия, - ведь, из-за них и возникает это отклонение, - а также, сопутствующей этому отклонению крайней нужды и свойственных ей страданий. Ибо, если мы приобрели десять, нам захочется двадцать, а если приобрели двадцать, то захочется сорок, и так далее, и нет никакого предела нашему падению в бездонную яму ненасытности. От нас не скрыто, что преступившие природную меру приобретения используемых для нужд нашего тела вещей, впадают в безконечность настолько, что, в итоге, забывают и о цели приобретения, и о потребности, которой оно служит, а именно, что это есть потребность нашего тела. По этой причине, часто, мы бросаем заботу о нашем теле из-за ненасытного приобретения потребных ему вещей. Пример обуви, если она будет взята по размеру ноrи и в украшении своём не преступит меру, < * * * > не сбросит ли, в конце концов, нас, часто спотыкающихся и падающих в пропасть? На основании сказанного об использовании следует делать выводы и о приобретении. Пожалуй, и эти главы, ýчащие сохранять подобающую меру в приобретении внешних, по отношению к нам, вещей и пользованию ими, направляют нас к справедливости.

[«Мужчины именуют женщин, начиная с четырнадцатилетнего возраста, госпожами, а те, обнаружив, что не имеют никакого дpyгoгo занятия, кроме, как спать с мужчинами, начинают заботиться о своём украшении и возлагают на это все свои надежды. Стóит указать им на это, дабы они почувствовали, что их почитают за скромность и стыдливость, а не за что-то иное».)

Позволив людям, избравшим жизнь в согласии с природой, вступать в брак, [Эпиктет] кратко указывает на подобающую им заботу о жене. Сравнивая с нею потребность большинства людей, [Эпиктет] вносит, на основании сопутствующих ей пороков, поправки в упомянутую выше заботу. Ибо, большинство людей, говорит он, льстят женщинам с самого их раннего возраста и почитают их, именуя госпожами, не по какой иной причине, а только из желания совокупляться с ними. Поэтому, женщины, естественно, готовят себя к этому, наряжаются, и на этом строят все свои надежды. Не следует упрекать их в той же мере, в какой нужно порицать льстящих им мужчин. Поэтому, женщинам, с самого начала, следует внушить, что мы почитаем их не за что иное, как за благопристойные нравы и стыдливое повиновение собственному мужу. Имея такие нравы, женщина легко приучится, впоследствии, и к ведению домашнего хозяйства, воспитанию детей, заботе о муже и простому образу жизни. что и подобает будущим хорошим жёнам.

[«Признаком отсутствия природного дарования является излишнее внимание к собственному телу, например, если чело­ век много упражняется, много ест, пьёт, испражняется, совокупляется. Всё это следует делать мимоходом, а всё внимание пусть будет обращено на разум».]

Подобно тому, как люди, одарённые от природы, занимаются самыми высокими, совершенными и изысканными вещами, свойственными их натуре, люди бездарные проводят время в занятиях делами ничтожными, пошлыми и общедоступными. Стало быть, для человека, воплощённого в разумной душе, пользующейся его телом, как инструментом, отказаться от действий сообразной с природой души и заниматься своим телом является признаком бездарной натуры, поскольку, именно, она и есть причина сказанного. Какой настоящий ремесленник будет тратить время на заботу о своих инструментах, совершенно не радея, при этом, о том ремесле, для которого они используются? Заниматься своим телом - есть не только признак бездарности, но и признак излишней любви к собственному телу. Ибо, чему мы радуемся и что любим, в том мы и проводим время. Стало быть, следует, говорит [Эпиктет ], считать заботу о теле делом второстепенным, а главную заботу направлять на то, что пользуется телом. Ведь, это-то и будет справедливым распределением наших обязанностей.

[«Всякий раз, когда кто-то причинит тебе зло или дурно о тебе отзовётся, помни, что он делает или говорит это, будучи в уверенности, что это входит в его обязанность. Поэтому, невозможно, чтобы он следовал твоим, а не своим представлениям. Следовательно, если твоё представление покажется ему ложным, то вред испытает тот, кто впал в заблуждение. Ведь, если истинное соединение кто-то сочтёт ложным, то вред терпит не соединение, а человек, впавший в заблуждение. Исходя из этих принципов, ты равнодушно отнесёшься к своему порицателю. При каждом случае говори: "Ему показалось"».]

Это наставление, также, призывает к терпению и кротости и использует, при этом, двоякое доказательство. Во-первых, каждый человек следует за своей фантазией и за тем, что кажется ему хорошим, даже, если другому так не кажется. Поэтому, не следует выражать недовольство, если тот человек делает то, что ему кажется правильным. Ибо, и ты, и все прочие люди так поступают. Стало быть, кто, будучи в здравом уме, станет бранить общую для всех природу? Но, если то, что нехорошо и несправедливо, показалось этому человеку хорошим, и ты его из-за этого порицаешь, то порицание твое неуместно.

Ибо, совершил ошибку он, а не ты, поскольку он ошибается, сочтя хорошим то, что таковым не является, а тот, кто ошибается, испытывает вред. Следовательно, тот, кто дурно с тобой поступает и дурно о тебе отзывается, сам получает вред, даже, если ни ты, ни кто-либо из числа людей влиятельных не мо­гут ему навредить, поскольку то, что, по нашему мнению, вредит нам извне, касается нашего тела и внешних, по отношению к нам, вещей, так что, для самого человека это не представляет вреда, в подлинном смысле этого слова. Однако, ошибка во мнении представляет вред для души, а, именно, благодаря душе человек и является самим собой. А что сам допустивший ошибку во мнении получает вред, а вовсе не тот, о ком было составлено неверное мнение, [Эпиктет] ясно показал нам на примере «соединительного силлогизма». Например: «Если настал день, то Солнце стоит над Землёй». Если кто-то сочтёт это ложью, то вред получит не «соединительный» силлогизм, поскольку он сохраняет свою истинность, а тот, кто впал, относительно него, в заблуждение. Стало быть, тот, кто зря бранит тебя или поступает с тобой плохо, сам получает вред, а ты не получил вреда и не претерпел никакого зла, в особенности, потому, что сущность добра и зла заключена в том, что в нашей власти. Итак, понимая, что каждый, неизбежно, должен следовать своему желанию, и что он, а не ты получает от этого вред, ты кротко и великодушно воспримешь бранящего тебя, если приучишься, при каждом таком случае, говорить: «Ему показалось». Однако, неизбежно, чтобы каждый держался своего мнения.

На пути к Свету

Продолжение следует...