✅💜📖 8. СИМПЛИКИЙ: "КОММЕНТАРИЙ НА ЭНХИРИДИОН ЭПИКТЕТА".
VIII
[«Не требуй, чтобы события свершались так, как тебе хочется, но, принимай происходящее таким, каково оно есть, и будешь счастлив».]
Перечислив, что следует брать из внешних вещей, а именно, - необходимые вещи надо брать по необходимости, прочие, же, - между делом, но, ничего из них не следует брать, если мы исходим из нашей главной цели; указав, на каких условиях мы можем пользоваться внешними вещами, [Эпикtет] сообщает нам способы, с помощью которых можно, без вреда для себя, безмятежно и, даже, приятно пользоваться внешними по отношению к нам вещами. Ведь, если мы не хотим жить с досадой в душе, не будучи подготовленными к встрече с происходящим, перед нами возникнет необходимость либо приспосабливать окружающий мир к себе, либо самим приноравливаться к тому, что дала нам в удел природа. Иным образом невозможно стать счастливым. Однако, приспосабливать окружающий мир к себе мы не можем и в этом нет для нас пользы. Ведь, многое нравится нам из того, что не приносит нам пользы. Это происходит либо по незнанию природы этих вещей, либо от того, что мы, подчас, бежим вместе с нашими неразумными стремлениями. Итак, если мы хотим обрести счастье, мы должны настраивать себя так, чтобы примириться с явлениями окружающего мира.
Однако, некоторым может показаться суровым и неисполнимым требование желать, чтобы происходящее происходило так, как оно происходит. Ведь, кто из разумных людей может желать всеобщих бед, происходящих по вине природы, как, например, землетрясений, наводнений, пожаров, эпидемий, голода, гибели различных животных и плодов; либо вещей, безбожно совершаемых одними людьми против других, - захватов городов, обращения в рабство, несправедливых убийств, разбоя и грабежей, безнаказанных преступлений, тиранических насилий - вещей, доводящих людей до святотатства? Сюда можно добавить гибель воспитательной системы и философии, всех видов добродетели и дружбы, взаимного доверия, всех искусств и наук, в данную пору изобретённых и укреплённых, полное исчезновение некоторых из них, так, что в памяти остаются, только, их названия. Можно упомянуть утрату многих навыков, данных Богом в помощь нашей жизни, - я имею в виду медицину, плотницкое дело, архитектуру, - от этих вещей остались, только, тени, да призраки. Итак, об этих и других бедах, которыми изобилует наше время, кто захочет слышать, я уж не говорю - видеть и участвовать в них, и желать того, чтобы они происходили, если это, только, не злокозненный человек, ненавидящий всё прекрасное?
Эти сомнения, безпокоящие не только толпу, но и просвещённых людей, неизбежно, должны получить своё разрешение, если, только, учение Эпиктета намерено сохранить свой авторитет, а божественное домостроительство - оставаться безупречным. Ибо, где мы помещаем нашу пользу, там мы помещаем и наше благочестие, как немного позже объяснит нам сам Эпиктет. Итак, я говорю, что если происходящее, действительно, является злом, о котором, словно на трагедийной сцене, возвестило зашедшее в тупик сознание, и если оно является таким злом, каким оно нам кажется, то плох, пожалуй, тот человек, кто сорадуется ему. И тому, кто этим злом правит, не удается сохранить свою невиновность. Невозможно ценить, любить и почитать человека, которого мы считаем виновным в этом зле, даже, если бы мы поклялись в этом десять миллионов раз. Ибо, всякое живое существо, как об этом позже скажет сам [Эпиктет), избегает и уворачивается от вредоносных вещей и их причин, и восхищается всем полезным и вызывающими это полезное причинами. Однако, если окажется, что происходящее, вовсе, не зло, как мы думаем, но, напротив, скорее, благо, способствующее ещё большему благу и происходящее ради него, и если окажется, что зло заключается не в происходящем, а в наших стремлениях и желаниях, то, исходя из этого, получается, что вовсе не плох тот, кто желает, чтобы происходящее происходило так, как оно происходит, и Управитель нашего мира, уже, не покажется виновником зла.
Итак, те вещи, в которых присутствует мнимое зло, расположенные в месте рождения и гибели - одни суть тела, другие суть души. Одни души - неразумные, сросшиеся с телами, не имеющие ничего отдельного от тела, представляют собой телесную жизнь и движутся по воле тела и вместе с ним. Другие - разумные. движущиеся по собственной воле, отделённые от тела, сами распоряжаются своими стремлениями и желаниями.
Тела их, полностью движущиеся по чужой воле и получающие всю свою природу извне, рождаются, гибнут и испытывают множество перемен, главным образом, по причине движений небесного свода, но непосредственно и более материальным образом тела испытывают всё это по вине друг друга. Следовательно, происходит так, что всё возникающее и гибнущее получает своё рождение от вечных начал - движущееся по чужой воле - от самодвижущегося, а содержащееся внутри другого - от того, что содержит его внутри себя. Таковы порядок и справедливость Всеединого, а именно, чтобы подчинённые вещи, не имеющие в себе начала движения и выбора, не владеющие своими желаниями и не обладающие различием в своём достоинстве, возникающем на основании разумного выбора, но зависящие от необходимости, повиновались вещам главенствующим, как, например, тени, отбрасываемые телами, поворачиваются и меняют положение, так или иначе, не по собственному усмотрению, но, следуя за изменением позы своей причины, сохраняя, при этом, постоянно, одно и то же достоинство. И для самих изменяющихся тел, будь они сложными или простыми, изменение не является злом. Это происходит, во-первых, потому, что природа их такова и не может быть иной. Ведь, и для разумной души незнание не было бы злом, равно, как и жизнь, идущая на поводу неразумных стремлений. так же, не была бы злом, если бы душа, от природы, не была способна познавать истину, управлять неразумными стремлениями и подавлять их. Далее, поскольку составные вещи, сложенные из противоположных и борющихся друг с другом начал, находящихся в чуждых для них местах, взаимно враждебных по причине своего болезненного состояния, порой, вновь обретают силу, выделяя из себя погубленные болезнью начала, а порой находясь на пути к своей гибели, сами освобождаются от труда, страдания и излишка находящихся в них противоположных начал, а каждый из содержащихся в них простых элементов, благодаря своей целостности, возвращается к своему обновлению и выздоравливает от болезни, возникшей в нём из-за борьбы противоположных начал. Дело в том, что каждый из простых элементов, влияя на свою противоположность, в свою очередь, испытывает на себе её влияние. А когда все простые элементы, в соответствии с изменением противоположных качеств, перейдут друг в друга, вновь, возникает то, что было изначально. Ибо, вода превращается в воздух, из которого она, прежде, и возникла, а воздух - в огонь, из которого он и возник.
И в этом, я полагаю, нет никакого зла, даже, если эти вещи, по причине существующего в мироздании равновесия стихий, порождают наводнения, пожары и, вообще, очень сильные перемены. Даже, если эпидемии или землетрясения разрушают составленные из многих начал тела, то и в этом я не вижу зла. А если это совершается посредством безконечного круговорота того, что рождается на свет и гибнет, поскольку гибель одного является рождением другого, то каким образом гибель одной части может быть злом, если гибель эта полезна для целого? На примере отдельных живых существ хорошо видно, что природа жертвует частью ради целого. Когда потоки влаги, отчасти, служащие общему благу частей организма, от сердца, желудка, печени и мозга выталкиваются в конечности рук и ног, выступают на кожу в виде нарывов, лишаёв и тому подо6ноrо и производят, ради спасения целого, опасные воспаления в этих частях тела. Однако, и врачебное искусство, подражая природе, вызывает созревание гноя в нарывах, режет, прижигает, растягивает, отсекает части - всё это ради спасения целого. И никто не говорит, что это плохо. Так что, если бы существовали, только, тела и ничто из происходящего не имело бы никакого касательства к душам людей, то ничто, я думаю, из изменений тел не считалось бы злом.
Но, поскольку души находятся в наших телах, то неразумные души соединяются с телами, являются их жизнью, в них и вместе с ними обретают свою природу, силу и энергию, а разумные души, по причине своего отделения от тел, и обладающие, в полной мере, способностью отделяться от них, наделены собственным движением, собственной волей, распоряжаются своими желаниями и стремлениями, как об этом было сказано выше. Поскольку неразумные души, даже, не имеют следа самостоятельного движения и внутреннего стремления и полностью представляют собой жизнь тела, то совершенно ясно, что судьба дала им, в удел, их природу вместе с телами. Достоинство этих душ определено в соответствии с телами и неотделимо от них. Эти души находятся в зависимости от их движений, как, уже, было сказано о телах. Если это качество, в большей степени, подходит жизни растений, поскольку они своими корнями связаны с землёй и лишены ощущения движения, в свою очередь, находящегося в соединении со стремлением и желанием души, которой обладают существа неразумные, то естественно, что души неразумных существ, занимающие среднее положение в иерархии, - как полностью укоренённых в своих телах, так и полностью, по своей природе, отделённых от них и обладающих самостоятельным движением, - несут на себе следы стремления и желания, возникающих внутри себя. Эти стремления и желания движутся, порой, в согласии с природой их вида, как, например, лев, сообразно своему виду, обладает яростным духом, а порой движется либо излишне бурно, либо излишне вяло. На этом основании души различаются по своему достоинству и образу жизни. Это объясняется определённым для них судьбой внутренним устройством, которое обретает своё движение извне. Неизбежно, чтобы среднее по своему меж других положению имело некоторую общность с тем, что находится по краям.
Разумная душа, обладающая собственным движением и в полной мере управляющая своим стремлением и желанием, имеет право делать свой выбор. Но, поскольку душа пользуется услугами тела, то страсти тела поднимаются к ней. Однако, когда душа, живя в согласии с природой, пользуется телом, как своим инструментом, оставаясь, при этом, отделённой от него и властвуя над ним, тогда вред, получаемый телом, препятствует действиям души, однако, ей самой не мешает. Божественный Сократ говорил, что боль остаётся в ноге. Но, когда душа вступает, сверх меры, в родство с телом, воспринимая его, уже, не как орудие, но, как часть себя самой, а пуще того, как самоё себя, тогда, испытывая страсть, вместе с телом, и теряя, из-за него, свою разумность, считая своими стремления его гнева и вожделения и прислуживая им, предоставляя телу способы для достижения цели его стремления, душа портится во всех отношениях, заболевает присущей ей болезнью и, чтобы выздороветь, нуждается в лечении. И, поскольку одни противоположности являются лекарством для других противоположностей, то души, испорченные наслаждением, тягой к плотской любви и деньгам, к почестям, власти и подобным стремлениям, следует исправлять и лечить неудачами в этих вещах, и, в особенности, страданиями тела. Ибо, тело ближе к душе и боль, находящаяся в нём, и боль, возникающая из-за него, намного чувствительнее. Дело в том, что душа, отпавшая от того, что лучше неё и от самой себя, целиком отдавшая себя своему телу и внешним вещам и считающая их своими, ищущая в них своё благо, болеющая из-за этого и портящаяся - как, иначе, сможет она распознать эти вещи и свою тягу к ним, как сможет она, с презрением, их отвергнуть и обратиться к самой себе и к лучшему, чем она, началу и в нём искать своё благо, если, вдобавок к ущербу, она испытает печаль? Ведь, к этим вещам душа склоняется из-за своей тяги к наслаждению, находящемуся в телах и сосуществующему вместе с ними. И, покуда душа находит в теле своё удовольствие, она прирастает и пригвождается к нему. Ибо, ни один гвоздь не способен с такой силой пронзать и скреплять, как это может делать наслаждение и исходящий от него соблазн.
Итак, хороший врач, предлагая душе в качестве неприятного для неё лекарства то, к чему она получила, уже, склонность, заставляет её отвращаться от него, подобно тому, как кормилицы, желая отучить ребёнка от груди, смазывают соски чем-нибудь горьким. И души, выбирая, поначалу, из двух зол меньшее, предпочитают телесному страданию и житейским тяготам смерть и отделение от тела. Они не стали бы этого делать, если бы с телом всё было в порядке. Однако, души привыкают ненавидеть мирское наслаждение и уклоняться от него. Делают это они, удерживаемые страхом, точно так же, как и дети, из страха, полностью избегают то, что для них вредно, или, как какой-нибудь человек. чрезмерно налегающий на вредные питьё и пищу, часто, испытав из-за них страдание и сильное огорчение, воздерживается из страха подвергнуться этому вновь. Хотя, кто, безпечально пользуясь своими наслаждениями, даже, если они, действительно, являются вредными, отказывается от них? Но, воздержание от наслаждения из страха перед бóльшим огорчением - это не освобождение от страсти, а, скорее, её подмена. Ведь, мы получаем наслаждение от отсутствия печали в обмен на отказ от наслаждений. При этом, к одному страданию прибавляется другое. Впрочем, это с самого начала, если мы настроены ребячески и неразумно, помогает нам возненавидеть то, к чему мы сильно пристрастились. Тогда, наконец, постигая их природу, а именно, что эти вещи, помимо того что вредны, содержат в себе разнообразное огорчение, превышающее удовольствие, и, обращаясь к самим себе, мы обнаруживаем благо в самих себе, а не в теле и внешних вещах. Мы ощущаем, также, некое своё подобие Богу, и, чтя это наше подобие, уже, не из страха, но, на основе знания и добродетели, избираем для себя жизнь в согласии с природой. Даже дети то, что они, прежде, избеrали или, наоборот, чем они усердно занимались из страха, со временем, поумнев, делают по собственной воле.
Такова цель Бога. хранящего попечение о нас, чтобы разумная душа, не прирастая к своему телу и внешним, по отношению к нам, вещам, воздерживалась от них, но, не из страха, а по собственному выбору, поскольку наше добро и наше зло состоят в нашем стремлении и уклонении. Именно, к этой цели и направлено врачевание Божественного промысла, а именно, чтобы возвратить нашу душу к жизни, созвучной с природой, подобно тому, как и наилучшие из числа врачей с помощью разрезов, прижиганий и тому подобных действий восстанавливают природное состояние нашего тела так, что оно может выполнять свои функции. Лекарством от порочности является наказание. То, что кажется злом, на самом деле, представляет собой пользу, - например, мы сердимся на врачей, если они лечат нас с помощью хирургии, прижиrаний и других болезненных процедур. Поэтому-то, только, люди по-детски неразумные могут негодовать на лечение. И всякий, кто постарается внимательно проследить происходящее с ним самим и с другими, обращая внимание на возникающие, при этом, состояния души, легко, полагаю я, согласится, что эти неприятности дают повод душе презирать наше тело и внешние по отношению к нам вещи и, как говорит нам восхитительный [Эпиктет], - презирать то, над чем мы не властны.
Подобно тому как искусство врачевания тел имеет, во первых, терапевтическую часть, исправляющую болезни тел противоположными им средствами, а во-вторых, гигиеническую, заставляющую укреплённые с помощью диеты и упражнений и ставшие, от этого, более совершенными тела, быть здоровыми, - при этом, некоторые из гимнастических упражнений весьма тяжелы и под силу, лишь, мужественным и терпеливым людям - так и Помощник наших душ, не только исцеляет больные души с помощью жизненных несчастий, но и упражняет здоровые души, делает их сильнее и мужественнее, и выставляет их добродетель в более ярком свете, чтобы и другие могли ей подражать. Ведь, ясно, что даже души хороших людей, равно как и здоровые тела, нуждаются в упражнениях. Ибо, движение укрепляет, а бездействие ослабляет, как говорит Гиппократ. Почему? Да потому, что постоянно сохраняющие своё совершенство и постоянно совершенствующие свои природные действия, всегда, имеют их в готовности при себе, а те, кто не совершают надлежащих им действий, нуждаются в упражнении для подражания постоянному движению, чтобы не получилось так, что, позабыв, из-за бездействия, о своей функции и омертвев, это движение не сможет, при необходимости, исполнить своего предназначения. Ибо, то, что, порой, бывает действенным, а порой праздным - это происходит по причине вялости - нуждается в упражнении с помощью действий.
Всякое упражнение совершается с помощью тех же самых вещей, посредством которых совершается главное действие, ради которого мы упражняемся. Упражнение для занятий борьбой состоит в постоянных занятиях борьбой, упражнение в кулачном бое - в постоянных занятиях кулачным боем и привыкании к ударам, а упражнение в ведении войны - это когда соратники по упражнениям имитируют врагов. И чем крупнее и сильнее партнеры по упражнениям, тем вернее упражнение достигает своей цели. Следовательно, если кто-либо станет упражняться в преодолении удовольствия, то ему будет необходимо, соприкасаясь с удовольствиями, приучиться презирать их. Для преодоления печали надо испытывать печаль, а для преодоления страха - соприкасаться с тем, что внушает страх. Для преодоления боли надо вступать в состязания с благородными спартанскими юношами, подвергавшими себя бичеванию, и упражняться во всех тех приносящих страдание действиях, которые необходимы для этого состязания. В противном случае, придётся вступить в состязание с нашим современником Салюстием, положившим себе на голое бедро горящий уголь. Раздувая его, [Салюстий] испытывал, до каких пор он сможет терпеть. Ибо, эти упражнения, по своему роду, нисколько не отличаются от главных действий, разве что, они несколько легче их, и что в нашей власти прекратить их, когда захотим.
Стало быть, поскольку Бог, отправляя души вниз, к их рождению, дал им силы преодолевать, без вреда для себя, жизненные соблазны и страхи, то он, упражняя эти способности, чтобы они не слабели от бездействия, не становились вялыми и выполняли, когда потребуют обстоятельства, свои обязанности, часто подвергает души тяжелым испытаниям. Геракл, Тезей, Диоген и Сократ не стали бы такими, какими они были, и не обнаружилось бы, каких пределов может достичь величие человеческой добродетели, если бы Бог не призвал одних из них сражаться с ужасными чудовищами и злодеями, а других не подвиг бы к крайней степени простоты в согласии с природой. Людям, привыкшим внимательно наблюдать, полагаю, вполне ясно, что люди, хорошо переносящие трудности, впредь, становятся мужественнее. Ведь, если привычка делает борьбу с самыми ужасными препятствиями настолько лёгкой, что некоторые берутся за неё за малую плату, то как же упражнения в куда более умеренных вещах не заставят упражняющихся презирать то, что людям нетренированным кажется трудным.
Итак, если эти трудности и страдания преподносятся нашим душам, как лечение для больных людей или как упражнения для здоровых, то для них они не могут быть злом, так как, в противном случае, и лечение для наших тел, и тяжелые гимнастические упражнения мы, чего доброго, назвали бы злом. Выполняемые, согласно достоинствам нашей природы и нашего выбора, эти упражнения не могут быть злом, ибо, всё, находящееся в согласии с достоинством, - справедливо, а то, что справедливо, является благом. Даже, для тел, которые, сами по себе, безчувственны, хирургические вмешательства и прижигания не являются злом. Ведь, разложение составного начала на простые элементы - не есть зло. Итак, если врачебное искусство, которое упражняет, прижигает, растягивает, отсекает части, вообще, действует, как заправский палач, мы не только не именуем злом, но, напротив, зовём благом и платим врачам, с благодарностью, деньги, то отчего, тогда, мы недовольны божественным врачеванием? Ведь, Бог делает это не в гневе, не из мести, не вопреки нашим заслугам и не из желания повредить нам. Он делает это, как врач, заботливо, по-отечески, для нашей величайшей пользы. Достаточно сказать. что Он делает это по своей божественной доброте.
Божественное исцеление многообразно. Одних Бог пользует болезнями, голодом, безчестием, других - эпидемиями, землетрясениями, наводнениями, кораблекрушениями, войнами и прочими постигающими род человеческий карами. Стало быть, всё это не зло, а добро, поскольку применение лечения есть благо. Но, если кто-то не считает достойным называть это благом, по той причине, что это не является предметом нашего преимущественного выбора, а благо должно быть, преимущественно, таким, то пусть он, сразу, не называет это злом, а необходимым условием для приобретения истинного блага, из-за которого мы нуждаемся в этих вещах и ради которого их выбираем. Ведь, хирургические вмешательства, исцеляющие прижигания и прочие действия такого рода никто, преимущественно, не выбирает для себя, однако, мы выбираем их в своём стремлении к здоровью, поскольку путь к нему лежит через них. Мудрые люди удачно называют такие вещи необходимыми, поскольку существует необходимость их применять, если мы желаем обрести благо. Эти вещи и сами являются благом, поскольку содействуют благу - одни из них телесному здоровью, другие - здоровью души. Однако, они стоят ниже главных благ. Большинство людей, сравнивая их с главными благами, считают их злом, составляя о них, как я полагаю, неверное суждение, поскольку с их помощью, по необходимости, мы достигаем нашего блаrа.
Итак, если, уже, разрешены все представленные сомнения, и всё, что происходит, совершается, исходя из ценности нашего разума и выбора, и делается Богом ради нашей пользы, то ясно, что всякий правильно мыслящий человек захочет, пожалуй, чтобы происходящее происходило так, как оно происходит, - если, только, этот человек не испытывает зависти к тем, кто получает награду по своим заслугам или обретает исцеление, - и будет чтить, ценить и искренне любить своего врага и считать его благодетелем.
Но, всякий, я полагаю, согласится, что все происходящие с людьми несчастья суть некая форма исцеления, и что исцеление это есть благо для нуждающихся в нём души и тела. Но, само понятие - болеть душой и телом и нуждаться в трудном и мучительном исцелении - разве кто сочтёт благом, а не злом, а его автора не сочтёт виновником зла? Разве нужно мне, опять, говорить, что болезнь тела не является злом для самого тела, поскольку такова природа тела? Болезнь направлена на разрушение составного начала и на возвращение простых первоначал к своей исконной простоте. Болезнь освобождает простые первоначала и избавляет их от необходимости находиться в чуждом для них месте и сражаться со своими противоположностями. Однако, и для души болезнь тела не является злом, поскольку выше, уже, было показано, как исцеляется душа, и исцеление это совершенно очевидно. Если бы болезнь и раз рушение были вредны для отдельно взятого тела, то оказались бы полезными для управляющей телом души, для универсального соединения первоначал и для безконечного круговорота рождений, который не имеет предела, поскольку гибель одного становится причиной рождения другого. В этом случае наилучший Устроитель пренебрёг бы природой подверженного гибели и гибелью того, что частично и менее ценно ради лучшего, целостного и непрекращающегося процесса возникновения.
Однако, болезнь души, скажет, пожалуй, всякий, не является благом для самой больной души и не приносит пользы целому, а следовательно, её болезнь - причина какого-нибудь зла. И всякий, кто желает, чтобы душа портилась и болела, не может не быть дурным человеком. Будет казаться, что сомнение сохраняется. Итак, касательно причины болезни и дурного состояния души - давайте вспомним об этом на основании того, что было сказано нами прежде касательно находящихся и не находящихся в нашей власти вещей, а именно, что благо души состоит в сообразных с природой стремлении и уклонении, а зло - когда всё это происходит вопреки природе. Что, же, касается стремления и уклонения, то они, как было доказано, находятся в нашей власти и, следовательно, мы сами виновники и нашей добродетели, и нашего порока. Оттого и хвалят хороших людей, что они обретают благо по собственному выбору, каковое благо, поэтому, и называется Добродетель. Дурных людей бранят за то, что они, будучи в силах не быть такими, всё же становятся дурными из-за своего малодушия. Следовательно, если бы эти вещи вкладывались в нас извне, то не существовало бы ни хорошего, ни плохого выбора, а, только, случай и необходимость. Следовательно, и в этом Бог не повинен?
А что, если, иногда, болезнь души, именуемая подлостью, не является просто-напросто злом, но содержит в себе нечто необходимое для становления человеческой добродетели? Ведь, и телесное здоровье в этом мире, само по себе, не было бы здоровьем, если бы тела, по своей природе, не были склонны к болезням, но сохраняли бы своё неповрежденное, противоположное болезни состояние, каким обладают небожители. Таким, же, образом добродетели человеческой души - благоразумие, справедливость, предусмотрительность и всё прочее их собрание, в целом, не были бы такими, если бы души, от природы, не были склонны к порче. В таком случае, люди обладали бы ангельскими или, даже, божественными, а вовсе не человеческими добродетелями. Ибо, человеческие добродетели, по природе своей, таковы, что могут отклоняться в сторону порока. Итак, если человеческие добродетели и телесное здоровье являются благом, и если бы было необходимо, чтобы из источника блага проистекали не только первые и незамутнённые блага, но также и средние и самые последние. то было бы неизбежно, чтобы у благ с отклонениями не то, чтобы не существовало этих самых отклонений, - ибо они не обладают первостепенной сущностью, - но, чтобы эти отклонения были неким дополнением к ним.
Взгляни на изобилие божественной благодати! Ибо, она обратила во благо, даже, порчу тела. Это было бы справедливо, даже, в том случае, если бы эта порча, словно тень, неизбежно, следовала бы за движением причин. Божественная благодать превратила эту порчу во благо и для самих подверженных болезням и гибели тел через распадение их на отдельные элементы и последующее возобновление, и для всей порождённой Вселенной, дабы она, как говорят, обрела безконечное существование. Однако, Бог сохранил свою непричастность к душевной порочности, которая, единственно, и представляется, в известном смысле, порочностью. Бог сделал это, во-первых, допустив существование этой порочности в здешнем мире не в качестве зла, но, как необходимую противоположность добру, а во-вторых, повелев, чтобы эта порочность полностью следовала желанию души и не переходила в природу вещей, если душа того не захочет. Поэтому, невольное зло, поскольку не является злом, получает прощение и у Бога, и от закона.
Но и душе, некоторым образом, свойственно невольное зло. Ибо, порой, душа выбирает зло, но не как зло. Стремясь к неким благам, будь то деньги, плотские наслаждения, власть или почести, она либо вообще не замечает присущий им вред, либо отворачивается от него под давлением своего стремления к желанным вещам. Таким образом, абсолютное зло было исключено из природы вещей. И, скорее, может существовать то, что не существует нигде, нежели может существовать абсолютное, обладающее свободной волей, зло человеческой души.
А есть ли кто-то, кто считает, что виновник зла - Бог, сотворивший наделённую свободой воли душу, заблуждение которой и есть зло? Если злом является обладающая собственным движением и свободным волеизъявлением природа души, то её создателя, неизбежно, придётся называть виновником зла. А если названные качества души являются благом, более значительным и ценным, чем многие блага этого мира, то каким образом творец добра может стать виновником зла? Итак, поскольку следует избирать то, что соответствует природе и стремится к ней, то кто из числа людей, понимающих природу человеческой добродетели, может предпочесть быть, скорее, растением, либо кем-то из неразумных существ, нежели человеком? Однако, и растения, и неразумные существа мы считаем благами, занимающими, разумеется, своё место в существующей иерархии добра и подчинёнными друг другу по определённым законам. А если в нашей власти быть либо хорошими, либо плохими, и мы можем распоряжаться этим правом, и ничто не в силах принудить нас в нашем выборе и уклонении и не может воспрепятствовать им, то такая природа и сила свободной воли представляется мне чем-то значимым и царственно великолепным, а создатель её кажется благим и могущественным. А если наша душа, по своей воле, заблуждается, хотя, в её власти не совершать ошибок, то кто другой, по справедливости, может быть назван виновником этого заблуждения, кроме самой души, которая является как началом и причиной блага, так и отклонением от него? Отклонение это берёт своё начало в самой душе. Ибо, Создатель сделал ее неоднозначно обречённой на ошибки. Душа, если сама того захочет, может оставаться непогрешимой. Следовательно, если желание души является выражением её внутреннего движения, то сама душа будет, пожалуй, в этом случае, виновницей своего отклонения. Посмотри на замысел Бога! Ибо, поскольку было необходимо, чтобы между тем, что находится наверху и тем, что внизу, возникло то, что посредине; - уподобляющее себя то верхнему, то нижнему и связывающее противоположности во всеобщее совершенство, а перевес в сторону находящегося внизу, имманентно, содержит в себе отклонение, то Боr дал находящемуся посредине способность оставаться непогрешимым до тех пор, пока на это есть желание, дабы на него самого ни с какой стороны не падало обвинение в каком бы то ни было пороке.
Однако, всё это, изложенное достаточно пространно, имеет отношение не только к уже сказанному Эпиктетом, но и к рассуждению о сущности зла, о чём он ведёт речь несколько ниже. Ведь, на данный момент, как я полагаю, достаточно уже сказанного мною. Всякий раз, когда Эпиктет говорит: «Желай, чтобы происходящее происходило так, как оно происходит», - он ведёт речь не о порочности души, - ведь, он не стал бы утверждать, что люди, довольствующиеся своими и чужими пороками, могут благоденствовать, - а о том, что происходит с нашим телом и внешними, по отношению к нам, вещами. Получивший воспитание человек сможет хорошо пользоваться ими, какими бы они ни оказались, и чем суровее они будут, тем бóльшую пользу он извлечёт из них. Ибо, эти вещи есть «происходящее», а мы, по нашей неопытности, хотим, что бы они следовали за нашими стремлениями и уклонениями, а не наоборот, чтобы наши стремления и уклонения, в которых заключаются наши добро и зло, следовали за ними. Ибо, именно они находятся в нашей власти и подчиняются нашим желаниям. Что же касается вещей, над которыми мы не властны, то [Эпиктет] советует нам не требовать, чтобы те происходили по нашей воле, поскольку мы, с одной стороны, не властвуем над ними, а с другой - не всегда желаем полезного для себя. Мы, часто, хотим приятного, даже, если оно причиняет нам вред и отвергаем менее приятное, даже, если оно несёт нам исцеление.