✅💜📖 4. СИМПЛИКИЙ: "КОММЕНТАРИЙ НА ЭНХИРИДИОН ЭПИКТЕТА".
I, 2
[«§ 2. То, что в нашей власти, по природе свободно, не знает препятствий, а то, что вне пределов нашей власти, является слабым, рабским, обременённым и чужим».]
Сказав. что есть в нашей власти, а что не в нашей, сразу после этого [Эпиктет] показывает, каким является одно и каким другое, а именно, что то, что в нашей власти - свободно, поскольку к своему возникновению не понуждается другими, не испытывает препятствий, и другой не имеет права им пользоваться. Таковым началом является свобода, подвластная, только, самой себе и безгранично собою пользующаяся. То, что не в нашей власти, подчинено тем, кто способен позволить или воспрепятствовать, принадлежит им, как хозяевам и находится у них в рабстве. И то, что самодостаточно, обладает силой, а нуждающееся в других - характеризуется слабостью и отсутствием самодостаточности. Первое, как самовластное начало, не испытывает препятствий - ведь, кто помешает иметь то или иное мнение, стремиться к чему-либо или не стремиться? То, что не в нашей власти, по природе своей таково, что может даваться и отниматься другими, часто, может терпеть от них препятствия, когда нам что-то не дают или у нас отнимают.
Ясно, что то, что в нашей власти, будучи нашим делом, является нашей собственностью, а то, что не в нашей власти, как находящееся во власти других, является чужим. Поэтому, и добро, и зло - то, что в нашей власти, - как, например, составление правильного или ложного мнения и, притом, правильным образом, либо ошибочное осуществление стремления, - являются нашими добром и злом, а то, что не в нашей власти - не нашим. Это то, что касается нашего тела - нашего инструмента, а что касается славы - то она лежит ещё дальше от нас.
I, 3
[«§ 3. Итак, помни: если ты станешь рабское по природе считать свободным, а чужое своим, то будешь терпеть затруднения, горе, потрясения, начнёшь винить богов и людей. Но, если ты будешь, только, своё считать своим, а чужое, как оно и есть, на самом деле, чужим, никто и никогда не сможет тебя принудить, никто не сможет тебе препятствовать, а ты не станешь никого порицать, не будешь никого винить, ничего не совершишь против своей воли, никто не причинит тебе вреда. У тебя не будет врагов, ибо ты неуязвим».]
Сказав, что в нашей власти, а что не в нашей, и каким является и то, и другое, и каким свойством они обладают по отношению к нам, а именно, что то, над чем мы властны, принадлежит нам, а над чем не властны - чужое, [Эпиктет] побуждает нас обращаться к тем и другим в соответствии с их природой, и никак иначе. Ибо, эти вещи являются для нас причиной нашего счастья и несчастья. Ведь, обретение блага и избежание всякого зла создаёт счастье; недостижение благих и полезных вещей и получение вреда создаёт несчастье. Итак, если наше благо состоит в том, чтобы стремиться и уклоняться согласно природе, а это находится в нашей власти, то в этом и следует искать наше благо, чтобы мы, во всех случаях, обретали то, что ищем, благодаря нашему на него праву - поскольку мы способны стремиться и уклоняться в согласии с природой - и чтобы мы получали, именно, свойственное нам благо. Но, если мы стремимся к тому, что не в нашей власти и в нём ищем наше благо, то, неминуемо, двояким образом терпим неудачу. В первом случае - и это происходит всегда - потому, что даже если мы и обретаем это благо, то обретаем благо, нам не свойственное. Во втором случае - здесь, по большей части, нас, неминуемо, ждёт неудача, поскольку мы ищем чужое, как своё, и стремимся к вещам, лежащим в чужом праве. Так вот, при этом, наши желания, идущие неверным путём, встречают препятствия и приводятся в смятение, а мы, при этом, страдаем и горюем. Ведь, подобно тому, как мы получаем наслаждение, обретая предмет, достойный нашего выбора, и уклоняясь, от чего следует уклоняться, точно так же, не обретая того, что следует избрать или теряя надежду в наших уклонениях, мы, неизменно, испытываем огорчение и порицаем тех, кто кажется нам в этом виновным - иногда, людей, а порой и устроителей Вселенной. Но, случается с нами и другое зло. Ибо, если мы сочувствуем тому, что не в нашей власти, то, всякий раз, когда это у нас отнимают, мы, вместе с этим, теряем и то, что в нашей власти, каковое человек отнять у нас не может, - правильное стремление и уклонение.
Показав, сколь много зла следует за этой ошибкой, [Эпиктет] говорит, что, если мы будем правильным образом разграничивать своё и чужое и будем придерживаться не чужих, но наших собственных, находящихся в нашей власти, благ, то это будет означать, что мы стремимся и уклоняемся в соответствии с природой. И понятно, что никто другой не сможет принудить и помешать нам стремиться и уклоняться, если, конечно, это находится в нашей власти. А если это так, то мы никогда не впадём в печаль. Ведь, нас не печалит ничто, кроме двух следующих вещей - неполучение того, чего хотим, и впадение в то, отчего стремимся уклониться. Но, позаботившись о том, что в нашей власти, мы не промахнёмся в том, к чему стремимся, и не впадём в то, отчего уклоняемся. Следовательно, мы никогда не будем ничего бояться, поскольку, боимся мы либо приносящих нам вред, либо мешающих нашей пользе. Никто не силён настолько, чтобы мог воздействовать на наши стремления и уклонения. в которых заключаются добро и зло для человека, живущего в согласии с разумом. Следовательно, у нас не будет врагов. Ведь, врагами считают приносящих вред. Но, никто не приносит вред тому, кому нельзя повредить. Ведь, такой человек не будет никого ни порицать, ни обвинять и ничего не совершит против своей воли. Итак, его жизнь будет беспечной, безстрашной. свободной и счастливой. Он будет жить без страданий, в наслаждении.
И, обрати внимание, каким образом [Эпиктет] доказывает, что жизнь мудрого человека не только полезнее, но и приятнее, нежели жизни прочих. Платон говорит, что всякое живое существо, по природе, тянется к наслаждению и избегает причиняющего печаль. Но, из числа наслаждений одни сопряжены с нашим благом и пользой, а другие скрывают в себе вред. По этой причине надобно сохранять трезвый ум для того, чтобы выбирать полезные наслаждения и привыкать к ним. То, что благоразумие представляется для мудрого более полезным, нежели распущенность представляется для негодяя, явствует из того, что многие из негодяев превращаются в благоразумных людей, а благоразумные, благодаря уму и здравому смыслу никогда не впадают в распущенность. Однако, если бы такой образ жизни не был в высшей степени приятен разумным людям, они не принимали бы его добровольно и с радостью. Итак, то, что благоразумный образ жизни приятнее, [Эпиктет] показывает на примере безпрепятственного, свободного и добровольного начала в образе жизни тех, кто полагают своё добро и зло, исключительно, в том, что в их власти.
I, 4
[«§ 4. Итак, стремясь к столь большим целям, помни, что не следует за них браться беэ достаточного к тому побуждения. Одни из них, вообще, стоит оставить в стороне, а другие, в настоящий момент, отложить. Но, если ты захочешь достичь своей цели и, вместе с тем, обладать властью и богатством, то не сможешь обрести последних, поскольку будешь стремиться к первым. Во всяком случае, ты не достигнешь того, благодаря чему, единственно, и обретаются свобода и счастье».]
Показав, в чём находятся наше добро и зло, а именно, то, что в нашей власти, и, показав, каким будет образ жизни желающих получить своё добро и зло оттуда, а не из вещей внешних и в нашей власти не находящихся, а также, что этот образ жизни полностью свободен и не имеет препятствий в достижении блага, не уязвим для вреда и не даёт доступа вредоносным началам, и что он не только полезен, но и приятен, не содержит затруднений для стремления и не подвержен тому, отчего мы уклоняемся, но, проще говоря, - счастлив и блаженен, вслед за этим [Эпиктет] побуждает своего слушателя проявить рвение к достижению того, в чём он его наставлял. Пусть читатель не только не считает, что таким делом можно заниматься мимоходом. Пусть он к этому не добавляет ничего постороннего. Поэтому, те из внешних вещей. которые несозвучны с жизнью разумной души в согласии с природой, как, например, роскошь, телесные удовольствия. грязное богатство, власть и тирания, [Эпиктет] призывает всё это отвергнуть, поскольку невозможно, одновременно, заботиться об этом и сохранять свою жизнь в согласии с природой. Те же из внешних вещей, которые, если ими заниматься разумно, не препятствуют душевным блaraм, как, например, приобретение дома и рабов, законный брак, здоровое деторождение, справедливая власть, а порой и забота о необходимом для жизни, то это и тому подобное он советует обучающимся отложить до лучших времен. И это совершенно справедливо. Ведь, ничто не должно отвлекать их от упражнения в добродетели, если они намерены овладеть ею в совершенстве.
Однако, необходимо, чтобы тот, кто хочет вращаться в высших материях не как плебей, а как добрый муж, имел, при этом, образ мыслей, способный разделять полезное и вредное и подчинять неразумные стремления здравому смыслу. Эти стремления должны не восставать против здравого смысла, но двигаться к тем объектам стремления, на каковые здравый смысл им укажет, и то, когда двигаться и насколько двигаться. Стремления к этим вещам должны возбуждаться в мере, определённой для самих этих вещей. Ведь, ошибки возникают либо когда здравый смысл, из-за недостатка предусмотрительности, не в состоянии определить должную меру, либо, когда он, хоть и слабо, видит, что следует делать, но неразумные стремления, по своему невежеству, роковым образом восстают против разума. Так трагедия изображает Медею:
«И понимаю, сколько зла свершить хочу; Но, сила гнева выше, чем рассудок мой».
Итак, человеку, собирающемуся в пользовании внешними вещами вести жизнь свободную от ошибок, необходимо подготовить свой разум, обрести умеренность в неразумных стремлениях и научиться с лёгкостью подчиняться разумному началу. Таким, вот, образом, защищённый всем этим, словно непобедимым оружием, он надлежащим образом возьмётся за дело. По этой причине [Эпиктет] побуждает учеников переносить на другие времена даже те из внешних вещей, которые созвучны добродетели, и с помощью постоянного упражнения делать это до тех пор, пока они не приобретут умение ими пользоваться. Ведь, негоже отправляться на войну без оружия. Но, негоже, также, браться за дело, не обладая разумом и умеренностью.
Сам [Эпиктет] показывает, что для обучающихся забота о внешних вещах не только безполезна, но и во вред. Ибо, правильного воспитания, а также обоснованных стремлений и уклонений, единственно, благодаря которым люди обретают свободу и счастье, неизбежно, не могут достичь те, кто стремятся и уклоняются в тех вещах, в которых они не властны. Они, по необходимости, должны служить, как рабы, словно безумным и свирепым хозяевам, своим неразумным стремлениям, а среди людей вынуждены быть рабами тех, кто доставляют им такие объекты стремления, а могут и препятствовать им в достижении их, - и всё это, лишь, для того, чтобы они не препятствовали. Эти люди доставляют, также, то, чего следует избегать. Кроме того, внимание к внешним вещам, отнимая у нас время для заботы о нашем собственном, заставляет нас терять наши блага. Ибо, стремящиеся и к тому, и к другому и заботящиеся и о том, и об этом, не различают блага и того, что ему противоположно. Они не уделяют надлежащей заботы собственному благу, а потому и не могут его достичь, и не за6отятся о нём, как должно. По большей части, они терпят неудачу и во внешних вещах, поскольку не занимаются исключительно ими. Однако, при этом, они некоторым образом домогаются и собственного блага, но не готовы, ради встречи с ним, безоглядно всё делать и всё претерпевать. Случается, что им мешает чувство стыда. Такая жизнь менее порочна, нежели та, что направлена, лишь, на внешние вещи, зато труднее и неприятнее, чем та. Ведь, стараясь соединить несоединимое, такая жизнь, охваченная, постоянно, противоречиями и раскаяниями, не получает ни того, ни другого из-за своего противоположно направленного стремления. Такая жизнь тяжела и нежелательна. Следует заметить, что в дальнейшем рассуждении Эпиктет, обращаясь к разумной душе, постоянно будет пользоваться словом «Помни!». Эта разумная душа постоянно несёт в себе смысл существующих вещей и рождённую, вместе с ней, истину бытия. Но, порой, слабея перед ярким зрелищем из-за отделённости от своей прородительной силы и, оттого, впадая в забвение - причину всех зол - душе необходимо, постоянно, слышать: «Помни!». Всякий раз, когда он говорит, что человеку, стремящемуся к столь большим вещам, необходимо браться за них, находясь в состоянии избыточного душевного движения, он употребляет слово «неумеренно» не в смысле соразмерности и несоразмерности, но, в переносном смысле «достаточным образом». Ибо, «опасность» потерять собственные блага, как говорит Пиндар, «не допускает безсильного мужа».
I, 5
[«§ 5. Так вот, старайся говорить всякой неприятной фантазии: "Ты являешься, всего лишь, умственным представлением и, притом, вовсе не тем, чем кажешься". Заmем, исследуй eгo и испытай по тем правилам, какие у тебя имеются. Прежде всего, задайся вопросом, относится ли это виденuе к тому, что в нашей власти, или к тому, что вне её. И, ecлu оно относится к тому, чтo вне нашей власти, то пусть у тебя под рукой будет следующее суждение: "Ко мне это отношения не имеет"».]
Сказав, что человеку, намеревающемуся овладеть собственным благом и обрести счастье, необходимо сделать так, чтобы его не отвлекали внешние вещи, поскольку даже занимающимся своими делами, часто, являются фантазии, - одни, направленные на внешние вещи, другие, уклоняющиеся от того, что не следует выбирать, [Эпиктет] учит, как следует пользоваться этими фантазиями, дабы не получить от них вреда. Он назвал такие фантазии свирепыми, поскольку, они неразумны, вызывают мучения и своей несоразмерностью и неравномерностью движений, действительно, делают жизнь неровной. В последующем изложении он, с большой очевидностью, убеждает не увлекаться, сразу, первой встречной фантазией, сопряженной со стремлением или уклонением. Это же самое он говорит и теперь, а именно, что нужно, тотчас, воспротивиться возникшей фантазии и, до некоторой степени, ослабить её силу с помощью мысли о том, что она является, всего-нáвсего, фантазией. Иногда, фантазии передают образ истинных вещей, действительно полезных или приятных, а другие фантазии дают нам пустые видения. Итак, напряжение фантазии ослабляется тем соображением, что кажущееся не является, в полной мере, таким, каким кажется. Благодаря этому суждение разума не терпит затруднений. [Эпиктет] призывает направлять свой ум, сразу после того, как фантазия успокоится и утратит свою остроту, на тщательное исследование увиденного образа. Для этого существует множество правил рассмотрения. Одни из этих правил берутся из самой природы воображаемых образов, независимо от того, относятся ли они к душевному или телесному благу, либо к внешним вещам, и направлены ли они к некой пользе или, только, к наслаждению, а кроме того, является ли эта вещь возможной или, же, нет. Существует, также, некое правило, взятое из суждений об этих вещах людей, как разумных, так и неразумных, а ещё, в большей степени взятое от божественного суждения. Ведь, то, что представляется Богу и разумным людям достойным выбора, оно-то и будет, пожалуй, достойным заботы для человека, собирающегося обрести спасение, а того, что Богу и разумным людям не нравится, следует избегать. Ведь, никто не является столь безумным или одержимым своими страстями, что может думать, будто бы Богу нравится распущенность и несправедливость. Итак, поскольку существуют многочисленные правила для верного понимания наших умственных видений, одно из них свойственно людям, в силу их человеческой природы, которым нам следует пользоваться во всех случаях. Это правило проистекает из разграничения того, что в нашей власти, и того, над чем мы не властны. Ведь, если какая-то из умственных фантазий, к которым следует стремиться, либо, наоборот, от которых следует уклоняться, находится не в нашей власти, то хорошо об этом знать и, сразу, говорить, что это не имеет к нам отношения. Дело в том, что это не может являться ни нашим добром, ни нашим злом, поскольку оно не в нашей власти и поскольку видообразующей сущности человеческой природы свойственна свобода. Ибо, поскольку в существующих вещах природа такова, то она будет рассматривать свои добро и зло, как объект своего свободного выбора.